Триумф России знаменовал новую эру в отношениях киевского духовенства и государственной власти. Осенью 1708 года Петр вынудил киевского митрополита отлучить Мазепу от церкви и предать анафеме как изменника. После Полтавской битвы Феофан Прокопович, ректор Киевской академии, который не так давно сравнивал гетмана с князем Владимиром, в присутствии царя произнес многословную филиппику против бывшего благодетеля. Гетман назвал бы иерарха предателем, зато царь услышал клятву верности. Вскоре Прокопович станет главным идеологом петровских реформ, благословит укрепление абсолютной монархии и обоснует право царя назначать наследником кого угодно, а не только первенца. Петр замучил в тюрьме старшего сына — непокорного Алексея, не предвидя, что вскоре умрет и младший (Петр, от будущей Екатерины I). Феофан, уже епископ, был главным автором “Духовного регламента”, которым оправдывал упразднение патриаршества и замену его Священным Синодом, где фактическая власть принадлежала светскому обер-прокурору. Ему же пришло на ум назвать Петра отцом отечества — этот древнеримский эпитет в России внедрили именно киевские духовные лица, те самые, что немного раньше славили таким образом Ивана Мазепу.
Блестящая карьера Феофана Прокоповича служит иллюстрацией типичного для той эпохи привлечения в духовное ведомство империи выпускников Киевской академии, с культурной точки зрения — полуевропейцев. Петр I нуждался в них для обновления российской церкви, вестернизации общества в целом. Десятки, а затем и сотни православных иерархов уехали в Центральную Россию и заняли там высокие должности — от местоблюстителя патриаршего престола до епископов и полковых священников. Митрополита Димитрия Ростовского (в миру Данило Туптало, еще один киевлянин) даже канонизировали за его борьбу против старообрядцев. Эти люди помогли царю не только приблизить Россию к Западу, но и начать ее преобразование в национальное государство. Они заложили фундамент идеи России-Отечества и трактовки русского народа как общерусской нации, в которой украинцам (малороссиянам) будет отведена роль одной из составных частей.
Если высшему духовенству политика царя по укреплению самодержавия и государственного аппарата открыла новые и весьма выгодные перспективы, то на казацкой старшине реформы Петра сказались очень тяжело. Переход Мазепы на сторону шведов усилил желание царя растворить Украину в общеимперских структурах. Над Иваном Скоропадским, новым гетманом, маячил царский резидент (посланник). Столицу из лежавшего в руинах Батурина перенесли еще ближе к Москве — в Глухов. На землях Войска Запорожского теперь постоянно располагались части российской армии. Арестам подверглись члены семей тех, кто последовал за Мазепой в изгнание, их имущество конфисковали. Победа России в Северной войне в 1721 году принесла новые невзгоды. На следующий год гетман умер, и царь использовал это, чтобы лишить Украину правителя вообще, поручив заведовать ею Малороссийской коллегии. Коллегию возглавил назначенный им сановник. Казаки протестовали, ссылаясь на свои права, и отправили в Петербург делегацию — без толку. Глава оппозиционного течения, полковник Павел Полуботок, был арестован и умер на берегах Невы, в камере Петропавловской крепости.
Мазепа поставил на карту и проиграл не только свою судьбу, но и будущее государства, ради которого пошел на риск. Никому не известно, что стало бы с Войском Запорожским, если бы Карла XII не ранили перед Полтавской битвой, а казаки массово поддержали Мазепу. Но мы знаем, о какой Украине мечтали в окружении гетмана, — благодаря документу под названием “Договоры и постановленья прав и вольностей войсковых” (в латинском варианте: Pacta et Constitutiones…). Его преподнесли в Молдавии Филиппу Орлику, избранному эмигрантами гетманом после смерти Мазепы. Скоропадского, фактически назначенного Петром I, они законным вождем не признавали. “Договоры”, известные теперь на Украине под названием Конституции Орлика, нередко и воспринимают в качестве конституции — даже гордятся, что приняли ее раньше американской. На самом деле ближе всего к “Договорам”, видимо, условия, на которых сейм Речи Посполитой избирал короля. В тексте гетманскую власть пытались ограничить закреплением прав старшины и простых казаков, особенно запорожцев, что составляли немалую часть эмигрантов.
“Договоры” интересны тем, как их авторы видели прошлое, настоящее и будущее Гетманата. Высокопоставленные казаки из окружения Орлика, генерального писаря при Мазепе, выводили свое происхождение не от Киевской Руси и Владимира — эту традицию уже оседлал пророссийский киевский клир, — а от кочевников-хазар. Опирались они не на исторические, а на лингвистические доводы, смехотворные сегодня, но вполне нормальные для науки раннего Нового времени — уж очень похоже звучат по-украински “козак” и “хозар”. Отсюда выводили существование казацкого народа, совершенно отдельного от Москвы. Орлик и его соратники называли свой народ по-разному: казацким, руським, малороссийским. Впрочем, высказанные эмигрантами идеи не получили на Украине признания, да и мало кто о них слышал. Казаков, что остались на родине, поглощала борьба за сохранение былой автономии хотя бы в урезанном виде.
На Гетманщине многие восприняли смерть Петра в феврале 1725 года, через несколько недель после гибели в темнице Полуботка, как божью кару за свирепость. И как возможность вернуть хотя бы некоторые попранные царем привилегии. Самым желанным было восстановление гетманства. В 1727 году казаки добились своего, выбрав гетманом Даниила Апостола, полковника и былого сторонника Мазепы. Радость по поводу возрождения одного из утвержденных при Богдане Хмельницком институтов власти вылилась и в такую форму: где-то нашли портрет старого гетмана и сделали его своеобразной иконой не только освободителя Украины от польского гнета, но и гаранта казацких прав и свобод. В новом воплощении Хмельницкий служил символом малороссийской идентичности старшины, подразумевавшей сохранение особого, привилегированного статуса в обмен на преданность империи.
Какова же была эта новая малороссийская идентичность? Довольно грубый сплав верноподданнических проповедей с амвона и казацких надежд на сохранение автономии. Становым хребтом малороссийства была лояльность монарху. В то же время носители этой идеи рьяно защищали права и привилегии казацкого народа внутри его империи. Малороссия казацкой верхушки не выходила за пределы Левобережной Украины, отличной в политическом, общественном и культурном аспектах от белорусских земель на северо-западе и от украинских на другом берегу Днепра. При этом на ДНК новой идентичности сохранялся явный отпечаток более ранних проектов нациестроительства. В начале XVIII века возникает новое литературное явление — казацкая историография. Ее тексты отличает синонимичный ряд из таких названий, как Русь, Малороссия, Украина. Там была своя логика, поскольку за перечисленным стояли прораставшие одна в другую протонациональные идентичности.
Для описания связи между этими словами и тем, что они значили, хорошо подойдет аналогия с матрешкой. Самая большая — малороссийская идентичность, окрепшая после Полтавы. Внутри нее — казацкая отчизна, Украина, на обоих берегах Днепра, а внутри этой — Русь времен складывания Польско-литовского государства. Ядро малороссийства хранило память о старой княжьей Руси и казацкой Украине, что пришла той на смену. В середине XVIII века никто не мог бы предсказать, что пройдет немного времени и украинское нутро пробьет малороссийскую оболочку и заявит свои права как на территории, которыми гетманы правили, так и на те, о которых они лишь мечтали.
Раздел III. В объятиях империй
Глава 13. Новые рубежи
В последнюю четверть XVIII столетия политическую карту Восточной и Центральной Европы перекроили почти до неузнаваемости. Движущей силой этого процесса был рост военной мощи и политического веса Российской империи. Начало ее карьере европейской сверхдержавы положила Полтавская битва 1709 года. Александр Безбородко, украинец, потомок зажиточного старшинского рода и канцлер при Павле I, заявил однажды молодым дипломатам: “При нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела”. Границы империи Романовых стремительно смещались на юг и на запад. Османам пришлось уйти из Северного Причерноморья, а разделы Речи Посполитой привели к исчезновению этого государства.
Эти радикальные перемены во многих случаях совершались руками украинцев. Тот же Безбородко играл ключевую роль в планировании российской внешней политики в 80-е и 90-е годы XVIII века. Решения, принятые с его участием в Петербурге, заметно сказались на его земляках. Украина попала в центр геополитического циклона — одновременно и выиграв, и пострадав от него. В это время Гетманщина с карты Восточной Европы исчезает уже окончательно. Два главных культурных рубежа на Украине — между православием и католичеством и между исламом и христианством — также сдвинулись, поскольку изменение политических границ оказывало на них непосредственное влияние. На западе российские власти сдержали наступление римо- и грекокатоличества на Днепре и перешли в контратаку. На юге разрешение “степной проблемы”, то есть устранение фронтира, дало толчок к переселению украинцев на побережье Черного и Азовского морей.
В истории идей, культуры и политики XVIII век известен главным образом как эпоха Просвещения. Начинают этот период иногда с середины предыдущего века, заканчивают Великой французской революцией, а определяют через утверждение — и в теоретической, и в практической плоскости — индивидуализма, скептицизма и рационализма, или “разума”. Собственно, Просвещение часто называют эпохой торжества разума. Однако разум у каждого был свой собственный. Философия того времени уделяет огромное внимание идеям свободы и защиты прав личности, но не меньшее — рациональной политике и абсолютизму. Книги французских мыслителей послужили фундаментом для построения теории как современной республики, так и современной монархии. На Просвещении были воспитаны как отцы-основатели Соединенных Штатов, так и самодержавные властители Европы, их современники. Из числа последних прославились три просвещенных монарха: Екатерина II, Фридрих II Гогенцоллерн и Иосиф II Габсбург. Их объединяли не только нумерация и не только вера в рациональное правление, абсолютизм и свое право повелевать. Именно эти три монарха осуществили разделы Речи Посполитой (1772, 1793, 1795) и не оставили полякам, вдохновленным тем же Просвещением, шанса на обновление их державы. На первый раздел восторженно откликнулся не кто иной, как Вольтер, увидевший в этом событии победу либерализма, толерантности и, вы угадали, разума. В письме Екатерине он выразил надежду, что российское правительство наконец-то наведет порядок в этой части Европы.