— Так, может, я и вижу чистую энергию? — тут же уцепился я.
— У нее и вида-то никакого нет…
Однако мои руки все еще пылали яркой синевой. Я сжал одну из них в кулак, мысленно отдавая ему всю силу, и сияние тут же оплело его плотным облаком, словно перекинувшись с обеих ладоней. Подойдя к растерянно наблюдающему за мной Генке, я сел около доски, по которой бил он, подхватил ее одной рукой и с силой ударил по ней другой. Треск, казалось, наполнил весь спортзал. Щепки яростно разлетелись во все стороны, и доска разломилась на две кривые части. Я же не чувствовал ни дискомфорта, ни боли — от такого удара должна была содраться кожа или сбиться костяшки. Однако объятый синевой кулак был словно из железа и мог по ощущениям пробить что угодно без малейшего вреда для меня.
Я впервые сумел сделать что-то со своей магией — со своей энергией, а не с чужой, как в случае с моими иллюзиями. Но вместо радости был сейчас сбит с толку.
— И сейчас была синева? — тихо спросил Генка.
— До сих пор есть.
Я разжал кулак, и свечение медленно исчезло, как тают тени на солнце. Но я знал, что достаточно захотеть — и оно появится вновь.
— Ничего не понимаю, — пробормотал рядом друг.
— Значит, — я поднялся на ноги, — нам нужен тот, кто объяснит. Пойдем обратно…
— Ну а если он спит? — пробормотал Генка, шагая по пустому коридору.
Вернувшись в общагу, мы сразу направились к комнате в середине первого этажа, где жил Лёня. Из-под двери пробивался неяркий свет, какой бывает от ночника, вполне давая ответ на заданный вопрос.
— Не спит, — сказал я и постучал.
После пары секунд тишины по ту стороны послышались шаги, и дверь распахнулась. Однако на пороге стоял не Лёня, а его сосед — пухлый невысокий жизнерадостный паренек с густой светло-каштановой шевелюрой. На вид из тех людей, которые любят вкусно поесть и хорошо посмеяться. Его я, кстати, уже видел и в кабинете студсовета, и на элитной студенческой трибуне.
— О, как раз хотел познакомиться! — слишком бодро для такого позднего часа воскликнул он. — Иннокентий, но можно просто Кеша. Казначей студенческого совета, — добавил он, пожимая руку сначала мне, а потом Генке. — Так что если вдруг захочется забрать себе что-то еще, то это ко мне, — доверительно сообщил он. — Спрашивайте, и я скажу, кому и что принадлежит.
— Будем иметь в виду, — ответил я, нетерпеливо заглядывая за его спину.
Наконец из глубины комнаты появился Лёня, в тапочках и длинной пижаме — совсем не такой бодрый и позитивный, как его сосед.
— Кеш, это ко мне, — с легким недовольством бросил он, натягивая на нос очки.
Попрощавшись с нами, его сосед утопал вглубь комнаты, а Лёня вышел в коридор и плотно притворил дверь.
— Когда ты уже угомонишься… — проворчал он, ткнувшись глазами в меня. — Ночь на дворе!
Не особо вслушиваясь, я распахнул перед ним ладонь, которая тут же налилась густой синевой.
— Ты видишь синее сияние?
— Где? — буркнул Лёня, как бы сразу ответив на мой вопрос.
— На моей руке, — на всякий случай уточнил я.
Его глаза с досадой сверкнули за стеклами очков.
— Ты думаешь, сейчас самое время для шуток?
— Это не шутки, — вклинился Генка. — Саша говорит, что видит чистую энергию!
Хмурясь, Лёня вновь перевел взгляд на меня.
— У тебя жар, что ли?
Генка мигом плюхнул ладонь мне на лоб, словно надеясь, что это хоть что-то прояснит.
— Нет у меня никакого жара, — отмахнулся я.
— Правда нет, — подтвердил он, убирая руку.
— Видеть чистую энергию невозможно, — строго, как учитель, произнес Лёня. — У нее нет ни формы, ни цвета.
— Но я вижу, — возразил я, покачивая перед ними сверкающей синевой ладонью, — прямо сейчас. И у тебя видел тогда в поезде, и на экзамене у других студентов, и у Розы! — я вспомнил, как сочное сияние покрывало ее с головы до ног. — Роза сегодня вся была в этой синеве весь поединок!.. Неужели все это время вы ничего не видели?
Вопрос, казалось, повис в воздухе. Это звучало абсурдно, но, похоже, и правда так. Теперь понятно, почему публику на экзамене не впечатляли студенты, бросавшиеся в манекена синевой — ее никто не видел.
Несколько мгновений в коридоре стояла тишина. Сняв очки, Лёня устало потер переносицу и снова их надел.
— И почему с тобой столько проблем, — со вздохом выдал он. — Ты правда видишь чистую энергию?
— По-твоему, я буду такое придумывать?
— Может, ты сам себе какую иллюзию создал? — предположил он.
Ну здрасьте — эта версия была даже покруче галлюцинаций.
— Нет, — отрезал я, — я вижу ее так же отчетливо, как вас двоих.
И снова тишина окутала коридор. Генка растерянно топтался рядом, а Лёня задумчиво теребил дужку очков.
— Давай так, — наконец изрек он, — иди к себе в комнату, отдохни, и к утру проверишь снова.
— И что если будет? — спросил я, даже не сомневаясь, что будет.
— Поговоришь об этом со своим куратором.
— А кто мой куратор, знаешь?
— Твой, скорее всего, Ковалевский, — без особых сомнений ответил Лёня. — Но лучше уточни в учебном отделе.
Вот чудно-то: этот сразу скажет, что я сошел с ума.
— А теперь, — неожиданно сурово произнес наш старший товарищ, переводя глаза между мной и Генкой, — быстро идите спать! Вы вообще знаете, что ходить ночью по общежитию нельзя?..
По утрам по коридорам разносился звонок, будя студентов для завтрака и начала занятий. Но я просыпался задолго до него, словно все еще жил по сибирскому времени. Открыв глаза, я первым делом распахнул ладонь, и насыщенная синева вольготно растеклась по коже, оплетая пальцы и окрашивая воздух — такая же реальная, как и сизая дымка за окном. Легким движением стряхнув ее, я откинул одеяло. Генка в кровати напротив заворочался, не спеша вставать.
— Бегать идем? — я свесил ноги.
— Там же дождь, — сонно отозвался он.
Мелкие капли размеренно били по подоконнику. Дождь по ощущениям шел всю ночь, и сейчас зелень парка казалась особенно сочной.
— Да он уже почти закончился, — я отвернулся от окна. — А для мага спорт очень важен…
— И отдых тоже, — друг широко зевнул. — Так что если один день проведешь спокойно, люди тебя не осудят, — и, отвернувшись к стене, натянул одеяло на самую макушку.
— Вот же ты лентяй! — усмехнулся я.
— И потом, — донеслось из-под одеяла напротив, — это стихийникам спорт важен, а менталистам вообще-то надо много медитировать… Желательно в тишине, не мешая друзьям спать…
Оставалось только снова усмехнуться. Замечание тем не менее показалось разумным — совет, повторенный многократно, вполне тянул на рекомендацию. Под аккомпанемент дождя я распахнул книгу по медитации, которую взял вчера в библиотеке, и торопливо ее пролистал, пытаясь ухватить суть. Однако внутри были лишь весьма общие фразы про спокойствие, расслабление, единение с природой и собой.
Капли все тише стучали по подоконнику. Обнимая подушку, Генка мирно сопел на кровати напротив. Не став его тормошить, я закрыл книгу, натянул спортивную форму и направился на улицу — решив для начала воссоединиться с природой.
В воздухе пахло свежестью, на кустах и деревьях ярко блестела листва. Намокшие желтые песчаные дорожки казались темными. Я вышел из-под козырька крыльца, и мелкие прохладные капли застучали по голове и плечам, приятно бодря. Неторопливо спустившись, я немного прогулялся по пустому тихому парку, где кроме меня сегодня не было ни души, и незаметно вышел к пруду, который видел в самый первый день. Большой и длинный, по форме он напоминал восьмерку, украшенную железным мостиком посередине.
Здесь тоже царила тишина. Сизая дымка вольготно стелилась над водой, чуть захватывая витые перила. Однако за мостиком — там, где была скамейка — туман неожиданно становился гуще и плотнее, окутывая ее как непроницаемое облако, словно надежно пряча от всех. Приблизившись, я с любопытством шагнул прямо в него — и дождь мгновенно перестал колотить, будто меня накрыло зонтиком. А все, что до этого было скрыто, стало теперь отлично видно.
На скамейке с закрытыми глазами сидела Нина, слегка выставив перед собой ладони, с которых плавно клубился туман — будто слетая с кончиков ее пальцев, рождаясь с узора на ладонях. Я сделал шаг к ней, и она мгновенно распахнула глаза.
Глава 23. Боевые карты
Синие глаза казались в сизой дымке тумана особенно яркими, словно заменяя небо, которого здесь не было видно.
— Поздравляю с победой, — улыбнулась Нина. — Это было впечатляюще.
— Тебя же там не было, — заметил я.
— Слухи расползаются быстро…
Ее голос будто немного тонул в плотно окутывавшем нас облаке. Я подошел ближе и сел на скамейку рядом с ней. Улыбка все еще играла на коралловых губах, глаза сверкали, а тяжелая русая коса покоилась на груди. Весь ее вид был ровно таким же, как обычно — разве что лицо казалось чуток бледнее.
— Мне сказали, — осмотрев ее, вновь заговорил я, — ты заболела… Как себя чувствуешь?
— Хорошо, — коротко ответила Нина и перестала улыбаться, явно не желая об этом говорить.
Пелена тумана, как тонкая стена, отгораживала мир от нас, а нас от мира, словно оставляя в закрытой комнате наедине. Она приглушала даже звуки — бьющих по пруду и земле капель дождя здесь не было слышно. Новые клубы плавно слетали с девичьих ладоней и будто повисали в воздухе, делая дымку еще плотнее и пряча нас еще надежнее.
— Как ты это делаешь? — не выдержал я.
— Это же стихия, — отозвалась Нина. — Совсем несложно. Просто представляю, как он проходит через мою кожу и отдаю его природе…
Слушая, я попытался поймать кусочек витающего вокруг облака. Туман, совершенно неосязаемый, мгновенно выскользнул из моих пальцев и вновь повис между нами. Из моей ладони он не рождался — у меня была только знакомая синева. Я распахнул руку, и яркое свечение послушно разлилось по коже, окрашивая сизую дымку.
— Ты это видишь?
— Что? — Нина озадаченно взглянула на мою ладонь.