Когда спустя мгновение Бостар глянул через плечо, его глаза расширились. Склон обвала давал ему прекрасную возможность во всей красе увидеть наступление карфагенян. Величественное и ужасное зрелище, которое точно должно было вселить ужас в защитников крепости, оставшихся на стенах. Впрочем, Бостар сомневался, что таковые еще есть. Их властители покончили с собой, чтобы не сдаваться, и обычные воины должны бы укрыться в домах вместе с семьями или тоже покончить с собой.
Но он ошибся. Не все сагунтийцы бросили оружие на милость победителям.
Когда Бостар снова кинул взгляд на склон впереди, то краем глаза заметил движение, справа и сверху, на участке стены, оставшемся целым. Увидел шестерых мужчин, облепивших огромную каменную глыбу. Они толкали его в сторону, к краю обвалившейся галереи, шедшей по верху стены. Прикинув траекторию падения камня, Бостар почувствовал, что сердце едва не выпрыгивает из его груди. Сагунтийцы хотели убить как можно больше карфагенян, но истинная цена могла оказаться намного выше. Бостар понял, что спустя всего несколько ударов сердца их полководец окажется именно там, куда упадет камень. Глянув на Сафона и Ганнибала, он уверился, что никто, кроме него, не заметил опасности.
Снова подняв взгляд, он увидел, как неровно обтесанный каменный блок уже висит на самом краю. Бостар открыл рот, чтобы крикнуть, предупреждая Ганнибала, и тут блок перевалил через край и начал падение. Невероятно быстро набирая скорость, он катился, подпрыгивая, по краю пролома, по ходу движения отколов от стены куски кирпича и кладки, каждый из который был в состоянии размозжить человеческую голову. Заорав от радости, защитники развернулись и убежали, уверенные, что их последнее усилие будет стоить жизни десяткам карфагенян.
Бостар не раздумывал ни мгновения. Бросив копье, он побежал в сторону, к Ганнибалу. Воздух наполнил грохот. Бостар не глядел наверх, боясь, что сам обгадится со страху. Несколько скутариев, которым он перегородил дорогу, выругались, но это было понятно только по движению губ. Бостар не замедлил движения, лишь взмолился, чтобы никто из иберийцев не решил, что он хочет напасть на военачальника, и не преградил ему путь. Шесть шагов. Двенадцать. Почувствовав приближение Бостара, Ганнибал повернул голову. Непонимающе нахмурился.
— Что ты творишь, во имя Баал Хаммона?! — крикнул он.
Бостар не ответил. Ринувшись вперед, он обхватил правой рукой тело Ганнибала и бросил его на камни, прикрывая собой сверху. Левую руку Бостар завел вверх, прикрывая щитом их головы. Спустя удар сердца камни под ними содрогнулись. Уши наполнил оглушительный грохот. К счастью, грохот длился недолго, стихая по мере того, как каменный блок покатился дальше.
— Вы не ранены, командир? — спросил Бостар, совершенно забыв о себе самом.
— Думаю, нет, — послышался приглушенный голос Ганнибала.
Хвала богам, подумал Бостар. Он осторожно пошевелил руками и ногами. Обрадовался, поняв, что все в порядке и на месте. Отбросив щит, сел и помог сесть командиру.
Тот тихо выругался. Шагах в трех от них лежал скутарий — вернее, то, что от него осталось. Человека даже не переломало, а просто размазало по каменной осыпи. Бронзовый шлем не защитил ему голову; камни вокруг были забрызганы белыми ошметками мозга, резко выделявшимися на фоне алой крови, забрызгавшей все вокруг, — вот и все, что осталось от его тела. Из спины скутария торчали острые осколки кирпичей, пробившие дыры даже в его доспехах. Руки и ноги были ужасно и неестественно вывернуты, а в нескольких местах из них торчали белые кончики сломанных костей.
Но это была только первая жертва камня. Ниже простиралась полоса смерти, проложенная им при падении. Бостар еще никогда такого не видел. Десятки воинов погибли… нет, их растерло в пыль, подумал Бостар. Накатила тошнота, и он изо всех сил старался, чтобы его не вырвало.
— Похоже, я обязан тебе жизнью, — вывел его из состояния оторопи голос Ганнибала.
Бостар еле кивнул.
— Моя тебе благодарность. Ты отличный воин, — проговорил командир, с трудом вставая и помогая встать Бостару.
В то же мгновение их окружили скутарии, не попавшие под удар. На их лицах читалась тревога. Естественно, атака затормозилась в результате такого отчаянного деяния сагунтийцев. В воздухе зазвучали осторожные вопросы, и иберийцы убедились, что их любимый командир не пострадал. Ганнибал тут же прервал их. Подобрав свою фалькату с земли, он поглядел на Бостара.
— Готов закончить начатое? — спросил он.
Бостара ошеломило, с какой скоростью полководец обрел прежнее самообладание. Он сам все еще был в состоянии шока. Но ухитрился кивнуть.
— Безусловно, командир.
— Превосходно, — ответил Ганнибал едва улыбнувшись и жестом показал, чтобы Бостар шел в наступление рядом с ним.
Подобрав копье, офицер выполнил приказ. Он едва успел увидеть довольную улыбку на лице Малха и столь же недовольное лицо Сафона. Облегчение сменило ужас, и он подумал, что попытается уладить дела с братом позже.
А сейчас надо лишь идти вместе с Ганнибалом.
Прирожденным военачальником и лидером.
Глава 9МИНУЦИЙ ФЛАКК
Окрестности Капуи, Кампания
Ганнон оперся о стену кухни, наслаждаясь зрелищем того, как Элира наклоняется над столом, уставленным едой. Ее одежда приподнялась, обнажив изящные икры, и натянулась поверх упругих ягодиц. У Ганнона снова заломило в паху, и он поменял позу, чтобы не демонстрировать всем признаки охватившего его возбуждения. Элира и Квинт все еще делили ложе, но это не значило, что он, Ганнон, не может восхищаться ею на расстоянии. Его тревожило только то, что Элира уже заметила его внимание и отвечала на него страстными взглядами. Ганнон решил не рисковать, заходя слишком далеко. Его только что зародившаяся и, возможно, очень ценная дружба с Квинтом еще была слишком слаба, чтобы выдержать такое испытание.
Со времени боя у хижины условия его жизни стали куда лучше. Фабриция впечатлил рассказ сына, а также наличие двух раненых, выживших и попавших в плен. За это Ганнона перевели в разряд домовых рабов, сняли с него кандалы и позволили спать в доме. Сначала юноше это нравилось — ведь одним ударом он освободился от хватки Агесандра. Но спустя несколько недель он уже не был настолько уверен в своем счастье. Жесткая правда той ситуации, в которой он находился, стала еще отчетливее.
Три раза в день Ганнону приходилось присутствовать на семейных трапезах. Естественно, ему не было дозволено есть вместе с хозяевами виллы. Он мог видеть Аврелию и Квинта с утра до вечера, но не мог с ними поговорить, только если рядом никого не было. И даже тогда разговоры были короткими и спешными. Все это так отличалось от тех времен, когда они были вместе на поляне в лесу… Несмотря на вынужденную дистанцию, Ганнон хорошо чувствовал дух боевой дружбы, возникшей совсем недавно, но не гаснущей со временем. Квинт иногда подмигивал ему, Аврелия застенчиво улыбалась, и это стало лучом света в его нынешней жизни. Да и Элира, чья постель располагалась не дальше двадцати шагов от него, на полу атриума… К ней он подойти не смел. Ганнон понимал, что должен быть очень благодарен судьбе за нынешнее положение дел. В тех редких случаях, когда карфагенянин встречался с Агесандром, он ясно видел, что сицилиец все так же таит на него злобу.
— Отец! — послышался из внутреннего дворика радостный голос Аврелии. — Ты вернулся!
Любопытный не меньше других, Ганнон подошел к дверям кухни вместе с остальными рабами. Фабриций должен был вернуться только недели через две.
Хозяин виллы стоял у фонтана, одетый в подпоясанную тунику и сандалии. Когда Аврелия подбежала к нему, на его лице расплылась широкая улыбка.
— Я грязный, — предупредил он. — Запылился в дороге.
— Все равно! — ответила Аврелия, обнимая его. — Так здорово, что ты приехал.
— Я тоже по тебе скучал, — сказал Фабриций, обнимая ее в ответ.
Ганнон почувствовал укол печали, осознав свое собственное положение, но не позволил себе даже думать об этом.
— Муж мой! Хвала богам, что ты вернулся в целости, — произнесла Атия с обольстительной улыбкой, подходя к Фабрицию и дочери. Аврелия подвинулась, давая отцу возможность поцеловать мать в щеку. Они так смотрели друг на друга, что было ясно, какие чувства до сих пор живут в их сердцах.
— Наверняка ты хочешь пить.
— Горло сухое, как русло реки в пустыне, — ответил Фабриций.
Атия перевела глаза на двери кухни, откуда торчали лица глазеющих рабов. Нашла взглядом Ганнона.
— Принеси вина! Остальные — за работу!
Дверной проем опустел в мгновение ока. Все рабы знали, что лучше не перечить Атии, управлявшей домашним хозяйством железной рукой, пусть и в шелковой перчатке. Ганнон быстро достал с полки четыре самых красивых бокала и поставил на поднос. Юлий, дружелюбный раб, возглавлявший кухонное хозяйство, уже протянул руки за амфорой. Ганнон поглядел, как он разводит вино водой, вчетверо, по римскому обычаю.
— Вот и готово, — пробормотал Юлий, ставя кувшин на поднос. — Беги, пока она снова не позвала.
Ганнон поспешно исполнил приказ. Ему очень хотелось знать причину преждевременного возвращения Фабриция. Навострив уши, он понес поднос семейству, к которому только что присоединился Квинт.
Тот широко улыбнулся, прежде чем вспомнил, что теперь он — взрослый мужчина.
— Отец, — сдержанно сказал он, — рад тебя видеть.
Фабриций ущипнул сына за щеку.
— Еще подрос.
Квинт покраснел и, чтобы скрыть смущение, бросил требовательный взгляд на Ганнона.
— Давай наливай.
Ганнон замер, услышав приказ, но тут же принялся его выполнять. Его рука замерла над четвертым бокалом, и он поглядел на Атию.
— Да-да, и Аврелии тоже налей. Она уже почти взрослая женщина.
Радостное выражение исчезло с лица Аврелии.
— Ты нашел мне мужа? — спросила она жестко. — Вот почему ты вернулся?
— Не будь такой дерзкой, — хмурясь, сказала Атия.