– Ясно, наварх, – спокойно сказал Ксантипп.
– Я так и понял, – кивнул Эврибиад. – А теперь позовите мою лодку. Буду ждать тебя на закате. Приглашение касается и тебя, Фемистокл.
– Обязанности удерживают меня здесь, наварх, даже если бы я хотел, чтобы это было не так.
Ксантипп понятия не имел, как вызвать лодку спартанца, но Фемистокл подал кому-то знак, и человек поднял знамя на древке копья. Все трое стояли в почтительном молчании, пока не подошла лодка. Эврибиад спустился в нее. Двигался он уверенно и легко, отвергая любую помощь.
Ксантипп гадал, кто еще мог подслушивать на борту. Было немного странно. Он привык высказывать то, что думает, и совершенно не заботился о том, кто его слышит. Но этот флот был не просто афинским, пусть они и предоставили более половины кораблей и судовых команд. Флот представлял всю Грецию. Ксантипп ощутил волнительный трепет в груди и отошел в сторону – оглядеться.
Десятки кораблей шли вместе по морю, как стая птиц, летящих вдоль побережья. Ряды весел покачивались, словно крылья, и волны вскипали за ними белой пеной. Некоторые корабли были серыми, но многие отливали золотом свежей сосны и дуба, их мокрые тараны вспыхивали, поднимаясь из волн и снова зарываясь в них. Прекрасное видение.
– Сегодняшнее вечернее угощение тебе точно не понравится, – сказал Фемистокл.
– Какое угощение?
– Та дрянь, которую подают на спартанском корабле. Я думал, что они подшутили надо мной, когда был там, но нет. Они живут, как Аристид, все они. Со всей этой подготовкой можно же позволить себе немного вина и пряной баранины. Но нет – всегда какая-то бурая гадость и такой черствый хлеб, что его можно использовать вместо оружия. Вот что получают люди в обществе без денег! Никто не может купить ничего лучше, чем остальные. Какой в этом смысл? Не завидую персам, которые попытались бы подняться на борт его кораблей. В этом я уверен.
Фемистокл заметил что-то странное в выражении лица Ксантиппа и проследил за его взглядом через море. Земля была недалеко, и корабли двигались, как водомерки на пруду, по маршруту, который эти мужчины прошли, направляясь к Марафону, казалось, сто лет назад.
Фемистокл оглянулся через плечо и проревел:
– А ну-ка, покажите, на что вы способны!
Триерарх на корме поднялся с места и ухмыльнулся в ответ на вызов.
– Таранная шестьдесят! – крикнул он келейсту, надсмотрщику над гребцами, стоявшему внизу так, что Ксантипп видел только голову и плечи.
Келейст мгновенно исчез, повторил команду, и скорость тут же стала увеличиваться. Где-то внизу, задавая ритм гребцам и согласуя работу обеих сторон, ударил барабан – и корабль устремился вперед.
– Разве она не летит! – восхитился Фемистокл. – Скорость бегуна, шестьдесят гребков. Таранная скорость да еще при всем ее весе!
Его гордость была очевидна, радость поднималась, как сок, чтобы покраснеть на ветру.
– Какие обязанности на мне? – спросил Ксантипп, повышая голос, чтобы его было слышно сквозь крики и барабанный бой внизу.
Их корабль рванулся вперед, оставив за спиной весь флот. Ксантипп чувствовал брызги на коже и то, как бешено колотится сердце, и ничего не мог с этим поделать.
– Мне нужен помощник, которому я мог бы доверять, – сказал Фемистокл. – Ты – такой человек, если хочешь того же и готов принять все, что я возложу на твои плечи, каким бы тяжелым ни был груз. Мне нужно, чтобы ты командовал частью нашего флота. Ты встретишься с капитанами и будешь работать с ними, изучать все, что они знают, все, что они могут.
– Сколько их? – спросил Ксантипп.
Фемистокл искоса взглянул на него:
– Сколько ты хочешь? Если скажешь «тридцать», мне это будет в помощь. Если скажешь «девяносто», я передам их в твое распоряжение группами по шесть кораблей. Не смотри так удивленно. Кимону еще нет тридцати, и мало кто из капитанов возрастом постарше готов подчиняться приказам юноши – пусть даже он сын Мильтиада. Для флота такого масштаба не существует единого образца! Если возьмешь под свое командование девяносто, мне будет легче в сражении. Представь себя стратегом. Нет, мне нужно, чтобы ты это сделал! Решать, когда и стоит ли вступать в бой, буду я, но море шире любого поля боя, оно слишком широко, чтобы подавать сигналы или выкрикивать приказы. Когда мачты опускают перед боем, мы не можем видеть далеко. Мне нужны люди, способные командовать небольшими группами. Мне нужны люди, которым я могу полностью доверять, чтобы дать бой врагу.
Качка усилилась, и скорость снизилась почти до нуля. Ксантипп снова почувствовал движение моря и услышал тяжелое дыхание людей в таламосе, глубоком трюме корабля, дыхание, похожее на стон и крик боли.
– Получается, скорость имеет свою цену, – сказал он.
– Так и есть. Выносливость наших людей – наш величайший ресурс, – подтвердил Фемистокл и, понизив голос, прибавил: – Персидские гребцы будут в море уже несколько месяцев, когда доберутся до нас. Говорят, они рабы. Кто знает, хорошо ли их кормят и поят? Я думаю, что буду быстрее и ловчее, когда дойдет до гребли. Я молюсь Посейдону и Афине, чтобы так оно и случилось. Эти двое однажды сражались за Афины. Пусть они оба благословят нас, своих любимых детей!
Он пригладил ладонью волосы; после стольких дней в море более светлые пряди стали золотистыми.
– Нельзя рассчитывать, что они не выдержат. Тяжелее всего придется тем, кто трудится внизу. Все, что они знают, это работа весел. Мы отдаем приказы и устанавливаем скорость. Они должны соответствовать этому – пусть даже мышцы горят и льется пот. Поверь мне, показатель их труда – количество воды, которую они выпивают… – сказал Фемистокл и кивнул триерарху. – На полскорости. Пусть рулевые приготовятся к повороту.
Ксантипп обратил внимание, что Фемистокл старается говорить напрямую с триерархом корабля, поддерживая его власть над командой. Приказ был без промедления передан келейсту.
– Тогда какую роль играет наш спартанский наварх? – спросил Ксантипп.
– Эврибиад? – фыркнул Фемистокл. – У него шестнадцать спартанских военных кораблей, это его роль! Мне пришлось согласиться позволить ему возглавить флот, иначе мы потеряли бы силу Спарты не только на море, но и на суше. Я приму его приказы, если они будут верны. И не приму, если они ошибочны.
Заметив, что Ксантипп нахмурился, он прибавил:
– Да, не идеальное решение, но они нам нужны. Даже я не хотел бы встретиться лицом к лицу с персидской армией без Спарты. – Фемистокл выдохнул и покачал головой. – Правда в том, что они приближаются. У нас есть наблюдатели вдоль фракийского побережья. Слава Посейдону, персы не великие моряки! Они боятся больших волн, подводных скал и летних штормов, – правда, и воды эти им незнакомы. Обычно они ползут вдоль побережья и всегда равняются на сухопутную армию, как дети, которым страшно действовать самостоятельно.
Он потер лицо, и Ксантипп понял, как ужасно устал Фемистокл. Когда этот человек спал в последний раз?
– Мы не знаем, когда они придут, – только то, что этим летом… а если нет, то в следующем году, следующей весной. Они должны прийти сейчас. Их слишком много, чтобы стоять на месте или ждать подходящего момента. Их запасы продовольствия ограниченны независимо от того, как долго они это планировали. Если слухи об их армии верны, возможно, половина из них умрет с голоду и избавит нас от необходимости убивать их. Или шторм отправит их корабли в холодные пески под нами. Мы можем молиться о таких вещах, но, в конце концов, они начали вторжение и не могут остановиться, не сейчас. Они валятся – и они ударят по нам. Наш флот встретится с их флотом, и мы решим будущее Афин и Греции. Да что такое Греция без нас? Вот почему я вызвал тебя. – Фемистокл усмехнулся. – Вот почему ты снова оставил жену и детей, чтобы стоять со мной на этой палубе. Есть кое-что в жизни, что стоит больше, чем наша жизнь. Ты это знаешь.
– Знаю, – негромко сказал Ксантипп.
Флот снова догнал их, но ощущение прежнего неукротимого восторга уже не вернулось.
Глава 35
Еда на борту спартанского корабля в тот вечер оказалась скверной, как и предупреждал Фемистокл. Ксантипп и еще с десяток человек ели молча; из-за стола он поднялся голодным.
Корабли стояли на якоре, высоко в небе сияла луна, и все вокруг выглядело тихо и мирно. Ничто не указывало на приближение огромного персидского военного флота, несущего смерть и разрушения. Сами персы в эту ночь, скорее всего, тоже отдыхали. По крайней мере, он надеялся на это.
Гребцы спали, завернувшись в накидки, как куколки мотыльков в темноте, а Ксантипп прогуливался по длинной палубе со спартанским навархом. Вино к трапезе не предлагали, поэтому он удивился, когда Эврибиад достал мех, вытащил зубами затычку и протянул мех гостю. Вино оказалось кислым и крепким. Ксантипп невольно поморщился, когда выпил, и вернул мех спартанцу.
– Хотел спросить, почему тебя изгнали, – сказал Эврибиад и, посмотрев на море, сделал добрый глоток.
– Разве Фемистокл не объяснил? – удивился Ксантипп.
– Он сказал, что у вас в Афинах действует какая-то система, по которой любого человека могут выслать без всякой уважительной причины. Он поклялся, что это правда, хотя мне казалось, дело обстоит немного по-другому.
– Так мы защищаем себя от тиранов, – объяснил Ксантипп. – Хотя я им не был. Но я должен доверять людям – и богам. В мире нет другого авторитета.
– Есть насилие. – Эврибиад вытащил из-за пояса нож – с изогнутым клинком весьма зловещего вида, и металл блеснул в лунном свете. – Если я сейчас приставлю этот нож к твоему горлу, разве ты не повторишь то, что я тебе скажу? Вот и авторитет.
Ксантипп стоял неподвижно, оценивая наварха.
– В том, что ты говоришь, есть доля правды… Но даже спартанец спит. Невозможно держать в рабстве целый народ. Рано или поздно люди восстанут.
Эврибиад усмехнулся:
– Илоты в Спарте живут рабами сотни лет. Их дети рождаются рабами, их внуки точно так же служат Спарте. Поверь мне, когда я говорю, что власть может быть абсолютной.