Шунт Блейлока – Тауссиг оправдал все надежды своих создателей. Он не только спас тех пациентов, которые пережили операцию, но и позволил большинству из них иметь практически такое же качество жизни, как у здоровых людей. Многие дети дожили до рассвета следующей эры кардиохирургии, когда начали проводиться операции на открытом сердце, позволяющие полностью скорректировать врожденные пороки сердца.
Хелен Тауссиг, 1975 год. (Предоставлено Юсуфом Каршем, Оттава.)
Несмотря на то что в 1975 году Хелен Тауссиг исполнилось семьдесят семь, этой статьей не закончились ее научные изыскания. Даже после переезда через несколько лет из Балтимора в поселок для пенсионеров Кросслэндс, недалеко от Филадельфии, она не оставила изучение врожденного порока сердца. Теперь все свое внимание она сконцентрировала на попытке обнаружить основные причины появления дефектов у эмбрионов, а для этого она начала исследовать сердца птиц. У нее родилась мысль, что подобные аномалии обусловлены не ошибками, возникающими в процессе формирования эмбриона как такового, а скорее задержкой развития части генов на одной из стадий более раннего периода эволюции человека как вида. Другими словами, она полагала, что каждая аномалия может быть проявлением атавизма более примитивного этапа становления животной жизни. Понимая, что такое предположение будет нелегко доказать, она не отказалась от решения приступить к исследованиям, несмотря на свой весьма преклонный возраст – тогда ей уже было за восемьдесят. К работе над этой теорией она привлекла своего давнего друга, моего профессора анатомии Томаса Форбса, ушедшего в отставку приблизительно в то же время, что и Тауссиг. Показывая мне в конце 1981 года их переписку, Том Форбс заметил, что по-прежнему представляет себе Хелен Тауссиг молодым восторженным педиатром из центра Хопкинса, которая однажды вечером после ужина в доме тогда совсем юного и сильно ограниченного в средствах преподавателя анатомии в начале 1940-х годов попросила у него карандаш и нарисовала схему шунта Блейлока – Тауссиг на единственной хорошей льняной скатерти его жены Хелен. Годы спустя Хелен Форбс сказала мужу, что очень сожалеет о том, что выстирала эту незабываемую диаграмму.
В то время как большинство людей ее возраста ограничивались уединенным чаепитием в мягких тапочках, доктор Тауссиг не только продолжала работать над своей новой теорией, но и принимала активное участие в делах общины Кросслэндс, где у нее появились новые друзья. Она продолжала писать научные статьи и интересоваться общественной жизнью. Двадцать первого мая 1986 года, в день предварительных выборов, она собрала группу своих товарищей из Кросслэндс и отвезла их на выборный участок. Выезжая с подъездной дороги к зданию, где проходило голосование, она врезалась в другой автомобиль. Единственной жертвой столкновения была Хелен Тауссиг, которая мгновенно погибла за три дня до своего восьмидесятивосьмилетия.
Имена Хелен Тауссиг и ее соавтора навсегда останутся связаны с одним из величайших достижений медицины нашего времени. Они были единомышленниками, и каждый из них обладал талантом, позволившим воплотить задуманное в реальность. Каждый из них сделал множество других замечательных вещей за время своей необычайно плодотворной карьеры, особенно в области подготовки молодых врачей. Единственное значительное различие между ними состояло в их отношениях с пациентами, которое они транслировали своим молодым последователям. Нельзя сказать, что Альфред Блейлок был недостаточно внимательным к своим пациентам или не проявлял к ним сострадания, поскольку он, конечно же, никогда и ни при каких обстоятельствах не мог быть недоброжелательным с теми, кто пришел к нему за помощью. Но он был, как все хирурги того времени. Марк Равич, описывая Блейлока, охарактеризовал и его профессию в целом: «Несмотря на его сердечность и вежливость, он никогда не забывал о своем особом положении». Приоритеты Блейлока и Хелен Тауссиг были разными. «В общем, он, казалось, избегал эмоциональной вовлеченности в дела своих пациентов, при этом создавалось впечатление, что, когда он особенно беспокоился о них и предъявлял повышенные требования к персоналу больницы, то волновался он именно об успехе операции».
Хелен Тауссиг придерживалась совсем иной стратегии. Она рассматривала исцеление, достигнутое благодаря ее лечению, как один из этапов в жизни маленьких пациентов и в восстановлении спокойствия их семей. Эмоциональное сопереживание было для нее частью терапевтического процесса, облегчающего боль пациента и врача на пути к выздоровлению. Беспристрастный анализ симптомов болезни не исключает эмпатии; объективность при выборе рискованного курса лечения не означает, что не должно быть слез, если он не приведет к успеху; Хелен Тауссиг не сдерживала чувств. Своим юным подопечным она отдавала частицу себя самой. Она была их врачом, она была источником надежды, и она не боялась быть им другом. Именно таким было ее представление о настоящем враче.
15. Новые сердца вместо старых. История трансплантации
Пусть Бог хранит в своем царстве душу молодого человека, чье сердце бьется в моей груди. И пусть семью донора утешит мысль о жизни, которую их сын оставил в наследство.
История болезни конца двадцатого века:
В десять часов вечера 20 августа 1975 года сорокадвухлетний метеоролог национальной метеослужбы приехал в приемный покой больницы Милфорда штата Коннектикут, жалуясь на тошноту, потерю аппетита и боли в животе. Симптомы появились два дня назад, начавшись с генерализованной боли вокруг пупка, которая затем постепенно переместилась в правый нижний квадрант. В первый день возникновения симптомов больного вырвало один раз. Когда он шел от регистратуры в приемную, сопровождавшая его медсестра заметила, что он немного прихрамывал, стараясь удерживать вес тела в основном на левой ноге. При осмотре врач, нажимая пальцами на область с выраженной симптоматикой, определил крайнюю ее чувствительность. Расположенные в верхнем слое мышцы были неподатливыми и жесткими, а живот был умеренно вздут. Надев на руку перчатку и введя палец в прямую кишку пациента, доктор выявил значительный дискомфорт в правой верхней ее части. Был диагностирован аппендицит и приглашен хирург для консультации.
Пришедший через полчаса врач отметил, что пациент настолько обезвожен, что его речь немного неразборчива из-за сухости языка. Поскольку каждое движение причиняло ему боль, он неподвижно лежал на правом боку, подтянув колени к животу. К этому времени анализ крови, заказанный медсестрой приемного отделения, был завершен и показал заметное повышение уровня лейкоцитов и увеличение доли полиморфно-ядерных лейкоцитов, что означало наличие сильного воспалительного процесса в организме. Уровень гемоглобина и основные показатели химического состава крови были в норме. Рентген грудной клетки также не показал отклонений. Одна из волн электрокардиограммы свидетельствовала о некоторых неспецифических изменениях, но в остальном не было выявлено ничего угрожающего.
Хирург подтвердил диагноз врача из отделения неотложной помощи. После того как пациенту рассказали о пользе и рисках будущей операции, он подписал то, что юристы называют информированным согласием. Ему побрили живот и увезли в операционный зал.
Операция началась примерно через два часа после прибытия пациента в отделение неотложной помощи. После индукции общей анестезии был сделан короткий разрез в области правого подреберья, разведены в стороны залегающие под кожей мышцы и открыта брюшная полость. Смесь дурно пахнущей жидкости и гноя вырвалась наружу через разрез, точно так же, как у старика из Болоньи, которого вскрывал Джованни Морганьи два с половиной столетия назад. Хирург подтянул основание слепой кишки с воспаленным перфоративным аппендиксом в операционное поле.
Аппендикс удалили, на его место вставили дренаж и закрыли рану. Два часа спустя больного перевели в палату. Кроме курса антибиотиков и нескольких доз демерола в течение первых сорока восьми часов после операции другие лекарства не применялись. После нескольких тяжелых дней началось восстановление без каких-либо осложнений. Через неделю пациента выписали. Вскоре он вернулся к работе – предсказывать погоду, а разорвавшийся аппендикс остался в прошлом. Все расходы на его лечение были оплачены по страховому полису, субсидируемому правительством.
Этим сорокадвухлетним мужчиной был Рэймонд Эдвардс. Поскольку хирург, который оперировал его, был моим другом, мне случилось встретиться с ним через несколько дней после только что описанных событий. Снова я увидел Рэя одиннадцать лет спустя, когда в случайном разговоре со знакомым хирургом узнал, что ему два дня назад сделали еще одну операцию, но на этот раз гораздо более серьезную, чем аппендэктомия. Он лежал в кардиологическом отделении интенсивной терапии в больнице Йель – Нью-Хейвен после успешно проведенной трансплантации сердца.
За два с половиной века, прошедших после того, как Морганьи препарировал гнойный труп старика из Болоньи, научная медицина сделала большой шаг вперед. Во-первых, было установлено, что каждый симптом имеет определенное анатомическое обоснование, и место его происхождения можно отследить. Морганьи считал симптом «криком страдающего органа». Постепенно выяснялось, что он с одинаковой вероятностью может быть криком страдающих тканей, клеток и молекулярных структур. Между тем различные типы симптомов были дифференцированы друг от друга, классифицированы и систематизированы по группам, ассоциирующимся друг с другом и достаточно предсказуемых, чтобы обеспечить диагностирование конкретных заболеваний. Быстрое развитие методов осмотра в начале девятнадцатого века позволило определять у живых пациентов внутренние изменения, которые впоследствии будут подтверждаться результатами аутопсии. К середине столетия врачи научились довольно точно диагностировать разнообразные болезни с помощью своих ощущений и стетоскопов. Вскоре после этого все большее понимание тайн физиологии сделало возможным анализ не только физического расстройства, связанного с болезнью, но и химические флуктуации.