Мне казалось, я помнил заботливые и мягкие руки, которые меняли повязки
ласковые нежные пальчики, перебирающие его волосы. Помнил женский голос, возносящий то молитвы, то глухие рыдания, но все это было в страшном тумане.
….Сейчас я не чувствовал сильной боли. Рана на плече почти не беспокоила, зато под ребром тупо ныла, но это уже можно было терпеть, не сравнить с тем шквалом дикой безумной боли, которая обрушивалась на меня всякий раз, как он приходил в себя.
Мне вдруг показалось, что где-то совсем рядом кто-то тихо поет, осторожно и безумно медленно я повернул голову на голос. И тут же мне показалось, что сердце остановилось, а потом забилось с такой бешеной скоростью, что вот-вот разорвет грудную клетку, сломает на хрен кости и вывернет наружу мясом. Только у одной женщины могли быть такие потрясающие золотые волосы, роскошным водопадом струящиеся по спине. Девушка слегка подвинулась, и я увидел ее отражение в зеркале, перед которым она сидела, расчесывая свои локоны деревянным гребнем. На ней было скромное домашнее платье жемчужно-голубого цвета, расшитое серебряной нитью. Как же жадно я всматривался в ее лицо. Жрал его, поглощал, впитывал, наслаждался и готов был согласится, что это бред. Да… я сдохнуть был готов лишь бы в себя никогда не приходить. Она стала еще ослепительней, чем тогда на корабле. Еще бы, нищета не красит. Теперь на ее нежных щеках играл румянец, а дивные небесно-голубые глаза блестели и светились, она продолжала что-то напевать, и ее губы были такими алыми такими сочными…, я узнал ее голос, именно этот голос за меня молился и именно этот голос обо мне плакал. Я судорожно сглотнул слюну. В горле неимоверно пересохло. Девушка порывисто встала и резко обернулась гребень выпал из ее дрожащих пальцев.
Несколько минут мы, молча, смотрели друг на друга. И я горел, я поджаривался живьем и казалось чувствовал как дымятся мои кости от взгляда ее невероятно синих глаз. Их взгляд был, словно осязаем как прикосновение, горяч, словно раскаленный металл, казалось, в комнате стало невыносимо душно. Девушка в нерешительности медленно подошла к к моей постели, протянула дрожащую руку и коснулась моего лба. Я закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением, в изнеможении и узнавании, именно эти руки заботливо ухаживали за мной все эти дни…именно они так восхитительно пахли жасмином.
– Вы…как вы себя чувствуете? – спросила она и убрала руку с моего лба, я снова медленно открыл глаза..не сдерживаясь, сжирая каждую черточку ее лица, ее ресницы.
– Я искал тебя…я так долго тебя искал.
Катя села на краешек моей постели, она опустила глаза на мою забинтованную руку, потом осторожно взяла ее и принялась разматывать бинт. Я продолжал смотреть на нее, поглощая глазами лицо, гордо изогнутые темные брови, ресницы бросающие тень на ее щеки, ровный маленький носик, тонкую шею, гибкий стан, грудь, бурно вздымающуюся под тонкой материей платья. Тем временем девушка сняла повязку и нежно провела пальцем по едва затянувшемуся шраму на моей ладони. Меня казалось, поразило ударом молнии от ее совсем невинных прикосновений, я не чувствовал такого жара во всем теле даже когда трахался, бляяяя, да даже когда кончал меня так не простреливало. Катя прижала мою ладонь к своей щеке, и я почувствовал, что кожа под моими пальцами мокрая. Я быстро посмотрел ей в глаза и увидел что они по-прежнему закрыты, а из-под пушистых длинных ресниц катятся слезы. Нежно большим пальцем вытер мокрую дорожку. Ненависть утихла…спряталась, как испуганный зверь. Затаилась где-то далеко. Я был сейчас слишком поглощен, слишком рад, слишком безумен от этой встречи.
– Я так молилась о вас, я думала о вас каждую минуту, каждую секунду.
Прошептала девушка и посмотрела на меня. Черт, как же я всегда не любил женских слез, но, о боги, ее не испортишь даже слезами, наоборот глаза стали синие как небо во время грозы с дождем, а губы чуть припухли и манили своей свежестью. А потом меня шибануло под дых … и я услышал голос в своей голове. «Да любовь, такое редкое и прекрасное чувство в нашем погрязшем в грехах мире. Но пусть у этой истории будет счастливый конец, ведь они этого заслужили и пошли на все, что бы быть вместе.»….невеста Потоцкого……
– И, тем не менее, вы все же выходите замуж. Не знаю, как вам удавалось совмещать два занятия одновременно – готовиться к свадьбе с вашим давним возлюбленным и в то же время думать обо мне?
***
Она вздрогнула как от удара и тут же выпустила мою руку из своей. А я ощутил, как захлестывает ядовитой волной ревности, как она топит меня, как наполняет легкие и разъедает их.
– Значит, вы все знаете?
– Как же не знать о самом обсуждаемом и грандиозном событии при дворе.
Хотела встать, но я схватил ее за руку и сдавил тонкое запястье, не давая отойти. От одного прикосновении к шелковистой коже передернуло всего.
– Все не так как вы думаете.
– Неужели? Как же интересно у вас все происходит, словно не жизнь, а сон какой-то. Все не так как кажется! Весь двор гудит о спасенной княжне, о великой любви между Потоцким и опальной беглянкой, которую вызволила сама государыня. Но все не так как кажется. Кому кажется? Мне? Вам? Или вы снова принимаете меня за идиота?
Рявкнул и дернул ее к себе так чтоб упала на постель, не удержав равновесия.
– Вы…вы ничего не знаете!
– Мне кажется я это уже где-то слышал. Почему нет иной версии? Во второй раз не пройдет! И что мне нужно было знать? И так ясно, сударыня! Вам нужно было спастись любой ценой. И вы готовы были на все! Даже раздвинуть ноги перед первым встречным! Ведь чего не сделаешь ради свободы, и ради счастья с любимым. Как там говорят любовь с самого детства у вас ним?
Я хрипел, продолжая удерживать ее за руку и чувствуя как заволакивает пеленой глаза, как трясет всего от адского желания причинить ей боль. Такую же, как я чувствую сам.
–Только я не пойму одного, зачем сейчас все эти слезы и весь этот фарс? Гребаный спектакль? Жалость? Или что это за хрень? Не нужно, сударыня, не нужно! Вы вернули мне долг, спрятали меня, и спасли мне жизнь, я вам ужасно благодарен, только прекратите играть, черт вас раздери иначе я вас просто задушу! Хватит баловаться моими чувствами! Или вы думаете, что я все еще тот наивный дурак, которого вы обвели вокруг пальца на корабле?
Она резко обернулась, вся красная, задыхающаяся с блестящими от слез глазами. Подбородок дрожит и грудь вздымается под тонкой, шелковой тканью. Сука. Так бы и порвал на хрен этот корсаж и заставил стонать и орать подо мной.
– Не смейте…я не позволю вам меня оскорблять! Ваши грязные намеки отвратительны! Вы не даете мне и слова сказать в свое оправдание!
– Каждое ваше слово будет очередной ложью!
Смотрит мне в глаза и меня трясет от адского желания зарыться руками в ее волосы и кусать ее губы до изнеможения.
– Все! Я больше не желаю продолжать этот разговор! Дайте осмотреть ваши раны!
– Черта с два! Обойдусь! Пусть это сделает кто-то другой! Ваши слуги, например!…
–Они не умеют врачевать, так что вам придется потерпеть мое присутствие. Дайте осмотреть раны….
– Интересно, ваш будущий муж знает, что вы спрятали раненого мужика в своей спальне! Мужика, который без пяти минут ваш любовник и видел вас почти голой?!
– Нет! – ее щеки стали еще краснее как будто ей надавали пощечин. И клянусь дьяволом я хотел это сделать. Отхлестать ее по щекам. Чтоб не лгала!
Она откинула простыню и принялась снимать повязки. Затем провела кончиками пальцев по моей груди, ощупывая рану и заставляя меня вздернуться от адской злости и возбуждения. Схватил ее за волосы на затылке и рывком дернул к себе, посмотрел ей в глаза, там отразилась как в зеркале моя бешеная страсть, желание, тоска. Я жадно обрушился на ее губы, властно алчно пожирая их своими и не почувствовал сопротивления, напротив она так же безумно отвечала, словно мучилась от той же жажды, что снедала и меня. Обезумевший я глотал ее дыхание, я сосал ее язык, я жадно лизал ее небо. К моей дикой страсти примешивалась ядовитая ревность и ярость. От одного прикосновения к ее губам меня колотило ознобом желания, первобытной похоти.
Я крепко удерживал ее за голову одной рукой, а другой рванул корсаж платья вниз, и сдавил ее грудь глухо застонав, отыскивая пальцами сосок, сжимая его, вытягивая, прокручивая, не переставая терзать ее губы с которых сорвался всхлип переходящий в жалобный стон. Я оторвался от ее рта и задыхаясь прошептал.
– Позволяешь ему себя целовать…ласкать, м? Стонешь для него так же?
Она хотела вырваться, но моя рука удерживала ее как в тисках. А другая властно сжимала ее грудь, мучила сосок, играла с ним, терла ладонью. И девчонка билась подо мной то пытаясь вырваться то выгибаясь когда я сдавливал особо сильно за самый кончик и стонала снова и снова мне в губы.
– Ты так извиваешься в объятиях каждого, кто тебя приласкает? Сколькие тебя вот так…ааа…Катяяяя?
Я продолжал удерживать ее, откуда она только взялась эта мощь в моем изможденном теле. Но ярость и похоть придавали мне сил.
– Сучка….чееерт, как же ты прекрасна, я схожу с ума по твоему телу. Почему Потоцкий? Потому что он богат? Но возможно я богаче! Он знатен? Но и мой род тоже! Если ты решила продать себя… – пробормотал, жадно целуя ее шею, засасывая кожу, оставляя на ней следы, затем спускаясь к бешено вздымающейся груди в сумасшедшем желании взять ярко-алый сосок в рот, – то почему не мне?
При этих моих словах ей, наконец, удалось высвободить руки, и она силой влепила мне пощечину, а затем оттолкнула, и я скорчился от боли. В глазах потемнело и дыхание перехватило. Рана заныла с такой силой, что я чуть не заорал.
– Вы, грязный солдафон! Да как вы смеете меня оскорблять! Замужество с Потоцким было единственным шансом выйти на свободу. И непременным тому условием! Его поставил Потоцкий старший! Разумется из-за моих земель! Только так я могла бежать! И я дала свое согласие, ведь я тогда вас не знала. И лучше бы не знала никогда. Я ненавижу Потоцкого, но вас я ненавижу еще больше. И да…пусть вашими ранами займется кто-то другой!