– Ты цела?! – Джо тут же схватил её за плечи. Его испуг был понятен: Чонсу трясло так, что из рук выпал кинжал, она стояла бледная и с каплями чужой крови на лице.
Чонса уткнулась ему в грудь, обняла руками за шею. Когда он сцепил ладони замком за её спиной, спрятав в ножны меч, она уже перестала дрожать.
– Бринмор, – проговорила она, язык пьяно заплетался, – теперь принадлежит Тито. И он… Он убьет всех.
– Кто он? Что он сказал тебе?
В спальню вбежала стража. Гвидо был с ними, напуганный и злой, пустился ругаться на шорском, Чонса угадывала отдельные слова – что-то про «защиту», «ублюдков» и «выпороть».
– Он… он слуга Тито. Малефик, но слуга Тито! Хотел убить меня, тебя, Гвидо… Из милосердия? – Чонса засмеялась, икнула, закрыла рот ладонью.
– Из милосердия? – Джо мягко перехватил её ладони и заглянул в лицо, и Чонса быстро, невнятно забормотала, захлебываясь словами, осознанием и страхом.
– Теперь Тито ничто не сдерживает. Он убьет каждого, кто обладает даром. Всех! Всех убьет, и всё. Даже детей? Он же не станет убивать детей, Джо? Они не виноваты, что родились такими! Никто не виноват!
– Не волнуйся, дорогая, – процедил медик, подходя к трупу. Он проверил его пульс, сдернул шлем и откинул с лица волосы. – Не волнуйся. Тито скоро нечем будет править. Его «государство» ограничится высокими стенами Канноне. А в остальном Бринморе будут размножаться и жрать химеры. Прекрасное будущее!
Гвидо повернулся к Джоланту с циничной ухмылкой. Колючка никак на это не ответил – ссутулил плечи и лишь прижал к себе малефику крепче, словно пытаясь унять её рыдания, которых не было.
Когда Джолант уснул, Чонса вышла на балкон. Пятно крови Белого плаща стерли, и ничего не осталось в память о нем. Ничего зримого.
Сантацио внизу растекался огненными реками, свет в окнах гас, зажигался вновь, скакал по улицам вместе с гуляющими людьми. Беспокойно двигалась небесная рана, её цвета менялись с алого на благородный пурпур. Если немного сощуриться и заострить зрение, можно было заметить, как волнами идет тончайшая пленка, вроде той, что обтекает яйцо в скорлупе, вот только разделяла она не живое и неживое, а этот мир и ад. Ад ли? Всё больше Чонсе казалось, что там, в небесах, житься таким как она было бы легче, чем здесь. Даже с тварями можно договориться, уподобившись им. А вот с людьми, от которых малефики рождены – две ноги, две руки, туловище и голова – подобной милости ожидать не приходилось.
До Чонсы долетел звук смеха. Где-то там, в Бринморе, сейчас бросали в огонь шестипалого младенца, найденного вопящим в лесу.
– Это недопустимо, – прошептала она. Оглянулась на Джоланта. Неизвестно, сколько она простояла так, вглядываясь в ночной город, но когда обернулась – Колючки уже не было в постели.
Когда Чонса стояла на балконе в трансе, Джолант проснулся от кольнувшей грудь тревоги и попытался уснуть снова. Он мучительно перекатился с бока на бок, натянул одеяло на голову, а на одеяло – подушку. Воздух был слишком легким, он щекотал грудь, заставлял её подниматься часто, как в лихорадке. У Колючки горели щеки. В ушах гудело: не виноваты, прекрасное будущее, долг короля – служить, нет выбора.
А еще: мы можем всё исправить. Взгляд Гвидо, полный надежды и веры в удачу этого предприятия. Да, можем? Схватить змею-Тито, подмявшего под себя всю власть, за горло, и бросить его в огонь. Дать защиту нуждающимся. Примириться с врагами. Отменить его безумные указы, найти выход, как сделал это Шор…
Джолант выбрался из плена мягкой удобной постели, протер лицо от следов подушки. Он не хотел идти к Гвидо. Не был готов становиться королем разрушенного государства.
Но выбора не было, остался только голос совести. Что сказал бы Брок, узнай он, как его воспитанник тратит впустую драгоценное время? Старый медведь растил его не затем, чтобы он мял простыни. Что бы он сказал? Сжал бы ему плечи и прохрипел: ты знаешь, что делать, и только ты можешь это сделать, больше некому. Одевшись, Джолант хотел подойти к Чонсе и поцеловать веснушки на её плече, но лишь посмотрел на её ссутулившуюся, будто надломленную фигуру – и вышел из комнаты.
Когда Джолант зашел в кабинет, Гвидо не выказал удивления. Лишь поманил его рукой к карте. Кроме него в комнате был лишь один человек: молодой шорец, лицо он не закрывал, как делают это слуги и стражники, что означало благородное происхождение. Об этом говорила и одежда из дорогой ткани ярко-жёлтого цвета, и обилие украшений с крупными камнями. Увидев вошедшего, парень поднялся с дивана и слегка поклонился, коснувшись рукой высокого лба. Джолант хмуро его оглянул.
– Рад встрече, – сказал шорец с тяжелым акцентом.
– Это Шамси по прозвищу Шафран, – представил его Гвидо, – он придворный Его Императорского Величества и родственник Его супруги. Под командованием Шамси – торговый флот Шормаару.
– Ну и представление. Я торговец специями, лишь по воле случая брат императрицы.
Шамси улыбнулся. У него была несносная, немного высокомерная улыбка, какая бывает у красивых людей, знающих о своей привлекательности. Джолант в ответ протянул руку. Придворный немного растерянно глянул на ладонь, на Гвидо – тот кивнул – и, наконец, скрепил знакомство пожатием королевской длани. На коже Джоланта осталась хна, узоры смазались на красивых пальцах торговца специями.
– Каков наш план? – взял быка за рога Мэлруд.
Джолант выглядел неважно. Бледный, он словно был болен, так горели его черные глаза, такой горячечный румянец раскинулся на острых скулах и искусанных в кровь губах. Заметив изучающий взгляд, брат свел брови и приподнял плечи. Ну точь-в-точь – обороняющийся звереныш. Но Гвидо видел в нем породу, а по долгу службы ему приходилось быть проницательным. Львята вырастают в царей зверей, а у Джоланта Мэлруда для этого хватало когтей, клыков и характера.
Если Гвидо в чем-то и был уверен, то в том, что его брат справится. Он наклонился ниже, подвинул канделябр со свечами к карте и показал пальцем вниз, через море, к архипелагам Шора, уткнулся в нарисованную тонким пером крепость с надписью на южном языке. Шаг-Че. Столица, которую Поющий народ звал не иначе, как «Сердцем».
– Наш путь лежит сюда.
– Я принес волю Шормаару: Великий хочет взглянуть на своего племянника, – мягко пояснил Шамси, – увериться в том, что шпионы и бумаги не врут. Что вы, Джолант, на самом деле сын своей матери.
– Сейчас важнее, что я сын своего отца, разве нет? – нахмурился Джолант. Он развернулся к шорцу. – У Бринмора всегда был свой король – Мэлруд. И я – Мэлруд. Зачем императору Шора видеть меня? Разве не важнее сейчас разобраться с внутренним врагом, Тито, пока тот не устроил геноцид?
– Суров и горяч, как Конаста в юности! – покивал Шафран, едва ли не хлопнув в изрисованные хной ладони, – но что же, вы хотите в одиночку устроить переворот?
– Тебе нужна будет армия. Поддержка императора придется кстати, особенно если он признает сына своей сестры и историю её неудачной помолвки с почившим королем Бринмора.
– Мы тратим время.
– Нет, не тратим, – внезапно резко воскликнул Гвидо, – мы выступаем завтра.
Джолант обернулся на Гвидо, и тому показалось, что брат его вот-вот ударит прямым в переносицу. Но медик стоял, непреклонно сложив руки на груди. «Тратим время» – говорит человек, неделю не покидавший своей постели.
По лицу Гвидо прошла рябь раздражения, за которой таилась усталость от промедлений: сначала объясни этим дуракам всё, потом поймай Чонсу, затем терпи, когда эти голубчики натрахаются и будут готовы взглянуть правде в глаза. Как удобно случился этот наёмный убийца! Как удачно, что именно в эту ночь Гвидо немного ослабил стражу, отправив большинство охранников в дорогу вместе с Джолантом.
Ну, право слово. Это же Чонса. Ей ничего не угрожало кроме правды, выскочившей из-за угла и вдарившей голубчиков по лбу. И если на Джо не действуют слова его собственного брата, то, может, плач возлюбленной поставит мозг на место? Так и случилось.
– Корабль уже ждет рассвета, – нараспев проговорил Шамси и снова чуть поклонился. – Я буду рад этому пути! У нас будет время на знакомство и приятное общение…
– Вы плохо знаете моего брата, – буркнул Гвидо.
Пробраться в сердце Поющего Народа, город Шаг-Че. Познакомиться с самим Императором! Джоланту предстояло взглянуть в лицо своему будущему, своему прошлому, принять свою судьбу в настоящем. Был ли он готов? Украдкой, во время случившегося долгого разговора Гвидо то и дело заглядывал в сосредоточенное лицо своего брата, и каждый раз замечал новые черты: как жестко надломились его брови, как вспыльчивая искра в глазах сменилась огнем праведного гнева, как в решительности потрескивала кожа на кулаках. В конце концов, он удовлетворенно кивнул, вписав все наблюдения в свой мысленный журнал. Неплохо для начала. Сойдет. Судя по тому, как Шамси сменил самодовольную болтовню на четкие и короткие ответы, Джолант умел производить первое впечатление.
Потом Шамси откланялся и ушел обратно к кораблю. Из холла вместе с ним от стен отделилась чертова дюжина теней и вышла следом, и Джолант тяжело оперся о перила лестницы.
Ну вот и всё, хотел сказать Гвидо.
– Готов прощаться? – И, заметив, как изменилось лицо брата, проговорил ласковым и понимающим тоном: – Я говорил тебе. Ты знал, что это неизбежно.
– Почему нельзя взять её с собой?
– Потому что ты – король, а она – ренегат. Или ты думаешь, что Чонса согласится стать наложницей в твоем гареме? Нет, братец. Тебе предначертано разобраться с мирским, а ей – с божественным. Но только вместе у вас что-то выйдет.
– У нас что-то выйдет? – усмехнулся Джолант двусмысленности этой фразы. Гвидо тоже это понял, хотел поправить, то Джо тяжело качнул кистью и перебил открывшего рот брата. – Чонса считает, что ты слишком много говоришь. Поэтому, пожалуйста, помолчи.
И Гвидо подчинился. Только смотрел, как Джо с каждым шагом тяжелее припадает на ногу, как идет по коридору, качаясь пьяным, как скрывается за стеной, как хлопает дверью в свои покои. Медик-шпион вспомнил шорскую поговорку и проговорил её себе под нос: