– Подлые убийцы, грязный палач Сталин! Скоро и его потащат на убой!
Разве этот крик не напоминает другие времена – кровавые дни, когда один убийца тащил на казнь другого, когда везли, по приказу Робеспьера, на гильотину Дантона – рябого гиганта с львиной головой? Того Дантона, который кричал исступлённо:
– Робеспьер! Ты скоро последуешь за мной!
– Господа, не будем называть других советских деятелей: достаточно и этих живых и мёртвых отцов большевизма, чтобы видеть, в чьи когтистые лапы попала Россия – страна, в своей массе, в своей гуще – мирных, тихих, богомольных крестьян, страна Платонов, Каратаевых, страна великих духовных подвигов, смирения, молитвы, труда, монастырей, страна великого Петра, мощного Суворова, гениальных Пушкина, Глинки, Бородина, нежного Чайковского… Этих людей сменили садисты, интернациональные начетчики, враги истинной цивилизации, гонители веры, разрушители тысячелетней российской культуры… Освободив крестьян, император Александр II сказал: «Сегодня лучший день в моей жизни…»
А через семьдесят пять лет те, кто называют себя истинными друзьями русского народа, его освободителями, «любимыми вождями», восстанавливают крепостное право в самом страшном, уродливом и кровавом образе колхозов, форме рабства, по сравнению с которыми ужасы, описанные Тургеневым в «Записках охотника» и Бичер Стоу в «Хижине дяди Тома», – детский лепет.
Не удивляйтесь, господа, что я, японец, так увлёкся, так страстно говорю о российской трагедии. Я специально изучал русскую историю, русскую литературу, научился уважать душу русского народа – и то, что сейчас в России происходит, волнует меня не меньше, чем каждого из вас, русских. Этот процесс, эта трагедия Полунина – разве это не трагедия всей русской эмиграции, тех людей, которые не признали дьявольской власти всех этих Троцких, Сталиных, Фроловых, садистов, маньяков, изуверов?
Отвергнув всё святое, всё прошлое, всю историю Российскую, всё, на чём держались ее бытие, ее красота, ее слава, большевики прежде всего взялись за Церковь, потому что прекрасно поняли ее силу, поняли, что эту силу нужно разрушить. Результаты этой борьбы всем широко известны. Вспомните, что писала голландская коммунистка Одетт Кейн, побывавшая в СССР:
«Я умоляю главы всех европейских государств, во имя всех умерших и всех живых, находящихся под ужасом большевизма в России, поставить основным условием своих переговоров изменение этого отвратительного режима, который превосходит все ужасы ада». Это пишет коммунистка, господа, коммунистка, вдруг понявшая весь ужас своего увлечения интернациональными бреднями… Объявив, что «религия – опиум для народа», большевики принялись за уничтожение Православной церкви. Почему? Луначарский объяснил это: «Мы ненавидим христиан. Даже лучшие из них – наши враги. Они проповедуют любовь к ближнему и сострадание. Но христианская любовь нам не нужна. Нам нужна ненависть. Только тогда мы победим вселенную, если научимся ненавидеть».
И эту чуждую ему ненависть стали разжигать в русском народе. Началось с избиения священников. Их распинали на крестах, сжигали на кострах, замораживали, превращая в ледяные статуи. Их погибли тысячи, тысячи сосланы, замучены, убиты. Священные книги сжигаются, монастыри ограблены, церкви превращены в гаражи, в клубы, в центры безбожников. Наглым сапогом интернационального бандита топчется в грязь святое святых русского народа. Эта работа приносит свои плоды. Озверение и одичание несёт она с собою. И особенно среди несчастного юного поколения России. Из детей, едва вступивших в жизнь, делают наркоманов, садистов, доносчиков, сифилитиков, бандитов. Я – японец, но я с великим чувством читал христианское Евангелие – и там вычитал самые прекрасные слова, какие только знает человечество: «И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает»… Что осталось от этих слов в советской России? Я читал Толстого, Тургенева, Пушкина, Лермонтова. Я видел, что под влиянием религии выработались и укрепились характерные черты русского народа: добродушие, незлобивость, мягкость, широкое гостеприимство. С особенной любовью и нежностью русские писатели говорили о Кремле, о сердце России, откуда идут животворные токи по всему необъятному пространству страны. Но большевики именно сюда, в это сердце России, плюнули, именно сюда, в душу русского народа, и были направлены первые советские выстрелы.
Презирая русский народ, его духовные идеалы, видя в нём только навоз для удобрения будущего мирового коммунистического поля, большевики заявили, что им «нужны не ханжи и слюнтяи, а могучие, бессердечные и беспощадные бойцы за идеи интернационализма», что с этой целью они перекуют кресты на мечи, отнимут у народа книги о Боге и рае небесном и дадут ему книги о коммунизме и рае земном. Ощерившись сатанинской улыбкой, большевики подняли грязную, окровавленную руку на Бога.
«Будем надеяться» – пишет в одной из своих книг Ярославский, вдохновитель борьбы с религией – «что скоро наступит тот день, когда распятия и иконы будут брошены в печь, из священных предметов и кадильниц будут приготовлены полезные предметы; церкви будут обращены в залы для концертов, театральных представлений или собраний, а в случае, если они не будут годиться для этих целей, – то в хлебные магазины или конюшни».
Успешно ли идёт это вытравление религии из души русского народа? Об этом пишет Ярославский в «Безбожнике»: «Только оппортунисты думают, что власть религии, религиозная идеология исчезнут сами собой, самотёком, что вопрос о борьбе с религией «снят жизнью». Религиозная идеология не менее живуча, чем националистическая. Религия ещё держит в плену отдельные группы отсталой советской молодёжи. Религиозная идеология живуча, она должна быть выкорчевана борьбой». Эта борьба не легко проходит для большевиков.
Я прочёл о процессе, который был в Москве. За сопротивление чекистам, грабившим и осквернявшим церковь, были присуждены к расстрелу девять человек, из них одна девушка. Когда ей предложили подать прошение на имя ВЦИКа с просьбой о помиловании, она ответила:
– Если в этом зале находится кто-либо из моих родных или друзей, – всё, о чём я прошу их, это не представлять никакой просьбы о моём помиловании. В России, обесчещенной извергами и убийцами, легче и более радостно умереть за веру православную, чем продолжать жить…
Господа, я не русский, но и меня потряс этот ответ, и я думаю, что когда-нибудь этой девушке, как французской Жанне Д’Арк, будет поставлен чудесный памятник. И ещё одна мысль пришла мне в голову, когда я читал об этой девушке: борьба идёт внутри России, яростная, скрытая борьба – и разве не долг русской эмиграции прийти на помощь тем, кто борется с большевиками? И я вас спрашиваю – разве та работа, которую вёл подсудимый Полунин за границей и о чём мы здесь, на суде, слушали, – разве это не помощь тем, кто изнемогает в борьбе с большевиками? И разве его выстрелы в ответственного коммуниста Фролова не бой, не борьба, не ответ на призыв из России: «Помоги!»?
– Я читал о том, что когда вели на казнь митрополита Вениамина, то он сказал:
– Что бы вы ни сделали, я спокоен в Господе Иисусе Христе. Я отдал своё сердце русскому народу, мою душу Богу, а с телом моим делайте, что хотите…
Я читал об этом и думал, что в этом величии духа, в этой страстной преданности Христу, в этой упрямой борьбе на пространстве шестой части земной суши за право иметь своего Бога, которому покланялась Россия веками, в этой железной душевной стойкости православных пастырей, в этом мощном отпоре скованного народа учению и насилию изуверов – величайшая победа духа над телом, Бога над Сатаной, всех начал правды и добра над тёмными силами… Я читал об этой борьбе и думал, что в ней – величайшее доказательство несостоятельности учения большевиков, противного и чуждого всему прекрасному, что раскинуто по Божьему миру, по всем странам, что заключено в каждой человеческой душе, без различия национальности, что поёт в каждом из нас и зовёт в чудесное, золотое, прекрасное царство истины и красоты.
Французский писатель Пари писал: «За роскошным столом, к которому большевики приглашают всё человечество, увы, так мало места. Мы видим там так называемых народных комиссаров и их наиболее ловких прислужников. И только». Как гнойный нарыв, сидят эти народные комиссары на теле русского народа. Что получил он от них? Вот несколько строчек из старого доклада Нансена, которые отвечают на этот вопрос: «Голод захватил 19 миллионов человек, из которых 15 миллионов приговорены к смерти. В Самарской губернии были арестованы женщины, которые убили двух бродяг и съели их мясо. В Пугачёвском уезде жарили трупы, вырытые с кладбища. В одной деревне мать раздала трём дочерям куски трупа своей старшей дочери, умершей от голода. В Минске матери убивали своих детей, чтобы избавить их от ужасов голода. В Новороссийске мать утопила своих детей».
Это – официальный документ, составленный широко известным всему миру человеком, это не вымыслы белогвардейцев, на которые так любят ссылаться большевики, а беспристрастный документ, свидетельство иностранца, не заинтересованного в русской политической борьбе.
Это тот советский рай, который обещан большевиками…
Социалист – подчёркиваю, социалист – Мельгунов пишет об СССР: «Когда заключённые в советских тюрьмах узнают о том, что будет очередная амнистия, то их охватывает ужас, ибо они знают, что накануне декрета об амнистии большинство из них будут расстреляны».
Господа, это было восемнадцать лет тому назад, это было десять лет тому назад, это есть сейчас, это будет всё время, пока большевики правят Россией, пока они будут пытаться внедрить своё учение в душу народа, вместо веры отцов, вместо того, чем была крепка Россия, вместо веры в Господа и во всё прекрасное, что есть в человеческой душе – в добро, в красоту, в истину. Никакая эволюция невозможна у этих людей. Волка не сделать ягнёнком, и вор не станет проповедником морали. Хулители Бога не могут заменить чистой веры своими нежизненными, мёртвыми, схоластическими учениями, декретами, законами, сказками о земном рае.