После того как здоровье императора несколько стабилизировалось, он с семьей, по совету Захарьина, переехал сначала в Беловеж, а затем в Польшу, в охотничье имение Скреневицы. Надо заметить, что и там условия были далеки от идеальных, требующихся для лечения царя. Но, видимо, Александр III не хотел выбиваться из привычного ритма своих сезонных переездов.
Как писал Ламздорф в сентябре 1894 г., «дворец в Беловежской пуще, на строительство которого было затрачено 700 000 рублей, получился сырым; Захарьин пришел к выводу, что пребывание в нем было очень вредным».[1597] Кроме этого, царь не хотел соглашаться с тем, что серьезно болен, и пытался вести привычный образ жизни: занимался государственными делами и ходил на охоту. Поэтому уже в начале сентября заболевание обостряется. Как записала в дневнике 7 сентября 1894 г. А. В. Богданович, «в Беловеже, на охоте, он простудился. Началась сильная лихорадка. Ему предписали теплую ванну, в 28 градусов. Сидя в ней, он охладил ее до 20 градусов, открыв кран с холодной водой. Пошла в ванне у него горлом кровь, сделался с ним там же обморок, лихорадка увеличилась. Царица дежурила до 3-х часов ночи у его постели».[1598] Срочно из Москвы вызвали Г. А. Захарьина, который, по словам Вельяминова, «высказал очень мрачное предположение, но странным образом, опять уехал, оставив там за себя, кроме Гирша, своего ассистента, никому не известного доктора Попова[1599]».[1600]
Там же, в Беловеже, 8 сентября 1894 г. Александр III написал последнее письмо к дочери Ксении Александровне в Крым, в котором описывал свое самочувствие: «С тех пор, что переехали сюда, чувствую себя немного лучше и бодрее, но сна никакого, и это меня мучит и утомляет ужасно, до отчаяния… Здесь я почти каждый день на охоте… сижу на строгой диете. И ничего мясного. Даже рыбы не дают, а вдобавок у меня такой ужасный вкус, что мне все противно, что я ем или пью».[1601]
Болезнь императора быстро прогрессировала, и Захарьин высказывал крайне пессимистические прогнозы. Он предложил как можно быстрее переехать на юг и присоединился к диагнозу, поставленному Гиршем: «хроническое интерстициальное воспаление почек». Много лет спустя, в конце 50-х гг. XX в., великая княгиня Ольга Александровна вспоминала о приезде Захарьина. Эти воспоминания ребенка носили негативный характер, хотя, может быть, разговоры взрослых наложили отпечаток на детское восприятие: «Я до сих пор помню его… Знаменитый этот специалист был маленьким толстеньким человечком, который всю ночь бродил по дому, жалуясь, что ему мешает спать тиканье башенных часов. Он умолял Папа остановить их. Думаю, что от его приезда не было никакого толка. Разумеется, отец был невысокого мнения о враче, который, по-видимому, был главным образом занят собственным здоровьем».[1602] Вряд ли эти детские воспоминания соответствовали действительным отношениям, сложившимся к сентябрю 1894 г. между царем и Захарьиным. Поскольку осень 1894 г. оказалась дождливой и климат Беловежа был небезопасен для императора, вскоре приняли решение переехать в Польшу – в имение Скреневицы. И уже там к Александру III пригласили из Германии профессора Лейдена.[1603]
15 сентября 1894 г. несколько человек отметили в дневниковых записях. Цесаревич Николай записал в этот день: «Мама объявила Папа о приезде Лейдена и просила его позволить тому сделать осмотр, на что Папа сначала не соглашался, но под конец он сдал убедительным доводам дяди Владимира. Лейден нашел у Папа воспаление почек в том состоянии, в котором их увидел Захарьин, но, кроме того, и нервное расстройство, переутомление от громадной и неустанной умственной работы. Слава Богу, что Папа подчинился всем его требованиям и намерен слушаться его советов». В этот же день в письме к невесте он писал о Лейдене: «Доктор очень хороший и действует успокаивающее – он сказал, что находит состояние Папа лучше, чем думал, и что слабость вызвана не только болезнью (что-то в почках), но и общим состоянием нервной системы».[1604]
Удивительно оперативно информированная А. В. Богданович записала в дневнике в тот же день, но только в Петербурге: «Приглашен к царю из Берлина профессор Лейден… специалист по болезни почек, и указали на него принц Альтенбургский и генерал Вердер. У царя, оказывается, нефрит – болезнь почек».[1605]
Лейден пробыл в Скреневицах с 15 по 17 сентября 1894 г. и на совещании с лейб-медиками, по его словам, «было решено, что пациент, чувствовавший себя несколько лучше после исполнения моих советов, отправится на зиму в Крым, в Ливадию и предоставит себя южному теплу и влиянию морского климата».[1606] Кстати, первоначально речь шла о поездке в Египет, затем в качестве одного из вариантов рассматривался переезд на виллу Монрепо на острове Корфу, который был предложен королевой эллинов Ольгой Константиновной.[1607] Но император, вполне отчетливо понимавший мрачные перспективы развития своего заболевания, отказался выезжать за пределы Империи, сказав, что «русский царь должен умереть в России»,[1608] и только после этого было решено ехать в Ливадию.
Замечу, что Г. И. Гирш, обычно везде сопровождавший Александра III, в этот момент покинул его и уехал в отпуск. Видимо, причиной было понимание того, что его профессиональные услуги, которые устраивали, когда все были здоровы, не соответствуют серьезному заболеванию царя. Вельяминов замечает: «Гирш заболел и, якобы по болезни, уехал в отпуск; потом я узнал, что у него действительно был припадок подагры, и он, считая себя обиженным общим к нему недоверием, воспользовался случаем и отпросился в отпуск, хотя это казалось бы не вовремя. Захарьин и Лейден уехали, и царская чета осталась на руках доктора Попова».[1609]
17 сентября 1894 г. в официальном «Правительственном вестнике» появилось первое тревожное сообщение: «Здоровье Его Величества, со временем перенесенной им в прошлом январе инфлюэнцы, не поправилось совершенно, летом же обнаружилась болезнь почек (нефрит), требующая, для более успешного лечения в холодное время года, пребывания Его Величества в теплом климате. По совету профессоров Захарьина и Лейдена, Государь отбывает в Ливадию, для временного там пребывания».[1610] В этот же день доктор Захарьин уехал в Москву, а Лейден – в Берлин.
18 сентября 1894 г. царская семья выехала в Крым. Чуть позже в Петербурге была из первых рук получена информация о состоянии царя. Богданович писала 22 сентября: «Царь ежедневно, видимо, угасает и развязка неминуема… Был камердинер государя Михаил Иванович Гемпель. Про царя сказал, что у него опухли ноги, отдышка, кашель, когда немножко пройдется – сейчас устанет. Лечиться он не любит, доктору Захарьину верит. Лейден с Захарьиным разошлись во мнениях на счет болезни царя. Царь ни на что не жалуется, но, видимо, тает: такой был полный, здоровый, а теперь совсем худенький».[1611]
Из медицинских мероприятий этого периода: «Ежедневно производился анализ мочи и прочих выделений, но Государь относился к этому пренебрежительно, и мне говорил Г. И. Гирш, что Государь бросал в ночную вазу окурки папирос, что, конечно, нисколько не мешало производить анализы, а только несколько усложняло дело. Когда анализы показали неправильное действие почек, Гирш принял все необходимые меры; были приглашены врачи-специалисты, и выписан из Берлина проф. Лейден; он нашел, что главная причина недомогания Государя – отсутствие движения и чистого воздуха, что сидячая жизнь привела к образованию засорений в организме; Лейден говорил, что, как и всех людей, Государя можно сравнить с печкой, в которую кладут топливо, но если не выгребать золу, то внутренность печки засоряется, а могучий организм Александра III нуждался в особенно тщательной чистке».[1612]
При переезде в Ливадию, куда прибыли в начале 20-х чисел сентября, императора сопровождал только ассистент Захарьина доктор медицины П. М. Попов. Поскольку процесс болезни развивался обвальными темпами, по настоянию императрицы Марии Федоровны вокруг Александра III вновь собрали авторитетных медиков. Как писал Лейден, «едва я возвратился в Берлин, как получаю через дружественно расположенного ко мне русского посла гр. Шувалова извещение, что Император Александр III желает моего присутствия в Ливадии». Лейден не делал особого секрета в том, что о состоянии здоровья русского императора он подробно информировал своего монарха, Вильгельма II, понимая, что состояние здоровья русского царя является важнейшим фактором политической стабильности Европы. Он писал, что «Император Вильгельм принял большое участие в болезни Царя и в отпускной аудиенции выразил желание получать непосредственно от меня донесения о состоянии его здоровья».[1613]
23 сентября из Гурзуфа К. П. Победоносцев направил свое первое письмо великому князю Сергею Александровичу, сообщая ему последние новости, которые он почерпнул от начальника охраны императора П. А. Черевина. Он сообщал несколько запоздавшее известие о том, что Лейден обнадежил императрицу и было решено отправиться на о. Корфу; что Беловеж – нездоровое место, но отъезд оттуда задержался на целую неделю в связи с болезнью (lumbago) императрицы. Победоносцев виделся с императрицей, и она подчеркивала, что царь «стал послушен в лечении».