Нужно немедленно уходить отсюда. А полиции и Вадиму рассказать, как очнулась где-нибудь в парке. Такое вполне возможно. И никто никогда не узнает, что она не ангел, а ведьма.
Геля запихнула содержимое сумки назад, подошла к стационарному городскому телефону и набрала домашний номер. Она заплакала, услышав голос Вадима. Она плакала и все никак не могла выговорить адрес, а потом отперла входную дверь и села рядом на пол, ожидая, когда он приедет.
Кажется, она почувствовала, что Вадим вошел в подъезд, еще до того, как зашумел лифт. Как собака. Давно, еще при папе, у них была маленькая дворняжка Кася. Кася бежала к двери и начинала вилять хвостом, когда кто-нибудь из членов семьи только входил в подъезд. Родителей это всегда удивляло.
Лифт остановился, Вадим дернул дверь, замер и опустился на пол рядом с Гелей. Она не стала ждать, когда он протянет к ней руки, она уткнулась лицом ему в колени, а руками ухватилась за джинсы.
Вадим ничего не говорил, только гладил ее плечо, а щекой прижимался к волосам.
– Я сломала ему декорации, – сказала Геля.
Она хотела объяснить, что Ротнев вел ее в другую квартиру, похожую на любовное гнездышко, в которой вполне можно было создать пошлую сцену убийства из ревности.
– Угу, – подтвердил Вадим. – А я залил замок клеем, его невозможно было отпереть. Он не мог вскрыть дверь, не привлекая внимания. Мы оба молодцы.
Вадим шутил, и от этого прошедший ужас становился сном.
Ротнев вел ее в другую квартиру, не смог туда попасть и привел сюда. Этого Геля уже не помнила. Ясно она помнила только, как подъехала его машина и она открыла переднюю дверь. Она тогда еще почувствовала благодарность к бывшему любовнику – все-таки он не бросил ее в тяжелую минуту.
– Не понимаю, почему он меня сразу не прикончил, – прошептал Вадим. – Кстати, его арестовали еще утром.
– Ему нужно было сделать, чтобы тебя убила я, – уверенно предположила Геля. – А у меня долго не работал телефон, и он не мог мне дозвониться до самого вечера.
Мама неодобрительно покачала головой, когда Геля объявила, что выходит замуж за Вадима. «Вадим хороший парень», – сердито сказала тогда Геля. «Вадик хороший мальчик, – подтвердила тогда мама. – Но любишь ты Дениса».
– Я тебя очень люблю, Вадик, – сказала теперешняя Геля, сидя на полу.
– И я очень тебя люблю. Я бы без тебя умер, – Вадим потянул ее за руку. – Вставай. Пойдем отсюда.
– Подожди, – Геля выдернула руку, покачалась и уткнулась лицом в ладони. – Я в этой квартире встречалась со Славой.
Вадим помолчал недолго, пару секунд.
– Нет, – он тронул Гелю за плечо, а потом прижал к себе. – Ты никогда ни с кем не встречалась! Только со мной.
Она бы заплакала, но слезы не переставали течь с той минуты, когда она услышала голос Вадима в трубке.
Эпилог29 декабря, пятница
Заходить к Кате вошло у него в привычку. Вадим садился на стул, перекидывался с ней парой слов, иногда ругал начальство, а иногда на начальство жаловался. С Гелей он бы никогда такого не позволил. Жалеть себя, даже не вполне серьезно, жена считала недостойным.
Катя все понимала правильно, иногда подбадривала, иногда только насмешливо смотрела. От былой влюбленности осталось удовольствие ее видеть и знание того, что она все понимает.
Если бы она была мужчиной, Вадим мог бы назвать ее другом. Тем более что других друзей у него не наблюдалось.
– С наступающим, – Вадим поставил перед ней коробку конфет и маленькую статуэтку-собачку. Собачка была грустная, смотрела печальными черными глазками. Он не сразу решился ее купить.
– Ой, прелесть какая! – улыбнулась Катя, покрутила собачку и сжала в кулаке.
Она показалась Вадиму такой же печальной, как собачка, но он постарался этого не заметить. У него было хорошее настроение и не хотелось думать о грустном.
– Завтра улетаете?
– Угу. Утром.
– Счастливо!
Геля не слишком обрадовалась предложению поехать на новогодние каникулы в Чили. Она считала Новый год домашним праздником, когда навещают родственников и водят детей на елки. Но Вадим проявил твердость.
Вообще-то ему как руководителю следовало задержаться на работе подольше, но он запер кабинет и улизнул, не дожидаясь окончания рабочего дня.
Голоса жены и сына слышались из кухни.
– Он первый начал! – оправдывался в чем-то Пашка.
– Ну и что! – строго говорила Геля. – Спрашивать надо сначала с себя, потом с других. И знай, за каждый свой поступок когда-нибудь придется отвечать.
– Я пришел! – крикнул Вадим, закрывая дверь.
Геля вышла к нему, ласково улыбаясь, а Пашка мгновенно примчался и ткнулся головой в живот.
– Была на работе? – спросил Вадим.
– Была, – кивнула Геля.
Он предлагал ликвидировать фирму, но Геля воспротивилась. И даже оформила себе должность заместителя директора. На должность директора она не претендовала, поскольку трезво оценивала свои возможности. «Что ты будешь там делать?» – искренне не понимал Вадим. «Работать секретарем, – объясняла Геля. – Из меня выйдет отличный секретарь. А Верочка оканчивает институт, и ей надо начинать работать по специальности».
– У Верочки двенадцатого января свадьба. Хорошо, мы успеем вернуться.
– Ты пойдешь на свадьбу к секретарше? – поразился Вадим.
– Пойду, – кивнула Геля и укоризненно на него посмотрела. – Тебе тоже стоит пойти, Вадик.
– Ладно, – пожал плечами Вадим. – Раз надо, сходим.
Саша позвонил еще несколько дней назад.
– Мы просто устали друг от друга, – предположил он.
Устать друг от друга они не могли, потому что виделись только по выходным, но Катя послушно согласилась:
– Наверное.
– У тебя какие планы на Новый год?
Планов у нее не было никаких.
– Я приеду тридцатого, ладно?
С Сашей лучше, чем одной. Одной Кате было бы совсем плохо.
– Саша, не обижайся, – быстро сказала Катя. – Нам с тобой было хорошо вместе, и я тебе за это благодарна. Но… Мы не любим друг друга.
– Ты меня не любишь? – помолчав, спросил Саша.
– Ты тоже меня не любишь, – уверенно сказала Катя.
Наверное, она совершила большую ошибку. Непоправимую.
Цветок на окне нужно было как следует полить. Она не появится в кабинете все новогодние каникулы. Катя взяла стоявшую около подоконника пластиковую бутылку, налила отстоявшейся воды в поддон.
Внизу Корышев садился в машину.
Больше делать было решительно нечего. Она оделась, сунула собачку в карман, а коробку конфет в стол. Выключила свет, заперла кабинет.
Здание уже обезлюдело, и в лифте она спускалась одна. А внизу, у выхода, народ еще был. Катя, пройдя входные тяжелые двери, замерла, мешая спешащим домой коллегам.
Никита смотрел на нее молча. Катя отодвинулась от двери.
– У меня плохой характер, – вздохнул он. – Я обидчивый, как видишь.
– Ничего, – кивнула Катя. – Я постараюсь тебя не обижать.
Они опять постояли молча.
– Я думала, ты уже уехал.
– Я не мог уехать без тебя.
Он наконец ее обнял, и Катя прижалась щекой к холодной куртке.
Шел снег. На площади сверкала огнями высокая елка.
– Я знала, что ты придешь, – прошептала Катя. Только что она утверждала обратное, но он должен все понять правильно.
– Конечно, приду, – прошептал Никита. – Куда я денусь.
Он отпустил Катю, потер озябшие руки и сунул в карманы.
– Куда пойдем? В метро?
– В магазин, – вздохнула Катя. – Я должна купить тебе перчатки.
Снег падал крупными предновогодними хлопьями. Елки у Кати не было, но они еще успевали ее купить. И нарядить успевали.
Ирина ГринНарушенная заповедьОтрывок
Ася остановилась, воткнула лыжные палки в снег и попыталась оттянуть рукав куртки, чтобы посмотреть на часы. Напрасный труд – перчатка задубела на морозе и не хотела гнуться. Поискала глазами солнце. Вон оно – белое, едва заметное на таком же белом небосводе, уже почти касается веток деревьев. Еще немного, и короткий зимний день перетечет в ночь. И тогда станет еще тяжелее. Правда, есть фонарики, но вряд ли Стас согласится ими воспользоваться – свет может выдать их местонахождение тому, кто идет по пятам. Или не идет? Ася обернулась, поглядела по сторонам. Кроме Стаса, чья спина маячит довольно далеко впереди, – никого. И почему она согласилась на эту авантюру? Ведь сразу поняла, что это не для нее! Сорок километров! Если посчитать дорогу на работу и обратно и прибавить походы по магазинам, столько она проходит за неделю.
Не останавливаясь, Стас оглянулся, недовольно махнул рукой, и Ася, сунув руки в петли палок, пустилась вдогонку.
– Ну ты чего? – спросил Стас, когда Ася с ним поравнялась. – Привала еще никто не объявлял. Сейчас спустимся, – он указал палкой на довольно крутой склон, – дальше будет распадок. Там накатанное место – можно и в темноте топать. Пройдем его, и останется всего ничего – километров тридцать.
– Как тридцать? – Асин голос предательски дрогнул. – А сколько мы уже прошли?
– Какая разница? И не вздумай реветь! – возмутился Стас, но навигатор достал и, шевеля губами, стал подсчитывать: – Восемнадцать километров за три с половиной часа. Очень даже неплохо. Но расслабляться рано.
– Значит, осталось двадцать два километра? – пытаясь справиться с отчаянием, спросила Ася.
– Да нет же, нет! – Стас поморщился от такой беспросветной бестолковости спутницы. – Я же сказал, после того, как мы пройдем распадок, останется тридцать километров, вернее, двадцать девять с чем-то.
– Но ты же говорил…
– У нас на хвосте специально обученные люди. Они ждут, что мы пойдем по самой короткой дороге. А мы, вопреки их ожиданиям, сделали крюк, и теперь у нас гораздо больше шансов уйти от преследования. Неужели это не понятно? – он уже почти кричал, и от этого крика, эхом разносящегося по притихшему сосняку, у Аси разболелась голова.
– Если бы ты заранее сказал…