Душа Сары была очарована ее физической красотой. Но как жаль, что этой красоте осталось жить всего лишь несколько лет, притягивая окружающих. Ты знаешь, что мысль о старости, о потере привлекательности с годами просто убивает меня. Этот проклятый страх гложет мне сердце и отзывается в нем такой болью.
Краем глаза я наблюдала за Хомонголосом. Для него я значила не больше, чем куски камня, лежавшие вдоль тропинки. Он тихонько посвистывал, обстругивая ножом какую-то палку. Этот хищник даже не смотрел на меня, Нермин!
Я словно бы потеряла на минуту всякую надежду очаровать этого бесчувственного человека.
Хомонголос, заметив, что я смотрю на него, продолжил ту же самую песню:
— Вернуться бы нам, госпожа Исмет… То есть пардон, госпожа Сара. Вы видите, пейзаж тот же самый. Как бы нас не начали искать. К тому же можете приехать сюда в любое время. Скажем, лет через двадцать-тридцать…
Этот острослов, возможно, говорил все это просто для красного словца. Но мне показалось, что он проник в мою душу и раскрыл мои тайные мысли, мои страхи и теперь насмехается надо мной.
Он заговорил тем же тоном:
— Хотя вы недооцениваете физические упражнения, не придаете значения спорту. Поэтому к тому времени вы превратитесь в немощную пожилую женщину. Ревматизм в ногах не позволит вам пройти по этим тропам.
Я вдруг увидела на месте, где стояла прекрасная Сара, старую, сморщенную женщину. Цель негодяя была очевидна. Он потешался над моим возрастом. Не потому ли он нарочно назвал меня госпожой Исмет, будто бы забыв мое настоящее имя?
Вся ненависть, весь протест, которые я ощущала в душе по отношению к этому мужчине, при этих словах нахлынули на меня с такой силой, что, если бы могла, я бы, не задумываясь, сбросила Хомонголоса с обрыва.
Я решила предпринять атаку. Пока же мои глаза наполнились слезами.
— Господин Зия, — сказала я. — Мне что-то попало в глаз. Какая-то мошка. Очень больно. Посмотрите, пожалуйста!
Улыбаясь, я подошла к нему. Я подставила ему свое мокрое от слез лицо, словно желая получить от него поцелуй. Хомонголос отступил на шаг, не вынимая рук из карманов, и начал заговаривать мне зубы:
— Ничего страшного, милая… Надавите на веко одним пальчиком, а другим поглаживайте, словно утюгом. По милости Аллаха, все пройдет.
Я застонала, как больной ребенок:
— Очень прошу вас, так сильно болит…
— Хорошо… Но как я в темноте увижу…
— У вас в кармане есть электрический фонарик…
— Не получится… Вы постоянно моргаете… Будьте же хладнокровнее! Вы ведь говорили, что очень целеустремленная женщина.
Можешь себе представить все перипетии нашей борьбы, Нермин? Я, забыв обо всем, старалась заставить его взглянуть на себя поближе, посмотреть в глубину моих глаз. Что поделать, Нермин, — на войне, как на войне. Раз он не видит мою красоту издали, нужно ткнуть ею прямо в глаза.
Хомонголос с полунасмешливым видом встал рядом со мной. Я повернула голову к лунному свету. Словно боясь дотронуться до моих щек, он осторожно мизинцем приподнял мне веко. Наши взгляды встретились. Я впервые увидела его так близко.
Мне почудилось, что взгляд Хомонголоса тоже дрогнул. Но он снова заговорил тем же ироничным тоном:
— Ничего нет. В таких больших глазах, как у вас, даже и слон затеряется, сохрани Аллах…
Я повторила еще раз свою просьбу зажечь фонарик. С недовольным видом он вынул левую руку из кармана. Рука была перевязана платком. Ему было трудно включить фонарь.
— Что у вас с рукой? — поинтересовалась я.
— Ерунда. Я только что стругал дерево и немного порезался… Просто царапина. Обычное дело.
Когда он зажег фонарик, я сама все увидела. То, что он называл ерундой, было раной, от которой весь платок был в крови.
— Извините, господин Зия… Ваша рана куда серьезнее. Да и боль в глазу у меня уже прошла. Давайте теперь я вас полечу.
Хомонголос кивнул с таким выражением, будто говорил: «От этой девушки нет спасения!» Покапризничав еще немного, он протянул руку. Его ладонь была рассечена. От такой раны мы с тобой неделю не вставали бы с кровати.
С показным волнением я разорвала свой платок и стала осторожно делать ему перевязку.
В выражении лица Хомонголоса что-то изменилось.
— Вы говорили, что очень хладнокровная и выносливая девушка. А ведете себя как ребенок. Как будто вы перевязываете смертельно раненного… Зачем, госпожа? Для нас все это — дело привычное.
Хомонголос, как всегда, забавлялся. Но в его голосе чувствовалась теперь какая-то грусть и нежность.
Мы потихоньку пошли в сторону лагеря. Он попросил меня никому не рассказывать о том, что произошло.
Я сообщу тебе, Нермин, еще об одной чрезвычайной ситуации на нашем фронте. Когда пришло время возвращаться, Хомонголос сел на мотоцикл. Хотя мы просили его не беспокоиться, он довез нас до самого дома. Конечно, я этим воспользовалась. Я взяла с него слово, что послезавтра он непременно будет у нас в гостях.
Госпожа Исмет, наблюдая за сценой нашего расставания опытным взором, задумчиво произнесла:
— Бычок, похоже, клюнул на приманку. Наверное, нас ожидает успех.
Сара.
Глава двенадцатая
От Сары Аднану-паше
Любимый папочка!
Вот уже девятнадцать дней я не получала от тебя не единой весточки. Я просто умираю от волнения. Вчера я ходила на почту, чтобы отправить тебе телеграмму и спросить о твоем здоровье. Не успела я написать текст, как вдруг мне принесли письмо от тебя, которое почему-то к нам не доставили. От счастья я и смеялась, и плакала одновременно. Я радовалась, словно ребенок, прямо в присутствии работников почты. Мне казалось, что солнце засветило ярче и мир стал еще прекраснее.
Ты решил отправить в Стамбул маму. Ты говоришь: «Я мог бы оставить ее здесь до конца года, но я прежде всего забочусь о тебе». Папочка, я допустила оплошность, прости меня. Я должна была написать, что веселюсь вместе с подругами, что совсем не думаю о своих родителях, не вспоминаю о них. Я должна была скрыть от вас, что ощущаю себя настолько одинокой! Тогда ты, быть может, удержал бы маму у себя и сам бы не так печалился в одиночестве на чужбине. Я должна была пойти на это, пожертвовать своим благополучием. Но я не умею лгать, папочка, что делать!
Ты пишешь, что мама должна выехать через две недели вместе с полковником Керимом. Ведь это тот самый господин Керим, который вместе со своим отцом, господином Джеватом, бывал у нас в гостях, в нашем летнем доме в Бейлербейи. Я немного помню его.
Я тогда была совсем маленькой. Он же являлся курсантом военной школы, ему было лет восемнадцать тогда. По твоим рассказам, этот господин Керим исключительный человек, настоящий богатырь. И нрав, и внешность у него прекрасные. У него блестящее будущее. Отец оставил ему большое наследство. Этот молодой офицер штаба едет в Европу по какому-то важному поручению. Он пробудет в Стамбуле около двух месяцев…
Ты говоришь: «Этот мой коллега, которого я очень высоко ценю и уважаю, остановится у нас дома в Стамбуле. Надеюсь, вы отнесетесь к нему с должным почтением».
Дорогой отец, ты, как и я, не умеешь лгать. Ты так много написал о нем, что я сразу поняла, что ты задумал выдать меня замуж за этого господина Керима. Согласно твоему приказу, я окажу прекрасный прием Кериму. Но не думаю, что стану его супругой. Как я уже говорила, я плохо знаю этого господина. Он и вправду красивый и умный молодой человек. Но это не то, что я ценю в людях, папочка. Ты знаешь, я простая и тихая девушка. У меня нет другого желания, как быть всегда у ваших ног.
Сара.
Глава тринадцатая
От Сары Нермин
За две недели мне не удалось написать ни одного письма тебе, Нермин! Ты, верно, подумала, что я проиграла в схватку с Хомонголосом и теперь стыжусь рассказать тебе о своем поражении, как правительство страны, чьи войска разгромлены, избегает официально заявлять об этом. Какая нелепость! Значит, ты еще плохо знаешь Сару. Не пройдет и месяца, как я нанесу хищнику «непредсказуемое поражение» (как пишут в газетах) и с победой вернусь в Стамбул. Через двадцать дней из Эрзурума приезжает моя мать.
Вот тебе еще событие! Когда мы летом жили в Бейлербейи, я немного пофлиртовала с одним человеком по имени Керим. Он такой весь красно-желтый, как яблоко из Амасьи. Бедняга, он пропускал занятия в училище, чтобы написать мне многостраничное письмо. Теперь он — полковник штаба, служил в Эрзуруме вместе с моим отцом. Он попросил моей руки. Между собой они уже договорились. Теперь он едет в Стамбул вместе с моей матерью и остановится у нас. То-то будет весело этой зимой!
Полтора года назад я случайно встретила господина Керима на площади Таксим. Увидев меня, он то краснел, то бледнел, из чего я поняла, что он по-прежнему влюблен в меня. Мы перебросились парой слов. Я спросила его о жене и детях. Он сказал, что семь лет назад женился, но через девять месяцев его жена умерла от тифа. Он же, в свою очередь, спросил, замужем ли я. Узнав, что нет, он чуть не лишился чувств. За секунду в его голове созрел план — жениться. Если бы мы с ним проговорили дольше, возможно, он стал бы на коленях умолять меня согласиться. Но я под каким-то предлогом тотчас удалилась.
Нермин, человек с возрастом совсем не меняется!
Как мы с тобой по-прежнему остаемся легкомысленными девочками, так и господин Керим — все тот же чистосердечный и пылкий школьник.
Все равно у нас будет достаточно времени впереди, чтобы обсудить вопрос об этом Кериме. Сейчас же возвратимся к Хомонголосу.
Сначала я поясню тебе, почему моя переписка с тобой временно прервалась. Завтра свадьба Весиме. Свадебная суматоха, с одной стороны, перипетии борьбы с Хомонголосом — с другой совсем не оставляли мне свободного времени, чтобы тебе написать.
Но теперь все приготовления уже закончены. Завтра свадьба. Думаю, будет повод поразвлечься и понаблюдать за разными необычными вещами.