Около половины тех, кого он привел в это место, ушли, как он их просил. Почти две тысячи остались. Ксеркс послал против греков войско, и когда стемнело, не дал им передышки. Его люди зажгли факелы в переходе. Те, кто остался, продолжали сражаться и были убиты один за другим, когда сил уже не было. Илоты – все свободные люди – погибли. Периэки бились изо всех сил, рубя и рыча, раня и убивая. Но и они пали.
На рассвете «бессмертные», не спавшие всю ночь и прошедшие тропами по горам, вышли в тыл грекам полные решимости положить конец бесчестью. Им было стыдно перед великим царем, которого они заставили ждать. Над их царем издевались, его высмеивали и презирали спартанцы в красных накидках.
Атакованные с обеих сторон, спартанцы выстроились плотным каре и сомкнули щиты, преграждая персам путь. Сам Ксеркс пришел посмотреть, как их убьют, и стоял рядом с Мардонием. Его «бессмертные» сражались, как безумные, под его пристальным взглядом. Но сколько бы их ни вышло против измученного спартанского строя – строй не сломался.
– Отойдите, – наконец приказал Ксеркс.
Картина смерти в этом переходе между морем и камнем потрясла его. Сам воздух пах кровью.
– Сразите их копьями. Не будем тратить впустую жизни.
Он понял, что его «бессмертные», элита войска, лучшие из лучших, уничтожены. Из десяти тысяч осталась едва половина, и он не мог их заменить.
С обеих сторон полетели копья. Измученные спартанцы подняли щиты на свинцовых рукоятях. Несколько человек упали. Среди них был спартанский царь Леонид. Его стражники встали над его телом вокруг и не сдвинулись больше ни на шаг. Сил, чтобы отвечать тем, кто шел на них, не осталось. Стрелы и копья сбивали их с ног, одного за другим, последние же двое или трое были пронзены древками и упали среди остальных. Красные плащи выделялись особенно ярким пятном в этом месте.
Персы отметили победу восторженными воплями, и их крики подхватило все войско. Звуки торжества раскатились по побережью и над морем, и когда привлеченные шумом греки вышли на палубы, по их спинам пробежал холодок.
Глава 49
Фемистокл собрал командиров на флагманском корабле. У него не было собственной каюты под палубой. Он и его люди спали, завернувшись во что попало под звездами. Места для припасов тоже было мало. Все они стали заметно худее, чем были в Афинах. По вечерам они еще получали скудные порции, а в дневное время не было ничего, кроме воды. Гребцы выглядели не лучше, под кожей проступали ребра, а между тем сила была нужна им. Страдают ли персы так же сильно, спрашивал себя Фемистокл. Они ведь пробыли в море гораздо дольше. Возможно, именно необходимость кормить гребцов была причиной того, что они продвигались так медленно, постоянно держа в поле зрения сухопутную армию.
Спартанец Эврибиад проигнорировал протянутую руку и поднялся сам. Гибель Леонида как будто подкосила его.
Фемистокл чувствовал, как в этом человеке, словно в котле, закипает ярость.
Чутье подсказывало быть осторожным. Командир коринфян стоял с закрытыми глазами, в изнеможении прислонившись к носу корабля. Весь предыдущий день он провел в сражении и потерял пальцы и часть правой руки. Это была серьезная рана, и Фемистокл подумал про себя, что коринфянин может не выжить.
Ксантипп прибыл вместе с Эпиклом и Кимоном, которые с легкостью выбрались из маленьких лодок. Фемистокл вспомнил, как Ксантипп впервые поднимался на борт – теперь он двигался гораздо лучше и чувствовал себя намного увереннее.
Фемистокл подождал, пока его люди принесут чаши с медом и вином, подогретые на жаровне посреди корабля. Утро выдалось холодным, и они с удовольствием потягивали угощение, сдобренное гвоздикой и корицей. Все они уже видели, как персидская армия продвигается на юг через Фермопильский проход. Фемистокл тоже наблюдал за медленным движением персов. Бесчисленная армия производила сильное впечатление. Даже такой простой маневр с прохождением через Фермопилы и сбором на равнине занял несколько дней. Войску, казалось, не будет конца.
Он знал, что никакая сила не сможет противостоять им, даже Спарта. Они не были богами, чтобы оставаться неуязвимыми для копий и стрел, не могли бросать вызов воинству, сосчитать которое было так же невозможно, как сосчитать звезды в ночном небе. И все же… Дни проходили, и каким-то образом они каждое утро были там. Леонид сдержал слово, подумал Фемистокл.
– Мы все потеряли друзей, – сказал он хриплым голосом, севшим от постоянного крика. – Никто из нас не знал, какие силы персидский царь может выставить на море и на суше. В первый же момент, едва увидев флот, я подумал: что мы можем сделать? Как мы можем победить? Я черпал мужество у вас – у Ксантиппа, у Кимона, у Эврибиада… – Одного за другим он назвал их всех, посланцев Мегары, Халкиды, Аркадии, вплоть до капитана с острова Китнос, который смог дать только один корабль. И этот корабль пережил скользящий удар персидского тарана. Скорый ремонт на месте и отчаянная работа людей внизу удерживали его на плаву. После нескольких дней боев он все еще занимал свое место в строю.
– Вы греки, – сказал Фемистокл с улыбкой, – поэтому вы не отчаялись. Вы посмотрели на пролив, посмотрели на персидские корабли и выбрали это место, чтобы встать у них на пути вместе со мной.
Он прошелся взглядом по всем и увидел, кроме усталости, только гордость. Они не сломались, пока нет.
– Сначала, – продолжил Фемистокл, – я не планировал держать оборону так долго, сражаться и таранить с такой яростью, рисковать всем только для того, чтобы остановить их здесь. Именно пример Леонида изменил нашу цель, известие о том, что армии нужно время, чтобы собраться и выступить.
Он умолк и склонил голову, почти как в молитве.
Фемистокл не сказал вслух, что Аристид и афинские гоплиты готовы выйти на поле битвы в течение трех дней. Они не могли идти без спартанцев, коринфян и всех остальных, вот в чем была правда. Только не против такой несметной силы. Нет, если они хотели сохранить хотя бы шанс. Никто из живых никогда не видел такое воинство. Он покачал головой, понимая, что его мысли путаются.
– Мы держали этот пролив, чтобы дать нашим людям возможность собраться и вооружиться. Леонид остановил их на перевале; мы остановили их в море.
Он бросил взгляд на побережье, которое находилось не более чем в трех или четырех выстрелах из лука. Первые ряды кораблей готовились убивать и жечь врага, как и раньше. Капитаны союзников знали, что им нужно делать, хотя это превратилось в простое перемалывание плоти и железа, когда каждый день с обеих сторон на передний план выходили новые корабли – и все больше перевернутых корпусов, и все больше мертвецов смотрело из-под воды с каждым восходом солнца.
– Теперь они закончили, – сказал Фемистокл. – Они могут идти на юг – к беззащитным Афинам.
– Их встретят, – заверил Эврибиад. – Армия Спарты двинется наперехват персидскому воинству. Если ваши гоплиты поспешат, вы все еще можете объединить ваши силы с нашими и сыграть свою роль.
Фемистокл на мгновение закрыл глаза. Спартанец стоял на правом борту, лицом к побережью, и не видел, как афинянин трижды хлопнул себя ладонью по бедру. Что толку от пререканий и упреков, хотя именно высокомерие Спарты чуть не стоило им всей Греции. Перед лицом жертвы царя Леонида Фемистокл сдержался и предпочел не указывать на то, что Спарта была архитектором всех их потерь, что благочестие и упрямство города уже стоили жизни тысячам людей.
Вместо этого он заговорил спокойно, стараясь убедить:
– Теперь есть шанс, что персы пойдут ускоренным маршем на юг, к Афинам. Спарта лежит гораздо дальше, за пределами Коринфа и Аргоса. Они не успеют спасти мой город.
Фемистокл глубоко вздохнул, подавляя панику, которую испытывал, даже просто произнося эти слова. Ему нужно было привлечь остальных на свою сторону, а не принуждать их к подчинению. Он взглянул на Ксантиппа, который, по крайней мере, знал, о чем они договорились.
– Имея это в виду, я бы отозвал флот и использовал его для спасения Афин.
Эврибиад открыл рот, и Фемистокл заговорил быстрее, зная, что, скорее всего, ударит спартанца, если тот отвергнет этот план, – и тогда все наверняка закончится кровопролитием и убийством.
– Мы не можем помешать персам добраться до женщин и детей в городе. С такой армией – нет. – Он указал в сторону берега, где персы все еще шли и шли через перевал. – У нас достаточно кораблей. Если мы отправим половину нашего флота сегодня утром, а остальное вечером, то сможем увести людей до того, как они увидят врага.
– Спартанская армия… – начал Эврибиад.
– …проводила дни в молитвах, когда ей следовало готовиться к войне! – рявкнул Фемистокл. – Твой царь Леонид хорошо это понимал. Я уважаю его! Но это не спасет Афины. Не сейчас. У нас был один шанс – если бы Спарта вышла из-за вашей стены два или три дня назад.
Эврибиад сжал челюсти, лицо его медленно багровело.
– Со мной еще никто так не разговаривал…
Отвести нарастающий гнев обоих, не дать ярости захлестнуть спорщиков поспешил Ксантипп.
– Остров Саламин находится ближе всего к Афинам – через порт Пирей, – заговорил он. – Задействовав корабли и лодки, мы могли бы вывезти всех людей. Если мы дадим себе ночную передышку, то сможем это сделать – до того, как персы достигнут той части побережья.
– К тому времени наши экипажи будут измотаны, – заметил кто-то.
– Как и преследовавший нас персидский флот, – ответил Ксантипп. – Мы снова столкнемся с ними в море – и теперь мы их знаем.
– Афины будут разрушены, – тихо, почти про себя, произнес Кимон.
На лице его отразилась скорбь, но Фемистокл предпочел выслушать его.
– Город – это не дома и даже не храмы. Все, что имеет значение, – это женщины и дети, которых мы оставили. Если мы сможем их вытащить, то сможем восстановить утерянное – где угодно.
– Почему остров Саламин? – спросил один капитан. – У людей, которых вы высадите, не будет собственных кораблей. Они окажутся там в ловушке!