Битва сместилась к нашей Ставке, и мы увидели вражескую – реющий над холмом флаг и черный кристалл, в который, очевидно, было запечатано хао.
Там тоже кипел бой. Причем я мысленно поаплодировал нашим захватчикам Ставки, потому что стратегию они выбрали перспективную. Штурмовой отряд состоял из демонов-танков, принимающих на себя основной удар, воздушной кавалерии (крылатых демонов и летающих наездников Адских виверн), а также юрких и быстрых сатиров.
Но враг не уступал и грамотно держал оборону, осыпал крылатых налетчиков градом стрел; оставляя дымные хвосты, небо перечеркивали горящие снаряды катапульт. Один врезался в виверну, и та рухнула, пропахав гребнем землю и убив суккубу-всадницу. Нас осыпало щебнем и обдало пылью.
Взвод нерешительно остановился, а Руперт с Мотифом легли, пытаясь слиться с землей.
– Не останавливаемся! – прокричал я, поднял струсивших инстиг за шиворот и бросил вперед. – Кто отстанет – может прощаться с хао. Остальных постараюсь прикрыть! За мной!
Угроза подействовала. Мы помчались дальше, а когда отряд поравнялся с нагромождением камней, я велел засесть там и не высовываться.
– Ты осторожнее, декан, – посоветовал ракшас Каракапанка. – Там серьезные бойцы, это тебе не «свежее мясо» щелкать.
Хотелось ему напомнить, что еще три дня назад он называл меня «дохлым вонючкой-тифлингом», явно недооценивая, как и сейчас, но подобная самоуверенность выглядела бы странно. К тому же в его голосе слышалась забота.
– Буду осторожен, – ответил я.
Оставив отряд, я побежал, а когда отдалился, ушел в убыстрение – вынырнул, ушел – и снова вынырнул, имитируя Скачки.
Добравшись до баррикады вокруг Ставки, перескочил через нее. Меня заметила марилит-лучница, похожая на анаконду с человеческим телом и шестью руками. В спину донеслось:
– …и вонючку! – возле уха просвистела стрела.
– Где он? – услышал я, но был уже в другом месте.
Двигаясь якобы Скачками, я проскользнул между расставленными ногами огромного демона с арбалетом, не удержался, прикончил его двумя ударами – все ж меньше наших поляжет.
Мне все больше приходилось пребывать в Ясности, иначе сложно было уклоняться от снарядов, стрел, клинков, копий, копыт и смертоносных хвостов. Мир то вставал на паузу, то несся галопом, звуки то замирали, то обрушивались грохотом и ревом.
Каменное сооружение с призывно мерцающим флагом, в основание древка которого был инкрустирован кристалл со Ставкой, окружали сильнейшие демоны шестого легиона Азмодана, включая их легата Агвареса. Сколько у них звезд и сколько всего защитников, я не считал, но и без того видно, что каждый не уступает Деспоту.
Возле Ставки замерли шестеро ракшасов. В верхних руках они держали наготове арбалеты размером с баллисту, а нижними сжимали мечи. Стояли они так плотно, что никак не просочиться, разве что прыгать. Не будь убыстрения, меня бы быстро обнаружили и пришлось бы повоевать, а так я предпочел не терять времени, потому что каждая секунда – смерть кого-то из соратников.
Уйдя в Скрытность и на миг вынырнув из убыстрения, я прыгнул, помогая себе Полетом, снова ускорился. Перед приземлением выскользнул из Ясности и схватил древко…
– Куда смотрите, болваны?! – завопила ползущая к ракшасам марилит.
Похоже, шестирукая преследовала меня все время, не упуская из виду. Ее извивающееся змеиное туловище в длину было метров тридцать. Азмодановцы дружно повернули головы, увидели меня. К этому моменту я вырвал древко и получил уведомление, что не могу использовать способности.
Выход нашелся быстро. Я бросил флаг, убыстрился, включил Комбо, чтоб проложить себе путь. Оранжевозвездных демонов раскидало, но не убило. Вырубив просеку для прорыва, я поднял стяг и побежал, раздавая тычки древком знамени. Оно было длиннее меня, и работал я им как копьем.
По ущелью разнесся голос легата Филотануса, объявившего, что Ставка захвачена. Только тогда наши штурмовики меня, наконец, заметили.
Спикировал черт на виверне, зацепил меня лапищей и усадил за спину. Его партнеры закидали защитников Ставки бомбами, потом прикрыли нас с боков.
Мы рванули к себе на базу под угрожающие визги виверн, но далеко не ушли – нам наперерез понеслось превосходящее количеством вражеское воздушное воинство.
– Возьми флаг, – крикнул я в ухо черту.
Отдав знамя, блокирующее навыки, я убыстрился и прыгнул с крылатого змея на приближающегося врага. Все время находиться в Ясности я не мог, это вызвало бы подозрения и вопросы, потому периодически проявлялся.
Разметав преследователей, я заметил, что черта на виверне подбили арбалетчики. Виверна, пронзенная десятком огромных стрел, закатила глаза и подергивалась на земле, сам черт, крепко сжимая стяг, полз, волоча непослушные ноги, но был на последнем издыхании. Его обступали азмодановцы.
И опять волна ярости захлестнула меня. Гнев был так силен, что я заорал и, в очередной раз выйдя из Ясности, устремился к флагоносцу, окруженному недобитыми врагами, но не успел помочь черту: на него обрушился шквал ударов мечей, сабель и топоров. Вклинившись в толпу, я атаковал одного демона, потом второго, а когда врезал Молотом по третьему, выяснилось, что он последний – всех противников сокрушила Волна увечий, пассивный прием, отражающий урон в ближайших противников.
Количество поглощенного хао зашкаливало, я только и успевал включать Ясность, чтобы пережить подобие левелапа в убыстрении. На моем левом роге зажглась уже четвертая желтая звезда.
Подобрав флаг со Ставкой, я побежал со всех ног на базу – не напрямик, а через то место, где остался мой взвод. Или так хорошо спрятались, или кто-то из них использовал маскирующую группу способность, но обнаружил я их только по дернувшемуся хвосту Каракапанки.
Приблизившись к своим бойцам, я скомандовал:
– За мной!
Обратный путь запомнился урывками. Бойцы отставали, но яростно закрывали меня телами, а я, чертыхаясь, возвращался, сбрасывал флаг своим и переключался, чтоб защитить их. Разрубленным надвое распылился на поле боя наш молчун-испепелитель, следом лег инфернал. Беса Руперта затоптали, второй инстига, демон Мотиф, лишился головы, ракшаса Каракапанку сожгли дотла…
Вскоре оба легиона сконцентрировались вокруг нас. Свои прикрывали наш отряд, враги сжимали кольцо и пытались пробиться ко мне.
Когда я почти добежал до нашей Ставки, рядом остались лишь Лерра и Абдусциус, но и они прожили недолго. Враг рвался к нашему знамени, там кипел бой. Легат Филотанус, защищая Ставку, развоплотился. Мне же оставалось преодолеть метров десять, и каждый рывок запомнился отрывистой картинкой: вскрикнула и погибла Лерра, попав в пасть адского дракона, наездник которого сбросил на меня парализующую бомбу; Абдусциус накрыл ее своим телом, взрывом его разорвало на части; префект Саргатанас заслонил меня собой, спасая от огненной сети, брошенной вражеским легатом; центурион моей когорты Ситри рванул под ноги вражескому инстиге-инферналу и сгорел, дав мне мгновение для последнего рывка…
Надрывая мышцы, я прыгнул, врезал флагом по вставшему на пути дракону, сворачивая ему челюсть, другим концом древка проколол наездника – убил! – и, приземляясь, воткнул вражеский стяг в предназначенное место. Хао погибшего драконьего всадника поглотилось ровно тогда, когда битва закончилась и небо озарилось синим.
Бой тут же прекратился – демоны опустили оружие и начали разбредаться, поднимать раненых и оттаскивать на свою территорию.
Если бы тела не распадались пеплом, долина была бы усеяна трупами моих соратников. Я стоял на вершине холма, рядом развевались флаги, мой левый рог украшало пять желтых звезд, но радости от победы я не чувствовал.
Взвод декана Хаккара перестал существовать, а от тринадцатого легиона Белиала осталось меньше трети.
Интерлюдия 2. Томоши
Томоши Курокава родился и вырос в Киото, после Третьей мировой получившем статус столицы японского дистрикта. От Токио мало что осталось к концу войны – спасибо свихнувшимся генералам китайской армии.
В квартире граждан категории G спальня предусматривалась одна, для родителей, а Томоши приходилось жить в гостиной, совмещенной с кухней, потому он с детства мечтал о личном пространстве, терпеть не мог шума, скопления людей, а давка в толпе на улицах ввергала его в панику. Проще говоря, он ненавидел людей.
Чувство было взаимным. Нелюдимость, раздражительность, странность и неприветливость Томоши отталкивали не только одноклассников, даже такие же хикикомори сторонились его.
В отаку-клубе, куда по настоянию родителей Томоши записался в девятом классе, новичка приняли приветливо. Ребята, собравшиеся там, также сторонились людей и жили скорее в выдуманных мирах, нежели в реальности. Это их объединяло и должно было помочь сдружиться с Томоши. Он и сам робко на то надеялся, и не напрасно: парень нашел там не только друзей, но и любовь. Шику.
Шике было тринадцать. Замкнутая, молчаливая, Томоши не сразу ее заметил, и немудрено – девочка как девочка, ничего примечательного. Так было до тех пор, пока кто-то не заговорил о «Дисгардиуме». О, как оживилась Шика! Томоши впервые увидел, как она радуется, а ее улыбка свела его с ума. Он влип по уши, влюбившись и в Шику, и в то, чем девочка увлекалась, в «Дисгардиум», хотя в японском дистрикте он не входил даже в тройку самых популярных виртуальных миров, несмотря на обязательное время, которое подростки должны были там проводить.
– «Мизаки»! – с придыханием рассказывала Шика о топовом клане дистрикта Томоши. – Их лидер Ягами Оба… – Щеки девочки заалели. – Он такой душка!
– А как попасть в «Мизаки»? – поинтересовался Томоши не столько из любопытства, сколько из желания быть интересным девочке. – Став хорошим бойцом?
– Каким бы умелым воином ты ни стал, Томоши, тебе все равно не догнать лучших бойцов клана. Нет, к ним можно попасть, только если развиться в хорошего ремесленника…