Враги и фальсификаторы марксизма — страница 4 из 24

устарелым той или иной «части» (на деле — самого существа) марксизма и «обновление» ее; провозглашение необходимости дополнения марксизма якобы отсутствующими в нем элементами (теорией познания, этикой и т. п.) или «новейшими научными достижениями» (фрейдизмом, например); «дополняется» марксизм в этом случае так, как организм «дополняется» цианистым калием; перетолкованием марксистских теорий, «очищением» их от «ложного понимания» (ярким образцом этого могут служить софистические ухищрения М. Адлера убедить в том, что материалистическое понимание истории не является ни материалистическим, ни пониманием, ни относящимся к истории[27]; широко практикуется также «обоснование» независимости социалистической практики от марксистской теории, — этот разрыв связи выхалащивает марксистскую теорию, превращая ее в пустую «аполитичную» фразеологию, а политическую практику освобождает от разоблачающего ее контроля марксистской теории.

Особое место в этом ренегатском ассортименте занимает метод обнаружения несуществующих противоречий, метод противопоставления. Каких только «внутренних противоречий» ни «обнаружено» в марксизме с целью избавиться от тех или иных неугодных «частей» марксизма при помощи ссылок на другие «части» марксизма! Излюбленность этого «метода» объясняется тем, что здесь заставляют Маркса или Энгельса «опровергать» самих себя в угоду социал-фашистам. Чего только ни «противопоставляли» социал-фашисты! При этом по мере надобности «обосновывают» то первый элемент мнимой антитезы наперекор второму, то второй — наперекор первому. Когда как. Как когда. Но всегда во вред пролетарской революции.

Они противопоставляют Маркса Энгельсу (например Э. Левальтер в «Wissenssoziologie und Marxismus»: «Высказывания Энгельса об интерпретации философских предпосылок Маркса не всегда имеют аутентичную ценность»[28] для того, чтобы устранить неудобного свидетеля по тем вопросам, которые более развернуто изложены в произведениях только одного из них. Они противопоставляют Маркса марксистам для того, чтобы не быть связанными установившимся, само собой разумеющимся пониманием положений Маркса и Энгельса и подменить их чудовищными «интерпретациями». Они противопоставляют Маркса Ленину, безуспешно силясь «отгородить» Маркса от выводов, неизбежно следующих из его учения применительно к эпохе империализма и пролетарской революции. Они с таким ж «успехом» натужатся противопоставить Сталина Ленину, чтобы на нынешней ступени общественного развития разорвать историческую преемственность вождей международного пролетариата, отклонить руль революционного рабочего движения от того направления, по которому его непреклонно ведут Маркс—Ленин—Сталин. Они противопоставляют друг другу не только соратников и преемников, но и каждого из них самому себе. Они противопоставляют молодого Маркса (к «юношеским» работам которого относят заодно и «Коммунистический манифест») «зрелому» Марксу, революционные «грехи молодости» зрелому разуму опытного мужа. Они конструируют противоречия между отдельными произведениями основоположников марксизма: между I и III томом «Капитала», между «Критикой Готской программы» и предисловием к «Гражданской войне во Франции» (предварительно прибегнув к подлогу), между «Анти-Дюрингом» и «Диалектикой природы» и т. д., и т. д. Они противопоставляют друг другу различные элементы и составные части марксизма. Они противопоставляют особенно старательно Маркса-ученого Марксу-революционеру, Маркса-теоретика — Марксу-политику…

Так борются они… «за чистоту учения Маркса».

Что противопоставляют социал-фашисты диалектическому материализму? Чем заменяют его? В каком направлении фальсифицируют? Другими словами: какова философия II Интернационала?

Весьма поучительной в этом отношении является социал-фашистская философская дискуссия, происходившая в 1931 г. Место действия — Вена, страницы «левого» журнальчика «Бег Kampf». Действующие лица: присяжный философ журнала — Эдгар Цильзель, «сам» Макс Адлер и некий Вильгельм Франк. Поводом к дискуссии послужило известное руководство Адлера по борьбе с историческим материализмом. Основная тема дискуссии: чем и как заменить марксистскую философию? Каждое из участвующих в дискуссии лиц представляет «особое направление».

Философские воззрения фармацевта венского питья для непереваривающих марксизма — г. Адлера — нашему читателю давно известны. Это — ординарный неокантианец, источником мудрости которого является так называемая «марбургская школа» (Коген, Наторп, Кассирер), ревизующая Канта справа — в направлении последовательного субъективного идеализма и рационалистического логицизма.

Против взглядов Адлера выступает Э. Цильзель. О себе он говорит: «мы ученики Маркса» и противопоставляет неокантианству Адлера «материализм». Но каков этот «материализм», Цильзель не скрывает: «Наша заметка выясняла вопрос о том, действительно ли марксистское понимание истории является материалистическим (каков вопросец-то! — Б. Б.). В сущности ответ завысит только от того, что хотят назвать материализмом. Но названия лишь этикетки, которые можно наклеивать по произволу»[29]. В своей антикритике Адлер также не скрывает характера цильзелевского материализма: «Таким образом очевидно, что понятие материализма, которое кладет здесь в основу Цильзель, является приспособлением к пониманию масс. Он таким образом отнюдь не защищает подлинный материализм, а такой материализм, который сам он должен взять в кавычки»[30].

На какие же философские воззрения наклеивает Цильзель этикетку «материализм»? «Разумный эмпирический смысл материализма, — пишет он, — таким образом вовсе даже не задевается неокантианской теорией познания»[31]. Странное дело! Цильзель борется против неокантианства во имя «материализма», но этот материализм «даже не задевается» неокантианством! Разгадка проста: под «материализмом» Цильзель понимает… позитивизм. Адлер-де противопоставляет свою философию материализму как «метафизике» (т. е. учению об объективной реальности), но «разумный смысл» материализма, согласно Цильзелю, заключается в том, что он является не «метафизикой», а позитивизмом. Следовательно, — les beaux esprits се rencontrent — неокантианство не задевает «материализма», как и цильзелевский «материализм» не задевает неокантианства. Мнимая борьба материализма против неокантианского идеализма оказывается мышиной возней теченьиц в пределах идеализма.

Познакомимся ближе с тем, какое идеалистическое течение представляет «материализм» Цильзеля в отличие от неокантианства Адлера. Материалистическое решение основного вопроса философии — вопроса об отношении мышления к бытию — Цильзель отвергает, но он признает замкнутую физическую причинность и такую связь психического ряда с физическим, которая известна под именем психофизического параллелизма. При этом физический и психический ряд понимаются им как отношения… нейтральных элементов. Отказавшись от материалистического решения основного вопроса философии, Цильзель придерживается понимания мира опыта как совокупности нейтральных элементов и их отношений. Словом, перед нами старый знакомый, старый враг; — откровенный махизм. Цильзель вовсе и не скрывает, что этикетка «материализм» наклеивается им «в интересах понимания масс» на махистско-рёсселевское учение, т. е. на чистокровный субъективный идеализм берклеанско-юмистского происхождения. «Das also war des Pudels Kern» («Так вот в чем пуделя нутро!»).

Полемика между Цильзелем и Адлером оказывается таким образом полемикой, во-первых, по вопросу о том, следует ли заменить марксизм неокантианством или махизмом, и, во-вторых, целесообразно ли при этом сохранить этикетку «материализм».

Но здесь в дискуссию вмешивается третий партнер — Вильгельм Франк. Для этого «социалистического» «теоретика» идеализм Цильзеля оказывается недостаточно реакционным, недостаточно мистическим. Франк отвергает утверждение Цильзеля, что вне связи с головным мозгом не существует никаких душевных явлений, он отвергает признание зависимости психических процессов от физических и признает лишь их одновременность. Но суть выступления Франка — не в этих психофизических «поправках» и даже не в трафаретной полемике против материалистического понимания истории, — его побудили выступить почуявшиеся ему в статье Цильзеля недостаточно почтительные отзывы о… христианской религии. Не дать в обиду деву Марию и ее потомство, поставить на должное место в социал-фашистской идеологии «Закон» и «Пророки», — вот что послужило «товарищу» Франку побудительным мотивом сказать свое слово на страницах издаваемого председателем II Интернационала журнала. Но послушаем самого святого Вильгельма: «Несовместимое с религиозным мировоззрением толкование марксистского понимания истории (как будто возможно совместимое с религиозным мировоззрением его толкование! — Б. Б.) в настоящее время менее чем когда-либо можно встретить также и в континентальном социалистическом движении. Это не практические и политические соображения… (Франк верует не за страх, а за совесть. — Б. Б.) Напротив, социализм… в настоящее время постепенно присоединяется и связывается с тем миром, с которым его нравственная воля, его эрос, а также его учение об общине столь родственны по своей сущности, — с носящим западноевропейский характер и вследствие ее универсальности с наиболее универсальной формой религиозного: с миром христианства». Сие сказано на стр. 166 издаваемого Фридрихом Адлером и редактируемого А. Браунталем журнала, в № 4, в лето от рождества христова 1931-е. «И, — изрекает далее святой Вильгельм, — работа по сколачиванию этого моста (между социализмом и христианством. — Б. Б.) безусловно не худшая и не бесплоднейшая для социализма». Аминь.