К вечеру Аурел вымотался совершенно, и когда Тири притормозила, а затем слезла с мотоцикла, он ощутил немедленное облегчение. Спина ныла, а ноги стали словно деревянными.
— Умаялся? — спросила она. Насмешливо, но беззлобно.
Аурел кивнул.
— Ну, ты горазда за рулем! Никогда бы не подумал.
— Мужчинам вообще не свойственно думать, — ответила Тири. — Как правило.
— Ну-ну, не обобщай. Некоторым очень даже свойственно, — хмыкнул Аурел.
Тири, опуская «Квантум» на землю, ехидно заметила:
— Если ты имеешь в виду себя, то я не согласна. Ты такой же пень, как и остальные.
Аурел обиделся:
— Да ну тебя… Тоже мне феминистка.
— Реалистка, — поправила Тири.
— Злая ты.
— А ты добрый?
— Ну уж не такой, как ты.
— А с чего мне быть доброй? С того, что меня вынуждают убивать? Меня, женщину? Я рожать должна, а не убивать, понял?
Аурел остыл.
— Неужели тебя вынуждали убивать?
Тири не ответила. Пнула монтреевским ботинком шершавый мотоциклетный скат и полезла в бардачок.
— Давай шевелись, — мрачно сказала она несколько позже. — Есть охота.
Аурел тоже уложил мотоцикл, чтоб не так издалека был виден посреди равнины, и выгреб из бардачка сумку и спальник.
Через каких-то десять минут, разгоняя сгущающиеся сумерки, весело потрескивал костер, на треноге чернел закопченный котелок, а внутри котелка многообещающе булькало. Аурел плотоядно принюхивался, Тири с ложкой в руке колдовала у посудины с варевом. Звезды, единственные обитатели небес, молча глядели на них с высоты.
Аурел чувствовал, что спутница готова выговориться. Нужно только поестественнее подвести ее к монологу. Черт возьми, чем больше Аурел размышлял над этой историей, тем менее понятной казалась она. Логики не было — вот главное, что лишало внутреннего равновесия. Аурел не любил отсутствия логики. Точнее, не отсутствия, а неочевидности, потому что логика присутствует во всем, нужно только суметь вытащить ее на поверхность. Получалось не всегда, у Аурела по крайней мере. И вот эта-то загадочная глубинная логика и грызла постоянно, и донимала, словно настырный комар над ночной постелью: жужжит, кружится, и сколько руками не маши — не улетает.
Проглотив обжигающий ужин, почти не почувствовав вкуса, Аурел с довольной ухмылкой извлек из сумки припасенное в Трое пиво. «Пенная прохлада» — самое то после дня в седле. Легкое сладковатое питье, источник спокойствия и вечернего умиротворения. Аурел, застонав от удовольствия, опрокинулся на спину. Тири с завистью взглянула на него.
— Поделился бы, что ли… Джентльмен…
Аурел сунул руку в сумку и показал ей вторую бутылку. Девушка вопросительно подняла бровь.
— Пора бы и объясниться, — предложил Аурел. — А?
Тири пожала плечами. Тогда он метнул ей бутылку. Коротким выверенным движением Тири поймала продолговатый прохладный снаряд. Свернула пробку и сделала первый глоток.
— Я — твой ангел-хранитель, — тихо сказала она потом. — Ты ведь ходишь в Сеть без мнемоюстов, слайдер. И думаешь, будто это страшная тайна.
Аурел смутился. Он и вправду считал это своей главной тайной. Не единственной, разумеется, но главной.
— Ты, конечно, считаешь, что ты один такой. Так?
И Аурел начал кое-что понимать. «Сюда чуть не прорвался один из псов Лощинина. Мне пришлось его сжечь…» Святая вода, неужели она тоже? Неужели она тоже умеет общаться с Сетью напрямую, в двоичном коде? Инстинктивно? Как он, Аурел Чогоряну, кибертелепат, способный считать данные с терминала даже при отключенном питании?
— Ты… Ты тоже?
-Да.
Тири глядела ему в лицо, и в звездочках-плексах отражались крохотные язычки пламени. Она была очень грустной.
— И… тебе это не нравится? Не нравится этот дар?
Она усмехнулась:
— Дар? Скорее уж — проклятие.
Аурел поперхнулся пивом.
— Проклятие? Почему, елы-палы? Это же золотое дно!
— Потому что я ненавижу Сеть. Я ненавижу терминалы, клавы, диалы, диски, я ненавижу все это равнодушное железо.
Она говорила негромко и без каких-либо эмоций в голосе, словно давно смирилась со своей ненавистью.
— За что можно ненавидеть Сеть? — глухо спросил Аурел.
Тири пожала плечами:
— А за что ее любить? За то, что она отнимает у нас подлинные чувства? За то, что пичкает нас суррогатами и психо-тропщиной? За то, что она не позволяет мне заниматься делом, которое я люблю? За что?
Аурел не ответил. Ему нечего было ответить — просто нечего. Ведь он любил Сеть. Точнее, даже не любил — он был частью Сети и не мыслил себя без киберспейса. Собственно, он жил там — а в реальном мире только отсиживался. И скучал при этом. Единственное, что интересовало его вне Сети, — это скорость. Это мощь мотора, бьющегося в унисон с сердцем и мыслями, это ветер в лицо и бесконечность равнины, бесконечность впереди, за спиной, справа, слева… Только это. А она говорит — проклятие…
— Каким делом не позволяет тебе заниматься Сеть? — спросил он наудачу.
Тири дернула плечом и отвела взгляд. Теперь она неотрывно глядела в костер.
— Не все ли равно?
— Не все.
— Давай не будем об этом, Ури, — попросила она. — По крайней мере сейчас.
Когда она называла его Ури, возражать просто не хотелось. Чисто женский подход, но какой действенный…
И он не стал. Просто молча пил пиво и размышлял.
Значит, она тоже уникум. Но если она ненавидит Сеть, почему столько умеет? Аурел, например, смутно догадывался о способе, посредством которого можно сжечь чужой мозг. Во всяком случае, его догадки нуждались в серьезной проверке. Если собрать примитивный психоусилитель со стандартным селективным портом input/output, задача упростится, но насколько? Можно только догадываться.
Ну ладно. Следующий вопрос: а откуда она знает о памятном визите на сервер Лощинина? Кажется, Аурел предусмотрел все, замел все следы… Люди Лощинина должны искать Фриппи, а не Аурела Чогоряну. И вот — пожалуйста. Досек-ретничался.
А вдруг некто, заинтересованный в кибертелепатах, следит за всеми странностями в Сети и тихо копит факты? Ведь если точно знать, что кибертелепатия возможна, если отчетливо представлять, что именно ищешь, факты засечь не так уж и трудно. Сотня-другая следящих скриптов на крупных бек-бонных стыках, на магистральных серверах, выборочно — в капиллярах… Уже интереснее. Значит… Значит, есть еще люди, которым для погружения в киберспейс не нужны мнемоюсты и вообще не нужен психомодуль?
Аурел даже приподнялся на локтях. Вот она, глубинная логика. Они спасают своего, который считает себя одиночкой. Все просто, как и ожидалось.
Он победно покосился на девушку, но она по-прежнему глядела в костер.
— Скажи, Тири, — спросил он как мог мягко. — Ты тоже оставляешь эхо? В виде трек-файла?
— Да, — ответила она неохотно. — «Ваш CMOS покрыт инеем».
— Значит, с этим нельзя бороться?
— Нельзя. Попробуй побороться с эхом в пустой комнате. Что получится?
«Точно, нас много. И она знает об остальных. Слишком уверенно отвечает, словно речь идет об истине, известной со школьной скамьи. То, что не сам понял, но вызубрил с пеленок».
— Понятно, — сказал он вслух. Завтра они еще поговорят. Будет шанс кинуться не только кибертелепатом, но и просто… Если только он все угадал правильно.
— Давай спать, — попросила Тири. — Я устала.
Аурел потянулся к серебристому спальнику.
«Завтра, — подумал он. — Завтра. Но почему она не любит киберспейс?»
И очень непоследовательно ответил сам себе: «Женщина…»
~# skip a period
В следующую неделю разговора у них так и не получилось. Тири гнала свой «Квантум», словно за ней по пятам неслась стая саблезубых тигров, а вечером ее не хватало даже на то, чтобы выпить несколько глотков кофе. Аурел тоже выматывался, но терпел, сцепив зубы. Тири же помалу становилась прозрачной — не то от усталости, не то от переживаний. Аурел никогда не думал, что из-за нервов может произойти такое, но, похоже, спутнице не давала покоя смерть одного из лощи-нинских сетевиков. Не то чтобы Аурел оправдывал убийство вообще… Но здесь ведь явная оборона — не ты, так тебя…
А кто заставлял тебя воровать у Лощинина файл? Удаль захотел показать, хакер недоделанный? Или на деньги прельстился? Вот он, результат: такой же парень, как и ты, только не вор, а просто обитатель принадлежащего всем киберспейса, валяется лицом на столе, и вместо мозгов у него каша, а девчонка тает прямо на глазах… На твоих, между прочим, глазах, пытаясь тебя спасти, вора, хвастуна и подонка!
Аурел остервенело выкручивал правую рукоятку, пытаясь не отстать от Тири. Он пытался придумать себе оправдание, и от этого на душе становилось еще гаже. Он хотел развернуться и поехать назад, к Сити, прямо в лапы к лощининским торпедам, но представил, что скажет Мечта, и отказался от этой мысли.
Вечерами он пытался накормить Тири, но она не слушалась, только пила воду, жадно и помногу. Ночами он прижимал ее к себе, словно этим мог защитить, и все время просыпался, когда она вздрагивала во сне. А утром все начиналось сначала.
На двенадцатый день Аурела разбудило солнце — отразившийся от хромированного крыла «Квантума» лучик резанул по зрачкам, и сразу же под веками вспыхнули мириады радужных пятен. Аурел зажмурился, приподнялся на локте и потряс головой. Зрение быстро восстановилось, но матовые светляки еще долго ползали перед глазами, старательно избегая фокуса.
Тири рядом не было. Он огляделся — девушка сидела на корточках у тихо поющей печки и, обжигаясь, пила бульон из пластикового пивного стаканчика. О том, что это бульон, Аурел понял из валяющейся тут же яркой упаковки с глупой коровьей мордой на желтом фоне. Бульонный кубик размером едва ли больше игральной кости был завернут чуть не в квадратный метр фольги.
— Доброе утро… — сказала Тири и впервые за двенадцать дней улыбнулась. — Как спал?
— Крепко… — пробормотал Аурел, выползая из спальника.