– Значит, ты мне не поможешь? – спросил Кимон.
Фемистокл поморщился – ему не понравился прямой вопрос. Но постепенно – Кимон смотрел на него неотрывно – лицо его приняло прежнее, ровное выражение.
– Ты не спрашивал, парень.
– Ну так спрашиваю сейчас! Ты поможешь мне? Добавишь своих сторонников к моим? Я заплачу столько, сколько захочешь.
Фемистокл стоял совершенно неподвижно, хотя холод пробрал обоих, и они дрожали даже на солнце. Из заводи показалась и, неторопливо проплыв над нижней ступенькой, мелькнула бурая форель.
– Очень хорошо, – произнес наконец Фемистокл.
– Назови свою цену. – Вслед за облегчением Кимон ощутил внезапную слабость. – И я буду готов, клянусь.
– Похоже, цена у меня действительно есть, – негромко сказал Фемистокл. – Хотя в данном случае это не серебро.
Глава 23
Прошлой ночью лил дождь. Ксантипп чувствовал его в запахе пыли, в воздухе, ставшем как будто гуще и слаще.
Он проснулся до восхода солнца в своей комнате в загородном доме, куда вернулся ненадолго – больше ради детей, чем ради Агаристы. Возможно, и ради домашнего уюта, в чем он мог признаться, пребывая в хорошем настроении.
Городской дом казался довольно тесным по сравнению с этим. Здесь он был хозяином и имел в своем распоряжении прекрасный гимнасий со всеми возможностями. Он прикусил губу, подумав о диктерионе, который купил Фемистокл. Нет, не со всеми. Старший сын Арифрон принял его с холодностью, которую перенял у матери. Это выражалось в форме рта и сердитом выражении лица. Интересно, подумал Ксантипп, как Агариста объяснила его отсутствие. Сам он не сказал об этом ни слова. Такие вопросы между мужем и женой не касались детей.
С Агаристой они сохраняли почтительную дистанцию, а при встречах даже заговаривали о делах в городе и семейных владениях. Но он чувствовал напряжение, как чувствовали его и дети, недоуменно смотревшие на родителей.
Прислонившись к колонне, Ксантипп оглядел загоны. Взгляд привлекла фигура на дальней стороне поляны. Его дочь Елена росла сильной и гибкой и, проводя много времени на свежем воздухе с лошадьми, хорошо загорела. Ей нравилось рисковать, и она частенько пыталась скакать сразу на двух пони, стоя на широких спинах, балансируя и выкрикивая охотничьи кличи. Разумеется, она собирала при этом свою долю синяков и царапин, хотя, как ни странно, пару ей составлял именно маленький Перикл, а не Арифрон. Возможно, дело в бремени старшего сына, рассуждал Ксантипп. Старшие сыновья часто становятся вожаками, а эта роль сопровождается грузом ответственности, сбросить который они не могут. Младшие братья этого даже не чувствуют. Они, как правило, более вольны и необузданны, им труднее подчиняться учебе или дисциплине. Конечно, именно Перикл придумал, как нырять в реку спиной вперед, а затем научил этому Елену. Учителя мальчика жаловались, что он пропускает половину уроков, но при этом справляется с глаголами и склонениями, как будто слышал их тысячу раз. Конечно, они все равно его побивали, с удовлетворением подумал Ксантипп. Не годится позволять мальчишке слишком многое мнить о себе – не в таком возрасте. Если бы Перикл тратил меньше времени на кувыркания в воздухе, он был бы настоящим чудом. Ксантипп вздохнул. Арифрону не нравилась река. Вот и сейчас его испугало что-то затаившееся в глубине, и он выкарабкивался на берег второпях, охваченный то ли паникой, то ли страхом. Никакого особого значения это не имело. Не все мужчины умеют плавать.
Ксантипп наблюдал, как Перикл, всегда готовый помочь сестре, расставляет на поле деревянные препятствия. В глубине души он хотел бы, чтобы сыновья поделились своими лучшими качествами друг с другом: Перикл – мужеством, Арифрон – ответственностью. В действительности же у каждого было слишком много одного и слишком мало другого.
Маленький мальчик боролся с жердью длиннее своего роста, прислоняя ее к стволу выгоревшей на солнце сосны. Ксантипп резко выдохнул, увидев, что Перикл встал за препятствием. Если несущаяся галопом лошадь Елены заденет барьер, жердь ударит его сына, как молот. Кричать бесполезно – она не услышит, да и в любом случае слишком поздно.
Ксантипп с острым чувством беспомощности наблюдал, как его дочь преодолевает препятствие – лошадь не задела жердь даже копытами. Перикл подбадривал сестру, подпрыгивая и размахивая руками. Волна облегчения нахлынула на Ксантиппа, и он, глуповато хихикнув, вышел из-за колонны и направился по пыльному полю к детям.
Елена заметила его первой и похлопала смеющегося Перикла по плечу. Он в замешательстве повернулся туда, куда она указывала, посерьезнел и выпрямился. Ксантипп почувствовал, как сжалось сердце. Каким-то образом их реакция подтолкнула его к жесткости. Ему хотелось рассмеяться и закружить их, но они стояли почти по стойке смирно, и он нахмурился и сцепил руки за спиной:
– Где Арифрон?
– Со своим наставником, отец, – тихим голосом ответила Елена.
Пони уткнулся мордой ей в бок, и девочка погладила его, не поднимая глаз.
– У него неприятности? – спросила она.
– Что? Нет. Я просто увидел, как вы двое играете, и подумал, где он.
– Мы не играем, – мгновенно возразил Перикл. – Елена разрешит мне прыгнуть. Я уже готовлюсь и давно не падаю.
Мальчишка был весь в царапинах и синяках, выдававших его ложь.
Ксантипп, не колеблясь, спросил напрямик:
– Это правда?
Он заметил, как Елена качнула головой, но ему нужен был ответ Перикла. Сын ничего не говорил, просто стоял, уставившись в пыльную землю.
– Нет, я упал сегодня утром, – сказал он наконец.
– Тогда почему ты солгал мне?
– Я думал, ты не разрешишь… Не знаю.
Ксантипп поймал себя на том, что ему хочется отрезать мальчишке ухо. Он пришел сюда, чтобы услышать юный смех и увидеть юную жизнь. У него было прекрасное настроение, но уже через несколько мгновений он был вынужден взять на себя роль отца и выносить суждение об их поступках. Это выводило из себя, и он почувствовал, как приливает кровь к лицу.
Сделав глубокий вдох через нос, Ксантипп решил что будет спокойным, и в упор посмотрел на сына. Мальчики не могут воспитывать себя сами.
– Покажи мне, – сказал Ксантипп.
Сын посмотрел на него с надеждой, не смея поверить своим ушам:
– Прыжок?
– Если ты говоришь, что готов, – сказал Ксантипп, с усмешкой глядя на него. – Да, прыжок!
Перикл восторженно вскрикнул и подхватил брошенные ему сестрой поводья. Маленький пони удивленно фыркнул, зажимая железное удило. Перикл не справился бы, если бы животное оказало сопротивление, но пони последовал за мальчиком, возмущенно заржав.
– Я поправлю препятствие, – сказала Елена, прищурившись и глядя ему вслед.
Она хотела переставить жердь чуть ниже, но отец махнул рукой:
– Оставь как есть. Твой пони справится. Если Перикл усидит, для него это будет важно.
К его удивлению, дочь заколебалась. В этот момент она напомнила ему Агаристу.
– Это ведь не для того… чтобы наказать его? – спросила она. – Ты же не хочешь преподать ему урок?
Ксантипп вздохнул. В юности он боялся собственного отца. Старик пугал его тем, что был мужчиной больше, чем надеялся стать сын. Время и опыт, казалось, уравняли их. Он покачал головой. Слишком сложно объяснить это детям.
– Просто оставь все.
Дочь коротко кивнула и с беспокойством посмотрела в дальний конец поля, где разворачивался Перикл. Мальчик завопил и ударил пятками, беря с места в галоп. Слишком быстро. Перикл, как блоха на шее зверя, вцепился в гриву и поводья, пригнувшись и подтянув к ушам колени. Падение было неминуемо, и Ксантипп испытал укол страха – неужели сын погибнет у него на глазах? Приносит ли возраст беспокойство? Или это ослабление духа, при котором труднее пренебрегать риском? Он не мог… И тут все кончилось – пони пролетел над жердью под стук собственных копыт и дикие вопли всадника.
Елена подпрыгнула от радости, вскинув руки к небу. Ксантипп улыбнулся, когда она повернулась, и какое-то мгновение был просто счастлив.
Ее взгляд скользнул мимо отца, и она нахмурилась. Ксантипп оглянулся через плечо, а Перикл развернулся, лежа плашмя на спине пони и возбужденно бормоча и похлопывая по гриве, от которой поднялось облако пыли.
К ним подошли двое мужчин. Одним из них был Маний, он сопровождал некоего незнакомца, явно не из домочадцев. Хорошее настроение Ксантиппа испарилось моментально. Время, проводимое с детьми, было очень личным и драгоценным. Он нисколько не хотел, чтобы посторонние вторгались в его жизнь.
Под обращенным на него недобрым взглядом Маний опустил голову и покраснел:
– Мне жаль, куриос. Этот человек – посланец собрания. Говорит, что дело срочное и ему нельзя отказать.
– Меня послал Эпикл, – сказал мужчина, небрежно поклонившись.
Он дышал ровно, но, как заметил Ксантипп, вспотел, и капли стекали по шее, сверкая под солнцем.
Ксантипп не помнил, чтобы видел его на пробежках.
– Ну? – требовательно спросил он, внезапно потеряв терпение.
Колебания молодого человека пугали его.
– Эпикл послал меня сказать, что собрание намерено рассмотреть вопрос об изгнании. Они бьют горшки.
– Изгнании кого? – спросил Ксантипп.
– Тебя, куриос. Мне жаль. Ты должен прийти. Сейчас, если еще не слишком поздно.
Перикл подъехал к ним и спрыгнул на землю, намотав поводья на кулак. Он ничего не слышал и все еще сиял, ожидая похвалы, которую, несомненно, заслужил. Но улыбку уже сменило замешательство.
– Зачем им это делать? – растерянно спросила Елена.
Ксантипп сжал губы, прежде чем заговорить.
– Это месть, – сказал он. – Но им понадобится шесть тысяч голосов, чтобы избавиться от меня. Это не мелочь. Еще не конец.
Не говоря больше ни слова, он повернулся и побежал к воротам. Маний сообщит новость Агаристе, или это сделают дети. Посыльный с серьезным лицом пристроился к нему и бежал рядом. Через несколько мгновений они уже были на дороге, ведущей в Афины, где в воздухе висел дым от костров, на которых готовилась пища, и десять тысяч семей решали его судьбу.