Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора — страница 67 из 141

[1080] Князь Мещерский, говоря об этом же периоде, также вспоминал, что «не один раз в это время (апрель 1864 г. – И. З.) мне пришлось слышать от него самого, что он чувствует себя неважно. И, единственное, что решили по совету Шестова сделать для здоровья Цесаревича, был план морского лечения в Скевенинге, план роковой, ибо это морское лечение оказалось началом его гибели».[1081] Но сам же Мещерский позже упоминает, что решение о поездке в Голландию приняли в ходе медицинского консилиума и Шестов был только исполнителем его воли.[1082]

18 июня 1864 г. цесаревич выехал из Царского Села. Конечной целью поездки стал голландский курорт Скевенинг, находящийся близ Гааги, куда предполагалось прибыть к 15 июля 1864 г. для морских ванн и купаний. Русский цесаревич путешествовал по Европе под именем графа Северного.[1083]

В ходе поездки по Германии на сопровождавших Николая Александровича лиц обрушился ливень наград, соответствовавших их рангу. Не был обойден и доктор Шестов.[1084] Среди мемуаристов впоследствии нашлось много «прозорливых» критиков доктора Шестова, которые сходу ставили диагнозы и предлагали правильные методы лечения. Как известно, в истории и медицине специалистами являются все. Например, князь Мещерский описывал свои столкновения в Скевенинге с Шестовым. К ним необходимо относиться с осторожностью, поскольку мемуары писались спустя много лет после описываемых событий, но, тем не менее, по словам Мещерского, он «…просил Шестова запретить купание. – „Не ваше дело, я один в этом деле понимаю“. А бедный Цесаревич – на мой совет бросить купание – ответил мне, что на то есть воля его эскулапа».[1085] Здесь уместно заметить, что на то была не только «воля эскулапа», но и воля самого императора Александра II. После того как в сентябре 1864 г. цесаревич встретился с отцом и О. Б. Рихтер доложил императору, что наследник жалуется на боли в спине, тот выразил недовольство «говоря, что погода хорошая и ревматизм не может ухудшиться».[1086]

В начале сентября 1864 г. цесаревич с родителями из Голландии отправился в Берлин для участия в маневрах. Там ему пришлось долго ездить верхом, следуя за императором, и, видимо, под влиянием этого боли в спине усилились. В начале октября 1864 г. он выехал в Венецию, где заболевание резко обострилось. Сначала оно проявлялось в постоянной усталости, на которую жаловался Цесаревич, а после его переезда в Ниццу, а затем во Флоренцию, заболевание проявилось настолько сильно, что на консультацию были приглашены итальянские и французские медики. Профессор. Б. Н. Чичерин писал об этом периоде: «Я нашел наследника, исхудавшим, осунувшимся, сгорбленным. Болей он не чувствовал, но он не мог разгибать спины… В ожидании будущих ванн в Люшоне, его лечили электричеством. Но оно приносило мало пользы».[1087] Во время этой поездки, по свидетельству Ф. А. Оома, «мы с Чичериным вдвоем помогли выйти ему из вагона». На третий день пребывания во Флоренции цесаревич слег, жалуясь на боли в спине, «на которой появилась краснота с небольшой опухолью». Немедленно созвали консилиум, на котором профессор Бурчи предположил, что боли являются результатом нарыва в спинных мускулах, и посоветовал приложить шпанскую мушку, «говоря, что если после мушки пройдут и опухоль, и краснота, то не может быть и речи о нарыве».[1088] На консилиуме также присутствовали французские врачи Нелатон и Рейе,[1089] которых прислал во Флоренцию Наполеон III. Они также были убеждены, что данная симптоматика характерна для ревматизма. Но в других источниках упоминается итальянский врач, высказавший предположение, что у больного происходит воспалительный процесс в области позвоночника, поэтому, видимо, и упоминается о нарыве. Кроме лечения электричеством, использовали массаж. Все это помогало мало, и Николай Александрович уже не мог самостоятельно спускаться и подниматься по лестнице, и поэтому его носили на кресле. Цесаревич писал из Флоренции Н. П. Литвинову: «Наконец я приехал во Флоренцию, как нарочно, чтобы снова схватить сильный lumbago, который меня держит взаперти более недели».[1090]

В этой ситуации особое мнение имел граф Строганов. Как пишут очевидцы, он не особенно доверял диагнозам, которые ставили врачи, повторяя: «вы ошибаетесь», «вы не угадываете болезни».[1091] Профессор Б. Н. Чичерин также указывал, что граф Строганов выезжал в Париж, официально – для встречи с братом, а на деле – для консультаций с парижскими докторами. Его беспокоил вопрос, может ли великий князь жениться на датской принцессе Дагмар, помолвка с которой уже состоялась. Видимо, на тот момент никто не видел в заболевании цесаревича угрозу для его жизни. Вернувшись из Парижа, он прямо поставил этот вопрос профессору Рейе, на что тот ответил утвердительно, предложив только отложить свадьбу на три месяца.

Поскольку лечение не приносило видимого результата, приняли решение о переезде в Ниццу на виллу Гизбах, куда и выехали 20 декабря 1864 г. Кроме Шестова, цесаревича сопровождали французские медики Рейе и Нелатон. Уже в Ницце в феврале 1865 г. ими был составлен письменный протокол, в котором зафиксировано, что болезнь есть укоренившийся ревматизм и что «последовательное лечение паровыми душами и потом купанье»[1092] окончательно поправят здоровье великого князя.

Секретарь цесаревича Ф. А. Оом приписывает себе инициативу повторного обращения к итальянскому профессору Бурчи. После переписки с генеральным консулом в Италии и врачом в Ниццу пришла копия заключения проф. Бурчи, в которой он заявлял, что заболевание связано с позвоночным столбом, «и указывал на лечение… прижиганием, однако, выражая опасения за бесполезность и этого способа». Это заключение было прочитано докторам Шестову и Гартману, но они категорически отказались рассматривать такую возможность развития болезни цесаревича. Далее Оом проявляет себя уже как диагност: «Когда я позволил себе замечание, что постоянные головные и спинные боли и тошнота указывают на мозговые страдания, Шестов вышел из себя и, обратясь ко мне, с запальчивостью сказал: “вот вы будете еще распространять подобные нелепости: это просто malaria, местная лихорадка”».[1093] Далее Оом писал, что больному на спину ставились паровые души, в результате, по его мнению, нарыв начал развиваться вглубь, просверлил позвонок и воспаление по спинному мозгу достигло головного мозга.

В марте 1865 г., по рекомендации медиков, Николая Александровича перевезли на отдаленную от моря виллу Бермон, находившуюся рядом с виллой также лечившейся в Ницце императрицы Марии Александровны. Ф. А. Оом, вернувшись в это время в Петербург, был представлен Александру II, и у них состоялся разговор о здоровье наследника, в ходе которого Ф. А. Оом высказал сомнение в диагнозе, который ставили медики. Александр II возмутился вмешательством дилетанта: «Да ты как будто сомневаешься. Не воображаешь ли быть более верным судьею болезни, чем они? Да с каких пор позволяешь себе суждение по медицине?».[1094] Однако царь был обеспокоен и, по словам мемуариста, попросил его показать заключение профессора Бурчи лейб-медику консультанту Н. Ф. Здекауеру. При этом он велел передать тому, чтобы он посетил царя. Когда Оом встретился с лейб-медиком и передал тому все, что наблюдал во Франции и Италии, Н. Ф. Здекауер спросил его: «Провели ли они губкою, насыщенною горячею водой, по позвоночному столбу? – Нет, отвечал я: они только гуттаперчевым молоточком постучали по позвонкам. – Этого недостаточно, заметил опытный эскулап, и был прав».[1095] Вскоре Оом вернулся в Ниццу.

Здоровье цесаревича стремительно ухудшалось. У него начались сильнейшие головные боли, сопровождавшиеся рвотой. Он часто впадал в забытье. Об ухудшении состояния наследника перед Пасхой был проинформирован телеграфом Александр II, и в тот же день в Ниццу выехал великий князь Александр Александрович в сопровождении графа Б. А. Перовского и лейб-медика Н. Ф. Здекауера. Министр внутренних дел П. А. Валуев записал в дневнике 1 апреля 1865 г.: «Из Ниццы получаются снова тревожные известия на счет здоровья цесаревича. Туда послан вчера доктор Здекауер».[1096]

По свидетельству Оома, на второй день Пасхи у цесаревича произошел «удар». М. П. Фредерикс вспоминала, что у цесаревича тогда отнялась левая рука, глаз выходил из своей орбиты, язык с трудом произносил слова.[1097] Но через полтора часа явления паралича прошли бесследно.

6 апреля 1865 г. в Ниццу прибыли младший брат цесаревича, Александр Александрович, и Н. Ф. Здекауер. Последний тотчас же направился к больному, где его ожидали приглашенные еще накануне врачи Циммерман, Рикар, Вахю, Рерберг. «Последний, русский подданный, впервые определил болезнь Цесаревича латинским названием: „Meningitis cerebro spinalis“ и подтвердил его подробным описанием в медицинском сочинении, которое дал прочесть Рихтеру. Сомнения, казалось, не могло уже быть. К этому названию, после уже вскрытия, доктор Опольцер, добавил слово: „tuberculosa“».[1098]