— Нравится? — Тим, сидящий в уютном кресле в ряду передо мной, повернул голову.
Я честно кивнул.
— Это кадиллак, — довольно пояснил он, — самая роскошная машина в мире. Конечно, найдутся те, кто скажут, что самая роскошная — это роллс-ройс. Нет, самая-самая — кадиллак. Ты только послушай, как звучит: кадиллак, кадиллак… — почти пропел он. — Уж поверь, однажды про него и песни петь будут… Только кадиллак отвезет в красивую жизнь.
Подозреваю, именно туда мы сейчас и ехали.
— Ты, кстати, как к красивой жизни относишься? — спросил Белозерский.
Как я к ней могу относиться? Я ее не знаю.
— Вероятно, хорошо.
— Самый легкий путь к красивой жизни — это династии, — чуть прищурившись, изрек Тим. — Масом тебя уже звали?
Я мотнул головой.
— Наверное, и не позовут, — без тени сомнений выдал он. — Побоятся. Менталистов мало, так что ты, можно сказать, под общим наблюдением. И если какая-то династия внаглую заберет себе столь ценный кадр, то многие подумают, что она замышляет что-то нехорошее. А равновесие сейчас и так очень хрупкое, никто не станет рушить его добровольно. Но если, например, — вкрадчиво протянул он, — ты захочешь сам присоединиться к какой-нибудь семье…
— И как, например, я могу это захотеть? — полюбопытствовал я.
— Ну, например, влюбишься в чью-нибудь дочку или кто-нибудь от тебя случайно забеременеет. Вариантов-то полно… Но даже, введя тебя на позициях родственника, большинство династий все равно будут смотреть как на маса.
— О да, — хмыкнула рядом со мной Соня, — они все те еще лицемеры!
— Однако, — голос ее брата стал еще вкрадчивее, — есть и такие семьи, которые мыслят свободно, раскованно, в ногу с веком. Они легко позволят неродовитому, но талантливому магу войти к ним на равных правах. Например, как наша семья…
Соня рядом села так резко, что со стороны показалось, будто ее встряхнуло на месте.
— Ты сдурел меня сватать? — возмутилась она.
— Я же чисто теоретически, — как ни в чем не бывало произнес Тим.
Пару мгновений ее болотные глаза пристально сверлили брата, словно топя его в самой своей пучине, а затем она снова откинулась на мягкую кожаную спинку сидения.
— Замуж я не пойду. Замуж — это для таких, как Островская. А вот с ней, например, — Соня повернула голову ко мне, — тебе ничего не светит. Максимум с ней переспишь.
Ну для начала и это неплохо. Однако в целом мне не очень нравилось, куда сворачивала беседа.
— Но зачем, — протянула Соня так же вкрадчиво, как недавно ее брат, — тратить время на недотрог вроде нее, когда есть девушки, которые уже готовы?..
Не сводя с меня глаз, она томно заправила за ухо золотой локон.
— То есть, — с иронией прокомментировал Тим с сидения впереди, — сватать тебя нельзя, а предлагаться тебе можно?
— Но я же чисто теоретически, — невозмутимо отозвалась она.
— В общем, будь осторожен, — он снова повернулся ко мне, — девушки, как ты наверняка уже понял, умеют быть коварными. А некоторые и того хуже. Особенно если характер своевольный, а вместо мозгов туман…
Я даже не сомневался, что в такой дикой комбинации получится его сестра. Что-то когда рядом оказывалась Соня, градус сумасшествия моей жизни резко повышался. Загадочно покосившись на меня, она вытащила из кармана небольшой пузырек, один из тех, что стояли в ее лаборатории, сорвала крышку и стремительно влила в себя содержимое.
— И зачем? — тут же спросил ее брат.
— Может, у меня планы на вечер, — она затолкала пустой пузырек обратно.
— Твои планы на вечер, — строго заметил он, — сесть в машину и вернуться обратно в академию.
Соня фыркнула и отвернулась к окну.
Совсем скоро за окнами вместо зелени замелькали жилые дома, другие машины, конки и пешеходы. Улицы становились все шире и богаче, а потом и вовсе автомобиль въехал в гостеприимно распахнутые ворота и остановился у внушительного здания. На площадке перед ним стояли еще с десяток машин, явно ждущих своих хозяев. В огромных окнах ярко горел свет, и даже с улицы была слышна играющая внутри громкая музыка. Я покосился на вывеску над массивным крыльцом, сообщающую, что внутри находится ресторан — судя по всему, очень дорогой.
Повернувшись, Тим неожиданно протянул мне весьма неприметный серый пиджак, в котором можно легко сойти за обычную тень. Второй точно такой же он взял и себе.
— Мы тут сначала по работе, — пояснил Белозерский, — так что нам не надо выделяться.
Расстегнув, я снял форменную гимнастерку академии и аккуратно положил на сидение, а затем натянул пиджак. Соня же просто сбросила верх, оставшись в тонкой голубой блузке, весьма туго обтягивающей ее женственную фигурку. Косясь на меня, она кокетливо взбила кудри и пару раз прикусила губы, отчего они стали еще краснее.
Всей компанией мы вышли из машины, которая осталась ждать нас на площадке, и зашагали ко входу в здание — но не к главному, по ступенькам которого как раз поднималась разряженная компания, а к служебному, за углом, со старенькой, но прочной дверью, явно предназначенной для работников заведения. Стоило зайти внутрь, как к нам тут же подскочил пухлый, как булочка на ножках, невысокий мужчина в черном костюме, который казался серым из-за густых волн страха, оплетающих его хозяина.
— Ну наконец-то! — выдохнул он. — Почему так долго? Проверяющий будет с минуты на минуту!
— Радуйся, что вообще приехали, — лениво бросил Тим.
— А это кто? — мужчина неприязненно ткнулся глазами в меня. — Из вашей Академии красных магов, что ли?
— Ты бы не язвил, — усмехнулся Белозерский, — а то в следующий раз дороже выйдет. Это Александр, — он показал на меня, — а это — Олег Петрович, директор ресторана. И наш сегодняшний должник.
От такого представления тот аж поморщился, но промолчал.
— У Олега Петровича, — явно подтрунивая, продолжил Тим, — большая проблема. На складе его ресторана не хватает бутылок с одним очень хорошим заграничным вином, а вот по бумагам всего хватает. Но, к несчастью, для Олега Петровича есть те, кто проверяют соответствие бумаг реальности…
— Так в чем проблема, — заметил я, — докупили бы.
— Во-первых, вино редкое. А во-вторых, напомни, — Тим обращался к директору ресторана как к своему ровеснику, — сколько стоит одна бутылка?
— В розницу или за опт? — проворчал тот.
— Да без разницы. Давай, которая меньше.
Нервно топчась около нас, директор назвал цену одной бутылки, и у меня чуть глаза на лоб не уползли. Моей заводской — месячной! — зарплаты как раз бы и хватило только на одну бутылку — и это еще по оптовой цене.
— В общем, бутылок не хватает, — подытожил Белозерский, — лишних денег, как ты наверняка уже понял, на них тоже нет. А сегодня инвентаризация, государственная проверка… Человек придет, который будет их считать. Поэтому нужно, чтобы они были. Необязательно по-настоящему…
Да я уже и так понял, куда это все сворачивает. Вопросы у меня вызывало другое.
— И куда же эти бутылки делись?
— Ну вот какая разница тебе! — буркнул директор. — Просто делай свое дело!
Серые волны страха уже укутывали его как гигантский кокон, заставляя затравленно рыскать глазами по сторонам, словно опасность могла прийти отовсюду, и дергано топтаться на месте, будто готовя его бежать в любой момент. Могу поспорить, обычно волны вокруг него жадно желтые, как старые потертые монеты, которых он наверняка получил не мало — только не монет, а банкнот, и не старых, а новеньких и хрустящих — продав то, что ему не принадлежит.
— То есть вы меня позвали подсобить в обмане? — сухо обобщил я.
— Ты же говорил, что не идеалист, — Тим с прищуром взглянул на меня.
— Но и проворовавшимся буржуям не хочу помогать.
Соня рядом звонко хихикнула.
— Кого ты вообще привел?! — чуть не взревел директор ресторана.
— Выйди, — коротко, даже не повернувшись, бросил ему Тим.
Тот сердито надулся, но все потащился к двери, волоча за собой широкие серые волны, как полы не в меру длинного пальто.
— Да, вороватый, — сказал Белозерским, когда дверь за директором захлопнулась, — но человек он, в принципе, хороший и по-своему даже полезный. Я не заставляю тебя ему помогать, и ты вправе отказаться. Но если не поможешь, его ждут лагеря, а то, может, и чего похуже…
Это вполне объясняло густые волны страха, окутывавшие его как саван.
— Можно сказать, ты доброе дело сделаешь, жизнь ему спасешь, — спокойно продолжил Тим. — Он, может, какой урок вынесет на будущее, а системе на самом деле без разницы, сколько бутылок стоит в подвале. Для системы они и так невидимые.
— Скажи еще, что воображаемые, — ворчливо заметил я.
— Зато наказание для него будет вполне реальным, — серьезно произнес Тим. — Что, его жизнь не стоит пары ящиков вина?
Серые волны, как щупальца, сочились из-под щели двери, к которой директор наверняка прильнул, испуганно ожидая итогов разговора. Ну вот почему бы ему не подумать обо всем этом раньше, когда проворачивал свои аферы? Но, в конце концов, я не судья.
— Хорошо, — после паузы согласился я, — только берите с него в следующий раз побольше, чтоб неповадно было.
— Уж не сомневайся, — хмыкнул Тим, — возьмем…
Договорившись, что встретимся после, Тим и Соня ушли в одну из боковых дверей, а я и нервничающий директор остались. Вскоре дверь со скрипом распахнулась, и в помещение вошел мужчина, сухой как вобла, в невыразительном коричневом костюме, с кожаным портфелем под мышкой и с таким строгим взглядом, что серые волны на пару мгновений скрыли директора с головой. С трудом взяв себя в руки, он натянул улыбку и шагнул к вновь вошедшему. После короткого приветствия глаза проверяющего придирчиво остановились на мне.
— А это кто? — спросил он.
— Мой помощник, — выпалил директор.
— То есть вы доверяете хранение настолько ценного вина такому молодому парню?
— Молодой, да ответственный, — чуть ли не заикаясь, выдал директор. — И считает хорошо…