– А в самом деле? – повернулся статский советник к старшему офицеру броненосца «Илларион», когда резное полотно двери за гардемарином закрылось, потушив и желтый угол света в полутемной библиотеке. – Как так получилось, господин капитан? Не найдем ли мы ответ на этот вопрос в подряде, который получил ваш зять и партнер германской фирмы Taller Graff Company, купец 1-ой гильдии Евграф Хлынов? Подряд как раз таки на поставку в части береговой обороны предметов вещевого довольствия, в том числе и злополучных гуталина, вазелина, зубного порошка?
Кровь бросилась в лицо капитана так, что даже зардела сквозь завитки сенаторской седины по вискам.
Дрожащей рукой он расстегнул верхнюю золотую пуговичку кителя:
– Так ведь немецкая амуниция?.. – шумно прочистив горло, возразил капитан де Той. – Как бы он ее поставлял?
– Так и подряд довоенный, – хмыкнул Алексей Иванович. – С отсрочкой штрафа.
– Мое дело будет рассматривать войсковой трибунал?.. – после долгой тягостной паузы спросил Александр Алекзандр. – Или канцелярия?
– Ни то, ни другое, – уверенно заявил статский советник, не глядя на капитана, как если бы его тут и не было, будто Алексей Иванович попросту рассуждал вслух. – Думаю, вы будете продолжать исполнять свои обязанности до тех пор, пока… – советник вкусно затянулся белым тягучим дымком.
– Пока?.. – не выдержал экзекуции Александр Алекзандр.
– Пока в предчувствии ареста не сбежите, скажем, в Румынию, – хладнокровно произнес советник. – Для начала.
– Сбылась мечта идиота… – спустя минуту подавленного молчания чуть слышно выдохнул капитан 2-го ранга Александр Алекзандр де Той.
Комментарий
Темпами, далеко превосходящими предвоенные, хотя уроки Цусимы были правильно восприняты не только во всем мире (флотские наблюдатели четырех европейских держав находились на мостиках и палубах японских линкоров), но и в России, флоты восстанавливались и совершенствовались.
Усиливался и Черноморский флот. Уже к началу второго года войны в строй вступили новые, достаточно крупные и отвечающие своему времени подводные лодки, эсминцы типа «Новик» – возможно, лучшие на то время в мире, а вскоре и вступили первоклассные дредноуты.
Был введен в состав Черноморского флота и вскоре совершил свой легендарный поход первый в мире подводный минный заградитель «Краб». Отважные подводники – среди них был Нестор Монастырей, к чьим воспоминаниям мы уже обращались, – сделали именно то, для чего и создавался этот кораблик.
И то, что мало кому удавалось в истории Первой мировой…
Глава 17Дожить до рассвета
Жандармская хватка
Электрическое зарево померкло, оставив в выпученных глазах фар только красные зрачки затухающих ламп. Впрочем, темнее от этого не сделалось. Большая Морская, как и в мирное время, была часто-густо выкрашена сусальным золотом фонарей. Вечернее золото перекрасило чугун и бронзу фигурного литья от ворот до дверных ручек доходных домов. Вызолотило и эмаль вывесок, и стекло гастронома с румяными окороками папье-маше, и непременно винную коллекцию «Калинкина» в витрине кафе «Ринаж».
Перенаселенным светящимся островом, дребезжа и стуча на рельсовых стыках, прокатил поздний трамвай.
Как только он проскрежетал вниз, в сторону проспекта, из-под эркерной башенки Главпочтамта с львиными мордами на карнизе рельсы проворной трусцой перебежала фигура в партикулярной шинели. Впрочем, когда чиновник без спросу стал усаживаться на заднее сиденье «Руссо-Балта», за отворотом шинели сверкнул серебряный аксельбант на синем борту жандармского кителя.
В свете фонаря на чугунном стебле афишной тумбы проявилось лицо драматически тонких черт с фотографическими тенями под глазами, одной вздернутой бровью, мелкими усиками, точно как у героя «Красного домино» на киноафише за его спиной.
– Я нарочно не стал вас брать у ворот штаба, – грузно обернулся назад статский советник Иванов. – Думаю, до поры не стоит полошить тамошнюю публику?
– Согласен, – лаконично ответил начальник отделения контрразведки при штабе главнокомандующего Сергей Миронович Рябоконь, подполковник жандармского корпуса. Впрочем, добавил, подавшись вперед к советнику: – Мне, признаться, и самому спокойнее работается, пока вице– и контр-адмиралы полагают нас безобидными бюрократами.
– Знакомо… – насмешливо хмыкнул Алексей Иванович. – Я, знаете ли, тоже хожу к соседям в Генштаб с глупейшим выражением лица. А то, не дай бог, кто решит, что пора заняться моими делами, пока я не напортачил чего по штатскому неразумению.
– Вот-вот, – кивнул контрразведчик. – Распорядитесь шоферу в «Первостатейный».
– Слышал? – переспросил водителя статский советник.
Тот молча опустил с кожаного шлема очки-консервы, повернул рычажок стартера. «Руссо-Балт» пробрало крупной дрожью, сами собой вновь разгорелись фары.
– Так что вы мне хотите там показать, Сергей Миронович? – снова обернулся назад советник. – Правду сказать, вся эта история с контрабандой не слишком меня интригует.
– История и впрямь незатейливая, – теперь подполковник вынужден был почти перекрикивать частый стрекот мотора. – Я подал в жандармское управление прошение на обыски в логовах контрабандистов, на квартире капитана де Тоя и его боцмана, но, как вы понимаете…
– Капитана вам не отдали, – фыркнул советник.
– Честь мундира, – подтвердил Сергей Миронович, впрочем, без тени иронии. – Можно понять. Но нам хватило и того, что мы обнаружили на съемной квартире баталера Генке. Сотни грузовых ярлыков, чтобы представить контрабанду с «Бахри» затерявшейся где-то на железнодорожных путях довоенной поставкой. Так что дело о контрабанде немецкой амуниции можно смело отдать в пограничный корпус и забыть.
– Тогда зачем же мы едем в этот третьеразрядный «Первостатейный»?
– Осмотреть труп баталера Генке… – мрачно произнес подполковник. – Убитого без ножа, пули и яда. И попытаться понять, каков смысл в этом бессмысленном убийстве в свете нашего с вами расследования.
– Связь просматривается? – оживился статский советник, вновь оборачиваясь.
– Боюсь, что да…
«Первостатейный», потерявшийся в лабиринтах греческой слободки с ее ажурными балкончиками, подпертыми хлипкими резными столбами, был старинным дореформенным трактиром, название которого скорее говорило о ранге завсегдатаев – матросов 1 —2-й статей, чем заведения.
Большего, впрочем, ожидать и не приходилось. Испокон веку в слободе квартировали и обустраивались на пенсии унтера флотского экипажа, а значит, тут же, сообразно трезвому рассуждению, осиными гнездами лепились друг к другу питейные заведения – от распивочных в мансардах до уходящих под землю «ренсковых погребков». Все низкого пошиба, из расчета только на жалованье нижних чинов, так что на этом фоне трактир с буквами на стекле в золотых канцелярских виньетках «За любовь и Отечество» казался еще и приличным заведением удачливой вдовы и древней старухи, звали которую кто «Графиня», кто по старой памяти «Шахрезада»…
– А… – протянул статский советник. – Так вот к кому вы меня привезли. Говорят, в свое время была писаная красавица, этакая «дама с камелиями», хоть и заработала эти свои камелии в борделе…
– Виданное ли дело, чтобы публичную девку и «Святой Екатериной» жаловали? – усомнился подполковник Рябоконь, отпирая дверцу автомобиля.
– Не скажите. Позднейшие замужества графини Майер так выскоблили биографию этой замечательной женщины, что вы нигде и обрывка не найдете «желтого билета» ее беспутной молодости, – насмешливо проворчал Алексей Иванович, выбираясь следом.
– Вот как? – повел бровью жандарм. – И все-таки, не жирно ли? «Екатериной»? Не всякую, поди, фрейлину награждали дамским орденом за 1854 год? Я, конечно, человек в городе новый, но слыхал, что и Даша Севастопольская обошлась «Усердием» на ленте?
– Обошлась, – подтвердил советник. – А фрейлинам и того не досталось. Так ведь и «Шахрезада» это вам не Даша с бастионов, и не фрейлина из лазарета.
– Кто же она?
– Легенда нашего ведомства, – прокряхтел Алексей Иванович, грузно спускаясь с широкой подножки автомобиля на хлипкий помост дощатого тротуара. – Будет случай, расскажу. Хотя можете и сами почитать в авантюрных романах. А пока…
«Первостатейный» встретил их огнями старинных карселевых люстр с новыми электрическими лампами и не менее допотопной какофонией подагрически стонавшего оркестриона. Его простуженно сипевшие меха порождали в медных и бронзовых глотках резного ящика некое подобие «О, du lieber Augustin…», но никто и не пытался прекратить эту не особо патриотичную разноголосицу, наверное, потому, что звучала она жалобно, на издыхании – рукоять механического завода останавливалась. Да и вообще трудно было и нарочно придумать более уместное музыкальное сопровождение общей картине частного светопреставления.
Ни один стул не устоял на своих гнутых ножках, зато каждый третий лишился хотя бы одной из них, львиные лапы столов тут и там были задраны, точно сами деревянные львы утонули в сбитых, залитых красными пятнами скатертях, и не всегда это было вино или соус. Под каблуками скрипело фужерное стекло, хрустел фарфор и фаянс, а половой, флегматичный татарин, начал уборку очень издалека, с перевязки просяного веника…
Среди эпикурейских руин вздыхал над лужами водки околоточный с гербовым коронованным грифоном Севастополя на фуражке, с трудом помещавшийся в шинель с красными кантами; заложив руки за спину и позвякивая шпорами, расхаживал частный пристав в накидке с пелериной и капюшоном «николаевского» вида.
То тут, то там как черт из табакерки выскакивал следователь сыскной полиции в чиновничьей шинели цвета маренго, дышал и протирал запотевшие очки – большое арочное окно сквозило ночным холодом, плохо заделанное выброшенным в него табуретом.
Из-под одной из нечистых, но без кровавых пятен скатертей вразброс торчали ноги в форменных ботинках и в цивильной галоше, одной…