истории. Разве отношение молодого Маркса к «массам», к роли пролетариата, к критике оружием не отличает его коренным образом от фейербаховской любви между «Я» и «Ты»? Разве под названием «гражданского общества» здесь уже не фигурируют производственные отношения?
Маркс и Энгельс с полным правом заявляют в «Немецкой идеологии», что изложенный здесь ход мыслей «был намечен уже в «Немецко-французских ежегодниках» (1844 г.)', во «Введении к критике гегелевской философии права» и в статье «К еврейскому вопросу», но так как это было сделано то да еще в философской фразеологии, то попадающиеся там по традиции такие философские выражения, как «человеческая сущность», «род» и т. п., дали немецким теоретикам желанный повод к тому, чтобы неверно понять действительное развитие мыслей и вообразить, будто и здесь все дело только в новой перелицовке их истасканных теоретических сюртуков» (215).
Этот процесс формирования противостоящего всей предшествующей философии учения, о котором мы здесь можем лишь бегло упомянуть, достигает своего завершения к 1845 г. По сути дела уже в «Святом семействе» Маркс и Энгельс не нуждаются более в фейербахианстве, однако в этом произведении еще формально сохраняется «культ Фейербаха» (см. письмо Маркса к Энгельсу от 24 апреля 1867 г.). В «Немецкой идеологии» мы не только не находим этого «культа», но имеем здесь блестящую критическую характеристику Фейербаха на фоне развернутого очерка теории исторического материализма, впоследствии сконденсированного в лапидарных строках предисловия к «Критике политической экономии». Что касается критики Штирнера, занимающей больше половины всего объема «Немецкой идеологии», то она является образцом того, как логическая, методологическая и фактическая критика доводится до вскрытия социальной сущности опровергаемого учения, до обнаружения его классовой природы, притом в конкретных исторических условиях. Образы Дон-Кихота и его оруженосца — Санчо Панса не случайно проходят через все произведение. «Немецкая идеология» бичует буржуазную философию 40-х годов, подобно тому как бессмертный роман Сервантеса бичевал феодальную романтику, воплощенную в рыцарском романе. По своей полемической манере «Немецкая идеология», вследствие однородности противников, сходна со «Святым семейством»; по своей же многосторонности и энциклопедичности, по сочетанию вопросов философии, политической экономии и социализма «Немецкая идеология» напоминает написанный Энгельсом тридцать лет спустя «Анти-Дюринг».
Несмотря на то, что «Немецкая идеология» написана восемьдесят семь лет тому назад, она для нас теперь нисколько не потеряла своего актуального значения. Она дает революционным марксистам новое оружие в борьбе с врагами, способствует углублению понимания важнейших вопросов марксистской теории и практики пролетарской революции.
В известном письме к Вейдемейеру от 5 марта 1852 г. Маркс писал: «То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими формами борьбы развивающегося производства, 2) что классовая борьба неизбежно ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к установлению общественного строя, в котором не будет места делению на классы».
«Немецкая идеология» основывается на понимании истории во всей многосторонности ее проявлений как истории классовой борьбы. Красной нитью через все произведение проходит утверждение о том, что все политические, правовые и разнообразные идеологические явления суть не что иное, как формы борьбы общественных классов. Развитие религии, права, философии — лишь одна из сторон единственной, действительной человеческой истории — той истории, стержнем которой является борьба классов. Маркс и Энгельс с полной отчетливостью понимали уже тогда, что классовое деление общества отнюдь не есть вечная и неизменная форма его бытия. «Немецкая идеология» понимает исторический, преходящий, ограниченный лишь определенными ступенями экономического развития характер классовой разорванности общества. Классы возникли и классы исчезнут.
В первой части рассматриваемого произведения, в «Фейербахе», дан очерк появления классов, их развития на различных экономических ступенях (там показано, как «определенный способ производства или определенная промышленная ступень всегда связаны с определенным способом сотрудничества, с определенной общественной ступенью» (20)) и намечены условия их неминуемого уничтожения. «Раздвоение единого» первобытного общества совершается на основе неуклонно развивающегося общественного разделения труда. Первоначально «общественное расчленение ограничивается лишь расширением семьи: патриархальные главы племени, подчиненные им члены семьи, наконец рабы». Последние появляются лишь постепенно, на известной ступени развития материальных производительных сил, с расширением войны и меновой торговли. Такова первая «форма собственности». Маркс и Энгельс насчитывают три докапиталистические формы собственности: племенную, античную общинную или государственную и феодальную или сословную. Каждая из них характеризуется особым способом производства и обусловленной им особой классовой структурой. Далее дается очерк развития городов: характеризуются цеховый строй средневековой ремесленной копорации, появление купцов, мануфактура и наконец «третий со времени средневековья период частной собственности» — крупная промышленность, связанная с машинным производством. Сжато и ярко очерчивают авторы каждую из этих ступеней общественного развития и движущие ее классовые противоречия. Не «богатые» и «бедные», не «угнетатели» и «угнетенные» «вообще», а борьба совершенно конкретных, различных на разных ступенях производства, общественных классов заполняет историю. Почти дословно повторенные в «Манифесте коммунистической партии» слова резюмируют исторический очерк: «Таким образом общество развивалось до сих пор всегда в рамках некоей противоположности, которая была в древности противоположностью между свободными и рабами, в средние века — между дворянством и крепостными, а в новое время — между буржуазией и пролетариатом» (419).
В современном капиталистическом обществе классовый антагонизм достигает наибольшей остроты и резкости. Здесь «на одной стороне — совокупность производительных сил, которые как бы приняли вещественный вид и являются для самих индивидов уже не силами индивидов, а силами частной собственности и следовательно силами индивидов лишь постольку, поскольку последние являются частными собственниками… На другой стороне находится противостоящее этим производительным силам большинство индивидов, от которых оторвались эти силы…» (57). Маркс и Энгельс формулируют закон прогрессирующего обострения классовой борьбы в процессе исторического развития. В противоположность теории притупления классовой борьбы на высших ступенях цивилизации, измышленной социал-предателями, «Немецкая идеология» выдвигает принцип неизбежного обострения борьбы на высших ступенях развития классового общества. «…Основа, на которой каждый новый класс устанавливает свое господство, шире той основы, на которую опирается класс, господствовавший до него; зато впоследствии также и противоположность между негосподствующими и ставшим господствующим классом развивается тем более остро и глубоко» (38).
Через всю работу Маркса проходит жгучая и действенная ненависть к буржуазному строю. С предельной ясностью он вскрывает противоречия этой исторически необходимой формации и ее неизбежное падение.
В «Немецкой идеологии» мы находим вполне ясно сформулированным понимание классовой борьбы как единства борьбы экономической и политической. Зоркий взгляд основоположников марксизма, несмотря на малый исторический опыт пролетарской борьбы, уже тогда приводил их к утверждению о неизбежности превращения экономической борьбы в борьбу политическую. «…Даже меньшинство рабочих, объединяющееся для прекращения работы, очень скоро оказывается вынужденным к революционным выступлениям…» (183). Это отнюдь не единичное высказывание. Понимание того, что политика есть концентрированная экономика, не только почти дословно сформулировано в «Немецкой идеологии», но неизбежно вытекает из теории государства, как она изложена в рассматриваемом произведении.
Говоря об учении о государстве на рассматриваемой стадии развитая марксизма, нельзя упускать из виду, что наиболее богатый опыт пролетарской борьбы, на основе которого отлилась наша теория, был еще впереди. Опыт революции 1848 г. и уроки Парижской коммуны теоретически осмыслены лишь в последующих работах Маркса и Энгельса. Дальнейшее развитие марксистской теории государства на основе опыта трех русских революций и опыта международной борьбы с парламентским кретинизмом, культивируемым II Интернационалом, нашло свое классическое выражение в работах Ленина и Сталина. «Государство и революция» написано Лениным 70 лет спустя после «Немецкой идеологии». Делая эту оговорку, мы хотим обратить внимание на глубочайшую прозорливость наших учителей, на то, как правильный научный метод, соединенный с беззаветной преданностью пролетариату и подлинной революционностью, создает положения, находящие блестящее подтверждение в последующей исторической практике и вошедшие после многолетней проверки в железный инвентарь научного коммунизма.
Государство есть орудие классового господства — таков краеугольный камень концепции Маркса и Энгельса. «Так как буржуазия уже не является больше сословием, а представляет собой класс, то она вынуждена организоваться не в местном, а в национальном масштабе и должна придать своему общему интересу всеобщую форму. Благодаря освобождению частной собственности от коллективности государство приобрело самостоятельное существование наряду с гражданским обществом и вне его; но на деле оно есть не что иное, как организационная форма, которую необходимо должны принять буржуа, чтобы как вовне, так и внутри взаимно гарантировать свою собственность и свои интересы