— Должно быть, переход через Альпы был ужасен.
— Ты и представить себе не можешь, — угрюмо ответил тот. — Враждебные племена. Оползни. Лед. Снег. Голод. Мы потеряли, погибшими и сбежавшими, двадцать пять тысяч человек. И это только за месяц. Почти половину войска.
Ганнон в ужасе открыл рот и тут же подумал о судьбах отца и братьев. Ведь они легко могли оказаться среди погибших! Он поднял глаза на нумидийца и понял, что тот внимательно за ним наблюдает.
— Зачем ты мне об этом рассказал? — запинаясь, спросил он.
— Я говорю то, что считаю нужным. Римляне никогда об этом не узнают, — он жестко усмехнулся и улыбнулся вполне дружелюбно. — Вряд ли ты сможешь на своих двоих убежать от моих воинов.
— Не убегу, — сглотнув комок в горле, согласился Ганнон.
— Особенно если ты сказал правду насчет того, кто ты такой, а?
Ганнон бесстрашно встретил пронзительный взгляд нумидийца. Но тут его кольнуло страхом. Что, если здесь не найдется никого, кто смог бы поручиться за него? Что с ним тогда будет?
— Да, так и есть, — отрезал Ганнон, молясь богам, чтобы они не отняли от его губ чашу удачи теперь, в самый последний момент. — Отведи меня к палаткам ливийцев.
Шутливо поклонившись, нумидиец пошел вперед и остановил первого же встречного копейщика.
— Мы ищем командира по имени…
Он вопросительно взглянул на Ганнона.
— Малх! — тут же выпалил юноша.
К невероятному облегчению Ганнона, копейщик показал большим пальцем себе за спину.
— Третья палатка отсюда. Та, что больше остальных.
— Что ж, неплохо, — произнес нумидиец и, легко соскочив с коня, знаком показал, чтобы Ганнон шел следом. Трое его воинов, аккуратно обходя палатки, следовали за ними, в руках у них были зажаты дротики.
— Похоже, вот эта, — сказал командир, останавливаясь у большого кожаного шатра. Палатка была закреплена множеством растяжек, привязанных к вбитым в землю кольям. Снаружи на страже стояли двое копейщиков.
Ганнона охватила буря чувств. Страх, что отца может не быть на месте. Радость и облегчение от того, что после всех испытаний он наконец сможет увидеть своих родных. Юноша повернулся к командиру.
— Останься здесь.
— А? Не ты тут командуешь, — рыкнул нумидиец. — Пока я не услышу другого, ты хренов пленник.
— У меня руки связаны, куда я сбегу?! — вскричал Ганнон. — Тыкнешь мне в спину своим долбаным копьем, если попытаюсь. Но сюда я войду сам.
Нумидиец увидел в глазах Ганнона железное упорство. И внезапно понял, что пленник может оказаться куда выше чином, чем он сам. Добродушно кивнул.
— Мы подождем здесь, — наконец согласился он.
Ничего не ответив, враз одеревеневший Ганнон пошел к шатру.
Один из копейщиков двинулся навстречу.
— По какому делу? — резко спросил он.
— Это шатер Малха? — вежливо спросил Ганнон.
— А кто спрашивает? — угрюмо спросил в ответ воин.
У Ганнона лопнуло терпение.
— Будь проклята твоя наглость! — зарычал он. — Отец? Ты здесь?
Копейщик, сделавший было еще шаг, замер как вкопанный.
— Отец? — снова крикнул Ганнон.
Внутри шатра кто-то кашлянул.
— Бостар? Это ты? — послышался голос Малха.
Ганнон расплылся в улыбке. Значит, Бостар тоже жив!
Спустя мгновение появился Малх в полном боевом снаряжении. Сначала, хмурясь, взглянул на часовых.
— Кто здесь только что кричал?
— Это я, отец! — радостно ответил Ганнон, выходя вперед. — Я вернулся.
Малх побледнел как полотно.
— Г-ан-нон? — запинаясь на каждой букве, произнес он.
Из глаз юноши брызнули слезы, он улыбнулся и кивнул.
— Хвала всем богам! Это чудо! — вскричал Малх. — Кто тебя связал?
Ганнон мотнул головой в сторону нумидийцев, а они, в свою очередь, не знали, куда деться от смущения.
— Они не знали, верить моему рассказу или нет.
Выхватив кинжал, Малх разрезал веревку на запястьях Ганнона и, как только она упала, крепко обнял сына. Его сотрясали рыдания, и юноше казалось, что прошла вечность, прежде чем Малх смог разомкнуть свои железные объятия. Ганнон с удовольствием обнял отца в ответ. Наконец Малх сделал шаг назад, оглядывая сына.
— Это ты… — еле слышно прошептал он. На его лице появилась столь редкая улыбка счастья. — Как ты вырос! Настоящий мужчина!
Ганнон только сейчас заметил, как постарел отец. Глубокие морщины прорезали его лоб и щеки. Под глазами тяжелые мешки — последствия усталости и постоянного недосыпания. Волосы заметно поседели, и сейчас их можно лишь с натяжкой назвать черными. И эти изменения с болью отдавались в сердце Ганнона. Но еще через мгновение он заметил, как изменились глаза отца. Они не были потухшими, нет — они были полны радости, той, что как казалось Ганнону, никогда не вернется к отцу после смерти его матери. И он наконец сообразил, Что она появилась лишь оттого, что к нему вернулся Младший сын.
— Я слышал, ты окликнул Бостара. Сафон тоже здесь?
— Да, да, оба. Они могут прийти в любой момент, — ответил Малх, и сердце Ганнона радостно забилось. Отец коротко взглянул на нумидийцев. — Кому я обязан такой радостью?
Командир нумидийцев быстро подошел и отдал честь.
— Замар, командир отряда, к твоим услугам, господин.
— Где ты его нашел?
— В десяти милях к востоку, господин, — ответил Замар, неуверенно глянув на Ганнона. — Прошу прощения за грубое обращение, господин.
— Все нормально, — тут же встрял Ганнон. — Ведь твои воины не могли знать, что я действительно карфагенянин. По крайней мере, ты не дал им убить меня и выслушал мой рассказ.
Замар благодарно склонил голову.
— Подожди здесь, — приказал Малх, скрылся за пологом шатра и мгновение спустя уже вышел оттуда с большим кожаным кошелем в руке. — В знак моей благодарности, — сказал он, отдавая кошель.
Глаза Замара расширились, когда он взял в руки позвякивающий подарок, а его воины начали воодушевленно переглядываться. Не важно, золото там или серебро: сам вес кошеля был достаточно красноречив.
— Благодарю, господин. Рад стараться, — отрапортовал Замар, отдал честь и скрылся за палатками.
— Пошли внутрь, — тихо проговорил Малх. Затащив Ганнона в шатер, он принялся хлопотать вокруг него так, как не делал уже многие годы. — Ты голоден? Пить хочешь?
С благодарностью приняв чашу вина, Ганнон уселся на трехногий табурет, который он помнил еще по их дому в Карфагене. Малх устроился напротив него. Они не могли отвести друг от друга радостных глаз и непрерывно улыбались.
— Так чудесно снова тебя видеть! — наконец прервал затянувшуюся паузу Ганнон.
— И мне тоже, — тихо ответил Малх. — Я смирился с тем, что ты погиб. Но сначала тебе удалось выжить в том ужасном шторме… ну, должно быть, Мелькарт простер свою длань над тобой и Суниатоном. — Его взгляд помрачнел. — Суни мертв?
Ганнон улыбнулся:
— Нет. Он просто не мог отправиться в путь, поскольку ранен, но мой друг о нем заботится. Скоро он сам отправится в Карфаген.
Малх снова, уже в который раз за день, улыбнулся.
— Хвала богам! А теперь рассказывай, что же случилось.
Ганнон рассмеялся:
— Я могу попросить тебя о том же самом, отец, обнаружив тебя по эту сторону Альп.
— Да, эта история тоже заслуживает отдельного рассказа, — согласился Малх. — Однако я хочу сначала услышать…
Но тут их беседу прервали голоса людей, приближающихся к шатру. Малх широко улыбнулся.
— Думаю, придется немного подождать. Ты же не захочешь рассказывать все дважды.
Лицо Ганнона просияло.
— Это Сафон и Бостар?
— Да, — подмигнув, ответил ему отец. — Просто сиди здесь. Не говори ни слова, пока они тебя не увидят.
Ганнон с воодушевлением следил за тем, как Малх направился к пологу шатра.
Спустя мгновение там очутились два так хорошо знакомых ему человека. Ганнон схватился за табурет, чтобы не вскочить им навстречу.
— Хорошие новости, отец. По всей видимости, к нам присоединятся около десяти тысяч галльских воинов, они уже на подходе, — объявил Бостар.
— Превосходные новости, — небрежно бросил Малх.
— Разве ты не доволен? — озадаченно спросил Сафон.
— У нас неожиданный гость.
Сафон фыркнул.
— Что может быть лучше, чем то, что мы только что тебе рассказали?
Малх молча повернулся и кивнул на дальнюю стенку шатра.
Ганнон больше не мог усидеть на месте. Он подпрыгнул и рванулся к братьям, смеясь и плача одновременно, Бостар крепко обнял его.
— Мы думали, ты погиб!..
Ганнон ухитрился высвободиться из объятий Бостара.
— Я бы и погиб, но боги меня не оставили.
Он потянулся к Сафону, но тот лишь неловко похлопал его по плечу. «Ведь не может же он до сих пор дуться на меня за то, что я убежал на рыбалку?» — подумал Ганнон.
Спустя мгновение старший брат сделал шаг назад.
— Как, во имя Гадеса, ты попал сюда? — спросил он.
— Где Суниатон? — добавил Бостар.
Вопросы полились рекой.
— Пусть он сам все расскажет, — вмешался Малх.
Ганнон прокашлялся. Все, о чем он сейчас думал, так это о своем неподобающем поведении, о своем ослушании, о своих ошибках в то роковое утро. Виновато поглядел на Малха.
— Прости меня, отец, — проговорил он. — Обещаю больше никогда так не сбегать. Мне следовало остаться и исполнять долг.
— То собрание не имело особых последствий, как и большинство из них, — со вздохом ответил Малх. — Если бы я получше понимал тебя, то меньше утомлял бы такими делами. Оставь это в прошлом и расскажи, как вы выжили в шторм.
Сделав глубокий вдох, Ганнон начал свой рассказ. Отец и братья ловили каждое его слово. Когда он дошел до того места, где его и Суниатона пленили пираты, Сафон мрачно кашлянул.
— Очень скоро их постигла достойная участь.
— А? — непонимающе переспросил Ганнон.
— Расскажу потом, — небрежно отмахнулся Малх. — Продолжай.
Подавив любопытство, Ганнон послушался отца. Гнев родных по поводу пиратов был ничем в сравнении с историей о том, как его купил Квинт на невольничьем рынке.