– Думаете, я на подобное способен? – недобро щурюсь. – Я работаю в клинике не первый год, за моими плечами множество успешных сложнейших операций. Мне нет никакого смысла поступать так, как описываете вы.
– Ну почему же? – не сдается мэр. – Насколько мне известно, вы перешли из хирургов в реаниматологи, – отрезает. – Не просто же так, – впивается в меня пристальным взглядом.
– Не просто. Была причина, – соглашаюсь. Несмотря на глупейшие обвинения я остаюсь совершенно спокойным. Наверное, потому что знаю, что прав.
– Так может быть причина была именно в том, что вы слишком самонадеянны и амбициозны? – продолжает Валентин Юрьевич. – И это вас нужно увольнять?
Глава 27. Василиса
Саша уходит и я вновь остаюсь одна. Заняться мне нечем, а на душе от размышлений опять начинают скрести кошки.
Мое настроение становится хуже с каждой минутой и я не представляю, как справиться с ним.
Степочка, мальчик мой, как ты там?..
Почему тебя не везут ко мне так долго?!
Подхожу к медсестре, в очередной раз уточняю звонили ли из реанимации и в очередной раз получаю отрицательный ответ.
Не звонили…
А ведь Саша обещал! Обещал позвонить!
Волнение переходит в раздражение и я начинаю психовать по самым малейшим пустякам. А потом начинаю плакать.
Сажусь на кровать, прячу лицо в ладонях и позволяю всей своей боли, наконец, вылиться наружу.
Мне горько так сильно, что я эту горечь физически чувствую. Жжёт в груди, сердце готово разорваться на части.
Стёпа в реанимации, мама в больнице, муж в клинике и мне безумно страшно, что он снова сможет оттуда сбежать. Если Гриша найдёт Феденьку и Марину, то я просто этого не переживу!
– Мамочка, – в палату заходят медсестра и нянечка. Я тут же вытираю слезы и поднимаю на них глаза. – Детская кроватка готова? – спрашивают, старательно делая вид, что не заметили моих слез.
– Да, да, – поднимаюсь с кровати, подхожу к кроватке и принимаюсь поправлять простынку. – Готова, – отвечаю, а у самой руки трясутся. Нервы шалят.
Медсестра подходит ближе, профессиональным взглядом окидывает место, где будет спать Стёпа и хмурится.
– Так не пойдёт, – говорит строго. Мне тут же становится не по себе.
Я сейчас настолько ранимая и разбитая, что сама поражаюсь. Никогда прежде такой не была.
– Что именно? – взволнованно спрашиваю у стоящей напротив женщины. Но она лишь бросает на меня беглый взгляд и принимается наводить порядок так, как считает нужным.
Игрушки все убираются прочь, привезенный из дома мягкий флисовый плед тоже.
– Подушку убирайте, – сует мне её в руки. Принимаю. Держу.
Затем понимаю, что стою как истукан, скидываю с себя оцепенение и начинаю помогать.
Освобождаю кроватку от всего, что только на ней лежит. Торопливо убираю приготовленные заранее пеленочки и салфетки, водичку, книжку, которую Стёпа любит листать. Даже прихватываю одеяло!
Если уж освобождать место, то убирать все.
– А вот одеяло, – медсестра смотрит на мои руки. Я ещё не успела их освободить. – Я попрошу оставить!
– Конечно, – возвращаю его назад. – Извините, – произношу на автомате.
Но на мои слова никто не отвечает.
Нянечка убирает одеяло в сторону, обходит меня и берёт кроватку с дальней от выхода стороны. Медсестра держится за ту часть, что находится ближе к двери.
– Вы за Степой? – спрашиваю с надеждой в голосе.
– Да, – кивают. – Готовьтесь.
Женщины уходят, а я продолжаю смотреть им вслед. Стою, как истукан и ничего перед собой не вижу.
Но тут в голове щёлкает мысль, меня резко кидает в жар.
Блин! Сейчас привезут Степочку и у меня потом времени ни на что не будет!
Подрываюсь с места, бегу в туалет, делаю всё свои дела, причесываюсь, зачем-то умываюсь. Беру с тумбочки термос, несусь в буфет, наливаю кипяток и возвращаюсь в палату.
Обхожу вокруг своей палаты, проверяю всё ли приготовила для встречи с сыном.
Вода, еда, подгузники, игрушки, одежда, салфетки, пелёнки всех видов.
Я пытаюсь занять себя, скоротать время и, посмотрев в очередной раз на часы, понимаю, что у меня ничего не выходит.
Как бы мне ни хотелось, секундная стрелка быстрее не стала бежать. А минутная и вовсе застряла на одном месте.
Наливаю в кружку воды, подхожу к окну, встаю напротив и смотрю вниз. Это единственное занятие, на которое хватает моих нервов.
Жаль, что Хмельницкий занят. Уверена, будь Саша рядом, я бы чувствовала себя совершенно иначе.
– Ещё не привезли? – ко мне заглядывает Лёша.
Я настолько глубоко ушла в свои мысли, что появление брата стало для меня самой настоящей неожиданностью. Ему достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять степень отчаяния, что я испытываю.
– Всё будет хорошо, Вась, – подходит и обнимает. – Поверь.
– Угу, – киваю, кусая губы. Слезы опять наворачиваются на глаза.
– Саша на операции? – пытаюсь немного сменить тему, уж слишком сильно печёт в груди.
– Он занят, – уклончиво отвечает Леша. Но чем именно так и не говорит.
В коридоре раздаётся грохот, хлопают двери. Судя по звуку, везут то ли тележку, то ли кровать.
С замиранием сердца прислушиваюсь и слышу, как перед каждым порожком приостанавливается движение, как медленно, словно боясь потревожить, переезжают преграду, а затем снова ускоряют движение.
– Везут! – отстраняюсь от брата, глаза горят. – Степку везут!
– Подожди, Вась, – Леша ловит меня не давая выбежать в коридор. – Лишний раз старайся из палаты не высовываться.
– Почему? – удивляюсь.
– В каждой больнице своя зараза, а у Степы после перенесённой операции иммунитет ещё слишком слаб, – поясняет брат. – Тебе оно надо? – внимательно смотрит на меня.
– Нет, конечно, – мой пыл резко угасает.
– К тому же, сюда едут люди со всей страны, – продолжает объяснять. – Ты знаешь, что они на себе привезли?
– Поняла, – печально вздыхаю.
Разумом понимаю, Леша прав. Но сердцу разве ж прикажешь?
Острое желание поскорее увидеться с сыном всё равно никуда не исчезло. Чем ближе звук от металлических колес по плитке, тем сильнее оно становится.
Сердце отбивает барабанную дробь.
– О! Вы здесь! – в палату заглядывает та самая медсестра, которая собиралась в реанимацию.
– Да, – сдержанно произносит Леша.
При посторонних он становится строгим и чужим. Будто не имеет ко мне никакого отношения.
Прям, как Хмельницкий. Два сапога пара, блин!
– Все в порядке? – кивает в сторону коридора.
Я вижу уголок кроватки, детскую макушку и сердце замирает. Застываю на месте, забывая дышать.
– Да, – отвечает медсестра. – Принимайте.
Глава 28. Василиса
Не смея дышать, смотрю, как моего мальчика завозят в палату. Степа молчит и не двигается, лежит так спокойно, как никогда.
Сначала виднеется макушка, затем уже могу рассмотреть ручку, она привязана к металлической перегородке, чтобы малыш сам себе не навредил.
Хочется сорваться с места, кинуться вперед, обнять сыночка, поднять на руки, прижать к груди и не расставаться больше с ним никогда-никогда! Расцеловать всего-всего! Защекотать и утонуть в задорном детском смехе, смеяться вместе и купаться в лучах счастья, что плещутся у Степки в глазах.
Но я стою. Не дышу. Лишь наблюдаю.
Медсестра и нянечка аккуратно, словно на матрасе лежит не ребенок, а самый хрупкий на свете предмет, завозят кроватку и устанавливают рядом с моей койкой. Степка не двигается и даже не шевелится, лежит смирно будто спит.
Не могу больше стоять. К сыну хочу! На негнущихся ногах делаю шаг вперед.
– Постой, – Леша ловит мою руку, останавливая. Бросаю на него полный боли вопросительный взгляд. Мне даже не нужно ничего говорить, чтобы брат меня понял. – Нужно подключить аппаратуру, – поясняет, кивая в сторону устрашающего вида агрегата. – Как только подключат, пойдешь.
– Угу, – киваю, не смотря на него.
Я не могу оторвать взгляда от сына. Меня тянет к Степке с непреодолимой силой и никаким доводам разума сердце не желает вменять.
Чувства сильнее.
Медсестра подключает к Степе какие-то трубочки, поправляет их так, чтобы малыш не дотянулся. Безотрывно слежу за ее действиями, пытаюсь разобраться что к чему, но гул в голове и бешено колотящееся сердце не позволяют мне этого сделать.
Эмоции бьют ключом!
Без лишней суеты и спешки они устраивают Степку так, как им нужно. Мне же так и не удается увидеть личико сына, как ни стараюсь, не могу.
Посмотреть бы на своего мальчика… Пусть он увидит, что мамочка рядом! У нас теперь все будет хорошо!
Степочка обязательно поправится, я горы сверну, но добьюсь этого! Мой сын снова будет здоров!
Он никогда не вспомнит о страшном случае, который произошел с ним в детстве. Я сделаю все, что возможно, лишь бы подобное никогда не случилось с ним вновь.
Сердце стучит бешено, ком в горле мешает сделать вдох. Каждая секунда, проведенная вдали от ребенка, похожа на пытку.
Нянечка ниже уровня матраса привязывает какой-то мешочек с делениями. Я внимательно наблюдаю за их уверенными и четкими движениями, удивляюсь скорости, а потом мой взгляд снова возвращается к мешочку.
– А что это такое? – спрашиваю у брата показывая на необычный предмет. Никогда прежде не видела ничего подобного и мне становится дурно.
Если с трубочками и бутылечками все понятно, я догадалась, что это лекарства. А вот что за странный мешочек понять не могу.
– Я все объясню, – Леша отвечает спокойно. – Не переживай, – заверяет меня.
– Алексей Сергеевич, все готово, – говорит медсестра отходя от кроватки с моим мальчиком.
Не теряя ни секунды и не слушая никого, подбегаю к своему малышу, встречаюсь с ним взглядом, Степка видит меня и жалобно хнычет. Словами не передать эмоции в его глазах.
На мои слова наворачиваются слезы, сыночка жалко до раздирающей боли в центре груди.
Но плакать нельзя. Он все видит. Все чувствует!