Левинсон]. Одной из этих причин, как он считает, был и выявленный нами ранее факт, что вместе с героями шли в Уэлен и – … преступники! Начальник Чукотского КПП ОГПУ, член чрезвычайной Тройки А.Небольсин с чекистским простодушием пишет [«Как мы спасали…», c. 50]: «Одновременно с челюскинцами в Ванкареме появились люди с парохода „Север“, зазимовавшего у наших берегов. Часть из них была переброшена в своё время лётчиком Кукановым в Уэлен, часть – на мыс Северный. На мысе Северном были рабочие Дальстроя (Небольсин не совсем точен: „Север“ зимовал вместе с „Анадырем“ и „Хабаровском“, на которых и были „пассажиры Дальстроя“ – авт.) – народ такой, что без дела сидеть не привык. Они слышали, что подходят пароходы забрать челюскинцев, и сейчас же двинулись в путь (1200 километров)! Собралось их человек двадцать пять. Они пришли в Ванкарем, отдохнули и с челюскинцами пошли дальше». Такой вот симбиоз этапа-«расконвойки» и похода «героев». «Герои», впрочем, о своих попутчиках в воспоминаниях не пишут.
А в бухте Провидения и в заливе Лаврентия челюскинцев ждали пароходы «Смоленск» и «Сталинград», но из двух практически одинаковых кораблей предпочтение было почему-то отдано идеологически менее выгодному «Смоленску». Но «Смоленск» ещё в середине ноября побывал в Провидении, причём пришёл он туда как госпитальное судно, предназначенное быть базой для переброски больных с зимующих кораблей особых экспедиций Наркомвода. Он доставил уголь для вырвавшихся изо льдов Чукотского моря «Свердловска» и «Лейтенанта Шмидта» и для «Литке», но ледорез уже ушёл в окончившийся неудачей рейс к «Челюскину». «Смоленск» доставил и два «АНТ-4», которыми предполагалось вывезти с зимующих кораблей экспедиций Дальстроя тех, кого не сумел вывезти Куканов. Начальником лётной части экспедиции был назначен лётчик-наблюдатель Петров, политорганизатором – лётчик Конкин, а второй лётчик остался просто лётчиком, который должен был лететь к трем кораблям экспедиций Дальстроя. Но тут-то стал непреложным фактом дрейф «Челюскина» и предпочтение было отдано «челюскинцам», а не «пассажирам Дальстроя», и вполне обоснованно: «Челюскин» дрейфовал в подвижных льдах Чукотского моря – ледовой кухне Восточной Арктики, три судна стояли недалеко от берега, у кромки неподвижного припая, в куда более безопасных условиях, и «просто лётчик» Анатолий Ляпидевский полетел спасать детей и женщин с «Челюскина». Сообщение об их вывозе пришло в Москву по радиосети ОГПУ через Уэлен – Владивосток. 13 апреля 1934 года чукотская Тройка рапортует руководителям партии и правительства об окончании спасательной операции, и в числе адресатов – имя «её» начальника Г.Ягоды (формально главой ОГПУ оставался смертельно больной В.Менжинский). Единственной государственной структурой, способной действовать на Чукотке в экстремальной ситуации, оказалась политическая полиция и подчиненная ей пограничная охрана.
Как видим, «челюскинская эпопея» постоянно пересекалась со структурами ОГПУ и «дальстроевскими экспедициями», герои-челюскинцы – с заключёнными ГУЛАГа, да и сами «герои» были то врагами народа, то – политически и морально неустойчивыми, то – героями-лётчиками, гордостью страны, то – недостойными службы в армии этой страны. Так и формировалось новое в истории человечества сообщество людей – советский народ, и челюскинцы ещё вольно и невольно будут участвовать в формировании этого сообщества, и ещё хлебнут его «достоинств».
По рассказам старожилов Владивостока, пришвартовавшийся «Смоленск», кроме восторженной толпы, встречали и теплушки с зарешетчатыми окнами и конвоем – видимо, для попутчиков героев: «рабочих Дальстроя» (сообщено автору Г.Левинсоном).
Пока же – триумфальная поездка через всю страну, во время которой почти непрерывно заседало бюро партийной ячейки «Челюскина». «Угнетённого настроения» людей, как на первом заседании после гибели корабля, уже не обсуждали, а занялись приятным: герои валом пошли подавать заявления в партию [Семёнов]. Физик Факидов ради этого подтвердил разрыв с семьей; Ляпидевский и Леваневский скрыли факты своего увольнения из армии; Ширшову, будущему Герою, наркому и академику, припомнили исключение в 1930 году из комсомола, но отказать не посмели – дважды орденоносец. Лишь по самой низшей, 4-й категории, рекомендовали Ф.Решетникова, тоже будущего академика и народного художника СССР, запечатлевшего в живых и правдивых рисунках всю «эпопею» [Гусарова] и ими прославившегося, хорошо чувствующего конъюнктуру и потому сменившего жанр своих работ и вошедшего в историю соцреализма каноническими картинами «Генералиссимус Советского Союза И.В.Сталин» и «Опять двойка» (для главного героя картины позировал сын расстрелянного соседа Решетникова, известного художника Г.Клуциса), за что он и был объявлен классиком соцреализма и в этом уже качестве боролся в начале 1960-х годов с «абстракционизмом» изобретённым им карикатурным триптихом «Тайны абстракционизма» и одноименной книгой. Геологу В.Рыцку, который возглавил самую большую группу челюскинцев на переходе из Ванкарема в Бухту Лаврентия и довел её быстрее остальных групп, в рекомендации отказано и предложено «проявить себя на общественной работе».
Тем временем 10-го июня Секретариат ЦИК заказывает в своей типографии 129 коробочек для орденов челюскинцев и их спасателей сверх уже заказанных на 1934 год пятисот коробочек для «плановых» награждений. Уже 20 апреля комиссия Куйбышева начинает обсуждать организацию встречи челюскинцев в Москве и 14-го июня утверждает её сценарий. Организация встречи героев и обеспечение порядка на ней была поручена, естественно, ОГПУ. Чекисты в организации торжества мудрить не стали и почти точно скопировали его сценарий, в том числе и «дождь листовок», со сценария встречи в 1927 году в США лётчика Чарлза Линдберга, первым перелетевшего через Атлантику. Газеты пестрели приветствиями и поздравлениями, одно из самых почётных мест занимало почему-то поздравление от «Организации Бойцов и Фашистов Новой Италии». Потом была Красная площадь, фотографирование с вождями, вручение орденов, банкет в Кремле и то, что описано И.Ильфом и Е.Петровым в фельетоне «Чудесные гости», а в Москве и Ленинграде прошли театрализованные представления в честь возвращения героев-челюскинцев и героев-лётчиков под названием «Славим подвиг».
Попутно в Кремль и в газеты посыпались письма трудящихся. Многие граждане Страны Советов, переполненные гордостью за неё (а заодно – за себя) и чувством любви к вождю, предлагали ввести новую высшую награду страны – Орден имени Сталина. Были и письма иные: в архивном деле наградного сектора ЦИК лежит гневное письмо бывшей чекистки, «проливавшей кровь за дело пролетариата», оскорблённой тем, что у неё ордена нет, а этим челюскинским бабам, к тому же – просто жёнам, без должностей, «этим б…» (так в документе – авт.) – ордена дали!
Есть документы и другие. 8–24 марта 1934 года датировано приложение к докладной записке о военном изобретении, поданное в ОГПУ неким Петром Александровичем Орловским и озаглавленное им «О рейде „Челюскина“ и его гибели». На 21-й странице оборотов каких-то чертежей на миллиметровке проводится подробный анализ информации, доходившей до автора через советские газеты и радио, анализ, как нам представляется – объективный и добросовестно профессиональный. Автор приходит к выводу, что причинами трагедии «Челюскина» были некомпетентность и легкомыслие руководства экспедиции. П.А.Орловский особо подчёркивает непричастность к неверным решениям командования судна. Это – прямое обвинение О.Ю.Шмидта – хранится в деле архива ГУСМП с заголовком «Личное дело тов. Шмидта О.Ю.», – но это не подборка компромата, а всякие поздравительные письма, адреса и т. п. панегирики, к которому ОГПУ решило присоединить и свой «подарок».
В эти же дни целая команда кинодокументалистов во главе с М.Трояновским и А.Шафраном (режиссёр – Я.М.Посельский) срочно монтируют фильм «Челюскин» и в ночь на 29 июня большой любитель и знаток искусства кино Сталин приказывает организовать его показ руководству партии и страны (присутствовали Сталин, Молотов, Жданов, Киров, Постышев и другие). Просмотр и обсуждение закончились около 4-х часов утра. Сталин очень хвалил Шафрана, что, впрочем, его дальнейшей карьере не помогло, высказал несколько замечаний о длиннотах в фильме и пожелал «включить в картину такие существенные моменты: а) трудности борьбы „Челюскина“ и челюскинцев с ледяной стихией в океане; б) больше отразить внутреннюю жизнь лагеря на льду, в частности, отразить жизнь партгруппы и роль женщин; в) выпуклей дать представление о совокупности мер помощи Москвы (партии и правительства) лагерю Шмидта; г) показать ряд пунктов встреч челюскинцев в пути до Москвы». Ещё вождь отметил, что фильм создали «не операторы, а жизнь, героика социализма» и назвал его «подлинным боевиком». Особому обсуждению подвергся вопрос о количестве копий фильма и возможности его широкого показа [«Архив Яковлева…» ]. В тот же день эти пожелания были обличены в Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) (№ 10 п. 50/32 – О кинокартине «Челюскин»), после утверждения «исправленного» фильма комиссией ЦК: «пустить фильм в кинотеатры» [«Власть и …» ] Это, конечно, очевидное свидетельство того, какое значение придавалось идеологической составляющей «эпопеи». Творческими работниками замечания Вождя были учтены, соответствующие сюжеты вставлены и снабжены нужным текстом и в таком виде уже через 18 дней фильм начал демонстрироваться в 26-ти кинотеатрах Москвы [«Кремлёвский кинотеатр…» ]. А в 1935 году уже под названием «Герои Арктики» фильм был представлен на Венецианский международный кинофестиваль, где завоевал приз. Честь эта по праву должна принадлежать и «лучшему другу советских кинематографистов».
31 июля главный редактор «Правды» Л.Мехлис запрашивает разрешение Кагановича на выпуск художественного альбома об «эпопее», указывая на то, что поход «Челюскина», пребывание челюскинцев на льдине и их спасение засняты несколькими людьми и этот ценный материал не использован. Уже 3 августа по существу высший орган управления страной – Политбюро ЦК (других проблем в стране не было —!) поручает издание этого альбома газете «Правда» и Политиздату. Альбом под соответствующим названием – «Героическая эпопея» и три парадных тома на ту же тему [