Враг Рима — страница 35 из 97

Щеки девушки вспыхнули, и она опустила голову.

— Хотел бы я, чтобы все было так просто, дочь, — ответил Фабриций. — Хотя у меня есть некоторый прогресс в этом деле, в мире произошли куда более важные события.

Он щелкнул пальцами, глянув на Ганнона, и сердце юноши отчаянно забилось. Он продолжил ходить от одного к другому, подливая вина.

— Что случилось? — спросила Атия.

Вместо ответа Фабриций поднял бокал.

— Выпьем, — сказал он. — За то, чтобы боги и наши предки все так же благоволили нашей семье.

Лицо Атии слегка напряглось, но она присоединилась к тосту.

Квинта меньше беспокоили формальности, чем его мать, и он заговорил сразу же, как отец выпил вино:

— Скажи нам, почему ты вернулся!

— Сагунт пал, — спокойным голосом сообщил Фабриций.

Кровь прилила к щекам Ганнона, и он почувствовал, что Квинт смотрит на него. Он аккуратно вытер каплю вина с кувшина. Внутри же него все пело от радости. Ганнибал победил! Ганнибал!

— Когда? — спросил Квинт, переводя взгляд с Ганнона на отца.

— Неделю назад. Похоже, они никого не пощадили. Мужчин, женщин, детей. Немногих оставшихся в живых продали в рабство.

— Совершенные дикари, — произнесла Атия и сжала губы.

Ганнон заметил, что Аврелия смотрит на него расширившимися от ужаса глазами. Можно подумать, римляне не делают так же в захваченных ими городах, с яростью подумал он. Конечно же, Ганнон не сказал ни слова, просто отвернулся.

В отличие от сестры, Квинт явно разозлился.

— Так скверно, что Сенат в течение последних восьми месяцев ничего не сделал, чтобы помочь одному из наших союзников. Теперь-то они начнут действовать?

— Начнут, — ответил Фабриций. — На самом деле уже начали.

Последовавшая тишина звенела громче, чем звук трубы.

— В Карфаген отправлено посольство; оно должно потребовать немедленной выдачи Ганнибала и его старших командиров, чтобы привлечь их к суду за беззаконные поступки.

Ганнон сжал тряпку так, что вино закапало на мозаичный пол у его ног.

Никто ничего не заметил, да Ганнона это и не волновало. «Как они смеют, — беззвучно кричал он. — Ублюдочные римляне!»

— Вряд ли они это сделают, — сказала Атия.

— Конечно нет, — ответил Фабриций, понятия не имея, с какой горячностью — правда, храня молчание, — соглашается с ним Ганнон. — Несомненно, у Ганнибала есть враги, но карфагеняне — гордый народ. Они желают расплатиться за то унижение, которому мы их подвергли после войны на Сицилии. И сейчас у них есть такая возможность.

Квинт на мгновение задумался.

— Ты говоришь о войне?

Фабриций кивнул.

— Думаю, да, дело идет именно к этому. В Сенате есть те, кто со мной не согласится, но, думаю, они недооценивают Ганнибала. Человек, столько достигший всего за несколько лет, не начал бы осаду Сагунта, если бы это не было частью куда большего плана. Ганнибал всегда хотел войны с Римом.

«Как же ты прав!» — торжествующе подумал Ганнон.

Квинт тоже обрадовался:

— Гай и я пойдем служить в кавалерию!

Гордость Фабриция за сына, вполне понятная, была лишь подчеркнута молчанием Атии. Хотя она и не могла скрыть печали, но быстро взяла себя в руки.

— Из тебя получится отличный воин.

Квинт гордо расправил грудь.

— Я должен сообщить Гаю. Могу я отправиться в Капую?

Фабриций утвердительно кивнул.

— Давай, но поторопись. До темноты осталось уже совсем немного.

— Тогда вернусь завтра.

С благодарной улыбкой Квинт поспешно ушел.

Глядя на него, Атия вздохнула.

— А что с другим делом?

— Тут есть хорошие новости, — ответил Фабриций, но, заметив живейший интерес Аврелии, осекся. — Расскажу тебе позже.

Девушка спала с лица.

— Все так нечестно! — вскричала она и убежала в свою комнату.

Атия коснулась руки Фабриция, не давая ему сделать выговор дочери.

— Пусть идет. Для нее это очень тяжело.

Ганнон не обратил внимания на семейную проблему, свидетелем которой стал. Сейчас желание сбежать, добраться до Иберии и воевать бок о бок с соплеменниками захватило его целиком. Как долго он мечтал об этом! Но в его уме мрачной тенью нависал долг перед Квинтом. Расплатился ли он с ним, расправившись с разбойниками у хижины пастуха или нет? Ганнон не мог быть в этом уверен. А еще оставался Суниатон. Как он сможет наслаждаться свободой, сбежав, если хотя бы не попытается разыскать своего лучшего друга? Ганнон даже обрадовался, услышав голос зовущего его Юлия. Мысли и чувства грозили разорвать его на части.

Шло время, а Ганнон все так же работал на кухне. Он так и не нашел ответа перед своей совестью, так и не смог решить, отдал ли долг Квинту. Кроме того, он не мог заставить себя сбежать с виллы, не попытавшись найти Суниатона. Но как это сделать? Ганнон понятия не имел. Кроме него, кто знает, да и кому какая разница, где сейчас Суниатон? Эти проблемы не давали ему спать по ночам, и даже отвлекли его от страстных мыслей об Элире, обычно одолевавших его. Усталый, раздражительный, он даже не обратил внимания, когда как-то раз Юлий объявил, что к завтрашнему ужину Атия выставила особые пожелания.

— Очевидно, она и хозяин ожидают прибытия важного гостя, — заметил Юлий напыщенно. — Гая Минуция Флакка.

— Кто это, во имя Гадеса? — спросил один из поваров.

Юлий неодобрительно поглядел на него.

— Один из старших в семье Минуциев, брат бывшего консула.

— Значит, хрен самодовольный, — пробормотал повар.

Юлий не обратил внимания на смешки, последовавшие за этими словами.

— А еще он член посольства, которое только что вернулось из Карфагена, — заявил он с таким видом, будто этот вопрос был хоть как-то для него важен.

У Ганнона все сжалось внутри.

— Правда? Ты уверен?

Юлий поджал губы.

— Именно это сказала хозяйка, а я внимательно отношусь к ее словам, — отрезал он. — А теперь принимайтесь за работу.

Сердце Ганнона колотилось о ребра, словно птица в клетке. Он вышел к хранилищам. Расскажет ли гость Фабриция о том, что видел? Ганнон взмолился богам, чтобы рассказал. Пройдя мимо входа в баню, он увидел Квинта, который раздевался. Хорошо ему, с горечью подумал Ганнон. Он сам не мылся в горячей воде с тех пор, как покинул Карфаген.

Не зная о чувствах, испытываемых Ганноном, Квинт наслаждался моментом. Желая выглядеть за ужином как можно лучше, он тщательно вымылся, а потом раб стал делать ему массаж. Сонный, он уже представлял себе, как Флакк расскажет все, что произошло в Карфагене, и едва услышал, как к нему в комнату вошел Фабриций.

— Этот визит чрезвычайно важен, сам знаешь.

— Да, отец, — ответил Квинт, открывая глаза. — И мы примем участие в войне, если она начнется.

Фабриций едва улыбнулся.

— Это и так понятно. Когда Рим зовет, мы идем.

Сложив руки за спиной, он принялся молча ходить из конца в конец.

Движение стригиля по коже начало раздражать Квинта, и он дал знак рабу, чтобы тот прекратил.

— Что такое? — спросил Квинт.

— Дело в Аврелии, — сообщил Фабриций.

— Значит, ты все-таки договорился и выдаешь ее замуж? — с горечью спросил Квинт, глянув на отца.

— Пока этот вопрос еще не решен окончательно, — ответил Фабриций. — Но Флакку понравилось то, что он услышал об Аврелии, когда я встречался некоторое время назад с ним в столице. А теперь он хочет сам увидеть ее, во всей красе.

Квинт скривился, поражаясь своей наивности. Зачем бы еще высокопоставленный политик посетил семью всадников, стоящих настолько ниже его по статусу?

— Хватит, — жестко сказал Фабриций. — Ты знал, что когда-нибудь это случится. Сие идет на благо семьи. Флакк еще не стар, а его семья влиятельна и имеет хорошие связи. При поддержке Минуциев Фабриции тоже смогут себя показать. — Он поглядел на сына. — Я имею в виду Рим. Понимаешь, о чем я говорю?

Квинт вздохнул.

— Аврелия еще не знает?

— Нет, — ответил Фабриций, и теперь уже на его лице появилась озабоченность. — Я подумал, что надо сначала поговорить с тобой.

— Втянуть меня в это?

— Не стоит так со мной разговаривать. У тебя в этом тоже есть выгода, — резко оборвал его отец.

В груди Квинта загорелся огонь воодушевления, и он тут же выругал себя за это. Он видел, как Аврелия влюблена в Ганнона. Безрассудное увлечение, но он ничего не мог с этим поделать. А теперь еще и это…

— Что заставило тебя выбрать Флакка?

— Я пытался что-то устроить все последние два года, — ответил Фабриций. — Искал человека, который подойдет нашей семье и Аврелии. Это дело хитрое, но, думаю, Флакк — тот, кто нам нужен. В любом случае он должен был проезжать мимо по дороге из Карфагена. Все, что я сделал, — устроил, чтобы он получил приглашение сразу же, как сойдет с корабля.

Квинт удивился расчетливости отца. Без сомнения, и мать принимала в этом участие, подумал он.

— Сколько ему?

— Тридцать пять или около того, — сообщил Фабриций. — Куда лучше тех старых козлов, которые сами хотели с ней встретиться. Надеюсь, она это оценит.

Он помолчал.

— И последнее.

Квинт поднял взгляд.

— Ничего не спрашивай о том, что было в Карфагене, — предостерег его отец. — Это все еще государственная тайна. Если Флакк сам решит что-нибудь рассказать, да будет так. Если нет, не наше дело спрашивать.

Сказав это, он ушел.

Квинт откинулся на теплую каменную плиту, но расслабленное состояние пропало. Ему хотелось пойти к Аврелии и поговорить с ней сразу же, как отец закончил разговор. Что ей сказать, Квинт понятия не имел. В мрачном настроении он принялся одеваться. Проще всего беспрепятственно поглядеть на вход в комнату Аврелии будет из угла таблинума. Квинт пошел в просторный зал. Он пробыл там совсем недолго, когда вошел Ганнон, неся поднос с посудой.

Увидев Квинта, тот улыбнулся.

— Ждешь предстоящего ужина?

«Сам-то я жду», — с ликованием подумал он.

— Не очень-то, — кисло ответил Квинт.

— Почему же? — приподняв брови, спросил Ганнон. — К вам нечасто приезжают гости.