К этому сюжету следует добавить то, что в мае—июне 1901 г. тифом тяжело переболела 5-летняя великая княжна Ольга Николаевна.[1023]
Что стало причиной смерти племянницы Александры Федоровны – принцессы Елизаветы Гессенской в 1903 г
3 ноября 1903 г. в Скреневицах, охотничьем имении Николая II на территории Привисленских губерний (ныне – Польша), скоропостижно умерла от брюшного тифа племянница российской императрицы – 8-летняя принцесса Елизавета Гессенская.
Внезапная смерть маленькой принцессы породила массу слухов, в том числе конспирологических. Капитан императорской яхты «Штандарт» Н. Саблин в мемуарах упоминает, что «в свое время много говорили о смерти дочери Виктории Федоровны, малолетней принцессы, которая покушала рыбы вместе с нашими княжнами, заболела и умерла. Говорили, что рыба была несвежая, но в таком случае как же ее благополучно откушали наши княжны?».[1024] В Германии толковали о том, что принцессу отравили ядом, якобы предназначенным для Николая II. В современных источниках встречается предположение, что «принцесса умерла от тифа, которым она заразилась питьем воды из грязных источников». При этом очевидно, что принцесса из луж не пила, да и санитарные нормы на императорской кухне были довольно строгие. Но факт, что называется, имел место…
Развитие болезни маленькой принцессы прослеживается по лаконичным записям в дневнике Николая II. Поначалу заболевание не вызвало особого беспокойства, несмотря на высокую температуру, дядя (Николай II) и отец (герцог Гессенский Эрнст Людвиг) продолжали вести светскую жизнь: «Дочка Ерни заболела желудком; Гирш объявил, что у нее „детская холера“. К вечеру темпер[атура] поднялась до 39,3. Обедали Чертковы. Вечером в театре был небольшой концерт и балет. Были дома в 12 ч.» (2 ноября).[1025] На следующий день маленькая принцесса Елизавета «между 9 ч. и 10 ч. утра она скончалась без всяких страданий!» (3 ноября). Своих детей Николай II немедленно отправил в Царское Село.[1026]
В. фон Каульбах. Принцесса Елизавета Мария Алиса Виктория Гессенская и Прирейнская
Принцесса Елизавета Мария Алиса Виктория с матерью Викторией Мелитой, герцогиней Гессенской
Объективная медицинская информация дошла в «Сведениях о кончине Ее Высочества принцессы Елизаветы Гессенской». В документе говорится, что принцесса «1 ноября чувствовала себя вполне хорошо, целый день бегала и резвилась, в ночь с 1 на 2 ноября в 8 часов появилась рвота с расстройством желудка». 3 ноября в 9.30 она скончалась, сохраняя до конца полное сознание. Медики констатировали, что «могли поставить диагноз только на сильную токсическую инфекцию, но определить какого она свойства… не могли, так как при данных обстоятельствах и скоропостижности болезни не было возможности производить бактериологических исследований».[1027]
Вскрытие, проведенное профессорами Варшавского университета 3 ноября 1903 г., показало, что «Августейшая больная умерла вследствие брюшного тифа приблизительно в конце первой недели этой болезни. Ближайшею причиною смерти была очень сильная интоксикация тифозным ядом».[1028] Поскольку принцесса пробыла в Скреневицах буквально три дня, то, очевидно, тиф она привезла из Дармштадта. В бюллетене, который был опубликован в газетах, ничего не говорится о тифе, речь шла только о том, что принцесса умерла в результате «острых явлений желудочно-кишечного канала».
Татьяна с матерью на Детской половине Александровского дворца. 1913 г.
Татьяна во время болезни. 1913 г.
Последней в императорской семье брюшным тифом болела великая княжна Татьяна Николаевна в феврале 1913 г. Некоторые данные об этой болезни можно почерпнуть из дневника Николая II. Во-первых, болезнь 19-летней великой княжны началась 25 февраля 1913 г., когда врачи диагностировали у больной «тифозную лихорадку», и продолжалась до конца марта 1913 г..[1029] Во-вторых, великую княжну изолировали в отдельной комнате[1030] Александровского дворца.[1031] В-третьих, судя по записям императора, болезнь протекала «нормально» и не угрожала жизни молодой девушки.[1032]
Какие меры предприняли в 1830 г. накануне появления холеры в Петербурге
Впервые[1033] эпидемия холеры[1034] была зафиксирована в России в 1823 г..[1035] До Петербурга болезнь дошла в 1831 г. Тогда в Петербурге от холеры погибло около 7000 человек, что стало поводом для знаменитого холерного бунта на Сенной площади.[1036] Это была первая волна холерной эпидемии, впоследствии они прокатывались по России довольно регулярно.[1037]
Как всякое новое эпидемическое заболевание, холера вызвала панику буквально среди всех слоев населения, поскольку болезнь не щадила ни бедняков, ни аристократов.[1038] К этому были все основания, поскольку болезнь развивалась стремительно, приводя к летальному исходу в течение нескольких дней. Естественно, в этой ситуации делалось все возможное для того, чтобы обезопасить первых лиц империи и членов их семей.[1039]
Еще до появления холеры в Петербурге началась подготовка к изоляции Зимнего дворца. В октябре 1830 г. министр Императорского двора князь П. М. Волконский приказал обер-гофмаршалу Д. Н. Дурново: «В случае появления, от чего Боже охрани, болезни холеры в Санкт-Петербурге, Зимний дворец будет совершенно оцеплен, а потому я предлагаю Вашему Высокопревосходительству приказать заблаговременно сделать запасы на два месяца для продовольствия Пожарной и Рабочей команд».[1040] Таким образом, тогда предполагалось замкнуть Зимний дворец в строгий карантин, включая весь служительский персонал.[1041]
Тогда же отправили распоряжения в пригородные дворцовые города «о делании надлежащих распоряжений на случай холеры согласно предписанию Министра Императорского Двора от 1 октября 1830 г.». Эти распоряжения касались устройства временных лазаретов.[1042] О том, что Николай I держал эту проблему на постоянном контроле, свидетельствует его высочайшее повеление от 10 ноября 1830 г.: «Устроить в Петергофе временной лазарет в Экзерциц-зале противу Орла, где был кадетский госпиталь».[1043]
Замечу, что, когда из Москвы пришло известие о вспышке холеры, Николай I немедленно выехал в древнюю столицу. Его присутствие во многом способствовало прекращению паники и стабилизации ситуации. Затем император вернулся в Царское Село, проведя 11 дней в карантине в Твери.
Как организовывалось карантинное оцепление дворцовых пригородов
Когда весной 1831 г. семья императора переехала сначала в Царское Село, а затем в Петергоф, эти дворцовые пригороды были оцеплены гвардейскими полками, расквартированными в деревнях,[1044] поскольку в дворцовых городах ввели режим жесткого карантина.[1045] С 17 июня по сентябрь 1831 г. жителям столицы запретили въезд в дворцовые резиденции. На дорогах по охраняемому периметру установили шлагбаумы с часовыми и приказом никого не впускать и не выпускать. Территорию между деревнями контролировали конные разъезды, «чтобы никто не прокрадывался».
Вместе с тем предписывалось «пропускать беспрепятственно через карантины… фельдъегерей, людей с разными припасами, мясом, живностью и другими вещами для Высочайшего Двора, кои будут иметь билеты от Уланского полковника князя Багратиона».[1046]
Все пакеты, доставляемые из столицы в Петергоф на пароходах, окуривались. Распоряжением Николая I (15 июня 1831 г.) вся находящаяся на дежурстве в Царском Селе и Петергофе прислуга не сменялась «впредь до повеления». Ключевые министры вместе со своим аппаратом также переезжали в дворцовые пригородные города. Так, по приказу Николая I от 17 июня 1831 г. министр иностранных дел граф К. В. Нессельроде переехал в Петергоф «с чинами канцелярии».
Насколько эффективными оказались принятые санитарно-эпидемиологические меры
Первый холерный больной появился в Петергофском лазарете в конце июля 1831 г. 25 августа 1831 г. сняли карантин на Ораниенбаумской пристани. По официальным данным, в деревнях, примыкающих к оцепленному гвардией периметру вокруг Царского Села, холерой заболели: в с. Ижора – 73 чел., в с. Славянка – 8 чел. и в д. Пендово – 6 чел. Благодаря принятым мерам, вспышки холерной эпидемии в пригородных дворцовых городах удалось избежать.
Впрочем, в то время факт отсутствия холерной эпидемии часто связывался с Божественным провидением. Так, отсутствие холеры в Царском Селе связывали не с идеально чистой водой из Таицких ключей и плотным оцеплением войсками гвардии, а с заступничеством иконы «Знамение Божией Матери» в Знаменской церкви. После того как в 1848 г. Царское Село в очередной раз благополучно пережило холерную эпидемию, в 1849 г. икону покрыли драгоценной шитой ризой со множеством бриллиантов, жемчуга, бирюзы, аметистов, сапфиров, изумрудов и опалов. Самым крупным камнем на окладе был большой топаз в форме сердца, на котором вырезали даты «1831» и «1848» – даты чудесного избавления Царского Села от холеры.