Чертовщина какая-то! Алла громко выругалась.
Да он каждый день туда ходил, каждый!!! И половина сотрудников их больницы туда ходит. И пациентов часть! Там, на этой «зебре», никогда не бывало наездов, никогда!!! Там машин-то почти не бывает в закоулке этом! Что сегодня?! Ванька же сегодня наверняка, как и вчера, как и позавчера, взял супчик дня какой-нибудь, бутерброд с холодной говядиной, луком и маринованным огурцом. Поставили ему все это в термопакетик, он его подхватил и дунул обратно, чтобы главврач его не хватился и не застукал в белом халате на улице. Всех гоняли за это, случалось, и премии лишали, но никто никогда халата не снимал, когда за обедом бегал. И Ванька тоже…
– Как? Как это случилось? – спросила она тихо и посмотрела на обручальное кольцо – Ванькин подарок.
– Подробностей не знаю. Тебе нужно в отдел ехать. Там все расскажут, – Геральд продиктовал адрес.
– А Ванька? А тело где?
Вдруг сел голос, и глаза наполнились слезами. Что это с ней, господи?! Еще пару часов назад она ждала того часа, когда ее назовут вдовой. А сейчас горько. И стыдно за себя. И Антону как сказать?! Он же любил отца, невзирая ни на что, любил.
– Тело в нашем морге. Хочешь взглянуть? – настороженно отозвался Геральд. – Эй, ты чего это там? Плачешь, что ли?
– Не твое дело, – вдруг нагрубила она ему и отключила телефон.
Взгляд, пробежавшийся по улице, выхватил вывеску детективного агентства. Нуждается ли она теперь в их услугах? Нет? Ваньки теперь нет. Может, это из-за него и за ней следили?
Господи! Как сказать Антону?! Как???
Алла повернула ключ в замке зажигания и осторожно тронула машину с места. Она поедет в больницу, потом в отдел, который будет заниматься смертью ее Ваньки. А Антону…
Антону она скажет потом, после всего. Сейчас она не может. Сейчас она еще не верит. Она должна посмотреть, убедиться, потом определиться с чувствами. И только тогда станет говорить с Антоном. Только тогда…
Глава 7
Стемнело давно, наверное, очень давно. Она сидела, съежившись, в углу за кадкой со старой-старой пальмой, которую забрала из дома Зойки, и боялась шевельнуться. Вот пока сидела так: с подтянутыми к подбородку коленками, с уложенным на них подбородком и с закрытыми глазами, казалось, что все у нее хорошо, ничего у нее не произошло.
Сейчас вот-вот, через минуту-другую, Гарик дрынькнет звонком в дверь. Войдет большой такой, шумный, запросит кофе с бутербродами. Сядет за ее стол и станет тут же на нее похотливо коситься. Потом позовет в кино или просто прогуляться. Она согласится. И они выйдут в начинающуюся ночь, обмотав шеи шарфами, и станут бродить по пустынным улицам, ловить липкий снег варежками, болтать ни о чем. Она будет слушать его нытье о несправедливой судьбе, оставившей его без пальцев. Он будет слушать ее нытье о безвременно ушедшей из жизни Зойке. Они промерзнут, вернутся снова к ней. Снова наварят кофе и наболтаются до слипающихся глаз и зевоты с хрустом. Потом Гарик уйдет… или останется. Она еще не решила до конца.
Где-то лязгнула дверь, Света вздрогнула и разлепила веки. Темнота плеснула в глаза, и тут же окутал страх, придавил, скрючил ее всю до размеров моллюска.
Не будет!!! Ничего не будет!!! Ни прогулок по ночному городу, ни позднего кофе с зевотой и намеками остаться. Гарика потому что не будет больше!!! Он… Он пропал!!! Пропал или сбежал. Мог Гарик, мог он сбежать?!
Света застыла с вытянутой шеей, пытаясь расшифровать подъездные звуки. Может, хлопнет дверь квартиры Гарика? Может, он вернется?!
Понимала прекрасно, что не мог он вернуться после всего, что произошло. Что станет теперь красться темнотой, прятаться, возможно, даже уедет, сбежит. Но все равно ждала.
Света шевельнулась, поняла, что отсидела ноги, и принялась их пощипывать с глухим стоном, хотя орать хотелось во все горло. Но почему-то и орать боялась, будто ее громкий крик мог спугнуть что-то такое, что ей поможет.
А помочь-то теперь ей ничто не могло. Она попала! Она влипла! И хотя никто об этом, кроме Гарика, не знает, ей все равно было очень, очень страшно.
Ноги покололо и отпустило. Света поднялась кое-как, выбралась из угла, где просидела три часа, как оказалось, почти без движения. На цыпочках подошла к двери и припала к глазку. На площадке горел свет, дверь Гарика напротив была закрыта. А чего она хотела? Что он стоит теперь в дверном проеме и улыбается ей? Этому не бывать. Он сбежал после того, как совершил преступление. Домой не вернется. Может, переждет где-нибудь план-перехват. А она знала, что такие устраивают, опросив очевидцев, после какой-нибудь аварии. А потом смоется куда подальше. Ему теперь ни до ее совести, ни до ее страданий. Он совершил план мести, о котором мечтал все последние дни. И не просто мечтал, он им бредил.
Только начал почему-то Гарик не с того человека. Собирался-то он начать с травматолога, из-за которого остался без пальцев. А врача-педиатра решено было оставить на потом. И опять же не собирались они никого убивать. Уговор-то был таким и никаким иначе! Травматолога решено было покалечить. Педиатра наказать как-то морально. Око за око, как говорится. Они даже еще не решили как! Чего он поторопился?! Дождался, когда Света выйдет из машины, когда скроется в дверях кафе, усядется за столик с супом и салатом, и вот тогда-то…
Света отошла от двери, нашарила в темной прихожей на стене выключатель, щелкнула, подошла к зеркалу. На нее глянуло измученное бледное лицо с зареванными глазами и распухшим носом. Она плакала?! Даже не помнит, надо же. Зато помнит, как комкала и жгла в раковине ванной их с Гариком план, возле которого дольше положенного торчал детектив Зайцев.
О, господи, Зайцев!!! Как она о нем забыла?! Почему забыла?! С перепугу дикого?!
Он же видел их с Гариком план! Он же дважды подходил к нему и хотя не подал вида, что их схема с пунктирными цветными линиями и инициалами ему интересна, Света-то заметила, что он смотрит. Смотрит и пытается понять. А если он такой умный, каким ей показался, то наверняка сумеет вычислить их причастность к сегодняшней трагедии.
Это была трагедия…
Страшная, безутешная, опустошающая! Они с Гариком сегодня убили человека!!!
– Господи, как же жить-то теперь?! – жалобно поинтересовалась она у зеркала. – Мы же убили человека!!!
И совесть тут же поднялась ей на защиту, зашептав, зашептав изо всех углов.
Она-то тут при чем?! Она не убивала! И не собиралась, если что! В планах у нее не было убивать этого педиатра! Да, хотела наказать его за Зойку, за ее страдания. Да, побольнее хотела наказать. Но не убивать же и даже не калечить! Они просто наблюдали с Гариком, составляли расписание жизни этого врача. К слову, скучной оказалась жизнь его, невзрачной и серой, как и он сам. Дом – работа – дом. Промежуточные варианты – кафе, магазины, торговые павильоны, где Иван Сергеевич Босов под завяз тарился спиртным. Затарившись, тут же спешил домой. Утром выползал на работу с одутловатым, сизым лицом, вздувшимися веками и расплывшимся носом.
Омерзительный тип! Как он посмел вообще влезать со своим гневом и советами в Зойкину жизнь?! Все же фальшь! Фальшь и ложь! Весь воздух вокруг этого дяди был пропитан этой ложью. Из него состояли и его отношения с женой, которая изменяла ему с тем самым травматологом, которого Гарик задумал покалечить.
– Я не сильно больно ему сделаю, – скалил, бывало, Гарик зубы в мстительной ухмылке. – Я ему либо на ногу наеду, либо глаз выбью. Чтобы он стал чуть-чуть убогим, как и я. А то живет, понимаешь, красавец, горя не зная! А я вот теперь всю оставшуюся жизнь калекой майся…
На Светланин взгляд, Гарик чрезвычайно драматизировал. Убожество его никому не бросалось в глаза, совершенно почти не мешало нормальной жизнедеятельности. И уж совершенно точно не требовало такого отмщения, которое сегодня совершилось.
Она пошла в ванную, бросила взгляд в раковину со следами подпалин от сгоревшего плана слежения. Открыла краны и через пять минут погрузилась в горячую воду до самого подбородка.
Она ни в чем не виновата…
Она ни при чем…
Она не знала, что взбредет в голову взбалмошному соседу, когда он остался один на один с собой в своей машине…
Да, была неподалеку. Да, приехали они туда вместе. Зачем? Просто! Просто сидели в машине, разговаривали. Потом она захотела горячего супа и пошла в кафе, куда несколькими минутами раньше зашел Иван Сергеевич. Она видела его, хватающего термопакет с прилавка, когда устроилась в хвосте очереди. Обслуживали быстро, и она успела дойти до стола со своим подносом, когда все и произошло.
Взревел мотор машины на высоких оборотах. Это странно хорошо было слышно, может, из-за приоткрытых окон? Потом она увидела, как на бешеной скорости из-за угла, где она оставила Гарика, вылетает его машина. Мчится, не притормаживая, прямо на пешеходный переход, по которому в этот самый момент прогуливающейся походкой шел Иван Сергеевич. Да там все так ходили! Сколько они наблюдали, ни разу не видели, чтобы кто-то поспешил пройти проезжую часть.
– Улица непуганых идиотов! – фыркнул однажды со злобой Гарик. – Еще бы жрать сели посреди «зебры»!
– Но тут движения-то никакого практически, – возразила она. – Куда спешить?
– Мало ли… – качнул он неопределенно подбородком и добавил, как теперь ей казалось, со зловещей ноткой в голосе: – Раз в год даже палка стреляет!
Вот она и выстрелила, блин.
Что было дальше?
Дальше машина, не сбавляя скорости, врезалась в педиатра. Раздался странный глухой стук, как о забор деревянный. Ивана Сергеевича подбросило высоко вверх. Света с открытым в немом крике ртом наблюдала за его ногами, перевернувшимися в воздухе. За пакетом, отлетевшим к самым ступенькам кафе. За людьми, застывшими от ужаса. Потом снова стук, но теперь уже падающего наземь тела. Визг тормозов сдающей назад машины Гарика. Огромные колеса проехали по распростертому на земле телу. И через мгновение стоп-сигналы скрылись за поворотом.