— Когда ты оживишь его? — требовательно спросила она. — Давай побыстрее, чего ты еще ждешь!
Айреникус остановился и посмотрел на нее. На мгновение их глаза встретились, затем он моргнул и вернулся к прерванному занятию.
«Мужчины, — подумала Имоэн, — они иногда такие ублюдки».
Имоэн безразлично наблюдала за приготовлениями к ритуалу. Этот странный человек продолжал свою странную возню; возню, которая безусловно закончится ее смертью. Страх временно отступил, осталась только скука; Имоэн решила провести свой последний час на попытку как-нибудь выбраться из этой проклятой клетки и попытаться спастись.
Комната была освещена факелами, множеством свечей, да еще в придачу множеством жаровен, которые довели воздух в комнате чуть ли не до кипения, и она обливалась потом. Рассматривая прутья клетки, Имоэн заметила, что другая женщина — женщина Абделя — тоже искала слабые места в прутьях или основании своей клетки и ничего не нашла. Судя по всему, она тоже страдала от жары. Абдель, голый и то ли спящий, то ли без сознания — причем скорее без сознания — тоже обливался потом. Он так ни разу и не открыл глаз, даже когда люди Айреникуса готовили его к ритуалу.
К моменту начала песнопений Имоэн уже была скорее раздражена, чем испугана. Звуки песнопения трудно было назвать приятными. Через некоторое время ей стало казаться, что это продолжается уже несколько дней подряд, хотя прошло от силы несколько часов. Вот они стали передвигать ее клетку, и все, что ей осталось делать, это разве что стараться сохранить равновесие в крутящейся клетке, чтобы не приложиться лицом о прутья. У нее мелькнула идея как бы случайно раскачать клетку и таким образом нечаянно уронить ее на слуг Айреникуса, но попытка с треском провалилась. Мужчины, которые помогали Айреникусу, явно были безумны — некоторые вообще бредили — и все поголовно ужасно воняли. Кое-кто из них смотрел на нее с открытым голодом в глазах и когда Имоэн это заметила, то помимо крутящейся клетки пришлось бороться еще и с тошнотой.
Они подтащили ее клетку близко достаточно близко к Абделю, чтобы она поняла, что он жив, и надежда вспыхнула в ней с новой силой. Первые несколько минут ритуала она была в сознании. Потом были только звуки пения, бормотания, ропота, ворчания — и свет, жара и разрывающая, иссушающая боль. Имоэн помнила только, что сначала кричала что-то, затем взорвалась смехом, затем ударилась в слезы.
Айреникус пробормотал что-то вроде: «Это происходит. Это действительно происходит».
Все перед глазами Имоэн расплылось, стало желтым, затем расплывчатость постепенно исчезла. Она видела мельчайшие трещинки на камнях, но никак не могла понять, что она видит. Вот трещина в одном кирпиче в дальнем углу комнаты или, может, это какой-то огромный каньон, на который она смотрела с огромной высоты. Айреникус захохотал, и все перед ее глазами опять стало желтым, а потом она услышала рев Абделя и ее тело чуть не загорелось, затем стало теплым, влажным, затем как будто сжалось.
Внезапно все чувства исчезли и осталось только одно. Она хотела убивать. Она жаждала этого. Смерть. Убийства. Боль.
Она хотела найти кого-нибудь ценимого и любимого окружающими и убить его или ее. Хотела заставить кого-нибудь кричать. Хотела почувствовать в руках горячее мясо, в то время как кричащая жертва — ее жертва — корчилась бы в ее руках. Она хотела, чтобы кровь потекла по ее лицу, наполнила ее рот, растеклась по груди и по всему телу. Хотела погрузиться в кровь и купаться в криках.
Она закричала прямо в непроницаемую тьму перед глазами. Это было единственное слово, слово, которое никогда ничего для нее не значило:
— Отец!
Но ее голос был какой-то неправильный; ее тело тоже ощущалось неправильно. Она услышала кого-то, возможно, это был лев или дракон, или Бог Убийств, кричавший в гневе и муке рядом с ней, и звук придал ей сил. Ее руки теперь стали больше, она вся теперь стала больше, и клетка не могла вместить ее — она даже не осознавала, что была в клетке.
— …слишком много, — говорил мужской голос рядом с ней — …слишком быстро, я не могу… — а затем послышались хлюпающие звуки, которые заставили Имоэн злобно улыбнуться, и она тряхнула клетку с огромной силой, которой, как она знала, никогда не обладала.
Тоненький голос, подобный голосу ребенка, дошел до ее сознания, и она с трудом узнала в нем собственный голос.
— Чем я стала? — спросила Имоэн себя, и то, во что она превратилась, в ответ на этот вопрос запихало в рот голову одного из обитателей убежища и стало ее смаковать. С чавкающим хрустом лопнул череп, мозг растекся во рту — и это было так приятно.
Через дикий желтый туман Имоэн увидела вспышку света, затем услышала, как кто-то произнес: «Он оставил нас! Он…» Затем она снова стала кормиться горячей, восхитительно вкусной кровью и хотела еще, еще, еще!
Глава 11
Джахейра висела в угловой клетке и изо всех сил боролась с желанием закричать. Борьба с попеременным успехом продолжалась почти час.
Раньше ей случалось видеть такие вещи — искусные трансформирующие заклинания, которые изменяют форму или сущность человека. Она и сама проходила через подобные трансформации, принимая форму животных — это было частью ее обучения как друида. Заклинания не шокировали ее. Сверхъестественное не пугало ее, лишь изредка удивляло. Она была свидетелем многих ритуалов, была знакома со многими религиями Фаэруна и знала много путей, которыми шли люди в своем почитании богов. Когда начался ритуал, она поняла, что ожидать здесь можно что угодно. Но никак не была готова к тому, чему стала свидетелем.
Боги когда-то посещали реально существовавшие области Фаэруна. Она сама посетила некоторые из тех мест. Боги были реальны. Ей приходилось много раз чувствовать мощь Миликки, и она знала, как призвать силу богини для сотворения удивительных и прекрасных вещей.
То, чему она стала свидетелем, не было ни удивительным, ни прекрасным. Это было просто… неправильно.
Абдель и Имоэн были превращены в монстров.
Джахейра не любила это слово — монстры. Это было слишком грубое слово. Что делало животное монстром? Были ли животные-монстры угрожающими или опасными для людей? Возможно, но ведь такие монстры вели себя подобно животным, разве не так? Когда они хотели есть, они ели. А некоторых называли монстрами просто чтобы придать видимость справедливости их убийству. Джахейра ненавидела называть кого-нибудь монстром, но именно их Айреникус и создал в этом подземном аду. Монстры. Эти существа были отвратительными противоестественными тварями.
Он сделал это нарочно, этот Айреникус. Ритуал был предназначен для их преобразования. Он сделал это нарочно, но Джахейра — да и некоторые из его собственных безумных прихвостней — видели, что он зашел слишком далеко. Он превратил Абделя и Имоэн в отвратительных гадов, но не мог контролировать их.
Животные убивают каждый день — ради пищи или защиты. Это была часть милости Миликки — естественный порядок вещей. Но это было совсем другое. Эти твари, убивающие для удовольствия — злобного удовольствия — не имели ничего общего с естественным порядком вещей.
Когда Айреникус завершил ритуал, то, к его безмерному удивлению, твари быстренько разобрали клетки на куски и принялись за его прислужников. Все, что ему оставалось, это быстро пробормотать заклинание и исчезнуть за долю секунды до того, как тварь, которая была Абделем, принялась за него.
Они убили всех сумасшедших, а затем стали возвращаться к своему нормальному виду. Конечно, это произошло не так быстро. Злая сила уходила из них медленно и очень неохотно. Джахейра знала, что осталась жива благодаря невероятной удаче. Она знала, что Абдель любил ее, и никогда не станет просто так смотреть на то, как на нее надвигается опасность; но с другой стороны, он был полностью трансформирован, и любовь, возможно, не защитила бы ее. Так что иначе как крупным везением это никак нельзя было назвать.
Когда они вернулись к своему нормальному облику и вытащили ее из клетки, то первое, что они сделали, это быстро покинули эту комнату. Они находились в сумасшедшем доме на острове, недалеко от Аткатлы, но это место представляло собой какой-то бесконечный лабиринт проходов и комнат, камер и коридоров, так что заблудились они практически сразу. Это было самое худшее место, где довелось побывать Джахейре, и даже несмотря на идущего сбоку, нормально выглядевшего, целого и невредимого, пусть уставшего и сконфуженного, Абделя, она боялась того, что вот-вот из-за угла выскочит что-нибудь неприятное.
Единственная вещь, которая крутилась в нее в голове помимо мыслей о том, как спастись, была простым вопросом: «почему не я?». Айреникус трансформировал Абделя и Имоэн, но почему не тронул ее? Не то чтобы она так уж сожалела об этом, но все-таки эта мысль не давала ей покоя. Возможно, до нее просто не дошла очередь, так как Айреникусу пришлось бежать подальше прежде, чем он успел взяться за нее вплотную. Абдель и Имоэн были трансформированы одновременно одним и тем же ритуалом, так почему же за компанию не трансформировали и ее? А может, этим ритуалом можно трансформировать только двоих за раз? Или все-таки было что-то еще? Кровь мертвого Бога Убийства течет в венах Абделя, это факт. Так что еще можно понять, почему этот сумасшедший захватил его, но при чем тут Имоэн?
Что вообще происходит и зачем этот человек сделал все это? И зачем только некоторые создают монстров, которыми даже и управлять-то не могут? Зачем?
— Я-то думал, ты знаешь, — хмуро бросил в ответ Абдель.
Джахейра отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
— Я за то, чтобы просто убраться отсюда, — вмешалась Имоэн, безуспешно пытаясь унять дрожь в руках.
— Я и знать даже не хочу то, что тут происходит, — поддержал Абдель. — Я не хочу знать, какую выгоду он собирался извлечь из нашей трансформации. Конечно, если по дороге отсюда мы наткнемся на него, я с удовольствием сверну ему шею. Если же этого не произойдет — и ладно, мы просто выберемся из этого сумасшедшего дома и отправимся во Врата Балдура. Я лишь хочу спокойно жить, будь оно все неладно.