…» «Государство есть та форма, в которой индивиды, принадлежащие к господствующему классу, проводят свои общие интересы и в которой концентрируется все гражданское общество данной эпохи…» (52–53). Маркс и Энгельс со всей беспощадностью вскрывают природу и цели буржуазного государства: «Буржуа хорошо оплачивают свое государство и заставляют нацию оплачивать его, чтобы иметь возможность безнаказанно платить плохо (рабочим. — Б. Б.); хорошей платой они обеспечивают себе в лице государственных служащих силу, которая их охраняет, — полицию» (180). По выражению Маркса, буржуазное государство является лишь «собакой, охраняющей дом» буржуазии.
Уже в 1845 г. Марксу и Энгельсу было ясно, что «всякая борьба внутри государства — борьба между демократией, аристократией и монархией, борьба за избирательное право и т. д. и т. д. — представляет собой не что иное, как иллюзорные формы, в которых ведется действительная борьба различных классов друг с другом» (24), и что в буржуазном государстве «личная свобода существует только для индивидов, принадлежащих к господствующему классу и только поскольку они являются индивидами этого класса. Мнимая коллективность, в которую объединялись до сих пор индивиды… так как она была объединением одного класса против другого, то для подчиненного класса она представляла собою не только совершенно иллюзорную коллективность, но и новые оковы» (65).
Вскрыв природу буржуазного государства с его институтами как организацию классового господства капиталистов, Маркс и Энгельс однако не приходили к анархо-синдикалистскому отрицанию роли политических форм борьбы для революционного движения. Они осмеивают Штирнера, который «воображает, что права гражданства безразличны для пролетариев». Напротив, «рабочим настолько важно гражданство, т. е. активное гражданство, что там, где они уже пользуются им, как в Америке, они извлекают из этого пользу, а там, где они лишены гражданских прав, они стремятся приобресть их» (195).
Но основной вывод, который следует из марксистского понимания государства, из понимания того, что господствующие, это — «люди, заинтересованные в том, чтобы сохранить нынешнее состояние производства», — основной вывод, который отсюда следует, заключается в том, что невозможна успешная борьба против капиталистов, против эксплоатирующего класса без борьбы против существующего государства, против господствующего класса. «Условия, при которых могут быть применены определенные производительные силы, являются условиями господства определенного класса общества, социальная мощь которого, вытекающая из его имущественного положения, находит свое практически-идеалистическое выражение в соответствующей государственной форме, а поэтому всякая революционная борьба направляется против класса, который до того господствовал» (59). Таким образом высказывания Маркса и Энгельса в «Немецкой идеологии» о государстве подводят вплотную к учению о пролетарской революции.
Диалектическое учение о «скачках» в истории, о социальных революциях как границах экономических формаций и вместе с тем переходах из одной в другую, материалистическое понимание противоречия между производительными силами и производственными отношениями как основания социальных революций, — это учение изложено в «Немецкой идеологии» с большой ясностью. «Все исторические коллизии, — читаем мы там, — согласно нашему пониманию, коренятся в противоречии между производительными силами и формой общения» (64). «Эти различные условия (при которых люди производят)… образуют на протяжении всего исторического развития связный ряд форм общения, связь которых заключается в том, что на место прежней, ставшей оковами, формы общения становится новая, соответствующая более развитым производительным силам… форма общения, которая в свою очередь превращается в оковы и заменяется другой формой» (62). «В своем развитии производительные силы достигают такой ступени, на которой появляются производительные силы и средства общения, которые при существующих отношениях приносят лишь вред, которые становятся уже не производительными, а разрушительными силами (машины и деньги); с этим связано то, что появляется класс, который вынужден нести все бремя общества, не пользуясь его благами, который, будучи вытеснен из общества, неизбежно становится в самое решительное противоречие ко всем остальным классам…» (59). (Мы обращаем внимание на единство «объективной» — кризис производительных сил — и «субъективной» — революционный класс — предпосылки революции. — Б. Б.). «Это противоречие между производительными силами и формой общения… должно было каждый раз прорываться в виде революции…» (64). От высказываний в предисловии к «Критике политической экономии» (1859 г.) эти формулировки имеют только некоторое терминологическое отличие («формы общения» вместо «производственные отношения»); по существу же взгляд на социальную революцию здесь уже вполне определился.
Минуя прекрасные характеристики буржуазных революций, которые имеются в «Немецкой идеологии» (отметим попутно лишь одно любопытное «предсказание» Маркса: «Подобно тому, — писал он, — как французские аристократы сделались после революции танцмейстерами всей Европы, и английские лорды скоро найдут себе подобающее место в качестве конюхов и собачников цивилизованной Европы» (122). Как известно, русские князья, нарушив очередь, опередили лордов. Мы перейдем непосредственно к тому, как на основе общей теории революции Маркс и Энгельс представляли на данной ступени своего развития основные законы развития пролетарской револющш. Отношение основоположников марксизма к вопросу о пролетарской революции. — которая так ненавистна агентам буржуазии в среде пролетариата, — это отношение, как мы сейчас увидим, служит достаточным объяснением того, почему социал-предатели в течение десятилетий скрывали от рабочего класса «Немецкую идеологию».
Мы отметили выше, что Маркс и Энгельс в своем понимании социальной революции сочетают ее объективные и субъективные предпосылки. В учении о пролетарской, коммунистической революции это сочетание получает дальнейшее развитие и конкретизацию. Пролетарская революция предполагает, во-первых, определенное состояние производительных сил — «крупную промышленность» («только при крупной промышленности становится возможным уничтожение частной собственности») и, во-вторых, определенное состояние пролетариата. Присвоение пролетариатом наличной совокупности производительных сил прежде всего «обусловлено объектом присвоения, производительными силами… далее, это присвоение обусловлено присваивающими индивидами» (57). Или в другом месте: существующее положение вещей «может быть уничтожено конечно только при наличии двух практических предпосылок. Чтобы стать «невыносимой силой», т. е. силой, против которой совершают революцию, необходимо, чтобы оно превратило массу человечества в совершенно «лишенных собственности» людей, противостоящих в то же время существующему миру богатства и образования, что — как то, так и другое — предполагает огромный рост производительной силы, высокую ступень ее развития. С другой стороны, это развитие производительных сил… есть абсолютно необходимая практическая предпосылка еще и потому, что без него лишь обобщается нужда, а с нуждой должна была бы снова начаться борьба за необходимые предметы и значит должна была бы воскреснуть вся старая мерзость…»(25). «И если налицо нет этих материальных предпосылок (мы обращаем внимание на это, имеющее большое методологическое значение понимание и «субъективных» предпосылок как материальных. — В. В.) полного переворота, а именно: с одной стороны, существующих производительных сил, а с другой — образования революционной массы, восстающей не только против отдельных сторон прежнего общества, но и против самого прежнего «производства жизни», против «всей деятельности», на которой оно базировалось, — если этих материальных предпосылок нет налицо, то, как доказывает история коммунизма, для практического развития не имеет никакого значения, что уже сотни раз высказывалась идея этого переворота» (29).
Марксистское учение о пролетарской революции с самого начала со всей остротой ставило вопрос о «субъективном факторе». Революционное учение Маркса глубоко чуждо люксембургианской теории автоматического краха капитализма с ее недооценкой роли «субъективного фактора» — организованности и боевой готовности рабочего класса.
Никогда основоположники марксизма не ставили схоластического вопроса, который возникает лишь для противников революции, — вопроса о том, какой именно определенной высоты должно достигнуть развитие капиталистического производства, чтобы служить достаточной предпосылкой коммунистической революции. «Мы показали также, что в настоящее время индивиды должны уничтожить частную собственность, потому что производительные силы и формы общения развились настолько, что стали при господстве частной собственности разрушительными силами, и потому что противоположность между классами достигла своих крайних пределов» (427).
Социал-предатели могут обвинять Маркса в склонности к «большевистским экспериментам», но им не опровергнуть того, что даже в условиях крайне отсталой Германии того времени для основоположников марксизма вопрос о пролетарской революции не был отдаленной «музыкой будущего». Они исходили из необходимости во всей работе по организации и воспитанию пролетариата руководствоваться перспективой подготовки к пролетарской революции, как к задаче, которой подчинены все остальные виды и формы борьбы. Вопрос о степени распространения капиталистического производства имеет для Маркса смысл не только как вопрос о развитии производительных сил, но и как вопрос о наличии достаточно многочисленного и революционного организованного пролетариата, способного совершить революцию, тогда как для социал-демократов постановка этого вопроса — лишь предательский маневр для обоснования необходимости