По этим причинам многие хирурги, имеющие хорошую репутацию, считали, что концепция Листера для них неприемлема. Небольшое количество энтузиастов пытались выполнять лишь некоторую часть процедуры, чтобы не слишком обременять себя, в результате чего метод не приводил к ожидаемым результатам – нарушение технологии сводило все старания на нет, и поэтому они весьма охотно отказывались от новой теории, сочтя ее бесполезной. Сам Листер не надеялся на быстрое всеобщее признание своих идей. Он предполагал, что должно смениться поколение врачей, прежде чем бактериальная теория станет частью медицинской практики. Есть богословы, которые верят, что древним израильтянам пришлось бродить сорок лет по пустыне, чтобы люди с рабским менталитетом вымерли и появилось новое свободомыслящее постъегипетское поколение. Возможно, рассуждая аналогичным образом, Листер пришел к выводу, что обетованная земля безопасной хирургии будет дарована только новорожденному племени его последователей.
В 1874 году Листер отправил первое, положившее начало его переписке с Луи Пастером письмо с благодарностью за открытие тайны развития раневого сепсиса. Именно опыт британского профессора в практическом применении этой теории позволил понять французскому химику, что его находка микроорганизмов, вызывающих ферментацию, может быть полезна в поиске причин заболевания. В последующие годы его исследования в указанном Листером направлении привели, как отмечалось ранее, к идентификации специфических бактериальных агентов определенных инфекций и использованию аттенуированного штамма сибирской палочки в качестве прививочного материала для создания иммунитета у пациентов. Таким образом, именно благодаря переходу исследовательского процесса от Пастера к Листеру и назад к Пастеру так называемая бактериальная теория была доказана на практике.
«Клиника Гросса». Написанная в 1875 году картина Томаса Икинса с изображением операции, выполняемой ведущим хирургом Америки, решительным противником Джозефа Листера и антисептической теории. (Любезно предоставлено медицинским колледжем Джефферсона Университета Томаса Джефферсона, Филадельфия.)
Но это произойдет позже. Даже в конце 1880-х годов на страницах американских медицинских изданий продолжались ожесточенные споры об обоснованности новой концепции. Дж. Коллинз Уоррен, внук первого американца, сделавшего операцию с использованием эфирной анестезии, в 1869 году ездил к Листеру в Глазго, чтобы перенять его опыт. Позже Уоррен писал, что, вернувшись в Бостон, он попытался ввести метод антисептики в центральной больнице Массачусетса, но ему «безапелляционно заявили, что лечение карболовой кислотой недопустимо». Несоблюдение разработанных Листером правил привело к неубедительным результатам, и дальнейшие попытки применения антисептического средства больше не предпринимались.
Статьи, посвященные бактериальной теории, в американских медицинских журналах того времени появлялись редко. По мнению врачей страны, вопрос о том, являются ли бактерии причиной развития заболеваний, все еще ждал окончательного ответа. На этой стороне Атлантического океана наука еще не стала решающим фактором в медицине: всем идеям, рождавшимся в лабораториях, предпочитали сомнительные иностранные новшества. Среди лидеров американской хирургии были и такие, кто выступал против антисептики и отказывался принять бактериальную теорию Листера. Доктор Самуэль Гросс из Филадельфии, учебник хирургии которого был самым популярным в стране, не верил в то, что метод антисептической обработки может принести какую-то пользу и не желал использовать его в своей практике. В 1876 году в рамках обзора развития медицины, приуроченного к сотой годовщине независимости Соединенных Штатов, он отмечал, что его соотечественники хирурги не верят в концепцию Листера. Томас Икинс увековечил образ этого врача в своей знаменитой картине «Клиника Гросса», на которой он представлен во время операции в традиционном сюртуке без малейших признаков применения каких-либо антисептиков. Испуганная мать пациента изображена позади его руки, сжимающей окровавленный скальпель. Картина была написана в 1875 году через девять лет после того, как Джозеф Листер впервые изложил свою доктрину в самом популярном медицинском журнале на английском языке.
В тот же год, когда Гросс опубликовал свою статью, филадельфийская Столетняя медицинская комиссия пригласила Джозефа Листера принять участие в конгрессе, созванном в честь празднования столетия Америки. Президентом комиссии был не веривший в бактериальную теорию профессор из Филадельфии. Тем не менее он любезно предложил своему английскому коллеге место председателя хирургической секции, и Листер с готовностью принял почетное приглашение, рассматривая его как возможность детально разъяснить доктрину антисептики все еще сомневающимся американцам.
Однако сам Листер был встречен со значительно большим энтузиазмом, чем его трехчасовое выступление, в котором он пытался перевербовать свою аудиторию. Несмотря на всю красноречивость его доводов, их оказалось недостаточно, чтобы всерьез изменить отношение слушателей к его идеям, особенно когда он продемонстрировал сложную систему подготовки перевязочного материала. Его личные качества и целеустремленность вызывали гораздо большее восхищение, чем его антимикробная концепция. Один из обозревателей Бостонского журнала, посвященного общей медицине и хирургии, так описывал впечатления американцев: «Несмотря на улыбчивое лицо, жесткая линия рта и сияющие глаза выдают решительность его характера. Каждое его движение и слово пронизаны сдержанностью, но нет ни малейшего сомнения, что он действительно верит в антисептическую хирургию».
Однако в Европе ситуация была совсем иной. По причинам, более подробному изложению которых будут посвящены несколько следующих страниц, проживавшие на континенте и особенно немецкоязычные хирурги были по сравнению с американцами гораздо лучше подготовлены к восприятию бактериальной теории. Как только они приняли эту концепцию, использование антисептиков или эквивалентных техник стало естественным следствием. Среди первых адептов метода был Риттер фон Нуссбаум из Мюнхена, который описал свой опыт в письме Листеру: «Нас ждал один сюрприз за другим… Больше не было ни одного случая госпитальной гангрены. …Наши результаты становились лучше и лучше, время заживления сокращалось, а септикопиемия и рожа исчезли полностью». Нуссбаум выразил чувства многих учеников Листера, добавив: «Я считаю ваше открытие величайшим и самым благословенным в нашей науке, достойным стоять в одном ряду с изобретением хлороформного наркоза. Бог вознаградит вас за это и дарует вам долгую и счастливую жизнь».
В истории науки часто случалось, что именно трагические обстоятельства войны способствовали возникновению и внедрению инноваций. В короткой, но кровопролитной Франко-прусской войне 1870–1871 годов немногие хирурги, использовавшие метод Листера, смогли продемонстрировать статистику смертности, показатели которой были намного лучше, чем у подавляющего большинства их коллег. Послеоперационная гибель среди пациентов Георга Фридриха Луи Штромейера, главного хирурга шлезвиг-голштейнской и ганноверской армий, составляла тридцать шесть смертей после тридцати шести ампутаций на уровне коленного сустава. Еще более удручающими эти данные делало то обстоятельство, что Штромейер не был некомпетентным в своем деле: Филдинг Гаррисон называл его отцом современной военной хирургии в Германии. Статистика французских врачей также не вызывала восторга: из 13 173 произведенных в военных госпиталях Франции ампутаций всех видов, включая пальцы рук и ног, 10 006 закончились смертью.
После войны немецкие хирурги, вдохновленные растущим среди соотечественников авторитетом науки, начали ездить в Эдинбург, чтобы изучить методы применения антисептических средств. Вслед за ними потянулись французы, а затем и представители других континентальных стран. К моменту созыва Немецкого хирургического конгресса в 1875 году концепция Листера завоевала множество восторженных последователей. Один из самых ревностных, Риттер фон Нуссбаум взывал к своей аудитории: «Загляните в мои больничные палаты, совсем недавно опустошенные смертью. Могу сказать, что мои помощники, медсестры и я сам просто счастливы. С величайшим рвением мы подвергаем себя всем дополнительным мучениям, необходимым для лечения». Нуссбаум также написал небольшую книгу об антисептике. Переведенная на французский, итальянский и греческий языки, она способствовала быстрому распространению бактериальной теории в Европе.
Штромейер как никто другой среди немецких врачей был признателен Листеру за его открытие и зашел так далеко, что написал хвалебную поэму, названную его именем. Он сам сделал перевод, поэтому, читая ее, следует проявлять снисходительность, поскольку его благие намерения несколько омрачены неважным качеством его германизированного английского. Вот первая строфа, звучащая так, как будто это пародия, сочиненная для выпускного шоу в какой-то современной американской школе медицины. Не следует придавать особого значения тому факту, что личное местоимение, относящееся к создателю антисептики, написано с большой буквы, как будто он был Создателем и всех нас. Хотя из-за этого стихотворение становится слегка похоже на оду Богу, следует помнить, что немцы рассматривают такое написание своих существительных и местоимений как само собой разумеющееся:
Твой антисептик запахом своим
Нарушил планы смерти, и теперь
Все человечество тебя благодарит,
Ведь Ты всех спас от боли и потерь.
Спустя несколько недель после Немецкого хирургического конгресса Джозеф и Агнес Листер вместе с четырьмя членами семьи его брата отправились в тур по континенту, во время которого они планировали также посетить немецкие больницы, чтобы оценить эффект применения антисептической обработки. После путешествия по Франции и Италии они объехали Мюнхен, Лейпциг, Берлин, Галле и другие города. Нуссбаум встретил их в Мюнхене, а в Лейпциге в их честь был устроен банкет, на котором присутствовали около трехсот пятидесяти профессоров, врачей и студентов. Это был яркий незабываемый вечер. Почетного гостя развлекали шутливыми песнями, специально написанными для этого случая, среди которых была одна под названием «Неразбериха с карболкой». К сожалению для потомков, ее текст, похоже, не сохранился. Профессор Карл Тирш предложил тост за здоровье лауреата и отметил, что антисептике, как и многим другим великим изобретениям, предстоит пройти три этапа на пути своего развития: «Первый, когда все, с улыбкой покачивая головой, говорят: “Все это чепуха“, второй, когда пожимают плечами и бросают презрительно: “Это просто вздор“ и, наконец, “О, это старая история, нам давно об этом известно“».