– Я на месте! – Пашка занял позицию в ремонтных мастерских. Оттуда простреливались окраинные улицы и дорога, ведущая к нижнему плато.
Последним на связь вышел Родька. Он расположился на верхней площадке радиовышки. Место открытое, но и сектор обстрела – весь город.
– Приготовились! Ждем! Вижу Степа и Андрея Игоревича! Они вышли из медицинского модуля, идут в направлении мастерских.
– Эшранг что-то сказал хонди! Они заметили Русанова!
– Связаться с ними?
– Нет! – отрезал Егор. – Наблюдаем!
– Послушать бы, что Андрей Игоревич скажет Ошру! – Пашка вскинул оружие, приник к прицелу. – Хоть по губам, может, что прочту!
Никто из ребят не сомневался – власти эшрангов пришел конец. Они больше не будут навязывать свои условия. «Все, – зло думал Егор, наблюдая за происходящим, – закончилось ваше время. Теперь мы сами себе хозяева!»
Эшранг, похоже, так не думал. Он вообще проигнорировал Русанова, обратился к Степу, и тут…
Когда Андрей Игоревич вдруг бросился на Ошра и принялся его душить, у ребят все обмерло внутри.
Хонди отреагировали мгновенно, Русанов упал, по андроиду полоснуло несколько лазерных разрядов, все произошло так стремительно, что возглас Егора: «Валим их всех!» – запоздал, автоматные очереди ударили по хондийским бойцам, когда и Русанов и Степ уже не двигались…
Ожесточенный огонь с трех направлений заставил хонди искать укрытия.
– Твари! Твари! Твари!.. – неистово орал Пашка. Чувства менялись стремительно, еще каких-то полчаса назад жизнь казалась обновленной, радостной, а теперь вновь глухое отчаянье захлестнуло, словно удавкой.
– Русанов жив! – раздался в коммуникаторе возглас Родьки. – Он ползет!
– Ошра не трогать! – отрывисто предупредил Егор.
На канале связи внезапно раздались короткие условные фразы, несущие определенный смысл.
– Степ! Он дает целеуказания! Хонди прячутся в домах!
– Отсюда нам их не достать!
– Родька, оставайся на месте! – Егор уже спускался по лестнице. – Смотри, чтобы никто не ушел, если побегут! Пашка, встречаемся на перекрестке у школы!
– Понял!
Егор в отличие от Степа иначе воспринимал ситуацию, не испытывал сомнений, ощущал лишь злость.
Прижимаясь к углу дома, он дал очередь по зданию, где сканеры андроида фиксировали одного из хондийских бойцов.
Попал!
Прошитая пулями пластиковая дверь внезапно открылась под напором оседающего тела, труп чужого упал на крыльцо, пачкая ступеньки кровью.
«Сообщил ли эшранг кому-то о летающей машине, появившейся у людей?
Нет. Однозначно, нет. «Птицы» враждуют между собой. Ошр сам по себе. Он даже не сказал никому, что пойдет сюда в город. Это его тайна, его преимущество!
Никто не узнает, где он сгинул. Главное, не выпустить из города ни одного хонди!
Пусть ледники прочесывают. А мы язык за зубами придержим», – зло думал он.
– Пашка, прикрой!
Он добежал до Русанова, присел, перевернул бессознательное тело.
Ничего страшного! Ранение в руку! Выживет!
Над головой ударила короткая автоматная очередь, раздался звон стекла, сиплый вскрик. Еще один готов!
Со стороны радиовышки отдаленно хлопнул одиночный выстрел, хонди, пытавшийся сменить позицию, рухнул в пыль.
Сколько их осталось? Трое?
Егор взглянул на эшранга. Вроде шевелится. «Ну, мы с тобой теперь потолкуем!» – он принял четкое целеуказание от Степа, выхватил гранату, прижался к стене дома, резким движением швырнул ее в окно.
Взрывом вынесло дверь, вышибло рамы. Две отметки целей тут же погасли, последний из телохранителей Ошра попытался спастись бегством, но Родька не дремал – снова хлопнул одиночный выстрел, раздался вскрик.
Никто не ушел!
– Все! – Егора лихорадило. – Чисто сработали! Пашка, бегом к полям, всех назад в город!
– Понял!
– Родька, подтягивайся сюда! Степа, осмотри! – Егор сначала связал эшрангу лапы, чтобы тот не смог бежать, и лишь затем вновь склонился над Русановым. – Потерпите, Андрей Игоревич!
Тот очнулся, застонал.
«Точно – ничего страшного!» – радостно подумал Егор.
Глава 9
Станция Н-болг…
Чей-то неприятный визгливый голос звучал так громко, что без труда проник в сознание.
– Ты меня предала!
Мягкие шаги по полу. Сопение. И вдруг – спокойный ответ:
– Морфам неведомо сострадание, да? Очень жаль. Ты не понимаешь человеческих чувств!
– Зачем тебе этот хомо? Ответь. Я действительно ничего не понимаю. Ты словно сошла с ума!
– Он мне дорог… – ответ прозвучал тихо, подавленно. – Помоги, раз пришел!
– И не подумаю!
Вновь раздалось сопение.
Глеб с трудом приоткрыл глаза. В поле зрения попал высокий сводчатый потолок незнакомого помещения. Странный запах. Тусклый свет.
Сил едва хватило, чтобы взглянуть вокруг.
Он лежал на возвышении. Неподалеку, в кресле у стены, сидела девушка. Ее черты показались Глебу знакомыми, образ Татьяны медленно всплыл из глубин памяти и вдруг вспыхнул ярко, больно…
Танюша?!
Как могла она оказаться тут?!
Острое травматическое воспоминание внезапно стерло образ его первой любви.
Он услышал лязг сминаемого металла. Заново ощутил сокрушительный удар столкновения, увидел ослепительный, рванувшийся навстречу свет, хлынувший из пробоины в корпусе станции.
Несколько реальностей как будто наслаивались одна на другую.
В поле зрения появилась нечеткая, сгорбленная фигура человекоподобного существа.
– Мишель, ты должна все исправить!
– Нет! – холодно ответила девушка. Она сохраняла кажущуюся невозмутимость, а сама едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
Странное существо, похожее на сгорбленного старика, повернулось. Одежды на нем не было, волны искажений змеились по телу.
– Он не выживет! Стасис законсервировал его, локально остановил время, но не излечил от ран, – морф заметил некоторые медицинские устройства, неприязненно усмехнулся. – Вижу, ты боролась. Перелила ему свою кровь? Не поможет.
«Происходящее нереально, – отрешенно подумал Глеб. – Мой корабль столкнулся со станцией. Плоть и металл сейчас смешаны воедино, но прихоть судьбы подарила мне последний проблеск сознания».
Умирающий рассудок соткал два образа: один теплый, все еще родной, близкий, но оставшийся в прошлом, затерявшийся в пространстве и времени, а второй – отвратительный, отталкивающий, чужой.
– Ну зачем тебе этот хомо?! – зло спросил морф.
– Он мне дорог. Ты не поймешь. Прошу, помоги! – Мишель все же не выдержала, ее подбородок дрогнул, на глаза навернулись слезы.
– И не подумаю! – визгливо повторил морф. – Ты вообще понимаешь, что наделала?! – он негодовал. – Отняла энергию! Изолировала целые сектора! Ты попросту меня уничтожила! Я теперь – ничто! Ц’осты объединились! Они хотят твоей смерти!
– Вы и были ничтожествами! – резко ответила Мишель. – Кто вообще дал вам право играть в богов?! Решать, кому жить, а кому умирать?!
– Речь о хомо? Они нарушили договор! – прошипел морф.
– Покажи мне его!
– Он устный!
– Или придуманный ц’остами?! Мутанты тоже дышат воздухом, едят, бродят по палубам Н-болга! Разве не вы наплодили их?!
– Взаимные обвинения сейчас не имеют смысла! – насупился морф.
– Значит, не поможешь? Зачем же тогда пришел?!
– Передать тебе требование всех ц’остов! Если не исправишь ситуацию – пожалеешь! Я отключу аварийные источники энергии, питающие Н-болг, и тогда защита обитаемых палуб отключится! Ты поняла?!
Мишель упрямо поджала губы.
– Не посмеешь!
– Посмею!! Станция принадлежит нам! Несколько суток в холоде, на автономных запасах воздуха, ц’осты продержатся. Мы живучие. А вот хомо погибнут! Все!
– Если умрет хоть один человек – пожалеешь! – девушка яростно взглянула на морфа.
– Ты слышала наше требование! – сгорбленное существо развернулось, направилось к дверям отсека, на ходу теряя очертания человеческой фигуры. – Верни энергию, и мы подумаем, как помочь этому хомо, – прежде чем выйти, добавил морф.
Глеб равнодушно проводил его взглядом.
Он не верил в происходящее. Сознание меркло.
Звук шаркающих шагов истончился, с гулкой вибрацией закрылась дверь.
Когда он вновь пришел в себя, видение не исчезло.
Девушка задремала в кресле.
Ощущения граничили с помешательством. Черты Татьяны… Но не ее характер… – обрывки случайно услышанного разговора невольно дополняли образ.
Сил вновь хватило лишь на движение зрачков. Он медленно обвел взглядом помещение. Отсек. Но очень большой, просторный, с высоким потолком. Везде – следы декомпрессии. Со стен в некоторых местах сорвана облицовка, провисшие кабели и погнутые трубопроводы вырваны из креплений. В дальней стене зияет пробоина, ее перекрывает тусклое, едва заметное мерцание, через которое видны звезды и узкий серп планеты.
У стены массивным изваянием замер поврежденный бронескафандр, забрызганный бурыми пятнами засохшей крови.
Ощущения непомерной слабости и полной дезориентации таяли. Силы возвращались стремительно, необъяснимо.
Взгляд вернулся к девушке. Она уже не казалась призраком из прошлого, скорее – тем идеалом женщины, который Глеб хранил в душе, но так и не встретил в жизни.
Сердце билось все быстрее. Грудь тяжело вздымалась, дыхание участилось.
Она как будто почувствовала перемену в его состоянии, вздрогнула, стряхивая дрему.
– Глеб?! – вскрикнула Мишель.
Его лихорадило. Внезапный прилив сил сопровождался нездоровыми, болезненными ощущениями. Тело горело, мышцы непроизвольно сокращались, до судорог, но сознание оставалось ясным, восприятие – отчетливым.
– Глеб!.. – Она не знала, как помочь ему. – Глеб, не умирай! Прошу!
На фоне боли внезапно возникли острые, ранящие, обрывочные образы, словно он на краткий миг соприкоснулся с ее рассудком, – схожие ощущения он испытывал лишь при первом контакте с алгитами.