На пятый день, облачившись в полное боевое, навесив на шею тяжеленную плюющуюся огнём железку (всё, на магию и меч надежды мало!), он отправился туда, где мрачные чёрные иглы небоскребов обернулись скалами… нормальными, живыми скалами с живым лесом в седловинах и упрямыми деревцами в расщелинах. Где рычал могучий огр… “Пожалуй, не стоило его убивать. Ты использовал не все ещё слова, а уже схватился за оружие, — укорял себя Твердислав. — Ты мог бы о многом поговорить с девчонкой… Ведь даже с Ведунами можно найти общий язык, если очень захотеть!”
Исайя рассказывал, что прорыва фронта тогда так и не произошло. Умники слегка потеснили своих противников, но не более. Эстерра приняла бой на земле. Подтянувшиеся резервы Колдуэлла и Шимана вступили в дело на верхних ярусах. Драка выдалась жаркой, Умники накрыли-таки Сенсорным облаком один из обороняющихся взводов, однако Эстерра бестрепетной рукой отдала приказ всем огневым средствам бить по этому квадрату на поражение, и смертельный туман трусливо уполз обратно в своё логово.
Нет нужды говорить, что взвод полег полностью. Эстерра получила награду и ушла на повышение.
Вновь начиналась вялая позиционная война. Строились новые доты, помпы качали бронепластик, роботы-строители во множестве выпекали защитные щиты, делали бойницы, бластерные и огнемётные гнёзда, наращивали перегородившие улицу баррикады, пытались исправить подходящие к передовой трассы монора, особенно пострадавшие от Кочрадова заградительного огня, наглухо заваривали люки — входы в подземные коммуникации. Умники же, оправдывая свое прозвище, ещё в самом начале мятежа сумели ловко стереть из вражеских компьютеров все планы подземелий; с тех пор отыскать входы туда удавалось лишь случайно.
Твердислав не воспользовался монором. Не стал он и спускаться на землю — очень уж велик был риск получить полновесный плазменный заряд от слишком длительного автомата, которому и опознаватель “свой-чужой” не указка. Он шёл длинными, изящно изогнутыми мостами, перекинутыми через бездонные пропасти улиц. Шёл теми самыми террасами, где всегда, казалось, царит поздняя весна, пора самого яркого цветения. Невиданные цветы раскрывали непропорционально большие венчики, яркие мясистые лепестки должны были бы услаждать взоры — однако именно так выглядели хищные деревья-птицееды на Южном взморье, судя по рассказам вождя соседнего клана Лайка. Самому Твердиславу там побывать не удалось — но Лайк тем и отличался, что никогда ничего не приукрашивал и не присочинял, если речь шла о жизненно важных для соседей сведениях.
Птиц юноша не видел здесь ни разу. Исайя говорил — они остались только за городом, в лесах. Вот куда бы хорошо отправиться. И уж там поговорить с Умниками, как это он умеет — по-честному, грудь на грудь, меч против меча! И, быть может, тогда ему удастся наконец разорвать эту липкую паутину непонимания — зачем и для чего он оказался здесь, почему Великий Дух назвал Умников врагами и почему лишил его, Твердислава, необходимейшего оружия, если хочет, чтобы вождь выполнил свой Долг?
Верный старым привычкам, Твердислав пустился в путь с восходом. День не так долог, как в первую половину лета; но до заката успеть можно многое. Террасы и мосты оставались пустынными. Мигали, светились и переливались надписи, приглашая, завлекая и зазывая. Твердислав на них не смотрел. У каждого клана свои игрушки и свои забавы. Он слышал, что в некоторых Морских кланах любили жестокие кулачные бои, у Петера — развлекались метанием камней в цель и лазанием по неприступным скалам (смельчаки частенько срывались и разбивались насмерть, но других это почему-то не останавливало), Мануэл превыше всего ставил песни с плясками, ну а в клане Лайка состязались в ворожбе и ещё забавлялись чрезвычайно сложными играми на разрисованных досках, передвигая разноцветные фишки.
Ни людей, ни автоматов парень не встретил. И это понятно. Под элегантными мостами пролегли толстые серые трубы соединительных тоннелей, по которым в иглы-дома доставлялось всё необходимое. Каким образом — бывшему вождю было неинтересно. Это не его мир. Он здесь только потому, что таково слово Всеотца.
Утром, на рассвете, когда ещё не стянулись со всех концов неизменные серые тучи, чёрный город казался даже красивым. Блестели крупные серебряные капли на широких пальмовых листьях; мирно жужжала летучая мелочь вокруг алых, малиновых, жёлтых цветов; самое место для фейных танцев.
Но здесь не было фей. И гномов тоже не было, не говоря уж об эльфах. И нельзя было влюблённым в самую короткую ночь Месяца Песен постоять, обнявшись, в светлой роще, внимая дивным звукам фейного хора. Нельзя было… много чего нельзя было. Собственно говоря, Твердислав не слишком понимал, зачем соотечественникам Исайи вообще жить, если жизнь для них — одна лишь бесконечная борьба за существование. В кланах всё было иначе. Даже на Летучие Корабли уходили с радостью и Верой. Впереди ждал Всеотец и Великий Долг, — который надо было выполнить во что бы то ни стало.
Вождь шёл упругим охотничьим шагом, с носка — на пятку, с носка — на пятку. Пока нет привычки, так ходить — сущее мучение, зато когда приноровишься, уже и непонятно, как можно было по-другому. Медленно поднималось солнце. Мало-помалу город просыпался; а от недальней уже линии фронта донёсся глухой взрыв.
Вот и приметная развилка монорных трасс. Вот появился угрюмый, отлитый из бронепластика дот. Холодный взгляд автомата-часового скользнул по Твердиславу. Мигнуло зелёным — можешь идти.
Твердислав миновал длинный мост. Ещё один караульщик. Дальше начинались испятнанные войной дома. На чёрных фасадах слепыми глазницами, уродливыми бельмами светлели заплаты из свежего бронепластика, ещё не затвердевшего. С басовитым гудением прошла тройка патрульных танков. Попискивая, пролетел быстрый серебристый зонд. Вдоль террас поубавилось зелени, то тут, то там замелькали недавно заделанные пробоины. Нарядные витрины пропали, закрытые тяжёлыми щитами. Замелькали грозные надписи, предупреждая, какой стороны лучше держаться при внезапных огневых налётах. По краям мостов потянулись уродливые броневые гребни, иссечённые осколками, латаные-перелатаные ремонтными роботами после недавнего артобстрела, как по привычке говаривал верховный координатор.
Твердислав шёл вверх вдоль Сорок пятой улицы, повторяя маршрут отряда Эстерры. Впереди смутно забелело — новёхонькая, ещё не успевшая до конца остыть баррикада. На гребне её чернели автоматы — неутомимые, прикрытые от огня Умников защитными полями, они поднимали преграду всё выше и выше. Твердислав слышал, что такими же баррикадами решено отгородить все районы, ещё удерживаемые теми, кто именовал себя “нормальными людьми”.
Зрительная память вождя, привыкшего ориентироваться в дремучих чащобах родного мира, не подвела и на сей раз. Вот он, тот самый перекрёсток. Сразу за баррикадой.
Дома здесь пострадали особенно сильно. Даже сверхпрочные фасады не выдержали концентрированного огня и наступающих, и обороняющихся. Чёрные панели лопнули, словно за ними, в помещениях, разом взорвался весь воздух. Обнажились скелеты конструкций, такие же чёрные, как и всё остальное. Впереди дрожали очертания захваченных Умниками домов. Твердислав напрягся, ибо эта дрожь означала пресловутую Сенсорику, то самое облако изменённой реальности, куда его угораздило попасть после первого боя. Изменений реальности там и впрямь хватало — чего стоил один огр Кхарг! Да и сама Аэ… Хочется её увидеть! Очень! И не обманывай себя, что это просто бунтует молодая плоть, не желающая слушать никаких доводов рассудка. Если местные Ведуны — то есть Умники — способны на такое… то хотелось бы понять, как им это удаётся. Морок? Наваждение? Но в памяти упрямо держались глаза девчонки. И помнила её кровь левая ладонь.
Сенсорика. То, что лучше защитных полей, — правда, ими Умники тоже не пренебрегают. Она прикрывает сейчас их работы — на своей стороне они возводят точно такие же огневые точки, амбразуры, заделывают пробоины, подтягивают силовые коммуникации, оборудуют позиции для танков, чинят искорёженные монорные трассы… Всё то же самое. И до сих пор непонятно — во имя чего воюем? Если бы не слова Великого Духа, Твердислав не один бы раз усомнился в том, что эту войну надо обязательно длить, вместо того чтобы покончить дело миром.
Он остановился. Здесь уже начинались позиции защитников. Твердислав осторожно опустился на корточки. Теперь надо попасть на ту сторону — но сперва надо всё как следует осмотреть.
На той стороне что-то тускло блеснуло. Миг спустя донёсся глухой рев — “выдра”, тяжёлая стенобойная ракета, врезалась в соседний мост, и тонкий чёрный росчерк мгновенно утонул в объятиях распустившегося пламенного цветка. Сильно тряхнуло.
В ответ взвыло сразу пять или шесть установок залпового огня, торопясь подавить так неосторожно проявившую себя пусковую. Чёрную иглу вдалеке заволокло дымом.
Умники больше не стреляли. Торопливо выплюнув по сотне снарядов, умолкли и орудия защитников. А Сенсорика осталась, какой и была.
Риск угодить под шальной снаряд, ракету или боевой луч существовал всегда. Но если хочешь понять всё сам, нужно лезть в пекло.
На последнем отрезке пути его останавливали трижды. И автоматы, и живые бойцы. Твердислав уже привык к мёртвым воинам, что сражались в самых опасных местах и бестрепетно шли на гибель, закрывая собой хозяев, — но понять и принять этого всё равно не смог. Негоже слать в бой вместо себя кого-то другого, пусть даже оживлённого чародейской Силой железного болвана.
Наконец удалось добраться до амбразуры. Вглядевшись, Твердислав только присвистнул — что он надеялся разузнать здесь? Внизу — пропасть. Впереди — дрожь Сенсорики…
:Haile andefaile, wiz-man: — прозвенел тонкий, неслышимый для прочих голос. Только теперь он был полон скрытой угрозы.
Так. С этим мы уже знакомы. Значит, меня уже засекли. Твердислав невольно пригнулся. Казалось, с той стороны ему прямо в переносицу вперился немигающий холодный взгляд — живоглоту впору.