Первое время Гал отсыпался и приходил в себя – слишком много ему пришлось пережить в последние дни. Потом он нашел способ убивать время: готовил разные блюда, которые отсутствовали в каталоге автоматической доставки пищи на дом. И с первой же попытки превзошел самого себя, приготовив пельмени так, как их готовила мать: провернутый дважды фарш из свинины и говядины, нежнейший, как плоть новорожденного; тончайший, как лист бумаги, слой теста, замешенного на одних яйцах; такие пельмени никогда не развариваются, а только морщатся, как кожа на пальцах после длительного купания в горячей воде, и их можно не жевать – достаточно проглатывать. Однако Морделл проглотил пельмени, даже не оценив их должным образом. Он сказал, ему все равно, что есть, лишь бы это что-то было съедобным. После этого признания у Гала напрочь пропала охота заниматься кулинарными изысками.
Неудачной оказалась и попытка отвлечься путем наведения порядка в том хаосе, который, по мнению Светова, царил в доме Морделла. Доктор давным-давно отказался от домашних киберов, поскольку они, по его словам, имели обыкновение портить его драгоценные книги мощным турбопылесосом. Гал потратил почти весь день, чтобы пропылесосить тяжелые ковры, висевшие на стенах, разложить по местам вещи, помыть вручную паркетные полы и отчистить добела всю кухонную посуду. К приходу ученого в доме все блестело и лучилось, как у хорошей хозяйки. Вопреки ожиданиям Гала, Морделл отчитал его за самоуправство, как напроказившего школьника. «Но у вас здесь был такой беспорядок», – пробормотал Светов. «А что, по-вашему, есть порядок? – накинулся на него Морделл. – Когда все разложено по полочкам и на каждой вещи – табличка с наименованием?! Да вы, оказывается, ужасный тип, Гал!.. Такие вот любители порядка, как вы, – источник бедствий для всего человечества! Таким обязательно надо навести порядок в городе – улицы заасфальтировать и деревья в парках обрубить по одной мерке! Потом они наводят порядок и в природе: вырубаются леса, уничтожаются животные, поворачиваются реки вспять, насильственным путем устанавливается один и тот же климат на всей планете! Ну а потом… – Он немного помолчал и добавил: – А потом такие люди стремятся навести порядок в обществе – разумеется, так, как они его понимают…» Гал в тот раз обиделся и наговорил Морделлу дерзостей, но после этого никогда больше не притрагивался к щетке и тряпке, ограничиваясь мытьем посуды с помощью древнего кухонного автомата.
И вот теперь ему совсем нечем было заняться. Поэтому он кружил по комнатам и думал, думал, думал… Главной проблемой оставалось – что делать дальше? Предположим, отсидится он до тех пор, пока его не перестанут искать (сколько, интересно, времени пройдет? год? два?), а потом?..
И по-прежнему мысли его упорно возвращались к Инне… тьфу, к Коре. Хотя думать об этом Гал себе запретил, он временами отчетливо видел перед собой ее лицо и слышал ее голос и смех, и тогда невольно мелькало в голове: что с ней сейчас? как она? где она?..
Взгляд его остановился на зеркале, висевшем на стене. Гал подошел к нему и уставился на свое отражение. Все эти дни он не брился, и растительность на лице становилась просто-таки дремучей. Если надеть еще шляпу и черные очки, его вряд ли кто узнает… Или не рисковать? Куда, собственно, ты намылился? Что ты хочешь? Ты же знаешь: в городе на каждом углу – проверка документов. Да и куда ты пойдешь без денег? И самое главное: случись что – ты подставишь под удар Морделла. Так ты хочешь отплатить ему за свое спасение?..
И тут Гал разозлился. Да что ж теперь, всю жизнь быть беглецом? Морделла он ни в коем случае не выдаст – умрет, но не выдаст. Да и гулять долго он не собирается, просто прошвырнется в пределах квартала… пятнадцать минут, не больше… глотнет свежего воздуха – и обратно. А в случае чего… ты же хотел проверить, не так ли? Вот и появится такая возможность…
Совсем не к месту он вспомнил, как в один из первых дней, когда сомнения раздирали его душу, он все-таки решился. Взял в ванной лезвие безопасной бритвы – Морделл почему-то предпочитал бриться именно станком, а не современными автоматами-паучками, которых сажаешь себе на лицо, и они тщательно удаляют с него волоски под корень – и долго вертел его в одеревеневших пальцах. Потом, решившись, почти не нажимая, чиркнул по предплечью – хорошо, что не по венам. Боли он не почувствовал, и это, казалось, подтвердило его предположения, но когда он взглянул на руку, то увидел, что она вся в крови… «А что ты ожидал? – спросил он себя. – Что раны вообще не будет? Может быть, это происходит только в том случае, когда опасности подвергается сама жизнь? Что ж, проверь себя капитально: например, полосни этим лезвием себя по горлу». Но при одной мысли об этом предательски екнуло сердце, и он понял, что никогда не решится на такую проверку.
Гал пошел в спальню, открыл платяной шкаф и стал рыться в скудном гардеробе Морделла. Ему нужен был другой костюм – в том, в котором он спасался бегством из отеля, ходить по улицам было не только опасно, но и попросту стыдно…
Доктор не раз предлагал ему купить что-нибудь из вещей, но Гал упрямо отнекивался: ему было неловко чувствовать себя должником. В конце концов они сошлись на компромиссе: Светов получил полный карт-бланш в плане пользования одеждой Морделла. Тем более что он и профессор имели примерно одинаковые габариты…
Гал наконец выбрал себе неброский пиджак и надел его. Уже выходя из дома, он вдруг осознал, в какую рискованную авантюру пустился. И куда меня черт несет, с досадой на самого себя подумал он. Всю жизнь куда-то несет… Ведь это совершенно бессмысленно. А в чем теперь смысл? – одернул он себя. В том, чтобы окончательно уйти в затворничество?
Он шел по тротуару мимо однотипных коттеджей, шел под липами, засунув руки в карманы и надвинув на глаза шляпу, – как разведчик в шпионских голофильмах. И он действительно чувствовал себя разведчиком, шагающим по чужой земле и не ведающим, чего ждать в следующую секунду: окрика «Стоять! Руки!» – или сразу выстрела в спину?..
Потом одноэтажные коттеджи кончились, и он вышел на небольшую площадь. Здесь было многолюдно – разумеется, с его точки зрения, ведь он уже неделю не видел людей. На самом же деле горожан на площади было совсем немного – десятка два. Слева виднелся вход в подземку. Справа стояли на стоянке междугородного экранобуса несколько пешеходов. Из бара на той стороне площади доносилась громкая музыка. В сквере, в центре площади, по дорожкам разгуливали голуби. Старик, сидевший на скамейке, подкармливал их булкой.
«Ну вот, а ты боялся», – подумал Гал. Он почувствовал, как уходит напряжение из скованных судорогой страха мышц. Даже особисты с их возможностями не могут поставить своих людей на каждом углу!..
Он прошел в сквер, опустился на скамью рядом со стариком, вытянул ноги и с удовольствием подставил лицо солнечным лучам. Хорошо…
– Не жарко вам в пиджаке, молодой человек? – услышал он дребезжащий старческий голос и приоткрыл глаза. – Погода-то какая стоит!
Старик смотрел на него, смешно приподняв седые брови.
– Да, погода, отец, что надо, – согласился Гал. – Только я после болезни, воспаление легких подхватил… Поэтому надо быть осторожным. Жар костей не ломит…
– Воспаление легких – дело серьезное, – кивнул старик. – Я-то вот тоже… На старости лет расхворался… И вот что интересно: казалось бы, хватит бояться старухи с косой, пожил вволю, не хуже других, а то и получше, чем некоторые, а поди ж ты, как болезнь привяжется – так страшно становится. Неужто, думаю, конец пришел? Неужто оттоптал свое на этой грешной земле?..
Гала будто какая-то муха укусила.
– Слушай, отец, – он даже выпрямился от волнения. – Значит, жить хочется?
– Хочется, ой как хочется, – закивал старик. – Вам-то, молодым, этого не понять. Не дорожат люди своей жизнью, покуда молоды, наоборот, стремятся побыстрее прикончить ее: спиртным опять же злоупотребляют, табаком, а то и похлеще – травку всякую пакостную покуривают или психотропами колются!.. Такова уж натура человеческая: никто не думает о бренности существования, все думают, что вечно будут жить…
– Ну а вот ты, отец, – сказал Гал, с любопытством наблюдая за реакцией старика, – если б тебе предложили вечно жить, ты согласился бы?
– Эхе-хе, молодой человек, – вздохнул старик. – Кто ж мне такое предложит? Господь Бог, что ли?
– Да нет, я так, теоретически, – настаивал Гал. – Предположим, была бы у тебя возможность получить в свое распоряжение вечность, согласился бы?..
Старик грустно покачал седой головой, будто сетуя на наивность своего собеседника, задающего такие дурацкие вопросы.
– Вечность? – переспросил он. – Если б в молодости дело было, я бы еще подумал, а сейчас – вряд ли, на кой она мне сдалась, вечность? Каждый свой срок должен знать, потому как ничто в мире не вечно… А вот годков десять еще бы пожить – это можно, это мы с полным удовольствием!..
Старик еще что-то говорил, но Гал его уже не слушал. Он снова откинулся на спинку скамьи и прикрыл глаза.
Вот тебе и ответ, подумал он. Только вот интересно узнать: большинство людей думает так же, как этот старик, или иначе? А какая, собственно, разница? Думать-то может всякий как угодно, пока его не коснулось, а когда это произойдет, окончательно и бесповоротно, и когда поздно будет что-либо менять – вот тут-то и проклянет человек и себя самого, и того, кто уготовил ему такую страшную участь!..
Гал вздрогнул и открыл глаза. Что-то переменилось в окружающем мире, он это кожей чувствовал.
Сверху, с голубого безоблачного неба, на площадь, как коршун, нацелившийся на цыпленка, бесшумно падал флайджер. У самого асфальта он окутался дымом и пламенем тормозных турбин, а когда дым унесло в сторону, Гал увидел, как из люков выпрыгивают люди в серых бронекомбинезонах и с лучевыми карабинами в руках.
Гал вскочил на ноги, еще не осознавая, что это именно к нему бегут спецназовцы. И вдруг почувствовал, что в спину ему упирается что-то тупое и твердое. Он осторожно повернул голову. Сзади стоял старик. В одной руке у него был древний крупнокалиберный «магнум», ствол которого и упирался в спину Светову, а другой что-то искал в своем кармане.