За период с 1883 по 1886 год, проведенный в Нью-Йорке, Холстед опубликовал и представил медицинскому сообществу в общей сложности двадцать одну научную работу на различные темы. Уже в первой статье он обнаружил дар предвидения. Ее название «Реинфузия крови при лечении отравления окисью углерода» также весьма знаменательно, поскольку эта работа, почти забытая среди более поздних трудов Холстеда, свидетельствует о том, что он был одним из первых хирургов, применивших прямое переливание крови. В статье он описывает спасение умирающего от отравления угарным газом человека, привезенного в больницу на Чэмберс-стрит. Он слил кровь из руки пациента, осторожно взбалтывая, очистил ее от фибриновых сгустков, одновременно обогащая ее кислородом из воздуха, а затем перелил обратно пациенту с добавлением небольшого количества донорской крови. В той же публикации он описал успешное переливание крови от донора («дородного немца-филантропа») пациенту с сепсисом и реанимацию одиннадцатилетнего мальчика после травматического шока. В последнем случае вместо крови он использовал солевой раствор. Техника аутотрансфузии и метод оказания эффективной экстренной помощи при кровоизлиянии путем внутривенного вливания солевого раствора были открыты заново через столетие после того, как Холстед рассказал о них в своих работах.
Факты, о которых сообщалось в этой публикации, не были первыми случаями переливания крови, сделанными Холстедом. Это событие произошло несколько лет назад в чрезвычайной ситуации. В 1881 году он отправился в Олбани штата Нью-Йорк, чтобы навестить свою сестру. До ее дома он добрался как раз в тот момент, когда она рожала. Вскоре его поспешно подвели к постели, где она лежала бледная, с едва уловимым пульсом из-за сильного послеродового кровотечения. Спустя несколько лет в своих заметках он написал: «Остановив кровотечение, я перелил моей сестре свою кровь, набрав ее шприцем из своей вены и сразу же впрыснув ей. Это было большим риском, но она была так близка к смерти, что я решился и добился быстрого результата». Это произошло за двадцать лет до того, как трансфузия стала совершенно безопасной благодаря открытию Карлом Ландштейнером групп крови в 1901 году в Вене.
А теперь о крушении, или выражаясь точнее, о фениксе. Легендарный египетский феникс – это самец птицы с исключительно красивым оперением, что как нельзя лучше соответствует предмету нашей истории. Говорят, что он сделал погребальный костер, на котором сгорел, а затем возродился из собственного пепла. Рассказ о фениксе – это один из классических мифов о воскрешении, которые без труда можно найти в литературе, Священном Писании, а также в биографиях некоторых мужчин и женщин. Он имеет множество вариаций, начиная возрождением целых наций и заканчивая модифицированной, популярной среди наших современников формой под названием «кризис среднего возраста». В случае с Уильямом Холстедом погребальный костер был посыпан кокаином.
О кокаине также сложено немало легенд. История первого его применения в искусстве исцеления, на самом деле, была приукрашена до такой степени, что точность описанных обстоятельств во все времена вызывала сомнения. Ниже следует краткое изложение версии, которую принято считать правдивой.
Несмотря на множество известных газетных заголовков, утверждавших обратное, в развитии медицинской науки насчитывается несколько неожиданных открытий, имевших прорывное значение. В реальности редко можно указать точную дату в качестве конкретного момента изобретения чего-либо. И все же, столь же необычными, сколь и знаковыми в истории анестезии можно назвать два дня. В первый из них – 16 октября 1846 года – Уильям Томас Грин Мортон впервые с помощью эфира погрузил в сон пациента перед хирургическим вмешательством в штате Массачусетс. Вторая дата – 15 сентября 1884 года. День, когда на собрании Немецкого офтальмологического общества в Гейдельберге доктор Йозеф Бреттауэр зачитал сообщение двадцатишестилетнего младшего преподавателя Венской медицинской школы, который не мог позволить себе расходы на поездку, чтобы представить свою работу лично. Небогатый исследователь, врач Карл Коллер описывал в своем ошеломляющем докладе короткую серию экспериментов, проведенных в течение нескольких недель прошедшего лета, доказывающих, что поверхность глаза может быть обезболена несколькими каплями кокаина – алкалоида, извлеченного из листьев американской коки erythroxylon coca. С 1862 года было известно, что этот препарат вызывает онемение слизистой оболочки полости рта (перуанские индейцы, разумеется, знали об этом многие века), но почти два десятилетия его анестетическое свойство никак не использовалось в практической медицине, пока двадцативосьмилетний невролог из Вены, некий Зигмунд Фрейд, не начал экспериментальные исследования по изучению его влияния на центральную нервную систему. Именно Фрейд предложил своему другу Коллеру начать собственные разработки в области возможного применения кокаина.
Новость об обнаружении местного анестетического действия этого вещества облетела хирургические сообщества по всему миру, и тут же начались опытные исследования в ряде крупнейших европейских центров. В собственной больнице Коллера старый друг Холстеда Антон Вольфлер изучал вопрос эффективности препарата в общей хирургии. Неизвестно, по личной инициативе или после знакомства с отчетом Гейдельбергского собрания, опубликованного 2 октября 1884 года в журнале «Медицинские записки», но Холстед начал собственную серию экспериментов. Он привлек небольшую группу своих коллег, а также ряд студентов-медиков к работе по изучению методов локальной инфильтрации и приемов блокировки основных нервных стволов. Участники экспериментальных групп проводили как самостоятельные, так и совместные исследования. В ходе работы молодые ученые познакомились с возбуждающим действием препарата. Не подозревая о том, что он способен вызывать привыкание, некоторые из них вдыхали измельченный в порошок кокаин, чтобы раздвинуть границы переживаемых ощущений. Небольшая порция вещества превращала самый скучный вечер в театре в феерию на грани истерики. На демонстрацию друзей приглашали домой, чтобы потенциальных участников исследования не могли увидеть посторонние.
Холстед и его соратники возлагали большие надежды на свои исследования, но цена, которую лично каждому из них пришлось заплатить за успех в решении этой задачи, была слишком велика. Некоторые из них стали наркоманами, включая их лидера. Несмотря на большое количество собранных данных, в сентябре 1885 года Холстед опубликовал свою единственную короткую статью о кокаине в Нью-Йоркском медицинском журнале. Написанное в момент, когда его зависимость достигла апогея, это исследование ужасающе выделяется среди других его работ, отличающихся точностью и ясностью изложения. Достаточно привести первое предложение, чтобы проиллюстрировать, до какой степени ухудшилось его состояние, и объяснить, почему не было дальнейших публикаций:
Не важно, сколько способов применения можно описать наилучшим образом, но невозможно понять, почему хирурги, имея при этом значительный интерес, который никак их не дискредитирует, едва уделяют внимание такому предмету, как местная анестезия, которая предположительно, если не наверняка, весьма полезна для большинства врачей, и особенно для них, все же я не думаю, что это обстоятельство или необходимость спасти хоть часть репутации хирургов, а не убеждение в том, что существует возможность в значительной степени помочь другим, заставило меня несколько месяцев назад взяться за написание более или менее внятной статьи на эту тему, которую плохое состояние здоровья мешало мне закончить.
Из небольшой группы молодых врачей, которые стали кокаинистами, у всех, кроме Холстеда, профессиональная и личная жизнь были в конечном итоге абсолютно разрушены. Даже его сосед по комнате Томас Макбрайд, который не принимал участия в исследованиях, похоже, стал наркоманом. Менее чем через год после публикации статьи он умер при подозрительных обстоятельствах на борту судна на обратном пути из Европы после путешествия, предпринятого для восстановления после какой-то неизвестной болезни. Корабельный доктор делал ему инъекции раствора то ли кокаина, то ли морфина из бутылки, которую пассажир сам принес на судно. Концентрация наркотика в растворе была известна только Макбрайду.
Что касается Холстеда, употребление кокаина положило начало его битве против отчаяния, угрозы физической гибели и уничтожения профессиональной карьеры длиною в жизнь. Все золотые кирпичи свершений, из которых выстроен памятник его славы, опираются на фундамент, заложенный им в состоянии нирваны, сначала вызываемом кокаином, а позже морфином.
Хотя он так и не смог избавиться от своей зависимости от наркотиков, Холстеду удалось ослабить их удушающую хватку. В конце концов, он очистился достаточно, чтобы вновь вернуться к работе, мыслить почти всегда ясно и казаться незнакомым коллегам скорее неординарно эксцентричным, чем вечно сражающимся с постоянной потребностью в морфине человеком. В этом смысле он победил свою зависимость. После его переезда в Балтимор даже те, кто знал о его нью-йоркской катастрофе, кажется, поверили, что последствия тех событий остались позади. Те, кто знал Холстеда лучше, хранили его тайну; они даже не обсуждали это между собой. Они лгали, объясняя причудами гениального интроверта его часто неадекватное поведение, ежегодные поездки в одиночестве в небольшие европейские отели и многочисленные эпизоды либо внезапного исчезновения из больницы, невзирая на срочные запланированные мероприятия, либо долгого отсутствия. То, о чем никто не говорил, было абсолютно очевидным: бесстрашный, даже дерзкий молодой хирург, чья карьера стремительно двигалась вперед к большому личному и профессиональному успеху в Нью-Йорке, прибыл в Балтимор, преобразившись в замкнутого, осмотрительного, маниакально увлеченного исследователя, находившего наибольшее удовлетворение, похоже, в неторопливом, тщательном сборе лабораторных данных, а вдохновляющие когда-то студентов лекции кот