После операции Тауссиг и ее коллега по кардиологии, доктор Рут Уиттмор, остались рядом со своей маленькой пациенткой в палате, постоянно наблюдая за ее состоянием по всем известным тогда показателям. Прилив крови к ее рукам был удовлетворительным, она стала несколько менее синюшной, чем раньше, и, самое главное, она пережила операцию, которая, как многие считали, убьет ее. Первая ночь была очень тяжелой, вторая не намного легче. Рут Уиттмор недавно рассказывала мне: «Я спала на носилках у ее кровати в течение двух ночей. Я не могла позволить этому ребенку умереть!» Снова и снова ей приходилось вставлять иглу в грудь Эйлин, чтобы откачивать постоянно скапливавшийся внутри воздух. В конце концов, она оставила иглу в теле, соединив ее с отсасывающим устройством. В последующие дни девочка постепенно становилось менее синей и начала медленно восстанавливаться. К концу второй недели после операции стало ясно, что она выздоровеет. В 1970 году ее мать в интервью врачу и писателю Юргену Торвальду сказала: «Когда мне впервые разрешили увидеть Эйлин, это было похоже на чудо… Ее кожа никогда не была такого розового цвета, как у других детей. Она по-прежнему начинала синеть, когда активно била ножками, но в остальном выглядела как нормальный ребенок. Я была вне себя от счастья».
Доктор Тауссиг подождала, пока исчезнут последние сомнения в счастливом исходе для Эйлин, и выбрала другого кандидата для представления своей хирургической бригаде. При весе менее пяти килограммов Эйлин была меньше, чем большинство собак, на которых экспериментировал Вивьен Томас, но другие дети были старше, и их общее состояние – лучше. Третьего февраля 1945 года была сделана операция двенадцатилетней Барбаре Розенталь. Через неделю, 10 февраля, провели шунтирование шестилетнему мальчику по имени Марвин Мейсон. Вторая девочка почти сразу и полностью избавилась от цианоза, а у третьего ребенка результаты операции были еще лучше, чем у нее. Достижения группы врачей из центра Хопкинса не могли остаться секретом. Под давлением журналистов газет и радиостанций администрация больницы уступила и разрешила дать интервью своей внезапно ставшей знаменитой команде. Хотя и неохотно, Блейлок и Тауссиг стали сотрудничать со средствами массовой информации. Они как никто другой понимали, насколько важно дать надежду родителям цианотичных детей, страдающих от болезней сердца. Они согласились на интервью и публичность не только ради воодушевления жертв тетрады Фалло, но и для того, чтобы сообщить миру о том, что решение других сердечных проблем, возможно, уже на пороге.
К 1 ноября 1945 года новая операция была сделана пятидесяти пяти пациентам. К 30 декабря 1950 года Блейлок и его соратники установили одну тысячу тридцать семь искусственных протоков. Коэффициент смертности с первоначального значения двадцать процентов снизился до неполных пяти. Как и следовало ожидать, в педиатрическую кардиологическую клинику Хелен Тауссиг устремились родители с больными детьми со всех уголков США и всего мира. В первые несколько лет только около трети детей могли быть кандидатами на операцию, но все остальные получали консультации и поддержку Хелен Тауссиг и ее команды молодых стажеров. Рут Уиттмор, благодаря которой спустя десятилетие в больнице Йель – Нью-Хейвен я понял, как мало мне известно о врожденных заболеваниях сердца, была ее правой рукой. Она рассказывала о тех далеких удивительных днях, когда молодые врачи, глядя на них, понимали, что находятся в присутствии ученого-клинициста и гуру, которая также была последователем Гиппократа, лечившего не только пациента целиком, но и всю его семью:
С 1945 по 1947 год, после того как идея доктора Тауссиг о создании искусственного артериального протока для лечения «синих» малышей получила известность, ее клинику осаждала пресса, и на врачей хлынул поток писем от родителей, направлений от кардиологов и запросов от других специалистов, желавших посетить центр Хопкинса. Многие семьи приезжали без предварительного уведомления. Не хватало ни места, ни персонала. Мы все еще занимались лечением многих детей с ревмокардитом, и нам приходилось быстро адаптироваться ко всем потребностям каждого пациента и семьи. Доктор Тауссиг организовала работу таким образом, что нам как-то удавалось выполнять все требования по мере необходимости. Кроме этого, мы гостеприимно встречали десятки известных врачей, приезжавших со всего мира, многие из которых повсюду сопровождали нас, наблюдая за нашей повседневной деятельностью.
Процесс совершенствования шел интенсивными темпами. Доктор Тауссиг, ученый-кардиолог, и кардиохирурги учились день за днем и применяли полученные знания к следующей группе пациентов… В эти годы стремительно меняющихся событий доктор Тауссиг осознала, что для того, чтобы распространить опыт такой работы и оказать помощь как можно большему числу детей, необходима подготовка педиатров в области кардиологии и взаимодействие с центрами в других частях страны. Она встретилась с руководителями Детского бюро и заручилась их поддержкой в распространении знаний и медицинской помощи в других географических районах.
Доктор Тауссиг любила называть своих пациентов маленькими головоломками. По мере ее быстро развивающейся способности постигать значение каждого загадочного симптома, она тут же делилась своими новыми соображениями со своими товарищами. Они становились такими же виртуозами физического и рентгеноскопического обследования, как и она, и также умели интерпретировать различные лабораторные данные, которые они постоянно добавляли в свой пакет диагностических приемов. Доктор Уиттмор вспоминала потрясающую способность Тауссиг «обдумывать и решать головоломки». Она обучала больше примером, чем наставлениями. Она точно знала, какие вопросы задавать себе и как использовать ответы, чтобы заполнить пустые клеточки в кроссворде. «Она формулировала задачу, размышляла над способами ее решения, обсуждала их с нами и когда была уверена, что права, действовала. Она обращалась ко всем источникам, которые, по ее мнению, могли помочь ей сопоставить все за и против. Затем настойчиво и энергично внедряла свои идеи по совершенствованию медицинской науки и человеческой жизни».
Хелен Тауссиг преподавала своим коллегам не только детскую кардиологию. Она демонстрировала на личном примере, как целитель может утешить семью, столкнувшуюся со страшной болезнью. Все, кто писал воспоминания о ней, отмечали ее теплоту, сострадание и внимание к каждому человеку. Если Рут Уиттмор является воплощением ее жизненной концепции, то всем этим воспоминаниям можно доверять. Ее учитель никогда не считала нужным устанавливать служебную дистанцию между собой и людьми, за чью жизнь она взяла на себя ответственность. Как и доктор Уиттмор. Сидя со мной в своем кабинете в феврале 1987 года, кардиолог Йельского университета описывала случай цианотичного мальчика с тетрадой Фалло, который пережил жестокость японской оккупации Филиппин и был отправлен непосредственно в Хопкинс по прибытии на первом военном корабле «Грипсхольм» с американскими репатриантами. Отец мальчика был убит, но благодаря заботе своей матери он каким-то образом пережил годы лишений и оказался на приеме у доктора Тауссиг. Он был слаб от недоедания и болезни, но отчаянно хотел, чтобы ему сделали операцию. Кардиологи и хирурги сочли, что его состояние не улучшится, пока его кровь не станет лучше обогащаться кислородом, поэтому они решили не медлить, несмотря на большую опасность из-за его истощения. Это было трудное решение, но как только все факторы были взвешены, выбора не было. Мальчик с оптимизмом пошел в операционную, но операция оказалась слишком тяжелой для его изнуренного тела – он умер через несколько дней. В тот тихий зимний день сорок лет спустя, вспоминая подробности его смерти, Рут Уиттмор дала волю своей печали и чувству разочарования: «Может быть, мы ошиблись, возможно, мы должны были подождать, пока он немного окрепнет перед операцией». Ее глаза медленно наполнились слезами, как будто она говорила о событиях, произошедших только вчера.
Достижения Хелен Тауссиг стали маяком не только для пациентов, но и для педиатров, которые хотели изучать детскую кардиологию. Поскольку она была первым врачом, описавшим клиническую картину различных форм врожденных заболеваний сердца, она знала о нюансах ухода за такими пациентами больше, чем кто-либо в мире. На второй год обучения у нее было три стажера, и год от года число желающих пройти у нее подготовку только увеличивалось.
Многим врачам, должно быть, казалось странным, что кто-то хочет ограничить свою практику столь малой и узкоспециализированной областью, как детская кардиология, но для тех, кто был сколько-нибудь знаком с работой ее родоначальницы, эта специальность была чем угодно, только не ограничением. Американские и иностранные врачи стекались в Хопкинс. Так же, как это было в случае с программой Уильяма Холстеда в хирургии, стажеры Тауссиг разъехались по всем Соединенным Штатам и учредили собственные программы подготовки, так что в течение двух десятилетий в стране появилось множество высококвалифицированных специалистов, обученных первым педиатром-кардиологом. Среди них были Рут Уиттмор в Нью-Хейвене, Роберт Циглер в Детройте, Гилберт Блаунт в Колорадо, Эдвард Ламберт в Буффало, Даниэль Макнамара в Хьюстоне, Джеймс Мэннинг в Рочестере и Мэри Аллен Энгл в Нью-Йорке. В 1950 году доктор Тауссиг положила начало длинной серии встреч со своими коллегами. После первой вечеринки на лужайке у ее дома эти собрания проводились раз в два года и стали крупным академическим событием, на которое съезжались ведущие детские кардиологи мира, чтобы отдать дань уважения своему педагогу и поделиться своим опытом.
Я всегда восхищался врачами, которые лечат сердца детей, и не только за их мастерство, но и за их человечность. Я полагаю, что структура педиатрической кардиологии соприкасается с жизнью пациентов больше, чем любая другая из быстро развивающихся специализаций, на которые сегодня разделяется Искусство исцеления; это образец для тех, кто хотели бы быть настоящими врачами, независимо от того, какую область медицины они выбрали для обучения – нефрологию, микрососудистую хирургию, инвазивную радиологию или любую другую из существующих сегодня. В детской кардиологии работают мужчины и женщины, чьи отношения с пациентами и их семьями доказывают то, что, являясь врачом, лечащим, как некоторые думают, лишь определенный орган или одну болезнь, можно быть целителем больного человека в целом.