– Тут что, все-таки турки высадились? – хмыкнул Алексей Иванович.
– Хуже, начальник, воры среди быков шулера попетали. Те давай понты колотить. Бесподобный кипиш случился, как в малине…
Сгорбленная фигурка, закутанная с головы до пят в цыганскую шаль, как водится, – алые розы в трауре – пошаркала из-за спины статского советника, подметая некрашеные половицы длинной позолоченной бахромой.
– Графиня, к лицу ли вам тюремный жаргон после Вестминстера и Тюильри? – весело отозвался Алексей Иванович.
Фигурка замерла…
Черный край шали сполз на сутулые плечи, освободив «гейшу» – давнишнюю, по моде русско-японской войны прическу: вал на удивление густых, но совершенно седых волос, скрепленных высоким гребнем слоновой кости.
Старуха обернулась.
Природно-смуглое лицо, изборожденное морщинами, походило на сушеное яблоко – следы былой красоты на нем искать было уже поздно, но вот глаза… Они хоть и поблекли в паволоке усталости, сохранили какую-то внутреннюю потаенную зоркость. С которой она, мельком глянув на статского советника, задумчиво проворчала:
– Столичный господин, не иначе в «Эрмитаже» столоваетесь, что же в нашей живопырке теперь? А «Графиней» меня только бакланы кличут, думают, что погоняло такое, – продолжила она без всякого перехода и принялась сосредоточенно составлять на чудом устоявшем столе фарфоровые приборы, подбирая крышечки к соусницам и горчичницам.
– Что здесь случилось, мадам? – кряхтя, поднял стул статский советник. – Заурядная история? Как для вашего заведения?
Полицейский пристав, недослышав и решив, что спрашивают его, с готовностью звякнув шпорами, вскинул ладонь к мерлушковой шапке:
– Паскудный здешний обычай, ваше высокородие. Стоит одному горлопану завопить: «Откуда трефа? Вся трефа вышла!» И на – в морду! Ему же в первую очередь, прошу заметить. А потом – расползайся честной народ на четвереньках, пока не зашибли…
Алексей Иванович оборвал словоохотливого участкового, нетерпеливо махнув на него замшевой перчаткой, и обратился к старухе, установив стул подле нее и усаживаясь:
– Так что и впрямь ни за понюшку табаку пропал боцман? Что скажете, сударыня? Под руку подвернулся?
– Как вам угодно, – не глядя на него, проворчала древняя «Шахрезада». – А по мне, так весь концерт для него и был устроен, по нотам расписан…
Старуха осмотрела полуштоф зеленого стекла на просвет и выплеснула остаток в граненую стопку:
– Вот только никто не сказал бедняге, что это его бенефис будет. Прощальный.
Стопка с гусарской лихостью опрокинулась в рот старухи, тогда как ломтик сыра она лишь деликатно надкусила, прикрывая гнилые зубы вызывающе крашеными губами. Прикрыла заодно и глаза.
– То есть? – поторопил ее статский советник, не дождавшись, пока старуха вполне насладится процессом.
– А то и есть… – открыла «Графиня» слезящиеся глаза. – Сидел себе в уголке ваш морячок, ждал кого-то, но уж никак не старухи с косой. Ан, вишь, ее самое и дождался, – «Графиня» без тени смущения запустила в лиф сморщенную ладошку и выудила оттуда длинный дамский мундштук. Вставила в него бурый окурок сигариллы, найденный тут же в пепельнице.
– Одновременно с тем, кого ждал? – уточнил Алексей Иванович.
– Кто? – невнятно переспросила «Графиня», жуя ореховый мундштук.
– Боцман?
– Кого?
– Старухи с косой.
– Чего?
– Дождался? Дождался он ее одновременно с тем, кого ждал? – терпеливо повторил советник.
– А… – поднеся к морщинистому лицу подсвечник, старуха исчезла в сизой пряже табачного дыма. – Может, и ждал, да только сильно удивился, дождавшись. Поди, не думал, что тот к нему «врача пригласил».
– Вот как? – азартно пододвинулся советник. – Это как?
– А так, – старуха с немалым искусством выпустила серое кольцо дыма. – Никак не ожидал ваш боцман увидеть его среди хулиганов.
– Того, кого ждал? – подумав, осторожно сформулировал Алексей Иванович.
Разговор их уже походил на любимые им логические задачки Льюиса Кэрролла. Но ответ «Графини» стер благодушную улыбку с лица статского советника.
– Его самого. Того, кого ждал и кто его же убил, – равнодушно заключила старуха.
Алексей Иванович перевел вопросительный взгляд на следователя, что напряженно вслушивался в слова «Графини», бросив свою суету, – похоже, он и до этого не особо знал, на что, собственно, ему направлять свою складную лупу.
Теперь следователь не выдержал и спросил:
– Так боцман Генке не участвовал в потасовке и даже не играл в карты со всеми?
– Никогда, сколько я его видела, – насмешливо фыркнула старуха клубком дыма.
– Что скажете? – повернулся Алексей Иванович теперь к следователю.
– Вот и меня смутил характер повреждений трупа, приведших к смерти последнего, – покачал следователь лысой костистой головой в рыжих пятнах пигментации. – Клинов Филипп Дмитриевич, – запоздало представился он, присаживаясь на краешек стула против сановника.
– И что, по-вашему, Филипп Дмитриевич, привело… – статский советник деликатно кашлянул в кулак. – К смерти трупа?
– Фронтальное удушение «гильотиной», – неодобрительно и доверительно сообщил тот. – L’asphyxie frontale par la guillotine. Прием джиу-джитсу. Сам по себе обычный в полицейской практике, если бы вместо предплечья нападавший не использовал трость.
– Трость? – удивленно откинулся на спинку стула сановник.
– Скорее всего, – кивнул Филипп Дмитриевич. – Видите ли, простое давление на сонную артерию, как известно, только снижает приток крови к головному мозгу, что ведет к потере сознания, но не более того. В целом же питание мозга кровью не прекращается, поскольку в позвоночнике у нас тоже… – следователь иллюстративно похлопал себя по шее ладонью: – Имеются артерии, и по ним поступление крови продолжается. А теперь вообразите, что, не дай бог, взяв вашу голову в подмышку, вам надавили на каротидный треугольник, – теперь следователь взял себя ладонью за морщинистое горло. – И не локтем, а тростью, да еще встряхнули вас на ней так, что сломались шейные позвонки. Все! – торжествующе, но шепотом подытожил следователь. – Через четыре секунды вы мертвее мертвого!
– Действительно, не дай бог, – поморщился Алексей Иванович.
– Все сходится, – неожиданно подал голос из-за спины советника подполковник Рябоконь.
– Что и с чем? – видимо, окончательно войдя в роль Синей гусеницы из «Алисы», хладнокровно поинтересовался статский советник.
– Не здесь… – значительно произнес подполковник.
– Ну тогда, если не возражаете, у меня, – нехотя поднялся Алексей Иванович и, прежде чем водрузить на голову каракулевый «пирожок», почтительно раскланялся им со следователем. – Благодарю вас. Не стану вас спрашивать, как вы усмотрели следы трости на свернутой шее бедняги…
– На сломанном кадыке и шейных позвонках, – с всепрощающей улыбкой уточнил следователь Клинов. – Я за резекционным столом, знаете ли, куда чаще бываю, чем за письменным.
Алексей Иванович развел руками: дескать, прошу прощения. И повернулся к жандарму:
– Еще минуту, Сергей Миронович…
Он вынул из внутреннего кармана пальто фотографическую карточку с резным кантом, очевидно, что не служебную и, как бы случайно пряча ее от напряженного взгляда подполковника, склонился к забытой было «Графине»:
– Этот был с тростью? – показал он фотографию старухе.
Та, подняв на него недоверчивый взгляд выгоревших до рыжести, некогда винно-карих глаз, все же вновь порылась в «саквояже» объемного лифа. Вынула оттуда складной лорнет.
– А то, что ваш морячок ждал именно этого субчика, вы, как я вижу, и сами уже догадались, – проворчала старуха, водя по карточке старинным лорнетом. – Редкая, я бы даже сказала, оперативная смекалка, как для царедворца.
– Полноте, – рассеянно отмахнулся Алексей Иванович, явно задумавшись о чем-то своем. – Значит, ждал-ждал, но не ожидал… – наконец объявил он свою мысль вслух, будто сверяясь с «Графиней» в ощущениях.
– И так много сказала, – небрежно отбросила та фотографию. – Если бы не…
– Если бы не соскучились по былой жизни, полной интриг и опасностей, – перебив, продолжил за нее статский советник с улыбкой в усах.
Привередливо хмыкнув, «Графиня» все-таки растянула сухие, багрово-крашенные губы в подобии улыбки. Точно призрак юности, вдруг восстав за сгорбленной спиной, положил ей на плечо узкую руку в драгоценных перстнях. Которые, может, где-то и остались еще в пыльных шкатулках памяти, да ни к чему они теперь…
Хроника «Краба»
19 сентября 1908 года Морское министерство заключает «Контракт с Обществом судостроительных, механических и литейных заводов в г. Николаеве на постройку подводного минного заградителя водоизмещением 500 тонн системы г. Налетова».
Срок исполнения заказа с ходовыми испытаниями был установлен в 24 месяца. Но контрактные сроки оказались сорваны. Подводный минный заградитель был сдан заказчику значительно позже, чем планировалось, причем конструктор, инженер Михаил Налетов, по требованию исполнителя официально отстранялся от непосредственного участия в работе. Возможно, если бы не военное время, достройки-перестройки продолжались бы еще долго, до того момента, когда б первый в мире подводный минный заградитель не устарел бы окончательно.
В семь часов утра 25 июня 1915 года «Краб» под коммерческим флагом с 58 минами и 4 торпедами на борту снялся со швартовов и отправился в первый боевой поход. Заградитель сопровождали подводные лодки «Морж», «Нерпа» и «Тюлень».
«Краб» поставил мины по линии Босфорских маяков (Румели-Фенер и Анатоли-Фенер) длиной в одну милю и, выполнив задание, успешно пришел в Севастополь.
«Нерпа» во время постановки блокировала Босфор с востока, находясь в районе Анатолийского побережья Турции, «Тюлень» держался к западу от Босфора, а «Морж» занимал позицию на траверзе Пролива.
3 июля на минной линии подводного заградителя подорвалась турецкая канонерка «Иса Рейс».