Врата Мёртвого Дома — страница 3 из 6

Вихрь

Сегодня я гулял по старым дорогам.

С приходом ночи меня окружили кучи призраков,

Которые пропали только с рассветом.

Таково и было оно – мое путешествие:

На протяжении многих лиг вокруг веков

В единственном проблеске солнца.

Надгробная надпись парду

Глава шестая

Во времена самого начала правления Келланведа среди населения Семи Городов начало развиваться множество культов. Особенно распространено это было в среде моряков. Необходимо также отметить, что эти времена были прославленны также Дассемом Ультором – Первым Мечом и главнокомандующим малазанской армией... человеком, который присягнул на верность Худу.

Малазанские военные кампании. Том П.

Антилопа

Бенет сидел на своем обычном месте в харчевне Булы, задумчиво ковыряя под ногтями огромным кинжалом. Фелисин видела, что его руки были белее, чем у любой малазанской красавицы, и это позволило ей предположить, что охранника, несомненно, что-то очень сильно тяготило. Да, она знала его уже слишком хорошо... Этот человек был в ярости, несмотря на то, что глубоко в глазах таился панический страх. События последних дней внесли в размеренную жизнь Бенета такую сумятицу, что создавалось впечатление, будто под его кожей кровавые мухи отложили дюжину личинок, которые принялись медленно разъедать плоть.

Лицо, лоб и плотные, изъеденные шрамами запястья были покрыты мелкими каплями пота. На столе стояла нетронутая оловянная кружка прохладного салтоанского вина, над которой уже несколько минут роилась куча темных кухонных мух.

Фелисин взглянула на этих маленьких черных насекомых, и в памяти возникла ужасная сцена из прошлого: последователь Худа, которого там на самом деле не было... Облако эльфов Смерти в форме человеческой фигуры... Жужжанье крыльев, превращающееся в слова...

– В твоих глазах, девушка, я вновь вижу огонек. Это говорит мне о том, что ты понимаешь, в кого сейчас превратилась... Да, недобрый огонек, – Бенет бросил через стол маленький кожаный мешочек, который приземлился точно перед ее трясущимися руками. – Бери, пока я добрый.

С волнением схватив его в ладони, она судорожными движениями развязала тесьму и достала черный шарик дурханга. Туго набив еще не до конца высушенные цветки этого убийственного растения в свою трубку, она прикурила и откинулась в изнеможении на спинку стула.

Бенет смотрел на эту забавляющую его картину, однако на ум лезли совсем другие мысли.

Прошло уже шесть дней с момента пропажи Баудина. Капитан Саварк начинал проявлять все больше признаков беспокойства, вызывая своего главного охранника по несколько раз на дню. Он прочесал Озеро Утопленников, перебрал Черепную Чашу по камню, он даже удвоил количество патрулей на Дороге Жуков – и все напрасно. Создавалось такое впечатление, что раб-громила просто испарился.

Бенет воспринял это как личное оскорбление: побег Баудина в Черепной Чаше поставил под большое сомнение его собственное практически неограниченное влияние. Бенет взял девушку обратно к себе вовсе не из сочувствия; в последнее время он начал все меньше и меньше ей доверять. Фелисин что-то знала, в том числе и о Баудине. Но самым худшим было вовсе не это: девушка оказалась совсем не той простушкой, которой она представлялась месяц с небольшим назад в порту.

В последний день перед уходом к Бенету, когда она попыталась хоть как-то оправдать свое решение, Гебориец сказал ей:

– Бенет и Саварк говорили друг с другом, поэтому будь осторожна, девушка. Охранник берет тебя домой, но только ради того, чтобы самостоятельно увидеть твое полное моральное уничтожение. То, что я раньше считал случайностью, сейчас представляется мне четко продуманным планом. Бенету несомненно были даны какие-то указания.

– Откуда ты знаешь?

– Просто догадался, и это истинная правда. Побег Баудина дал Бенету еще один рычаг воздействия в отношении капитана, и он не преминул им воспользоваться, чтобы узнать побольше о твоей прошлой судьбе. Поскольку Баудина больше не стало, Саварк был вынужден вручить Бенету неограниченные полномочия... Неограниченные знания...

Дым дурханга наконец-то позволил девушке забыть о боли в переломанных ребрах и опухшей челюсти, однако сила этого растения была пока недостаточной, чтобы внести разброд в ее мысли. Минута за минутой, она ощущала, как все больше и больше впадает в отчаянье. Да, побег от Геборийца к Бенету был продиктован практически физической необходимостью.

Охранник улыбнулся, увидев, как Фелисин вновь затянулась дымом тошнотворного зелья.

– А ведь Баудин был не просто портовым карманником, не так ли?

Девушка, глядя невидящими глазами через пелену густого дыма, нахмурилась.

Бенет положил огромный кинжал на стол и крутанул его что есть силы вокруг оси. Оба принялись неотрывно наблюдать за ним; лучики света, отражающиеся от поверхности лезвия, освещали то одного, то другого. Через несколько минут, совершив последний оборот, острие остановилось точно напротив охранника. Нахмурившись, Бенет запустил его повторно. Увидев, что и вторая попытка завершилась аналогичным результатом, он решил больше не испытывать судьбу. Резким движением Бенет отправил клинок в огромные ножны, висевшие на поясе, а затем потянулся к кружке с вином.

Черные мухи вновь закружили по комнате.

– Мне абсолютно ничего неизвестно о Баудине, – произнесла Фелисин.

Глубоко посаженные глаза охранника надолго застыли, разглядывая ее лицо.

– Тебе больше не на кого или практически не на кого рассчитывать, не так ли? И это превращает молодую девушку либо в абсолютную тупицу, либо в упорного барана, который намеренно не хочет ничего знать.

Фелисин только молчала; ее действительно охватило какое-то тупое безразличие.

– Неужели все дело во мне, девушка? Неужели, чтобы справиться с охватившим тебя отвращением, нужно было прибегать к подобным средствам? Раньше я хотел тебя, Фелисин. Ты была красивая и умная, а глаза светились каким-то необычным теплом. Неужели теперь мне приходится тебя упрекать?

Бенет взглянул на кожаный мешочек, лежащий на столе, и рот скривился в насмешливой улыбке.

– Но приказ есть приказ. Кроме того, ты всегда могла сказать нет.

– Да, в любое время, – ответила она, отводя взгляд в сторону.

– В таком случае произошедшие с тобой события вовсе не лежат на моей совести.

– Конечно, – произнесла Фелисин. – Это моя личная ошибка, Бенет.

Внезапно он поднялся из-за стола.

– Что-то мне не нравится тишина, которая царит сегодня в ночном воздухе. Поднялся Ши'гай – горячий ветер, и поверь мне, что все твои предыдущие страдания по поводу здешней жары скоро покажутся сказкой, девушка. Лето в этих местах начинается с Ши'гая. Но сегодня ночью... – он внезапно задумался, глядя на девушку сверху вниз, прервавшись на полуслове. Затем Бенет схватил ее за руку, поднял из-за стола и резко буркнул: – Пошли со мной.

Бенету была оказана великая честь – ему дали возможность сформировать собственный отряд милиции, в который бы входили избранные рабы. Сейчас эти люди ожидали его на улице, потряхивая своим единственным оружием – огромными деревянными палицами. Данный отряд предназначался для патрулирования улочек Черепной Чаши в ночные часы, после введения комендантского часа. После тревожных событий капитан Саварк лично издал приказ о казни любого раба, который посмеет появиться в городе после удара колокола, и милиция Бенета с удовольствием выполняла эти указания.

Главный охранник вместе с Фелисин присоединился к патрулирующей группе. Около полудюжины мужчин из них девушка знала очень хорошо: торгуя ее телом, Бенет пытался завоевать любовь и преданность своего войска.

– Если ночь пройдет спокойно, – говорил порой он толпе избранных рабов, – то с рассветом у нас будет несколько часов полного отрыва!

В ответ мужики только похотливо скалились.

Но сейчас они напряженно шли по замусоренной песчаной обочине дороги, высматривая в темноте фигуры людей. Как ни странно, кругом стояла гробовая тишина. Подойдя к игорному дому, который люди называли «У Сурука», они увидели группу охранников-доси. Во главе стоял капитан Гуннип («Орудийный залп»), который с подозрением наблюдал за приближающейся группой рабов.

Бенет помедлил, размышляя, стоит ли ему разговаривать с Гуннипом, а затем, с шумом выдохнув через ноздри, продолжил свой путь. Покрытая шрамами рука незаметно опустилась на рукоятку огромного ножа, висевшего на поясе.

Фелисин начала что-то смутно подозревать – будто горячий ветер принес с собой этой ночью неясную тревогу. Девушка заметила, что болтовня среди отряда милиции мгновенно прекратилась; в рядах рабов почувствовались нервозность и страх. Она достала еще один шарик дурханга и забросила его себе в рот. Приятная прохлада пронеслась по щекам и губам, и напряжение резко спало.

– Наблюдаю, как ты делаешь это, и мне постоянно приходит на ум капитан Саварк.

Она моргнула.

– Саварк?

– Да. Чем хуже обстоят дела, тем сильнее он закрывает свои глаза.

Издалека донесся чей-то вопрос:

– И что же это за дела, которые идут все хуже?

Вместо ответа по округе разнесся резкий крик, а за ним – взрыв хохота. Бенет жестом приказал своим солдатам отступить назад, а сам пошел к перекрестку, откуда были хорошо видно Сурук и армию Гуннипа.

Подобно привидению, которое восстало из могилы и слилось воедино с человеком, крепкий размашистый шаг Бенета внезапно превратился в медленный и вялый. Увидев это. Фелисин поняла, что дело обстоит очень плохо. Она помедлила, а затем решила обратиться к солдатам его милицейской команды за помощью.

– Что-то произошло. Пожалуйста, сходите за ним.

Помедлив в нерешительности несколько минут, один из солдат оскалился, положил ладонь на рукоятку висевшей на поясе палицы и произнес:

– А он не отдавал нам подобного приказа, – все остальные принялись усиленно кивать головами, оставаясь в тени.

– Но он же стоит совсем один, – просящим голосом произнесла Фелисин. – Один на открытом пространстве. Мне кажется, что они уже нацелили на Бенета свои стрелы...

– Закрой свое лицо, девушка, и не смотри, – фыркнул солдат. – А мы не собираемся подставлять за него свои задницы.

Бенету практически удалось сделать шаг назад, но потом он, с видимым усилием, переборол себя и остался на месте.

– Они же идут за ним, – прошептала Фелисин.

На поляне появились Гуннип с солдатами доси, которые окружили полукругом Бенета. Заряженные арбалеты, покоящиеся на их предплечьях, смотрели точно на охранника.

Девушка плюнула в сторону своих союзников.

– Да заберите же его, черт возьми!

– Худ бы побрал тебя саму, – ответил один из мужиков и плюнул в обратную сторону. В мгновение ока организованный отряд милиции превратился в неуправляемую толпу рабов, которые поодиночке скрылись из виду, нырнув в тень аллеи.

– Ну что, ты теперь там совсем одна? – окликнул ее капитан Гуннип. Солдаты дружно заржали. – Иди сюда и присоединись к своему любовнику. Не беспокойся, девушка, мы собираемся ему только лишь кое-что рассказать.

Бенет попытался было повернуться к ней и что-то сказать, но в этот момент тяжелая рука в железной рукавице больно хлестанула его по лицу. Охранник покачнулся; поднося руку к разбитому носу, он чуть слышно шептал проклятья.

Фелисин оступилась, чуть не упав на землю, а затем развернулась и рванула что есть силы назад. Она услышала щелчки выстрелов нескольких арбалетов, мгновением позже тяжелые стрелы просвистели в нескольких дюймах от головы. Едва не сходя с ума от страха, она ворвалась в темный проем аллеи; сзади послышались громкий смех и улюлюканье.

Девушка все бежала и бежала. Вот появился Ржавый Причал, а через сотню шагов начал виднеться Темный Чертог и казармы. Добравшись до площади, располагающейся между этими двумя малазанскими зданиями, она абсолютно выбилась из сил: сердце стучало в груди подобно железному молоту. «Да, – подумала Фелисин, – создается такое впечатление, что мне не пятнадцать лет, а все пятьдесят». Через некоторое время дыхание несколько успокоилось, и она вновь приобрела способность здраво рассуждать.

Внезапно из-за казарм послышались крики и цокот множества копыт. По прошествии нескольких секунд из-за утла здания по направлению к Фелисин выбежала толпа безоружных рабов, а за ними – полсотни конных солдат доси. Несколько пик уже настигли несчастных, пригвоздив их к земле; копыта конного войска завершали это кровавое дело. Лишенные возможности даже сопротивляться, обезумевшие рабы пытались хоть куда-нибудь укрыться, однако к этому моменту доси уже заканчивали свой маневр, окружая волнующуюся толпу в плотное кольцо. Осознав этот факт, Фелисин поняла, что пути для собственного отступления она также не имела.

«Я видела, как Бенет истекал кровью, – подумала она. – А теперь пришла и моя смерть».

Лошади доси без разбора топтали всех мужчин и женщин. Послышался свист рассекающих воздух сабель, и беспомощные люди начали погибать в еще больших количествах. Внезапно двое всадников увидели Фелисин и заспешили прямо к ней. Широко раскрыв от ужаса глаза, она гадала, кто же первым принесет ей благословенную смерть. Один из воинов поднял пику, целясь девушке прямо в грудь, другой размахивал над собой огромным мечом с широким лезвием, намереваясь одним ударом снести ей голову. На лицах всадников были видны сладострастные ухмылки, которые поразили девушку отсутствием всяких человеческих черт.

Убийцы были на расстоянии нескольких шагов до цели, когда в них вонзилось несколько тяжелых стрел. Покачнувшись, всадники упали под копыта своих же лошадей. Фелисин обернулась и увидела бегущее к ним войско малазан, вооруженное арбалетами. Передняя линия присела на одно колено, перезаряжая оружие; в этот момент вторая вышла на несколько шагов вперед и выпустила еще одну тучу стрел в направлении беспорядочного скопления конных охранников. Люди и животные – все смешалось в этом водовороте, ревущем от боли и страха.

Третий залп окончательно расстроил планы доси, они поспешно развернулись и скрылись за зданием казармы.

Горстка рабов была все еще жива. Сержант отдал приказ, и несколько малазанских солдат бросилось к изуродованным телам, отбирая живых и отправляя их в расположение собственного войска.

– Пойдем со мной, – прошептал голос где-то недалеко от Фелисин.

Она сощурилась, с трудом узнав лицо Пеллы.

– Что?

– Они собираются четвертовать оставшихся рабов в конюшне – но тебя это коснуться не должно, – он мягко взял ее за руку. – Мы значительно превосходим врагов в количестве, однако, боюсь, защита рабов – дело не самой первой важности. Саварк хочет подавить мятеж раз и навсегда; скорее всего, это произойдет сегодня ночью.

Фелисин долго изучала лицо своего спасителя.

– О чем ты говоришь?

Сержант отдал приказ своему войску отойти на более безопасное расстояние к входу в аллею. Группа из двенадцати солдат отделилась от общего строя и повела выживших рабов вниз по боковой улице в сторону конюшен. Пелла двинулся с девушкой в том же самом направлении. Увидев, что сержант отвлекся и не смотрит в их сторону, он тихо скомандовал:

– Эй, вы, трое – пойдете со мной. Один из них грубо ответил:

– Неужели Опонн лишил тебя мозгов, Пелла? Я и так не чувствую себя в безопасности, а ты хочешь еще больше раздробить наш отряд.

Другой проворчал:

– Давай просто избавимся от этих чертовых рабов и вернемся назад. Сержант в скором времени намеревается воссоединиться с капитаном.

– Это – женщина Венета, – проговорил Пелла.

– Не думаю, что он до сих пор жив, – с каким-то тупым безразличием произнесла Фелисин.

– По крайней мере, пять минут назад с ним было все в порядке, – ответил Пелла, нахмурившись. – Он был немного запачкан кровью, однако абсолютно живой. Сейчас охранник наверняка направляется к своему отряду милиции, – молодой человек повернулся к солдатам. – Несмотря на пустые угрозы Саварка, Реборид, мы до сих пор нуждаемся в Венете. Итак, вы, трое, идете со мной – это недалеко.

Нахмурившись, солдат по имени Реборид жестом показал двум другим следовать за собой.

Пожар начался в западных районах Черепной Чаши – где-то поблизости от Острого Рва. Вследствие царившей вокруг неразберихи он быстро распространялся, и скоро весь город представлял собой огромное пылающее зарево, отбрасывающее блики на сизые клубы плотного дыма.

Ведя Фелисин по намеченной дороге, Пелла поневоле внимал нескончаемому потоку мыслей разговорчивого Реборида.

– Где же, Худ возьми, гарнизон Бе'тры? Думаешь, им до сих пор не видно это пламя? Дорогу Жуков непременно патрулировал малазанский взвод, который был просто обязан выслать гонца. Черт возьми, их войско уже давно должно было оказаться здесь.

Вдоль дороги лежало огромное количество темных недвижимых фигур. Их небольшая группа постаралась быстрее миновать это страшное место.

– Только Худу известно о чем сейчас думает этот Гуннип, – продолжал солдат. – Скоро в округе пяти лиг не останется в живых ни единого доси. Капитан Саварк выпустит им кишки и оставит умирать на солнцепеке.

– Мы пришли, – тихо проговорил Пелла в сторону Фелисин. Затем, обернувшись к солдатам, он добавил: – Займите оборонительную позицию. Мы скоро придем.

Они очутились недалеко от хижины Геборийца. Из занавешенных окон не пробивалось ни единого лучика света, а дверь была притворена. Фыркнув от недовольства, Пелла с силой пнул ее ногой, а затем, схватив девушку за талию, увлек ее в глубь темного проема.

– Здесь никого нет, – проговорила Фелисин.

Ничего не отвечая, Пелла продолжал ее подталкивать вперед до тех пор, пока они не достигли занавески, которая отделяла личную каморку Геборийца от пространства остальной комнаты.

– Откинь ее, Фелисин.

Сделав это, девушка вошла в небольшой уголок священника. За ней последовал Пелла.

Гебориец сидел на топчане, молчаливо рассматривая своих гостей.

– Я не был уверен, хочешь ли ты все еще ее видеть, – произнес Пелла низким голосом.

Бывший священник проворчал:

– Что с тобой, парень? Мы же договаривались...

– Нет, возьми взамен ее. Мне нужно присоединиться к капитану и подавить это восстание, а для твоей затеи лучшего момента и не придумать.

Гебориец вздохнул.

– Да, ты прав. Во имя Фенира, Баудин, выйди из тени. Этот молодой человек – наш друг.

Пелла уставился на огромную фигуру, которая медленно отделилась от стены. Узко посаженные глаза Баудина в полумраке комнаты ярко блестели. Он встал между двумя гостями и молча на них смотрел.

Встряхнувшись, Пелла сделал несколько шагов в сторону Двери, держа в руках запачканную одежду.

– Храни тебя Фенир, Гебориец.

– Спасибо, парень. За все.

Пелла кратко кивнул головой и скрылся за дверью. Осмотрев Баудина, Фелисин проговорила:

– Да ты ведь весь мокрый. Гебориец поднялся с кровати.

– Все готово? – спросил он Баудина. Гигант кивнул головой.

– Мы собираемся бежать? – спросила девушка. – Да.

– Но как?

Гебориец нахмурился, проклиная ее любознательность.

– Скоро увидишь.

Баудин достал из-под себя два больших кожаных мешка и без всяких усилий перекинул один из них по воздуху старику; тот проворно зажал его между культями. Судя по звукам, издаваемым этими мешками, Фелисин поняла, что они имеют дело с огромными герметичными бурдюками, наполненными воздухом.

– Мы собираемся переплыть Озеро Утопленников? – удивилась она. – Но зачем? Ведь по ту сторону все равно нет ничего, кроме прибрежных скал.

– Там есть пещеры – проговорил Гебориец. – Человек может проникнуть в них, если уровень воды окажется достаточно низкий... А вообще, спроси Баудина – он скрывался там в течение целой недели.

– Нам нужно будет взять с собой Бенета, – произнесла Фелисин.

– Это исключено, девушка...

– Нет! Вы оба обязаны мне! Если бы не я, ни один из вас даже не дожил бы до сегодняшнего дня. Эта идея никогда не пришла бы в ваши мертвые головы, не так ли? Кроме того, в вашем спасении замешан и Бенет, Я пойду и найду его – мы встретимся на берегу озера.

– Нет, так не пойдет, – сказал Баудин. – Я сам найду его, – добавил он и вручил девушке свой бурдюк.

Фелисин посмотрела вслед удаляющемуся громиле, скрывшемуся через потайную заднюю дверь, о существовании которой она даже не подозревала. Затем она обернулась к Геборийцу, сидевшему на полу. Он с усердием рассматривал рыболовную сеть, в которую был обернут мешок с воздухом.

– Я же не была частью вашего плана, Гебориец, не так ли? Он взглянул на нее, с удивлением подняв бровь.

– До сегодняшней ночи казалось, что ты превратила свою жизнь в Черепной Чаше в сущий рай. Я думал, что тебе было абсолютно наплевать на любую возможность побега.

– Рай? – сама не зная почему, она была просто шокирована этими словами. Она присела на кровать.

Взглянув на девушку, Гебориец пожал плечами.

– Так произошло благодаря Бенету.

Она впилась своими глазами в его непроницаемые зрачки; спустя некоторое время старик не выдержал и отвел взгляд.

– Нам пора двигать отсюда, – хрипло произнес он.

– В твоих глазах я больше ничего не стою, правда, Гебориец? А было ли это раньше? – «Фелисин, – думала девушка, – из Дома Паранов. Адъюнкт Тавори доводится мне сестрой, а брат участвовал в битвах бок о бок с адъюнктом Лорном. Да, я благородная, избалованная маленькая девочка. И кроме того, шлюха!»

Старик ничего не ответил. Он просто развернулся и пошел к потайному проему, темневшему в задней стене комнаты.

Вся западная половина Черепной Чаши была в огне, она горела, как огромный котел. Спеша вниз к озеру по Рабочей дороге, Гебориец и Фелисин видели признаки столкновения – мертвых лошадей, малазан и охранников доси. Харчевня Булы была забаррикадирована, ее перила вдребезги разбиты. Проходя мимо, они услышали из темного проема двери слабые стоны.

Фелисин помедлила, но Гебориец больно дернул ее за руку.

– Тебе не нужно идти туда, девушка, – сказал он. – Люди Гуннипа разрушили это место с самого начала и до основания.

Начиная от границы города, Рабочая дорога вплоть до развилки Трех Судеб оставалась темной и пустой. Сквозь тростник, растущий по левую руку от них, мирно блестела ровная поверхность Озера Утопленников.

Бывший священник Фенира свернул в заросшую прибрежную воду, приказал девушке пригнуться, а затем сам припал к земле.

– Подождем их здесь, – произнес он, тяжело дыша и вытирая со лба, покрытого татуировками, крупные капли пота.

Ил под коленями был вязкий и очень приятно холодил.

– Так мы приплывем к пещере... а затем что?

– Там располагается древний рудник, который ведет за границы города и выходит где-то у Дороги Жуков. С той стороны тоннеля для нас должны были оставить припасы. Оттуда нам придется пересечь пустыню.

– Досин Пали?

Он кивнул головой.

– Прямо на запад, к внутреннему побережью. Это потребует девять, может быть, десять дней. Там есть скрытые родники, и Баудин помнит их месторасположение. Нас подберет лодка и доставит на материк.

– Как? Кто? Старик поморщился.

– Один старый друг, преданность которого по отношению к нам может сыграть с ним очень плохую шутку. Худ знает – я не жалуюсь.

– А Пелла был связным?

– Да, твои родители были когда-то знакомы с друзьями его отца или с друзьями друзей... Что-то вроде этого. Он же первым приблизился к тебе, но ты абсолютно ничего не поняла. Поэтому ему пришлось найти меня самому.

– Я не помню абсолютно ничего из того, что ты сказал.

– Цитата, относящаяся к Келланведу, была записана человеком, который организовал наш побег, – Антилопой.

– Знакомое имя...

– Это же имперский историк. А в своей работе он говорил от моего лица. Впоследствии мы с помощью Пути попробуем добраться до Хиссара, – он погрузился в молчанье, медленно раскачивая своей головой. – И все это ради того, чтобы спасти какого-то дряхлого старика, который не раз называл его писанину выдумкой чистой воды. Если мне удастся встретиться лицом к лицу с этим историком, то, боюсь, придется признать свою ошибку и попросить у него прощения.

Внезапно до них донесся яростный жужжащий гул, который приближался со стороны покрытого клубами дыма горящего города. Через некоторое время гладкая поверхность озера практически пропала под какой-то тучей, напоминающей огромное количество мелких градин.

Фелисин склонилась еще ближе к земле.

– Что же это? Что случилось? – в ужасе спросила она. Гебориец помолчал всего лишь мгновение, а затем прошептал:

– Это же кровавые мухи! Они съедают внутренности человека или животного, а затем под действием огня передвигаются на очень большие расстояния. Быстрее, девушка, зачерпывай грязь и обмазывай себя целиком. Не забудь и меня, красавица, но только поспеши!

Блестящее облако насекомых было видно уже вполне отчетливо, оно покрывало водную поверхность озера подобно плотному туману.

Чуть не сходя с ума от страха, девушка начала выкапывать между ветвями тростника прохладный мягкий ил и наносить его на свои шею, руки, лицо. Постепенно Фелисин очутилась в небольшой впадине, стоя по колено в воде. Девушка присела, погрузившись по самые плечи, и принялась за Геборийца.

– Приблизься ко мне!

Старик перебрался через тростник и встал вплотную.

– Они будут пикировать в воду, девушка, поэтому тебе нужно будет выбраться отсюда и обмазать свои бедра грязью.

– Подожди, дай мне закончить с тобой.

Но было уже слишком поздно. Темное облако накрыло несчастных – насекомых было так много, что порой становилось даже тяжело дышать. Подобно дротикам они начали падать в воду, и Фелисин ощутила резкую боль, которая пронзила ее бедра.

Гебориец оттолкнул ее руки, а затем сам нырнул вниз, яростно прошептав:

– Подумай о себе, девушка!

Нужды в этих словах не было никакой, поскольку все мысли о помощи Геборийцу пропали с первым же укусом этих кровожадных тварей. Фелисин выскочила из воды и начала яростно наносить глинистую грязь на свои голые, покрытые кровавыми разводами бедра, икры и стопы. В этот момент насекомые предприняли атаку на ее голову. Взвыв, она прогнала их прочь, принявшись с новым усердием превращать свою голову в нечто, похожее на глиняный горшок. Мухи постепенно набивались в рот, заползая во все воздухоносные пути. Фелисин пыталась их сплюнуть, однако твари яростно жалили, пытаясь, вероятно, ввергнуть свою жертву в болевой шок. Она начала неистово жевать, рвать и мять их зубами – внутренности, подобно кислоте, обожгли всю ротовую полость. Создалось такое впечатление, что они проникли везде: собравшись в копошащиеся клубки вокруг глаз, насекомые лишили девушку возможности видеть. В последней отчаянной попытке освободиться от этих жалящих тварей девушка принялась бить себя по глазам, а затем погрузилась лицом в жидкую грязь. В обступившей темноте из ее рта вырвался яростный нечеловеческий крик, который, казалось, никогда не прекратится. Мухи ринулись в уши, ей пришлось заполнить и их липкой грязью. Тишина.

Фелисин не знала точно, сколько времени прошло. Словно из другого мира до нее начали доноситься слова Геборийца: «Все в порядке, девушка, все в порядке. Тебе можно уже перестать кричать, Фелисин, уже можно». Она почувствовала, как культи старика пытаются очистить ее лицо от грязи, и начала постепенно приходить в себя. Девушка вспомнила, как она свернулась клубком, погрузившись в липкую грязь между стеблями тростника, но дальше была одна пустота. Боль от укусов превратилась в онемение – на ногах, вокруг глаз и ушей, даже во рту. Перестав кричать, Фелисин услышала слова Геборийца:

– Рой прошел мимо – ярость Фенира оказалась достаточно сильной, чтобы прогнать их прочь. Мы в порядке, девушка; протри свои глаза и посмотри сама.

Она не могла сделать ни одного движения. Слишком уж приятно было после перенесенного кошмара лежать здесь с закрытыми глазами, тем более что все ее тело до сих пор практически ничего не чувствовало.

– Проснись! – заорал Гебориец. – При каждом укусе мухи твоего тела находится яйцо, выделяющее в окружающее пространство смертоносный секрет. Он расплавляет ткани, превращая их в питательную среду для личинок. Ты понимаешь меня, девушка? Нам необходимо как можно скорее убить эти яйца – у меня есть настойка, которая лежит в маленьком мешочке, прикрепленном к ремню. Но тебе, дорогая, придется сделать это самостоятельно: старик без рук в подобном деле плохой помощник.

Она застонала.

– Да поднимайся, черт бы тебя побрал!

Гебориец пихнул ее, потом ударил, затем пнул ногой. Бормоча проклятья. Фелисин поднялась из грязи и села, согнув ноги.

– Прекрати – я уже проснулась! – произнесла она, почувствовав, с какой неохотой слова пытаются пробраться сквозь ленивый, ничего не ощущающий рот. – Где твой мешочек?

– Здесь. Открой глаза!

Девушка с трудом могла что-то различить через щелочки опухших глаз, однако странное голубое сияние, которое исходило от татуировок Геборийца, было практически невозможно не заметить. К ее крайнему удивлению, на старике не было видно ни одного укуса. «Да, благословение Фенира – это очень мощная помощь».

Бывший священник жестом указал на мешочек, привязанный к его ремню на поясе.

– Быстрее, а то яйца уже готовы выпустить на свет личинок, которые моментально начнут поедать твою плоть изнутри. Развяжи котомку... так... теперь достань оттуда самую маленькую бутылочку из черного стекла. Открой ее!

Фелисин вытащила пробку – в нос ударил едкий горький запах.

– Помести одну каплю на палец, затем постарайся как можно сильнее втереть ее в место укуса. После этого приступай к следующему и так далее.

– Я... я не чувствую укусов вокруг глаз – что же мне делать?

– Ничего, девушка, я тебе подскажу. Только спеши!

Кошмар не кончался. Настойка представляла собой маслянистый темно-коричневый сок какого-то растения, окрашивающий кожу в желтый цвет. Главным недостатком данного средства было то, что оно не убивало вылуплявшуюся личинку, а заставляло ее выбираться наружу. Гебориец направлял руки девушки в места укусов вокруг глаз и ушей, и через некоторое время под воздействием настойки на поверхности кожи начали появляться медленно извивающиеся белые червячки. Затем настало время для самой трудной процедуры: Фелисин открыла рот и, зажмурив глаза, нанесла каплю на язык. Горечь, которую она ощутила, была несравнима даже с резью после пережевывания кровавых мух: девушка мгновенно почувствовала головокружение, которое чуть не сбило ее с ног, и сильнейшее сердцебиение. Личинки, подобно зернам риса, высыпали на языке. Сморщившись от омерзения, Фелисин сплюнула их прочь.

– Прошу прощения, Фелисин, – произнес Гебориец, после того как она закончила все свои мучения. Старик придирчиво осмотрел лицо девушки, и внезапно его черты скривило сострадание.

Фелисин почувствовала, что к горлу изнутри нее поднимается ледяной ком.

– Что произошло? Я ослепну? Оглохну? В чем дело, Гебориец! Он медленно покачал головой, а затем присел на землю.

– Все дело в этих кровавых мухах. Они выделяют смертельный яд, который разъедает плоть. Ты обязательно поправишься, девушка, однако рубцы вокруг твоих глаз... Они, вероятно, останутся навсегда.

Фелисин готова была смеяться, тряхнув от спавшего напряжения головой. Сквозь ее тело прошла очередная волна дрожи, но теперь она ознаменовала собой победу.

– Я уже видела подобные отметины – у местных жителей, рабов...

– Да, обычно кровавые мухи вовсе не собираются в огромные тучи. Скорее всего, дело в большом пожаре, который привлек их внимание. А теперь слушай: самые лучшие целители живут среди Верховных Денулов, они способны удалять шрамы. Мы обязательно найдем такого целителя, Фелисин, клянусь тебе именем Фенира... Обязательно!

– Я чувствую себя полностью разбитой.

– Это следствие действия настойки – сердцебиение, озноб, тошнота. Она представляет собой сок одного из растений, которое можно найти только близ Семи Городов. Если ты сейчас выпьешь небольшое количество того, что осталось в темной бутылочке, то погибнешь в течение нескольких минут.

Услышав эти слова, девушка вновь засмеялась, однако сейчас смех был похож на истерику.

– Я могла повстречаться с Вратами Худа, Гебориец, – произнесла она, присев рядом. Голубое свечение постепенно угасло. – Фенир, вероятно, очень великодушен.

Старик нахмурился.

– Ты знаешь, если честно, то раньше я даже не мог позволить себе подобных мыслей – любой священник должен был сторониться всякой ереси. Но сейчас, уйдя с должности верховного жреца Фенира, я могу признаться, – произнес Гебориец, тяжело вздохнув. – Скорее всего, ты права.

– Может быть, тебе нужно его как-то отблагодарить, например принести жертву.

– Да, – ответил старик, отводя взгляд в сторону.

– Вероятно, ты совершил очень большой проступок, коли сейчас оказался разлученным со своим богом.

Гебориец не ответил. Спустя мгновение он встал, с тревогой взглянув на разрушенный огнем город.

– Я слышу приближающихся конников.

Девушка напряглась и подняла голову; чтобы подняться на ноги, у нее пока не было сил.

– Бенет?

Старик отрицательно покачал головой.

Через мгновение на дороге показалось войско малазанских конников, которое, пройдя несколько шагов, остановилось прямо напротив странной парочки. Во главе стоял капитан Саварк, держа в руке оголенное лезвие меча. Вся его одежда потемнела, пропитавшись кровью, и Фелисин непроизвольно отпрянула назад, увидев бесцветные, как у ящерицы, глаза капитана. Он неотрывно наблюдал за новыми жертвами, попавшимися ему на пути. Внезапно капитан начал говорить – большего удивления у Геборийца не было уже очень давно.

– Когда вы подниметесь, не забудьте встать лицом на юг.

– Неужели ты отпускаешь нас, Саварк? – спросил старик. – Спасибо тебе, капитан.

Лицо предводителя потемнело.

– Ты тут ни при чем, старый чурбан. Из-за таких ублюдков, как ты, и происходят события, потрясшие сейчас Черепную

Чашу. Будь моя воля, сидел бы ты сейчас уже насаженным на острую пику, – капитан, видимо, хотел было сказать еще что-то, однако затем взглянул на Фелисин, развернул своего жеребца и перешел с места в галоп.

Двое беглецов в недоумении смотрели на спины конного войска, удаляющегося в сторону Черепной Чаши. Впереди их ожидала большая битва. Фелисин инстинктивно ощущала, что скоро их всех ждет неминуемая смерть. Какое-то безотчетное чутье шепнуло ей, что ни капитана Саварка, ни Пеллу она больше не увидит. Гебориец также смотрел им вслед, погрузившись в собственные тяжелые размышления. Через несколько минут войско окончательно скрылось в темном дыму, окружающем город.

Тяжелое молчанье прервал Баудин, внезапно появившийся из зарослей тростника.

Фелисин вскочила на ноги, забыв о боли, и подбежала к громиле.

– Где Бенет?

– Он умер, девушка.

– Ты... Ты... – она не могла даже ничего сказать: слова потонули в бурлящем потоке боли, который потряс все ее тело. Эта новость принесла Фелисин такие страдания, которых она за свою короткую жизнь еще ни разу не испытывала. Пошатнувшись, девушка сделала шаг назад.

Маленькие, плоские глаза Баудина рассматривали ее с явным интересом.

Гебориец прочистил горло.

– Лучше всего нам поторопиться. Рассвет уже не за горами, и пока наша переправа скрыта ночной тенью, есть смысл этим воспользоваться. В конце концов, мы же малазане, – он спустился к самой воде и взял ожидавшие их мешки с воздухом. – Наш план – переждать грядущий день по другую сторону от зоны рабов, а после заката выбраться на поверхность. В этом случае, по моему мнению, вероятность того, что шныряющие вокруг банды доси заметят нас, окажется минимальной.

Не замечая окружающих ее разговоров, девушка тупо последовала за Баудином, который тоже направился к берегу озера. Привязав один из мешков к груди Геборийца, громила обернулся в ее сторону. Фелисин поняла, что оставшийся бурдюк придется делить именно с ним. «Бенет мертв, – думала она. – По крайней мере, так сказал этот человек. Хотя, возможно, Баудин его даже и не видел. Да, Бенет жив – ничего, кроме испачканного кровью лица. Он должен жить А вот Баудин... Это великий лжец».

Вода Озера Утопленников смыла остатки грязи и настойки с кожи девушки. Плыть было не близко.

Огромные скалы, окружающие озеро, отражали эхом тяжелое дыхание беглецов. Фелисин ощущала, как холодные глубины озера увлекают ее к себе; ей не оставалось ничего другого, кроме как еще крепче вцепиться в сеть, окружающую кожаные баллоны.

– Я не вижу никакой пещеры, – прохрипела она.

– Удивлен, что ты вообще хоть что-то можешь различать, – проворчал Баудин.

Девушка ничего не ответила. Щеки и лоб оплыли настолько, что вместо глаз остались небольшие щелочки. На месте ушей Фелисин ощущала огромные тяжелые куски плоти, которые нещадно горели, а язык, казалось, раздулся настолько, что готов был выпасть наружу. Ей становилось все труднее и труднее дышать, она постоянно пыталась прочистить свое горло, но это не приносило никакого эффекта. Недавно перенесенное потрясение нарушило все ее чувства, и сейчас, благодаря сохраняющемуся по всему телу онемению, она ощущала даже приятное облегчение.

«Выжить – вот все, что сейчас имеет значение. Пускай Тавори увидит все шрамы, возникшие благодаря ей, когда однажды мы встретимся лицом к лицу. Мне даже ничего не придется говорить – она все поймет по моей внешности».

– Расщелина прямо под нами, – сказал Гебориец. – Сейчас нам нужно будет проткнуть свои мешки и нырнуть вниз. Баудин пойдет первым – вокруг его пояса будет обвязана направляющая веревка. Держись ее, девушка, иначе тебя утянет на дно.

Баудин вручил ей свой кинжал, а затем накинул трос на качающийся по волнам кожаный мешок. Спустя мгновение он оттолкнулся по направлению к каменной скале и пропал под гладкой поверхностью озера.

Фелисин схватила конец веревки, с волнением наблюдая, как она все глубже и глубже опускается в воду.

– Как глубоко здесь до дна?

– Семь-восемь футов, – ответил Гебориец. – Затем около пятнадцати футов придется проделать через каменную пещеру, и только тогда ты сможешь сделать еще один вздох. Справишься, девушка?

«Можно подумать, у меня есть какой-то выбор», – сказала про себя Фелисин.

С противоположного берега озера донеслись тихие крики – последние звуки догорающего города. Все произошло очень быстро, практически внезапно: одна-единственная ночь привела Черепную Чашу к кровавому концу. Это казалось абсолютно нереальным.

Внезапно девушка почувствовала, что веревка несколько раз сильно дернулась.

– Твоя очередь, – произнес Гебориец. – Проткни пузырь, позволь ему утянуть тебя под воду, а затем следуй за веревкой.

Она крепко схватила кинжал и ударила им что есть силы по поверхности натянутой кожи. Мгновенно появились пузырьки воздуха, послышался свист, и баллон начал медленно съеживаться. Подобно каким-то огромным рукам, вода принялась тянуть девушку в свое темное нутро. Прежде чем нырнуть вниз, она сделала огромный вдох. В какой-то момент показалось, что веревка ведет не вниз, а вверх. Девушка вновь вынырнула на поверхность, увидев перед собой каменные стены прибрежных утесов. Схватившись обеими руками за веревку, она выронила кинжал; через некоторое время с противоположной стороны каната почувствовались сильные рывки, которые увлекли ее за собой.

Вход в пещеру был абсолютно черным, а вода – чрезвычайно холодной. Ее легкие рвались из груди, требуя хотя бы одного глотка воздуха. Последнее, что она запомнила, прежде чем потерять сознание, это увлекающая ее веревка и неясное пятно света впереди. «Только бы не отпустить руки, только бы...»

Чьи-то крепкие объятья схватили ее со спины за тунику и без всякого усилия подняли в воздух, на свет. Фелисин пришла в себя на ровном холодном камне, корчась от приступа кашля. На задней стене пещеры тускло мерцал масляный светильник. Около него, прислонившись к стене, стояли два походных деревянных короба и пузырь, наполненный питьевой водой.

– Черт возьми, ты упустила мой самый лучший нож, не так ли? – спросил Баудин.

– Худ бы тебя побрал, – обиженно ответила девушка.

Он громыхнул хохотом, а потом сконцентрировал все внимание на веревке, которую медленно наматывал на руку. Через мгновение над поверхностью воды появилась отплевывающаяся голова Геборийца. Громила поднял священника и бережно опустил на каменную плиту.

– У нас могут быть трудности при подъеме наверх, – произнес громила. – Наши припасы основательно подпорчены.

– Да, я вижу, – ответил старик, пытаясь успокоить свое шумное дыхание.

– Вам лучше будет остаться здесь, пока я разведаю обстановку, – произнес Баудин,

– В таком случае – марш отсюда.

Баудин пропал через какой-то верхний лаз, и Фелисин села на камень.

– Что за проблемы? – Гебориец пожал плечами.

– Да нет, – продолжила она. – Вы что-то подозреваете. Старик поморщился и произнес:

– Я вспомнил слова Саварка – «Встань лицом на юг«.

– Ну и что?

– Ну и все, девушка. Давай подождем Баудина, идет?

– Я замерзла.

– Видишь ли, мы не располагаем достаточно большим объемом комнаты, чтобы взять с собой необходимые теплые вещи: только пищу, воду, кое-что из оружия и котел для огня. Вон там лежат три одеяла, но лучше всего их поберечь сухими.

– Они высохнут очень быстро, – пробормотала она, разворачивая один из мешков.

Баудин вернулся спустя несколько минут и присел рядом с Геборийцем. Дрожа под одеялом, Фелисин наблюдала за двумя мужчинами. Увидев, что громила намеревается что-то шепотом сказать священнику, она внезапно вскрикнула:

– Нет, Баудин. Говори громко – так, чтобы слышали все. Громила посмотрел на Геборийца, который пожал плечами.

– Досин Пали располагается в тридцати лигах отсюда, – произнес Баудин. – Но уже отсюда можно видеть его мерцание.

Старик нахмурился.

– Даже огненная буря не может быть заметна на таком расстоянии, Баудин.

– Сущая правда, это вовсе не огненная буря. Это волшебство, мой друг – битва магов.

– Дыханье Худа! – пробормотал Гебориец. – Еще одна битва.

– Ко всему прочему, она сюда приближается.

– Что приближается? Объясните мне, – в недоумении взмолилась Фелисин.

– Семь Городов восстали, девушка. Вспомни о Дриджхне – приближается Вихрь.

Горбатая лодка была около тридцати футов в длину. Прежде чем забраться в нее. Антилопа в глубоком раздумье долго стоял на берегу. Под двумя широкими досками, представляющими собой некое подобие палубы, плескалось около шести дюймов воды: множество мелких пробоин корпуса было кое-как заткну-то грязными тряпками, некоторые из них сочились водой. Вдобавок ко всему, от старой посудины исходил тошнотворный запах гниющей рыбы.

Надев на голову капюшон от дождевика военного образца, Кульп тщетно пытался найти такое место на палубе, куда можно было безбоязненно наступить.

– И это, – мрачно произнес он, – твоя новая покупка? Историк вздохнул, взглянув на мага с хлипкой палубы своего нового приобретения.

– У тебя получится его починить? Может быть, надо будет открыть твой Путь, Кульп?

– Эту лодку уже кто-то отремонтировал, – мрачно пробурчал маг, разглядывая тряпки и пробоины.

– Ну, в таком случае я все понял. Очень хорошо, – удрученно сказал Антилопа, спрыгивая на берег. – Твоя мысль ясна: чтобы пересечь пролив, нам придется воспользоваться более современным средством. Кажется, человек, который расхваливал свой товар, немного преувеличил его ценность.

– Да, такое поведение очень похоже на харалов. Более здравой мыслью было бы просто нанять бот.

Антилопа заворчал:

– Я же не знал, кому там можно доверять, а кому – нет.

– И что теперь? Историк пожал плечами.

– Надо вернуться в харчевню и разработать новый план.

Пройдя по шатким помостам, они вышли на разбитую дорогу, которая вела к главному входу в деревню. Хибары рыбаков, расположенные по сторонам от дороги, свидетельствовали о крайней бедности, в которой находились такие маленькие сообщества людей по сравнению с огромными городами. Солнце уже опустилось, и кроме своры трех тощих собак, шныряющих вокруг рыбных отбросов, вокруг не было ни одной живой души. Тяжелые шторы занавешивали практически все светлые окна рыбачьих хибар, поэтому улица постепенно опускалась в темную мглу. Воздух был душен: суховей, который дул из глубины материка, препятствовал распространению морского бриза, несущего хоть какую-то прохладу.

Деревенская харчевня стояла на высоких подпорках, представляя собой покосившееся одноэтажное здание из выгоревшего на солнце деревянного каркаса, холстяных стен и соломенной крыши. У подножия на песке шныряло множество крабов. Напротив харчевни располагалось каменное здание отделения Прибрежной гвардии малазанской армии, у которого стояли четыре матроса из Кауна и два морских десантника, чья внешность абсолютно ничего не говорила об их происхождении.

Для подобных людей древняя национальная преданность больше не имела никакого значения. «Новое имперское племя», – в задумчивости произнес про себя Антилопа, когда они с Кульпом вошли в недавно покинутую ими харчевню и заняли свой столик. Несколько солдат малазанской армии склонились вокруг другого, стоящего недалеко от задней стены. Холстяная стена была распахнута, открывая живописную картину сухой травы, белого песка и блестящего моря. Антилопа завидовал солдатам, которым не приходилось париться в этой духоте; они просто наслаждались недолгим отдыхом.

Еще приближаясь по улице к харчевне, историк понял, что такое спокойствие было только вопросом времени. Эта деревня стояла на отшибе основных дорог, поэтому путешественники заглядывали сюда крайне редко. А если еще учесть одетый на голову Кульпа капюшон от дождевика военного образца, то подобных гостей здесь не было, пожалуй, ни разу. До сего момента, однако, путешественники игнорировали вопросительные взгляды окружающих, и это требовало от них немало усилий,

Кульп жестом заказал трактирщику кувшин эля, а затем, наклонившись к самому лицу Антилопы, прошептал:

– Нас ожидают весьма неприятные вопросы, причем скоро – это одна из проблем. Другая заключается в том, что у нас отсутствует лодка. И то, что у меня нет абсолютно никаких навыков мореходства, – это третья...

– Хорошо, хорошо, – прошептал в ответ историк. – Дыханье Худа, дай мне спокойно подумать.

С кислым выражением лица Кульп откинулся на спинку стула. Вокруг шипящего масла светильников неуклюже танцевали ночные бабочки. Маг посмотрел вокруг: в зале не было ни одного жителя деревни, а внимание трактирщика было постоянно направлено в сторону дальнего стола – даже в тот момент, когда он обслуживал Антилопу.

Глядя на спину удаляющегося бармена, маг проворчал:

– Эта ночь таит в себе что-то странное – ты не находишь, Антилопа?

– Точно. – «А где все остальные?» – в свою очередь подумал историк.

Скрип стула привлек внимание друзей к одному из малазан, который, вероятно, занимал какой-то командный пост: на его накидке была видна диадема капрала. Несмотря на звание, по всей видимости, карьерный рост ему не грозил: на фоне выцветшей ткани накидки прямо под диадемой виднелось темное пятно, свидетельствующее о том, что он был некогда сержантом. Солдат поднялся со своего места и двинулся по направлению к сидящим спутникам.

Описывая его внешность, можно было отметить широкое и плоское лицо, которое свидетельствовало о том, что когда-то давно к его роду была примешана северная канисская кровь. Голова воина была абсолютно лысая, открывая всем на обозрение глубокие шрамы. Некоторые из них были покрыты корочками запекшейся крови. Взгляд человека застыл на Кульпе.

Маг заговорил первым:

– Следи за своим языком, капрал, иначе тебя и дальше ждет дорога назад.

Солдат сощурился.

– Назад?

– Конечно: сержант, затем капрал... Такими темпами ты скоро будешь хвастаться званием рядового. По крайней мере, я предупредил.

На военного, по всей видимости, эти слова не произвели никакого впечатления.

– Я не понимаю, почему вы так решили, – проворчал он.

– Только потому, что ты не знаешь, куда нужно смотреть. Возвращайся за свой стол, капрал, и позволь нам решать наши проблемы самостоятельно.

– Да вы же принадлежите к Армии Седьмых, – произнес он, давал понять, что вовсе не собирается возвращаться за свой стол. – Дезертиры!

Кульп с деланным удивлением поднял бровь.

– Капрал, ты только что столкнулся с целым боевым магом Седьмых. А сейчас быстро отверни свое лицо, а не то я моментально наколдую тебе жабры и чешую.

Глаза капрала скользнули по Антилопе, а затем вновь вернулись к Кульпу.

– Ты не прав, – вздохнул маг, догадавшись о ходе его рассуждений. – Это я – единственный боевой маг, а рядом – мой гость.

– Жабры и чешуя? Ха! – капрал оперся широко расставленными руками на крышку стола и наклонился к самому лицу Кульпа. – Как только я почувствую, что ты намереваешься открыть свой Путь, можешь сразу начинать шарить по своему горлу: там непременно будет торчать лезвие моего ножа. Так и знай! Ты находишься на моем охранном посту, фокусник, и дела, которые вы здесь решаете, – это мои дела. Поэтому я предлагаю вам объяснить цель своего прибытия, иначе скоро еще две пары отрезанных ушей появятся в качестве украшения на моем славном поясе, сэр!

Антилопа прочистил горло.

– Пока мы не зашли слишком далеко...

– Закрой свой рот! – взревел капрал, все еще глядя на Кульпа.

Внезапно издалека послышались крики; солдат отвлекся, и это несколько разрядило напряженную атмосферу.

– Истина! – громыхнул он. – Выгляни на улицу и доложи, что там стряслось.

Молодой каунский матрос вскочил на ноги, машинально проверил болтающийся на бедре новый короткий меч и бросился к двери.

– Мы прибыли сюда, – начал свое повествование Антилопа, – чтобы купить лодку...

Из-за окна вновь послышались ужасные проклятья, а за ними – бешеный топот ног по шатким деревянным ступеням харчевни. Новобранец, которого капрал назвал Истина, с побелевшим лицом ворвался обратно. Сначала из его безусого рта послышался поток морских каунских ругательств, которые закончились следующими словами:

– ... вооруженная толпа на улице, капрал, и они не намерены с нами разговаривать. Я видел, как они разделились, и около десятка двинулись в сторону нашей Рипаты.

Все остальные матросы вскочили со своих мест. Один из них обратился к капралу:

– Они подожгут ее, Геслер, и нам придется торчать на этом вонючем клочке берега.

– Надеть снаряжение! Оружие – наголо! – скомандовал Геслер. Он встал со своего места и, повернувшись к другому моряку, добавил: – К передней двери, Непоседа. Выясни, кто ведет эту группу людей, и вонзи ему между глаз свою стрелу.

– Мы должны спасти нашу лодку! – крикнул один из моряков в отчаянии.

Геслер кивнул.

– Так и сделаем, Веред.

Моряк по имени Непоседа занял позицию у двери, загнутый кверху атакующий арбалет каким-то необъяснимым образом очутился в его руках. Крики на улице становились все громче и ближе: толпа воодушевляла себя, намереваясь разрушить харчевню. Юноша по имени Истина встал в центре зала, потрясая над головой коротким мечом. Его лицо пылало от ярости.

– Успокойся, парень, – сказал ему Геслер и перевел взгляд на Кульпа. – Знаешь ли, вероятность того, что я отрежу тебе уши, значительно снизится, если ты откроешь свой Путь прямо сейчас.

– А вы, конечно, уже успели заработать в деревне врагов, – произнес Антилопа.

Мужчина улыбнулся.

– Это произошло некоторое время назад. Дело в том, что Рипата доверху заполнена провизией. Возможно мы и доставим вас в Хиссар, но сначала нам нужно выпутаться из этой передряги. Ты умеешь пользоваться арбалетом?

Историк вздохнул, а затем удрученно кивнул головой.

– Остерегайтесь стрел, которые могут пролететь сквозь стены, – крикнул Непоседа, выглядывая из дверного проема.

– Ты еще не засек их лидера?

– Уже давно, но он держится на слишком большом расстоянии.

– Мы больше не можем ждать – все к задней двери.

Трактирщик, склонившийся у маленького прилавка, стоящего рядом со стеной зала, выбежал вперед и упал на пол, опасаясь стрел, которые могли пробить брезентовые стены харчевни.

– Пришло время платить по счетам, мезла, – уже за несколько недель. Семьдесят два джаката...

– Именно во столько ты оцениваешь свою жизнь? – спросил его Геслер, показав жестом Истине присоединяться к остальным морякам, которые пробирались через брешь в задней стенке.

Глаза трактирщика расширились, а затем он быстро кивнул головой.

– Семьдесят два джаката, мезла!

– Около того, – кивнул головой капрал.

Внезапно прохладный влажный воздухе запахом мха наполнил комнату. Антилопа взглянул на Кульпа, который беззвучно покачал головой. Историк встал.

– В их войске имеется маг, капрал...

С улицы вновь донесся неистовый рев, который тряхнул, словно порыв ветра, переднюю стену харчевни. Деревянные опоры покосились, холстяные стены надулись как парус. Кульп издал предостерегающий крик, падая со стула и перекатываясь по полу. Дерево треснуло, ткань затрещала.

Непоседа бросился от передней стенки назад, врезавшись в толпу оставшихся внутри моряков. Пол под ногами покосился: задние опоры не выдержали и упали на землю. Столы и стулья перевернулись и стремительно покатились по доскам, за ними последовали люди. Вскрикнув, бармен оказался заваленным винными кувшинами.

Пролетев через узкую щель в стене, Антилопа упал в темноту и через мгновение приземлился на кучу сушеных морских водорослей. Ощутив следом за этим еще один удар, историк увидел боевого мага, который оказался сверху, придавив его грудь коленями и лбом. Антилопа громко застонал.

Харчевня все еще стояла, наклонившись назад под воздействием волны волшебства, а затем начала сползать вниз.

– Сделай же что-нибудь, Кульп! – прохрипел Антилопа. Вместо ответа маг поднял историка на ноги, обежал вокруг и сильно толкнул в спину.

– Бежать Только это сейчас нас сможет спасти.

Магическая сила, которая терзала харчевню в течение нескольких минут, внезапно исчезла. Балансируя на задней стенке, здание покачнулось и упало. Деревянные поперечные балки не выдержали; создалось такое впечатление, будто здание взорвалось изнутри: потолок обрушился вниз, заваливая пол огромным количеством песка и пыли.

Пробегающий мимо Непоседа остановился около Антилопы и произнес:

– Худ только что расплатился с трактирщиком по всем счетам, не так ли? – указав своим арбалетом вперед, морской волк произнес: – Я здесь нахожусь ради того, чтобы оказать тебе помощь. А капрал с остальными людьми отправился вон туда, пытаясь выяснить, что же произошло с нашей лодкой.

– А где Кульп? – резко спросил Антилопа. Все случилось так быстро, что он долго не мог понять, что же происходит. – Он же был рядом...

– Думаю, что ушел по следу в поисках заклинателя. Хотя это не обязательно – кто же может положиться на мага? Он был вполне способен просто сбежать куда глядят глаза. Худ его знает... Ты раньше не подмечал за ним подобных черт?

Они приблизились к прибрежной полосе. В тридцати шагах слева Геслер с моряками были готовы сцепиться с дюжиной местных жителей, которые перегородили вход на узкий портовый док. На некотором расстоянии, на якоре стояло невысокое глянцевое патрульное судно с одной мачтой. Справа от них узкая полоска прибрежного пляжа полого закруглялась к югу, направляясь к Хиссару, который был охвачен огнем. Антилопа в изумлении остановился, уставившись на багровое небо над городом.

– Соски Тогга! – присвистнул Непоседа, проследив за взглядом историка. – Да, Дриджхна пришел. Скорее всего, после этого мы не сможем доставить тебя в город, как ты думаешь?

– Неправда, – сказал Антилопа. – Мне нужно как можно скорее присоединиться к Колтайну. Лошадь – в стойле, зачем мне вообще сдалась эта чертова лодка?

– Бьюсь об заклад, местные жители сейчас раздирают ее по кускам. В этих местах люди разъезжают на верблюдах, а едят лошадей. Забудь о своей мысли, – он потянулся, но историк вскочил на ноги и побежал вдоль берега, все дальше удаляясь от мола и дерущихся людей.

Непоседа помедлил, а затем, проворчав ругательства, бросился вслед за Антилопой.

Сполох магии расколол небо над главной улицей в деревне, а вслед за ним раздался мученический крик.

«Кульп, – подумал Антилопа. – Победил или погиб». Он остановился на пляже, а затем побежал вдоль деревни, пока не решил, что находится прямо напротив конюшен. Здесь историк решил свернуть вглубь, пробираясь через заросли по линии прилива. Непоседа неотрывно следовал за историком.

– Я просто присмотрю за тобой на случай какой опасности, не возражаешь?

– Спасибо, – прошептал Антилопа.

– Но кто же ты на самом деле?

– Имперский историк. А ты, Непоседа? Человек нахмурился.

– Никто. Вообще никто.

Пробираясь между первым рядом хижин деревни, погруженной во тьму, они несколько замешкались. Внезапно в нескольких шагах от улицы в воздухе появились неясные очертания человеческой фигуры, а через несколько секунд перед ними предстал Кульп. Его капюшон был обожжен, а лицо опалено огненной вспышкой.

– Почему, во имя Худа, вы оба здесь? – громким шепотом спросил их Кульп, блестя глазами. – Вы знаете, что где-то поблизости рыскает верховный маг, и только Худу известно, что он здесь делает? Проблема заключается в том, что ему известно о моем присутствии, и это делает старину Кульпа очень неблагонадежным компаньоном. Я едва ускользнул из его хватки...

– Ужасный крик, который мы слышали, принадлежал тебе? – спросил Антилопа.

– Вы когда-нибудь ощущали на своей шкуре боевое заклинание, направленное в вашу сторону? Мои кости дребезжали так, что чуть не выпали их суставов, я едва дышал. Но зато сейчас жизнь во мне бьет ключом.

– Неужели все так и было? – спросил, улыбнувшись. Непоседа.

– Спасибо моей благословенной судьбе, – пробормотал Кульп.

В этот момент рассказ мага прервал Антилопа.

– Да, помощь небес сейчас нам просто необходима... Темнота сгустилась вокруг героев. Внезапно посреди полной тишины раздался огромной силы взрыв: сверкающий огненный шар расколол воздух, заставив троицу прижаться к земле и зажать уши руками. Вопль историка присоединился к страшным крикам его спутников, когда магия начала проникать в их плоть, сковывая ледяным холодом суставы и заставляя бешено вибрировать конечности. Как только боль достигла мозга, Антилопа вообще перестал что-либо соображать, а окружающий мир превратился в неясную мглу, которую он видел через кровавый туман. «Кажется, я опалил себе глаза», – мелькнула в его мозгу последняя слабая мысль. Ноги подкосились, и историк покатился по траве. Но ничего не помогало: магия продолжала его уничтожать, оставив силы всего лишь на несколько минут сопротивления.

Однако спустя пару секунд все закончилось. Антилопа без памяти лежал плашмя, прижавшись щекой к прохладной, пыльной земле; его тело медленно подергивалось, отходя от чрезмерного напряжения. Придя в себя через пятнадцать минут, он поймет, что вся его одежда промокла от собственной мочи и пота, что она издает ужасный запах.

Однако сейчас он смутно почувствовал, как чья-то сильная рука схватила его за ворот телабы и потянула на себя. У уха почувствовалось горячее дыхание мага, и он прошептал:

– Я упал навзничь. Довольно больно. Но сейчас нам нужно быстрее попасть на лодку – Геслер...

– Иди с Непоседой, – произнес Антилопа, еле дыша. – Я возьму лошадей.

– Ты сумасшедший?

Громко простонав, Антилопа с трудом поднялся на ноги. В костях отдавалась адская боль, он пошатнулся, а затем ответил:

– Я сказал, иди с Непоседой, черт бы тебя побрал!

Кульп уставился на скривившегося от боли историка, глаза его сузились.

– Точно, скачи в образе доси. Может быть, эта шутка и сработает...

Непоседа с побелевшим лицом нетерпеливо дернул мага за рукав.

– Геслер не станет нас ждать.

– Да, – произнес Кульп, кивнув последний раз в сторону историка и присоединившись к спешащему на берег моряку.

Тем временем Геслер с друзьями попали в весьма затруднительное положение. Вокруг дока лежало несколько растянувшихся на усеянном следами песке неподвижных людей – первая дюжина местных жителей и пара каунских матросов. Геслер, окруженный по бокам Истиной и другим верным напарником, Вередом, пытался закрепиться у залива под натиском толпы вновь прибывших крестьян. Среди них были мужчины и женщины, которые бежали в атаку с невыразимым бешенством в глазах, потрясая над головой гарпунами, киянками, тесаками, а некоторые и просто голыми кулаками. Двое раненых матросов, забравшихся кое-как на палубу «Рипаты», тщетно пытались отчалить от береговой линии.

Непоседа подошел к толпе на расстояние в дюжину шагов, достал свой арбалет, присел и в течение одной минуты послал около десятка стрел. Кто-то пронзительно закричал. Перебросив грозное оружие через плечо, матрос вытащил короткий меч и кинжал для потрошения рыбы.

– Есть что-нибудь подобное, маг? – спросил он и, не дожидаясь ответа, бросился вперед, ворвавшись в толпу с фланга. Деревенские жители заколебались: они не ожидали такой яростной поддержки со стороны. В мгновение ока Непоседа распорол брюхо двоим ближайшим бородатым мужикам.

Геслер тем временем остался на доке совсем один, так как Истина бросился к упавшему товарищу и потащил его в сторону лодки. В этот момент один из раненых матросов на палубе совсем перестал двигаться.

Кульп задумался: любое заклинание, произнесенное им сейчас, немедленно привлечет сюда верховного мага. С другой стороны, Кульп осознавал, что следующей атаки крестьян им просто не перенести, Геслер уже просто выбивался из сил. После недавней атаки волшебства суставы изнутри сочились кровью, и маг едва мог стоять на ногах. «К утру, – подумал Кульп, – я уже не смогу двигаться. Если, конечно, доживу до утра, – криво усмехнулся он. – Хотя это не мешает мне припомнить несколько излюбленных приемчиков. Хм, пожалуй».

Маг поднял вверх руку и издал медленный, протяжный вой. Внезапно перед ним возникла огромная стена огня, которая медленно развернулась, поднялась до небес и двинулась в сторону ошалевшей толпы крестьян. Увидев такое чудо, они моментально побросали свое оружие и бросились наутек. Кульп не отставал: стена принялась преследовать их по пятам. Достигнув прибрежного дерна, она пропала так же неожиданно, как и появилась.

Непоседа присвистнул:

– Если ты смог сделать такую штуку...

– Ерунда, – ответил маг, подойдя вплотную к моряку.

– Но огненная стена...

– Я сказал, ерунда! Это забытая Худом иллюзия, которую способен сотворить любой мало-мальски знакомый с искусством колдовства мой коллега. А сейчас давай двигать отсюда.

Веред упал, когда они отплыли от берега всего лишь на двадцать шагов. В его груди появилась огромная дыра, проделанная острием метко брошенного гарпуна. На гладкой палубе начала быстро растекаться огромная лужа темной крови. Нисколько не заботясь о том, что подумают остальные, Геслер бесцеремонного пнул тело мертвого моряка, которое тяжело перевалилось через борт, словно мешок с песком. Оглядевшись, маг понял, что на ногах, кроме него и капрала, оставались только Истина и Непоседа. Другой матрос лежал в самом конце деревянной палубы, из разорванной артерии на левом бедре хлестал фонтан крови. Всем стало понятно, что этот человек встретится с воротами Худа через несколько минут.

– Всем сохранять спокойствие, – прошептал Кульп. – Огней не зажигать – верховный маг сейчас рыщет по берегу.

Все задержали дыхание, когда безжалостная рука капрала схватила за шею громко стонущего умирающего матроса; спустя пару секунд тот беззвучно испустил дух.

Подняв небольшой штормовой парус, «Рипата» медленно заскользила по поверхности воды, постепенно удаляясь от мелководья залива; острый киль разрезал воду с легким плеском.

Однако все эти звуки все равно создавали слишком много шума, и Кульп об этом точно знал. Он осторожно открыл свой Путь, пытаясь распределить звуки только в ограниченном направлении пространства: полную тишину здесь, а скрип деревянных снастей совсем в другом месте. Волшебство тонкой струйкой выходило на поверхность, настолько медленно, чтобы не привлекать внимание верховного мага.

Внезапно в шестидесяти шагах слева по борту яркая вспышка магии осветила небосклон: старания Кульпа не прошли напрасно, и охотник на берегу, поддавшись его шутке, промазал. Мгла поглотила волшебный свет.

Ночь вновь погрузилась в тишину. Геслер с остальными моряками смотрели со священным трепетом на то действо, которое прямо перед глазами вытворял Кульп. Их взгляды не отрывались от мага; в них светилась надежда и едва уловимый страх. Только лишь Истина с каменным лицом стоял у румпеля, не обращая никакого внимания на происходящие вокруг события, и благодаря его стараниям, подгоняемая мягким бризом, лодка все дальше и дальше отходила от берега.

Казалось, они едва ползли по воде. Со лба Кульпа падали крупные капли пота: он изо всех сил пытался отвести от себя волны верховного мага, сканирующие пространство над морем. Да, он абсолютно четко ощущал их корабль, и только теперь Кульп догадался, что его противником была женщина, а не мужчина.

Далекой точкой в южном направлении показалась гавань Хиссара, охваченная темным огнем. Ни один из моряков не высказал предложения отправиться туда и помочь своим товарищам. Кульп осознал это так же четко, как и все остальные: сейчас им уже никто не мог помочь. В Семи Городах поднялось восстание.

«Ну что ж, – подумал маг. – Мы в море. Интересно, безопасна ли та гавань слева от нас? Геслер сказал, что лодка была заполнена провизией под завязку, но хватит ли запасов до Арена, ведь придется пробираться через вражеские воды, подобно этим...»Лучшим выходом казался Фалар, но он располагался на расстоянии более чем шесть сотен лиг к югу от Досин Пали.

Внезапно его осенила другая мысль, когда сканирующие волны верховного мага сначала ослабли, а затем пропали. «Гебориец Прикосновение Света – бедный калека, который стремится к назначенному запланированному месту. Да, он пересекает пустыню и идет к безжизненному побережью и если не мы...»

– Можете дышать спокойно, – произнес маг. – Она закончила свое преследование.

– Мы уже вне досягаемости? – спросил Истина.

– Нет, просто она потеряла к нам всякий интерес. Я думаю, у этой женщины имеются более серьезные проблемы, которые требуют решения, парень... Капрал Геслер!

– Да?

– Нам нужно пересечь залив и приблизиться к Отатаралскому побережью.

– Во имя Худа, что мы там забыли?

– Извини, но сейчас я принимаю на себя командование кораблем. Делай, как сказано.

– А что, если мы просто перебросим тебя через борт, а? – тихо поинтересовался Геслер. – Вокруг водятся дхенраби, которые в поисках еды уже облазили все Сахулские отмели. Ты будешь лакомым кусочком...

Кульп вздохнул.

– Нам нужно подобрать верховного священника Фенира, капрал. Скорми меня дхенраби, и никто не пожалеет об этой потере. Однако ярость верховного священника и его бога с ужасным характером могут ненароком накликать на вас беду. Вы готовы к подобному риску?

Капрал откинулся назад и громыхнул смехом. Истина и Непоседа тоже оскалились.

– Вы находите это забавным?

Непоседа перегнулся через планшир и сплюнул в море. Вытерев рот тыльной стороной руки, он произнес:

– Кажется, Фенир уже положил взгляд в нашем направлении, маг. Мы представляем собой команду Вепря расформированной Первой армии. Это было до того, как Лейсин разрушила культ. А сейчас – мы просто моряки, принадлежащие к мизерной Прибрежной гвардии.

– Преследование Фенира нас совсем не остановит, – произнес Геслер. – Это даже не помешает набору в культ воинов-новобранцев, – добавил он, кивнув в сторону Истины. – Поэтому тебе нужно просто указать нам путь – ты сказал, побережье Отатарала? Возьми курс на запад, парень, и подними парус на полную высоту, подготовив спинакер к хорошему утреннему бризу.

Услышав эти слова, Кульп устало присел на палубу.

– Кому-то еще нужно постирать свои штаны? – спросил он.

Завернувшись в телабу, Антилопа выехал из деревни. На обочине прибрежной дороги он увидел смутные очертания человеческих фигур, освещаемых слабым светом луны. Прохладный пустынный ветерок нес с собой остатки песчаной бури, затрудняя дыхание и вызывая першение в горле. Дойдя до перекрестка, историк потянул поводья и остановился. К югу прибрежная дорога спускалась к Хиссару, а на восток начинался торговый тракт, который в четверти лиги от перекрестка перегородил армейский лагерь.

То, что в этом временном поселении не было строгого порядка, стало заметно с первого взгляда. Тысячи поставленных вкривь и вкось палаток занимали огромное пространство вокруг большого центрального загона, который, несмотря на множество факелов, был практически не виден из-за клубов пыли. Откуда-то сбоку доносился тихий монотонный племенной распев. Вдоль дороги на расстоянии не более пятидесяти шагов от Антилопы в нечеловеческих мучениях умирал отряд малазанских солдат. Эта пытка здесь называлась «Скользящая кровать», представляющая собой четыре высоких вертикальных шеста. Жертв зажали поверх зазубренных вершин, поддерживая их за плечи и руки. В зависимости от массы и силы воли, позволяющей ему не демонстрировать свои ужасные страдания, человек медленно скользил по направлению к земле, и это могло продолжаться часами. С благословения Худа утреннее солнце значительно ускоряло приближение кончины для тех несчастных, которым судьба уготовила пережить последнюю страшную ночь. Историк почувствовал, как его сердце забилось в холодной ярости.

Он не мог им помочь, и Антилопа это очень четко понимал. Порой его посещало удивление, как можно было самому до сих пор оставаться живым в самой гуще врага, охваченного подобной страстью крови. Но время возмездия настанет. «Если позволят боги», – заключил для себя историк.

Над Хиссаром до сих пор были видны многочисленные сполохи магических взрывов, однако вследствие значительного расстояния до города звуков битвы было не слышно. Был ли Колтайн до сих пор жив? А Булт, Седьмые? Неужели Сормо не предсказал грядущий террор?

Историк пришпорил коня и двинулся вниз по прибрежной дороге. Появление здесь армии изменников было большим шоком. Они появились словно из ниоткуда; несмотря на весь хаос поселения, командиры жаждали крови и были вполне способны выполнить свои планы. Да, мятеж был тщательно продуман. «Кульп говорил о верховном маге... Но кто же еще здесь мог находиться? – размышлял Антилопа. – Ша'ика потратила годы, чтобы создать и вырастить свою армию Апокалипсиса, а потом разослать агентов – и ради чего? Ради одной сегодняшней ночи? Да, Ша'ика точно знала, что этот день придет. Лейсин насадила голову Пормквала на длинный шест еще много лет назад, в то время как грамотный верховный кулак мог вполне это предотвратить».

– Доси ким'арал!

Три фигуры, одетые в мантии, появились со стороны затопленной водой обочины прибрежной дороги.

– Это ночь триумфа! – ответил Антилопа, не останавливаясь и направляя коня в сторону,

– Подожди, доси! Апокалипсис ожидает тебя в свои объятья! – произнес один из людей и показал жестом на палаточное поселение.

– У меня есть родственник в хиссарской гавани, – ответил историк. – И я спешу туда, чтобы принять участие в праздновании освобождения, – Антилопа резко дернул поводья и развернулся в сторону темных фигур. – Пока Седьмые не отобьют свой город назад – ведь именно эти новости вы хотели мне сообщить, не так ли? Солдат рассмеялся.

– Они же разбиты наголо. Убиты в своих же кроватях, доси! Да, наконец-то Хиссар очищен от проклятых мезла!

– В таком случае мне пора! – произнес Антилопа и пришпорил коня. Затаив дыхание, он прислушался, однако сзади было все спокойно, его никто не окликнул. «Седьмые ушли? – подумал он. – Неужели Колтайна этой ночью тоже постигла участь "Скользящей кровати"»? В это было очень трудно поверить, вместе с тем при неблагоприятном стечении обстоятельств подобный исход мог вполне иметь место. Очевидно, что атака была произведена внезапно, да еще не следует забывать о поддержке магов... Даже нам с Кульпом досталось – о мои бедные ноги, – что же говорить об остальных. Как, интересно, чувствует себя Сормо? Несмотря на множество жизней внутри его души, этот мальчик навряд ли смог сдержать такое мощное нападение; максимум, на что он был способен, – так это расквасить нос паре-тройке магов неприятеля. Да, ожидать от него большего было бы просто бессмысленно. Что ж, цена Хиссара очень высока, и наверняка Седьмые дрались очень отважно».

Размышляя таким образом, Антилопа абсолютно не задумывался о собственной судьбе. Имперский историк должен был быть в самой гуще событий, а то, что ему удалось попасть в центр вражеской территории, было таким редким и удачным шансом, что упускать его было бы просто кощунственно. «Не думай о риске!» Антилопа решил, что соберет всю возможную информацию о противнике, а затем, по возвращении к своим, использует ее для неотвратимого возмездия. «Другими словами, я превратился в шпиона, – подумал историк. – Такова наша реальность». Воспоминаний о картине малазанских солдат, умирающих в страшных муках на обочине торгового тракта, было достаточно, чтобы забыть о беспристрастности, свойственной его профессии.

Внезапно в полумиле позади него яркая вспышка волшебства осветила небо над рыбачьей деревенькой. Антилопа помедлил, а затем двинулся дальше. Итак, Кульп выжил, а это значило, что все в порядке было и с Прибрежной гвардией, и с ветеранами. Маг сталкивался и раньше лицом к лицу с волшебством огромной мощи, поэтому опыта ему было не занимать: силу, которую он был не в силах победить, хитрый маг всегда старался обойти. Дни солдатской службы Антилопы давно минули прочь, поэтому он решил покинуть союзников, дабы не создавать им дополнительных помех своей медлительностью.

Но что сейчас мог делать Кульп? Если среди Седьмых оставалась хоть пара выживших людей, маг, наверняка, в данный момент находится с ними. А какова же тогда судьба Геборийца? «Что ж, для этого безрукого калеки я сделал все, что мог, – храни тебя Фенир, старик!»

На дороге не было ни одного беженца. Окружающая картина выглядела так, будто фанатичный призыв к оружию наконец-то закончился – солдатами Дриджхны провозгласили себя все: старухи, жены рыбаков, дети и благочестивые почтенные старцы. Тем не менее Антилопа ожидал увидеть по ходу своего пути хотя бы одного малазанина или свидетельства их попыток выбраться из окружения. К величайшему разочарованию историка, дорога так и оставалась без единой души; под скупым серебряным лунным светом она порой становилась похожей на огромный призрак.

На фоне горящего вдалеке Хиссара появилась небольшая, шириной несколько метров, стая пустынных ночных бабочек, которые кружили и взмахивали крыльями, подобно хлопьям золы, перед грудью сидящего в седле историка. Они были падальщицами и двигались в том же направлении, что и Антилопа, – к Хиссару.

Через несколько минут весь окружающий воздух наполнился шуршаньем жестких черных крыльев этих насекомых, они были везде – спереди и сзади, справа и слева. Историк поборол ледяной комок страха, который принялся подниматься к самому горлу. «Предвестники и свидетели смерти в природе очень многочисленны и разнообразны». Он нахмурился, попытавшись вспомнить, кому принадлежат данные слова. «Наверное, одной из бесчисленных погребальных песен Худа, которую пели священники во время Сезона Абсурда в Унте».

Прямо по курсу в виде неясных очертаний появились первые городские трущобы – жалкое сборище полуразрушенных лачуг и хибарок, прильнувших в отмели над берегом. Воздух наполнил дым, пахнущий жженым крашеным деревом и горелой одеждой – зловоние разрушенного города, зловоние злобы и слепой ненависти. О, как это было знакомо Антилопе; нахлынувшие воспоминания наконец-то заставили его признать свою старость.

Внезапно перед самой мордой лошади дорогу перебежали два ребенка, нырнув в узкий проход между двумя лачугами. Один из них засмеялся – этот смех, который историк в последнее время стал слышать все чаще, граничил с безумием. После опасного места кожа Антилопы покрылась мурашками. Непрестанный страх начал уже просто бесить, и историк в сердцах крикнул самому себе:

– Ну чего здесь бояться? Детей? Да, старик, это место тебе чуждо.

Небо над проливом слева от путешественника начало светлеть. Тучи пустынных бабочек продолжали свое движение к городу, постепенно пропадая в клубах черного дыма. Антилопа потянул поводья и остановился. В этом месте прибрежная дорога раздваивалась: главный тракт вел к основному входу в город, а отклонявшаяся от него небольшая тропинка – вокруг Хиссара к казармам малазанской армии. Историк пристально осмотрелся вокруг и задумался. В полумиле от перекрестка над казармами поднимались черные столбы дыма, которые подхватывал пустынный ветер и сносил по направлению к морю.

«Зарезаны в кроватях?» – вспомнил Антилопа недавний разговор. Возможность подобного развития событий внезапно представилась ему вполне реальной, и он направил лошадь по пути к казармам. Слева от Антилопы поднимающееся солнце начало отбрасывать тени на горевший Хиссар.

Фундаменты большинства зданий покосились, глинобитные стены обрушились – их остатки блестели под лучами восходящего светила. Дым окутал практически все районы города непроглядной мглой, которая вызывала резь в глазах. До сих пор там и здесь периодически слышались слабые человеческие крики. Стало абсолютно понятно, что неистовая ярость солдат обрушилась на мирных жителей, которые за чью-то свободу заплатили своими собственными жизнями.

Антилопа добрался до истоптанного участка земли, где раньше стоял торговый лагерь, в котором они вместе с Сормо стали свидетелями страшного предсказания. Лагерь был покинут в суматохе, возможно, всего лишь час назад, а сейчас в груде мусора копалось только несколько тощих ободранных псов.

Напротив этого места и по другую сторону от Фаладханской дороги возвышались укрепленные стены большого малазанского сооружения. Антилопа потянул поводья, перейдя на шаг, а затем вообще остановился. Выбеленные каменные стены, покрытые в нескольких местах пятнами копоти, высились, как и раньше. Однако в четырех различных местах под разрушающей силой волшебства они не выдержали и образовали бреши, достаточные для того, чтобы пропустить через себя небольшой строй людей. В этих проходах виднелось множество мертвых людей, которые растянулись поверх огромного количества битого камня. Никто не удосужился подобрать их оружие, которое в огромных количествах лежало вокруг, варьируя от древних пик до мясницких топоров.

Седьмые сражались мужественно, встречая атакующее войско в каждой из четырех брешей; они не стали скрываться перед опасностью огромной силы магии и уничтожили несчетное количество врагов. Да, никто не застал их спящими в кроватях; эта уверенность крепла в душе Антилопы с каждым мгновением.

Он опустил взгляд вниз, на дорогу, где ореховые деревья окаймляли с каждой стороны мостовую из брусчатки. Там было видно множество лошадей, которые располагались недалеко от внутренних ворот сооружения. Пара коней лежала среди кучи из дюжины тел жителей Хиссара, но вокруг не было ни одного улана. Либо они были столь удачливы, что не потеряли ни одного человека во время атаки, либо у них осталось время для того, чтобы забрать убитых и раненых товарищей. В таком случае здесь чувствовалась мощная организаторская рука. «Колтайн? – подумал Антилопа. – А может быть, Булт?»

На всем протяжении дороги историк не увидел ни одного живого человека. Спешившись, он медленно приблизился к одной из брешей и проник внутрь. Перебравшись через нагромождение камней, он осмотрел булыжники в поисках следов крови. Но большинство людей было убито щетинистыми стрелами, а некоторые из них оказались просто утыканы ими. Размеры стрел были небольшими, зато действие – абсолютно смертельным. Яростная, но дезорганизованная толпа жителей Хиссара с плохим вооружением не могла ничего противопоставить такому плотному огню. За краем груды разрушенных камней Антилопа не увидел ни одного мертвого тела.

Место для тренировки личного состава оказалось также пустым. Огромные бастионы были возведены здесь, вероятно, с целью вести обратный перекрестный огонь в направлении тех, кто прорвался через бреши, однако, судя по абсолютной чистоте этих укреплений, данный план не сработал.

Антилопа спустился с края лежащей на полу разрушенной стены. Малазанский штаб и казармы были, конечно, сожжены. Теперь историк уже начал сомневаться: а что, если Седьмые это сделали самостоятельно? «Принимая во внимание то, что Колтайн никогда не собирался отсиживаться за стенами. Седьмые и виканы, вероятнее всего, выступили единым войском. Интересно, куда же они отправились?»

Историк вернулся к ожидающей его лошади. Взобравшись в седло, он увидел, что тяжелого дыма над кварталом малазанских поместий стало значительно больше. Рассвет принес с собой атмосферу какого-то странного спокойствия. Видя подобную безжизненность города, Антилопа оценил всю нереальность данной картины: складывалось впечатление, что лежащие на улицах мертвые тела были не чем иным, как огромными пугалами, оставшимися после празднования фестиваля урожая. А ночные бабочки, естественно, уже отыскали свою добычу: они покрыли мертвые тела сплошным ковром, медленно подергивая большими крыльями.

По приближению к кварталу малазанских поместий до ушей историка начали периодически доноситься слабые человеческие крики, лай собак и рев мулов. Через некоторое время послышался шум пожара, а спустя еще несколько минут он почувствовал волны горячего воздуха, распространявшиеся от эпицентра огня.

На расстоянии пятидесяти шагов от поместий историк впервые обнаружил сцену массовой резни. Хиссарские мятежники четвертовали малазан с неожиданной свирепостью, возможно, в то же самое время, когда другая группа атаковала Седьмых за стенами укрепленного сооружения. Личная охранная гвардия купцов и благородных домов принялась было защищать своих хозяев, однако вследствие своей малочисленности и несогласованности действий они были быстро и жестоко разбиты. Свирепая толпа хлынула в богатый район, врываясь в дома через задние двери и вытягивая на широкие улицы ничего не понимающие малазанские семьи.

Лошадь Антилопы с трудом находила на земле свободное место для того, чтобы не наступить на трупы; историк понял, до какой степени окружающие люди сошли с ума. Мужчины были выпотрошены, как рыбы, их внутренности вынуты наружу и использованы в качестве удавки для лежащих рядом женщин – жен и матерей, которые оказались предварительно изнасилованными. Антилопа видел детей с размозженными черепами, а также младенцев, нанизанных на железные вертела тапу. Вместе с тем множество молодых дочерей захватчики забрали с собой, углубившись внутрь района, и если не произойдет никакого чуда, то их судьбы окажутся еще более ужасными, чем те, которыми боги наградили их старших родственников.

Чем больше Антилопа смотрел на этот кошмар, тем сильнее в нем росло онемение. Ужасные страдания, которые потрясли город, казалось, пропитали неподвижный воздух, и историк ощутил, что через некоторое время рассудок начнет покидать его самого. Чтобы не допустить такого развития событий, он решил спрятать сострадание в самые дальние уголки своей души. Он принялся наблюдать хладнокровно, абсолютно не включая чувственный компонент сознания. Антилопа знал, что позднее все это возвратится к нему в виде ночных кошмаров и трясущихся рук, но сейчас он обязан быть крайне собранным.

Ожидая увидеть еще более страшные сцены, историк направил лошадь в сторону первой площади этого района. Но то, что открыл ось там его взору, не мог представить никто. Мятежники Хиссара на этой площади попали в засаду и были начисто разбиты. Использованные стрелы были предусмотрительно извлечены из убитых повстанцев, однако кое-где остались обломанные древки. Виканы. Да, это стало последней деталью мозаики событий прошедшей ночи.

Здание казарм находилось некоторое время под осадой. Кто бы ни командовал Хиссаром, он пытался предотвратить возможность Колтайна и его армии выйти за пределы города, и, судя по мощи сконцентрированного здесь волшебства, намеревался уничтожить малазанскую армию. Да, эта затея неизвестному предводителю не удалась. Викане предприняли мощную вылазку, прорвали оцепление, а затем моментально бросились к укрепленной территории малазанского штаба, где, по их точным сведениям, повстанцами уже начался запланированный штурм. Немного опоздав для того, чтобы предотвратить первую атаку ворот района, они решили изменить свой путь, обойдя кровожадную толпу с другой стороны, и устроить засаду на площади. Хиссарцы, ослепленные жаждой крови, бросились вперед на открытое пространство, абсолютно не заботясь о собственной защите.

Викане убили их всех, без остатка. Они знали, что другого войска здесь не было, поэтому спокойно забрали собственные стрелы. Месть была абсолютной, ни один из жителей Хиссара на этой площади так и не скрылся от возмездия.

Антилопа обернулся, услышав звук приближающихся шагов. Со стороны ворот двигалась небольшая группа бунтовщиков. Они были хорошо вооружены: в руках – длинные пики, на бедрах – длинные кривые сабли. Под красными телабанами, одетыми сверху, блестела железная кольчуга, а на голове возвышались островерхие шлемы городской гвардии.

– Какая ужасная бойня! – запричитал Антилопа, подражая акценту доси. – Это должно быть отомщено!

Сержант, ведущий взвод, сухо посмотрел на историка.

– На твоей одежде много пустынной пыли, – произнес он.

– Да, я прибыл с севера из войска верховного мага к племяннику, который живет в районе гавани. Я ищу, чтобы присоединиться к нему...

– Если он еще жив, старик, то ты обнаружишь его в войске Рело.

– Мы выбили проклятых мезла из города, – проговорил другой солдат. – Им нет числа, и большинство из них смертельно ранены. А если еще учесть десять тысяч беженцев...

– Замолчи. Гебурах! – огрызнулся сержант. Сузив глаза на Антилопе, он произнес:

– Мы сейчас направляемся в сторону Рело. Поехали с нами – каждый хиссари станет святым, если присоединится к финальной резне мезла.

«Это призывники, – решил историк. – Неудивительно, что рядом никого нет. Большинство из них попало в священную армию против своего желания». Наконец Антилопа кивнул головой.

– Хорошо, я поеду. Видите ли, я дал клятву защитить своего племянника...

– Клятва наказать мезла гораздо важнее, – проворчал сержант. – Дриджхна нуждается в твоей душе, доси. Апокалипсис пришел – все армии собираются здесь по священному зову...

– Прошлой ночью я принял участие в кровопролитии Прибрежной гвардии мезла, и я уже отдал свою душу там, – ответил Антилопа, чей тон был похож на какое-то предупреждение молодому сержанту. – Уважай старших, парень.

Мужчина ответил историку понимающим поклоном.

Взявшись за поводья, историк направил лошадь вслед за отрядом, который двинулся в сторону богатого квартала. Как объяснил сержант, районом сосредоточения армии Камиста Рело стала равнина к юго-западу от города. Три племени Одан до сих пор поддерживали контакт с ненавистными мезла и порой разоряли караваны беженцев, а также убивали немногих сопровождающих солдат. Мезла пытались добраться до Сиалка – другого прибрежного города, расположенного в двадцати лигах от Хиссара. Чего эти глупцы не знали, по словам сержанта с темной ухмылкой, так это того, что Сиалк также пал под напором Священной армии, и сейчас тысячи благородных семей мезла вышли на Северную дорогу, пытаясь спастись от участи жителей Хиссара. Скоро у предводителя мезла число людей, которых он поклялся охранять, практически удвоится.

Камист Рело решил окружить врага, чьи силы были в семь раз меньше, и закончить это массовое убийство. Времени для запланированного плана отводилось не более трех дней.

Антилопа с видимым уважением покачал головой на такой хитрый план, однако мозг его заработал, как паровой двигатель. Камист Рело был верховным магом. Кто-то говорил, что он был убит в пустыне Рараку еще десять лет назад при столкновении с Ша'икой, которая готовила Апокалипсис. Однако на самом деле, вместо того чтобы убить своего соперника, она заручилась его поддержкой. Соперничество, вражда и личные стычки сыграли Ша'ике на руку: через них она показала малазанам, что им нужна совсем другая власть. «Все это ерунда. Просто-напросто нас обманули, и сейчас пришло время платить по счетам».

– Армия мезла подобна огромному зверю, – сказал сержант, когда они приблизились к краю города. – Она ранена бесчисленным количеством стрел, ее тело истекает кровью. Зверь ковыляет вперед, ослепленный болью, а через три дня доси, он замертво упадет.

Историк задумчиво кивнул головой, вспоминая сезонную охоту на кабанов в лесах к северу от Квон Тали. Бывалые охотники рассказывали, что чаще всего в подобных развлечениях люди гибли как раз в тот момент, когда животное оказывалось смертельно ранено. Да, последний смертельный бросок вперед, наперекор охотникам и Худу, который практически схватил зверя в свои объятья. Животное видело свою победу только мгновение, а затем замертво падало на землю. Антилопа услышал в словах бунтовщиков излишнюю самонадеянность: зверь, конечно, истекал кровью, однако до смерти было еще ой как далеко.

Когда их небольшая группа вышла из Хиссара и двинулась на юг, солнце уже поднялось высоко над головой.

Каменный пол этого этажа башни имел в центре причудливое углубление, что придавало ему вид огромного котла. Комната повсеместно была покрыта толстым слоем пыли: вероятно, здесь очень давно не ступала нога человека. На расстоянии трети лиги в высоту толстые кирпичные стены растрескались, как стекло, а длинные широкие щели со сводчатого потолка спускались практически до самого основания. В центре комнаты на боку лежала большая рыбачья лодка, а одинокий парус, прикрепленный к мачте, свисал вниз подобно грязной старой тряпке. Благодаря горячему сухому воздуху деревянные крепления рассохлись, и лодка под тяжестью собственного веса перекосилась спереди назад.

– Это не сюрприз, – произнес Маппо, взглянув на подобную картину с порога.

Губы Икариума скривились в усмешке, затем он вышел из-за спины Трелла и приблизился к борту.

– Около пяти лет, не более – я еще ощущаю слабый запах соли. Ты можешь определить вид этой конструкции?

– Я проклинаю себя за то, что в свое время не проявлял интереса к подобным вещам, – вздохнул Маппо. – На самом деле я должен был предусмотреть возможность подобного события. О чем думала моя пустая башка!

– Я полагаю, – произнес Икариум, положив руку на киль лодки, – это именно та вещь, ради которой Искарал Пуст отправил нас в путешествие по замку,

– А я думал, что мы ищем метлу, – пробормотал Трелл.

– Не сомневаюсь, что его метла обязательно найдется где-то неподалеку. Да, она была причиной нашего путешествия, но скрытая цель оказалась совсем иной.

Глаза Маппо подозрительно сузились, рассматривая своего друга, затем показались клыки в знак одобрительной улыбки.

– Так всегда бывает, не правда ли? – он проследовал за Ягу-том по неровному каменному полу, широко раздувая ноздри. – Я не чувствую никакой соли.

– Возможно, мои ощущения оказались несколько преувеличенными.

– Я согласен: совсем не похоже на то, что этот борт пролежал здесь долгие века. Что полезного для себя мы можем почерпнуть из данного факта, Икариум? Рыболовная лодка найдена в комнате, выбитой глубоко в скале за тридцать лиг до любого источника воды, превышающего по размерам ручей. Да, верховный священник решил посвятить нас в какую-то тайну.

– В самом деле.

– Ты так и не определил вид этой конструкции?

– Увы, я в той же мере игнорировал все темы, связанные с водой, что и ты, Маппо. Боюсь, мы не оправдали надежд, возложенных на нас Искаралом Пустом.

Трелл что-то проворчал, а Икариум принялся придирчиво осматривать корпус лодки изнутри.

– Здесь имеются сети, причем сплетенные весьма искусно. А еще я вижу нечто, что когда-то могло быть рыбой... Ах! – Ягут потянулся вперед, и из лодки послышался какой-то грохот. Выпрямившись, он посмотрел в лицо Треллу и достал из-за спины метлу верховного священника.

– Ну и что, мы теперь будем подметать этот этаж?

– Думаю, нам лучше вернуть вещицу ее полноправному владельцу.

– Лодку или метлу?

Икариум в удивлении поднял бровь.

– Это интересный вопрос, мой друг.

Маппо нахмурился, а затем пожал плечами. Если в его вопросе и содержалась какая-то мудрая мысль, то она появилась там случайно. Он был разочарован. Слишком долго под землей, слишком долго без активного действия, и все по прихоти какого-то сумасшедшего... Как бы он ни пытался себя заставить, мозги Трелла отказывались здесь видеть хоть какую-нибудь тайну; все, что они делали, казалось Маппо какой-то бессмыслицей. Помолчав, он глубоко вздохнул.

– На это судно и его владельца упала тень, захватила с собой и кинула сюда. Неужели лодка принадлежала самому Пусту? Мне с трудом верится, что в его жилах течет хоть грамм рыбацкой крови: из уст старика я ни разу не слышал, ни портового ругательства, ни соленых метафор, ни острой шутки.

– Итак, эта лодка не принадлежала Искаралу Пусту.

– Да, уходим...

– Подожди, но еще имеются мул и слуга.

Маппо кивнул головой. Потерев щетинистый подбородок, он произнес:

– Класс! Представляю: мул, который сидит в лодке и тянет сеть, наполненную косяком рыбы... Да, подобная шутка богов достойна того, чтобы ее рассказывать следующим поколениям.

– Да, но какой толк от всего этого без озера или пруда, – произнес абсолютно серьезно Икариум. – Нет, думаю, что мул не подходит. Этот бот принадлежит слуге. Вспомни, какие у него способности в скалолазании...

– Я помню только этот ужасный суп.

– Это же была прачечная, Маппо.

– Да. Ну что ж, Икариум, я согласен с тобой. Слуга когда-то курсировал на этой лодке по морям-океанам.

– В таком случае, мы пришли к общему знаменателю.

– Да, для этого бедного человека жизнь в миру оказалась слишком сложным занятием.

Икариум кивнул, затем взял в руки метлу и поднял ее, как флаг.

– Теперь у нас имеются новые вопросы к Искаралу Пусту. Пора возвращаться обратно, Маппо.

Тремя часами позже двое утомленных мужчин обнаружили верховного священника Тени сидящим за столом в библиотеке. Искарал Пуст склонился над Раскладом Дракона.

– Вы опоздали, – протрещал он, не поднимая глаз. – Расклад уже наполнился яростной энергией. Окружающий мир пришел в движение, и ваша любовь к невежеству теперь перестала быть в цене. Прислушайтесь к моим словам, путешественники, или вам будет суждено остаться затерянными в этих песках...

Фыркнув от отвращения, Маппо широкими шагами подошел к полке и снял большой кувшин с вином. Было заметно, что даже Икариум оторопел от подобных известий верховного священника, так как он бросил с грохотом метлу о пол и, резко дернув стул, сел напротив Искарала Пуста: возбужденное настроение Ягута вовсе не располагало к спокойной полуденной беседе. Маппо наполнил две чаши вином и возвратился к столу.

Верховный священник поднял обеими руками Расклад, закрыл глаза и шумно вздохнул, беззвучно вознеся молитву Повелителю Теней. Затем он принялся раскладывать деревянные карты, предварительно бросив одну из них в центр.

– Обелиск! – вскричал Искарал, нервно заерзав в своем кресле. – Я так и знал! Прошлое демонстрирует будущее – здесь и там, сейчас и тогда...

– Дыханье Худа! – выдохнул Маппо.

Вторая карта легла, перекрыв своим верхним левым краем нижний правый уголок обелиска.

– Веревка – Убийца Аркана Теней – ха! – Вслед за ней одна за другой быстро последовали и остальные карты. Искарал Пуст объявлял их так громко и важно, будто находящиеся вокруг люди были слепы или, по крайней мере, абсолютно невежественны. – Вот и Опонн, один из честных близнецов, встреча с которым толкает людей на преступления. Это плохая удача, да, это ужасное несчастье, просчет, нелепое стечение обстоятельств... Скипетр... Трон... Дама из Аркана Жизни... Пряха из Аркана Смерти... Воин из Аркана Света... Рыцарь Жизни, Каменщик Тьмы... – за ними последовала дюжина других карт, а затем верховный священник откинулся на спину и сузил глаза до маленьких щелок, что придало его выражению лица ухмыляющийся вид. – Возрождение – воскрешение человека, который не прошел через ворота Худа... Возрождение, – он поднял голову, встретившись с взглядом Икариума. – Скоро вам придется начать новое путешествие.

– У тебя что-то потерялось вновь? – спросил Ягут так тихо, что волосы Маппо на задней поверхности шеи поднялись в тревоге.

– Да неужели вы не видите, придурки?

– Не видим чего? – прошептал Икариум.

Абсолютно не подозревая о нависшей над собой опасности, Искарал Пуст взвился со своего места и широким жестом показал в сторону карт. – Да ведь все перед вашим носом, идиоты! Все так же четко, как если бы это сделал мой Властелин Тени!

И как только до сих пор выжили такие тупицы, как вы? – в своем неистовстве верховный священник схватил себя за оставшиеся на голове редкие клочки волос и начал рвать их с корнем, одновременно подпрыгивая на месте.

– Обелиск! Неужели вы не видите? Каменщик, Пряха, Скипетр, Дамы и Рыцари, Короли и... дураки!

Движение Икариума было молниеносно: он бросился через поверхность стола и моментально схватил верховного священника за шею. Подняв человечка в воздух, он протащил его через весь стол к себе. Искарал Пуст забулькал; его глаза чуть не вылезли из орбит, когда он попытался слабо сопротивляться.

– Друг мой! – предупредил Ягута Маппо, а затем мягко ослабил хватку Икариума вокруг шеи жертвы, пока еще не было слишком поздно.

Ягут швырнул Искарала обратно на свое место, начав удивляться внезапной вспышке своего гнева. Глубоко вздохнув, он спокойно заключил:

– Говорите прямо, священник!

Искарал Пуст некоторое время барахтался на поверхности стола среди разбитой посуды, а затем, разбросав деревянные карты по полу, затих. Подняв на Икариума свои широкие от ужаса глаза, он произнес:

– Вы должны отважиться продолжить свой путь. Впереди – Священная пустыня Рараку.

– Но почему?

– Почему-почему... Ша'ика мертва.

– Мы должны учитывать, – произнес медленно Маппо, – что особенность никогда не отвечать прямо на вопросы – в крови у этого человека. Это ясно так же, как белый день.

Они сидели в прихожей, которая некоторое время служила Треллу спальней. Искарал Пуст пропал через несколько минут после своей тирады, а признаков слуги они не видели с тех пор, как вернулись с поисков метлы.

Икариум кивнул головой:

– Он говорил о возрождении. Скорее всего, это правда: своей смертью Ша'ика пошла наперекор всем пророчествам, и если возрождение в самом деле означает возвращение из Ворот Худа...

– А Искарал Пуст ожидает, что мы будем присутствовать на этом возрождении. Да, ловко же он нас поймал в свою безумную паутину, причем абсолютно безо всяких усилий. Но что касается меня, то я вообще-то рад, что эта ведьма умерла. Надеюсь, так оно останется и впредь. Восстание всегда означает кровопролитие. И если ее смерть позволит этим землям избежать войны, которая сейчас назревает, то наше вмешательство поставит безопасность под большую угрозу.

– Ты боишься ярости богов?

– Я боюсь, что они вместе с последователями без нашего ведома используют нас, Икариум. Кровь и хаос – это же пища и питье для богов, по крайней мере тех из них, которые слишком уж любят вмешиваться в дела смертных. Вот только я абсолютно не собираюсь плясать под их дудку, это точно.

– Согласен, друг мой, – произнес Ягут, с вздохом поднимаясь со стула. – Тем не менее мне хочется стать свидетелем такого воскрешения. Интересно, что же за уловка может вырвать чью-то душу из крепкой хватки Худа? За каждую церемонию воскрешения, известную мне, Худ получал взамен такую компенсацию, которую нельзя даже вообразить. Этот бог никогда не остается в проигрыше.

Маппо закрыл глаза, сморщив свой широкий, покрытый множеством шрамов лоб. «Друг мой, что мы делаем в этом месте? – думал он. – Я вижу то безумство, с которым ты пытаешься отыскать любую Тропу, ведущую к раскрытию тайны. Будь у меня только возможность говорить с тобой прямо, Икариум, неужели бы ты не был предостережен о той опасности, которую несет с собой разоблачение этой тайны?»

– Это очень древняя земля, – в который раз мягко начал свои увещевания Маппо. – Мы абсолютно не знаем, что за сила скрывается в здешних камнях, песке и земле. Поколение за поколением ... – Трелл взглянул вверх, внезапно погрустнев. – Когда мы странствовали по окраинам Рараку, Икариум, меня постоянно терзало ощущение того, что мы находимся на самом краю какой-то бездны, а кругом – до горизонта – простирается чья-то хитрая сеть. Древний мир за стенами этой башни пока спит, однако в последнее время мне начинает чудиться его беспокойство.

«Не буди это место, – продолжал свой монолог Маппо уже про себя, – пока оно не пробудило тебя».

– Что ж, – произнес Икариум после длительной, задумчивой паузы. – Мне придется рискнуть в любом случае. Ты останешься со мной, Маппо Трелл?

Опустив свои глаза на неровный каменный пол, Маппо медленно, обреченно кивнул.

Стена песка незаметно поднялась в воздух, окрасив небо в желто-коричневый цвет. Где-то в этом яростном, гудящем неистовстве располагалась Священная пустыня Рараку. Скрипач, Крокус и Апсала верхом на своих утомленных лошадях стояли на вершине холма. Тракт, спускающийся вниз, вел в направлении бескрайней пустоши, однако примерно через тысячу шагов весь окружающий мир, включая Рараку, скрывался за желтой пеленой песка.

До путешественников донесся слабый свистящий шум.

– Да, – тихо произнес Крокус, – мне кажется, это не обычный шторм.

Настроение юноши с самого утра оставалось подавленным: Моби вновь бесследно исчез. Над животным возобладали дикие инстинкты, и Скрипач догадывался, что они его больше никогда уже не увидят.

– Когда я ранее слышал упоминания о Вихре, – продолжил разговор Дару, – мне казалось, что люди говорят о нем... как-то... фигурально, что ли. Он представлялся мне просто порождением человеческих страхов. Скажи мне, неужели прямо сейчас мы стали свидетелями реального Вихря – настоящей ярости богов?

Его перебила Апсала:

– А я вообще не понимаю, как восстание может подняться в самом центре подобного бедлама? В такую бурю мне даже страшно открыть глаза, а уж организовывать огромное войско, строить его в стройные ряды... Единственным разумным объяснением мне кажется предположение, что за этой бурлящей стеной – тишь да гладь.

– Хотелось бы верить, – заключил Крокус.

– У нас все равно нет иного выбора, – глухо произнес Скрипач. – Будем пробиваться напролом.

Преследователи-гралы были уже на расстоянии десяти минут пути от странников. Оставалось надеяться только на то, что их лошади были так же утомлены. Количество темных точек на горизонте за спиной насчитывало около двадцати человек, и, даже несмотря на божий дар Апсалы и приличный запас вооружения Морантов в рюкзаке Скрипача, столкновение с подобным отрядом воинов не сулило ничего хорошего.

Сапер взглянул на своих спутников. Солнце и ветер закалили их лица, оставив нетронутыми лишь узкие участки в уголках глаз. Растрескавшиеся сухие губы были похожи на прямые линии, заключенные в тиски глубоких морщин. Изнывающие от голода и жажды, покачивающиеся в седлах от усталости, они не могли сейчас представлять собой реальной силы. А Скрипач чувствовал себя еще хуже: старые кости давали о себе знать. «В отличие от вас, пустыне Рараку довелось потрепать меня и раньше, много лет назад. Да, я-то уж знаю, что скрывается за этой песчаной стеной».

Двое спутников Скрипача инстинктивно чувствовали, что его нерешительность имеет под собой какую-то глубокую основу, поэтому они не торопили сапера, несмотря на то, что за спиной уже слышался цокот множества копыт приближающего войска гралов.

В конце концов, Апсала не вытерпела.

– Я хотела бы знать об этой пустыне гораздо больше. Ее сила...

– Ты непременно узнаешь – заверил ее Скрипач. – Оберните свои лица. Мы идем приветствовать Вихрь.

Подобно огромным крыльям, принявшим их в свои объятья, шторм сомкнулся вокруг маленькой команды Скрипача. Будто догадавшись о намерениях гостей, кружащий в воздухе песок с неумолимой яростью начал заползать под складки телабана, оставляя на коже тысячи мелких следов от острых песчинок. Обрывки одежды и упряжи жестоко хлестали по всему телу. Воздух наполнился ужасным ревом, который через несколько секунд начал отдаваться в их черепах.

Рараку проснулась. Все, что Скрипач мог ощутить за последние несколько минут ужасного путешествия, сводилось к какому-то скрытому беспокойству, свидетельствовавшему о том, что сила, накопленная в этой земле, наконец-то вышла на волю.

Низко опустив головы, лошади под порывами своевольного, наполненного песком ветра с трудом пробирались вперед. Земля под копытами представляла собой сплошную иссушенную глину и камни, а покрывавший их ранее мельчайший белый песок повис в воздухе, унося с собой спокойствие долгих веков.

Путешественники спешились, надели на головы лошадей тряпичные мешки и повели их вслепую.

Под ногами послышался треск костей. Скосив глаза вниз, Скрипач обнаружил огромное количество ржавого оружия, колеса от старых колесниц, остатки полуистлевшей упряжи коней и верблюдов, куски кожи, обломки каменных стен – все, что раньше представлялось одноликой пустыней, а сейчас стало свидетельством ее богатой истории. Сапер почувствовал благоговейный трепет: на земле оказалось столько старинных предметов, что невозможно было сделать и шагу, чтобы не наступить на один из них.

Внезапно перед их носом обрушился каскад огромных камней: соскользнув с вершины горы, они преградили путь отряду Скрипача. Помедлив несколько минут, сапер решил рискнуть: взяв поводья, он направил своего жеребца прямо в пролом. Через несколько мгновений они достигли вершины и обнаружили себя стоящими на дороге.

Брусчатые камни, покрывавшие ее поверхность, были подогнаны с удивительной точностью: между ними виднелись лишь только мельчайшие трещины. Поразившись, сапер решил присесть и рассмотреть их поближе, однако сделать это оказалось нелегко, так как по поверхности мостовой неслись с огромной скоростью тучи песка. Скрипач поймал себя на мысли, что не может определить возраст этого сооружения: принимая во внимание отличную работу мастеров, этот тракт мог оказаться очень-очень древним. «Да, – подумал сапер, – лучшей кладки не сыщешь во всех Семи Городах».

Оглядевшись, он увидел, что дорога простиралась в обе стороны так далеко, насколько хватало взгляда. Она стояла подобно огромному широкому молу, который был не в состоянии разрушить даже этот магический шторм.

Крокус прислонился к уху и прокричал:

– А я думал, в Рараку нет никаких дорог!

Сапер просто покачал головой, не найдя в себе силы начать перекрикивать ужасный гул и пускаться в объяснения.

– Мы пойдем по ней? – вновь спросил Крокус. – Мне кажется, здесь и ветер немного потише...

Насколько догадывался Скрипач, дорога постепенно склонялась к юго-западу, ведя в самое сердце Рараку. На северо-востоке через десять лиг начинались холмы Пан'потсуна. Отправившись туда, они наткнутся на них примерно в пяти лигах южнее точки старта. «Да, особенного толку в этом нет», – подумал сапер, вновь посмотрев с сомнением направо. «Сердце Рараку. Дорога свидетельствует о том, что там имеется оазис. А вокруг расположилась Ша'ика со своей армией изменников. Ну и как же далеко, интересно, располагается этот оазис и нет ли воды по дороге к нему?» Несомненным казался тот факт, что дорога, построенная в самом центре пустыни, должна была вести к какому-то источнику воды. Только сумасшедший мог думать по-другому, а строители данного тракта уж точно не были похожи на глупцов. «Треморлор... Будь на то божья воля, и эта дорога приведет их к легендарным воротам. Как сказал Быстрый Бен, Рараку имеет сердце, и оно носит имя Треморлор, Дом Азаса».

Скрипач забрался на своего гральского жеребца.

– Да, мы поедем этой дорогой, – крикнул он своим спутникам, махнув рукой на юго-запад.

Не проронив не слова, они направили своих лошадей в том же направлении. Убийца понял: оба его спутника абсолютно не ориентируются в данной местности, Крокус и Апсала полностью положились на своего предводителя. «Дыханье Худа, – размышлял сапер, – они полагают, я знаю, что делаю. Неужели мне придется рассказать, что идея обнаружения Треморлора построена только на доверии малознакомому человеку, который когда-то сказал, что подобное место действительно существует? Предположения Быстрого Бена точны, несмотря на то, что тот не в состоянии объяснить источник своей уверенности, так? Неужели мне придется сказать, что здесь мы умрем гораздо вернее, чем в каком-либо другом месте – если не от жажды, то от рук фанатичных последователей Ша'ики?»

– Скрипач! – вскрикнул Крокус, указывая рукой на дорогу позади. Сапер обернулся и увидел горстку гральских воинов, которые поднимались по насыпи уже на расстоянии менее пятидесяти шагов. Их войско решило разделиться, и сейчас, выбравшись на ровную поверхность, небольшая группа конников издала боевой клич. «Они увидели нас, – подумал сапер, – и сейчас будут готовиться к атаке».

– Мы побежим? – спросила Апсала.

Гралы спешились и принялись вынимать из ножен свои пики.

– Такое впечатление, что они не очень настроены на разговор, – пробормотал Скрипач. – Оставьте их на меня, а сами поезжайте прочь!

– Что, опять? – Крокус соскользнул со спины своей лошади. – Какова необходимость подобной жертвы на этот раз?

Апсала была согласна с Крокусом. Приблизившись к саперу, она посмотрела ему прямо в глаза.

– Как ты думаешь, каковы наши шансы остаться в живых, если ты погибнешь?

«Примерно те же самые, как если бы я продолжал вести вас вглубь», – хотел было признаться сапер, снимая с плеча арбалет и готовя его к бою. – Думаю, эта встреча будет весьма короткой, – добавил он, заряжая стрелу в паз грозного оружия.

Тем временем гралы заняли позицию на дороге. Немного приспустив пики, они бросились в атаку.

Нацелившись, сапер с жалостью подумал о тех прекрасных лошадях, которые сейчас несли этих варваров вперед. Отбросив минутную слабость, он тщательно прицелился и выстрелил.

Стрела, несущая с собой пороховой заряд, ударилась о мостовую в трех шагах от предводителя дикарей. Мгновение спустя раздался мощный взрыв: огромные огненные брызги, разносясь в обе стороны, на мгновение развеяли клубы песка и с силой выбросили всадников из седла, подобно гигантской руке бога. Через несколько секунд дорога оказалась девственно чистой: все нападающие оказались на обочине. Брызги крови, поднявшиеся в воздух, медленно осели на землю в радиусе нескольких метров. Ветер унес огонь и дым, оставив только лишь изуродованные тела на обочине.

«Бесцельное преследование, а теперь бесцельная смерть. Неужели преступление, которым стало мое переодевание, является причиной столь безжалостного преследования? Хотел бы я вас об этом спросить, воины».

– Несмотря на то что оно уже дважды спасло нас, – произнес Крокус, – оружие этих Морантов просто ужасно, Скрипач.

Ничего не ответив, сапер отправил в паз еще одну стрелу, а затем крепко привязал спусковой крючок кожаным ремнем и повесил арбалет себе на плечо. Забравшись в седло, он взял одной рукой поводья и обратился к своим спутникам:

– Будьте начеку. Мы можем наткнуться еще на одну группу гралов безо всякого предупреждения. Если это произойдет, то мы попробуем пробиться через них силой.

Легонько пришпорив жеребца, он отправился в путь.

Ветер в ушах звенел подобно смеху. «Такое впечатление, что пустыне понравилась наше жестокое насилие, – подумал Скрипач, – и ей хочется еще. Вихрь проснулся, а его богиня – просто сумасшедшая. Кто же сможет теперь ее остановить?» Сапер сузил глаза и опустил их на мостовую. Непрекращающаяся череда камней непрерывно ведет их в желтую пасть – в пустоту.

Скрипач принялся читать молитву, отбросив от себя бесполезные в данный момент мысли. Они должны найти Треморлор, пока Вихрь не поглотил их живьем.

Апторианец представлял собой темную массу, движущуюся в тридцати шагах слева от Калама. Казалось, ему была неведома усталость – с такой легкостью он вышагивал наперекор наполненному песком ветру. Убийца в какой-то мере был даже благодарен шторму, который скрывал от него ужасающие внешние черты нежданного компаньона. Каламу уже приходилось встречать подобных монстров – на полях сражения и городских улицах, наполненных яростью захватчиков. Очень часто их бросали в битву малазанские маги, причем основным преимуществом данного рода существ являлась абсолютная преданность. «Слава богам, – думал Калам, – что мне приходилось редко сталкиваться лицом к лицу с подобными демонами, которые принадлежали противнику». В таких случаях единственной заботой убийцы становилась своя собственная безопасность, а она всегда подразумевала собой атаку первым. Эти уродливые твари были из плоти и крови – как и обычные люди. В этом Каламу пришлось убедиться однажды в бою. Прикончить апторианку ему помешала стрела, пущенная одним из охотников Ежа и попавшая ему в плечо. Подобные глубокие воспоминания были неприятны для убийцы, но он четко помнил, что только дураки могут выходить один на один с апторианцем... У него же нет чувства самозащиты, единственная цель этого демона написана на лбу.

«Только два типа людей умирают в битвах, – сказал как-то однажды Скрипач. – Дураки и неудачники». Прямое столкновение с демоном означало невезение и глупость.

По этой причине в глазах Калама апторианец был похож больше на железное лезвие, которое пыталось рассечь гранитный камень. Более того, не стоило забывать, что слишком долгий взгляд на эту тварь неминуемо провоцировал приступы тошноты.

В подарке Ша'ики не было ничего приятного. «Подарок... или шпион. Она развязала Вихрь, и теперь Вихрь управляет ею, это же очевидно. Наверное, апторианец стал своеобразным проявлением благодарности. Кроме того, даже Дриджхна не послал бы апторианца для такой приземленной цели, как сопровождение человека. По этой причине, мой дружочек Апт, я не могу тебе полностью доверять».

В течение последних нескольких дней Калам предпринимал множество попыток, чтобы оторваться от своего провожатого: беззвучно снимался с ночлега за час до рассвета, нырял в самые бурные водовороты песчаного вихря. Обогнать существо также не было никакой возможности: по природе он был быстрее и выносливее любого земного животного... Апторианец следовал за убийцей подобно хорошо обученной гончей. Единственное, что приносило Каламу хоть какие-то положительные эмоции, было то, что зверь старался абсолютно не привлекать к себе внимания.

Ветер разрушал каменные горные стены с ненасытной яростью, пытаясь с помощью песка пробраться в каждую пору и расселину. Гладкий арочный свод, представляющий собой единую глыбу выбеленного солнцем известняка, располагался по обеим сторонам неглубокой долины, вдоль которой сейчас медленно следовал Калам. Буквально на глазах убийцы он начал покрываться бесчисленным количеством складок и темных отметин.

Он оставил холмы Пан'потсуна за спиной уже шесть дней назад, пересекая другой зубчатый горный кряж, который носил название Анибай. Территория, расположенная к югу далеко от Рараку, была для него практически незнакома, поэтому убийце приходилось руководствоваться своим чутьем, выбирая один из множества следов прошедших здесь некогда западных торговых караванов. К счастью, Анибай не был местом происхождения каких-либо племен, несмотря на то, что ходили слухи о наличии там нескольких монастырей.

Вихрь поднялся в Рараку прошлой ночью, представляя собой прилив огромной волны волшебства. Несмотря на то что Калам его ожидал, подобная мощь стихии привела его в замешательство. Дриджхна пробудился в такой ярости, что убийца на некоторое время пришел просто в ужас. Калам боялся, что Дриджхна накажет его за излишнюю инициативу, а каждый взгляд на апторианку только усиливал эти страхи.

На первый взгляд убийцы Анибай казался абсолютно безжизненным. Нигде не было ни одного признака жилых поселений, даже замаскированных. Периодически встречались остатки древних крепостей, но это были единственные признаки царившей здесь некогда жизни. Даже если здесь и скрывались отшельнические монахи и монахини, то благодаря благословению богов они оказались полностью скрыты от глаз всех остальных смертных.

А еще, покачиваясь в своем седле и ощущая на спине порывы бешеного ветра, Калам никак не мог отделаться от ощущения, что его сопровождает кто-то другой. Такая безотчетная уверенность появилась в последние шесть часов. Этот человек или животное за спиной был за пределом видимости, однако он ни на шаг не отступал от следа, оставленного убийцей. Калам знал, что они с лошадью оставляли за собой довольно сильный запах, однако благодаря таким порывам ветра, несущимся в южном направлении, на расстоянии пары лиг, без сомнения, учуять что-либо было абсолютно невозможно. Подобная ситуация, по глубочайшему убеждению убийцы, складывалась и с их следами: буквально через несколько секунд глубокие отметины лошадиных копыт безвозвратно исчезали под толстым слоем наноса песка. «Возможно, – размышлял Калам, – зрение этого существа значительно превышает мои возможности... Но вероятность подобного стечения обстоятельств крайне мала. Следовательно, единственным объяснением оставался тот факт, что его преследует волшебство последователя Худа. Да, худшего расклада было и не придумать...»

Он взглянул налево и вновь увидел широкую фигуру Апта, который спешил за ним, подобно роботу, и странно покачивался на своих конечностях. Демон не проявлял никаких признаков беспокойства. «Интересно, я даже и не знаю, как это может выглядеть...» Однако в течение последних дней Калам перестал смотреть на него как на союзника, более того, Апт превратился в существо, которого стоило опасаться.

Внезапно ветер поутих, а бешеный рев превратился в тихий шорох осаждающегося на землю песка. Присвистнув от удивления, Калам натянул поводья и посмотрел через плечо назад. Край шторма находился на расстоянии пяти шагов. Сверху продолжал сыпаться песок, образуя на земле зубчатые линии, распространявшиеся до горизонта на восток и на запад. Небо над головой светилось цветом слегка опаленной меди. Солнце, висевшее над западным горизонтом на высоте около часа, было похоже на золотой диск, сделанный из фольги.

Лошадь прошла еще дюжину шагов и во второй раз остановилась. Следов апторианца, который должен был появиться из песчаной стены, до сих пор не было видно. Убийца протянул руки к огромному арбалету, привязанному ремнем к седлу, в его душе начали появляться смутные подозрения.

Внезапно жеребец Калама неистово запаниковал, а через несколько мгновений из песчаного водоворота выскочил демон с взъерошенной головой и тревожно поднятыми ушами. Острый запах наполнил воздух. Убийца нырнул под жеребца, и как раз вовремя: над головой просвистел какой-то предмет. Бросив бесполезный в данный момент незаряженный арбалет, Калам вырвал из ножен пару длинных ножей, перекатился по мягкому песку через правое плечо и вскочил на ноги, готовясь отразить нападение. Его атаковал пустынный волк потрясающих размеров. Поняв свою оплошность, зверь запрыгнул в седло свесившегося от страха жеребца и пристально взглянул на убийцу своими янтарными глазами.

Калам бросился вперед, приготовив для удара длинный нож, зажатый в правой руке. Внезапно слева появился еще один такой же волк – гора мышц с огромными челюстями. Заставив убийцу прильнуть к земле, зверь прыгнул на него, прижав к земле левую руку. Длинные клыки пронзили накидку, покрывающую плечи Калама. Ткань затрещала, и через мгновение зубы глубоко впились в его плоть.

Убийца извернулся и, совершив неимоверное усилие, воткнул острие правого длинного ножа в покрытый серой шерстью бок волка. С силой дернув на себя, он распорол брюхо зверя до самой шеи. Хватка ослабла; дернувшись, животное обмякло и упало вниз. Попытавшись вытащить лезвие, Калам почувствовал, как аренская сталь сначала изогнулась, а потом треснула.

Взвыв от боли, волк отпрянул назад, сгорбился и закрутился волчком, пытаясь зубами достать осколок лезвия, застрявший в шее.

Сплюнув изо рта песок. Калам вновь совершил переворот через здоровое плечо и встал на ноги. Первый волк, не выдержав яростных прыжков лошади, выпал из седла, вдобавок получив по голове солидный удар копытом. Зверь замертво упал на расстоянии полудюжины шагов; из его носа хлынул фонтан крови.

Где-то за стеной бурлящей непогоды скрывались остальные члены стаи: сквозь рев бури порой доносилось их визги и рычанье. Каламу стало очевидно, что они с кем-то боролись. На ум пришли слова Ша'ики о том, как Д'айверс безуспешно атаковал апторианку несколько недель назад. Вероятнее всего, Изменяющий Форму решил попробовать вновь.

Убийца увидел, как его лошадь бросилась прочь по дороге на юг, яростно подпрыгивая и оглашая округу громким ржаньем. Он обернулся назад, удостоверившись в том, что пара его обидчиков больше не сможет причинить вреда. Вокруг них растекались две большие лужи крови. Прислушавшись, Калам заметил, что звуки борьбы прекратились.

Спустя несколько секунд перед глазами предстал Апт. Темная кровь стекала по его спине и капала с острых клыков на землю. Ухмылка демона стала казаться еще более ужасной. Он покачал удлиненной головой и взглянул на убийцу своими темными, разумными глазами.

Калам нахмурился.

– У меня и так хватает проблем, а тут еще ты привлекаешь к себе старых врагов...

Демон щелкнул челюстью и принялся длинным змеиным языком слизывать с клыков капли крови. Калам заметил, что зверь дрожит: у шеи виднелось несколько довольно глубоких ран.

Вздохнув, убийца продолжил:

– Пока я буду лечить тебя, моя лошадь сможет умчаться слишком далеко, – открутив горлышко у фляги, висящей на поясном ремне, Калам недовольно поморщился и добавил: – Однако я обязан хотя бы немного промыть твои раны.

В ответ на его шаг вперед демон резко отскочил назад, угрожающе покачивая своей головой. Калам замер на месте.

– Дело твое, – нахмурившись, убийца подумал, что с этим демоном все же творится что-то странное. Он стоял на невысоком пригорке выбеленной под солнцем коренной породы, крутя головой и нюхая узкими ноздрями окружающий воздух. Сомнения убийцы усилились. «В чем же дело?» – думал он. Поразмыслив и глубоко вздохнув, Калам опустил взгляд на остаток длинного ножа, который до сих пор оставался зажатым в его правой руке. Пара этого оружия служила ему долгие годы с самой юности, символизируя собой два противоположных стремления в душе. «Которое же из них только что меня покинуло?»

Отряхнув пыль с телабы, он поднял с песка брошенный арбалет, перебросил его через плечо и двинулся на юг – вниз по дороге, ведущей к далекой бухте. В том же направлении, теперь на гораздо более близком расстоянии, двинулся Апт. Он низко склонил голову, а одинокая конечность с каждым шагом выбрасывала в воздух небольшие горстки пыли, которые в лучах заходящего солнца казались похожими на розовую муку.

Глава седьмая

Смерть станет моим мостом.

Поговорка Толбакая

Сожженные телеги, мертвые тела лошадей, коров, мулов, мужчин, женщин и детей, куски разрушенной домашней утвари – все это в беспорядке было свалено на огромном пустыре, расположенном к югу от Хиссара. Антилопа не видел ему конца и края. Там и здесь виднелись кучи трупов, напоминающие лишенные растительности холмы, – так ужасно закончились жизни большинства славных воинов... Захватчики не брали в плен, каждому живому противнику было уготовлено свое место в подобном кургане.

Сержант молчаливо стоял спиной перед историком на расстоянии нескольких шагов; удрученное войско также безмолвствовало. Сцена распростертой перед ними Котловины Вин'тила не воодушевляла ни одного из присутствующих здесь воинов. «Да, – подумал историк, – битва, которую последователи назовут Бат'рольской в честь небольшой деревни, расположенной на расстоянии менее одной лиги, расставила все точки над i».

Он склонился в седле и сплюнул на землю.

– Оказывается, и у раненого зверя имеются клыки, – с деланной печалью проговорил Антилопа. Однако в мозгу вертелись совсем другие мысли: «О, хорошая работа, Колтайн! В следующий раз они семь раз подумают, прежде чем решатся скрестить с тобой шпаги». Все лежащие здесь тела принадлежали хиссари – даже дети каким-то непостижимым образом были вовлечены в эту резню.

Черные опаленные следы пересекали поле битвы, подобно рубцам от огромных дьявольских клыков. Порой они перемежались огромными кусками сожженной плоти, причем сейчас было уже не важно, кому она принадлежала – людям или животным. С места на место перелетали огромные тучи ночных бабочек, пытаясь выбрать себе кусок пожирнее. Воздух был наполнен запахом волшебства, открытые Пути распространяли по всему окружающему пространству хлопья скользкой золы. На историка уже не действовал весь этот кошмар; его сердце окаменело насколько, что стало воспринимать только то, что приносило положительные эмоции.

Где-то на юго-западе сейчас были Седьмые, остатки верных помощников хиссари, а также виканы. «Не стоит забывать о десятках тысяч малазанских беженцев, – подумал историк, – лишенных своего благосостояния, но живых...»Однако опасность все еще сохранялась. Армия Апокалипсиса уже начала перегруппировку – жалкие остатки выживших людей объединялись и двигались по направлению к Оазису Мейла, ожидая подкрепления со стороны Сиалка и других пустынных племен. Когда эта армия возобновит свое преследование, она будет в несколько раз превосходить размеры потрепанных виканов.

Вернувшись из разведки западного направления, сержант сообщил:

– Кимист Рело жив. Еще один верховный маг ведет новую армию с севера: думаю, в следующий раз подобной оплошности у нас не произойдет.

Несмотря на ободряющий тон, слова воина произвели на окружающих людей гораздо меньшее впечатление, чем будь они сказаны всего один день назад. Губы сержанта превратились в тонкую линию; он понимающе кивнул, а затем произнес:

– В таком случае мы движемся к Мейла и воссоединяемся там с остальными.

– Только не я, – проворчал Антилопа. Окружающие обернулись на него с удивлением и подозрением. – Еще рано, – добавил он, осматривая поле битвы. – Сердце подсказывает, что в этом безумном количестве трупов мне суждено отыскать своего племянника.

– Посмотри сначала среди живых, – посоветовал один из солдат.

– Нет, в моем сердце нет страха – только горькая уверенность. Поезжайте, я догоню вас еще до заката, – ответил Антилопа, метнув на сержанта резкий, вызывающий взгляд. – Поезжайте!

Тот беззвучно махнул своему отряду, и они отправились в путь.

Историк смотрел, как дюжина конников медленно удалялась по направлению к востоку. Он точно знал, что увидит их вновь, однако это будет происходить уже со стороны военных порядков малазанской армии. «Да, в следующий раз они будут гораздо меньше напоминать людей. Это похоже на своеобразную игру разума, пытающегося развязать всеобщий хаос». Антилопе не раз приходилось быть в самом центре атакующей армии, и в такие моменты он почти физически ощущал, как какой-то маленький холодный участок разума солдат превращал мужей, отцов, жен и матерей в лютых убийц. А практика делала это перевоплощение все легче и легче. «Подобное перевоплощение происходит до тех пор, пока жажда крови не начинает занимать всю человеческую суть».

Историк медленно двигался по полю битвы, практически отчаявшись воссоединиться со своей армией. Наступившие времена вовсе не располагали к прогулкам в одиночестве, тем более в таком месте – казалось, что каждый обломок здания и кусок обгорелой, разорванной плоти беззвучно взывает к мести. Посещение полей подобных битв всегда граничило с сумасшествием; казалось, что кровь, которая впиталась в эту землю, до сих пор помнит недавнюю боль, ужас, эхо воплей и предсмертных криков.

Здесь не было ни одного мародера, кроме огромных туч мух, ночных бабочек, ос и стай ризанов. Несметное количество эльфов Худа вносило в скорбную картину битвы большое оживление: там и здесь блестело огромное количество разноцветных крыльев, а воздух был наполнен жужжаньем всех тонов и регистров. Внезапно в полумиле от Антилопы появились два конника, которые галопом промчались по направлению к южному краю пустыря, а затем свернули к западу. На их спинах под действием встречного ветра яростно развевались широкие телабаны.

Достигнув нижнего горного кряжа, историк заметил, что конники уже скрылись из виду. Опустив взгляд на пыльную землю, он принялся пристально рассматривать широкую колею. Колонна, которая проследовала здесь, по всей видимости, совсем недавно, покидала место битвы в строгом порядке, несмотря на то, что размеры следа свидетельствовали о немалом ее размере. «Девять... десять телег шли параллельно друг другу. Быки и резервные лошади... Да это же Королева Снов! И как только Колтайн надеялся спасти такое количество людей? Сорок тысяч беженцев, а возможно и больше, которые требуют заградительной обороны солдат для защиты своих драгоценных жизней, – даже Дассем Ультор засмеялся бы, увидев такой расклад».

Далеко на западе небо окрасилось в красновато-коричневый оттенок: подобно Хиссару, Сиалк оказался тоже охваченным огнем. Отличие заключалось в том, что последний городок имел для защиты только маленький гарнизон морского флота, крепость и несколько укрепленных зданий в гавани, оснащенной тремя патрульными баркасами. Будь на то благословение Опонна, солдаты успели покинуть город, однако в действительности у Антилопы на это не было практически никакой надежды. Скорее всего, они искали возможность защитить малазанских граждан, подставив свои груди под удары ослепленных страстью кровопролития фанатиков.

Для историка сейчас не представляло никакого труда следовать по колее, оставленной армией Колтайна и беженцами, которая шла на юго-запад, в глубь материка к Сиалк Одану. Ближайший город, в котором они могли найти поддержку, назывался Карон Тепаси и располагался на расстоянии шестидесяти лиг от Сиалка. Однако не следовало забывать, что степи, разделяющие их, были населены враждебными племенами титанси. «А сейчас еще появилась Армия Апокалипсиса Камиста Рело». Антилопа понял, что он может присоединиться к виканам, но только ради того, чтобы вместе с ними умереть.

Тем не менее восстание может быть подавлено другим способом. В Карон Тепаси должен находиться кулак с войском, а еще один соратник – в городе Гуране. Если обоим кулакам или хотя бы одному из них удалось подавить кошмар, охвативший, несомненно, и эти города, то в этом случае у Колтайна оставался шанс одержать победу. Плохо было только то, что путешествие вокруг Одана займет по времени несколько месяцев. Пока там существовали пастбища для домашнего скота, было и несколько источников воды. Но сейчас, когда сезон засухи только начался... «Нет, даже предположение подобного путешествия лишено всякого смыла. Это безрассудство».

Поэтому оставался единственный выход – контрнаступление. Быстрый, смертельный удар, который позволит вновь захватить Хиссар в свои руки. На худой конец оставался Сиалк: разрушенные города в любом случае предоставляли гораздо больше возможностей для защиты, чем голые просторы степей.

Кроме того, при подобном раскладе им сможет содействовать малазанский флот, и если Пормквал был дураком, то подобного нельзя сказать об адмирале Ноке... Армию Седьмых не стоит сбрасывать со счетов, поскольку без ее помощи надежду на быстрое подавление восстания пришлось бы оставить навсегда.

В какой-то момент Антилопе стало понятно, что Колтайн повел колонну по направлению к источнику Дридж, и, несмотря на то, что прошло уже достаточно много времени после окончания битвы, историк надеялся нагнать их по дороге. Главной необходимостью для малазан сейчас стала вода, и Камист Рело был осведомлен об этом так же хорошо. Да, он поймал виканов на предсказуемости, а в подобную ситуацию всегда боялся попасть любой предводитель. И чем меньше возможностей для выбора оставалось кулаку, тем сложнее становилась западня.

Антилопа двинулся в путь. Он скакал, следуя точно по колее, а солнце медленно склонялось к западу. Проигрышное положение, в которое попало их войско, да и он сам, заставляло историка ощущать себя ничтожеством, а свои надежды и страхи – бессмыслицей. По обочинам периодически попадались единичные трупы беженцев и солдат, которые, вероятно, умирали в пути от ран. Их сбрасывали с телег без всякой церемонии. Под действием лучей света тела раздувались, краснели, а затем покрывались мелкими черными пятнами. У виканов было не принято оставлять воинов, не преданных земле, и подобное отношение к мертвым ярко свидетельствовало о той ситуации, которая сложилась сейчас в караване.

За час до заката на расстоянии полулиги со стороны континента появилось маленькое облачко пыли. «Это конный воин титанси, – догадался историк, – который во весь опор мчится к источнику Дридж. Колтайну и его людям вода бесплатно не достанется, это точно. Молниеносная, внезапная атака не позволит сопротивляться лагерю; они убьют скот и подожгут телеги с помощью горящих стрел. Ночь превратится в нескончаемый террор».

Историк посмотрел вслед удаляющемуся титанси, а затем припустил свою усталую лошадь в легкий галоп. Без сомнения, у этого дикаря был запасной жеребец, однако Антилопа не намеревался беречь своего скакуна. Пусть даже ценой жизни этого животного, но он попытается настигнуть Колтайна раньше конника титанси. «И ради чего? Чтобы предупредить его о неизбежном? Кроме того, кулак, скорее всего, осведомлен о планах своего противника. В своей длинной жизни Колтайн уже выступал в роли атамана изменников, добивая отступающую армию империи на просторах виканов».

Антилопа перешел на быструю рысь, размышляя о событиях, которые готовила им эта ночь. Надо будет прорваться через линию врага, незаметно приблизиться к сторожевой заставе Седьмых, которые, наверняка, будут начеку. И чем больше историк размышлял об этом, тем меньшими ему казались шансы встретить ближайший рассвет живым и невредимым.

Внезапно красное небо потемнело, и воздух вокруг приобрел оттенок высушенной крови. Последний луч спрятался за горизонтом, и Антилопа проводил его с невыразимой тоской в глазах. Затем он увидел очередное пыльное облако, которое быстро двигалось по направлению к югу. Создавалось такое впечатление, что оно блестело тысячами мелких иголок – будто ветер одномоментно перевернул все листья одинокой березы на краю широкого леса, которые начали светиться. Это были миллионы ночных бабочек; оставив позади Хиссар, они начали свой новый путь на запах крови.

Антилопа сказал себе, что ими управляет безумная ярость. Он решил, что пятна на этом огромном, заполнившем небо валу только случайно напоминают чье-то человеческое лицо. В конце концов, Худу совсем ни к чему объявлять о своем присутствии. Но Антилопа не знал, что о Короле Смерти ходила слава как о весьма театральном и ироничном боге. Историк полагал, что это лицо – продукт его собственного страха, что все смертные склонны выискивать во вполне обыденных вещах какой-то тайный смысл. «И ничего более».

В последний раз взглянув на странную картину, Антилопа пришпорил коня и поспешил к своим.

С вершины небольшого пригорка Фелисин смотрела на охваченное волнением дно котловины. Выло похоже на то, что вокруг носилось безумие: над городами, разумом мужчин и женщин, всем... С приближением заката их небольшая группа начала готовиться к ночному переходу. Песок котловины зашевелился подобно каплям дождя, падающим на водную гладь озера. Из нор показались черные жуки, размерами с большой палец Баудина, которые, подобно волнам прилива, начали блестеть под лучами заходящего солнца. Вскоре они заняли все свободное пространство. Сотни тысяч насекомых принялись двигаться как один, и цель, которую они преследовали, очевидно, была также одна. Гебориец, в котором вновь проснулся Дух исследователя, отошел на некоторое расстояние от своих спутников, пытаясь определить, куда же стремится эта огромная армия жуков. Фелисин увидела, как он склонился у одного горного кряжа, наблюдая за ними, а потом скрылся за другим.

С того момента прошло около двадцати минут.

Сбоку от девушки, присев на корточки, находился Баудин. Он положил свои огромные руки на массивный рюкзак, с тревогой сверля глазами темную мглу. Фелисин чувствовала, как в душе громилы растет беспокойство, однако пока она не решалась дать волю терзавшим обоих сомнениям. Временами ее начинали злить подобные, необъяснимые с точки зрения нормального человека, вылазки Геборийца, а пару раз закрадывались подлые сомнения по поводу того, не станет ли действительно этот старик препятствием на пути к свободе.

Отек на лице девушки спал, и она начала сносно видеть и слышать, но внутренняя боль осталась, будто личинки кровяных мух оставили под плотью какой-то яд. Фелисин казалось, что рубцы появились не только на коже, изменив внешность, но и в душе, заставив по-новому взглянуть на окружающий ее мир. Теперь ее сны стали наполнять видения огромного количества крови: непрерывные багровые реки несли ее, как щепку, от заката до восхода. Не прошло и шести дней с тех пор, как они покинули Черепную Чашу, а в душе девушки уже сформировался какой-то утолок, который с жутким нетерпением ожидал новой ночи и новой крови...

Баудин что-то невнятно проворчал.

Из-за горного кряжа появился Гебориец, который трусцой побежал по направлению к их лагерю. Невысокий и горбатый, он был похож на ковыляющего людоеда, вышедшего из детской сказки. Тупые обрубки вместо рук... Не хватало еще пасти, усеянной острыми клыками. «Истории для того, чтобы пугать маленьких детей... Я могла бы написать их с десяток. Да, мне не нужно было бы ничего и придумывать – просто описывать происходящие вокруг события. Гебориец стал бы вепрем-людоедом, покрытым татуировками. Баудин, усеянный красными шрамами и огромным количеством переплетенных волос поверх старой, морщинистой кожи, был бы его напарником с оторванным ухом. Да, эта парочка способна вызвать неподдельный ужас...»

Старик приблизился к своим спутникам, присел на колени, освободившись от ремней тяжелого рюкзака, и пробормотал:

– Крайне странно! Баудин проворчал вновь:

– Можем ли обойти их вокруг? Знаешь, у меня нет никакого желания пробиваться сквозь эту армию насекомых, у которых невесть что на уме, Гебориец.

– О, ну это легко объяснить... Они просто мигрируют в соседнюю котловину.

Фелисин фыркнула.

– И ты находишь это крайне странным?

– Да, нахожу, – произнес он, подождав, пока Баудин потуже завяжет шнуровку рюкзака. – Следующей ночью они начнут мигрировать в следующий резервуар, доверху наполненный песком, понимаешь? Подобно нам, они смещаются на запад, и, подобно нам, они стремятся к морю.

– И что потом? – спросил Баудин. – Они поплывут?

– Не знаю. Скорее всего, они повернут к востоку, к противоположному побережью материка.

Баудин забросил на плечи свой огромный мешок и поднялся на ноги.

– Подобно мухам, которые окружают край бокала, – произнес он.

Фелисин бросила на громилу быстрый взгляд, вспомнив последний вечер, проведенный с Бенетом. Он сидел за столом у Булы и смотрел на летающих насекомых, которые облепили край кружки с вином. Это было одно из тех немногих воспоминаний, которые она могла восстановить в памяти. «Бенет, мой любовник, был Повелителем Двукрылых, которые кружили в Черепной Чаше. Баудин оставил его гнить в этом болоте, поэтому он сейчас и не смотрит прямо в глаза... Головорезы никогда не умели хорошо лгать. Когда-нибудь он отплатит за все...»

– Следуйте за мной, – произнес Гебориец, отправляясь в путь. Его сапоги по самые лодыжки проваливались в песок, и это создавало впечатление того, что ноги, подобно рукам, представляли собой странные обрубки. Он всегда оправлялся в путь бодрым и веселым, однако Фелисин чувствовала, что священник так поступает нарочно, пытаясь хоть как-то скрыть факт своей старости и слабости по сравнению с остальными путниками. В последнюю треть ночи он будет, без сомнения, плестись в семи-восьми сотнях шагов позади, опустив голову, волоча ноги и покачиваясь под весом рюкзака, который чуть ли не вдвое превышал вес его самого.

У Баудина, вроде бы, в голове была карта колодцев, и этот источник информации являлся самым точным и правильным. Даже несмотря на то, что пустыня казалась безжизненной и нескончаемой, вода отыскивалась всегда. В поисках небольших водоемов, наполняемых подземными источниками, помогали следы животных, которых, однако, путешественники ни разу не видели. Стоило заметить хотя бы один грязный след, и этого было достаточно: оставалось только лишь прокопать в этом месте яму глубиной около одного размаха рук, и они обнаруживали столько живительной влаги, сколько могли унести. Этого хватало на несколько дней.

Команда несла с собой запас пищи на двенадцать дней. Это было вдвое больше того количества времени, которое требовалось для путешествия к побережью: запас был небольшой, но вполне достаточный. Однако, несмотря на это, путешественники постепенно слабели. Каждую последующую ночь им удавалось пройти все меньшую и меньшую дистанцию: месяцы, проведенные в Черепной Чаше без достаточного количества воздуха, для рабов не прошли бесследно.

Это все понимали, но никто не решался говорить. Время – самый терпеливый слуга Худа – сейчас работало против них, однако странники осознавали, что каждая ночь приближает их к заветной цели. «У каждого из нас есть мечта – бросить все и сдаться, однако это неминуемо приведет к смерти. Не надо будет даже никуда идти – Ворота Худа сами раскроются перед каждым из нас, как только рассеется утренний туман».

– О чем ты думаешь, девушка? – спросил ее Гебориец. Они пересекли два горных кряжа и оказались в очередной иссохшей котловине. Над головой отбрасывали свет, подобно лезвию клинков, звезды, но луна еще не взошла.

– Мы живем в каком-то облаке, – ответила она. – Всю нашу жизнь.

– Да нет, это в твоем мозгу шевелится дурханг, – проворчал Баудин.

– Никогда не думал, что ты такой шутник, – ответил Гебориец громиле.

Баудин промолчал. Фелисин про себя улыбнулась: головорез за всю оставшуюся ночь едва ли произнесет еще пару слов, он ненавидит быть осмеянным. «Необходимо запомнить, – решила девушка. – В следующий раз это даст мне некое преимущество».

– Мои извинения, Баудин, – произнес Гебориец через некоторое время. – Меня разозлили слова Фелисин, и это вылилось на тебя. На самом деле мне нравятся шутки, и не важно, какую цель они преследовали.

– Да перестань, – вздохнула девушка. – Мулы в конце концов выходят из хандры, однако ты не в силах изменить этот процесс.

– Что ж, – сказал Гебориец, – видимо, отек с твоего языка уже спал, однако яд-то остался...

Фелисин вздрогнула. «Если бы ты знал, старик, – подумала она, – как ты прав».

Ризаны порхали над изрезанной поверхностью котловины с места на место; оставив безумную армию жуков позади, они стали единственными спутниками путешественников. С тех пор как Фелисин, Гебориец и Баудин пересекли Озеро Утопленников, на их пути не встретилось ни одного человека. Беглецы и не ожидали никого увидеть: скорее всего, их исчезновения не заметил никто: слишком уж велика была неразбериха, царившая в тот момент в Черепной Чаше. Для Фелисин драма той ночи превратилась в нечто трогательное и патетичное, но сейчас они представляли собой не более чем несколько песчинок в огромном океане пустыни, и эти мысли девушку несколько успокоили.

Тем не менее причин для волнений было предостаточно. Если восстание охватило весь материк, то они прибудут на побережье только ради того, чтобы умереть через несколько дней: лодка может никогда и не приплыть.

Они добрались до очередной невысокой зубчатой горной гряды, которая под действием света звезд блестела словно серебро, напоминая чем-то позвоночник огромного пресмыкающегося. За ним простиралась огромная песчаная гладь. На расстоянии около пятидесяти шагов прямо по курсу из песка возвышалось нечто, напоминающее покосившиеся мраморные колонны. Подойдя поближе, они поняли, что эти сооружения были практически полностью разрушены.

По песку зашелестел слабый ветерок, ласково гладя их по голеням. Покосившийся столб оказался гораздо дальше, чем девушке показалось на первый взгляд. Внезапно ее осенила новая мысль, да такая, что Фелисин даже присвистнула.

– Именно так, – прошептал Гебориец в ответ.

Это было не в пятидесяти шагах от них, а, скорее, в пяти тысячах: поверхность, покрытая волнующимся песком, ввела их в заблуждение. Котловина, по которой они брели, представляла собой не ровную земляную поверхность, а широкий, постепенно снижающийся конус, центром которого было какое-то огромное сооружение. Вслед за осознанием данного факта у путешественников закружилась голова.

К тому моменту, как они достигли монолита, лунный диск уже поднялся над южным горизонтом. Взглянув друг на друга, Гебориец и Баудин беззвучно сбросили с плеч рюкзаки. Головорез присел на корточки и начал осматривать огромное возвышающееся сооружение.

Гебориец достал из своего рюкзака светильник и приспособления для костра. Подув на припрятанные угли, он поджег небольшой пучок соломы, а с его помощью разгорелся толстый фитиль светильника. Фелисин не сделала ни одной попытки помочь, наблюдая, как очарованная, за точными и быстрыми движениями обрубков старика, которые заменяли ему руки.

Поддев одним из обрубков рукоятку светильника, он встал на ноги и приблизился к темному монолиту.

Даже пятьдесят человек, взявшись за руки, не смогли бы обхватить это грандиозное сооружение. Только фундамент превышал в семь-восемь раз рост человека, а он занимал около трех пятых полного размера колонны. Камень выглядел одновременно и отполированным, и покрытым небольшими складками; под скупыми лучами луны он казался темно-серым.

Мерцание фонаря обнаружило, что его цвет скорее темно-зеленый. Фелисин видела, как голова священника, разглядывающего вершину, отклонилась назад. Затем он подошел к стене и культей ампутированной конечности что-то там долго выстукивал. Наконец старик отступил назад.

Сзади послышалось бульканье воды, это Баудин открыл огромный бурдюк и принялся жадно пить. Обернувшись, Фелисин протянула к нему руки и через несколько секунд тоже прильнула к живительной влаге. Спереди зашелестел песок: из темноты появился священник, который присел рядом.

Фелисин передала ему емкость, но старик отрицательно покачал головой: его похожее на морду жабы лицо было серьезно озадаченным.

– Неужели это самая большая колонна, которую ты когда-либо видел, Гебориец? – спросила девушка. – В Арене существуют столбы, превосходящие рост человека в двадцать и более раз... По крайней мере, я слышала о подобном. Кроме того, они покрыты спиральными изразцами от основания до самой вершины; как-то давно Бенет описал мне одну из них.

– Даже я их видел, – пробормотал Баудин. – Они не шире, но уж точно выше. А из чего сделана эта колонна, священник?

– Нефрит.

Громила флегматично пропыхтел, однако Фелисин заметила, как широко раскрылись его глаза.

– Я видел шире, я видел выше...

– Заткнись, Баудин, – отрезал Гебориец, потирая обрубками рук свое тело. Взглянув на головореза из-под густых всклокоченных бровей, он добавил: – Это никакая не колонна. Это палец.

Первые лучи осветили небосклон, и тени на песке постепенно рассеялись. Из мглы начали медленно вырисовываться детали этого пальца, высеченного из цельного куска нефрита. Вот стали видны складки и бугорки кожи, ее рисунок на подушечках пальцев... Небольшое сходное возвышение у подножия, естественно, было другим пальцем.

«Палец означает, что должна быть кисть... Кисть – ведет за собой руку. Рука – все тело...»Логика была очень проста, однако она не укладывалась в голове Фелисин. Такое громадное сооружение не может быть сделано человеком, оно не может оказаться в такой глуши... целиком. Максимум – кисть, но не рука и не тело...

Гебориец с рассвета не сказал ни слова, он только потуже кутался в свой балахон. Дотронувшись культей руки до этого сооружения, он ощутил боль, которая до сих пор не исчезала. Взглянув на Геборийца при свете солнечного дня, девушка оторопела: на его теле начали появляться новые татуировки, некоторые стали еще ярче.

Наконец Баудин поднялся на ноги и принялся натягивать два небольших тента недалеко от основания пальца, где тень была самая длинная. Громила не обращал на монолит никакого внимания – будто на его месте стоял пенек от огромного кипариса; он достал длинные колья и начал забивать их в теплый песок, продев через латунные кольца в углах палатки.

Солнце поднималось все выше, окрашивая небо в оранжевый оттенок. Несмотря на то что Фелисин видела этот цвет и раньше на острове, он никогда не казался таким насыщенным. Девушка практически на вкус ощущала горечь металла.

Когда Баудин взялся за второй тент, старик встряхнулся; принюхавшись, он поднял голову и медленно поднялся на ноги.

– Дыханье Худа! – проворчал он. – Неужели нам недостаточно своих испытаний?

– Что такое? – спросила встревожено Фелисин. – Что случилось?

– Там поднялся шторм, – произнес священник. – Это же пыль Отатарала.

Баудин отвлекся от своего занятия и замер. Затем, проверив прочность конструкций, он произнес:

– Все готово.

– Нам лучше не оставаться на улице. Фелисин фыркнула:

– Можно подумать, эти палатки нас спасут. Кроме того, если ты забыл, то я напомню, что мы сами работали на Отатарале. Если бы он мог причинить нам какой-то вред, это произошло бы давным-давно.

– В Черепной Чаше у нас была каждый вечер возможность обмыть свое тело, – произнес Гебориец, вытряхивая содержимое продуктового мешка и натягивая его поверх брезента.

Девушка заметила, что старик до сих пор старался держать у груди ту руку, которой он ночью дотронулся до нефрита.

– Ты, думаешь, в этом есть какой-то смысл? – спросила она. – Но если это правда, то почему каждый маг, поработавший хоть день на Отатарале, либо умер, либо сошел с ума? В твоих словах, Гебориец, нет последовательности...

– В таком случае сиди на своем месте, – отрезал он и нырнул под навес первого тента, прихватив с собой провиант.

Фелисин обернулась на Баудина. Головорез пожал плечами, а затем без особенной спешки занял вторую палатку.

Девушка вздохнула. Она была очень утомлена, однако сонливости не ощущала. «Если я сейчас заберусь под тент, то буду там просто лежать, рассматривая швы на парусине над головой».

– Лучше забирайся внутрь, – послышался голос Баудина.

– Я еще не сплю.

Он вылез и подобрался поближе, подобно хитрому коту.

– А мне не важно, хочешь ты спать или нет. Сидя под солнцем ты будешь потеть, а это означает повышенный расход воды, а ее и так у нас немного. Поэтому залезай под этот чертов тент, девушка, пока я не положил руку на твою задницу.

– Будь здесь Бенет, ты бы не посмел...

– Этот ублюдок мертв! – проревел громила. – И Худ бросил его прогнившую душу в самую глубокую яму!

Она презрительно усмехнулась.

– Ты можешь бравировать только сейчас – в его присутствии от тебя нельзя было вытянуть и слова.

Некоторое время он смотрел на девушку, как кровавая муха, попавшаяся в сеть паука.

– А может, ты не права, – произнес Баудин, и по его лицу скользнула коварная ухмылка.

Почувствовав озноб, девушка увидела, как головорез большими шагами отправился вновь к палатке, наклонился и скрылся внутри. «Меня не удастся одурачить, Баудин, – подумала девушка. – Ты был прислуживающей дворняжкой, и то, что сейчас рядом нет Бенета, – твое чистое везение, парень. Иначе корчиться бы тебе у его ног». Помедлив еще несколько минут в знак полного неповиновения приказам, она наконец залезла в свою палатку.

Разобрав постельные принадлежности в скатке, она улеглась. Однако сон не шел, и девушка еще долго лежала под широким пологом, страстно желая хотя бы немного дурханга или кувшин вина. Через некоторое время багровые реки все же взяли ее в свои объятия, защищая от плохого настроения и увлекая все дальше и дальше в бездну. Она вызвала в своем воображении образ Бенета и все чувства, которые были с этим связаны. Однако река неумолимо текла к своей тайной цели, и, ощутив вновь ее теплые волны, девушка внезапно почувствовала, что приближается к разгадке. Да, она поняла, что скоро все откроется, и с этим событием резко переменится весь ее мир, станет шире, ярче и разнообразнее. Она будет не просто пухленькой бесформенной девочкой, которой пользовался каждый, кто хотел. Она станет всемогущей и, несмотря на небольшой возраст, будет называть себя девушкой с большой иронией.

Именно это и обещал ей странный сон; презрение к самой себе уйдет, уступив место всеобщему поклонению. Но в данный момент существовала очень большая разница между реальной жизнью и сном, по крайней мере, это отразилось в циничном взгляде Геборийца, когда Фелисин в порыве откровения рассказала ему свои видения. Знаток людских душ не сказал ничего определенного. Теперь он будет высмеивать ее фантазии о превратностях судьбы. Старик всегда считал, что нужно полагаться только на осязаемые факты, а не на гипотетические рассуждения, которые достойны только презрения. «Но священник неправ! Я ненавижу саму себя, а он ненавидит каждого вокруг. Так кто же из нас больше потеряет?»

Она проснулась ослабевшая, с иссохшими губами и ощущением ржавчины во рту. Воздух был наполнен какими-то частицами, а через ткань просвечивал неясный серый свет. С улицы послышался шум, свидетельствующий о том, что спутники уже проснулись и принялись готовиться к очередному переходу. Сначала что-то пробормотал Гебориец, в ответ на это послышалось ворчанье Баудина. Фелисин закрыла глаза, пытаясь вновь попасть в объятья красной реки, несущей ее через сон, однако та успела раствориться.

Фелисин, поморщившись, села. Каждый сустав отдавался болью от огромного напряжения. Она знала, что все остальные ощущают то же самое. Гебориец давно уже начал понимать, что их группа ощущает недостаток питательных веществ, но ничего не мог с этим поделать: суточный рацион включал немного сушеных фруктов, кусок вяленого мяса мула и сухого, как кирпич, темного хлеба доси.

Ощущая боль в мышцах, она медленно выползла из палатки на прохладный утренний воздух. Двое мужчин сидели за завтраком, раскрыв мешки с провизией. В них осталось совсем немного еды, за исключением хлеба, который был очень соленый и вызывал мучительные приступы жажды. Гебориец пытался настоять, чтобы они ели хлеб в первую очередь – в течение нескольких начальных дней, пока организм не был иссушен и оставалось еще достаточное количество сил. Однако ни она, ни Баудин не приняли эти советы всерьез, и через некоторое время Гебориец прекратил свои увещевания. Затем Фелисин вспомнила, что она еще умудрялась по этому поводу шутить над стариком: «Что же ты не следуешь своим собственным советам, а, старик?» Тем не менее смысл в этих словах был огромный. Скоро они достигнут покрытого солью побережья, однако ничего, кроме соленого хлеба, в запасе не будет. А про воду вообще оставалось только молчать.

«Возможно, мы не слушали его только потому, что не верили в реальность возможности добраться до побережья. Возможно, Гебориец решил то же самое после их первого привала? Наверное, только я была столь недальновидной, что не догадалась подумать о подобном исходе. Я могла только издеваться и игнорировать дельные советы по причине своей собственной глупости, и ничего более». А что касается Баудина, то в его криминальных мозгах было вообще невозможно что-либо понять...

Девушка присоединилась к завтраку. Выпив большее по сравнению с обычным количество воды и проигнорировав неодобрительные взгляды спутников в ответ на это, она принялась за остатки мяса.

Когда Фелисин закончила, Баудин убрал крошки в мешок.

Гебориец вздохнул:

– Ну и тройка у нас!

– Ты имеешь в виду нашу нелюбовь друг к другу? – спросила Фелисин, подняв в удивлении бровь. – Здесь нечему удивляться, старик, – продолжила она, – Если ты еще не заметил, то я раскрою глаза: мы давно перестали находить друг с другом общий язык, не так ли? Боги видели, ты очень часто указывал на мое постепенное моральное разложение. А что касается Баудина – так он не более чем убийца, который свободно обходится без всяких там глупых представлений о братстве. Он убийца, а это означает, что в глубинах его души скрывается ужасный страх... – Девушка взглянула на громилу, который, склонившись над рюкзаками, поднял на нее ничего не понимающий взгляд. Фелисин обворожительно улыбнулась: – Я права, Баудин?

Тот ничего не ответил, однако на лице появилось дикое, злобное выражение.

Фелисин обратила все внимание вновь на Геборийца.

– А твои пороки вполне очевидны – ты редко вспоминаешь о простых человеческих ценностях...

– Попридержи язык, девушка, – пробормотал бывший священник. – Я вовсе не нуждаюсь в нравоучениях со стороны пятнадцатилетней особы.

– Почему тебя изгнали из священнического сана, Гебориец? Скорее всего, за расхищение казны. Они отрубили тебе руки, а потом выбросили на мусорную кучу за пределами храма. Что ж, такие жизненные потрясения кого угодно заставят сменить работу и стать писателем.

– Нам пора двигаться, – произнес Баудин.

– Но он еще не ответил на мой вопрос...

– Я бы сказал, что он ответил, девушка. А теперь заткнись. Сегодня тот груз, которой обычно тащил старик, придется нести тебе.

– Вполне благоразумный совет, но благодарностей от меня ты не дождешься.

Лицо громилы еще больше потемнело, и он встал на ноги.

– Да оставь ты ее, – произнес Гебориец, продевая через ремни рюкзака свои обрубки. В неясной мгле, которая окружила место их привала, Фелисин заметила, что поверхность кожи, которой старик дотронулся до нефритового пальца прошедшей ночью, теперь распухла и покраснела, а морщины, покрывавшие ее, расправились. Татуировки на запястье почернели и стали чуть ли не выступать над поверхностью. Решив оглядеть старика со всех сторон, девушка увидела подобную картину по всему его телу.

– Что случилось с тобой? Гебориец осмотрелся.

– Хотел бы я знать.

– Наверное, ты получил ожог запястья об эту статую.

– Не ожог, – ответил старик. – Это повреждение называют поцелуем Худа. Я вот думаю: неужели волшебство может действовать даже среди песка, наполненного пылью Отатарала? И может ли Отатарал дать жизнь магии? К сожалению, девушка, у меня нет ответа ни на один из этих вопросов.

– Что ж, – пробормотала она, – если твои рассуждения верны, то было довольно глупой идеей попытаться дотронуться До проклятого предмета.

В этот момент Баудин, не говоря ни слова, отправился в путь. Не обратив никакого внимания на Геборийца, Фелисин бросилась за ним вслед.

– Ожидается ли этой ночью впереди источник? – спросила она.

Громила проворчал:

– А не могла ли ты поинтересоваться этим вопросом до того, как израсходовала сегодня двойную норму воды?

– В следующий раз непременно так и сделаю. Ну, и?

– Мы потеряли вчера половину ночи зря.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что свежей воды не будет до завтрашней ночи. – Оглянувшись на нее, он добавил: – Наверное, теперь ты жалеешь о своей расточительности.

Девушка не ответила. Она не собиралась проявлять даже и признаков благородства, когда в следующий раз придет время для того, чтобы допить остатки. «Благородство – для глупцов, – думала она. – Благородство – это фатальный порок. Я вовсе не намерена погибать из-за какой-то дурацкой честности, Баудин. А Гебориец умрет в любом случае: мы только понапрасну тратим на него свои драгоценные запасы».

Бывший священник устало тащился по следам своих более молодых компаньонов; звуки его шагов за спиной по прошествии часов изнурительного перехода становились все тише и тише. В конце концов, решила девушка, они останутся с Баудином вдвоем. Только двое из них дойдут до западного побережья этого заброшенного Королевой острова и встанут лицом к огромному морю. А слабые всегда остаются на обочине: это было первым законом в Черепной Чаше, и это был первый урок, который девушке пришлось выучить на улицах Унты, в колонне рабов, которая следовала на корабль.

Тогда по своей наивности и простодушию она смотрела на убийство Баудином леди Гаезин как на акт бессмысленного, леденящего кровь террора. Но если бы он сделал то же самое сегодня – например, лишил Геборийца страданий, – она не моргнула бы и глазом. «Слишком уж долго длится наше путешествие. Где же его конец?» Фелисин подумала о реке крови, и эти мысли придали ей бодрости.

Как и предупреждал Баудин, до окончания ночи они не встретили ни одного источника воды. Громила выбрал в качестве места для остановки огромное песчаное ложе, окруженное по сторонам большими известняковыми глыбами, сильно разрушенными под действием ветра. Кругом лежало несметное количество выбеленных человеческих костей, однако Баудин просто сгреб их бесцеремонно в кучу и принялся раскладывать тенты.

Фелисин присела, прислонившись спиной к камню, и посмотрела на горизонт, где по обыкновению последних дней через некоторое время появлялся умирающий от усталости Гебориец. Однако с каждым днем отставание священника становилось все сильнее: сейчас его фигура виднелась на краю огромной плоской равнины, которая в диаметре достигала трети лиги, и девушка не удивилась бы, если бы багряные лучи рассвета через некоторое время осветили его безжизненное тело. Баудин присел рядом с ней.

– Я же приказал тебе нести мешок с едой, – произнес он, скосив взгляд на восток.

«Да уж, это не из-за отсутствия симпатии к старику», – подумала она.

– Тебе скоро придется идти и искать его, не так ли? Баудин выпрямился. Он долго печально смотрел на восток, а вокруг его фигуры в прохладном неподвижном воздухе кружило огромное количество мух.

Наконец громила отправился на поиски. Фелисин нервно посмотрела на его размашистую походку без признаков усталости, и тут к ней впервые закрались смутные подозрения. «Наверняка, у него имеется тайный запас еды и воды: откуда еще взяться такому огромному количеству резервов?» Вспрыгнув на ноги, она бросилась к мешкам, оставленным Баудином.

Забравшись в уже натянутую им палатку, она отодвинула постельную скатку. Мешки с едой лежали на куче других полезных вещей. Слева от них, прислонившись к стене, стояла небольшая котомка, завернутая в плотную ткань. Развернув ее, Фелисин обнаружила аптечку первой помощи, ветхое огниво, сухую кору для разведения костра и небольшую деревянную коробочку, которую до сего момента ни разу не видела. Она была припрятана под вторым дном и обшита по кругу оленьей кожей.

Никаких бурдюков с водой и спрятанных мешков с едой. Не найдя объяснения собственным сомнениям, девушка испытала животный страх.

Она опустилась на мягкий песок около раскрытых мешков. Через пару минут, развязав бечевку и развернув небольшую котомку, Фелисин ахнула – внутри лежал полный набор инструментов для бандитского ремесла: множество финок, небольшие пилы и напильники, куски воска, небольшой кулек мельчайшей пудры, а также два разобранных стилета с голубыми лезвиями, издающими острый едкий запах, и костяными полированными рукоятками. Кроме того, самыми необычными предметами явились два эфеса от шпаг из черного дерева, скрепленные друг с Другом в виде Х-образного оберега, покрытые сверху продырявленными тяжелыми металлическими пластинами. «Метательное оружие. Оружие убийц». Последним предметом оказался коготь какой-то огромной кошки, висевший на кожаном ремне. Он отливал янтарным цветом и был исключительно гладким. Фелисин засомневалась, а не содержит ли он яд, нанесенный тонким слоем на поверхность. Эта вещица, показалось ей, содержит какую-то зловещую тайну.

Быстро осмотрев содержимое, девушка вернула все назад и завернула котомку. Услышав звук тяжелой поступи с восточной стороны, она мгновенно поднялась на ноги.

Между двумя неровными глыбами известняка появился Баудин, неся на руках Геборийца.

Головорез даже ничуть не вспотел.

– Ему срочно нужна вода, – произнес Баудин, войдя в палатку и аккуратно положив бессознательного старика на мягкий песок. – Быстро, девушка, в мешке...

Фелисин не двинулась с места.

– Но почему? Нам она требуется больше, Баудин. Громила помедлил, поборов приступ сердцебиения от таких жестоких слов девушки, затем освободил ремни рюкзака и скинул его на землю.

– Я удивляюсь: неужели, попав на его место, ты произнесла бы то же самое? Скоро, покинув этот остров, мы разбежимся, и каждый пойдет своей дорогой. Но пока, девушка, мы нуждаемся друг в друге.

– Он же все равно умрет, неужели ты не видишь?

– Все мы умрем, – он откупорил бурдюк и прислонил горлышко к потрескавшимся губам Геборийца. – Пей, старик. Тебе нужно это проглотить.

– Ты отдаешь ему свою долю, – произнесла Фелисин. – А я не намерена.

– Хорошо, – ответил громила с холодной ухмылкой. – Никто больше и не подумает о тебе как о человеке – просто знатная кровь. Неужели ты думаешь, что, раздвигая ноги перед каждым встречным в Черепной Чаше, ты смогла отмыться от своего происхождения?

– Но это же спасло нам жизни, неблагодарный ублюдок!

– Нет, это поддерживало твою пышнотелость и было обусловлено абсолютным нежеланием работать. Большая часть продуктов для меня и Геборийца доставалась за счет работы, которую я выполнял для охранников доси. А Бенет давал нам отбросы – и только для того, чтобы поддерживать твое хорошее настроение. Он знал, что мы никогда об этом не расскажем, и смеялся над твоим благородным происхождением...

– Это ложь.

– Думай, как считаешь нужным, – ответил громила, с лица которого не сходила ухмылка.

Закашлявшись, Гебориец, наконец, открыл глаза и сощурился от яркого света поднимающегося солнца.

– Ты должен осмотреть себя, – обратился к нему Баудин. – С расстояния пяти футов твоя фигура выглядит как одна сплошная татуировка – черная, как колдун Дал Хонес. Но приглядевшись поближе, можно рассмотреть каждую линию – каждый волосок шкуры Вепря. А еще линии покрывают твой обрубок, но только не тот, который оказался сейчас распухшим... Вот, выпей еще немного.

– Ублюдок! – прошипела Фелисин. Увидев, как последние капли воды пропадают между губами старика, она подумала: «Этот человек оставил Бенета на верную смерть, а сейчас пытается отравить память об этом дорогом для меня человеке. Но он промахнулся... Я сделала все, что могла, чтобы сохранить жизни этих людей, и они возненавидели меня за это – оба... Их гложет изнутри та цена, которую мне пришлось заплатить. А Баудин теперь пытается все отрицать. Нечего даже и думать о совести этого громилы, поэтому, воткнув один из своих ножей в мое горло, он абсолютно ничего не почувствует – просто еще один мертвый из клана знати... Еще одна леди Гаезин».

Встретившись с взглядом Геборийца, она медленно заговорила:

– Мне каждую ночь снится река крови, в которой можно свободно и вольготно плыть... Оба из вас там тоже есть – но только в самом начале, так как под конец вы уходите на дно. Думайте, как хотите, но только мне одной суждено пройти через все испытания и выбраться из этой передряги. Мне, только мне.

Оставив ничего не понимающих мужчин, пристально смотрящих ей вслед, Фелисин направилась к своей палатке.

Следующей ночью они нашли воду за час до восхода луны. Ключ появился сам собой в основании какого-то каменного углубления, питаясь, вероятно, из глубокой невидимой расщелины. Поверхность ключа была покрыта жидкой грязью. Баудин подошел к самому краю, однако не сделал ни одного движения, чтобы припасть на колени и начать выгребать жидкую глину, как это всегда было раньше. Через мгновение Фелисин почувствовала головокружение и, сбросив с плеч продуктовый мешок, бросилась к источнику.

Глина ярко заблестела: приглядевшись, девушка обнаружила, что вся поверхность жидкой грязи покрыта медленно копошащимися ночными бабочками, распластавшими свои крылья. Фелисин потянулась, чтобы разогнать этот плавучий ковер и припасть к живительной влаге, но Баудин перехватил ее за запястье и с волнением прошептал:

– Вода отравлена. Ее заполнило несметное количество личинок ночных бабочек, которые пожирают тела своих родителей.

«Дыханье Худа, вновь эти личинки».

– В таком случае, можно профильтровать воду через одежду, – предположила Фелисин.

Громила отрицательно покачал головой.

– Личинки выделяют яд, который очень хорошо растворим. Мы не в силах что-либо изменить: источник станет пригодным для питья только по прошествии месяца.

– Но ведь вода нужна нам прямо сейчас.

– Если ты выпьешь, Фелисин, то умрешь в течение нескольких минут.

Девушка уставилась на серую топь в отчаянном желании не слушать Баудина и припасть губами к влаге: огонь жег ее горло, ее разум. «Не может быть. Мы же все умрем без нее».

Баудин отвернулся. В этот момент подошел изнуренный Гебориец и рухнул на каменный скат. Его кожа была чернее ночи, а под серебряным светом ночных звезд она начала блестеть подобно шерсти вепря. Воспаление, развившееся на культе его правой руки, вроде бы начало спадать, оставляя за собой на коже гноящиеся трещины, источающие странный запах каменной пыли.

Старик стал похож на призрак, и, вспоминая его кошмарное ночное появление перед глазами, Фелисин засмеялась как сумасшедшая. Хохот был на грани истерики.

– А помнишь Крут, Гебориец? В Унте? Помнишь Последователя Худа – священника, покрытого мухами, вместо тела которого оказалась только пустота? А ведь у него было к тебе послание... И что же я вижу сейчас? Пошатывающийся человек, который кишит не мухами, а татуировками. Разные боги, однако одно и то же послание – вот что мне видится... Позволь Фениру говорить через эти потрескавшиеся губы, старик. Неужели слова твоего бога будут вторить Худу? Неужели весь мир в самом деле представляет собой огромные весы, на чашках которых – рок и судьба? Летний Вепрь – Клыкастый Сеятель Войны, что ты на это скажешь?

Старик непонимающе уставился на девушку. Он открыл было рот, однако из него не донеслось ни единого звука.

– Что это было? – ехидно спросила Фелисин, склонившись к нему ухом. – Жужжанье крыльев? Нет, вовсе нет.

– Дура! – пробормотал Баудин. – Вместо того чтобы заниматься пустой болтовней, лучше бы поискала место для лагеря.

– А что, дурное предзнаменование, да, убийца? А я и не знала, что ты хоть что-то в этом смыслишь.

– Попридержи язык, девушка, – ответил Баудин, обернувшись лицом к каменному склону.

– Сейчас это не имеет никакого значения, – ответила она. – Мы до сих пор танцуем перед богом, который изредка поглядывает на нас, да и то только ради собственного развлечения. Ты видел символ Худа в Семи Городах? Люди называют его здесь Скрытый Герой, не так ли? Ну-ка выкладывай, Баудин, что начертано на Храме Лорда Смерти в Арене?

– Думаю, ты сама знаешь ответ на этот вопрос, – произнес громила.

– Да, ночные бабочки – предвестники смерти, пожиратели разлагающейся плоти... Яд, выделяющийся под солнцем у трупов, их самый любимый нектар. Худ передал нам обещание в Круге Унты, и только что оно было выполнено.

Баудин забрался на край впадины, однако и там слова девушки достигали его разума. Поднимающееся солнце осветило фигуру громилы оранжевым светом. Обернувшись, он негромко, с ухмылкой произнес:

– Вот и все, что касается твоей реки, заполненной кровью. Внезапно у девушки закружилась голова. Ноги подкосились, и она резко села на землю, больно ударившись копчиком о каменную скалу. Обернувшись, Фелисин увидела Геборийца, лежавшего подобно темной, бесформенной груде на расстоянии вытянутой руки. Подметки его обуви прохудились, обнажив мозолистые израненные ступни. Был ли он уже мертв? Практически, да.

– Сделай же что-нибудь, Баудин. Громила ничего не ответил.

– Как далеко до побережья? – спросила она.

– Сомневаюсь, что это имеет хоть какое-то значение, – ответил он через мгновение. – Лодка будет находиться у берегов в течение трех ночей, не более. А нам до моря еще четыре дня хода, да и силы уже на исходе.

– А через какое время будет следующий источник воды?

– По прошествии семи часов пути; но если учесть нашу настоящую форму, то все четырнадцать.

– Прошлой ночью ты казался довольно шустрым! – проворчала она. – Неся на руках Геборийца, ты даже не вспотел. По сравнению с нами в тебе не чувствуется никакой усталости...

– Я пью свою мочу.

– Что?

– Ты прекрасно слышала, – проворчал он.

– Это не может объяснить всех фактов, – ответила она, поразмыслив с минуту. – Не говори только, что тебе приходится еще есть свое собственное дерьмо. Неужели ты заключил с каким-то богом договоренность, Баудин?

– А ты, глупая девчонка, полагаешь, что это так просто, стоит только сказать: «Эй, Королева Снов, спаси мою жизнь, и я буду вечно служить тебе». Скажи, на сколько из своих молитв ты услышала ответы? Кроме того, я не верю ни во что, кроме собственных сил.

– Так ты до сих пор не сдался?

Девушка полагала, что этот вопрос так и повиснет в воздухе, но после длинной паузы, уже при погружении в свой собственный мир, ее мысли оборвал резкий ответ:

– Нет!

Баудин переложил мешок, а затем скользнул вниз по каменному склону. Фелисин заметила во всех его движениях какую-то разумную экономию, и это бросило ее в дрожь. «Называет меня пышнотелой и смотрит на меня, словно на кусок плоти, – однако не так, как это делал Венет. Нет, в глазах этого громилы я выгляжу, словно будущий завтрак». Сердце застучало молотом; впервые за долгое время девушка обнаружила в его маленьких глазах звериный блеск.

Однако Баудин спокойно присел рядом с упавшим без сознания Геборийцем и перевернул его на спину. Склонившись над грудью старика, он попытался услышать его дыхание, а затем резко откинулся назад, глубоко вздохнув.

– Старик мертв? – спросила Фелисин. – Не старайся – я не собираюсь есть покрытую татуировками кожу, какой бы голод меня ни мучил.

Баудин мельком взглянул на девушку, однако ничего не ответил, возобновив осмотр тела бывшего священника.

– Скажи, чем ты занимаешься? – в конце концов не вытерпела она.

– Старик пока жив, и только он сейчас может нас спасти, – Баудин помедлил. – Меня абсолютно не интересует, насколько глубоко ты пала... Просто держи свои мысли при себе.

Фелисин видела, как громила срывает с тела старика лохмотья одежды, обнажая черную вязь скрывающихся под ними татуировок. Обойдя тело так, чтобы тень от солнца не мешала осмотру, он вновь склонился над замысловатой последовательностью линий, покрывающих грудь Геборийца. По всей видимости, громила настойчиво что-то искал.

– Рисунок поднимается к шее, – уныло проговорила она, – и спускается по рукам, образуя на запястьях что-то вроде кольца.

Баудин замер, сузив глаза.

– Собственная отметка Фенира – священна, – продолжила она. – Ведь ты ищешь именно ее? Гебориец был отвергнут, однако Фенир до сих пор живет внутри – этот факт более чем очевиден, стоит лишь только посмотреть на ожившие татуировки...

– А что по поводу отметки? – холодно спросил громила. – Откуда тебе известны подобные вещи?

– Когда после побоев Венета я была на неделю прикована к кровати, – начала объяснять девушка, увидев, что Баудин вновь принялся за осмотр тела старика, – Гебориец ухаживал за мной. Я попросила его рассказать о деталях своего культа... Ты хочешь вызвать бога?

– Просто обнаружить его, – ответил Баудин.

– И что теперь? Как же ты добьешься своего, ведь на теле старика нет никакой замочной скважины, никакого кода, который можно было бы использовать. – Услышав эти слова, громила судорожно дернулся, блеснул глазами и посмотрел на девушку, как на надоедливую муху. Она даже не моргнула, а затем, будто ничего не произошло, невинно спросила: – Как, по твоему мнению, он потерял свои руки?

– Гебориец раньше был вором.

– Да, был, но именно отлучение от церкви столь сильно изменило его судьбу. Видишь ли, на теле раньше был ключ, который открывал Путь верховного священника к своему богу. Он располагался на ладони правой руки. Прижать ключ к священной отметине – руку к груди – было так же просто, как поздороваться. Я провела много дней после побоев Бенета, борясь с Худом, а Гебориец все рассказывал, рассказывал... Он поведал мне огромное количество историй, но я практически ни одной не запомнила. Выпивая галлонами дурханговый чай, я чувствовала, что мое сознание будто раздвоилось: оно отфильтровывало ненужную информацию, оставляя только самое ценное. Да, теперь я точно знаю: ты, Баудин, не в силах завершить свою затею.

В отчаянии громила поднял предплечье старика и с силой Ударил им по груди как раз в то место, где находилась священная отметина.

Внезапно произошло что-то неожиданное: воздух наполнился страшным ревом. Этот звук поверг их на землю, заставив царапать, скрести и отчаянно зарываться в камни. «Уйти... скрыться... Скрыться куда угодно от боли. Куда угодно».

Этот безумный звук наполнял их тела ужасными страданиями; он распространялся подобно огню, закрывая от людей весь окружающий мир. Он раскалывал огромные каменные глыбы, а трещины расходились во все направления от неподвижно лежащего тела Геборийца.

Ощутив, что из ее ушей полились ручейки крови, Фелисин попыталась хоть куда-то уползти – например, вверх по колеблющемуся склону. Татуировки Геборийца начали выпирать над поверхностью кожи, достигая порой земли, в этих местах расщелины углублялись, а одна из них достигла ног девушки, превратив служивший ей опорой камень в нечто скользкое и сальное на ощупь.

Через некоторое время все окружающее пространство принялось неистово трястись. Казалось, что даже небо медленно покачивалось в такт этому звуку, будто множество невидимых рук проникло через какие-то потайные врата и схватило остов мира с холодной, разрушительной яростью.

А вопль все не прекращался. Ярость и непереносимая боль слились друг с другом, подобно прядям одной веревки. Затянувшись, как петля на шее, звук полностью блокировал для смертных весь окружающий мир, его воздух и свет.

Что-то ударило по земле: каменное ложе под девушкой содрогнулось, подбросив ее вверх. Приземлившись, Фелисин больно ударилась локтем. Все кости ее рук задрожали, подобно лезвию меча. Солнечный диск померк, когда девушка попыталась судорожно вздохнуть. Ее расширенные от ужаса глаза поймали мельком какую-то фигуру далеко за границей котлована, которая тяжело передвигалась в клубах пыли. Раздвоенное копыто, покрытое мехом, размерами превышавшее человека, поднялось в воздух, занимая собой все безоблачное полночное небо.

Изображение татуировки поднялось в воздух самостоятельно, представляя собой темно-синюю безумную сеть, распространяющуюся по всем направлениям.

Девушка не могла дышать: ее легкие горели. Она умирала, пытаясь вдохнуть лишенное кислорода пространство, полностью поглощенное одним лишь безумным звуком.

Внезапного молчания никто не ощутил: звенящее эхо еще долго жило в черепах присутствующих людей. Наконец, прохладный горький поток воздуха обдал ее лицо, девушка еще ни разу не испытывала подобного блаженства. Закашлявшись и сплюнув желчь, Фелисин с трудом оперлась на ноги и руки и медленно покачала головой.

Копыто исчезло. Татуировки висели, подобно остаточному изображению, поперек всего неба, медленно растворяясь в прохладном, темном воздухе. Внезапно какое-то движение на песке привлекло ее внимание: это оказался Баудин, который медленно поднялся на колени, продолжая со всей силы сжимать руки вокруг собственных ушей. Посмотрев на девушку, он выпрямился; из глаз громилы текли кровавые слезы, оставляя на щеках яркие следы.

Переступив с ноги на ногу, Фелисин обнаружила, что стоит в какой-то странной массе. Она опустила взгляд и с удивлением обнаружила на земле крошево известняка. Кружащие в водовороте остатки татуировок медленно подрагивали. «Татуировки опускались все ниже... ниже. А что, если я стою на поверхности огромного ногтя, длиной с милю, и каждый ноготь поднимается вертикально только в том случае, если все остальные окружают его... Неужели ты пришел из Абисса, Фенир? Это свидетельствует о том, что твой священный Путь граничит с самим Хаосом. Фенир! Неужели ты сейчас среди нас?» Девушка обернулась и встретилась глазами с Баудином. Он еще не пришел в себя от шока, однако в зрачках уже начали проявляться первые признаки страха.

– Мы хотели только привлечь внимание бога, – произнесла Фелисин. – Но мы не хотели вызывать его самого, – ее охватила дрожь. Обхватив себя руками, она заговорила с еще большим жаром: – Он не хотел к нам спускаться!

Баудин вздрогнул, а затем медленно пошевелил плечом, что могло означать его неуверенность.

– Сейчас бог уже ушел, не так ли?

– А ты в этом уверен?

Баудин пространно махнул головой, а затем посмотрел на Геборийца. По прошествии небольшой паузы он произнес:

– А старик начал дышать гораздо ровнее. Да и жар, вроде бы, спал – что-то действительно произошло.

Фелисин презрительно усмехнулась.

– Наши шансы выжить повысились, наверное, на целый процент!

Баудин что-то проворчал, но тут его внимание привлекло нечто другое.

Проследив за взглядом громилы, девушка увидела полностью сухой источник. На поверхности остались только высушенные тела ночных бабочек. Фелисин закатилась хохотом:

– Да, кого-то, вероятно, это спасло.

В этот момент Гебориец медленно зашевелился и прошептал:

– Он здесь!

– Мы знаем, – ответил Баудин.

– В мире смертных, – продолжил бывший священник после короткой паузы, – он очень уязвим.

– Ты смотришь на ситуацию не с той стороны, – произнесла Фелисин. – Бог, на которого ты больше не работаешь, забрал у тебя руки. А теперь ты спустил его на землю, вот и все. При чем тут смертные?

То ли холодный тон, то ли грубые слова возымели такое действие, но Гебориец ожесточился. Он разогнулся, поднял руки, а затем сел на песок. Уставившись на Фелисин, старик зашипел:

– А детей мы вовсе не спрашивали, – произнес он со странной улыбкой.

– Так он здесь, – сказал Баудин, осматривая окрестности. – Но где же бог может прятаться?

Гебориец поднялся на ноги.

– Я отдал бы остатки одной руки только за то, чтобы посмотреть сейчас Расклад Дракона. Представь себе, какая сейчас неразбериха началась среди Всевышних. Это вовсе не обычное посещение земли, и это не демонстрация собственной силы, – он поднял свои руки, хмуро оглядывая обрубки. – Это было много лет назад, однако призраки вернулись.

Увидев смущение Баудина, Фелисин заставила держать себя в рук ах.

– Призраки?

– Руки, которых здесь нет, – объяснил Гебориец. – Эхо... И этого достаточно, чтобы свести человека с ума, – старик встряхнулся и, взглянув в сторону солнца, сощурился. – Я чувствую себя гораздо лучше.

– Да ты и выглядишь лучше, – сказал Баудин.

Жара поднималась. Через час будет уже просто невыносимо.

Фелисин нахмурилась.

– Исцелен богом, который когда-то тебя отверг. Хотя сейчас это неважно. Если сегодня мы останемся в палатках, то к вечеру так ослабеем, что уже не сможем что-либо делать. Нужно идти немедленно к следующему колодцу, иначе каждый из нас погибнет. «Но я все равно переживу тебя, Баудин. У меня хватит времени, чтобы вернуть кинжал домой».

Баудин вскинул на плечи мешок. Оскалившись, Гебориец продел обрубки в ремни рюкзака, который он носил раньше.

С легкостью поднявшись на ноги, он всего лишь один раз покачнулся, сделав свой первый шаг.

Баудин показывал дорогу. Фелисин шла по пятам громилы. «Бог попал в мир смертных – так чего же тут бояться? Да у него имеется невообразимая сила, а он прячется. И как только Геборийцу хватило сил выстоять во всех испытаниях? Скорее всего, он сам затеял всю эту заваруху. Подобная ситуация должна была сломать его и закрыть душу. Но вместо этого старик подчинился. Неужели стена его цинизма может противостоять подобной осаде в течение столь долгого времени? И что же он, наконец, сделал, чтобы потерять свои руки?»

Однако в душе Фелисин царила своя собственная неразбериха. Она до сих пор не отрицала возможность убийства среди их тройки, однако смутное чувство товарищества, оставшееся в девушке по отношению к своим компаньонам, не давало ей мыслить хладнокровно. Она хотела убежать от них, ощущая, что подобное общество неминуемо приведет либо к сумасшествию, либо к смерти, однако одновременно четко понимала, что в огромной степени зависит от этих мужчин.

Из-за спины послышался голос Геборийца.

– Мы приближаемся к побережью: я ощущаю запах воды. Уже близко. Когда мы достигнем берега, Фелисин, ты поймешь, что ничего не изменилось. Ты понимаешь, о чем я говорю?

На самом деле Фелисин почувствовала тысячу оттенков в словах старика, однако четко не поняла ни одного из них.

Подняв голову, Баудин вскрикнул от удивления.

Мысли Маппо Трелла перенесли его к востоку на расстояние почти восьмисот лиг: закаты, которые были два века назад, абсолютно не походили на настоящие. Трелл увидел самого себя, пересекающего широкую равнину, покрытую высокой травой. Кое-где растительность была примята и покрыта каким-то маслом; каждый шаг Маппо в высоком ботинке глубоко проваливался. Он прожил уже несколько веков, и все это время не прекращалась война, представляющая собой беспрестанные набеги – кровавые жертвоприношения богам. Маппо уже давно устал от этих игрищ для молодежи: если бы не счастливое стечение обстоятельств, его бы схватили и приковали к одиноко стоящему дереву много лет назад. Однако, с другой стороны, Трелл знал, какие муки можно терпеть, находясь под властью полного бездействия. Сейчас он достиг такого состояния, что любое странное, необычное происшествие вызывало огромный ужас. Однако, в отличие от своих братьев и сестер, Маппо не собирался терпеть подобное положение дел всю свою жизнь, поэтому сейчас ему было немного не по себе.

Треллу было совсем немного лет, когда он простился с торговым городом, служившим ему домом с самого рождения. Подобно множеству других юнцов, его захватила лихорадочная волна перемен: он ненавидел унылое бездеятельное существование своих городов, ему претила профессия купца, огромное количество которых торговало среди Треллов бхедеринами, козами, овцами, вспоминая порой свою боевую молодость в тавернах и барах. Маппо обожал странствия, поэтому добровольно с готовностью присоединился к одному из древних кланов, что жили в постоянных скитаниях.

Цепь его убеждений тянулась из далекого тысячелетнего прошлого, и это привело в конце концов Маппо к такому исходу, о котором он сначала даже и не догадывался.

Воспоминания оставались четкими, и в своих мыслях он вновь и вновь пересекал широкими шагами эту равнину. Вот стали видны руины города, в котором Трелл когда-то родился. С момента его разрушения прошел целый месяц. Тела пятнадцати тысяч убитых – тех, которые не были сожжены в яростном огне, – уже давно убрали с глаз долой охотники за падалью. Маппо вернулся к дому, однако его встретили только лишь выбеленные кости, обрывки одежды да потрескавшиеся от огня кирпичи.

Дряхлая старуха из клана, подобравшего Трелла, могла слышать истории костей умерших людей; она поведала то же самое, что Безымянный Герой предсказал еще много месяцев назад. Пока городские Треллы не познакомились со степными кланами, они считали друг друга кровными родственниками. И теперь у Маппо были другие задачи, нежели чем просто месть. Это слово большинство Треллов, которые подобно Маппо родились в сожженных ныне городах, старались не произносить. Нет, все представления о мести должны исчезнуть из головы того, кто стал избранным для совсем иной задачи. Таковы были слова Безымянного Героя, предвидевшего данный момент.

Маппо до сих пор не мог понять, почему же выбрали именно его. По своему собственному мнению, он абсолютно не отличался от остальных воинов. Месть была единственной жизненной целью, она стала важнее, чем еда и вода. Однако грядущий ритуал должен был очистить разум Маппо от всего, чем он раньше жил. «Ты превратишься в чистый лист бумаги, Маппо. Будущее заново перепишет и вылепит всю твою историю. То, что произошло с городом наших родственников, никогда более не случится, и причиной тому будешь именно ты. Понятно?»

Выражение страшной необходимости. Да, теперь все зависит именно от него. Маппо шел по заросшей главной улице родного города, покрытой буйным ковром сорняков и корней, среди которых кое-где поблескивали выбеленные солнцем человеческие кости.

Около рыночного круга он обнаружил Безымянного Героя, он ожидал его, стоя в центре площади; серая накидка трепетала на сильном ветру. Внезапно очередной порыв скинул капюшон, обнажив суровые черты лица. К своему удивлению, Трелл увидел, что они принадлежат женщине. Приблизившись, Маппо встретился с ее бледными глазами. Посох, который женщина крепко держала одной рукой, казалось, как-то незаметно извивался.

– Мы живем не годами, – прошептала вместо приветствия она.

– А столетиями, – закончил пароль Маппо.

– Добро! Теперь, воин, ты обязан научиться делать то же самое: старшие постановили именно так.

Трелл медленно огляделся вокруг, скосив взгляд на руины.

– Это больше похоже на армию налетчиков – такие следы свидетельствуют о том, что довольно значительные силы все же существуют к югу от Немила...

Усмешка женщины удивила Трелла своим неприкрытым презрением.

– Однажды он вернется к себе домой – точно так же, как это произошло сегодня с тобой. Но до того момента, Маппо, ты обязан сопровождать и следить...

– Но почему именно я, черт бы вас побрал! – в ответ женщина просто пожала плечами. – А если я просто откажусь? – продолжил он.

– Даже в этом случае, воин, понадобится немало терпения.

Она подняла посох, и этот жест привлек взгляд Маппо: вращающееся, изгибающееся дерево достигло Трелла, заполнив весь окружающий мир. Через мгновение он просто потерялся в его закрученном лабиринте...

– Странно, насколько никогда не виданные земли могут казаться такими знакомыми.

Маппо зажмурил глаза: знакомый мягкий голос вырвал его из давних переживаний. Трелл взглянул на Икариума и ответил:

– Еще более странным является тот факт, что человеческая мысль может путешествовать так быстро и так далеко, за мгновение возвращаясь обратно.

Ягут улыбнулся.

– Да, с такими рассуждениями ты сможешь обследовать целый мир.

– А ты, Икариум, покинуть его.

Серые глаза Ягута сузились, когда он скосился на поверхность пустыни, покрытую множеством одних лишь булыжников. Лучше было бы забраться на какую-нибудь вершину, чтобы осмотреть с нее ожидающую их дорогу.

– Твои воспоминания всегда зачаровывали меня – с тех самых пор, как я расстался с большинством собственных. Но в большей степени это стало ощущаться в последнее время, когда ты, Маппо Трелл, начал с неохотой ими делиться.

– Я всегда вспоминаю свой клан, – ответил Маппо, пожимая плечами. – Крайне удивительно: обычные вещи ведут к такому непониманию среди давних друзей. Сейчас приближается сезон рождения скота, когда мы в негласном соглашении со степными волками начинаем отсеивать самых слабых детенышей. Но свою славу среди клана я заработал тогда, когда ночью проник во вражеский лагерь и обломал кончики ножей у каждого воина. Ни один из них так и не проснулся! – Маппо вздохнул. – Я носил эти кончики в течение долгих лет, привязав их к боевой портупее.

– Ну и что же случилось с ними потом?

– Их выкрали обратно более умные налетчики, – ответил Маппо, улыбнувшись еще шире. – Представь теперь славу этой девушки – а это была именно девушка – среди своих.

– Неужели она не прихватила с собой еще что-нибудь?

– Ах, оставь же мне хоть немного собственных секретов, друг, – Трелл встал, стряхнув с кожаных штанов пыль и песок. – Во всяком случае, – произнес он после паузы, – песчаная буря расширилась на треть с тех пор, как мы остановились.

Упершись руками в бедра, Икариум принялся рассматривать широкую темную стену, которая пересекала равнину.

– Мне кажется, она стала гораздо ближе, – прошептал он. – Родившись из волшебства, возможно, с помощью самой богини, она до сих пор продолжает растить свою силу. Я чувствую, как она подбирается к нам.

– Да, – кивнул Маппо, сдерживая дрожь. – Я удивлен, учитывая тот факт, что Ша'ика в самом деле погибла.

– Возможно, ее смерть была необходимой, – произнес Икариум. – В конце концов, неужели смертные со своей немощной плотью могут управлять такой огромной силой? Неужели смертные, оставаясь в живых, могут стать вратами, соединяющими Дриджхну и наш мир?

– Ты думаешь, она стала Всевышней? Неужели она больше никогда не сможет предстать перед нами в плоти?

– Возможно.

Маппо замолчал. Возможности развития ситуации множились каждый раз, когда они обсуждали Ша'ику, Вихрь и Пророчество. Теперь они вместе начали сеять друг в друге сомненья. «Кому же на пользу этот Вихрь?» Перед мысленным взором возникла ухмылка на лице Искарала Пуста, который неистово шептал: «Нами манипулируют – я чувствую это. Я всегда ощущаю это своим носом».

– Я заметил, как у тебя поднялись волосы на шее, – произнес Икариум с угрюмым смешком. – Что же касается меня, то я стал глухим к подобным мыслям, поскольку чувствую манипулирование в течение всей своей жизни.

Трелл кивнул, будто подтверждая какую-то собственную мысль, пытаясь на самом деле скрыть охватившую его дрожь.

– Ну и, – спросил он мягко, – кому же придется заниматься этими проблемами?

Ягут пожал плечами и взглянул вниз, подняв бровь.

– Я перестал задавать себе этот вопрос уже много лет назад, друг. Ну, что мы будем сегодня есть? Главный урок заключается в том, что тушеная баранина гораздо приятнее, чем ощущение удовлетворенного любопытства.

Маппо уставился на спину Икариума, который двинулся в сторону лагеря. «А что ты скажешь по поводу удовлетворенного чувства мести?» – подумал Трелл.

Они шли по древней дороге, подгоняемые яростными порывами наполненного песком ветра. Даже гралский жеребец начал уже спотыкаться от усталости, но у Скрипача не было другого выбора. Сапер абсолютно не понимал, что же с ними происходит.

Где-то в непроницаемой стене песка, судя по звукам, справа от путешественников, шла битва. Несмотря на непосредственную близость, ее участников до сих пор не было видно, а Скрипачу идея о разведке ситуации даже не приходила в голову. Испуганный и усталый. Скрипач своим возбужденным, паникующим умом смог прийти к единственно верному решению: только строгое следование древней дороге может спасти им жизнь. Стоит только свернуть – и они будут разорваны в клочья.

В доносящихся до них звуках битвы абсолютно отсутствовали лязг оружия и крики умирающих людей. Нет, этот шум, скорее принадлежал зверям: рев, лязганье зубами, рычанье, яростные призывы к террору, боли и дикой ярости – ничего человеческого. Скорее всего, в невидимой пока битве участвовали волки, однако к их рычанью присоединялись другие горловые звуки: стоны медведей, шипенье огромных кошек, рептилий, птиц и обезьян. «А еще демонов. Невозможно забыть этот демонический смех – даже кошмар самого Худа не может быть ужаснее».

Скрипач абсолютно не следил за поводьями: уже в течение долгого времени его руки держали покрытый песком ствол арбалета. Оружие было заряжено: стрела с зарядом взрывчатого напалма дрожала в пазу арбалета с самого начала потасовки – без малого в течение десяти часов. Сапер хорошо знал, что за это время тетива уже провисла, да и железные ребра оружия расширились больше обычного. По этой причине стрела далеко не полетит, но ее движение будет очень мягким. Положительным моментом являлось то, что напалмовые стрелы не требовали длительного прицеливания и особенной точности стрельбы. Как только снаряд приземлится на землю, произойдет такой взрыв, который, вполне возможно, захватит и его вместе с лошадью. Об этом сапер еще ни разу не забыл, держа в своих дрожащих, покрытых потом руках огромный заряженный арбалет.

Продолжать подобное истязание уже не было никакой возможности. Обернувшись назад на Апсалу и Крокуса, сапер понял, что их лошади были на последнем издыхании. Животные едва волочили ноги – им осталось совсем немного.

Гральский жеребец громко заржал и бросился к обочине. Скрипача внезапно окатило какой-то теплой жидкостью. Зажмурив глаза и пробормотав проклятья, он попытался стереть ее с лица, чтобы хотя бы что-то видеть. «Кровь. Рожденный Фениром и проклятый Худом поток крови». В непроницаемой полосе висящего в воздухе песка послышались новые звуки. «Что-то приближалось, однако было задержано этой заварухой, – догадался сапер. – Благословенная Королева, что же происходит в Абиссе?»

Крокус закричал. Скрипач обернулся и в последний момент заметил, как парень еле-еле успел отскочить от рухнувшей без признаков жизни лошади. Передние ноги животного подогнулись, и он увидел, как его морда с силой ударилась о брусчатку, оставив на ней пятно крови и пены. Дрогнув последний раз в попытке подняться, лошадь перевернулась на спину, обмякла, а затем под действием силы тяжести ее тело сползло на обочину.

Сапер повесил арбалет на плечо, схватился за поводья и принудил жеребца остановиться. Развернув взмыленное животное, он бешено закричал:

– Сбрось палатки, Крокус, – тот уже вскочил на ноги. – Это самая свежая из запасных лошадей. Быстрее, черт возьми.

Опустившись в седло, Апсала приблизилась к саперу.

– Ничего не получится, – произнесла она своими обветренными губами. – Нам нужно остановиться.

Проревев от разочарования, Скрипач вновь взглянул на бушующую стену песка. А битва все приближалась: преграда, которая задержала ее на какое-то время, оказалась, по всей видимости, преодолена. Внезапно сквозь мглу показалась какая-то огромная фигура и быстро вновь скрылась из виду. На плечах у нее был неистовый леопард. С другой стороны выглянули четыре неуклюжие черные фигуры, перекатывающиеся вперед без всякого звука.

Скрипач сорвал с плеча арбалет и не целясь выстрелил. Снаряд ударился о землю в полудюжине шагов от этих тварей: они бешено завизжали, и в мгновение ока языки пламени сорвали их с лица земли.

Сапер решил больше не тратить времени и зарядил в свое оружие еще одну стрелу из деревянного колчана, привязанного к седлу. В самом начале пути у него было двенадцать стрел, снабженных зарядами Моранта. Сейчас оставалось только девять, и всего одна из них была с реактивной тягой. На секунду опустив глаза на арбалет, он вставил в паз заряд с зажигательной смесью, а затем начал вновь пристально осматривать окружающее пространство, в то время как руки автоматически продолжали перезарядку.

Вновь показались фигуры, блестящие, подобно призракам. Дюжина крылатых рептилий размером с собаку возникла на расстоянии двадцати шагов, поднимаясь в воздух колонной. «Эсантан'ел – дыхание Худа, это же Д'айверс и Сольтакен». Над эсантанелом нависла огромная тень, поглотившая их.

Крокус судорожно шарил в мешке в поисках короткого меча, который он купил в Эхрлитане. Апсала остановилась рядом: в руке блеснул огромный нож.

Скрипач было собрался криком предупредить, что враги находятся слева, когда увидел новую опасность: три гральских воина плечом к плечу, в полном снаряжении на расстоянии дюжины корпусов лошади. Пики угрожающе опустились.

Строй был слишком близко, чтобы безбоязненно воспользоваться арбалетом. Сапер стоял и безмолвно следил за их приближением. Казалось, время замедлилось: Скрипач был не в силах что-либо предпринять. Внезапно огромный медведь ворвался со стороны дороги и столкнулся со строем всадников. Сольтакен был так же велик, как и лошадь грала, которую он опрокинул на землю. Медведь схватил огромными челюстями воина за тело между ребрами и бедрами, и по клыкам, погрузившимся в тело, хлынули потоки крови. Казалось, что человек разъединился на две неравные части безо всяких усилий. Изо рта незадачливого воина тонкой струйкой потекли кровь и желчь.

Апсала в бешеном прыжке оказалась между двумя оставшимися воинами, проскользнув под пиками; взяв в обе руки по кинжалу, она с силой вонзила их в гралов. Ни у одного из них не было времени, чтобы отразить удар. Словно в зеркальном отражении, каждое лезвие распороло защитные жилеты, вонзившись правому воину в сердце, а левому разорвав легкое.

Затем она бросилась дальше, оставив гралов позади. Прыгнув на землю и совершив на песке переворот, чтобы избежать удара копьем четвертого воина, которого раньше не было видно, Апсала вскочила на ноги. В быстром, неуловимом движении она оттолкнулась от земли и запрыгнула на спину лошади сзади от сидящего наездника. Правая рука сжалась в смертельной хватке вокруг горла грала, а левая достигла его глаз, мгновенно лишив воина зрения. После этого ловкой девушке уже ничто не мешало достать из кармана еще один маленький кинжал, полоснув им по горлу своего врага.

Восхищенное наблюдение Скрипача за происходящим было грубо прервано каким-то большим и чешуйчатым предметом, который хлестнул его поперек лица и выбросил из седла. Арбалет выпал из рук и отлетел в сторону. Ударившись о мостовую, сапер испытал ужасную пронзающую боль. Ребра треснули; пока он катился по земле, их тупые обломки разорвали кожу. Любую мысль о том, чтобы подняться на ноги, пришлось отбросить: он попал в самую гущу бушующей баталии. Обхватив голову руками, Скрипач сжался в комок, моля только лишь о том, чтобы стать как можно меньше. Костяные копыта мяли его тело, покрытые когтями лапы оставляли на кольчуге глубокие вмятины. Сапер почувствовал, как мышцы свела судорога, и скоро все избитое тело охватила страшная дрожь.

Звуки битвы начали затихать. Наконец, остался только стон ветра и шуршанье песка. Сапер попытался встать, однако внезапно осознал, что едва способен поднять голову. Вокруг были следы, оставшиеся после нешуточной баталии; прямо перед носом Скрипача на расстоянии вытянутой руки стоял, дрожа всеми четырьмя ногами, его жеребец. Неподалеку виднелся арбалет, однако стрела отсутствовала – вероятно, оружие разрядилось при ударе о землю, а заряд с зажигательной смесью попал в самую гущу битвы. Слева лежал грал с распоротым легким, громко кашляя и отхаркивая кровь. Сверху над ним склонилось оценивающее лицо Апсалы, в руках она продолжала держать маленький кинжал. В дюжине шагов за ней виднелась неуклюжая бурая спина Сольтакена – медведя, покрытого каплями крови растерзанной им лошади. Через некоторое время в поле зрения показался и Крокус, он уже обнаружил свой короткий меч, однако так и не достал его из ножен. Увидев скорбное выражение лица молодого парня, Скрипач ощутил даже волну жалости.

Он перевернулся на спину, застонав от боли.

Внезапно медведь зарычал. Скрипач обернулся, увидев в последний момент, как зверь отпрыгнул в сторону. «О, Худ, если он почувствовал...»

Дрожание ног жеребца усилилось до такой степени, что Скрипач практически перестал их различать. Однако животное не двигалось с места, закрывая своим телом почти весь обзор местности. Это взбесило сапера.

– Черт возьми, тварь, – прохрипел он. – Да уйди ты отсюда.

Крокус стоял, не выражая никаких эмоций; оголенный, наконец-то, меч выскользнул из рук и упал на песок: они все разом увидели вновь прибывшего незнакомца. Вернее, незнакомцев. Подобно бугристому вздымающемуся черному ковру, Д'айверс медленно перекатывался по булыжной мостовой. «Крысы, сотни крыс... Еще сотни... Нет, уже тысячи. О, Худ, мне это известно...»

– Апсала!

Она взглянула на него без всякого волнения.

– В моем колчане, прикрепленном к седлу, стрела с реактивным зарядом...

– Этого недостаточно, – холодно произнесла девушка. – В любом случае, уже слишком поздно.

– Не для них. Для нас.

В ответ на это девушка медленно сощурилась, а затем двинулась по направлению к жеребцу.

Голос еще одного незнакомца повис над штормовым ветром.

– Гриллен!

«Да, это действительно имя Д'айверса... Гриллен, известный иначе как Прилив Сумасшествия. Выплескивающийся из Ягхатана в огне. О, да он же вокруг нас».

– Гриллен! – вновь возник чей-то голос. – Покинь это место, Д'айверс.

На песке показались чьи-то ноги, высоко обтянутые кожаными ремнями. Скрипач поднял голову, увидев необычайно высокого мужчину, тощего, одетого в выцветшую телабу танно. Оттенок его кожи представлял собой нечто среднее между серым и зеленым, а в руках с длинными паучьими пальцами находился лук, заряженный стрелой с руническими письменами. Его длинные черные с проседью волосы создавали впечатление львиной гривы, покрытой каплями крови. При виде зазубренных кончиков клыков, выступающих из-за тонкой линии нижней губы, сапера осенило: «Да это же Ягут. Никогда не думал, что они могут забраться так далеко на запад. И что это, во имя Худа, значит, я хоть убей не знаю».

Ягут сделал еще один шаг к копошащейся массе крыс, которая поглотила остатки разорванной медведем лошади и наездника, свисавшего с ее шеи. Дрожь успокоилась. Апсала отступила назад, с недоверием рассматривая незнакомца.

Гриллен, по всей видимости, раздумывал: Скрипач не мог поверить своим глазам. Взглянув вновь на Ягута, он обнаружил другую фигуру, появившуюся позади высокого лучника. Коренастый и широкий в плечах, похожий чем-то на стенобитное орудие, этот человек имел темно-шоколадную кожу, а темные волосы, заплетенные во множество косичек, были усеяны амулетами. В любом случае, клыки последнего гостя в значительной мере превосходили зубы его компаньона и выглядели куда как более опасно. «Трелл. Ягут и Трелл. Все это неспроста, однако мой мозг после подобной переделки отказывается понимать происходящие события».

– Твоя добыча ускользнула, – громко сказал Ягут Гриллену. – Эти люди вовсе не гонятся за Путем Рук. Кроме того, сейчас я беру их под свою защиту.

Крысы зашипели, и через несколько секунд в воздухе разнесся страшный визг. Затем они поднялись еще немного вверх по дороге: глаза цвета пыли яростно блеснули, наблюдая за черным вздымающимся потоком.

– Не советую, – медленно проговорил Ягут, – испытывать мое терпение.

Тысячи крысиных тел внезапно вздрогнули. Покрытая мехом волна отступила, а через мгновение они вообще скрылись. Трелл присел подле Скрипача.

– Ты выживешь, солдат?

– Кажется, мне придется, – ответил сапер, – если только разберусь в тех событиях, которые здесь только что произошли. Я же знаю вас двоих, не так ли?

Трелл пожал плечами.

– Ты можешь встать?

– Посмотрим, – он подтащил под себя онемевшую руку, поднялся на высоту одного дюйма... Дальше сапера охватила сплошная темнота.

Глава восьмая

Ходили слухи, что в ночь возвращения Келланведа и Танцора Малаз представлял собой водоворот волшебства и ужасных испытаний. В этом городе было трудно обнаружить человека, убежденного в том, что убийство представляло собой грязное, постыдное дело. Успех и неудача зависели только от личной перспективы...

Заговоры в империи.

Гебориец

Колтайн удивил всех: оставив пеших воинов Седьмых для охраны подходов к водопою источника Дридж, он вывел своих виканов в Одан. Через два часа после захода солнца племя титанси, спрятав своих коней на расстоянии лиги от оазиса, неожиданно обнаружило себя в центре плотного отряда конников, окруживших их подковой. Некоторые, попав в такую засаду, бросились обратно к своим лошадям, а гораздо меньшая часть организовала нечто подобное колонне, решив попытаться отразить неожиданную атаку. Несмотря на семикратный перевес в численности по сравнению с виканами, настрой титанси был сломлен; они начали погибать в соотношении сто к одному конному воину Колтайна. В течение двух часов разгром был окончательно завершен.

Выехав на главную дорогу по направлению к оазису, Антилопа увидел далекое мерцание горящих повозок титанси в стороне от своего пути. Только по прошествии значительного времени он, наконец, понял смысл происходящего. Однако в данный момент у Антилопы не возникло ни единого сомнения по поводу разумности приближения к этому огромному пожару. Виканы всегда придерживались мнения, что прав тот, кто силен: вот они-то уж точно не станут разбираться в происхождении одинокого конного путника. Поэтому Антилопа направил лошадь на северо-восток и через несколько минут галопа увидел первого убегающего титанси; именно с этого момента ему стало абсолютно все понятно.

Викане были демонами, которые дышали огнем. Стрелы этих воинов в полете многократно множились, а лошади бились так, будто были наделены своим собственным интеллектом. Всевышний мезлы под воздействием магии был выслан в Семь Городов для встречи с богиней Вихря. Виканов просто невозможно было истребить, а наступление очередного рассвета для их врагов всегда оставалось под очень большим сомнением.

Антилопа решил не трогать убегающего человека, оставив его судьбе, и вновь повернул на дорогу, приближаясь к оазису. Несмотря на потерянные два часа, Антилопа чувствовал себя превосходно: наконец-то он получил бесценную информацию о дезертирах титанси.

«Это, – размышлял по пути историк, – не похоже на последний рывок израненного, терпящего поражения зверя. Колтайн, очевидно, абсолютно не подозревал о возможности подобного развития ситуации. Возможно, так будет и впредь. Кулак руководил целой кампанией; их вовлекли в войну, однако повода для паники пока не было никакой. Предводителям Апокалипсиса следовало гораздо лучше спланировать свои действия, если они надеялись хотя бы попытаться вырвать ядовитые зубы рептилии Колтайна. Более того, им следовало перестать распространять слухи о том, что виканы – это нечто большее, чем просто люди. Хотя давать советы всегда гораздо проще, чем их выполнять...»

Камист Рело до сих пор значительно превосходил противника по количеству, однако качество его войск начинало говорить само за себя: виканы Колтайна были крайне дисциплинированны и последовательны в своих действиях, а Седьмые состояли сплошь из ветеранов, которых новый кулак был вынужден принять к себе, готовясь к такой масштабной войне. До сих пор существовала вероятность того, что силы малазан будут в конечном итоге разбиты; если им не повезет так же, как жителям малазанских городов, то для стесненной в финансировании армии виканов и нескольких тысяч примкнувших беженцев настанут тяжелые времена. «Все эти маленькие победы не смогут обеспечить всеобщего успеха – количество потенциальных новобранцев Рело исчислялось сотнями тысяч, особенно если учесть, что Ша'ика видела в Колтайне реальную угрозу и предприняла против верховного кулака соответствующие меры».

Когда вдали показался маленький оазис, окружавший источник Дридж, Антилопа страшно поразился: практически все пальмовые деревья оказались спилены. Местечко было покинуто – остались только пеньки да невысокая растительность. В небе над оазисом расстилался призрачный дым. Антилопа поднялся в стременах, внимательно осматривая бивачный костер, сторожевую заставу и палатки. «Ничего... может быть, с другой стороны от источника...» Приближаясь к центру, он заметил, что дым все сгущался; лошадь уже с трудом выбирала место для прохода среди огромного количества раскромсанных пеньков. Следы присутствия человека обнаруживались везде – ямы, выкопанные в песке, глубокие борозды, где стояли повозки в заградительном порядке. В центре лагеря осталась только тлеющая зола.

Ошеломленный Антилопа почувствовал ужасную усталость. Бросив поводья, он позволил лошади, пробирающейся через покинутый лагерь, самостоятельно выбирать дорогу.

Глубокий колодец был вычерпан до дна – за прошедшие несколько минут он наполнился всего лишь на несколько дюймов. Источник представлял собой небольшую грязноватую лужу, окруженную перемешанной с глиной корой и листьями пальмовых деревьев.

Пока наездники-виканы устраивали засаду для титанси, Седьмые с беженцами уже покинули оазис. Историку стоило больших усилий признать этот факт. Он представил себе поспешную сцену отправления, испуганные покрасневшие лица беженцев, детей, битком набитые повозки и встревоженные взгляды ветеранов, прикрывающих их бегство. Колтайн не давал им никакого отдыха, ни одной паузы, чтобы оправиться от шока и прийти к пониманию того, что произошло и происходило. Они просто прибыли, забрали воду и все, что могло быть полезным, а затем скрылись.

«Куда?»

Антилопа направил лошадь вперед. Добравшись до юго-западной окраины оазиса, он увидел следы вытоптанной травы, оставленной копытами быков, лошадей, а также колесами телег. Далее к югу высились порядком поистрепанные ветром холмы Ладор, а к западу простирались бескрайние степи титанси. «И никого в этом направлении до самой реки Секала – слишком далеко и быстро даже для Колтайна. Если они двинулись на северо-восток, то у них на пути будет деревня Манот, а за ней – Карон Тепаси на берегу моря Караса, которое располагалось практически так же далеко, как и река Секала». След вел на запад, в степи. «Дыханье Худа, но там же никого нет».

Складывалось впечатление, что предугадать действия кулака виканов не было никакой возможности. Историк развернул лошадь, подъехал к источнику и быстро спешился, поморщившись от пульсирующей боли в бедрах и крестце. Он не мог сейчас продолжать двигаться дальше, да и лошадь тоже. Им были жизненно необходимы отдых и вода.

Вытащив постельную скатку из-под седла, Антилопа бросил ее на песок, усеянный листьями. Затем он ослабил ремни упряжи, снял инкрустированное седло с лоснящейся потом спины лошади, а затем, схватившись за поводья, отвел ее к воде.

Источник был вынужден пробиваться через толстый пласт камня; именно это объясняло столь медленное наполнение воды. Позволив в первую очередь напиться животному, Антилопа снял шарф и принялся фильтровать воду через материю в небольшую бочку, утоляя жажду и пополняя запасы.

Отвязав от седла продуктовый мешок, он накормил лошадь зерном, обмыл ее с ног до головы, а затем занялся установкой импровизированного лагеря. В течение всего этого времени Антилопу тревожила единственная мысль: сможет ли он теперь вообще когда-либо присоединиться к Колтайну и армии; может быть, тот попал в западню каких-нибудь кошмарных ночных призраков. «В конце концов, вполне возможно, что все они являются демонами». Однако в данный момент Антилопой руководила только усталость.

Он разложил скатку, а для защиты от солнца развесил сверху телабу. В отсутствие деревьев палящее солнце со временем полностью уничтожит этот оазис; для восстановления, если оно вообще будет возможно, потребуется несколько лет. До того момента, пока историка одолел сон, он размышлял о войне, пришедшей на их континент. Единственной ценностью в городах теперь стала вода. Армии стремились завоевать максимальное количество оазисов, которые были так же важны, как, например, острова в бескрайнем море. Теперь Колтайн всегда будет находиться в проигрышной ситуации: его цель ясна как день, к каждому появлению противники готовятся заранее... «при условии, что Камист Рело захватит источники первым. Но тому это сделать гораздо проще – в Армии Апокалипсиса нет нескольких тысяч беженцев, которых необходимо постоянно сопровождать». Наверное, впервые у Колтайна сложилась ситуация, когда обстоятельства оказались выше его.

Вопрос, который мучил историка до того, как он провалился в сон, пришел к безрадостному разрешению: все зависит от того, как долго Колтайн будет способен оттягивать неизбежный финал.

Антилопа проснулся на закате, а через двадцать минут он был уже в пути: одинокая фигура в сопровождении огромного количества ночных бабочек, которые летели над головой таким плотным ковром, что закрывали собой все звездное небо.

Бурун перекатывался по рифам на расстоянии четверти мили от берега, представляя собой фосфоресцирующую ленту под окутанным облаками небом. Час назад поднял ось солнце. Фелисин встала на небольшой, покрытый травой уступ, осматривая широкий берег белого песка. Девушку качало от усталости.

На огромном расстоянии, которое охватывал взгляд, не было видно ни одной лодки; внезапно Фелисин поймала себя на мысли, что на этот берег, возможно, еще ни разу не ступала нога человека. Лес, прибитый к берегу, и кучи выброшенных на него морских водорослей выстилали линию прилива. По пляжу сновало огромное количество небольших песчаных крабов.

– Что ж, – произнес Гебориец, приблизившись к девушке. – По крайней мере, мы сможем поесть, если эти твари окажутся съедобными. Жаль только, что проверить это обстоятельство можно только одним способом.

Старик вытащил из рюкзака большую мешковину и двинулся вниз к воде.

– Посмотри на их клешни, – крикнула Фелисин вслед. – Я бы не хотела оставить в них свои пальцы.

Бывший священник засмеялся, продолжив спуск. Сейчас его можно было увидеть только благодаря одежде; кожа старика стала абсолютно черной, а рисунок был различим только с очень близкого расстояния и при дневном свете. Видимые изменения внешности произошли и в других, менее заметных чертах.

– Теперь ты не сможешь причинить ему боль, – послышался голос Баудина с того места, где он разбирал свою поклажу. – И неважно, что ты думаешь по этому поводу.

– В таком случае нет никакого смысла держать рот закрытым, – ответила девушка.

У них оставалось воды на один, максимум два дня. Бурые облака, которые повисли над проливом, обещали дождь, однако Фелисин знала, что в их ситуации любое обещание могло оказаться ложью. Она вновь осмотрелась по сторонам. «Вот то место, в котором будут покоиться наши кости в виде небольших песчаных холмов. Хотя со временем исчезнут и они. Мы достигли берега, где ожидает только Худ, и никого больше нет. Путешествие духа и путешествие плоти... Я приветствую конец того и другого».

Баудин растянул палатки и принялся набирать ветви для костра. Гебориец вернулся с огромным кулем мешковины, зажатым между обрубками рук: через небольшие отверстия в ткани торчало множество клешней.

– Это блюдо либо убьет нас, либо заставит ужасно хотеть пить. И я даже не знаю, что на самом деле является более ужасным.

Последний раз источник с пресной водой они видели одиннадцать часов назад – небольшой влажный участок земли в неглубокой котловине. Прокопав глину на глубину размаха рук, они обнаружили воду, которая оказалась солоноватой и с привкусом железа.

– Неужели ты думаешь, что Антилопа до сих пор ходит под парусом взад-вперед у побережья, в течение пяти дней?

Гебориец присел, опустив мешок на землю.

– Он не публиковал свои книги уже в течение нескольких лет, так чем же ему еще заниматься?

– Ты полагаешь, что легкомыслие – это самый верный путь к Худу?

– Мне никогда не приходило на ум размышлять о самом верном пути, девушка. Даже если бы я был уверен, что смерть неизбежна, хотя сейчас я так не думаю, то, по моему мнению, каждый должен пройти эту дорогу самостоятельно. В конце концов, даже священники Худа не знают своей последней участи, того времени, когда им суждено встретиться лицом к лицу со смертью.

– Если бы я знала, что ты собираешься читать лекции, то держала бы свой рот лучше закрытым.

– Начинаешь говорить языком взрослых, не так ли? Угрюмый вид девушки развеселил старика.

«Любимые шутки Геборийца выглядят совсем непреднамеренно. Насмешка – легкое свидетельство ненависти, а смех говорит о крайней злобе». У девушки просто не было сил продолжать эту перепалку. «Но хорошо смеется тот, кто смеется последним, и это будешь, Гебориец, уж точно не ты. Скоро сам все поймешь. Вы оба с Баудином все поймете».

Они приготовили крабов на тлеющих углях, подгоняя их палочками в костер до тех пор, пока те не прекратили двигаться. Белое мясо оказалось довольно вкусным, однако очень соленым – щедрый пир мог обернуться через какое-то время страшной бедой.

После обеда Баудин решил собрать еще немного прибитых к берегу деревьев, чтобы соорудить сигнальный огонь, который будет указывать их местонахождение ночью. А пока тьма не опустилась на побережье, он принялся заполнять костер влажными водорослями, с удовлетворением наблюдая за бурыми клубами дыма, поднимающимися высоко в воздух.

– Ты собираешься заниматься этим весь день? – спросила Фелисин. «А как же сон? Ты нужен мне спящим, Баудин».

– И сейчас, и потом, – ответил громила.

– Не вижу в этом смысла: видишь, облака сгущаются...

– Но ведь они до сих пор так и не собрались, правда? В любом случае, их сносит в сторону материка.

Фелисин посмотрела, как он работает над огнем. Экономия движений пропала – сейчас было ясно заметно, что он, достигнув этого побережья, находился в крайней степени усталости. Они потеряли контроль над своей собственной судьбой. «Баудин верил только Баудину, и больше никому другому. Однако, подобно нам, сейчас он всецело надеялся на других людей. И скорее всего, надеялся напрасно. Вероятно, отправившись в Досин Пали, мы не вытянули счастливый билет».

Крабовое мясо дало о себе знать: Фелисин начали терзать приступы невыносимой жажды, за которыми последовали острые судороги переполненного желудка.

Гебориец пропал внутри палатки, страдая, очевидно, от тех же симптомов. В течение следующих двадцати минут Фелисин абсолютно не могла ничего делать. Борясь с волнами боли, она просто смотрела на Баудина, страстно желая, чтобы его организм начал испытывать такие же муки. По крайней мере, если громила что-то и чувствовал, то он не подавал виду; от этого страх девушки еще более усилился.

Через некоторое время болезненные спазмы живота прекратились, однако жажда осталась. Облака над проливом рассеялись, и вновь поднялась нестерпимая жара.

Баудин подбросил в огонь последнюю кучу водорослей, а затем тоже приготовился идти к своей палатке.

– Возьми меня с собой, – произнесла Фелисин. Голова громилы дернулась от удивления, а глаза сузились. – Я присоединюсь к тебе через несколько минут, – добавила она.

Баудин до сих пор смотрел на нее ничего не понимающими глазами. – Почему нет? – поспешно затрещала она. – Чем тут еще заниматься? Если, конечно, ты не принял обет...

Громила вновь незаметно вздрогнул.

А Фелисин продолжала:

– ... поклявшись какому-нибудь Всевышнему, который ненавидит плотские утехи. Кто же это мог быть? Худ? Я бы не удивилась! В любовной игре всегда есть что-то от смерти...

– Как ты это называешь? – пробормотал Баудин. – Любовная игра?

Девушка пожала плечами.

– Я не давал обетов никакому богу, – закончил он.

– Ты уже говорил так и раньше. Но заметь: тебе еще ни разу так и не удалось мною воспользоваться, Баудин. Может быть, ты предпочитаешь мужчин? Мальчиков? Что ж, в таком случае, брось меня на живот, и ты не почувствуешь никакой разницы.

Громила поднялся на ноги, не сводя удивленных глаз с девушки. По прошествии нескольких секунд его лицо приняло каменное выражение – на нем невозможно было прочитать ни единой мысли. Затем он двинулся к палатке – палатке, которая принадлежала Фелисин...

Девушка про себя улыбнулась, подождав около сотни ударов сердца, а затем последовала за ним.

Руки Баудина неуклюже дотронулись до ее тела; было похоже на то, что они старались быть нежными, однако не знали, как это сделать. За считанные секунды любовники сорвали друг с друга лохмотья, оставшиеся от одежды, и Баудин принудил ее лечь на спину.

На девушку посмотрели холодные, непроницаемые глаза с широкого бородатого лица; Баудин взял в свои огромные руки ее груди и прижал их друг к другу.

Как только он в нее вошел, скованность сняло как рукой. Баудин в своих движениях и желаниях потерял человеческий облик; в нем проснулся звериный инстинкт. Громила делал это грубо, однако совсем не так, как Бенет и большинство его друзей.

Он быстро кончил, опустив на девушку свой недюжинный вес; его тяжелое дыхание отдавалось жаром у самого уха. Однако девушка даже не думала беспокоить Баудина: она вся превратилась в слух, ощущая на себе каждый вздох, подергивание каждого мускула засыпающего человека. Фелисин даже не ожидала, что он сдастся так легко; никто не мог предвидеть, что Баудин так быстро окажется беспомощным.

Медленно-медленно рука девушки поползла в сторону, нащупывая припрятанный в песке около матраса кинжал. Она заставила себя дышать тихо-тихо, однако ничего не могла поделать с бешено колотящимся сердцем. Баудин уснул как мертвый. Фелисин медленно вынула лезвие из ножен, схватив рукоятку так, чтобы железный кончик смотрел на тело своей жертвы. Глубоко вздохнув, она задержала дыхание.

Рука Баудина поймала ее запястье как раз в тот момент, когда она замахнулась для удара. Громила моментально вскочил на ноги, заломив девушке руку и выкрутив ее так, что она упала на колени и скорчилась от боли. Вслед за этим последовал сильнейший удар ногой в спину.

Клинок выпал из пальцев и оказался на песке.

– Полагаешь, я не знаю, сколько у меня хранится инструментов? – прошептал он. – Думаешь, что ты осталась для меня загадкой? Кто же еще мог стащить перо для горла?

– Ты оставил Бенета на смерть, – девушка не видела лица Баудина, начав говорить, и была благодарна богам за это.

– Нет, милочка, я убил ублюдка своими собственными руками: его шея хрустнула, подобно тонкому тростниковому стеблю. Конечно, он заслуживал гораздо большей боли – что-то медленное и ужасное, но у меня абсолютно не хватало времени. Бенет не заслужил милосердия, однако тем не менее получил его с моей стороны.

– Так кто же ты?

– Не важно: мужчина или мальчик. Но я буду притворяться, это у меня очень хорошо получается.

– Я закричу...

– Сон Геборийца не так-то просто прервать. Он мечется во сне и видит грезы. Я шлепнул старика по лицу – тот даже не дернулся. Поэтому можешь кричать – в конце концов, что такое крики? Они свидетельствуют об оскорблении... Не думал, Фелисин, что тебя еще можно хоть чем-то оскорбить.

Девушку почувствовала, как ее захлестнула волна безнадежности. «Опять все начинает повторяться. Но если я постараюсь, то смогу пройти и сквозь это испытание; когда-нибудь мне все начнет нравиться».

Баудин ослабил хватку и поднялся на ноги. Девушка перевернулась на спину, уставившись на громилу. Он подхватил с песка кинжал и двинулся к выходу. Улыбнувшись, громила бросил:

– Прости, если ты осталась разочарованной. У меня не было настроения...

– Тогда зачем...

– Чтобы удостовериться, что ты ничуть не изменилась, – эта мысль не потребовала завершения. – Поспи немного, девушка.

Оставшись в одиночестве, она свернулась на матрасе. Девушку охватило странное онемение. «Увидеть, что ты до сих пор... Да, до сих пор... Баудин знал об этом абсолютно точно. Он просто хотел продемонстрировать себя, девушка. Ты, глупая, думала, что сама сможешь его использовать. Он знал обо всех твоих планах, пойми... Надо тщательней все обдумывать».

Худ – пожиратель отрезанных от мира душ – приближался к ним по волнам. Он ожидал своего слишком долго, и развлечения, которыми раньше являлись их ужасные мучения, перестали его забавлять. Пришло время приблизиться к Вратам.

Фелисин побелела и иссохла подобно выброшенным на берег водорослям, которые в огромном количестве лежали вокруг. Девушка присела на берег и посмотрела за горизонт. Над водой покачивались облака, сверкала молния и гремел гром. Вдоль линии рифов вздымалась пена, яростно обрушиваясь на песок.

Часом раньше Гебориец и Баудин вернулись с обследования берега, притащив за собой корпус какой-то весьма потрепанной лодки. Она была очень старой, однако спутники говорили что-то о постройке плота... На самом же деле это обсуждение было похоже больше на пустую болтовню: ни у одного из них не оставалось сил для подобной работы. К рассвету все начнут умирать – это было так же ясно, как тот факт, что рассвет все равно обязательно наступит.

Фелисин внезапно догадалась, что Баудин умрет последним, если бог Геборийца не вернется и не вызволит свое своенравное дитя. В конце концов Фелисин пришла к твердому убеждению, что в первую очередь смерть заберет именно ее. А она абсолютно никому не отомстила – ни Баудину, ни сестре Тавори, ни извращенной Худом Малазанской империи.

Странная волна света появилась между бурунами, сокрушающими рифы. Она вырвалась, вертясь по кругу волчком: в длину этот сноп огня достигал одной мили, а в ширину – тридцати шагов. Искры, вылетающие из него в огромном количестве, падали в море с громким шипеньем. Гроза с такой силой ударила по берегу, что затрясся даже песок. Вспышка летела прямо по направлению к ним.

Внезапно Гебориец бросился к девушке: на его жабообразном широком лице появилась гримаса ужаса.

– Это же магия, девушка. Беги!

В ответ послышался ее дикий хохот; Фелисин не двигалась с места.

– Оно слишком быстрое, старик. Завыл ветер.

Гебориец повернулся лицом к приближающейся волне. Он прорычал проклятья, однако бешеный рев и ветер отнесли их в сторону; в мгновение ока старик прыгнул и закрыл собой беззащитное тело Фелисин. Лицо Геборийца осветилось голубым сиянием, которое все более усиливалось по мере приближения огня. Достигнув берега, пламя окружило старика, будто он был вершиной каменного пика. Гебориец пошатнулся; его татуировки в течение некоторого времени горели ярким огнем, а затем видение пропало.

Несмотря на свою угрожающую силу, волшебство осело на песок и растворилось в воздухе.

Гебориец ослаб и упал коленями на песок.

– Это не моя заслуга, – внезапно произнес он в полной тишине. – Отатарал, конечно! Нечего бояться – совсем нечего!

– Там!!! – крикнул Баудин.

Лодка каким-то чудесным образом миновала рифы и в настоящее время двигалась по направлению прямо к ним. Ее одинокий парус был охвачен огнем. Волшебство оставило отметины по всему корпусу, подобно укусам ядовитой гадюки; причалив к берегу, лодка очистилась от магии окончательно. Мгновение спустя дно царапнуло по грунту, и «Рината», покачнувшись, замерла на месте. В мгновение ока на палубе появились две фигуры, пытаясь сбить горевший парус. Материя скользнула по ветру подобно огненному крылу, немедленно погаснув, как только коснулась воды. Остальные моряки перепрыгнули через борт и очутились на земле.

– Который из них – Антилопа? – спросила Фелисин. Гебориец отрицательно покачал головой.

– Ни один, однако тот, кто слева, – это маг.

– Откуда ты знаешь? Старик не ответил.

Двое прибывших быстро приблизились: оба они покачивались от усталости. Маг – невысокий человек с красным лицом, одетый в плащ-накидку, заговорил первым на малазанском языке.

– Слава богам! Нам нужна ваша помощь!

Где-то за рифами ожидал неизвестный маг – человек, никак не связанный с восстанием, незнакомец, попавший в сеть собственных кошмаров. Подобно водовороту яростного шторма, он появился из морских глубин на закате второго дня путешествия. Кульп никогда ранее не ощущал такой неудержимой силы. Единственное, что спасло лодку – так это дикие инстинкты мага, так как сумасшествие, охватившее мага, закрыло и повредило его Путь. Контроль полностью исчез: из разрушенного Пути хлынула магия, а завывания ветра слились с собственным воплем волшебника.

«Рипату» бросало из стороны в сторону подобно щепке среди горного потока с множеством водопадов. Поначалу Кульп подумал, что столкнулся с иллюзией, став объектом ярости мага; но в скором времени стало очевидно, что этот безумец совершенно забыл об их существовании, дав волю своей неуемной ярости. Кульп сконцентрировал свою собственную энергию вокруг лодки для защиты, и в то время пока Геслер с остальным экипажем бились за то, чтобы «Рипата» не перевернулась среди волн, он притаился у борта, закрыв глаза и достигнув крайней степени своего напряжения.

Выпущенное на волю волшебство инстинктивно охотилось за ними и, без всякого сомнения, могло обмануть этого сумасшедшего мага. Моряки превратились в магнит, поэтому атаки не прекращались, а сила их постоянно возрастала. Это заставило Кульпа провести два дня и две ночи без сна, спасая себя и жизнь своих компаньонов.

Они двигались на запад, к берегу Отатарала. Сила мага набросилась на это побережье, однако без особого эффекта, и в конце концов Кульп начал догадываться, что разум противоборствующего колдуна был расстроен под действием Отатарала. Подобно сбежавшему шахтеру, этот заключенный войны выбрался за пределы сдерживающих его стен только ради того, чтобы понять: тюрьма неотступно следовала за ним. Потеряв контроль над своим Путем, маг попытался подчинить себе Кульпа. Он нахлынул на своего собрата с силой, гораздо превышавшей ту, которой обладал сам Кульп.

Осознание данного факта привело Кульпа в ужас. Шторм угрожал выбросить лодку на этот берег. Неужели подобная судьба постигнет и его?

Навыки Геслера с экипажем спасли «Ринату», и она не разбилась о рифы. В течение одиннадцати часов им пришлось плыть параллельно острым как бритва скалам в окружении яростного буруна.

На третью ночь Кульп почувствовал перемену. Линия берега по правую руку, который он ощущал ранее как непроницаемую стену, обусловленную повсеместным распространением Отатарала, внезапно стала мягче. В этом месте покоилась какая-то иная сила, настолько мощная, что подавляла действие магической руды и раздвигала ее волны по сторонам.

Внезапно в рифах показалась небольшая брешь. «Это был, – решил Кульп, – единственный шанс». Поднявшись на ноги в центре палубы, он крикнул Геслеру. Капрал мгновенно понял его распоряжение, выпустив вздох облегчения, – вследствие всеобщей крайней усталости они начали постепенно проигрывать противостояние. Да, двухдневная непрекращающаяся угроза жизни дала о себе знать. А защита с каждой атакой становилась все слабее и слабее. Еще один огненный сноп достиг их, когда «Рипата» уже скользила между зазубренными краями рифов. Защита Кульпа не выдержала. Пламя охватило штормовой кливер и полотняный парус. Если бы хоть один из моряков оставался сухим, он немедленно превратился бы в кусок жареного мяса. Огненный шар, прочертив по «Рипате», последовал дальше, при соприкосновении с водой шипя и выпуская огромное количество пара. Через несколько секунд он скрылся из виду на берегу.

Кульп размышлял, связан ли странный эффект ослабления действия Отатарала на этом участке берега с тем человеком, который мог на нем находиться, поэтому, увидев на берегу среди ночной мглы три человеческие фигуры, он ничуть не удивился. Такие же усталые, эти люди излучали своей аурой какую-то скрытую опасность. Да, троица была явно чем-то озабочена: несмотря на то что обстоятельства свели их вместе, эти люди вовсе не считали себя друзьями. Вполне возможно, что обстоятельства были еще хуже.

Неподвижная земля под ногами спровоцировала приступ головокружения. Когда усталый взгляд Кульпа скользнул по священнику, его охватила волна облегчения: в просьбе о помощи не было ничего наигранного.

Бывший священник ответил сухим смешком.

– Немедленно дайте им воды, – скомандовал Кульп Геслеру. Капрал с трудом оторвал взгляд от странной внешности Геборийца, а затем кивнул и бросился к лодке.

Тем временем Истина спрыгнул на берег и принялся осматривать борт «Ринаты» на наличие повреждений, а Непоседа вскарабкался на нос, обхватив, словно ребенка, свой арбалет. Капрал криком приказал им набрать полный бочонок воды. Истина вернулся на лодку и скоро спустил бесценную влагу на берег.

– А где Антилопа? – поинтересовался Гебориец. Кульп нахмурился.

– Не уверен, но, покинув деревню к северу от Хиссара, мы пошли каждый своей дорогой. Апокалипсис...

– Мы знаем. Досин Пали был охвачен огнем, когда нам удалось совершить побег.

– Да, понятно, – Кульп изучал спутников Геборийца. Громила с оторванным ухом взглянул на него довольно прохладно. Несмотря на крайнюю степень истощенности и обезвоживания, он был абсолютно в себе уверен, и это заставило мага забеспокоиться. Да, этот человек представлял из себя нечто большее, чем просто покрытый шрамами портовый головорез, которым он показался магу с первого взгляда.

С молодой девушкой было тоже не все спокойно, хотя Кульп не понимал, откуда у него подобная уверенность. Вздохнув, маг подумал: «Побеспокоюсь об этом позже. Все остальное – позже».

Истина прибежал с бочонком воды, за ним неотступно следовал Геслер.

Трое беглецов приблизились к молодому моряку; тот пробил в бочке отверстие, взял оловянную кружку, привязанную сверху, и доверху наполнил ее водой.

– Пейте медленно, – сказал Кульп. – Старайтесь потягивать, а не глотать.

Глядя на то, как они пьют, маг отыскал свой Путь. Он ускользал от его влияния, однако пока был еще достаточно сильным. Взглянув в очередной раз на Геборийца, маг чуть не вскричал от удивления: татуировки бывшего священника жили своей собственной жизнью. Мерцающие волны силы расходились во все стороны от его тела и кружились повсеместно, за исключением левого обрубка руки. Эта рука-привидение, которая проникла в Путь, сейчас ссохлась, будто ее связали какие-то путы. Совсем иная, пульсирующая сила принадлежала правой культе: от нее вверх по руке шли две вены, окрашенные в красный и зеленый цвета. Они были похожи на пару змей, сцепившихся друг с другом в смертельной битве. Притупляющий эффект исходил исключительно из зеленой ленты, распространяясь в воздухе будто бы чьей-то сознательной волей. То, что она была настолько мощной, что блокировала действие Отатарала, просто изумляло Кульпа.

Врачеватели Денула часто описывали заболевание, которое называлось Ведение Войны. Сила этих целителей позволяла увидеть плоть, которая будто бы становилась полем военных действий. Маг задумался: а не происходит ли здесь что-либо подобное? «Но это не болезнь. Это битва Путей – собственного пути Фенира, связанного с левой рукой, и противоположной, которая попала в ловушку Отатарала, однако тем не менее еще не сдавалась. Странный Путь мне пока неподвластен, однако я абсолютно четко его ощущаю». Кульп сощурился. Гебориец неотрывно наблюдал за ним со слабой улыбкой на широком лице.

– Что, во имя Худа, случилось с тобой? – резко спросил маг. Бывший священник пожал плечами.

– Хотел бы я знать.

В этот момент трое моряков приблизились к Геборийцу.

– Меня зовут Геслер, – грубо, но с почтением произнес капрал. – Мои люди – единственная группа, оставшаяся от Культа Вепря.

Улыбка, царившая на лице старика, пропала.

– Возможно, что и трое – это слишком много, – произнес он и, обернувшись, широкими шагами пошел к паре оставленных рюкзаков.

Геслер без всякого выражения посмотрел ему вслед.

«Этот человек чертовски быстро восстанавливает силы». Мальчишка Истина чуть не задохнулся, услышав резкие слова человека, которого он принял за священника своего бога. Кульп заметил, как в небесно-голубых глазах парня блеснуло нечто очень опасное. На лице Непоседы сгущались штормовые тучи – да, он всецело подтверждал данное ему моряками имя. Положив руку на плечо своего друга Истины, он внезапно увидел лицо одноухого громилы.

– Твои руки постоянно находятся около рукоятки спрятанного кинжала, и я начинаю по этому поводу довольно прилично нервничать, – рявкнул он низким голосом, крепче обхватывая свой арбалет.

– Это Баудин, – представила громилу молодая девушка. – Он убивает людей: старух, конкурентов. Ты называл их, и на этих огромных руках осталась кровь. Неужели я лгу, Баудин? – не дожидаясь ответа, девушка продолжила: – Меня зовут Фелисин, я из Дома Паранов. Последняя в своем генеалогическом древе. Однако не позволяйте никому из моих спутников себя дурачить.

Фелисин не уточняла, что она имела в виду. Вернулся Гебориец, держа на обоих обрубках подвешенные мешки. Положив их на землю, старик подошел к Кульпу.

– Мы находимся совсем не в том состоянии, чтобы кому-то помогать. Однако после того, как мы пересекли эту чертову пустыню, мысль о возможности утонуть выглядит довольно чудной, согласись, – он поглядел на бушующие волны. – Что же скрывается за ними?

– Представь себе ребенка, который держит на поводке Гончую Тени. Этот ребенок – маг, а Гончая – его Путь. Он провел слишком много времени в рудниках, до того как совершил побег. А нам не мешало бы хорошенько отдохнуть, прежде чем пытаться вновь прорваться через этот шторм.

– Неужели на материке действительно так плохи дела? Кульп пожал плечами.

– Я не знаю. Мы видели Хиссар в огне. Антилопа пошел за Колтайном и Седьмыми, чтобы присоединиться к ним, – внезапно у старика проснулся оптимизм, и он решил, что эта затея вполне может осуществиться. Я бы сказал, что Седьмые уже в прошлом, аналогично Колтайну со своими виканами.

– О, этот Колтайн! Когда я был прикован к основанию глубокой расселины за дворцом Лейсин, меня порой посещали мысли, что вполне возможно встретить этого человека по соседству. Худ знает, та компания была весьма примечательной, – через некоторое время бывший священник покачал головой: – Колтайн жив маг. Подобного человека невозможно так просто убить.

– Если твои слова соответствуют действительности, я помчусь стрелой, чтобы присоединиться к его армии.

Гебориец кивнул.

– Он был отлучен от своего бога, – донесся громкий женский голос. Мужчины обернулись и обнаружили Фелисин, которая разговаривала с Геслером и остальными моряками. Она продолжила: – Более того, этот старик стал проклятием для своего бога, ну и вашего, догадываюсь, тоже. Остерегайтесь осмеянных! Теперь вам остается только молиться собственному богу Фениру, парни, и это мой самый главный совет.

Бывший священник обернулся к Кульпу с вздохом.

– Ты открыл свой Путь, чтобы увидеть, что я представляю из себя на самом деле. Что же тебе открылось?

Кульп нахмурился.

– Я видел, – ответил он через мгновение, – ребенка, который тянет одной рукой за собой Гончую, размерами с проклятую Худом гору.

Гебориец напрягся.

– А другой?

– Извини, – произнес Кульп, – но на этот вопрос ответить нелегко.

– Мне пора идти...

– Если можешь. Гебориец кивнул. Кульп понизил голос.

– Если Геслер догадался...

– Он бы освободил меня.

– Да, не считаясь ни с чем.

– В таком случае, думаю, что мы пришли к взаимопониманию, – произнес Гебориец со слабой улыбкой.

– Не вполне, но пускай пока все останется именно так... Бывший священник поблагодарил мага кивком головы.

– Неужели в месте заточения ты нашел себе какую-то компанию, Гебориец? – спросил Кульп, рассматривая Фелисин и Баудина.

– Да, нашел более или менее. В это трудно поверить, не так ли?

– Пройдись со мной по берегу, – сказал маг, кивнув головой в сторону. Старик, покрытый татуировками, беспрекословно пошел следом. – Расскажи мне о них, – попросил Кульп. когда они отошли на достаточное расстояние.

Гебориец пожал плечами.

– Чтобы остаться живым в рудниках, порой приходится идти на компромиссы, – произнес он. – Один из моих спутников все время придерживался данного принципа, а другой начал торговать собой, причем за довольно низкую плату. Вот то, что они сейчас из себя представляют. Но кем они были раньше... – старик вновь пожал плечами.

– Ты доверяешь им?

Широкое лицо Геборийца расплылось в улыбке.

– А ты доверяешь мне, Кульп? Я понимаю, сейчас еще слишком рано говорить об этом, но твой вопрос тоже совсем не прост. Я доверяюсь Баудину, который будет работать с нами так долго, как это будет для него выгодно.

– Что по поводу девушки?

Старик надолго задумался, а потом произнес:

– Ей я не доверяю.

«А вот этого я не ожидал: с девушкой должно было быть все просто».

– Понятно, – ответил вслух маг.

– А что ты скажешь о своих компаньонах – этих недалеких парнях со своим дурацким культом?

– Грубые слова для священника Фенира...

– Священника, который был отлучен, не забывай. Девушка говорила истинную правду: моя душа теперь принадлежит только мне одному, и никому больше. Я отобрал ее у Фенира обратно.

– Не знал, что подобное возможно.

– Может быть, и невозможно. Пожалуйста, я не могу больше идти, маг. Наше путешествие было нелегким.

«Не только у тебя, старик».

Возвращаясь обратно, они больше не обменялись ни словом. Несмотря на весь хаос происходящего, Кульп предполагал, что эта часть плана должна была пройти гладко, без всяких зацепок. Они приблизятся к побережью. Они обнаружат ожидающего друга Антилопы. Кульп подавил свои дурные предчувствия, когда историк, подойдя к нему первым, попросил о помощи. «Идиот». Что ж, он заберет их с этого проклятого острова, переправит на материк, а дальше его миссия заканчивается. Он полностью выполнил все просьбы.

Солнце уже поднялось, и магический шторм над морем несколько удалился от берега: темный водоворот и бешеная энергия сейчас бушевали в самом центре пролива.

Из «Рипаты» принесли провизию. Гебориец присоединился к своим спутникам, когда им впервые за несколько дней досталась нормально приготовленная еда. Кульп подошел широкими шагами к тому месту, где Геслер наблюдал за парочкой спящих солдат, которые забрались под небольшой навес от солнца, смастеренный из паруса и четырех жердей.

Покрытое шрамами лицо капрала тронула ироничная улыбка.

– Это похоже на какую-то шутку Фенира, – произнес он. Кульп присел на корточки около капрала.

– Рад, что тебе нравится эта сцена.

– Юмор бога Вепря вовсе не предназначен для смеха, маг. Странно: я мог поклясться, что Властелин Лета был... здесь. Подобно ворону на плече священника.

– Ты когда-либо раньше ощущал прикосновение Фенира? Мужчина отрицательно покачал головой.

– Нет, подобного подарка судьба мне ни разу не принесла. Это было просто... ощущение, вот и все.

– Ну и как, сейчас оно сопровождает тебя тоже?

– Не думаю... Не знаю. Не имеет значения.

– Что с Истиной?

– Он принял слова Геборийца слишком близко к сердцу, по его мнению, священник Фенира изменил своему богу и предал всех нас. Но с ним будет все в порядке – я с Непоседой об этом позабочусь. А сейчас настало время ответить на несколько вопросов тебе. Как мы собираемся вернуться обратно на материк? Этот проклятый волшебник до сих пор караулит в море, не так ли?

– Священник обязательно проведет нас.

– Но как?

– Сейчас слишком долго объяснять, капрал, и все, о чем я сейчас могу думать, это только сон. Мое время для караула будет последним, – с этими словами маг поднялся и двинулся в сторону, пытаясь найти себе хоть какую-то тень.

Осторожная Фелисин, у которой не было сна ни в одном глазу, потерла себя руками от небольшого озноба, а затем увидела мага, который скользнул под тень небольшого растянутого паруса и начал готовиться ко сну. Затем она перевела взгляд на моряков и обрадовалось, почувствовав поднимающееся в себе чувство презрения. «Последователи Фенира, это же просто смешно. У этого бога Вепря нет абсолютно никаких мозгов. Эй, вы, дурачье, да ведь Фенир – то здесь, прячется среди мира смертных. Да ведь он сейчас беззащитен перед любым охотником с острым копьем. Мы видели его копыто, и за это можно поблагодарить нашего старика. Что бы вы ни намеревались теперь делать, скажите ему спасибо».

Баудин спустился к воде и обмыл свое тело. Возвратившись, он подошел к девушке; с его бороды капала вода.

– До сих пор еще боишься, Баудин? – спросила Фелисин. – Посмотри вон на тех солдат – видишь, один из них проснулся? Он слишком крут для тебя, не правда ли? А другой, с арбалетом? Тому совсем не трудно понять твою ужасную суть. Да, это сильный человек – гораздо сильнее тебя...

– Что, ты уже успела со всеми переспать? – проворчал он.

– Ты же меня использовал...

– И что с того, девушка? Ты рождена только для того, чтобы тобою пользовались всю жизнь.

– Худ бы тебя побрал, ублюдок!

Подойдя к ней вплотную, Баудин громко захохотал.

– Теперь тебе так и не удастся мне насолить – мы покидаем этот остров. Я выжил, прошел через это. И все, что ты способна сказать, не изменит моего настроения, девушка. Ничего.

– А что означает коготь, Баудин? – лицо громилы приняло безличную маску, но девушка продолжила: – Ты понимаешь, о чем идет речь – о той вещице, которую ты прячешь вместе с остальным воровским инструментом.

Наигранный непонимающий взгляд Баудина сказал, что тот абсолютно не собирается что-либо рассказывать. Девушка обернулась и увидела Геборийца, стоявшего на расстоянии нескольких шагов.

– Неужели я не ослышался? – спросил он. Одноухий громила будто набрал в рот воды.

Фелисин заметила, что на лице Геборийца появилось странное выражение; она поняла, что старика сильно взволновала тема их разговора. Он взглянул на девушку, а затем вновь уставился на Баудина. Через несколько минут, улыбнувшись, старик произнес:

– Что же, до сего момента это была чистая работа.

– В самом деле так думаешь? – спросил громила, повернув голову назад.

– Яне понимаю, о чем идет речь, Гебориец, – капризно произнесла Фелисин.

– Тебе следовало бы в свое время уделять побольше внимания домашнему репетитору, девушка.

– Объясни, что ты имеешь в виду.

– Только по образу и подобию Худа, – произнес он и заковылял прочь.

Фелисин еще сильнее сжала вокруг себя руки и обернулась лицом к проливу. «Мы все до сих пор живы, однако мне не стоит снижать бдительности. Надо перетерпеть еще совсем немного». Материк охвачен огнем восстания против Малазанской империи. Приятная мысль. Возможно, восстанию удастся добиться цели, и в этом случае падут и империя, и императрица, и адъюнкт. А в отсутствие Малазанской империи весь мир вновь охватят тишина и порядок. «Настанет конец репрессиям, конец угрозам заключения, каторги... Это же золотая мечта моей жизни и конечная цель множества жертв. В тот день, сестричка Тавори, когда тебя покинут все телохранители, появлюсь я. Клянусь – все будет именно так, и пусть слышат все боги и все существующие повелители демонов». Однако пока нужно попытаться прибрать к рукам тех людей, которые находятся сейчас вокруг. Как бы привлечь их на свою сторону? Однако эти мысли не касаются Геборийца с Баудином – для них уже слишком поздно. Однако все другие – маг, солдаты...

Фелисин встала.

Капрал, потирая сонные глаза, смотрел за ее приближением.

– Когда ты последний раз лежал в кровати с женщиной? – спросила, подойдя, девушка.

Однако ответ, который она услышала, принадлежал вовсе не капралу. Из-под паруса, где скрывались моряки, донесся веселый голос арбалетчика Непоседы:

– Ровно год и один день назад я оделся ночью точь-в-точь как канисская проститутка и дурачил Геслера несколько часов. Надо отдать должное: он был порядком пьян. А если уж говорить совсем откровенно, то я тоже.

В ответ капрал только проворчал:

– Во всем виновата проклятая солдатская жизнь. Со временем становишься не слишком-то разборчивым.

– И слишком пьяным, чтобы это имело хоть какое-то значение, – закончил арбалетчик.

– Ты добился своего. Непоседа, – но тут глаза капрала скользнули по Фелисин. – Знаешь что, девушка, играй-ка ты свои игры где-нибудь в другом месте. В этом, конечно, нет никакого преступления, однако мой богатый жизненный опыт подсказывает, что подобные предложения всегда имеют под собой какую-то эгоистическую основу. Девушка, в любом случае ты не способна купить то, что не продается.

– Я рассказала вам о Геборийце, – произнесла она. – Я не должна была этого делать.

– Слышишь, Непоседа? Эта девушка решила нас пожалеть.

– Но ведь он предаст вас. Этот старик уже сейчас вас ни во что не ставит.

Парень по имени Истина, услышав эти слова, поднялся с песка.

– Уходи, – приказал ей Геслер. – Мои люди пытаются хоть немного поспать.

Фелисин встретилась с расширенными голубыми глазами Истины: в них не было ничего, кроме детской невинности. Она послала ему легкий воздушный поцелуй, улыбнувшись, когда Истина покрылся стыдливым румянцем.

– Будь осторожен, а то твои ушки могут ненароком сгореть, – произнесла напоследок она.

– Дыхание Худа, – пробормотал Непоседа. – Давай-давай, парень. Она же хочет затащить тебя в постель. Попробуй, на что она способна?

– Не выйдет, – произнесла, разворачиваясь, она. – Я сплю только с мужчинами.

– Ты имела в виду, с глупцами, – поправил ее Геслер, начиная терять терпение.

Фелисин спустилась по пляжу и вошла по колени в теплую морскую воду. Она изучала «Ринату». Обгорелые участки на ее корпусе были закрашены редкими жирными мазками черной краски. Передний парапет баковой надстройки блестел так, будто дерево было покрыто множеством пластин кварца. Снасти были уже порядком протерты, а кое-где и оборваны.

Солнце, отражающееся от воды, слепило глаза. Она прикрыла веки, позволив себе расслабиться: вот ее уже абсолютно ничего не беспокоило, она чувствовала только теплую воду, которая плескалась вокруг ног. Внезапно навалилась невыносимая усталость. Она на время забыла обо всех неприятностях, людях... «Наверняка существует способ общения, когда к тебе начинают относиться без ненависти и презрения. Нет, не способ. Причина».

– Я надеюсь только на то, что Отатарал настолько слился с тобой, что это испугает сумасшедшего мага, – сказал Кульп. – В ином случае мы подвергаем себя слишком большой опасности.

Истина зажег светильник и присел у треугольного полубака, ожидая, пока они отчалят и приблизятся к рифам. Желтый свет отражался от татуировок Геборийца; старик поморщился, услышав слова Кульпа.

Геслер оперся о рулевое весло, подобно всем остальным, он ожидал действий от бывшего священника, хотя надежды становилось все меньше и меньше.

Магический шторм неистовая за рифами; его яркие вспышки раскалывали темное небо, освещая густые тучи над пенящейся водой.

– Как скажешь, – в конечном итоге произнес священник.

– Не слишком обнадеживающе...

– Это все, что мне пока по силам, – проворчал старик, затем поднял вверх правую культю и стукнул ей со всей силы по груди Кульпа. – Ты же видишь, что я даже ничего не чувствую, маг!

Тот обернулся к Геслеру.

– Что скажешь, капрал? Солдат пожал плечами.

– Разве у нас есть выбор?

– Не так все просто, – ответил Кульп, прикладывая огромные усилия, чтобы оставаться спокойным. – С Геборийцем на борту я даже не в состоянии открыть свой Путь: в нем сейчас находится такая магия, которую я ни в коем случае не хочу распространять повсеместно. А без своего Пути мне не под силу отразить волшебство подобной мощи. И это значит...

– Что мы превратимся в жареный бекон, – закончил, кивая головой, Геслер. – Заканчивай последние приготовления, Истина. Мы отправляемся!

– Неуместное доверие, капрал! – произнес Гебориец.

– Знал, что ты именно так и скажешь. А теперь всем оставаться на своих местах – мы с Непоседой и парнем принимаемся за дело.

Несмотря на то что маг сидел на расстоянии вытянутой руки от покрытого татуировками старика, он был уже не в состоянии ощущать свой собственный Путь. Казалось, что пройдет еще несколько минут, и он окончательно ускользнет от власти Кульпа. Минас являлся довольно глухим, отдаленным Путем, и каждый практикующий маг, которого встречал Кульп, характеризовал его одинаково: холодный, обособленный, забавляющийся разум. Иллюзорная игра велась со светом, темнотой, формами и тенью; Путь кричал о своей победе каждый раз, когда ему удавалось обмануть очередного простака, однако даже подобный триумф воспринимался как нечто безэмоциональное. Проникая в этот Путь, ты ощущаешь, что отрываешь от очень важных дел огромную Силу, и если тебе удавалось хоть немного ее заинтересовать, то за этим следовала небывалая благодарность.

Кульп абсолютно не доверял подобной нетипичной предупредительности со стороны Пути, но хотел присоединиться к игре. Он точно знал, что попал в ловушку, полагая, что Минас представляет собой целостного безликого бога, доступность которого определялась преклонением, а успех был наградой за доверие. Однако Пути были совсем не такие. Маг не являлся священником, а его магия была совсем непохожа на божественное явление. Волшебство могло стать лестницей к господству – средством дойти до конца, однако в данном случае не было никакого смысла преклоняться перед этим способом достижения чьих-то надежд.

Непоседа поднял небольшой квадратный парус – достаточный для того, чтобы обеспечить контроль над лодкой, но не слишком большой, чтобы рисковать целостностью единственной мачты.

«Рипата» заскользила вперед, подгоняемая легким прибрежным бризом. Истина лежал на бушприте, пристально рассматривая бурун, видневшийся впереди. Брешь, через которую они проникли некоторое время назад, было отыскать совсем непросто. Геслер отдал команду, и корпус лодки повернулся параллельно рифам.

Кульп взглянул на Геборийца. Бывший священник, опираясь левой рукой о мачту, с тревогой смотрел с темноту. Маг почувствовал, что его начинает захлестывать чувство отчаянья – Путь не открывался, и Кульпу ничего не оставалось делать, как смотреть на призрачную руку старика, оценивая размер ленты Отатарала, которая заменяла ему одну из вен.

– Там! – закричал Истина, указывая рукой в темноту.

– Я вижу его! – ответил Геслер. – Двигай туда, Истина! Рипата развернулась, накренившись боком, и взяла курс на бурун. Через некоторое время в поле зрения действительно появился с трудом различимый проем. Поднялся ветер, парус натянулся и захлопал.

А за рифами неистово кружились ревущие облака, создавая подобие перевернутой воронки. Очередная вспышка вырвалась из волн и осветила огромный водоворот. «Рипата» проскользнула через рифы и рванула прямо в центр кружащего безумия.

У Кульпа не было времени даже для того, чтобы выкрикнуть предостережение: его Путь открылся, оказавшись моментально заблокированным в этой битве, охваченной демонической яростью. Вдруг откуда ни возьмись сверху вниз посыпались огромные копья, которые, как оказалось, состояли всецело из воды... В мгновение ока парус превратился в рваную тряпку. Они вонзались в палубу подобно стрелам, пробивая деревянные перекрытия. Внезапно Кульп заметил, как один из подобных потоков вонзился в бедро Непоседы, пригвоздив его к полу. Все остальные рассеялись за сгорбленной спиной Геборийца, который в бешеном порыве бросился к Фелисин и закрыл ее своим телом, защищая от смертоносного дождя. Татуировки старика горели цветом тусклого золота.

Баудин прыгнул на полубак, опустив одну руку вниз, а Истины вообще не было нигде видно.

Внезапно копья пропали. Дернувшись, будто на одиночной огромной волне, «Рината» накренилась вперед; корма приподнялась. Тем временем небо над головой продолжало бушевать, расцветая то синими, то красными яростными вспышками. Глаза Кульпа расширились – над штормом появилась маленькая человеческая фигурка, которая дергала руками и ногами, обрывки плаща хлестали над ней подобно гигантским крыльям. Волшебство швырнуло фигурку по кругу, как будто она была не больше, чем обычная кукла, набитая соломой. В тот момент, когда очередная блестящая волна накрыла этого беспомощного человека, на его коже выступили следы крови. Когда волна очутилась сзади, фигурка опрокинулась и пропала вслед за ней, оставляя в воздухе висящие капли крови, подобно рыболовной сети.

Геслер протиснулся за Кульпом.

– Возьми весло! – приказал он, пытаясь перекричать ревущий ветер.

Маг взобрался на корму. «Рулить? Рулить сквозь что?» Кульп был абсолютно уверен, что их несла вовсе не вода: они провалились в Путь сумасшедшего мага. Сжав руки вокруг рукоятки весла, он почувствовал, как через это дерево ускользает его собственный Путь. Качка ослабла. Кульп нахмурился, однако времени для удивлений не оставалось – ситуация требовала постоянного внимания.

Геслер вскарабкался вперед, схватив Баудина за икры как раз в тот момент, когда громила уже было начал скользить по наклонной палубе. Вытащив его наверх, капрал обнаружил, что он одной рукой держался за Истину, зацепившись пальцами за портупею юноши. Из кисти хлынула кровь, а лицо Баудина стало белым как мел.

Невидимая волна под лодкой резко осела вниз. Рипата устремилась вниз и вперед и через некоторое время замерла. Внезапно наступила полная тишина.

Гебориец подполз к Непоседе. Моряк лежал без признаков жизни на палубе, а из растерзанного бедра хлестала кровь, образовав вокруг уже довольно большую лужу. Как только это заметил Кульп, кровотечение значительно ослабело.

Маг знал: Гебориец всегда делает только то, в чем абсолютно уверен. В это мгновение, однако, маг выкрикнул предостережение – но слишком поздно, так как старик уже погрузил призрачную, покрытую глиной руку прямо в рану.

Непоседу пробила конвульсия, он завыл от боли. Татуировки на запястье старика проснулись и принялись постепенно переползать на бедро солдата, мерцая в темноте.

Когда старик вытащил свою руку, рана закрылась, а татуировки сцепились друг с другом подобно плотному рубцу. Гебориец отполз назад – его глаза расширились от шока.

Страдальческое лицо Непоседы зашевелилось, губы издали шипящий вздох. Задрожав и побелев как мел, он поднялся и сел на палубу. Кульп сощурился – он увидел нечто большее, чем просто чудесное излечение, которое сотворила рука Геборийца с Непоседой. Чем бы это ни являлось, оно попахивало опасностью и граничило с сумасшествием. «Ладно, подумаю над этим позже – в конце концов, парень ведь выжил, не так ли?» Внимание мага привлекли Геслер и Баудин, припавшие на колени по обе стороны от распростертого без признаков жизни Истины. Капрал перевернул юношу на живот, обхватил его со стороны спины и принялся ритмичными движениями изгонять морскую воду, заполнившую легкие Истины. Через некоторое время юноша принялся неистово кашлять.

Рипата отяжелела и сильно накренилась в сторону. Однообразное серое небо висело прямо над головой и слабо-слабо светилось. Наконец наступил штиль; единственным звуком, доносившимся до изнуренной команды, являлось слабое журчанье воды, заполнявшей какую-то пробоину в днище.

Геслер помог Истине подняться. Баудин, стоя до сих пор на коленях, судорожно сжимал правой рукой полу своей одежды. Кульп заметил, что большинство пальцев было вывихнуто из суставов, кожа над ними растрескалась и сильно кровоточила.

– Гебориец, – прошептал маг. Голова старика дернулась назад; было видно, что он практически задыхается, переживая произошедшие события. – Попробуй излечить и Баудина тем же чудесным образом, – произнес тихо Кульп. «И мы пока не будем думать, что за этим последует». – Если ты, конечно, можешь.

– Ну уж нет, – проворчал Баудин, пристально рассматривая Геборийца. – Не хочу, чтобы твой бог дотрагивался до меня, старик.

– Но ведь твои суставы все равно необходимо вправить, – возразил Кульп.

– Это вполне по силам Геслеру – тоже мне, проблема. Капрал посмотрел наверх, затем кивнул и приблизился к громиле.

– Где мы находимся? – забеспокоилась Фелисин. Кульп пожал плечами.

– Не уверен, но корабль постепенно идет ко дну.

– Да, он сел на рифы, – сказал Непоседа. – В днище четыре или пять пробоин, – солдат уставился на свое бедро, которое теперь украшали татуировки, и нахмурился.

Девушка покачнулась, однако вовремя схватилась за обожженную мачту. Та накренилась еще больше.

– Лодка может опрокинуться, – произнес глухим голосом Непоседа, продолжая рассматривать извилистые линии своего бедра. – Причем в любой момент.

Тем временем Путь Кульпа успокоился, и маг, почувствовав ужасную усталость, опустился на палубу. Он знал, что в подобном состоянии продержаться достаточно долго на плаву будет очень проблематично.

Лицо Баудина перекосила судорога, когда Геслер вправил первый палец. Взявшись за второй, капрал произнес:

– Если ты еще в состоянии ходить, то заполни бочки пресной водой и распредели их поровну среди всей команды. Фелисин, возьми продуктовые запасы – они находятся в ящике с этой стороны от полубака. Не оставляй ничего, – Баудин застонал, когда второй палец тоже встал на место. – Истина, ты поднимешься, чтобы принести несколько бинтов?

Его сухие хрипы пропали несколькими минутами ранее, и парень, встав на руки и колени, медленно пополз на корму.

Кульп взглянул на Фелисин. Она и не думала пошевелиться в ответ на приказ Геслера и, по всей видимости, была снедаема сомнениями.

– Пойдем, девушка, – произнес Кульп, поднимаясь на ноги. – Я дам тебе руку.

Опасения Непоседы по поводу того, что лодка может перевернуться, не оправдались: остановившись, «Рипата» начала медленно выравниваться. Вода бледно-голубого цвета заполнила пробоину и начала появляться на палубе. Она была вязкая, как суп.

– Дыханье Худа! – прошептал Непоседа. – Мы тонем в козьем молоке.

– Да, приправленном рассолом, – добавил Геслер, закончив манипуляции костоправа над правой рукой Баудина. Истина приблизился к ним, держа на вытянутой руке мешок с перевязочным материалом.

– Нам не придется плыть слишком далеко, – произнесла Фелисин, рассматривая водную гладь за правым бортом. Подойдя к девушке, Кульп проследил за ее взглядом и увидел большой корабль, который замер в плотной воде на расстоянии около пятидесяти размахов рук. Он был снабжен двумя рядами огромных весел, которые бесцельно свисали с боков. Сзади виднелось одиночное управляющее весло, а сверху – три мачты: длинная сзади и две поменьше спереди, с которых лохмотьями свисали квадратные паруса; бизань-мачта несла на себе следы другого треугольного полотна. Несмотря на подобное снаряжение, на палубе не было и следов жизни.

Баудин с перебинтованной правой рукой, которая стала теперь вдвое больше по объему, присоединился к наблюдателям; в шаге позади стоял капрал. Одноухий громила проворчал:

– Это галера Квон, которая раньше принадлежала империи.

– Ты знаешь свои корабли, – произнес Геслер, бросив на Баудина острый взгляд.

Тот пожал плечами:

– Я работал в тюремной бригаде, заполняя углем республиканский флот в гавани Квон. Это было двадцать лет назад – Дассем использовал корабли, чтобы переправить своих солдат...

– Я знаю, – ответил Геслер, и по его тону стало понятно, откуда у капрала подобная информация.

– Такой молодой, а уже в тюремной бригаде? – удивился Непоседа, сидя на корточках среди бочек с водой. – Сколько же тебе было – десять, пятнадцать?

– Что-то около того, – ответил Баудин. – А какими ветрами меня туда занесло – не твоего ума дело, солдат.

После долгого молчания Геслер покачал головой и произнес:

– Ты закончил, Истина?

– Да, все заполнено.

– Хорошо. Пора плыть самим, пока наша леди не начала спешить на дно. Нет никакой радости в том, что мы отдадим концы вместе с этой посудиной.

– Я не считаю себя счастливцем, – произнес Непоседа, взглянув на галеру. – Ситуация повторяет те злополучные байки, которые травят в тавернах... Может быть, все это предвестники Худа, может быть, этот проклятый корабль, скажем, заражен чумой...

– А возможно, что через несколько минут единственное сухое место под ногами в округе огромного количества лиг от этого проклятого места окажется здесь, – произнес Геслер. – Просто ради интереса, подумай о той байке, которую ты поведаешь в следующий раз в очередной таверне, Непоседа. Ты обнаружишь там людей, которые мочатся в свои штаны, а затем бегут в близлежащий храм для благословения. Ты же превратишься перед ними в реальное воплощение божества.

– Что ж, может быть, у тебя просто не хватает мозгов для того, чтобы испытать чувство страха.

Капрал оскалился:

– Пришла пора нам всем принимать водные процедуры. Я слышал, что благородные дамы платят за подобное удовольствие бешеные деньги... Правильно, Фелисин?

Она не ответила.

Кульп кивнул головой, произнеся сакраментальную фразу:

– Главное счастье – просто оставаться живым.

– Чертовски прав, – ответил Геслер,

Вода оказалась холодной, скользкой и настолько плотной, что плыть в ней оказалось чудовищно трудным занятием. Рипата, оставшаяся за спиной, уже погрузилась по палубу в воду. Затем мачта склонилась еще сильнее, а через мгновение скользнула под поверхность.

По прошествии получаса путешественники добрались до галеры, фыркая и еле дыша от огромного напряжения. Истина оказался единственным человеком, способным забраться по рулевому веслу на борт. Он поднялся на полубак, и по прошествии нескольких секунд через перила была перекинута веревочная лестница. Несмотря на то что вся команда была практически полностью обессилена, они, помогая друг другу, все же поднялись на борт. Кульп посмотрел вниз на палубу корабля. На нем не было ни единой живой души, и это наводило на неприятные мысли. Свитые кольцом канаты и узлы со снастями, обернутые в тюленью кожу, лежали на палубе в огромном количестве. Рядом валялись брошенные латы, мечи и портупеи. Толстый слой тяжелой пыли обнаруживался на всем, чего касался взгляд.

Остальные путешественники присоединились к магу в недоуменном молчании.

– Кто-нибудь видел имя на корпусе? – спросил в конце концов Геслер. – Я пытался смотреть, но...

– «Силанда», – ответил Баудин. Непоседа проворчал:

– Сосок Тогга, мужик, там не было...

– Просто никому не нужно было знать об этом судне, – ответил громила. – Оно было брошено довольно давно, а прибыло сюда с течением Авалии. Силанда была единственным кораблем, которому было позволено вести торговлю с Тисте Анди.

Он был на пути к острову, когда силы императора захватили Квон. С тех пор корабль исчез.

За тирадой громилы последовало длительное молчание.

Оно было прервано мягким смехом Фелисин:

– Баудин – головорез. А твоя тюремная команда не работала и в библиотеках?

– Кто-нибудь еще заметил ватерлинию? – спросил Геслер, не обращая внимания на девушку. – Этот корабль не двигался с места в течение долгих лет. – Капрал в последний раз метнул на Баудина острый взгляд, а затем опустился на главную палубу. – Здесь мы можем нарваться на птичий помет, глубиной по колено, – произнес он, остановившись у одного тюка, обернутого тюленьей кожей. Присев на корточки, капрал откинул покров: лицо внезапно побледнело, и, прошептав проклятья, Геслер отпрянул назад. С глухим звуком покатилась по палубе голова.

Кульп оттолкнул застывшего от ужаса Геборийца, спрыгнул на палубу и приблизился к Геслеру.

– Что ты видишь? – крикнул бывший священник.

– Ничего хорошего, – ответил маг. Подойдя поближе, он присел рядом с головой на корточки. – Тисте Анди, – Кульп посмотрел на Геслера. – То, что мне приходит на ум, не очень приятно, однако...

Капрал с побелевшим лицом кивнул.

– Непоседа! – крикнул он, обернувшись к следующему тюку. – Помоги мне!

– Что требуется, командир?

– Подсчитай эти головы.

– Спаси меня Фенир. Геслер...

– Ты должен быть абсолютно спокойным, рассказывая свои морские истории, поэтому практикуйся. Тебе придется спуститься сюда, солдат, и замарать руки.

На палубе оказалась не одна дюжина тюков, каждый их которых содержал в себе одну аккуратно отрезанную голову. Большинство из них принадлежали Тисте Анди, однако некоторые оказались и человеческими. Геслер принялся складывать их вокруг главной мачты в одну наводящую ужас пирамиду. Капрал отошел от первоначального шока довольно быстро, однако остальные до сих пор были вне себя от ужаса. Самым быстрым за командиром оказался Непоседа, однако и он принялся за работу довольно судорожно. Через несколько минут в центре палубы высилась пирамида.

Кульп обратил свое внимание на небольшую дверцу, ведущую в трюм, где должны были сидеть гребцы. Из нее исходила слабая аура магии, которую он с помощью Пути ощущал в виде волн, пронизывающих рябью спокойный воздух. Поразмыслив некоторое время, маг решил приблизиться.

Кроме мага, Геслера и Непоседы, все остальные оставались на полубаке, в шоке наблюдая за происходящим.

Капрал присоединился к Кульпу.

– Ты готов обследовать трюм?

– Абсолютно нет.

– В таком случае, показывай дорогу, – произнес Геслер, напряженно улыбаясь и вынимая из ножен меч.

Кульп с сомнением посмотрел вниз.

Будто прочитав его мысли, капрал пожал плечами.

– Да, я знаю.

Бормоча проклятья, Кульп полез внутрь. Отсутствие света абсолютно не скрывало от глаз мага царившую там обстановку: волшебство покрывало все окружающие предметы, пульсируя слабым желтым цветом. Взявшись обеими руками за перила, маг начал спускаться по расписным ступенькам. За ним неотрывно следовал Геслер.

– Ты что-то видишь? – спросил капрал.

– О. да.

– А чем это пахнет?

– Если бы терпение имело запах, – произнес Кульп, – то ты бы его непременно учуял, – он послал волну света вниз, осветив центральный проход и несколько рядов скамеек, и спустился вниз.

– Что ж, – сказал Геслер, тяжело дыша, – в этом есть определенная логика, не правда ли?

Весла держали в руках тела, лишенные голов. Они ровно сидели по три человека на каждой скамье. Все остальные свободные места были заполнены узлами, покрытыми тюленьей кожей. Еще одна безголовая мускулистая фигура сидела за барабаном, сжимая двумя руками странные палочки с наконечниками, похожими на маленькую тыкву. Ни на одном из этих тел не было и признаков разложения: только лишь на месте разреза шеи блестели кости да красная плоть.

Ни один из наблюдателей этой картины в течение долгого времени не проронил ни звука. Затем Геслер прочистил горло, однако слова, произнесенные им, все равно напоминали скрипучий песок.

– Ты говорил о терпении, Кульп? – Да.

– В таком случае я не ослышался. Кульп кивнул головой.

– Кто-то захватил корабль, обезглавил всех на борту... а затем заставил на себя работать.

– Именно в такой последовательности?

– Именно в такой.

– Как давно это произошло?

– Годы, десятилетия назад... Мы попали в Путь, капрал, и даже не спрашивай меня, как здесь течет время.

Геслер заворчал.

– И что ты скажешь, если я предложу обследовать кабину капитана? Там может быть вахтенный журнал.

– А еще свисток, призывающий взяться за весла.

– Точно. Знаешь, если мы спрячем этого безголового барабанщика, то я смогу послать Непоседу на его место, чтобы он отбивал такт.

– У тебя испорченное чувство юмора, Геслер.

– Да. Дело в том, что Непоседа рассказывает самые скучные морские истории. Однако этот случай привнесет в его жизнеописание много новых подробностей. Слушатели скажут нам потом спасибо.

– Только не говори, что это серьезно. Капрал вздохнул.

– Нет, – произнес он через мгновение, – я не хочу подталкивать кого бы то ни было к сумасшествию, маг.

Они возвратились на главную палубу; все остальные уставились на эту парочку. Гёслер пожал плечами:

– Если вы еще не окончательно считаете себя душевнобольными, то мы обнаружили именно то, что вы и предполагали.

– Ты попал прямо в точку, – заверила его Фелисин. Кульп широкими шагами подошел к дверце кабины, капрал обнажил меч и двинулся следом. Проникнув внутрь, они спустились на пару ступенек и оказались в коридоре, ведущем к камбузу. Большой деревянный стол занимал большую часть площади этого помещения. Напротив виднелась еще одна дверца, открывающая узкий проход, по обе стороны от которого находились каюты. В самом конце коридора располагался отсек капитана.

Все открытые каюты оказались пустыми, однако при их обследовании создалось впечатление, что жильцы покинули свои обители всего несколько минут назад.

Дверь в капитанский отсек открылась с громким, леденящим душу скрипом.

Несмотря на весь ужас, который прошел перед глазами путешественников за последние дни, картина, открывшаяся в каюте, леденила кровь. Взгляд мага приковали к себе четыре фигуры, три из которых находились в позах, которые свидетельствовали о насильственном внезапном конце. Как и в случае с гребцами, ни один из трупов не проявлял признаков разложения, да и следов крови не обнаруживалось. Кто бы их ни убил, он это сделал мастерски: кожа жертв была лишена каких бы то ни было повреждений. Исключением являлась человеческая фигура, которая сидела в кресле капитана за столом, будто председатель собрания, организованного самим Худом. Копье, пробившее его грудь, торчало с противоположной стороны спинки кресла, а огромная лужа крови блестела у ног, запачкав полу его мантии. Лужа выглядела довольно свежей.

– Тисте Анди? – спросил шепотом Геслер.

– Похоже на то, – ответил тихо Кульп, – но я не уверен. – Войдя в каюту, он добавил: – Кожа этих людей не черная, а серая. К тому же они вовсе не выглядят столь утонченными.

– Тисте Анди из течения Авалии слывут полными варварами – еще ни одной живой душе не удалось посетить их остров...

– Или, по крайней мере, вернуться, – заключил Кульп. – Однако наши незнакомцы одеты в плохо отделанную кожу и, видимо, очень ценят свои драгоценности... Все четыре тела были украшены костяными амулетами, когтями, клыками животных и полированными морскими раковинами. Однако среди всего количества безделушек не было ни одно произведения ремесленного искусства, которыми так славились Тисте Анди. Более того, все четверо имели темные нечесаные волосы, которые свободно свисали на плечи. Волосы Тисте Анди были либо светло-серебряными, либо черными как смоль.

– Кого же, во имя Худа, мы видим? – спросил Геслер.

– Убийц моряков Квон и Тисте Анди, по всей видимости, – ответил Кульп. – Они проникли в этот Путь – то ли по собственному желанью, то ли нет, а затем оказались настигнутыми чем-то более ужасным.

– Думаешь, остальному экипажу удалось бежать? Кульп пожал плечами.

– А если бы ты получил во владение волшебство, способное подчинить себе гораздо большую команду безголовых людей, чем мы здесь можем наблюдать?

– И все же они выглядят, как Тисте Анди, – произнес капрал, пристально рассматривая человека в кресле.

– Нам нужно позвать сюда Геборийца, – предложил Кульп. – Может быть, ему удастся выяснить какие-либо подробности, которые прольют свет на эту тайну.

– Подожди здесь, – произнес Геслер.

Корабль пошатнуло, когда остальные члены группы спустились на главную палубу. Кульп прислушался к шагам капрала, затихавшим где-то над головой, а затем, оперевшись обеими руками о стол, принялся рассматривать морскую карту. Земли, которые были на ней изображены, оказались Кульпу абсолютно незнакомыми. Зазубренные прибрежные линии фьордов были усеяны указателями в виде пальмовых деревьев. Территория, удаленная от моря, выкрашена белой краской, обозначая либо лед, либо снег. Особого внимания заслуживал проложенный курс, который начинался зазубренной береговой линией и следовал на восток, а затем поворачивал к югу, пересекая широкий океан. Малазанская империя претендовала на все мировые территории, однако данного региона, по мнению Кульпа, среди них не было. Этот факт моментально ставил мировое господство империи под очень большое сомнение.

Сзади послышались ковыляющие шаги Геборийца. Маг, не отрывая своего внимания от изучения карты, произнес:

– Посмотри поближе, старик.

Гебориец протиснулся за Кульпом и, увидев лицо мертвого капитана, нахмурился. Высокие скулы, раскосые глаза и гигантский рост человека свидетельствовали о том, что он принадлежал к расе Тисте Анди. Гебориец неуверенно поднял руку...

– Подожди! – проворчал Кульп. – Будь крайне осторожен со всем, к чему намереваешься прикоснуться. А еще, мой тебе совет, следи за своей рукой.

Старик в раздражении что-то буркнул и опустил руку. Через некоторое время он выпрямился и произнес:

– На ум мне приходит только одна вещь – это Тисте Эдур.

– Кто-кто?

– «Безрассудство» Готоса. В нем имеется упоминание о трех людях Тисте, прибывших из другого мира. Естественно, что единственная раса, известная нам, это Тисте Анди, однако Готос гласит о наличии еще одной подобной расы – Тисте Эдур. Они имеют серую, но не черную кожу и являются детьми нежелательного слияния Матери Тьмы со Светом.

– Нежелательными? Гебориец поморщился.

– Тисте Анди считают их проявлением деградации истинной Тьмы, а следовательно, источником всех дальнейших бед. В любом случае «Безрассудство» Готоса является одним-единственным источником, в котором можно найти упоминание об этих событиях. Скорее всего, причиной тому является крайняя Древность данного тома.

– А Готос был Ягутом, правильно?

– Да, и у него такой нудный писательский стиль, что я еле заставил себя дочитать до конца. Но скажи, Кульп, а что показал тебе твой Путь?

– Ничего.

Гебориец поднял глаза в крайнем изумлении.

– Ничего вообще?

– Именно.

– Но они выглядят так, будто находятся в каком-то параличе – видишь, кровь до сих пор не застыла.

– Я знаю.

Гебориец показал жестом на какой-то предмет, висящий вокруг шеи капитана.

– А это – твой свисток, принимая во внимание тот факт, что мы собираемся использовать парней, сидящих сейчас в трюме.

– Хотелось, чтобы ты был прав, старик, иначе нам придется сидеть здесь и ждать голодной смерти, – произнеся эти слова, Кульп подошел вплотную к трупу капитана. На его груди рядом с древком огромного копья покоился длинный костяной свисток, привязанный к кожаной ленте, висевшей на шее. – Я не вижу ничего, кроме какой-то идиотской костяной трубки. Мне кажется, что она уже давно не работает.

Гебориец пожал плечами.

– Пойду наверх, на свежий воздух. А копье, между прочим, принадлежит Баргхастам.

– Оно чертовки большое, – возразил Кульп.

– Я тем не менее не изменю своего решения.

– Все равно оно слишком велико.

Гебориец ничего не ответил и через несколько секунд пропал в дверном проеме. Кульп опять взглянул на копье. «Оно слишком велико». После этого маг протянул руку и снял осторожно свисток с шеи мертвого капитана.

Выйдя на главную палубу, маг вновь посмотрел на свисток и прошептал проклятья: теперь тот светился волшебством. «Да в этой каюте все дышит Отатаралом. Неудивительно, что волшебство там бездействовало». Кульп осмотрелся вокруг. Непоседа примостился на носу, его неразлучный арбалет, как всегда, покоился на спине. Рядом с парнем стоял Баудин, покачивая своей забинтованной рукой. Фелисин, скрестив руки, прислонилась спиной к перилам вокруг главной мачты, не обращая никакого внимания на пирамиду отрезанных человеческих голов, которые лежали практически у ее ног. Геборийца вообще нигде не было видно.

К магу приблизился Геслер.

– Истина полез на воронье гнездо, – произнес он. – Ты достал свисток?

Кульп перебросил его капралу.

– Вы уже выбрали курс?

– Истина расскажет, что ему удастся увидеть, и тогда мы окончательно определимся.

Маг задрал голову и увидел маленькую фигурку юноши, который проворно поднимался по такелажу. По прошествии пяти дыхательных движений Истина забрался в воронье гнездо и пропал из виду.

– Копыто Фенира! – донеслись до стоящих на палубе проклятья юноши. Все с тревогой подняли головы вверх.

– Истина!

– Порта практически не видно, а шторм вновь решил испытать наше терпение.

Геслер и Кульп поспешили к правому борту. На размытом горизонте появилось темное пятно, мерцающее огненными вспышками. Кульп в отчаянии прошипел:

– Это опять тот же самый проклятый Худом колдун, и он нас преследует.

Капрал резко обернулся на каблуках.

– Непоседа! Проверь, что там слева, – не дожидаясь ответа, он припал к свистку губами и яростно в него подул. В воздухе разнесся звук, похожий на хор монотонно причитающих голосов. Воздух замер, завыванье душ превратило боль в звуки, которые медленно, неохотно затихали...

С обоих бортов раздался деревянный треск, и через несколько секунд весла приняли положение старта. Гебориец появился из дверцы трюма – его татуировки блестели как фосфор, а глаза расшились до огромных размеров.

– У тебя в подчинении теперь новый экипаж, капрал! – произнес он.

– Наконец-то они проснулись, – пробормотала Фелисин, отойдя от главной мачты.

И тут Кульп заметил причину подобных слов девушки. Отрезанные головы как по команде открыли свои глаза и, словно на шарнирах, повернулись в сторону Геслера. Создавалось такое впечатление, что ими управляла какая-то невидимая рука.

В первый момент капрал вздрогнул, а затем отбросил все сомнения прочь.

– Я не мог о подобном мечтать, даже будучи строевым сержантом, – произнес он, напряженно улыбаясь.

– Твой барабан в трюме готов, – произнес Гебориец, глядя в тень помещения, где сидели гребцы.

– а о парусе забыли, – произнес Непоседа, – и он давно сгнил.

– Занимай место у рулевого весла, – приказал ему Геслер. – До порта слишком далеко – нам ничего не остается, нежели как просто убегать, – он вновь поднял свисток и издал быструю трель. В этот момент послышались размеренные удары барабана. Весла повернулись по оси, их лопасти приняли вертикальное положение, а через мгновение они скрылись в плотной воде и подали корпус вперед.

Корабль застонал, продираясь сквозь корку, которая образовалась на корпусе за долгие годы простоя. «Силанда» накренилась на левый бок и начала медленно поворачиваться – до тех пор, пока быстро приближающийся шторм не оказался прямо за кормой. Вслед за этим весла принялись методично погружаться в вязкую воду, и корабль пошел вперед.

Геслер повесил кожаный ремень от свистка себе на шею.

– Неужели старый император не любил эту старую леди? А, Кульп?

– Твоя радость по этому поводу вызывает тошноту, капрал. Тот захохотал.

Двойные ряды весел помчали «Силанду» с хорошей скоростью. Ритм барабана значительно превышал частоту биения взволнованных сердец пассажиров. Этот звук отдавался в костях Кульпа, от чего он испытывал мучительную боль. Магу было не нужно спускаться в трюм – он знал и так, что в данный момент несколько десятков мускулистых, лишенных головы людей в затхлой атмосфере равномерно поднимают и опускают огромные весла. Это было похоже на какую-то мистическую игру, затеянную волшебством Худа. Глаза мага заскользили по палубе в поисках Геслера и обнаружили его стоящим около полубака рядом с Непоседой. Да, это были очень стойкие люди – гораздо сильнее, чем он был способен ранее предположить. Они возвратились к своему жестокому черному солдатскому юмору раньше, чем Кульп попытался прийти в себя, оставаясь в то же время столь же холодными и бесстрастными, как сердцевина огромного ледника. «Уверенность, выработанная потом и кровью... или просто фатализм? Никогда не думал, что щетина Фенира может быть такой черной».

Шторм сумасшедшего колдуна все еще продолжал преследовать их – гораздо медленнее, чем раньше, однако все с тем же упорством. Маг перешел на ту сторону, где стоял Гебориец.

– Это Путь твоего бога? Старик проворчал:

– Это не мой бог, и это не его Путь. Худ знает, где мы находимся среди Абисса, и, по всей видимости, выбраться из этого кошмара будет непросто,

– Ты излечил рану Непоседы с помощью руки своего бога.

– Да, но у меня не оставалось выбора. У тебя, думаю, тоже.

– А что ты ощущал в тот момент? Гебориец пожал плечами.

– Ощущение, будто сквозь меня проходит какая-то сила. Ты, наверное, сразу догадался, не правда ли? – Кульп кивнул головой. – Неужели это был сам Фенир? – спросил старик.

– Я не знаю... Не думаю, хотя и не считаю себя экспертом в вопросах религии. По крайней мере, не похоже на то, что он как-то повлиял на Непоседу, за исключением того, что излечил его смертельную рану. А для Фенира совсем не свойственно раздавать подарки.

– Согласен, – пробормотал бывший священник, рассматривая полу прикрытыми глазами двух молодых моряков. – В любом случае, он себя еще проявит.

Фелисин села отдельно от остальных, и ее самой ближней компанией оказалась пирамида глазеющих голов. Они ее не слишком волновали – все внимание девушки в данный момент сосредоточилось на Геслере – человеке с костяным свистком на шее. Ее мысли возвратились к Кругу в Унте и священнику, покрытому мухами. Тот момент стал первым столкновением девушки со столь явным волшебством. Несмотря на все истории о магии и диких волшебниках, о магических пожарах, охватывающих воюющие города во всех уголках империи, Фелисин ранее никогда не приходилось сталкиваться с подобной мощью. А сейчас она сталкивалась с волшебством чаще, чем в детстве с подобными рассказами, и каждое новое знакомство оставляло на теле рубец как свидетельство крайней уязвимости обычного человека перед тем, что находилось за гранью его понимания. Волшебство внезапно превратило обычный мир в место ужасно унылого, обреченного существования. Тот день в Унте изменил ее место в жизни или, по крайней мере, ощущение этого места. С тех пор девушка ощущала себя постоянно не в своей тарелке.

«Но возможно, все было не так. Совсем не так. Может быть, я прошла через путешествие на галере, через море незнакомых лиц, бурю ненависти и безумной злобы только ради того, чтобы, наконец, проститься с болью, предначертанной мне моей же судьбой. Может быть, эти люди послали мне избавление».

Она посмотрела на отрезанные головы. Их глаза не моргали – они были неподвижными и сухими, белея, словно яичница на разогретой мостовой. «Прямо как я. Да, слишком много впечатлений. Слишком...»Если бы демоны прямо сейчас появились из воды по обе стороны от бортов, Фелисин абсолютно бы не удивилась, задав один-единственный вопрос: «Где вы так долго пропадали?». Затем она бы обратилась к ним с просьбой: «А не могли бы вы, уважаемые демоны, закончить эту комедию раз и навсегда? Ну пожалуйста!»

Подобно длиннорукой обезьянке, Истина спустился по такелажу и легко спрыгнул на палубу. Замерев на некоторое время около девушки, он принялся отряхивать пыльные волокна снастей со своей одежды. Несмотря на то что юноша был на пару лет старше Фелисин, в ее глазах он выглядел совсем молодым. «Чистая, гладкая кожа. Клочок жиденькой бородки и ясные, словно майское небо, глаза. В них нет ни огромного количества галлонов вина, ни дурманящего дыма дурханга, ни воспоминания о множестве лежащих сверху тяжелых тел, после которых уже ничто на свете не имело какого-либо значения. Единственной вещью, которая меня радует, является то, что они так и не смогли заставить полюбить это ужасное занятие. Сможешь ли ты, Истина, когда-нибудь понять, о чем я сейчас говорю?»

Заметив внимание девушки, юноша подарил ей робкую улыбку.

– Он сейчас находится в облаках, – произнес Истина, чей голос уже начал отдавать хрипотцой.

– Кто?

– Подобно коршуну без привязи, он мечется туда и сюда, оставляя следом за собой потоки крови.

– Как поэтично, Истина! Может быть, ты раздумаешь стать моряком.

Юноша покраснел и бросился прочь.

Из-за спины Фелисин раздался голос Баудина.

– Этот парень для тебя слишком хорош, девушка. Именно по этой причине, заигрывая с ним, ты еще сильнее падаешь в своих собственных глазах.

– Тебе стало известно обо мне что-то новое? – поинтересовалась Фелисин, не удосужившись даже повернуться.

– Я не умею гадать на кофейной гуще, – заключил он. – Однако сейчас мне не нужно даже ходить к гадалке.

– Это только домыслы. Дай мне знать, когда начнет гнить эта рука, – я очень хочу увидеть тот момент, когда она отвалится.

Шум плеска весел сливался с однообразными ударами барабана. Ветер налетел подобно кашлю великана, и магический шторм опять охватил путешественников.

Скрипач почувствовал прикосновение какого-то шероховатого предмета на своем лице и проснулся. Открыв глаза, он увидел прямо перед собой грязную щетину чьих-то волос. Спустя несколько секунд человек поднял голову, и Скрипач с удивлением обнаружил перед собой высохшее темное лицо, которое с критическим выражением разглядывало раненого сапера. Закончив осмотр, оно приняло выражение крайнего отвращения.

– Пауки в твоей бороде... или того хуже. Я их, конечно, не вижу, однако точно знаю, что они тут есть.

Сапер попытался сделать глубокий вздох, но внезапно почувствовал сильнейшую пульсирующую боль, которой отозвались сломанные ребра.

– Да отвяжись ты от меня! – пробормотал он. Жалящая боль перебралась на бедра, заставив Скрипача вспомнить об огромных когтях, которые в течение длительного времени топтались по его телу. Левая голень была туго забинтованной, однако онемение, что ощущалось на всей ступне, заставило сапера сильно забеспокоиться.

– Не могу, – ответил старик. – Нет ни одной возможности для выхода. Торговые сделки завершены, все необходимые приготовления сделаны. Расклад ясно поведал нам об этом. Жизнь принятая – за жизнь отданную, или даже более того...

– Ты – Дал Хонес, – проговорил Скрипач. – Но где же нахожусь сейчас я?

Лицо расплылось в широкой усмешке.

– Во власти Тени. Хи-хи.

Из-за спины странного старика послышался новый голос:

– Человек постепенно приходит в себя, а ты, верховный священник, его мучаешь. Отойди в сторону – солдату нужен воздух, а не твое тошнотворное притворство.

– Но эти слова в высшей степени несправедливы! – возмутился священник, однако все же отошел в сторону. – Твой темпераментный компаньон припадал на колени перед алтарем, не так ли? И эта деталь крайне важна для понимания всего происходящего, – он сделал еще один шаг назад, и перед Скрипачом предстали фигуры всех остальных людей.

– А. – вздохнул сапер, – это же ты, Трелл. Память постепенно ко мне возвращается. А твой спутник... Ягут?

– В данный момент он развлекает твоих товарищей, – произнес Маппо, – хотя, кажется, не очень-то успешно. За все свои годы, проведенные на земле, он так и не научился искусству общения с людьми.

– Да ведь имя этого Ягута – Икариум, он изобретатель хитроумных устройств и хранитель времени...

Трелл расплылся в широкой улыбке, обнажив внушительные клыки.

– Точно – повелитель песка. Однако тот тонкий поэтический намек, который присутствует в его имени, последнее время перестал играть какое-либо значение; более того, чаще всего он начал мешать.

– А я разговариваю в данный момент с Маппо, не так ли?

– И вновь ты прав. Солдат, а почему друзья, снимая с тебя облачение гральского воина, употребляли имя Скрипач?

– Сложные обстоятельства заставили меня вести подобную игру, – признался сапер.

– Я понимаю тебя, солдат: когда речь идет о жизни и смерти... Совсем забыл – ты же, наверное, испытываешь жуткую жажду и голод?

– Честно говоря, не отказался бы сейчас от хорошего обеда. Но сперва ответь мне: где мы сейчас находимся?

– В храме, высеченном из цельной скалы; в гостях у верховного священника Тени – старикашки, с которым тебе уже представилась возможность познакомиться. Его зовут Искарал Пуст. А Вихрь прошел мимо.

– Пуст?

– Именно так.

Хонесский верховный священник опять показался в поле зрения, его лицо было очень хмурым.

– Солдат, тебе показалось смешным мое имя?

– Да нет, верховный священник, вовсе нет.

Старик что-то пробормотал, схватил свою метлу и пулей вылетел из комнаты.

Скрипач осторожно поднялся в кровати. «Чувствую себя, словно дряхлый старик», – подумал он. Сначала сапер хотел расспросить Маппо обо всех событиях, которые произошли, пока он был без сознания, и особенно о своей ране на левой лодыжке. Однако, решив, что ничего утешительного услышать все равно не удастся, Скрипач решил отложить неприятный разговор на более поздний срок. Поэтому он просто спросил:

– Откуда взялся этот старик?

– Сомневаюсь, что даже он сам способен вразумительно ответить на данный вопрос.

– Я проснулся в тот момент, когда он расчесывал мне волосы.

– Нет ничего удивительного.

Спокойствие рассуждений Трелла позволило Скрипачу немного расслабиться. «Маппо... Это имя всегда связано с чем-то другим... О нем ходит столько слухов, что можно было бы заполнить целый том. И если хоть один из них является правдой...»

– Икариум испугал Д'айверса до такой степени, что тот бросился восвояси.

– Да, его имя в их среде имеет некоторый вес.

– Скажи, Маппо, а это заслуженно? – как только Скрипач закончил свой вопрос, он уже точно знал, что лучше бы было держать эти мысли при себе.

Трелл поморщился, отступил на несколько шагов назад, а затем сухо произнес:

– Я принесу тебе еду и воду, солдат.

Затем Маппо бесшумно вышел из комнаты. Несмотря на свои немалые размеры, он двигался, словно кошка, и эта мысль немедленно воскресила в памяти сапера еще одного человека, который обладал точно таким же умением, – Калама. «Удалось ли тебе избежать шторма, старина?»

Тем временем Искарал Пуст на цыпочках вернулся в комнату.

– Почему ты здесь? – прошептал он. – Ты знаешь почему? Нет, ты не знаешь, однако я мог бы тебе рассказать... Только тебе – и никому другому, – он подошел близко-близко, а затем резко дернул за остатки своих взлохмаченных волос и провозгласил: – Треморлор!

Увидев ничего не понимающего Скрипача, старикашка громко захохотал, сделал один круг по комнате и вновь, чуть ли не вплотную, уставился на сапера.

– Слухи о Тропе, пути домой. Маленький извивающийся червячок слухов – даже менее того, личинка, не превышающая ноготка. И все это плотно скрывает от наших глаз маленькую крупицу, которая может быть правдой. А может и не быть, хи-хи!

Скрипач наконец-то решил, что с него хватит. Превозмогая боль, он схватил Искарала за шиворот и несколько раз хорошенько тряхнул. Изо рта старика показалась пена, а глаза вылезли из орбит, словно огромные чашки.

– Что, опять? – ухитрился прохрипеть Искарал Пуст. Скрипач отбросил немощное тельце прочь.

Тот пролетел несколько метров, благополучно приземлился на пол и, пытаясь сохранить остатки собственного достоинства, произнес:

– Это было соревнование реакции. Просто я слишком долго был лишен человеческого общества. Ты должен изучить мои манеры, и даже более того, мою личность, – в подтверждение своих слов Пуст важно кивнул головой и продолжил: – Честность. Открытость. Занятность. Мягкая и выразительная чистота. В чем же ты видишь проблемы? Просто солдаты всегда были невежественными, приземленными и недальновидными созданиями, постоянно пребывающими в плохом расположении духа. Тебе известна Цепь Псов?

Скрипач напрягся, как от удара молнии.

– Что?

– Это уже началось, однако неизвестно, где... Анабас Тиленд, что на малазанском языке обозначает Цепь Псов. Солдаты лишены всякого воображения, а это означает, что их очень легко удивить. В мире существуют такие места, с которыми даже Вихрь не в состоянии что-либо сделать.

В комнату вошел Маппо, неся на руках круглый поднос.

– Вновь утомляешь нашего гостя, Искарал Пуст?

– Пророчество Тени, – пробормотал верховный священник, оценивающе рассматривая Скрипача. – Сточная канава под огромным потоком, на поверхности которого – сильнейшее волнение. Река крови – поток слов, исходящих от скрытого сердца. Все сами по себе, а пауки – в каждой щели и углу, – старик развернулся и вновь выбежал из комнаты.

Маппо уставился ему вслед.

– Наверное, не надо обращать внимания на этого сумасшедшего, – предположил сапер.

Трелл повернулся на пятках, а его тяжелые брови поднялись в знак крайнего удивления.

– Худ возьми, совсем наоборот, Скрипач, ты должен следить за каждым его жестом.

– Боялся, что ты именно так и скажешь. Он упомянул Треморлор, а это значит, что ему очень многое известно.

– Ему известно даже то, о чем не догадываются твои спутники, – произнес Маппо, передавая поднос саперу. – Вы ищете покрытый легендами Дом Азаса, который располагается где-то в пустыне.

«Точно, и Быстрый Бен клялся, что в нем имеются какие-то ворота».

– А ты? – спросил Скрипач. – Какими ветрами занесло тебя в Рараку?

– Я следую за Икариумом, – ответил Трелл, – в бесконечных поисках истины.

– И ты готов потратить всю свою жизнь, помогая Ягуту в его поисках?

– Нет, – вздохнул Маппо, а затем зашептал, не решаясь поднять глаза на сапера: – Я ищу возможность, чтобы прекратить эти скитания раз и навсегда... Ты находился без сознания в течение двух дней, и друзья закидали меня вопросами по поводу твоего здоровья. Они ждут от тебя какого-то ответа.

– Что ж, в таком случае, у меня нет выбора...

– Да, и как только нам удастся тебя немного подлатать, мы вместе отправимся в путешествие... – осторожно улыбнувшись, Трелл добавил: – На поиски Треморлора.

Скрипач нахмурился.

– Ты сказал, подлатаем... Моя левая лодыжка была размозжена, и теперь я едва ощущая свою ногу ниже колена. Такое чувство, будто ее просто не существует.

– Я обладаю некоторыми навыками врачевания, – произнес Маппо. – А этот храм когда-то специализировался на вопросах алхимии, и монахини после своего ухода оставили здесь немало своего добра. Как ни странно звучат эти слова, но Искарал Пуст, по всей видимости, очень талантлив в своем деле. Хотя за ним постоянно нужен глаз да глаз: этот быстрый ум порой способен перепутать снадобье со смертельным ядом.

– Да он же реальное воплощение Повелителя Теней, – произнес сапер, сузив глаза. – Словно Веревка, Котильон, Покровитель Убийц... Ведь между ними нет практически никакой разницы.

Трелл пожал плечами.

– Искусство убийства требует обязательного знания искусства врачевания – это две стороны одной и той же медали алхимиков. В любом случае, он грамотно провел хирургическую обработку твоей голени... Только не бойся, я его проконтролировал. Применив какой-то крем, он чудесным способом свел края раны – я еще ни разу не был свидетелем подобного события. Таким образом, ты очень скоро поправишься.

– Пара рук, принадлежащих Повелителю Теней, орудовала на моем теле? Дыханье Худа!

– У тебя не было выбора – иначе потерял бы свою ногу. Кроме того, Скрипач, у тебя было повреждено легкое, и с этим ранением я бы уж точно не справился. Верховный священник ухитрился обеспечить хороший дренаж для скопившейся крови, а затем применил лечебную ингаляцию. Да, сапер, ты обязан Искаралу Пусту своей жизнью.

– Хорошенькое дельце.

В этот момент послышались голоса, и в дверях появилась сначала Апсала, а затем и Крокус. Два дня, проведенные в тиши после ужасного иссушающего шторма, явно пошли им на пользу. Войдя, Крокус бросился к Скрипачу и присел на корточки около кровати.

– Нам нужно убираться отсюда! – прошипел он.

Сапер взглянул на Маппо. Тот изобразил насмешливую улыбку и отошел на несколько шагов назад.

– Успокойся, парень. В чем дело?

– Верховный священник – он из Культа Тени, Скрипач. Неужели ты не видишь – Апсала...

По костям сапера пробежал какой-то холодный поток.

– О, черт возьми, – прошептал он, – я понял, о чем ты. – Взглянув на девушку, которая приблизилась и встала у кровати со стороны ног, он тихо произнес: – Ты еще можешь владеть свои разумом, Апсала?

– Маленький человек обходится со мной очень хорошо, – ответила она, пожимая плечами.

– Что? – опешил Крокус. – Ты хочешь сказать, как мот и транжира? Скажи, а что может остановить Котильона от того, чтобы вновь захватить над тобой власть?

– Тебе стоит только попросить его слугу, – послышался еще один голос из дверей. Все повернули головы и увидели Икариума, который стоял, скрестив руки и облокотившись на косяк. Его блестящие глаза безотрывно смотрели в темный угол комнаты.

Неясная мгла постепенно начала приобретать форму, и вот перед всеми предстал Искарал Пуст, который сидел на странном маленьком кресле и. поеживаясь, наблюдал за Ягутом.

– Я должен был оставаться невидимым, дурак. Какой же прок в сумраке, когда любой пришелец может с легкостью обнаружить, что в нем спрятано. Брр, я полностью повержен.

Тонкие губы Икариума скривились в ухмылке.

– Почему бы не дать ответ всем, Искарал Пуст? Успокой гостей.

– Успокоить гостей? – казалось, что эти слова пришлись ему не по душе. – А что я с этого буду иметь? Надо подумать... В полной тишине, не забывая о сдержанности... Да, конечно! Прекрасная идея! – он замолчал, взглянув на сапера.

Скрипач посмотрел на неискреннюю улыбку, которая скользнула по высушенному лицу старика.

– Все в порядке, мои друзья, – проговорил он вкрадчивым тоном. – Успокойтесь. Котильон больше не будет привлекать к себе вашу девушку. Угроза убийства Аномандера Рейка остается. Кто желает, чтобы грубые последствия варварской свалки проникли за пределы дверей храма? Только не Повелители Теней. И тем более не Покровитель Убийц. До сих пор девушка находится под защитой. Кроме того, Котильон не видит никакого смысла в ее дальнейшем использовании, хотя остаток его таланта, которым обладает сейчас Апсала, может являться причиной некоторого беспокойства, – лицо старика скривилось. – Нет, лучше все же держать эти мысли при себе! Этот культурный разговор под маской добродетели скрывает вашу хитрость. Посмотри же на них, Искарал Пуст, они все заодно.

В комнате повисло напряженное молчанье.

Маппо прочистил горло.

– У верховного священника довольно редко бывает общество, – произнес он.

Скрипач глубоко вздохнул, почувствовав себя очень усталым. Он упал на подушку и закрыл глаза.

– А что по поводу моей лошади? – тихо проговорил он. – Она жива?

– Конечно, – ответил Крокус. – О ней очень хорошо позаботились – Маппо просто прирожденный конюх. Кроме того, где-то поблизости снует слуга, и хотя мы его не видим, он очень хорошо знает свое дело.

В разговор вступила Апсала:

– Скрипач! Расскажи нам о Треморлоре.

В воздухе вновь повисло напряженное молчание. Сапер чувствовал, как на него наваливается волна сна, заманивая его в свои бархатные объятья. Через мгновение Скрипач отогнал мысли об отдыхе, глубоко вздохнул и открыл глаза.

– Познания Быстрого Бена о Священной пустыне необычайно широки. Когда мы в последний раз оказались там, выпутываясь из очередной переделки, он рассказывал о Затерянной дороге. Подобно тому пути, который удалось обнаружить недавно нам, эта дорога спит под толстым слоем песка и может быть обнаружена только в редкие моменты – когда это позволят сделать ветра. Ну и одна из подобных дорог ведет в Треморлор.

– Куда-куда? – переспросил Крокус.

– К Дому Азаса.

– Подобно тому, который вырос в Даруджистане?

– Да, подобное здание существует, или, по крайней мере, так говорит людская молва. Никто не знает их цели, хотя, по всей видимости, они являются местом притяжения силы. Существует старинная история, по которой император и

Танцор... «О, Худ возьми, Келланвед и Танцор, Амманас и Котильон... Возможно, они связаны с Тенью... Этот храм...» Скрипач бросил на Искарала Пуста острый взгляд. Верховный священник алчно улыбнулся, его глаза заблестели. – Угу, легенда гласит, что Келланвед и Танцор однажды заняли один из подобных домов, в городе Малаз...

– Дом мертвых, – произнес Икариум из дверного проема. – Легенда верна.

– Точно, – пробормотал сапер, кивнув головой. – Ну а теперь достаточно. В любом случае, только Быстрый Бен полагает, что подобные дома связаны друг с другом через некие ворота и что посредством их возможно практически мгновенное перемещение...

– Прошу прощения, – произнес Икариум, войдя в комнату. – Кто такой этот Быстрый Бен, который имеет целью овладеть тайными знаниями Азаса?

Сапер поежился под немигающим взглядом Ягута, затем нахмурился и медленно поднялся в кровати.

– Боевой маг, – ответил через некоторое время Скрипач, давая своим видом понять, что вовсе не собирается пускаться в длительные объяснения.

Глаза Икариума округлились от удивления.

– И ты придаешь такое значение мнению боевого мага?

– Да, именно так.

В разговор вступил Крокус.

– Ты имеешь в виду, что если мы найдем Треморлор, то посредством ворот моментально сможем попасть в Малаз, в Дом мертвых? А это позволит нам...

– За полдня под парусом добраться до побережья Итко Канеза, – произнес Скрипач, встретившись взглядом с Апсалой. – Домой к твоему отцу.

– Отцу? – переспросил, нахмурившись, Маппо. – Это спутывает все планы.

– Мы обязаны доставить Апсалу домой, – объяснил Крокус. – Обратно к семье. Однажды Котильон украл ее – от отца, от привычной жизни...

– Какой жизни?

– Простой рыбачки.

Трелл впал в молчанье, однако Скрипачу направление его мыслей было ясным как белый день. «После того, что пережила эта девушка, она хочет вернуться домой, чтобы всю оставшуюся жизнь тянуть сети?»

Сама Апсала ничего на это не ответила.

– Жизнь принятая – за жизнь отданную! – закричал Искарал Пуст, выпрыгнув из кресла и схватив себя за жидкие клочки волос. – Такое упорство кого угодно может свести с ума! Но только не меня! Ухватившись за потоки разрушенного непогодой камня, можно просто исчезнуть внутри этого песка под лучами палящего солнца. Время тянулось и продолжает течь среди бессмертных игроков в игре, которая не имеет конца. В магическом притяжении стихии есть какая-то поэтичность. Ягуты эту мысль легко поймут. Ягут ищет разгадку секретов – он камень, однако и камни под конец все забывают... В этом и скрывается правда Азаса – однако погодите! Я постоянно болтал свои бессвязные мысли и практически ничего не слышал из того, что было сказано вами! – старик резко замолчал и упал обратно в кресло.

Икариум, наблюдая за верховным священником, действительно напоминал некую каменную скульптуру, а Скрипач постоянно крутил головой, наблюдая за реакцией то Искарала, то Ягута. Мысли о сне давно отошли на задний план.

– Я не уверен в некоторых деталях, – произнес он, привлекая всеобщее внимание, – однако у меня сложилось отчетливое впечатление того, что мы являемся марионетками в чьем-то замысловатом танце. Что ждет нас дальше? И кто дергает за нитки?

Все взгляды вернулись к Искаралу Пусту. Верховный священник некоторое время поразмыслил, а затем, сощурившись, произнес:

– Этот вопрос задан мне из скромности? Извинения, по общему признанью, были бы лицемерием, не так ли? Мой всеобъемлющий, но несколько сумбурный разум теряется в догадках. Вы интересуетесь? – кивнув головой, он отвернулся в тень и слабо улыбнулся. – Их кто-то сознательно ввел в заблуждение, – пробормотал он. – Скрытая правда, неясные намеки, случайный выбор слов у эха... Они ничего не знают. Наслаждайся благоговейным страхом их широко раскрытых невинных глаз. О, это же такая редкость

– Ты ответил нам очень красноречиво, – произнес Маппо в адрес верховного священника.

– Действительно? Это нехорошо. О, какой я стал великодушный! А впрочем, всегда пожалуйста! Пожалуй, я дам команду слуге, чтобы он занялся вашей подготовкой к путешествию к мистическому Треморлору. Именно там вся правда этого мира объединяется с чистотой и прозрачностью свежевыкованных мечей и острых клыков. Именно там Икариум обнаружит свое потерянное прошлое, а рыбачка, которой однажды овладел Котильон, найдет то, что ей еще и не приходило в голову искать. Юноша обнаружит там цену превращения в мужчину, а беспомощный Трелл займется тем, о чем думал все эти годы. В конце концов, измученный сапер, наконец-то, получит благословение императора. О да, все это произойдет, конечно, только в том случае, – добавил Искарал, поднеся кончик указательного пальца к своим губам, – если Треморлор не является мифом, а жизненный поиск каждого из вас в отдельности – не пустая уловка, имеющая целью укрыться от моего общества.

Верховный священник, все еще держа палец у губ, сел обратно в странное кресло. Вокруг него сомкнулась мгла, и через некоторое время Искарал просто растворился в воздухе.

Скрипач обнаружил себя на грани какого-то странного обморочного состояния. Встряхнув головой, он потер лицо и посмотрел на остальных. Выражения лиц его товарищей были примерно одинаковыми, будто каждого из них разом окунули в чарующее, таинственное волшебство. Сапер наконец-то прокашлялся и произнес:

– Неужели в его словах могла быть какая-то магия?

– В них было такое волшебство, которое способно опустить на колени даже богов, солдат, – произнес Икариум.

– Пора выбираться отсюда, – пробормотал Крокус. Словно по команде, каждый из присутствующих кивнул в знак согласия.

Глава девятая

Малазанские саперы принадлежали к уникальному сословию. Вздорные, неразговорчивые, насмешливые, замкнутые и твердолобые. И они составляли самое сердце малазанской армии...

«Военная сила империи».

Сенджал

Спустившись в Орбала Одан, Калам увидел первые признаки восстания. Караван малазанских беженцев попал в засаду в тот момент, когда они двигались вдоль сухого ложа ручья. Нападающие выскочили из зарослей высокой травы, которые украшали берег с обеих сторон. Сначала они открыли огонь из луков, а затем добили беспомощных малазан в рукопашной.

Повозки были объяты пламенем. Убийца без всякого выражения сидел на своей лошади, рассматривая объятые дымом остатки обугленных телег, груды золы и костей. Маленький сверток с детской одеждой в десятке шагов от тлеющих остатков – вот и все, что оставили после себя эти жертвы.

Обернувшись вокруг в поисках апторианца, которого не было видно уже достаточно давно, Калам спешился. У него не было ни единого сомнения, что демон находится где-то неподалеку. Следы, оставленные войском на земле, явственно свидетельствовали о том, что практически весь скот был угнан нападающими – повезло только тем, кто путешествовал в повозках. Осмотрев внимательнее место трагедии, убийца обнаружил, что несколько человек все же выжили: следы маленькой группы беженцев вели к югу, пересекая Одан. По всей видимости, их никто и не преследовал, однако Калам четко знал, что в этих степях шансов на спасение было ничтожно мало. До города Орбала было пять, а может, и все шесть суток пешего пути, и вероятность того, что эти люди все равно попадут в руки повстанцев, была практически стопроцентной. Не следовало также забывать тот факт, что подразделения малазанской армии были по большей части недоукомплектованными.

Каламу стало интересно: откуда же взялись здесь эти беженцы. На протяжении многих лиг от места ужасной резни простирались бескрайние равнины, лишенные всякой жизни.

Издавая звуки, словно удары по кожаному барабану, в поле зрения из низины появился апторианец. Раны зверя уже более или менее зажили, оставив на черной шкуре морщинистые рубцы. С момента атаки Д'айверса прошло уже пять дней. До сих пор не было ни одного свидетельства, что Изменяющий Форму решил их преследовать; Калам надеялся только на то, что он оказался достаточно серьезно ранен.

Тем не менее их всю дорогу сопровождал некто... или нечто. Убийца это чувствовал своими костями. Сначала он хотел устроить засаду, однако потом рассудил, что преследователей могло оказаться гораздо больше. Кроме того, Калам был абсолютно не уверен, чью сторону в подобном столкновении решит занять Апт. Единственным преимуществом до сих пор оставалась только хорошая скорость, с которой они двигались в последние несколько дней. Обнаружив свою лошадь после битвы практически без серьезных повреждений, убийца обрадовался. К тому же, по всей видимости, она абсолютно не страдала от сурового климата и чрезмерных нагрузок. Калам даже начал подозревать, что между ней и демоном возникло нечто вроде соревнования, и несмотря на то, что лошадь избежала битвы, просто-напросто сбежав, она вовсе не собиралась сейчас сдавать свои позиции.

Калам вернулся в седло. Апторианец обнаружил след беженцев, которые решили спастись бегством, и принялся нюхать воздух, покачивая своей длинной обрубленной головой из стороны в сторону.

– Это вовсе не наша проблема, – произнес в его сторону Калам, вытащив из ножен единственный оставшийся длинный нож. – У нас самих достаточно много неприятностей, Апт, – взявшись за поводья, убийца направил лошадь в сторону, чтобы обойти место ужасной резни стороной.

В темнеющих сумерках он двигался поперек равнины. Несмотря на свои огромные размеры, демон, казалось, почти растворился в ночной мгле. «Да ведь эта тварь рождена в Королевстве Теней – что же можно от нее ожидать?»

Впереди появился еще один луг, а следовательно, где-то рядом должен был обнаружиться след от древней реки. Внезапно из травы появилась фигура незнакомца. Пробормотав проклятья, Калам осадил лошадь, поднял обе руки вверх ладонями вперед.

– Мекрал, Обарии, – произнес Калам. – Я путешествую с Вихрем!

– Он уже довольно близко, – ответил голос.

Все еще держа руки над головой, Калам с помощью пяток и коленей направил лошадь вперед.

– Мекрал, – произнес тот же голос в знак подтверждения. Мужчина вышел из густой травы, держа в руке кривую саблю. – Пойдем с нами, путник, присоединись к нашему пиру! У тебя имеются какие-то новости с севера?

Расслабившись, Калам прыгнул из седла.

– Прошло ужасно много времени, Обарии. Я не разговаривал вслух в течение нескольких недель. Что за историю ты можешь мне рассказать?

Собеседником оказался простой бандит, который под благородной маской восстания занимался мародерством. Улыбнувшись и продемонстрировав наполовину беззубый рот, он произнес:

– Необходимо мстить всем мезла, Мекрал! Подобная месть так же сладка, как родниковая вода.

– До сих пор Вихрь еще не завершил свою победу, не так ли? И чем же теперь занимается армия мезла?

Разговаривая о событиях последних дней, Калам с мародером медленно двинулись в сторону его лагеря. Расположение лагеря свидетельствовало о том, что влияния со стороны командования не хватало – все палатки расставлены как попало. В центре была навалена большая куча валежника, видимо, войско готовилось к ужину. «Это пламя будет видно за несколько лиг», – подумал убийца, и его мнение по поводу тактических способностей этих людей совсем упало. С подветренной стороны был смастерен ветхий загон для небольшого стада скота, которое, вероятно, было угнано после разгрома беженцев.

– Армии мезла не остается ничего другого, кроме смерти, – ухмыльнувшись, произнес провожатый. – Мы слышали, что их осталось совсем немного – где-то на юго-востоке. Они находятся под предводительством викана, у которого вместо сердца – черный, лишенный крови камень.

Калам нахмурился. Тем временем к ним подошел человек с бурдюком вина. Кивнув в знак признательности, убийца сделал большой глоток. «Солоноватое, скорее всего, трофейное», – подумал он.

– На юго-востоке? В одном из прибрежных городов?

– Да, в Хиссаре. Но сейчас он находится в руках Камиста Рело – подобно всем остальным городам, кроме Арена. Но там сейчас Джистал. Викане бегут по земле в окружении огромного количества беженцев, которые молят о защите.

– В таком случае, их предводитель вовсе не такой черствый, как вы его описали, – пробормотал Калам.

– Действительно. Он мог оставить людей в руках армии Рело, однако побоялся ярости изнеженных дурней, командующих в Арене. Правда, сейчас они уже не дышат.

– И каково имя этого викана?

– Колтайн. Он говорит о себе, будто имеет крылья, подобно ворону, и смеется, глядя на кровавую резню. Его ожидает медленная, долгая смерть – это обещал сам Камист Рело.

– Возможно, Вихрь соберет весь урожай, который он заслужил, – произнес Калам, сделав еще один глоток вина.

– А у тебя прекрасная лошадь, Мекрал.

– Кроме того, она очень преданная. Любой незнакомец, подходящий к ней, должен быть настороже, – произнес Калам, надеясь, что этот намек не пройдет незамеченным для собеседника.

Предводитель бандитов пожал плечами.

– Все на свете можно приручить.

Убийца вздохнул, опустив на землю бурдюк с вином.

– А вы что, изменники Вихря? – спросил он.

Все движение вокруг успокоилось. Слева потрескивал разгорающийся огромный костер.

Предводитель развел руками в стороны, на его лице было написано оскорбление.

– Простая любезность, Мекрал! Как мы могли заслужить подобные подозрения? Мы не воры и не убийцы, друг. Мы защитники! Конечно, твоя прекрасная лошадь принадлежит только тебе... Но у меня имеется золото...

– Лошадь не продается, Обарии.

– Но ты еще не слышал цену.

– Даже все Семь Священных Сокровищ не смогут поколебать моего решения, – проворчал Калам.

– В таком случае, больше нечего говорить, – произнес мужчина и передал бурдюк Каламу.

Убийца для вежливости припал губами к вину, однако пить не стал.

– Настали грустные времена, – продолжил предводитель бандитов, – когда доверие между солдатами превратилось в большую редкость. Все мы воюем под именем Ша'ики, в конце концов. Нас объединяет один ненавистный враг. Ночи, подобные этой, в самой середине священной войны, просто созданы для того, чтобы отмечать свои маленькие победы и объединяться в кровном родстве, друг.

– Твои слова подчеркнули красоту нашего похода, – произнес Калам. «Простые слова могут легко доходить до сознания людей, несмотря на боевые действия, весь ужас и трагизм сложившейся ситуации. Это просто удивительно».

– А сейчас быстро давай мне свою лошадь и тот прекрасный нож, что висит на портупее.

Смех убийцы был похож на тихий гром.

– Я насчитал среди вас семерых – четыре спереди, а трое ожидают сзади, – помедлив, он встретился с блестящими глазами предводителя бандитов. – Это будет довольно рискованное предложение, друг, но я абсолютно уверен, что убью тебя первым.

Мужчина помедлил, поразмыслил, а затем, улыбнувшись, произнес:

– Да у тебя просто отсутствует чувство юмора. Скорее всего, это произошло по той причине, что ты слишком долго путешествовал в одиночку, поэтому и забыл старые солдатские игры. Ты голоден? Буквально этим утром мы напали на группу мезла, и они очень щедро наградили нас едой. На рассвете мы решили навестить их еще раз: среди них имеются и женщины...

Калам нахмурился.

– И это вы называете войной против мезла? Вы в седле и хорошо вооружены – почему бы вам не воссоединиться с армией Апокалипсиса? Камист Рело испытывает недостаток в воинах, подобно вам. Я, например, следую на юг, чтобы присоединиться к осаде Арена.

– И мы тоже собираемся пройти через зияющие ворота Арена, – пламенно ответил бандит. – Более того, мы возьмем с собой этот скот для того, чтобы помочь прокормить братьев по армии. Неужели ты думаешь, что мы пропускаем богатых мезла, если судьба пересекает наши пути?

– Одан убьет их и без вашей помощи, – произнес убийца. – Вы же отобрали их скот. «Зияющие врата Арена... Джистал внутри... Что это значит? Джистал – это слово мне незнакомо, оно не принадлежит Семи Городам. Может быть, Фалари?»

В ответ на слова Калама выражение лица предводителя поскучнело.

– Мы атакуем их на рассвете. Ты поедешь с нами, Мекрал?

– А они располагаются к югу отсюда?

– Да, менее чем в часе пути верхом.

– В этом направлении я двигался и ранее, поэтому с удовольствием к вам присоединюсь.

– Прекрасно.

– Однако ничего священного в изнасиловании я не вижу, – проворчал Калам.

– Согласен, ничего священного, – оскалился мужик. – Зато это справедливо.

Они скакали в ночи под яркой россыпью звезд. Один из бандитов остался в лагере для охраны волов и всей остальной награбленной добычи, поэтому Калам сейчас остался в обществе шестерых. Каждый из них имел при себе изогнутый лук, однако ощущалась явная недостача боеприпасов – по три стрелы на собрата, причем все они были с потрепанным оперением. Да, эти люди будут опасны только в близком бою.

Борду, предводитель бандитов, рассказал Каламу, что среди малазанских беженцев был всего лишь один мужчина – малазанский солдат, двое женщин и два совсем маленьких мальчика. Борду был уверен, что в результате первого нападения единственный мужчина оказался ранен, поэтому сильного сопротивления со стороны этих людей не ожидалось. В первую очередь, конечно, придется добить солдата.

– А затем мы сможем поразвлечься с женщинами и детьми, и, возможно, Мекрал, ты изменишь свое мнение.

В ответ на эти слова Калам лишь что-то невнятно проворчал. Да, он хорошо знал подобный тип людей. Их мужество проявлялось только в том случае, когда количество врагов было несопоставимо с мощью их собственного войска, а любимым занятием на все времена оставалась резня беззащитных людей. Подобные нелюди встречались в последнее время все чаще, этому способствовала бессмысленная война, которая захватила практически весь мир. Прикрываясь призывами к справедливости, они творили все, чего желал их развращенный нрав. Неспроста подобным людям даже дали особую кличку: на языке Эрхлии она звучала э'птар ле'гебран, что означало «хищник насилия».

Иссохшая прерия впереди начала медленно изменяться: появились невысокие пригорки, представленные сплошь гранитом, которые постепенно переходили в цепочку гор. Слабый отблеск света костра виднелся позади еще в течение целого получаса – настолько он был велик. Калам только покачал головой: подобного легкомысленного поведения на вражеской территории он еще не видел.

Борду поднял руку на расстоянии пятидесяти шагов от монолитного сооружения; это означало приказ остановиться.

– Остерегайте глаза от жара камина, – предупредил он шепотом всех остальных. – Пускай слепнут глупцы – это будет их проклятием. Но только не мы. А теперь настало время рассеяться: я с Мекралом обойду сооружение с одной стороны, а вы – с другой. Отсчитайте пятьдесят глубоких дыхательных движений и начинайте атаковать.

Взглянув на лидера бандитов, Калам сузил глаза. Решение было явно непродуманным: подойдя к зданию с противоположной стороны, они рисковали получить стрелу в грудь от своих же товарищей. «Наверное, это еще одна шутка – наш предводитель так любит солдатский юмор». Убийца решил вслух ничего не говорить, он просто последовал бок о бок с Борду на задний двор.

– Скажи, а твои люди умеют обращаться с луками? – спросил убийца по прошествии нескольких минут.

– Да у них глаз – алмаз, Мекрал!

– Ага, так я тебе и поверил, – пробормотал Калам.

– Они никогда не промахиваются.

– Веришь, я даже и не сомневался.

– Чего ты боишься, Мекрал? Такой огромной человек... Да и внешность, которой наделили тебя боги, весьма впечатляющая: с виду – настоящий воин! Я очень удивлен, друг.

– Сейчас тебя ожидает еще больший сюрприз, – произнес Калам и, выхватив из ножен кинжал, резким движением перерезал бандиту горло.

Хлынула кровь.

Издав булькающий звук, предводитель бандитов откинулся в седле назад; только лишь его голова, залитая кровью, подпрыгивала в такт движениям лошади.

Убийца спрятал свой огромный нож и еле успел поймать сползающего из седла мертвого Борду. Схватив его за шиворот, он прошептал:

– Предлагаю тебе проехаться со мной еще немного; может быть, в лице Семерых Святых это немного реабилитирует твою вероломную, предательскую душу. «Прямо как и в случае со мною, если подобные времена когда-нибудь настанут».

Впереди показались мерцающие отблески огромного костра. Отдаленные крики сказали убийце, что бандиты принялись выполнять приказание своего командира, которого к этому моменту уже забрал к себе Худ. Выйдя на более-менее надежную почву, Калам пустил жеребца в галоп. Лошадь Борду, почувствовав что-то неладное, тоже прибавила шаг: голова бандита свесилась практически полностью набок, касаясь ухом шеи лошади.

Они быстро достигли склона холма, он был довольно пологим и полностью свободным. С этого места были хорошо видны атакующие бандиты в свете костра, они принялись безостановочно стрелять из своих луков по фигурам людей, лежащих завернутыми в шерстяные одеяла вокруг огня.

Услышав звуки, которые издавали стрелы при попадании в своих жертв, Калам понял, что на самом деле никаких людей там не было – это оказались просто куклы. Убийца оскалился: единственный солдат, оставшийся в лагере, все же доказал, что он на что-то годится. Перебросив бездыханное тело Борду через седло, он со всей силы шлепнул его лошадь по крупу. Та, словно сумасшедшая, бросилась к свету.

Убийца решил продолжить выполнение своего коварного плана пешком. Соскользнув на землю, он под покровом темноты начал медленно приближаться к месту развития центральных событий.

Внезапно послышался резкий щелчок выстрела арбалета, и один из бандитов рухнул с лошади на землю. Остальные четверо осадили своих скакунов, оказавшись явно сконфуженными. Мгновение спустя из темноты вылетел небольшой сверток, который упал точно в костер, рассыпая по воздуху огромный сноп искр. Вслед за этим темная ночь озарилась огромным заревом, охватившим четверых ничего не понимающих нападающих. Вновь раздался выстрел арбалета, за которым последовал нечеловеческий крик, и еще один бандит, залитый кровью, неестественно склонился на бок.

Калам решил выяснять, что же стало источником взрыва, однако скоро все стихло. Переведя дыхание, он начал медленно продвигаться вперед, держа в вытянутой правой руке длинный нож, а в левой – обоюдоострый кинжал.

По прошествии нескольких секунд с противоположной стороны послышался цокот, свидетельствующий о приближении еще одного наездника. Оба оставшихся бандита осадили лошадей, развернув их в сторону новой приближающейся опасности. Калама разобрал гомерический хохот, когда он увидел их лица, – из темноты на бешеной скорости появился одинокий жеребец. В седле абсолютно никого не было.

Огонь костра начал постепенно угасать.

Нервы Калама напряглись, он остановился и припал к земле. Посмотрев вновь на одинокую лошадь, которая рысью начала справа обходить пару нападавших мужчин, он понял, что этот маневр был произведен неспроста. Поравнявшись с фигурой одного из незадачливых бандитов, с противоположной стороны бегущего во весь опор скакуна мгновенно появилась грациозная женская фигура, которая все это время держалась за стремя на весу, скрываясь от общих взглядов. Свесившись, она на ходу вонзила в шею противника мясницкий нож. Огромное лезвие прошило плоть насквозь, достигнув шейных позвонков.

Вслед за этим женщина легко вспрыгнула в седло. Как только очередная жертва упала на землю, она метнулась к его седлу, вытащила оттуда боевую пику и неуловимым движением метнула ее в единственного оставшегося воина.

Пробормотав проклятья, мужчина попытался увернуться – видимо, сработала выработанная за долгие годы военной жизни солдатская смекалка. Вместо того чтобы попытаться отклониться назад, он вонзил шпоры в бока своей лошади, и та в молниеносном прыжке дернулась в сторону. Несмотря на то что острие пики пролетело в нескольких сантиметрах от головы бандита, его животное не успело сориентироваться и со всего размаху врезалось в жеребца наездницы. Та от неожиданного удара потеряла равновесие и с испуганным криком тяжело упала на землю.

Единственный оставшийся в живых бандит быстро выскользнул из седла, на ходу обнажая свою кривую саблю.

Кинжал Калама настиг его на расстоянии трех шагов от застывшей в ужасе женщины. Изрыгая проклятья он схватился за свое горло и упал на колени. Убийца приблизился и закончил свое нехитрое дело.

– Стой спокойно! – раздался трескучий голос за его спиной – На тебя смотрит не одна стрела арбалета. А ну, брось свое оружие против ящериц! Быстро!

Пожав плечами, Калам медленно опустил нож на песок.

– Я представляю собой Вторую армию, – произнес он. – Войско Однорукого...

– Оно в пятнадцати сотнях лиг отсюда.

Женщина наконец-то смогла облегченно вздохнуть. Она устало поднялась на колени – ее красивое лицо обрамляли густые длинные темные волосы.

В этот момент последний бандит испустил протяжный вой и скончался.

– Ты из Семи Городов, – продолжил голос из-за спины.

– Да, и кроме того – солдат империи. Слушай, давай закончим наши пререкания. Я приехал из противоположного лагеря с предводителем бандитов. Он умер незадолго до того, как лошадь принесла его бездыханное тело в ваш лагерь.

– В таком случае почему ты путешествуешь в телабе необычного цвета и совсем один? Точно, ты – дезертир, а это у нас является смертным приговором.

Калам зашипел от раздражения:

– Вы тоже хороши. Вместо того чтобы присоединиться к всеобщей борьбе, вы избрали защиту своей семьи: я прав? По Боевому Уставу империи это тоже называется дезертирством, солдат.

В этот момент из-за спины появился тот самый безымянный солдат. Он до сих пор держал на прицеле арбалета Калама.

Убийца заметил, что от полученных в прошлое нападение ранений тот настолько ослаб, что едва держится на ногах. Приземистый и широкоплечий, этот солдат был одет в обрывки старой униформы подразделения Сторожевой заставы, светло-серую кожаную безрукавку и темный пиджак. Лицо было покрыто сетью огромного количества шрамов, точно так же, как кисти и предплечья. На щетинистом подбородке виднелась глубокая рана, а шлем зиял огромной дырой. Лычки пиджака свидетельствовали о ранге капитана.

При виде этого глаза Калама расширились от удивления.

– Да, дезертировавший капитан – это просто огромная редкость.

– Он не дезертировал, – произнесла женщина, которая уже полностью отошла от шока и принялась за обследование карманов мертвых бандитов. Обнаружив кривую саблю из легкого металла, она несколько раз угрожающе махнула ею в воздухе. Несмотря на слабое освещение, убийца заметил ее чертовски привлекательные черты, волосы женщины отливали сталью. Видимо, новое оружие ей очень понравилось; улыбнувшись, она с гордостью повесила его на пояс.

– Мы выбирались из Орбала, – произнес капитан с очевидной болью в голосе, – сопровождая всем войском беженцев – свои же собственные семьи. Неожиданно мы напоролись на проклятую Худом армию, которая держала путь на юг.

– Ты видишь все, что от нас осталось, – произнесла женщина, пригласив жестом кого-то из темноты. Через мгновение оттуда появилась еще одна женщина – точная копия предыдущей, только гораздо моложе, которая вела за руку двоих детей. Выйдя в центр и увидев капитана, они с криками подбежали к нему.

Мужчина тем не менее не опускал арбалет из своих дрожащих рук, продолжая целиться в Калама.

– Это Сельва, моя жена, – произнес он, указав на женщину, стоящую рядом, – и наши дети. А искусная наездница – это сестра Сельвы, Минала. Вот и вся наша компания. А теперь, пожалуй, мы послушаем и твою историю.

– Капрал Калам, Девятый взвод... Разрушитель Мостов. Теперь вы знаете, почему я не в униформе, сэр.

Мужчина оскалился.

– Вы же были объявлены вне закона. В таком случае, почему же ты оказался оторванным от Дуджека Однорукого? Я вижу единственное объяснение – ты спешил домой, чтобы присоединиться к Вихрю.

– А это твоя лошадь? – спросила Минала.

Убийца обернулся и увидел своего гральца, который как ни в чем не бывало, стоял рядом. – Да.

– Наверное, ты нашел с ней общий язык.

– Она стоила примерно столько, сколько составляет выкуп за девственницу. Однако, по моему глубочайшему убеждению, если за нее столько запросили, то это неспроста – и я не ошибся.

– Это все, конечно, очень хорошо. Однако ты до сих пор не ответил на вопрос, каким же образом тебе удалось здесь оказаться, – произнес солдат; Калам, однако, заметил, что он немного ослабил свой контроль.

– В воздухе запахло восстанием, – ответил убийца. – Империя принесла в Семь Городов спокойствие и мир. Ша'ика хотела возвратить старые времена деспотизма, междоусобных войн и бессмысленных человеческих жертв. Я следую в Арен. Это именно то место, где будет располагаться карательная сила, и если мне повезет, то я проскользну внутрь города под видом проводника.

– В таком случае тебе с нами по пути, капрал, – произнес капитан. – Если ты в самом деле принадлежал к Разрушителям Мостов, то, наверное, солдатские навыки еще не успели выветриться из головы. И если мы без происшествий доберемся до Арена, то, я полагаю, мне не составит особых хлопот представить тебя к награде и присвоить офицерский чин.

Калам кивнул.

– В таком случае, могу ли я поднять свое оружие, капитан?

– Конечно.

Убийца наклонился к земле, вложил длинный нож в ножны и, помедлив, произнес:

– Только у меня есть одна просьба, капитан... Мужчина, опершись на жену, поднял затуманенные глаза на

Калама.

– Что?

– Будет лучше, если мы изменим мое имя... Я имею в виду, официально. Понимаешь, если меня поймают в Арене, то виселицы не миновать. Конечно, Каламом называют людей достаточно часто, однако все же лучше подстраховаться...

– Так ты именно тот Калам? Кажется, Девятый взвод... Дыхание Худа!..

Наверное, капитан намеревался произнести что-то еще, однако в этот момент его ноги подкосились, и он мягко упал в объятья жены. Та положила его на песок и испуганно подняла глаза на сестру, а затем на Калама.

– Успокойся, девушка, – произнес, выпрямляясь, убийца. Улыбнувшись, он добавил: – Можете теперь считать меня вновь на действительной службе.

Двое мальчиков – один около семи, а другой – четырех лет, приблизились с опаской к лежащему без сознания капитану и его жене. Та раскрыла объятья, и они бросились к ней.

– Мой муж попал под копыта лошади, – произнесла Сельва. – Один из бандитов в прошлый раз чуть не растоптал его. Затем он волочился по земле на расстоянии примерно шестидесяти шагов, до тех пор пока не удалось освободиться.

Женщины, которые жили в гарнизоне, являлись либо проститутками, либо чьими-то женами. У Калама практически не оставалось сомнений, кем была Минала.

– Твой муж тоже воевал в этой армии? – обратился к ней убийца.

– Мой муж командовал ею – произнесла женщина. – Но сейчас он мертв.

Калам почувствовал, с каким огромным трудом произнесла Минала эти слова.

– А капитан является твоим зятем?

– Его зовут Кенеб, а рядом с ним – действительно моя сестра, Сельва. Их старшего сына зовут Кесен, а младшего – Ванеб.

– Наверное, вы родом из Квон.

– Это было очень много лет назад.

«Не очень-то она общительная», – подумал Калам. Взглянув на Кенеба, он произнес:

– Капитан будет жить?

– Не знаю. Он почувствовал головокружение, а потом упал без чувств.

– Осунувшееся лицо, невнятная речь?

– Да нет.

Калам направился к своей лошади и взялся за поводья.

– Ты куда-то собрался? – испуганным голосом спросила Минала.

– Один из бандитов остался охранять провиант, воду и лошадей. Как вы, наверное, догадываетесь, нам необходимы все перечисленные вещи.

– Тогда нужно скакать всем вместе.

Калам собрался было начать дискуссию, однако Минала подняла руку и спокойно произнесла:

– Пораскинь мозгами, капрал. У нас имеется достаточное количество лошадей бандитов, поэтому за один рейс мы сумеем перевезти всех. Эти парни, – она показала рукой на детей, – научились держаться в седле гораздо раньше, чем уверенно ходить. Но представь себе ситуацию, что ты уехал один, – кто в этом случае сможет защитить нас в случае опасности? А что произойдет, если ты ненароком в схватке с оставшимся бандитом получишь ранение? – повернувшись к сестре, она добавила: – Мы посадим Кенеба в седло и будем неустанно следить за ним, ты согласна?

Молодая женщина кивнула. Убийца удрученно вздохнул.

– Но только с солдатом я буду разбираться самостоятельно, – выдавил из себя он.

– Хорошо. Судя по реакции Кенеба, ты успел создать себе мощную репутацию.

– Хорошую или плохую?

– Надеюсь, когда все успокоится, капитан сам расскажет нам об этом.

«А я надеюсь, что нет, – подумал убийца. – Чем меньше эти люди знают обо мне, тем лучше – по крайней мере, для них самих».

Оставался всего лишь час до подъема солнца, когда Калам поднял руку. Это означало остановку для привала.

– Мы находимся около старого русла реки, – прошептал убийца, показывая рукой на ландшафт, открывающийся впереди. – Все остаются здесь и ждут меня. Я постараюсь не задерживаться.

Калам достал из футляра у седла один из лучших луков, принадлежавших ранее бандитам, и две оставшиеся порядком поистрепанные стрелы.

– Держи наготове это оружие, – произнес он, протягивая лук Минале. – На случай, если что-то пойдет не так.

– А как я об этом узнаю? Убийца пожал плечами.

– Доверься инстинктам, – затем он обратил внимание на Кенеба, который до сих пор лежал на спине лошади без всяких признаков прояснения сознания. Это было совсем нехорошо. Ранения головы были всегда самыми непредсказуемыми.

– Он до сих пор дышит, – тихо произнесла Минала. Калам проворчал что-то и побежал рысцой через равнину. В темноте он увидел мерцание бивачного костра гораздо раньше, чем добрался до высокой травы, устилавшей высокий берег. Этот олух до сих пор не додумался сделать огонь поменьше – вполне благоприятный знак. Кроме того, костер будет отвлекать внимание от темноты. Внезапно послышались приглушенные мужские голоса. Калам нырнул в траву и по-пластунски принялся медленно продвигаться вперед.

В лагерь прибыла еще одна партия воинов, которые привезли с собою подарки. В центре лагеря недвижимо лежали пять тел распростертых женщин. Каждая из них была сначала жестоко изнасилована, а за тем убита. Вдобавок к охраннику, оставленному Борду, здесь оказалось еще семь человек, сидящих вокруг костра. Каждый из них был хорошо вооружен и экипирован.

Охранник взахлеб что-то рассказывал; по выражению его лица и по тону было понятно, что он оправдывался.

– ... лошадь совсем не устала. А беженцы были, естественно, пешком: две женщины и пара детей. Дело обстоит именно так, как я сказал. Борду решил их навестить. А лошадь – она уникальна, она достойна принца. Впрочем, скоро вы сами сможете ее оценить.

– Борду подарит нам ее, – проворчал один из незнакомцев. – Это не вопрос.

– Конечно, подарит. И детей тоже... Борду – великодушный командир, сэр, очень великодушный.

«Хм, сэр... В таком случае это, действительно, солдаты Вихря».

Калам немного отполз назад и призадумался. Мгновение спустя его взгляд вновь наткнулся на растерзанные тела убитых женщин, заставив беззвучно прошептать проклятья.

Внезапно практически у самого плеча раздался легкий щелчок. Убийца мгновенно напрягся и медленно повернул голову на странный звук. Практически в паре метров от него сидел апторианец, пуская на землю длинные слюни. Демон понимающе подмигнул.

– Ну что, пора? – принялся рассуждать вслух Калам. – Или, может быть, стоит еще подождать?

Апт ничего не ответил. Странно было бы ожидать другой реакции.

Убийца выбрал пару самых лучших стрел, смочил пальцы слюной и провел ими по оперению на древке. Смысла тщательно продумывать все оставшиеся детали своего плана практически не было. Просто-напросто нужно было убить восемь взрослых мужчин.

Продолжая скрываться в высокой траве, Калам приподнялся на корточки, натянул тетиву и на несколько секунд задержал дыхание.

Затем он выстрелил. О да, выстрел удался! Стрела пронзила левый глаз предводителя этого небольшого войска и вышла точно по центру черепа сзади. Железный наконечник издал громкий хруст. Голова воина резко подалась назад, а шлем отлетел на большое расстояние в сторону.

Не успел этот человек еще упасть на спину своей лошади, как у Калама в луке уже была заряжена еще одна смертоносная стрела. Следующей целью был воин с самой быстрой реакцией – огромный верзила, который имел неосторожность повернуться к убийце спиной.

Стрела прошла слишком высоко – подвело искривленное древко. Попав в правое плечо воина, она скользнула по лопатке и рикошетом проникла под обод шлема. Но Каламу сегодня все время сопутствовала удача: громилу качнуло вперед, и тот упал прямо на костер, мгновенно потеряв сознание, темнота, словно огромная пелена, накрыла сцену бурно развивающихся событий.

Убийца бросил на землю лук и бегом бросился к испуганным, орущим людям. Держа пару ножей в правой руке, он выбрал своих очередных жертв. Совершив левой небольшой замах, он послал в темноту первый кинжал. Воин вскрикнул, а его сосед внезапно заметил Калама, который мельком показался среди травы. Калам спрятал один оставшийся длинный нож и кинжал для ближнего боя, в его руках блеснуло лезвие кривой сабли. Совершив небольшой нырок, он приблизился к цели и полоснул мужчину чуть ниже подбородка. Не встретив никакого сопротивления, лезвие легко погрузилось в тело. Убийце повезло: он успел вытащить свое оружие и в последний момент отразить атаку пики с противоположной стороны. Совершив кувырок, он очутился за спиной излишне самонадеянного воина и ударил его вновь по шее. В этот момент кривая сабля просвистела прямо перед плечом Калама, однако удар оказался слишком слабым, и кольчуга, которая скрывалась под телабой, все же выдержала. С разворота убийца рубанул атаковавшего воина наугад; удар пришелся в лицо, распоров щеку и половину носа. Получив смертельное ранение, мужчина медленно осел назад.

Калам пнул его для верности ногой. Трое воинов, которые еще не вступили в бой, а также охранник Борду решили отойти назад для перегруппировки. Их действия подсказали Каламу, что они решили, будто их атаковала целая армия. У убийцы было преимущество, и пока его ничего не понимающие противники гонялись за собственными тенями, он спокойно прикончил воина с рассеченным лицом.

– Быстро распределиться! – прошептал один из воинов. – Джелем, Ханор, возьмите арбалеты...

Дальнейшее ожидание, решил Калам, будет смерти подобно. Практически в ту же секунду он обрушился на человека, который взял на себя обязанность командира. Тот в отчаянии принялся пятиться назад, беспорядочно размахивая своей саблей во все стороны, пытаясь таким образом достать неуловимого противника. Однако через некоторое время инстинкт воина подсказал ему, что пора переходить в наступление.

Именно этого момента Калам и дожидался. Как только нападающий сделал свой первый выпад, убийца ловким движением всадил острие кинжала в его запястье. Мужчина вскрикнул от боли; пальцы разжались и выронили оружие прямо на песок.

Следующим движением Калам воткнул лезвие длинного ножа в грудь свой жертвы, затем подпрыгнул, чтобы уклониться от удара саблей охранника Борду, который решил поспешить на выручку своему собрату. Подобное изменение хода битвы оказалось неожиданным: убийца даже не предполагал, что у охранника окажется столько мужества. Наверное, в этот момент он был ближе всего к смерти – только мгновенная реакция, выработанная годами тренировок, спасла жизнь Каламу. Убийца вытащил кинжал и нанес еще один удар чуть ниже пряжки широкого кожаного ремня, по предплечью потекла теплая, вязкая жидкость. Охранник вскрикнул, согнулся и вцепился мертвой хваткой в рукоятку ножа.

С великим сожалением Каламу пришлось расстаться со своим оружием. Оставив позади очередного поверженного противника, он бросился вперед. На расстоянии двадцати шагов стояла оставшаяся пара воинов, которые тщетно пытались зарядить арбалеты. Они были изготовлены малазанами, поэтому заряжающий механизм оказался этим людям абсолютно незнакомым. Сам Калам был в состоянии привести это оружие к бою в течение четырех секунд.

Однако убийца не оставил солдатам и этого шанса, практически мгновенно покрыв разделяющее их расстояние. Один из них до сих пор пытался закрыть задвижку; внезапно рука дернулась, и, вздрогнув от ужаса, он увидел, как стрела выпрыгнула из паза и упала на песок. Другой воин отбросил оказавшийся бесполезным арбалет и с яростным криком выхватил кривую саблю как раз в тот момент, когда Калам бросился в атаку. Оружие воина превосходило боевой инструмент Калама по размерам и по массе, однако даже этот факт не смог помочь ему при виде бешеного лица убийцы. Воин стал как вкопанный.

– Пожалуйста...

Это слово было последним в жизни солдата. Калам мощным ударом отбросил саблю в сторону и рубанул пару раз зазубренным краем ножа по горлу неприятеля.

Не прекращая движения лезвия, убийца развернулся и полоснул им по груди единственного оставшегося в живых солдата. Нож рассек кожаный жилет, ребра и застрял в легком. Закашлявшись, воин осел на песок, и убийце уже не составило труда прикончить его ударом сверху.

За исключением слабых стонов охранника Борду, крутом стояла мертвая тишина. Через некоторое время из рощи молодых деревьев, расположенных в тридцати шагах вниз по течению, донеслось слабое щебетанье птиц, пробуждающихся с рассветом. Калам припал на одно колено и вдохнул полной грудью прохладный чистый воздух.

Услышав цокот лошадиных копыт со стороны южного берега, убийца развернулся и увидел приближающуюся Миналу. Наконечник стрелы ее арбалета переходил с одного мертвого тела на другое, до тех пор пока она не заметила Калама. Расширив глаза, она прошептала:

– Я насчитала восемь.

Все еще не придя в себя от крайнего возбуждения, убийца медленно кивнул. Затем он протянул руку, вытащил из тела последней жертвы свой нож и принялся методично вытирать с него кровь, воспользовавшись воротником телабы другого воина.

Охранник Борду в конечном итоге затих.

– Восемь.

– Как себя чувствует капитан?

– Пришел в сознание. Однако его лихорадит, и он еще очень слаб.

– На расстоянии около сорока шагов к востоку имеется еще одна поляна, – произнес Калам. – Думаю, что нам было бы полезно остановиться там хотя бы на один день – мне обязательно нужно немного поспать.

– Конечно.

– Однако до этого момента нужно скрыть следы недавних событий, которые произошли прямо здесь... Все тела...

– Не беспокойся. Калам. Мы с Сельвой сделаем все, что потребуется – ты же знаешь, нам не свойственно чувство отвращения. В любом случае...

Заворчав, убийца поднялся на ноги и пошел в сторону трупов, подбирая по пути свое оружие. Провожая его взглядом, Ми-нала произнесла:

– Кроме твоих противников рядом находилась еще пара человек.

Убийца замер над одним из мертвых тел, затем обернулся и переспросил:

– Что?

– Они охраняли лошадей. Однако, похоже, им повезло еще меньше, чем твоим противникам, – помедлив, женщина зловеще продолжила: – Такое впечатление, что они были разорваны на куски. Огромные рваные раны... Следы зубов.

Калам вновь что-то проворчал, а затем медленно поднялся на ноги.

– В последние несколько дней мне еще ни разу не пришлось нормально поесть.

– Возможно, это был равнинный медведь, – продолжала свои рассуждения Минала. – Знаешь, такой огромный, бурый... Воспользовавшись всеобщей суматохой, он подкараулил этих охранников в засаде. Ты слышал хотя бы раз ржанье лошадей?

– Возможно, – посмотрев на лицо Миналы, он задумался, что же в данный момент скрывалось за этими серебристыми глазами?

– Лошадей я не слышала, однако со стороны сухого ложа реки порой доносились какие-то странные, ни на что не похожие звуки. В любом случае их можно связать с теми кусками мяса, которые остались от пары охранников. Как ты думаешь?

– Вполне возможно.

– Хорошо. В таком случае, мне нужно съездить к своим, – произнесла женщина. – Мы долго не задержимся.

Она развернула свою лошадь в противоположную сторону, ни разу не схватившись за поводья: в руках Минала до сих пор держала огромный арбалет. Поначалу Калам не был уверен, удастся ли ей этот маневр, однако, вспомнив танец вокруг седла, который эта женщина продемонстрировала несколько часов назад, убийца отбросил свои сомнения. «Эта женщина умеет обращаться с лошадьми».

Как только она скрылась за высокой растительностью на берегу. Калам продолжил осмотр поля боя. Однако через несколько минут в изнеможении он уселся на землю.

– Худ возьми, – выдохнул убийца. – Мне нужен отдых.

– Это тот Калам, который совершил путешествие с Вискиджаком по всей пустыне Рараку, – покачал головой капитан Кенеб и принялся ворошить угли в костре.

На степь опустился закат. В этот момент убийца уже проснулся от долгого, глубокого сна. Первый час был самым неприятным – начали ныть суставы, старые раны... Да, старые раны любили напомнить о себе именно в часы ночного сна. Сельва заварила крепкий чай и передала Каламу большую чашку с дымящимся, ароматным напитком. Убийца неотрывно смотрел на угасающее пламя костра.

– А я никогда раньше не верила, что один человек способен убить восьмерых, причем в течение нескольких минут, – произнесла Минала.

– Калам входил в состав Когтя, – произнес Кенеб. – А подобное большая редкость. Обычно они набирают маленьких детей, а затем долго их готовят.

Я – Готовят? – проворчал убийца. – Да нет, это превращается просто в образ жизни, – взглянув на Миналу, он продолжил: – Успешная атака нескольких воинов не такое невозможное занятие, как ты полагаешь. Просто, если ты один, то нужно крепко помнить: никто за тебя эту работу не выполнит. Еще одна истина: всегда атакуй первым. Девять, десять человек... Они представляли себе, что смогут просто окружить меня и без особых трудностей уничтожить... Однако кто сделал первый шаг? Все они стояли на открытом пространстве и выжидали. Меня с молоком матери научили следить за тем, чтобы любое открытое пространство в бою всегда находилось под неусыпным вниманием. Только в этом случае есть шанс принять правильное решение. Принимая во внимание тебя, капитан, я рискну сказать, что каждый хороший ветеран точно знает, как правильно работать в паре...

– В таком случае тебе повезло, что они не воспользовались этим умением.

– Действительно, мне очень повезло.

В разговор вступил старший сын Кесен.

– Можете ли вы научить меня драться так же умело и беспощадно, сэр?

– Полагаю, что твой отец хотел для тебя совсем другой судьбы, парень, – проворчал Калам. – Подобные сражения становятся работой тех людей, которые не смогли преуспеть в чем-либо другом.

– Однако умение драться – это не то же самое, что военная служба, – сказал Кенеб.

– Это действительно так, – согласился убийца, почувствовав себя немного задетым тем пафосом, с которым капитан произнес эти слова. – Солдаты ценят уважение, однако порой им приходится драться – это правда. Тем не менее военная служба подразумевает твердость характера и умение быстро принимать ответственные решения, если того потребуют обстоятельства. Поэтому, парнишка, если ты все же до сих пор не передумал научиться хорошо драться, то первоначально следовало бы понять основы военной службы.

– Другими словами, слушай своего отца, – произнесла Минала, бросив на Калама быстрый горячий взгляд.

Вслед за тем жестом или взглядом, который Калам, видимо, не разобрал, Сельва подняла мальчиков на ноги и отправила их в лагерь для того, чтобы закончить приготовления к походу. Как только они отошли на достаточное расстояние, чтобы не слышать разговоров, Кенеб спросил:

– Неужели Арен находится от нас на расстоянии трех месяцев пути? Дыханье Худа, капрал, ну ведь должен же быть хоть какой-то город или крепость, находящаяся в руках малазан, где-то поблизости?

– Те новости, о которых я слышал, не могли сообщить ничего утешительного, – произнес Калам. – На всем протяжении к югу до самой реки Ватар живут дикие племена. Убарид находится довольно близко к реке, однако, боюсь, его уже прибрал к рукам Апокалипсис Ша'ики – слишком уж ценным является этот порт, чтобы оставлять его без внимания. Во-вторых, скорее всего, случилось так, что все дикие племена до самого Арена вступили под флаг Камиста Рело.

Удивившись, Кенеб переспросил:

– Рело?

Калам нахмурился.

– Бандиты говорили о том, что он сейчас находится к юго-востоку от этих мест...

– Скорее всего, ближе к востоку, чем югу. Рело охотится за кулаком Колтайном и Армией Седьмых. Вполне возможно, что Камисту удалось выгнать их и закрепиться на восточном берегу реки Секалы.

– Что ж, тебе известно о последних событиях гораздо больше, чем мне, – ответил убийца.

– Мы же имели слуг титанси, – объяснила Минала. – Они были очень верными.

– И заплатили за это своими собственными жизнями, – кивнул головой Кенеб.

– В таком случае армия Апокалипсиса, вероятно, находится к югу от нас?

Капитан вновь согласился:

– Да, она готовится к походу на Арен. Убийца нахмурился.

– Ответь мне, капитан... тебе когда-нибудь приходилось слышать слово «джистал»?

– Нет, в языке Семи Городов подобного слова не значится. А что?

– Бандиты говорили о том, что джистал находится внутри Арена, – помолчав немного, убийца вздохнул: – А кто командует их армией?

– Этот ублюдок Корболо Дом. Глаза Калама сузились.

– Но он же кулак...

– Являлся таковым до тех пор, пока не женился на местной женщине, которая по иронии судьбы оказалась дочерью последнего священного покровителя Халафа. Корболо впал в измену и уничтожил практически половину собственного легиона – тех, которые не пожелали последовать примеру своего командира. Остальная половина переоделась в униформу империи, провозгласила себя группой наемников и заключила с Корболо контракт. Именно эта компания разбила нас в Орбале. Они называют себя как-то вроде Легион Вихря, – Кенеб поднялся и разметал последние тлеющие угольки костра. – Эти люди приблизились к нам как союзники – мы даже ничего и не поняли. Калам почувствовал: это был не полный рассказ. Вздохнув, убийца пробормотал:

– Я помню Корболо.

– Конечно – он же стал заменой Вискиджака, не так ли?

– На какое-то время после путешествия по Рараку. Он был прекрасным тактиком, однако, по мнению большинства, оказался слишком жадным до крови. По крайней мере, так считала Лейсин, которая только по этой причине загнала его в Халаф.

– Да, а тем временем приблизила к себе Дуджека, – улыбнулся капитан. – Однако и тот сейчас оказался объявленным вне закона.

– В мире царит несправедливость, о которой мне как-нибудь придется поведать вам, – произнес Калам, поднимаясь на ноги. – А сейчас пора отправляться в путь. Те всадники, которых нам удалось победить, возможно, имеют где-то поблизости друзей.

Приблизившись к своей лошади, Калам почувствовал со спины пристальный взгляд Миналы и немного забеспокоился. Ее муж погиб всего двадцать четыре часа назад, а эта женщина уже практически о нем не помнит. Калам оказался тем человеком, который принял на себя командование, несмотря на тот факт, что ее зять значительно превосходил убийцу по армейскому положению. Вероятно, эта женщина впервые почувствовала, что без него у них нет никаких шансов выжить. Да, подобную ответственность Каламу брать на себя не хотелось. «До сих пор я всегда предпочитал способных женщин. Однако интерес ко мне этой женщины через такое короткое время после смерти мужа похож на цветок с засохшим стеблем. Такой цветок привлекателен, однако на очень короткий срок». Эта женщина, без сомнения, была очень способной, однако если произойдет то, чего она так сильно добивалась, то подобное ощущение пройдет. «А это будет не очень хорошо для нее. Кроме того, у меня сразу же пропадет всякое стремление сближения. Лучше оставить все как есть. Лучше держать ее на расстоянии».

– Капрал Калам, – услышал он позади себя голос Миналы.

Обернувшись, убийца резко произнес:

– Что?

– Я вспомнила про поруганных женщин. Мне кажется, их нужно обязательно похоронить.

Калам помедлил, а затем развернулся и принялся вновь подтягивать подпругу своей лошади.

– У нас нет времени, – проворчал он. – Давай лучше позаботимся о живых, а не о мертвых.

В голове женщины послышались металлические нотки.

– Я не согласна. В нашей группе есть двое будущих мужчин, которым постоянно нужно напоминать об уважении к людям.

– Только не сейчас, – взглянув на нее вновь, он продолжил: – Уважение парням не поможет, если из-за нашей медлительности их кто-нибудь настигнет и убьет. Как только увидишь, что все готовы к отправлению, можешь садиться в седло.

– Здесь отдает приказы капитан, – ответила женщина, бледнея.

– Ему пробили голову, и он думает, что мы здесь, наверное, собрались на пикник. Посмотри в глаза Кенеба, когда он приходит в себя, – в них виден только страх. А ты хочешь взвалить на его ослабевшие плечи еще и эту ношу. Даже малейшее напряжение в данный момент может сорвать его хрупкое равновесие – и что тогда ты будешь делать? Все вы?

– Прекрасно, – отрезала она, бросившись в сторону. Калам посмотрел женщине вслед. Сельва и Кенеб стояли подле своих лошадей; они были слишком далеко, чтобы разобрать слова, однако все же догадались, что между Миналой и Каламом пробежала черная кошка. Через несколько секунд из темноты появилась лошадь, несущая на спине двух необычных всадников: сзади сидел семилетний юнец, который обхватывал руками своего младшего брата. Оба выглядели гораздо старше своих лет.

«Уважение к жизни. Несомненно. Однако другой урок заключается в том, как дешево некоторые люди ценят эту жизнь. Может быть, первый факт вытекает из второго... В таком случае, эти дети вскоре смогут постигнуть нехитрую суть своего бытия».

– Готовы, – произнесла Минала ледяным тоном.

Калам легко запрыгнул в седло и посмотрел в сгущающуюся темноту. «Находись неподалеку, Апт. Но только не слишком близко».

Они оставили позади ложе реки и отправились в сторону поросшего травой Сдана. Калам ехал впереди. «К счастью, демон оказался весьма застенчивым».

Невиданная волна – тяжелая стена болотистой воды, которая перескочила через перила, – отбросила их от левого борта и обрушилась на самый центр главной палубы подобно куску глины. В течение нескольких секунд вода заполнила щели и начала подниматься вокруг людей. Фелисин с остальными путешественниками, которые оставались на палубе, в мгновение ока очутились по колени в ужасно пахнущей темной жиже. Пирамида отрезанных голов превратилась в бесформенную кучу.

Еле-еле передвигая ноги, к девушке приблизился Гебориец. Его лицо было перемазано красно-коричневой глиной.

– Это же ил! – произнес он, сплевывая с губ остатки грязи. – Посмотри, из чего он состоит!

Фелисин не имела никаких сил, однако любопытство восторжествовало. Присев, она подняла на свет полную пригоршню коричневатой жижи.

– Да в ней полно семян и гниющих растений, – произнесла девушка.

– Точно. Семена травы и гниющие остатки травы – ты ни о чем не догадываешься, а? Прямо под нами – вовсе не морское дно. Это же затопленная степь. По всей вероятности, данный Путь затоплен совсем недавно.

Фелисин проворчала, не желая разделять возбуждение старика.

– И это твоя новость? Согласно моему жизненному опыту, корабль не может путешествовать по прерии.

Глаза старика сузились.

– На твоем лице что-то происходит, Фелисин.

Глина, которой был покрыт подбородок девушки, внезапно зашевелилась. Не обращая внимания на бывшего священника, она бросилась к корме. Там уровень темной жижи был не столь высоким. Геслер и Непоседа висели вдвоем на рулевом весле, пытаясь всеми силами удержать корабль на нужном курсе. Кульп находился рядом, намереваясь сменить того, кто первым выбьется из сил. Через некоторое время маг догадался: среди пары этих моряков началось соревнование – никто не желал первым признать свое поражение. Едва заметные ухмылки дали понять об этом и Фелисин. «Идиоты! Они доиграются до того, что силы одновременно иссякнут у обоих, и магу придется справляться с рулем самостоятельно».

А небо над кораблем продолжало бешено сотрясаться, распространяя во все стороны огненные искры. Поверхность моря сопротивлялась безумному ветру, который поднимал в воздух ил и разбрасывал его во все стороны. Лишенные голов гребцы продолжали свое беспрестанное занятие, несмотря на то, что дюжина весел была уже сломана и по воде хлестали только лишь расщепленные рукоятки. Барабан не переставал отбивать такт, а ему с размеренным упорством вторил небесный гром.

Фелисин поднялась на лестницу и быстро выбралась из коричневой жижи. Внезапно она остановилась в крайнем изумлении. Ил, который покрывал ее лицо, руки и бедра, внезапно заскользил вниз, пытаясь объединиться с дрожащей поверхностью на палубе.

Присев на корточки у центральной мачты, Гебориец внезапно в крайнем возбуждении громко закричал: дрожь окружающей его глины усилилась.

– Что происходит!

– Беги сюда! – прокричал ему Истина, стоя на лестнице, поднимающейся к корме. Тем временем спохватился Баудин и схватил Истину за руку.

– Быстрее! Что-то происходит!

Фелисин поднялась еще на одну ступеньку вверх.

В этот момент жижа принялась трансформироваться, превращаясь в человеческие фигуры. Через некоторое время стали видны кремниевые лезвия – некоторые серого цвета, некоторые красные, изготовленные, вероятно, из халцедона, а спустя еще пару секунд проступила грязная шерсть, которая покрывала широкие плечи. Костяные шлемы блестели золотой отделкой, а под ними виднелись морды таких тварей, которых Фелисин не могла видеть в своих самых страшных кошмарах. Вскоре появились длинные пряди немытых волос, в большинстве случаев они были черными или коричневыми. Грязь постоянно видоизменялась – эти создания были с ней одним целым.

– Тлан Аймасс! – выкрикнул Кульп, стоя рядом с бизань-мачтой и держась за нее обеими руками. Силанда затряслась под воздействием дикой энергии.

– Логрос Тлан!

Их было шесть человек. Каждый из них был покрыт шерстью, за исключением одного, который уступал остальным в росте и появился гораздо позже. Он был разукрашен жирными растрепанными перьями каких-то разноцветных птиц, а волосы с металлическим отливом были на кончиках окрашены в красный цвет. Из-под распахнутой нижней рубашки проглядывало множество украшений, изготовленных из морских раковин, рогов оленя и костей других животных, однако оружия видно нигде не было.

Лица этих людей носили отпечатки тяжелых испытаний, выпавших на их долю, а скулы выпирали прямо из-под кожи. Вместо глаз виднелись одни лишь темные дыры. Нижнюю часть лица пятерых гостей украшала борода, за исключением того, кто был с серебряными волосами. Он выпрямился и посмотрел прямо на Кульпа.

– Стой в стороне, служитель Окованного Героя. Мы пришли за своей семьей, а также за Тисте Эдур, – голос, к удивлению мага, оказался женским, а язык – малазанским.

Другой представитель Тлан Аймасс повернулся к человеку с серебряными волосами. Он был самым большим из их шестерки. Огромная шерсть, которая спускалась с плеч, делала его похожим на медведя, а кончики волос блестели, словно золото.

– Смертные моряки любят убивать друг друга, – произнес он озабоченным тоном. – Придется и нам убить их.

– Обязательно. Я даже удивлена, что это не сделала наша преследуемая добыча, – произнесла незнакомая женщина.

– Ваших соплеменников здесь больше нет, – произнес, содрогаясь, Кульп. – А Тисте Эдур – мертвы. Посмотрите сами – они в капитанской каюте.

Женщина Тлан Аймасс незаметно дернула головой. Двое ее спутников двинулись в сторону маленькой дверцы. Затем она повернулась вокруг и уставилась на Геборийца, стоявшего у поручней полубака.

– Успокой мага, который связан с тобой. Он причиняет боль. Это должно быть остановлено. Кроме того, передай своему богу, что подобные игры сулят ему большую опасность. Мы не потерпим такого повреждения Пути.

В этот момент Фелисин захохотала; ее смех больше смахивал на истерику.

Тлан Аймасс, все как один, обернулись в ее сторону.

Девушка вздрогнула от этих безжизненных, пристальных взглядов, затем глубоко вздохнула, чтобы немного себя успокоить.

– Вы можете быть бессмертными и настолько могущественными, чтобы угрожать богу Вепря, – произнесла она, – однако прямо сейчас вы не сможете добиться самого главного.

– Объясни, – произнесла женщина.

– Спроси любого, кого это интересует, – ответила Фелисин, спокойно встретившись с бездонными глазами. Девушка настолько осмелела, что ей это даже начинало нравиться.

– Я больше не являюсь священником Фенира, – произнес Гебориец, поднимая вверх свои обрубки. – И если бог Вепря где-то рядом, среди нас, то мне это не известно. И даже не интересно. Колдун, который поднял окружающий нас шторм, преследует этот корабль и хочет его уничтожить. Мы не знаем, почему.

– Он сошел с ума под действием Отатарала, – произнесла женщина.

Двое Аймассов, которых послали в капитанскую кабину, вернулись на палубу. Несмотря на то что вслух они не проронили ни единого слова, женщина кивнула,

– Итак, они мертвы, а соплеменники покинули корабль... В таком случае мы должны продолжить охоту, – женщина вновь обернулась на Геборийца. – Я арестую тебя.

Фелисин взорвалась еще одним взрывом хохота.

– Это просто предел его мечтаний.

– Заткнись, девушка, – проревел Кульп, опускаясь на основную палубу. – Мы не являемся служителями Окованного Героя, – продолжил маг. – Дыханье Худа, мы даже не знаем, кто это такой. Тем не менее, что касается меня, то это не вызывает и особенного интереса. Мы попали на данный корабль в результате несчастного случая, а не намеренно...

– А мы не ожидали, что этот Путь окажется затопленным, – произнесла женщина.

– Твои слова свидетельствуют о том, что вы способны пересекать океаны, – пробормотал маг, нахмурившись. Фелисин заметила, что Кульп никак не может уследить за последовательностью событий, излагаемых Тлан Аймассами.

– Да, мы способны на это, но только в бесформенном состоянии, – подтвердила предположение Кульпа женщина. – Однако плоть, которую вы сейчас видите, существует только на суше.

– Значит, подобно нам, вы прибыли на этот корабль чтобы высушить ноги...

– И закончить план. Мы преследуем соплеменников, которые впали в измену.

– Если они и были здесь, то давно покинули это место, – произнес Кульп. – По крайней мере, до того момента, как мы взобрались на борт. Так ты – Гадающая на Костях.

Женщина склонила голову.

– Хентос Илм из клана Тлан Аймасс под управлением Логроса.

– А Логрос больше не служит Малазанской империи. Рад видеть, что ты пока остаешься при делах.

– Почему?

– Не важно, – Кульп посмотрел в сторону неба. – А он немного успокоился.

– Он почувствовал наше прибытие, – произнесла Хентос Илм и вновь посмотрела на Геборийца. – Твоя левая рука действительно находится в некоем противоборстве. Отатарал пытается совладать с силой, которая мне не известна. Если маг, который вызвал этот шторм, продолжит усиливать свою мощь, то Отатарал одержит победу и Кульп тоже сойдет с ума.

– Я хочу, чтобы он покинул мое тело, – прошептал Гебориец. – Пожалуйста.

Хентос Илм пожала плечами, а затем приблизилась к бывшему священнику.

– Мы должны уничтожить этот объект в небесах, а затем попытаться восстановить целостность Пути.

– Другими словами, – произнесла Фелисин, – возможно, что ты, старик, не самая большая наша проблема.

– Гадающая на Костях, – произнес Кульп, – А что это за Путь?

Хентос Илм помедлила, все еще пристально наблюдая за Геборийцем.

– Один из самых древних. Куралд Эмурлахн.

– Я слышал о Куралд Галейне – Пути Тисте Анди.

– Но это же Тисте Эдур. Ты удивляешь меня, маг. Вы находитесь в Меанас Рашане – ветви Куралд Эмурлахна, которая подвластна людям. Путь, который вы используете, является созданием этого места.

Кульп нахмурился, глядя на спину Гадающей на Костях.

– Это лишено всякого смысла. Меанас Рашан – это Путь Тени... Путь Амманаса, Котильона и Гончих.

– До Повелителей Теней и Котильона, – произнесла Хентос Илм, – существовал Тисте Эдур, – гадающая на Костях отправилась в сторону Геборийца. – Мне нужно дотронуться до тебя.

– Делай все, что считаешь нужным, – ответил старик.

Фелисин увидела, как женщина положила покрытую морщинами ладонь на грудь бывшего священника. Через мгновение она отступила назад и, будто совсем забыв о Геборийце, повернулась к нему спиной.

– Ты же совсем безродный, Воспитатель Легана, – обратилась она к громиле Тлан Аймасс, который был чем-то похож на медведя.

– Именно так, – согласился он. Обернувшись в сторону Кульпа, она произнесла:

– Маг! Ничего не предпринимай!

– Подожди! – произнес Гебориец. – Что ты почувствовала во мне?

– Ты избавлен от своего бога, однако он продолжает пользоваться тобой. Иначе в твоем существовании не было бы никакого смысла.

Фелисин еле сдержалась от непристойной реплики. «Не так». Девушка заметила, как плечи Геборийца медленно провисли. Складывалось впечатление, будто из груди старика была извлечена какая-то жизненная субстанция, которая сейчас сочилась кровью. Старик еще за что-то цеплялся, а Гадающая на Костях просто приговорила его к смерти. «У меня закончился запас оскорблений к этому старику. Может быть, их больше не потребуется».

Хентос Илм отклонила голову назад и начала медленно растворяться, превращаясь в кучу пыли, которая кружилась на одном месте. Через мгновение она поднялась по спирали в воздух и пропала в низких хмурых облаках, которые висели над головами.

Вспыхнули молнии, воздух сотряс такой звук, от которого у Фелисин потемнело в глазах. Закричав от боли, она упала на колени. Все остальные, присутствующие на палубе, реагировали точно так же, за исключением оставшихся Тлан Аймассов, которые стояли с каменным выражением лица. Силанду сотряс удар. Покрытая грязью пирамида человеческих голов, словно множество арбузов, рассыпалась по главной палубе.

Тлан Аймасс встрепенулись и достали оружие.

Из кружащего водоворота облаков донесся сокрушительный удар грома, затем небо вновь бешено затряслось.

Один из Тлан Аймассов по имени Воспитатель Легана присел на палубу и, взявшись за длинные черные волосы, поднял в воздух одну из голов. Она принадлежала женщине Тисте Анди.

– Она все еще жива, – произнес бессмертный воин с легким удивлением. – Куралд Эмурлахн: волшебство заперло их души в плоть.

В этот момент из высоты донесся последний слабый крик, наполненный отчаяньем, а через мгновенье растворился и он. Тучи моментально рассеялись по всем направлениям, оставляя за собой лишь тонкие перистые облака. Показалось бледное янтарное небо. Шторм исчез, словно его и не было, а вместе с ним исчез и сумасшедший маг.

Фелисин успела только пригнуться, почувствовав, как что-то легкое пронеслось около ее плеча, оставляя за собой заплесневелый, мертвенный запах. Подняв голову, девушка увидела

Хентос Илм, которая вновь стояла на главной палубе, пристально глядя на Воспитателя Легана. Ни один из них не двигался: видимо, в этот момент между Тлан Аймассами происходил бессловесный диалог.

– Дыханье Худа, – прошептал Кульп за спиной Фелисин. Девушка обернулась и увидела мага, который с побелевшим лицом пристально смотрел в небо. Проследив за его взглядом, она ужаснулась.

Широкая, темная дыра, окруженная алым огнем, размерами с полную луну висела в самом центре янтарного неба. Что бы ни проникало через эту брешь, оно пронизывало Фелисин через глаза и овладевало всем ее существом. Эта субстанция была похожа на какую-то инфекцию, способную поразить каждый участок плоти. «Подобно яду кровяных мух». Из горла девушки вырвался тихий стон, и она огромным усилием все же сумела оторвать взгляд от этого места.

А Кульп все еще таращился на небо: лицо его совсем побелело, губы обвисли. Фелисин толкнула мага.

– Кульп! – он не отвечал. Девушка стукнула его еще сильнее. Внезапно за спиной появился Геслер, который своей рукой просто закрыл глаза мага.

– Черт возьми, маг, да отвяжись ты от нее!

Кульп покачнулся, а затем обмяк. Увидев, как он качнул головой в знак согласия, девушка успокоилась.

– Теперь его можно отпустить, – произнесла она в сторону капрала.

Как только Геслер опустил руку, маг обернулся в сторону Хентос Илм и, прочистив горло, тихо произнес:

– Так это именно то повреждение, о котором вы упоминали? Оно источает какую-то силу – словно рак...

– Перекрыть его может только чья-то душа, – произнесла Гадающая на Костях.

Внезапно Воспитатель Легана встрепенулся. Глаза всех присутствующих смотрели только на него: великан широкими шагами приблизился к лестнице на полубаке, поднялся и остановился около Непоседы. Покрытый шрамами ветеран даже не пошевелился.

– Что ж, – пробормотал моряк, – так близко я еще не подходил. – Он болезненно улыбнулся. – Одного раза будет вполне достаточно.

Тлан Аймасс поднял свой серый кремниевый меч.

– Остановите его! – прокричал Геслер. – Если вам требуется душа, чтобы закрыть эту брешь, то используйте лучше меня.

Голова Воспитателя Легана повернулась. Капрал сомкнул челюсти и судорожно подтвердил слова кивком головы.

– Этого недостаточно, – произнесла Хентос Илм. Воспитатель Легана вновь обернулся к Непоседе.

– Я остался последним среди своего клана, – прогремел он. – Лехае Шаин прекращает свое существование. А это оружие – наша память. Возьми его, смертный. Запомни его вес. Камень всегда жаждет крови, – произнеся эти слова, великан Тлан Аймасс передал моряку меч длиной в четыре фута.

Непоседа с совершенно озадаченным лицом принял этот дар. Фелисин заметила, как напряглись в этот момент мышцы моряка – вероятно, вещица оказалась очень увесистой.

– Сейчас! – произнесла Хентос Илм.

Воспитатель Легана сделал шаг назад и превратился в столб пыли, который начал вращаться все быстрее и быстрее. Ветер, поднявшийся вокруг, выбросил столб вверх. Спустя пару мгновений все успокоилось, и Воспитатель Легана исчез. Оставшиеся на палубе Тлан Аймассы развернулись и подняли взор в небо.

Фелисин так до конца и не была уверена, неужели Тлан Аймасс вновь принял человеческий облик, достигнув самого центра бреши. Однако в тот момент девушка могла поклясться, что видела в небе крохотную мужскую фигурку, которую поглотила чернильная пустота. Спустя некоторое время края бреши дрогнули, посылая во все стороны слабые волны, а затем тронулись по направлению друг к другу.

Хентос Илм продолжала смотреть вверх. В конце концов, она удовлетворенно кивнула.

– Достаточно. Брешь закрыта.

Непоседа начал медленно опускать кремниевый меч, пока его кончик не уперся в палубу.

Видавший виды старый ветеран был сокрушен... «Просто еще одна лишняя для империи вещь». Непоседа был подавлен. «Недостаточно, – сказала она. Да, действительно».

– А сейчас нам уже пора, – произнесла Хентос Илм. Непоседа встрепенулся:

– Гадающая на Костях!

С очевидным презрением в голосе женщина произнесла:

– Воспитатель Легана имел право. Моряка этот ответ не устроил.

– Скажи, а ему было больно?

В ответ Хентос Илм что-то протрещала, однако смысл произнесенных слов остался непонятен для всех, кроме моряка.

– Непоседа... – решил предупредить его Геслер, однако тот покачал головой и принялся медленно спускаться на палубу. Как только он приблизился к Гадающей на Костях, еще один Тлан Аймасс вышел вперед и перегородил ему дорогу.

– Солдат! – командным голосом крикнул Геслер. – Держись от них подальше!

Однако Непоседа только отступил назад, чтобы обеспечить себе достаточное пространство для действия, и поднял меч.

Тлан Аймассу ничего не оставалось делать, как броситься к юноше и быстрым движением схватить Непоседу за шею.

Прошептав проклятья, Геслер отбросил Фелисин в сторону, нащупывая на бедре рукоятку собственного меча. Капрал остановился в тот момент, когда стало очевидно, что Тлан Аймасс просто держит Непоседу. Вскоре моряк и сам успокоился. Они обменялись парой тихих слов, а затем воин ослабил хватку и отступил назад. Ярость Непоседы улетучилась. Фелисин подумала, что какая-то особенность в плечах этого моряка напоминала ей Геборийца.

В этот момент все пятеро Тлан Аймассов начали расплываться.

– Подождите! – закричал маг, бросившись вперед. – Как, во имя Худа, мы сможем отсюда выбраться?

Но было уже слишком поздно. Фигуры просто пропали. Геслер обернулся к Непоседе.

– Что этот ублюдок сказал тебе? – потребовал капрал. Глаза солдата были мокрыми от слез, и это потрясло Фелисин.

Увидев это, Геслер прошептал:

– Непоседа...

– Он сказал, что это ужасная боль, – пробормотал мужчина. – Я спросил, как долго она будет длиться. И он ответил – вечно. Брешь будет затягиваться вокруг его тела. Вы же видели, эта женщина не могла приказать... Он вызвался самостоятельно, – Непоседа не смог говорить дальше. Развернувшись, он перепрыгнул через сходню и скрылся из глаз.

– Безродный, – произнес Гебориец, стоя на полубаке. – В сущности, абсолютно бесполезный. Существование безо всякой цели...

Геслер швырнул одну из отрезанных голов поперек палубы. В полной тишине она громко застучала по доскам.

– Так кто теперь хочет получит вечную жизнь? – проворчал он и сплюнул за борт.

В воздухе задрожал голос Истины.

– Неужели никто не видел? – спросил он. – Гадающая на Костях ничего не делала, я уверен в этом, ничего...

– О чем ты говоришь, парень? – резко спросил Геслер.

– Да о том Тлан Аймассе. Он привязал ее к своей портупее. Прямо за волосы. И спрятал под медвежьей накидкой.

– Что именно?

– Да голову. Неужели, кроме меня, этого никто не заметил?

Первым среагировал Гебориец. С дикой усмешкой он спрыгнул на главную палубу и бросился к камбузу. Как только он приблизился к двери. Кульп бросился сквозь нее в сторону палубы первого уровня, где сидели гребцы.

Прошло несколько минут.

Геслер, все еще продолжая хмуриться, присоединился к Истине и бывшему священнику.

В этот момент на главной палубе появился Кульп.

– Один из них перестал двигаться, – произнес маг. Фелисин хотела спросить, что все это значит, но внезапно на нее свалилась усталость. Оглядевшись, она увидела Баудина. Тот стоял на носу, отвернувшись от всего происходящего... и от всех. Девушку занимал вопрос: в чем причина подобного безразличия? «Скорее всего, недостаток воображения», – решила она, улыбнувшись своей дерзкой мысли, и отправилась в его сторону.

– Что, слишком много для тебя событий, Баудин? – спросила девушка, перегнувшись рядом с ним через арочные перила.

– Тлан Аймасс никогда не приносили ничего, кроме неприятностей, – ответил тот. – Каждое их действие содержит в себе потайную мысль, а может быть, и не одну. Возможно, сотни...

– Головорез с собственным мнением... Оригинально

– Каждое твое мнение нужно прятать в камень, девушка... Неудивительно, что люди так часто вызывают в тебе удивление.

– Удивление? Эти времена давно прошли, бандит. Но сейчас мы попали в нечто совсем особенное, каждый из нас. А грядет что-то еще более грандиозное. Поэтому выброси мысли о побеге из головы. У нас открывается множество перспектив.

Баудин проворчал.

– Слишком мудрые у тебя слова.

– Не пытайся мне запудрить мозги, – произнесла Фелисин. – Я слишком устала быть бессердечной. Дай мне несколько часов сна, и я вновь превращусь в старую добрую Фелисин.

– Имеешь в виду, начнешь разрабатывать очередной план моего убийства?

– Это до сих пор заставляет меня порой смеяться. Баудин долго молчал, рассматривая горизонт, а затем обернулся к ней.

– Ты постоянно думаешь, что твоя сущность обусловлена какой-то внутренней чертой, которую приходится держать под контролем. А может быть, все это время ты сама находилась под контролем внешних сил и обстоятельств?

Фелисин сощурилась. В маленьких звериных глазках Баудина блестела какая-то сардоническая ухмылка.

– Я не поняла, что ты сказал.

Бандит наконец-то улыбнулся во весь рот.

– Да нет, ты все очень хорошо поняла.

Глава десятая

Одно дело, когда ты собственным примером ведешь за собой полдюжины солдат. И совсем по-другому дела обстоят тогда, когда в твоем подчинении находится десять тысяч.

Жизнь Дассема Улытюра. Антилопа.

Прошло около недели с тех пор, как Антилопа наткнулся на след, оставленный беженцами с Карон Тепаси. «По всей видимости, – размышлял историк, – они продвигались на юг к тому городу, который в дальнейшем стал камнем преткновения для армии Колтайна». Однако здесь, в этих бескрайних пустынных землях не было практически ничего. Наступил самый расцвет сезона засухи, и солнце, палящее уже в течение нескольких месяцев, успело превратить практически всю траву на земле в некое подобие хрупкого электрического провода.

Тянулись друг за другом однообразные дни, а Антилопа никак не мог нагнать кулака и его караван. Несколько раз за прошедшие дни на горизонте поднимались массивные клубы пыли, однако маленькие фигуры свиты титанси, окружающей Рело, заставляли историка держаться от них подальше.

Каким-то непостижимым образом Колтайн заставлял свое войско беспрестанно двигаться по направлению реки Секалы. «И что будет там? Неужели он хочет остановиться, решив оставить за спиной древнее мелководье?»

Размышляя таким образом, Антилопа двигался по колее каравана. Следы, оставленные беженцами, все время уменьшались, и это все сильнее начинало беспокоить историка. Маленькие свежие холмики могил, спрятанные среди древних разрушенных поселений, обглоданные кости лошадей и быков, дряхлые повозки, которые теперь некому было тащить. «Вероятно, часть телег они разобрали и догадались взять про запас», – подумал историк. Ямы, служившие отхожим местом, покрывало огромное количество мух.

Те места, которые стали свидетелями боевых сражений, выглядели совсем по-иному. Среди обнаженных мертвых тел наездников титанси с отрубленными головами лежали обломки виканских пик. Все, что могло быть полезным, было снято с трупов титанси: кожаные ремни и помочи, штаны и портупеи, оружие и даже оплетки для волос. Тела погибших лошадей было также решено не оставлять: об этом свидетельствовал широкий кровавый след, который простирался почти за горизонт.

Антилопа абсолютно не удивлялся всему уведенному. Подобно представителям племени титанси, с которыми ему пару раз удалось перекинуться несколькими словами, Антилопа начал верить в тот факт, что Колтайн был действительно наделен какой-то невиданной силой, которая давала ему огромные возможности. Скорее всего, эта сила распространялась и на войско, вместе с беженцами. И несмотря даже на такие оптимистичные предположения, мысль о поражении не выходила у историка из головы. Апокалипсис Камиста Рело состоял из армий четырех больших и дюжины малых городов, кроме того, к нему постоянно присоединялись бесчисленные племена и полчища крестьян с широких просторов материка. И все они постепенно сближались, ожидая того момента, когда Колтайн приблизится к реке Секале. Да, к этому месту стекались все потоки. Скорее всего, битва будет представлять собой не противостояние, а полную аннигиляцию одной из сторон. И Антилопа догадывался, кого из противников ждет подобный финал.

Историк без остановки скакал в течение всего дня – он проголодался, обгорел и очень устал, а его одежда практически полностью превратилась в лохмотья. Антилопа имел вид отставшего от крестьянской армии солдата, который спешит для того, чтобы воссоединиться со своими. При случайной встрече с конниками титанси последние практически не обращали на него никакого внимания. Каждые два или три дня Антилопа примыкал к какому-нибудь войску, где его кормили, поили, а также ухаживали за лошадью. Через некоторое время историк даже превратился для титанси в какой-то символ, несущий скрытый, но очень важный смысл. Это заставляло его испытывать ужасные муки вины, однако подобное поведение было единственной возможностью спасти собственную жизнь.

Несмотря на помощь со стороны неприятеля, в настоящий момент его верная лошадь совсем выбилась из сил. Все чаще и чаще Антилопе приходилось прибегать к помощи поводьев.

Приближался закат. На горизонте вновь появились клубы пыли, однако историк не был уверен, достиг ли передовой отряд Колтайна реки. Если так случилось, то кулак, наверняка, настоял на том, чтобы все войско без остановки двигалось в течение ночи к тому лагерю на берегу, который должен был организовать отряд авангарда. И если у Антилопы был вообще хоть какой-то шанс настигнуть их, то его нужно было реализовывать прямо сейчас.

Историк знал о мелководье только со старых карт, и воспоминание об этом было довольно смутным. Река Секала представляла собой мощный поток воды шириной около пяти сотен шагов, который двигался на север и впадал в море Карас. На расстоянии нескольких сотен шагов к югу от брода между двумя невысокими холмами должна была располагаться небольшая деревенька. Кроме того, в памяти Антилопы смутно всплывал какой-то островок, образуемый рекой и ее слепым рукавом.

Угасающий день отбрасывал на землю длинные тени. Самая яркая из ночных звезд уже осветила пока еще темно-синий небосклон. Как только жар несколько спал, с иссушенной земли в воздух поднялись тучи ночных бабочек, крылья которых напоминали черные хлопья золы.

Антилопа вновь забрался в седло. На расстоянии полумили к северу показалась небольшая банда конников титанси. Чем ближе историк приближался к своей цели, тем чаще на пути начали встречаться патрули неприятеля. Сейчас у героя не было абсолютно никакого желания терять с ними время.

Практически в течение всего времени историк позволял лошади идти пешком, подготавливая ее к жаркому ночному испытанию. Сейчас настало время, когда нужно было выжать из этого животного максимум его возможностей, и Антилопа начал опасаться, что их в конечном итоге не хватит. Поразмыслив, историк пришпорил лошадь, и она пошла рысью.

Группа титанси не обратила на него никакого внимания и вскоре скрылась из виду. Сердце застучало как молот, и Антилопа перешел на легкий галоп.

Ветер засвистел в ушах. Историк принялся шептать молитвы всем богам, которые были ему известны. Пыльное облако на горизонте принялось медленно приближаться.

Небо потемнело.

Внезапно на расстоянии нескольких сотен шагов слева послышался крик. Дюжина конников титанси, словно темное пятно, двигалась ему наперерез с обнаженными пиками. Антилопа в знак приветствия поднял вверх сжатый кулак.

– На рассвете, старик! – прокричал один из них. – Атаковать сейчас – это верная погибель!

– Скачи в лагерь Рело! – прокричал другой. – На северо-восток, старик, а иначе ты попадешь в лагерь врагов!

Антилопа пропустил их слова мимо ушей, решив изобразить из себя сумасшедшего. Он приподнялся в седле, прошептал что-то в ухо своей лошади, а затем мягко сжал колени. Голова животного подалась вперед, и они понеслись еще быстрее.

Достигнув вершины небольшого холма, историк наконец-то увидел, что же за войска простирались перед ним. Где-то впереди и несколько справа располагался лагерь уланов титанси, представляя собой около тысячи натянутых палаток, между которыми виднелись отблески костров. Между палатками там и сям сновал конный патруль, предназначенный для защиты от врага, который окопался на берегу около брода. Слева от лагеря титанси виднелось около тысячи самодельных построек. «Армия крестьян», – догадался Антилопа. Над ними висел сизый дым: картина очень напоминала бедную окраину какого-нибудь большого города. Ветер донес запах жареного мяса. Линия внешней обороны представляла собой глубокие траншеи, ведущие к реке. Между двумя поселениями располагался коридор шириной не более двух телег, который спускался по лугу вниз и прерывался земляными заградительными сооружениями Колтайна.

Антилопа, вонзив шпоры в бока, направил лошадь прямо в центр коридора. Конники титанси, которые раньше не обращали на него особого внимания, полагая, что он патрулирует лагерь, забеспокоились.

Историк миновал лагерь титанси справа, затем край поселения крестьян слева и увидел земляные укрепления, а также ровные ряды палаток и сторожевых застав своих. В следующее мгновение Антилопа заметил боевые стяги городов Хиссара и Сиалка, принадлежавшие регулярным войскам пехоты. Головы в защитных шлемах повернулись на звук приближающейся во весь опор лошади, в этот момент послышались и взволнованные крики титанси.

Лошадь шла на пределе своих возможностей. Сторожевая застава Колтайна виднелась на расстоянии пяти сотен шагов прямо впереди; казалось, она совсем не приближается. Антилопа услышал, что его начали преследовать неприятели, которые, наконец, догадались, в чем дело. На бастионе малазан показались лучники, которые держали наизготовку свое оружие. Историк молился только об одном: чтобы среди них оказался хоть один смышленый человек, который догадается о сути происходящих событий. Луки поднялись точно на него.

– Да не цельтесь в меня, придурки! – проревел он в сторону малазан.

В этот момент стрелы покинули зарядные устройства и с огромной скоростью пропали в ночной тьме.

Позади послышалось дикое ржанье лошадей – преследователи резко натянули поводья. Над головой просвистело несколько стрел, и, оглянувшись, Антилопа увидел, как несколько титанси упали на землю. Остальные принялись в спешке отступать.

А впереди уже показались земляные укрепления. Историк позволил лошади перейти на рысь. Она была абсолютно вся в пене, ноги постепенно слабели, а голова висела, словно плеть.

Антилопа ворвался в самый центр группы виканов с голубой кожей – клана Горностая, – которые уставились на него с немым изумлением. Оглянувшись вокруг, историк, наконец, почувствовал себя в своей тарелке – его окружали воины с равнин северо-западной части Квон Тали, и на их лицах была написана такая же нечеловеческая усталость, которая терзала сейчас Антилопу.

За укреплением клана Горностая виднелись палатки военного образца, которые украшали два флага – один принадлежал Хиссарской гвардии, которая до сих пор оставалась верной Кол-тайну, а другой был абсолютно незнакомым, хотя центральный символ, изображающий стилизованный арбалет, явно свидетельствовал о принадлежности к малазанскому боевому флоту.

Со всех сторон протянулись руки, которые помогли ему спрыгнуть на землю. Виканы всех возрастов собрались вокруг, и каждый из них принялся обсуждать этого нежданного гостя. Кроме того, предметом их внимания являлась лошадь. Какой-то старик сжал руку историка.

– Мы позаботимся об этом мужественном животном, незнакомец.

– Я думаю, что она отжила свой век, – произнес историк, и его внезапно заполнила горечь разочарования. «Боги! Я попытался!» Опускающееся за горизонт солнце осветило землю последними золотыми лучами.

Старик покачал головой.

– Наши конюхи очень искусны в подобных вещах. Обещаю: она тебе еще обязательно послужит. А теперь иди – к тебе приближается офицер.

В этот момент приблизился капитан, на котором была форма неизвестного историку морского флота. Он принадлежал к фалари: его борода и курчавые длинные волосы были ярко-алого цвета.

– Ты держишься в седле прямо как малазанин, – произнес капитан. – Однако одет как проклятый доси. Объяснись, и мы быстро забудем об этом.

– Антилопа, – представился он. – Историк империи. Я пытался воссоединиться с вашим караваном с тех пор, как он покинул Хиссар.

Глаза капитана расширились:

– Что? Сто шестьдесят лиг? И ты думаешь, что мы в это поверим? Колтайн выехал из Хиссара практически три месяца назад.

– Я в курсе. А где Булт? Смог ли Кульп воссоединиться с Седьмыми? И кто такой, во имя Худа, ты сам?

– Затишье, капитан морского флота Сиалка, подразделение Картерон, морская армия Сахула. Колтайн уже ждет тебя – лучше поторопиться, историк.

Они отправились через весь лагерь. То, что увидел здесь Антилопа, привело его в крайнее смятение. За кое-какими траншеями моряков располагалось широкое, спускающееся вниз поле, через которое вела всего лишь одна канатная дорога. Справа от нее располагалось несколько сотен повозок, большинство из них находилось в плачевном состоянии. Их колеса были практически целиком утоплены в жидкой грязи, перемешанной с кровью. Воздух, освещенный светом тусклых факелов, наполняло огромное количество птиц, они голосили что есть силы, по всей видимости, почувствовав запах крови. С левой стороны истоптанное поле представляло собой огромный загон для скота, в котором, как селедки в бочке, стояло большое количество быков. Сверху сновали подвижные ризаны, те радовались такому огромному количеству любимого лакомства – домашних мух.

Далее поле постепенно переходило в грязное болото, поверх него были организованы деревянные настилы. Вода имела какой-то странный красноватый оттенок. За болотом следовал маленький островок, на котором бок к боку стояли тысячи палаток беженцев.

– Дыханье Худа, – пробормотал историк. – Мы должны пройти через весь этот кошмар?

Капитан отрицательно покачал головой и показал жестом на большую ферму, располагающуюся около загона для скота.

– Здесь. Собственный клан Когтя Колтайна охраняет южную оконечность вдоль холмов. Это препятствует возможности того, что местные жители смогут увести у нас скот – небольшая деревенька располагается по другую сторону пригорка.

– Ты сказал, флот Сахула? В таком случае, почему вы не находитесь под командованием адмирала Нока в Арене, капитан?

Солдат с огненно-красными волосами поморщился.

– Хотели бы мы, чтобы все обстояло именно так. Мы покинули основные силы флота и остановились в Сиалке для ремонта – нашим кораблям было уже больше семидесяти лет, и они начали заполняться водой в двух часах хода от Хиссара. По несчастливой случайности восстание произошло той же ночью, и нам пришлось бросить корабли, захватив с собой то, что осталось от местных моряков, и покинуть Сиалк.

Главный дом фермы, к которому они приближались, представлял собой крепкое, внушительное сооружение. Хозяева покинули его за несколько минут до прихода армии Колтайна. Фундамент состоял из обтесанного камня, а стены – из массивных бревен, скрепленных друг с другом обожженной на солнце глиной. Перед массивной дубовой дверью стоял на посту солдат из Седьмых. Он кивнул капитану Затишье, а затем сузил свои глаза при взгляде на Антилопу.

– Не обращай внимания на маскарад с одеждой, – сказал ему Затишье. – Это один из нас. Кто в доме?

– Все, кроме кулака, колдуна и капитана саперов, сэр.

– Забудь о капитане, – произнес Затишье. – У него сейчас совсем другие дела.

– Так точно, сэр.

Солдат постучал кулаком в железной перчатке в дверь, а затем толкнул ее внутрь.

В нос ударил запах дыма. Антилопа с капитаном шагнули внутрь. Булт с двумя офицерами Седьмых склонились у дальней стены, где стоял камин, и пытались прочистить забитую трубу.

Затишье отстегнул портупею и повесил оружие на крюк около двери.

– Какого Худа вы копаетесь в этом камине? – громко спросил он. – Неужели здесь холодно или недостаточно воняет? – добавил он и начал разгонять руками дым.

Один из офицеров Седьмых обернулся, и Антилопа узнал в нем солдата, который встал на его сторону в момент первого прибытия Колтайна с виканами в Хиссар. Глаза мужчин встретились.

– Ноги Тогга, да это же историк!

Булт выпрямился и обернулся вокруг. Внезапно и рот, и похожий на него шрам расплылись в дружелюбной улыбке.

– А Сормо был прав – он почувствовал твой запах на нашем следе еще несколько недель назад. Добро пожаловать, Антилопа!

Ноги историка практически перестали слушаться, и он тяжело опустился в одно из кресел, придвинутых к стене.

– Раз видеть тебя, дядя, – произнес он, откинувшись на спинку и поморщившись от боли в усталых мышцах.

– А мы как раз собирались заварить немного травяного чая, – произнес викан. Его глаза слезились и были красными от дыма. Старый ветеран, по всей видимости, тоже очень устал: он заметно похудел, а лицо приняло сероватый оттенок.

– Бросьте свое занятие во имя здоровья чистых легких, – произнес Затишье. – Что же в конце концов задумал кулак? Я не могу ждать, чтобы послушать ту бредовую схему, которую, наверняка, придумал Колтайн, чтобы выбраться из этой передряги.

– Он несомненно сделает все правильно, – ответил историк.

– Я был бы уверен в этом, если бы нам противостояла одна армия, – произнес Затишье. – Однако что касается двух...

Историк поднял голову.

– Двух?

– Освободители Гурана, – произнес знакомый Антилопе капитан. – Не могу припомнить, были ли мы когда-то представлены друг другу. Я Ченнед, а рядом – капитан Сульмар.

– Вы являетесь официальными предводителями среди офицерских чинов в армии Седьмых?

– Боюсь, что так, – улыбнулся Ченнед. Капитан Сульмар проворчал:

– Не совсем так. Существует еще один человек, который является главой саперов.

– Да, и он никогда не показывается на наших собраниях.

– Точно. – Сульмар выглядел угрюмо, однако Антилопа уже начал подозревать, что подобное выражение лица было своеобразным стилем капитана. Это был смуглый, коренастый человек, и, по всей видимости, в нем текла канисская и далхонесская кровь. Его плечи были настолько пологими, что создавалось впечатление, будто этот человек всю свою жизнь нес на плечах неимоверно тяжкий груз. – Хотя почему этот ублюдок ставит себя выше всех нас, я не понимаю. Проклятые саперы больше ничем не занимаются, кроме как латают повозки, собирают большие глыбы камней и что-то над ними колдуют.

– А в поле нами командует Булт, – произнес капитан Ченнед.

– Так приказал кулак, – пробасил ветеран виканов.

На улице послышался шум приближающихся лошадей и бряцанье доспехов. Затем последовал тяжелый удар в дверь, и она отворилась.

В глазах Антилопы Колтайн абсолютно не изменился: все та же военная выправка, узкое лицо с темной, словно выдубленной под солнцем кожей, широко развивающаяся накидка из черного вороньего крыла. Кулак большими шагами вошел и остановился в центре комнаты. За спиной показались Сормо Э'нат и полдюжины молодых виканов, которые моментально распределились по комнате и заняли свои места. Они напомнили историку портовых крыс в Малазе, каждая из которых повелевала своим собственным участком земли.

Сормо подошел к историку и схватил его за запястья. Их глаза встретились.

– Наше терпение вознаграждено. Хорошая работа, Антилопа!

Мальчик стал выглядеть гораздо старше, особенно сильно изменились глаза, которые он скрывал под капюшоном.

– Отдых будет потом, историк, – произнес Колтайн, осматривая каждого присутствующего в комнате тяжелым взглядом. – Все мои приказания очень просты и понятны, – произнес он, обернувшись в последнюю очередь к Булту. – А где капитан военных саперов?

Булт пожал плечами.

– Мы послали посыльного, однако этого человека очень трудно найти.

Колтайн нахмурился.

– Капитан Ченнед! Твой доклад.

– Третья и пятая роты врываются вокруг брода в землю. Переезд составляет около четырехсот двадцати шагов, не считая периодически встречающиеся отмели с обеих сторон. Они составляют еще порядка двадцати шагов. Средняя глубина – полтора размаха рук. Ширина колеблется от четырех до пяти размахов, где-то уже, где-то – шире. На дне поверх плотного камня покоится на два пальца жидкий ил.

– Клан Безрассудных Собак присоединится к тебе по ту сторону, – произнес Колтайн. – Если силы Гурана попытаются захватить эту часть мелководья во время переправы, ты остановишь их. – Кулак обернулся к капитану Затишье. – Ты вместе с кланом Горностая будешь охранять эту сторону до тех пор, пока раненые и беженцы не закончат переправу. Я буду держать позицию с юга, перекрывая дорогу к деревне до тех пор, пока переправа не закончится.

Капитан Сульмар прочистил горло.

– По поводу приказа о переправе, кулак. Совет Благородных будет кричать...

– Мне это не интересно. Повозки пересекут реку первыми, в них будут находиться раненые. Затем скот и беженцы.

– Возможно, если мы их немного разделим... – продолжал упорствовать Сульмар, покрывшись потом. – Сотня быков, сотня благородных...

– Знать? Ты имеешь в виду беженцев? – спросил Булт.

– Конечно...

Капитан Затишье презрительно усмехнулся над Сульмаром.

– Ты пытаешься набрать очки с обеих сторон, не так ли? А еще я слышал, что ты когда-то являлся солдатом Седьмых.

Лицо Сульмара потемнело.

– Если мы последуем твоему совету, – произнес Ченнед, – то это будет означать подписание смертного приговора.

– Точно, – проворчал Булт, глядя на Сульмара, как на кусок протухшего мяса.

– Но у нас имеются обязательства... – пытался оправдаться капитан, пока Колтайн не прервал его, прорычав проклятья.

Этого было вполне достаточно. В комнате воцарилось гробовое молчание. С улицы донесся скрип несмазанных колес какой-то повозки.

– И не нужно даже рупора, – проворчал Булт.

Через мгновение дверь отворилось, и в комнату вошли два человека. Один из них был одет в свинцовую кольчугу и чистейший парчовый кафтан светло-голубого цвета. Все мышцы, которые, вероятно, были у него в молодости, уступили место огромному количеству жира, однако эти запасы за прошедшие три месяца скитаний практически все иссякли. Его лицо было похоже на спущенный кожаный бурдюк, однако на нем все еще оставалось какое-то избалованное выражение, которое сейчас сменилось гримасой боли. Человек, что стоял позади, был также облачен в прекрасную одежду, однако она была немного сильнее запачкана потом и пылью по сравнению с бесформенной фигурой на переднем плане. Сопровождающий был абсолютно лыс, а кожа на черепе была отмечена большими солнечными ожогами. Посмотрев своими водянистыми глазами на присутствующих в комнате людей, он часто-часто заморгал.

Первый представитель знати заговорил с самого порога.

– Весть об этом собрании достигла Совета с запозданием...

– Надо сказать, подобной цели никто и не преследовал, – сухо пробормотал Булт.

Не обратив на это никакого внимания, человек продолжил:

– Даже такие, как мы, крайне озабочены дальнейшей судьбой нашего войска, несмотря на то, что Небеса запрещают Совету соваться в эти дела. Тем не менее, как представитель практически тридцати тысяч беженцев, собравшихся здесь, я представляю вам список вопросов, которые изложены ниже.

– Ты являешься представителем только четырех тысяч беженцев, – произнес капитан Затишье. – И скорее всего, ты преследуешь только свои собственные интересы, вот и все, Нетпара. Оставь свое благочестие в туалете.

Нетпара даже не снизошел до того, чтобы обратить внимание на реплику капитана. Его взгляд остановился на Колтайне в ожидании ответа.

Кулак не дал ни одного повода думать о том, что из этой затеи что-либо может получиться.

– Найди саперов, дядя, – обратился он к Култу. – Повозки начнут переправу через час.

Ветеран виканов медленно кивнул.

– А мы ожидали хотя бы одну ночь отдыха, – произнес, нахмурившись, Сульмар. – Люди падают с ног от усталости...

– Только час, – проревел Колтайн. – В первую очередь, повозки с ранеными. Я хочу, чтобы к закату по крайней мере четыреста человек уже оказались на противоположном берегу.

Тут в разговор опять вмешался Нетпара.

– Пожалуйста, кулак, измени порядок переправы. Пока мое сердце переживает за судьбу несчастных раненых, твоя обязанность заключается в том, чтобы защитить беженцев. Более того, если скот будет переправляться раньше невооруженного гражданского населения империи, то это будет расценено большинством Совета как вопиющее оскорбление.

– А если мы потеряем быков? – спросил Затишье представителя знати. – Мне кажется, что в этом случае ты, не моргнув глазом, смог бы насадить осиротевших детей на вертел и поджарить их на костре.

Нетпара покорно улыбнулся.

– О да, в нашем списке проблем стоит такой вопрос – снижение рациона питания. Мы заметили, что подобное уменьшение рациона не коснулось всей армии Седьмых. Может быть, стоит разработать более сбалансированный метод распределения питания? В самом деле, тяжело смотреть на детей, которые сохнут и тают прямо на глазах.

– Что, на их костях уменьшается количество мяса? – Лицо Затишья вспыхнуло от внезапно охватившей его ярости. – Без нормально накормленных солдат, которые стоят между вами и титанси, твой желудок за пару дней опустится до колен.

– Проводите их отсюда, – скомандовал Колтайн.

В этот момент другой представитель знати прочистил горло.

– Так как Нетпара говорит за большинство присутствовавших на Совете, его собственное мнение может с ними не совпадать. – Проигнорировав темный взгляд, который бросил на него компаньон, старик продолжил: – Я пошел сюда только ради любопытства, и ничего более. Например, вот эти повозки, которые заполнены ранеными: я полагал, что подобных страдальцев гораздо меньше. Каждая телега переполнена, и их число приближается к тремстам пятидесяти. Пару дней назад у нас было только семьсот раненых солдат, которые требовали всего лишь сто семьдесят пять повозок. По прошествии этих дней прошло лишь несколько мелких стычек, и внезапно сейчас нам понадобилось вдвое большее количество транспорта для раненых. Более того, большинство повозок захватили саперы, которые не пускают к ним абсолютно никого. Объясните нам, что все это значит?

В воздухе повисло неловкое молчание. Антилопа увидел, как два капитана Седьмых обмениваются ничего не понимающими взглядами. Выражение лица Сульмара выглядело практически комичным, когда он услышал эти слова благородного старика. Казалось, только виканы оставались абсолютно спокойными.

– Мы на какое-то время рассредоточили всех раненых, – произнес Булт. – Некоторые из них укрепляют боковые стены.

– Ах да, – произнес представитель знати, вытирая серым платком свои слезящиеся глаза. – Первую часть я понял. Однако почему колеса повозок так глубоко утонули в грязи?

– Неужели это сейчас так важно, Тумлит? – с раздражением произнес Нетпара. – О технических нюансах этого дела известно только Худу, и больше никому. Мы обсуждали позицию Совета по некоторым жизненно важным вопросам. Яне давал тебе право отклоняться так далеко от этой темы...

– Дядя, – произнес Колтайн.

Ухмыляясь, Булт схватил обоих представителей за руки и проводил прямо до двери.

– Мы обсуждаем переправу. Нам не нужны посторонние люди.

– Так что же по поводу камнетесов и строителей... – попытался в последний раз спросить Тумлит.

– Вон, оба! – проревел Булт и толкнул их за дверь. Нетпара оказался достаточно сообразительным, чтобы открыть дверь заранее, так как последний толчок ветерана мог бы изрядно помять их о дубовые доски. Парочка пулей вылетела на улицу. Заметив кивок Булта, охранник поднял их и закрыл дверь.

Затишье поводил занемевшими плечами под тяжелыми доспехами.

– Нам еще что-нибудь нужно знать, кулак?

– Меня заботит, – произнес Ченнед после того, как стало понятно, что Колтайн не собирается отвечать на вопрос капитана, – глубина этого брода. Переправа будет происходить крайне медленно – и это не зависит от течения. Просто слой грязи под ногами и четыре с половиной фута воды кого угодно заставят значительно замедлить шаг. Даже лошадей. – Он взглянул на Затишье. – Нам придется отбиваться, и это не очень воодушевляет.

– Каждый из вас знает свою позицию и задачу, – произнес Колтайн. Обернувшись на Сормо, он сузил глаза. Ребенок встал и выстроил колдунов позади кулака. – У каждого из вас будет по волшебнику, – произнес Колтайн, обращаясь к офицерам. – Все сообщение будет происходить посредством них. Свободны!

Антилопа смотрел, как комнату медленно покидали офицеры и колдуны, пока там не остались Булт, Сормо и Колтайн.

Каким-то чудесным образом в руках колдуна оказался кувшин, который он передал кулаку. Колтайн сделал большой глоток, его глаза заблестели, и он передал вино Антилопе.

– Историк, у тебя наверняка есть информация, которой ты хочешь поделиться. Вы выехали вместе с боевым магом Седьмых, Кульпом, за несколько часов до начала восстания. Сормо никак не может найти этого человека... нигде. Он мертв?

– Я не знаю, – правдиво ответил Антилопа. – Наши пути разошлись. – Проглотив добрый глоток вина, он в крайнем удивлении задумался. «Охлажденный эль... Откуда же Сормо мог его достать?» Взглянув на колдуна, он произнес: – Ты искал Кульпа по своим Путям?

Юноша скрестил на груди руки.

– Несколько раз, – ответил он. – Но в последнее время... Пути стали трудно проходимыми.

– К счастью для нас, – произнес Булт.

– Я не понимаю. Сормо вздохнул.

– Вспомни один из наших ритуалов, историк. Страшная битва Д'айверса и Сольтакена. Сейчас они проникли в каждый Путь – по крайней мере, на этом континенте. Каждый из них пытается отыскать легендарную Тропу Руки. Я пытался применить все усилия в прежнем виде, как я умел до своей первой смерти, используя волшебство земли, живых духов и тотемных животных. Наш враг – верховный маг Камист Рело – не обладает такими древними знаниями. Поэтому он не отваживается использовать свою энергию против нас. Уже в течение нескольких недель.

– Без силы, – произнес Колтайн, – Рело всего лишь грамотный командир. Но не гений. Его тактика проста до безобразия. Он следит за своим огромным войском, однако недооценивает силу и волю своих оппонентов.

– Этот человек не сделал абсолютно никаких выводов из своих прошлых поражений, – произнес Булт.

Антилопа поднял взгляд на Колтайна.

– Куда ты собираешься вести этот караван, кулак?

– В Убарид.

Историк поморщился. «По крайней мере, два месяца пути».

– Этот город все еще в наших руках? – Повисла пауза. – Ты не знаешь.

– Точно, – ответил Булт, принимая кувшин из рук историка и делая большой глоток.

– А теперь, Антилопа, расскажи нам свою историю. Историк решил не распространяться по поводу проблем, связанных с Геборийцем Прикосновение Света. Он набросал историю довольно близко к правде, однако кое-что все же скрыл. Они вместе с Кульпом двигались по направлению к прибрежному городу, где должны были встретиться с каким-то старым другом из подразделения морского флота. По неблагоприятному стечению обстоятельств, эта ночь принесла с собой восстание. Увидев возможность пройти через вражескую территорию в переодетом виде, а также собрать необходимую информацию, Антилопа решил так и сделать. А Кульп присоединился к морякам, которые отправились к югу от Хиссарской гавани. По ходу рассказа до них донеслись с улицы звуки, которые свидетельствовали о том, что повозки на острове пришли в движение.

Эти звуки были достаточно громкими, так что их услышали и солдаты Камиста Рело. Они поняли: переправа началась. Антилопу интересовало, что же предпримет предводитель Вихря?

Как только историк начал рассказывать подробности, которые ему удалось увидеть в стане врага, Колтайн прервал его, подняв руку.

– Если твои повествования все настолько скучны, то я удивляюсь, как их могут читать люди.

Улыбнувшись, Антилопа откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

– Ах, кулак, проклятие истории заключается в том, что тот, кто ее обязан читать, никогда этого не делает. Кроме того, я очень устал.

– Дядя, найди этому старику палатку и постельную скатку, – произнес Колтайн, – и дай ему два часа. Я хочу, чтобы он стал свидетелем переправы в течение максимального количества времени. Пускай события следующего дня будут записаны, несмотря на то, что к урокам истории мало кто прислушивается.

– Два часа? – пробормотал Антилопа. – Я не могу обещать, что после такого отдыха мой мозг полностью восстановится и будет способен запомнить большинство событий. Кроме того, было бы совсем недурно, если бы мне все же удалось завтра выжить.

Чья-то рука крепко трепала его за плечо, вырывая из лап глубокого сна. Историк с трудом открыл глаза – оказалось, что он уснул прямо в кресле. Поверх было накинуто одеяло из виканской шерсти, которое ужасно пахло и имело весьма сомнительный вид. Рядом с креслом стоял молодой капрал.

– Сэр? Вам пора вставать.

Потянувшись, Антилопа почувствовал, что у него болит каждая косточка.

– Как тебя зовут, капрал? – пробормотал он.

– Лист, сэр. Пятая рота, сэр.

«О да, я помню, – подумал историк. – Именно это подразделение было практически полностью перебито при весьма сомнительных обстоятельствах».

И только в этот момент смутный шум с улицы наконец-то достиг его ушей. Историк потянулся и поднялся в кресле.

– Дыхание Худа! Неужели где-то рядом идет битва? Капрал Лист пожал плечами.

– Да вроде нет. Пока приступили к переправе только погонщики со своими стадами. С противоположной стороны было слышно бряцанье оружия – кажется, прибыла армия гуранов, но мы пока держимся.

Антилопа откинул одеяло в сторону и поднялся на ноги. Лист передал ему слегка помятую жестяную чашку.

– Осторожно, сэр, она горячая!

Историк с недоверием уставился на темно-коричневую дымящуюся жидкость.

– Что это такое?

– Не знаю, сэр. Кажется, что-то виканское... Антилопа сделал маленький глоток и сильно поморщился – жидкость имела жгучий, горький вкус.

– А где Колтайн? Мне кажется, прошлой ночью я забыл ему передать что-то важное.

– Сейчас он скачет во главе своего клана Ворона.

– Который час?

– Уже практически рассвет.

«Практически рассвет, а скот только начал переправу?» Внезапно историк почувствовал удивительную бодрость; он взглянул вновь на жидкость в чашке и сделал еще один глоток.

– Без сомнения, это варево – одно из бесчисленных снадобий Сормо. Оно заставляет меня просто подпрыгивать на месте.

– Одна старуха передала мне его, сэр. Вы готовы?

– А тебя, Лист, назначили моим провожатым?

– Так точно, сэр.

– В таком случае, капрал, твое первое задание: покажи мне, пожалуйста, туалет.

Они вышли на улицу и оказались в самом центре огромной сутолоки. Островок земли полностью покрывало несметное количество домашнего скота, который еле-еле двигался вперед под воздействием криков и кнутов погонщиков. Противоположный берег Секалы был скрыт огромным облаком пыли, которое начало медленно смещаться в сторону центра реки.

– Сюда, сэр, – произнес Лист и показал жестом на канаву, располагающуюся сзади от фермерского дома.

– Да прекрати ты говорить мне «сэр», – произнес Антилопа и направился прямо к отхожему месту. – Кроме того, найди мне какого-нибудь конника. Возможно, солдатам с противоположной стороны реки грозят серьезные неприятности.

– Сэр?

Антилопа остановился на краю рва. Откинув назад свою телабу, он внезапно замер на месте.

– В этой канаве почему-то кровь...

– Да, сэр. Так что же может произойти на противоположном берегу реки, сэр?

– Добираясь к вам, я кое-что услышал от наездников титан-си, – произнес Антилопа, опустошая мочевой пузырь и облегченно вздыхая. – Семки ушли на юг, а они, по всей видимости, были на стороне гуранов. Это племя имело в своем составе волшебников, которые нагнали на титанси небывалого страха. Да, эта парочка племен представляет собой довольно неприятную коалицию. Я собирался напомнить об этом прошлой ночью, но абсолютно забыл.

В этот момент прямо перед домом показалась группа конников. Капрал Лист бросился на дорогу, чтобы перехватить одного из них.

Антилопа закончил свое важное дело и отправился к помощнику. Внезапно он остановился и задумался. Флаг, что держал в руках один из воинов этой конной группы, несомненно, уже где-то встречался. Лист на одном дыхании выпалил послание предводителю. Историк отбросил сомнения и приблизился.

– Бария Сетрал.

Командир Красных Мечей блеснул глазами и холодно взглянул на Антилопу. Находящийся рядом брат Мескер пробормотал проклятья.

– По всей видимости, тебе не перестает сопутствовать удача, – произнес историк.

– То же можно сказать и в твой адрес, – пробасил Бария. – Но это не относится к тому магу с белыми волосами. Я жду – не дождусь, когда смогу повесить на свой флаг его проклятую кожу. Эта весть о семках пришла от тебя?

– Нет, от титанси.

Мескер громыхнул хохотом и зло сощурился.

– Точно, да тебе ведь приходилось даже ночевать в их палатках, – произнес Бария. – Не так ли? – Посмотрев на брата, он добавил: – Это сплошная ложь.

Антилопа вздохнул.

– С какой целью они стали бы врать?

– Мы скачем, чтобы обеспечить поддержку передовому пикету Седьмых, – произнес Бария. – Мы передадим твое предостережение.

– Это же ловушка...

– Заткнись, братец, – прервал его Бария, все еще не спуская глаз с Антилопы. – Это просто предостережение – не ложь и не ловушка. Если семки появятся, мы окажемся наготове. Если нет, то история окажется выдумкой. Ничего страшного.

– Спасибо, командир, – произнес Антилопа. – В конце концов, мы же теперь на одной стороне.

– Лучше поздно, чем никогда, – проворчал Бария. Его покрытую маслом бороду тронула легкая усмешка. – Историк...

Подняв в воздух кулак в железной рукавице, он медленно раскрыл пальцы. Это означало приказ о возобновлении движения, и небольшое войско, поднимая пыль, бросилось с места в галоп. Последним тронулся Мескер; проезжая мимо Антилопы, он бросил напоследок в его сторону темный злобный взгляд.

Их путь освещали бледные лучи поднимающегося солнца. Над Секалой поднялся легкий бриз, который постепенно сместил пылевое облако прямо в центр реки, скрыв от глаз посторонних людей все мелководье. Антилопа пробормотал:

– А затея-то ничего...

– Это все Сормо, – ответил капрал Лист. – Он сказал, что разбудил духов этой земли и воздуха. Их сон продолжался в течение долгих веков, и даже дикие племена обходили эти места стороной. Иногда удается ощутить их запах.

Историк с удивлением взглянул на молодого капрала.

– Запах?

– Подобно тому, когда ты делаешь сальто через большой камень. Запах поднимается вверх – прохладный, влажный... – парень пожал плечами. – Прямо как сейчас.

В памяти Антилопы мелькнул образ Листа, только не настоящий, а несколькими годами ранее. Кувырки через камни... Весь мир еще такой неизведанный... Историк улыбнулся и произнес:

– Мне знаком этот запах, Лист. Расскажи мне о духах – какова их сила?

– Сормо сказал, что пока они довольны и страстно хотят позабавиться.

– Игры духов обращаются для смертных в кошмар. Ну что ж, будем надеяться, что они подойдут к этому вопросу серьезно.

Как только у Антилопы сложилось в своей голове некое понимание происходящих событий, он увидел огромную массу беженцев: она ринулась с островка поперек дороги на брод к южному склону и болотистому ложу островного канала. Людей оказалось слишком много: хвост толпы скрывался за далекими холмами. Несколько человек повернули к реке и вошли в воду немного южнее основной переправы. Быстрое течение чуть не сбило их с ног.

– Кто сейчас стоит во главе беженцев?

– Небольшая группа из клана Ворона. Колтайн заставил своих подчиненных присматривать за ними: беженцы боятся виканов так же сильно, как и Апокалипсиса.

«Да, и викане, похоже, вовсе не собираются сейчас начать переправу этих людей».

– Там, сэр! – крикнул Лист и указал на восток. Вражеские позиции, вдоль которых Антилопа проскакал прошлой ночью, пришли в движение. Пехота Сиалка и Хиссара была справа, уланы хиссари – слева, а конные воины титанси – по центру. Два конных отряда с бешеной скоростью бросились вперед, приближаясь к заградительным укреплениям клана Горностая. Конные виканские лучники в сопровождении уланов вышли им навстречу. Однако направление движения врагов изменилось: как только неприятели оказались на расстоянии нескольких десятков метров, хиссари и титан-си отклонились к востоку. Наверное, их предводители решили, что подобный маневр был очень остроумным, однако виканские лучники, перестроившись в течение несколько секунд, все равно открыли огонь. В небе блеснули стрелы, а через мгновение конники и лошади начали в несчетном количестве опрокидываться на землю.

Затем в дело вступили виканские уланы: они бросились вперед на оказавшегося в замешательстве врага – и тем ничего больше не оставалось, как вернуться на свои прежние позиции. Антилопа с удивлением заметил, как несколько уланов остановились, и, под прикрытием огня лучников, быстро выпрыгнули из седел. В течение нескольких секунд раненые враги были добиты. Забрав их скальпы и оружие, викане достали прочные веревки. Спустя еще несколько минут победители без единого потерпевшего возвращались назад; за войском на веревках тянулось несколько мертвых лошадиных тел.

– Таким образом викане достают себе пропитание, – произнес Лист. – Кроме того, они пустят в ход и шкуры. А также кости, и хвосты, и гриву, и зубы, и...

– Я понял, не дурак, – отрезал Антилопа.

А вражеская пехота продолжала свое медленное продвижение. Наездники хиссари и титанси, оправившись от первого шока, вновь двинулись вперед, но гораздо медленнее и осторожнее.

– На островке есть старая стена, – произнес Лист. – Мы можем забраться на нее: оттуда открывается прекрасный обзор во всех направлениях. Если вы не возражаете против путешествия по спинам быков, то мы окажемся наверху в течение считанных минут. Поверьте, это гораздо легче, чем кажется на первый взгляд. Главное – сосредоточиться. – Антилопа поднял бровь. – Честное слово, сэр!

– Хорошо, хорошо, капрал. Показывай путь.

Они отправились по веревочной дороге на запад, к броду. Старый канал, отделявший островок от материка, был покрыт деревянными мостками, которые подпирались новыми валиками. Это было работой саперов. Дорога должна была выдерживать передвижение конников как туда, так и обратно, однако по причине всеобщего хаоса выполнение этого условия казалось сейчас весьма сомнительным. Антилопа решил путешествовать поближе к Листу, который беззаботно покачивался впереди. По прошествии нескольких минут перед ними вырос горбатый островок, сплошь покрытый спинами домашнего скота.

– Откуда же взялось такое их множество? – спросил Антилопа, как только они достигли мостков.

– По большей части, конечно, они закуплены, – ответил Лист. – Колтайн во главе своего клана бросил за пределами Хиссара клич, а затем принялся скупать быков, лошадей, мулов, коз – короче, все, что имело четыре ноги.

– Когда же произошло такое грандиозное событие?

– Кажется, в первый день их прибытия, – ответил капрал. – Когда пришел момент восстания, большинство представителей клана Безрассудных Собак имело свое собственное стадо. Племя титанси попыталось, было, немного поживиться, но вместо того им расквасили нос.

Как только они вплотную приблизились к стаду, шум перешел в рев: кричали погонщики, мычали быки, стучали копыта, лаяли сторожевые псы. Последние представляли собой мускулистых, жилистых тварей, рожденных и вскормленных на Виканских равнинах. Пыльное облако, окутавшее реку, было абсолютно непроницаемым.

Глаза Антилопы остановились на копошащейся впереди серой массе.

– Я начинаю сомневаться в разумности твоей идеи, капрал – эти твари выглядят очень прыгучими. Боюсь, если мы им не понравимся, я в первую же секунду окажусь внизу.

Внезапно сзади послышались крики, они привлекли внимание путешественников: к ним приближалась верхом молодая виканская девушка.

– Это же Невеличка, – произнес Лист.

В тоне юноши просквозило что-то такое, что заставило историка обернуться. Лицо капрала, скрывающееся под шлемом, побелело.

Девочка не более девяти – десяти лет остановила свою лошадь прямо перед их носом. Она была смуглой, с огромными черными глазами. На голове блестел ежик коротких волос. Историк вспомнил, что видел ее впереди спутников Сормо прошлой ночью.

– Ты ищешь стену, которая обеспечит лучший обзор, – произнесла она. – Я расчищу вам дорогу.

Лист кивнул.

– С противоположной стороны ощущается особая магия, – продолжила она, глядя на Антилопу. – Это Путь Одинокого Бога, однако там нет ни Д'айверса, ни Сольтакена. Этот бог принадлежит племени.

– Семки, – произнес историк. – Красные Мечи передадут предостережение. – Антилопа замолчал, внезапно уразумев смысл ее слов и важность присутствия этой девушке на ночном собрании. «Возродился еще один из колдунов. Сормо стал предводителем клана детей, сила которых крепнет все больше и больше».

– Я иду, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Духи этой земли гораздо старше, чем любой из известных богов. – Она развернула лошадь и издала пронзительный крик. Внезапно дорога перед двумя мужчинами начала расчищаться: животные, испуганные нечеловеческим воплем, в панике бросились в разные стороны.

Невеличка отправилась вниз, к острову. Через какое-то время за ней последовали и Лист с Антилопой, пришпорив своих животных, чтобы не отставать. Как только они спешились и встали на плотную землю, их ноги почувствовали какое-то скрытое дрожанье. Нет, причиной этого было вовсе не огромное количество копыт, которые месили почву вокруг – это было что-то более мощное и значительное. «Мы будто бы путешествуем на спине громадной рептилии... земля проснулась и жаждет показать всю свою силу».

В пятидесяти шагах спереди показался край старой стены, обвитой зарослями винограда. Широкая и приземистая, она была, по всей видимости, остатком древнего фортификационного сооружения, поднимаясь на высоту человеческого роста. Тропа, которую создала Невеличка, достигала стены, а затем продолжалась вниз, к реке.

Девушка двинулась дальше, ни разу не обернувшись назад. Через несколько секунд Лист и Антилопа достигли каменного сооружения с зазубренной, однако пологой и широкой вершиной.

– Посмотри на юг, – произнес Лист, указывая туда пальцем. – Позади огромной массы беженцев из-за цепочки гор поднималось большое облако пыли, освещаемое золотистым цветом солнца. – Это дерется Колтайн вместе со своими Воронами.

Антилопа кивнул.

– С противоположной стороны тех гор должна быть деревня, правильно?

– Да, сэр. Она называется Л'енбарл. По всей вероятности, стычка произошла на дороге, соединяющей деревню и брод. Мы до сих пор еще не видели кавалерию Сиалка: возможно, Рело отправил их вокруг, чтобы попытаться зайти с тыла. Как всегда говорит Колтайн, люди – предсказуемы.

Антилопа обернулся на север. Противоположная оконечность острова была покрыта осокой, которая заполняла и канал, отделяющий его от материка. В самом конце виднелась тонкая полоска высохших свинцовых деревьев, а затем следовал широкий склон, ведущий к степным холмам. Крайне регулярное и строгое расположение этих холмов свидетельствовало о том, что они были созданы искусственно. Там стояло огромное войско, под утренним солнцем оно блестело оружием и доспехами. Тяжелая пехота. За легионом лучников титанси, стоявших в два ряда, располагалась большая палатка, на вершине ее красовался темный стяг. Лучники начали наступательное движение вниз по склону.

– Это Камист Рело со своим элитным отрядом, – произнес Лист. – Он собирается их тоже пустить в ход.

На востоке продолжалась проба сил между конниками клана Горностая и противниками, принадлежащими титанси и хиссари. В это время пехота Сиалка и Хиссара медленно приближалась к оборонительным укреплениям виканов. За легионом профессионалов волновалась армия крестьян, представляя собой некое подобие организованной толпы.

– Если и эта орда решится сегодня поучаствовать в битве, – произнес Антилопа, – наша защита не выдержит.

– А они обязательно попытаются, – твердо заверил Лист. – И только если нам будет сопутствовать удача, они начнут свою атаку немного погодя... За это время виканы успеют отступить.

– Именно такую разновидность риска обожает Худ, – пробормотал историк.

– Земля под ними шепчет от страха. В течение какого-то времени они и не подумают сделать шаг вперед.

– Неужели я вижу, что они контролируют пути отступления с обеих сторон, или это только иллюзия?

Листа немного повернулся.

– Колтайн говорит: «Когда ты хочешь нанести повреждение настоящей силе, то она становится от этого только сильнее».

Антилопа отрицательно покачал головой.

– Неужели ты полагаешь, что предводитель виканов будет говорить так, как обычно выражаются алхимики? А что по поводу тебя, капрал? Он сделал тебя своим протеже?

Юноша стал мрачен.

– В боевых играх я постоянно терпел поражение и погибал. Это давало мне возможность подолгу находиться рядом с ними и подслушивать.

Домашний скот начал теперь двигаться гораздо быстрее, пропадая в огромном облаке пыли, маскирующем переправу. Внезапно Антилопе показалось, что скорость течения воды оказалась слишком высока.

– Четыре с половиной метра в глубину, расстояние – четыреста шагов... Эти животные скоро потеряют все силы и смогут только ползти. Более того, каким образом удастся удержать неразумных животных в пределах мели? Конечно, собаки и погонщики умеют плавать, но что конкретно там скоро произойдет, никто не узнает, – это чертова пылевая завеса не даст увидеть абсолютно ничего.

Лист промолчал.

С противоположной стороны брода загремел гром, за ним последовали еще более быстрые и громкие звуки. Колонны дыма, которые поднимались строго вертикально, начали лихорадочно дрожать. «Волшебство. Это колдуны семков. И им будет противостоять один маленький ребенок».

– Это все начинает слишком затягиваться, – пробормотал Антилопа. – Почему, Худ побери, для переправы повозок Кол-тайну потребовалась целая ночь? К тому времени, как беженцы смогут сделать первый шаг, на нас вновь опустится темнота.

– Они приближаются, – произнес Лист. Лицо паренька было покрыто потом и грязью.

На востоке пехота Сиалка и Хиссара наконец-то достигла оборонительных укреплений. Конникам клана Горностая приходилось драться на две стороны – против уланов титанси спереди, и против пехоты, вооруженной пиками – с правого фланга. Наступил момент, когда необходимо было начать отступление. На защите восточных оборонительных укреплений находились сейчас моряки капитана Затишье, виканские лучники и небольшое количество вспомогательных команд. Под напором пехоты им пришлось отступить за первый бруствер. Орда крестьян начала атаку с заднего склона.

На севере два легиона лучников титанов спешили что есть сил под покров свинцовых деревьев. Оттуда они намеревались начать убивать крупный скот, и некому было даже им воспрепятствовать.

– Наши терпят поражение, – произнес Антилопа.

– Вы такой же противный, как и Рело, сэр.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы слишком быстро сбросили нас со счетов. Позвольте напомнить: это наша не первая битва.

Со стороны свинцовых деревьев донеслись слабые крики. Антилопа напряг зрение, пытаясь через пылевую завесу разобрать, что же там происходит. Лучники титанов принялись неистово кричать, метаться и пропадать из поля зрения в высокой осоке, которая составляла подлесок стволам деревьев.

– Что, во имя Худа, происходит с этими людьми?

– Это старый дух, который соскучился по жертвам. Сормо обещал ему день теплой крови – всего один день, а затем он погибнет, исчезнет или что-то вроде того... Я не знаю, как это у духов называется.

Лучники столпились; в панике они бросились назад на холмы.

– Посмотри, вон там бежит последний из них, – произнес Лист.

Сначала Антилопа подумал, что капрал говорит о лучниках, затем, вздрогнув, догадался, что речь идет о быках. Последнее животное пропало за пеленой тучи.

– Слишком быстрое течение, – пробормотал историк.

В этот момент в путь отправились беженцы, и канал вместе с островом заполнила людская толпа. Среди них отсутствовало даже какое-то подобие порядка: взять под начало тридцать тысяч испуганных, утомленных людей не было практически никакой возможности. Некоторые уже намеревались лезть на стену, где стояли Антилопа и Лист.

– Нам пора, – произнес Лист. Историк кивнул.

– Но куда?

– Ну, может быть, на восток?

В этот момент на восточном фронте клан Горностая прикладывал все силы, чтобы обеспечить защиту моряков и остальных пеших воинов, которые были вынуждены оставлять рубеж за рубежом. Солдаты начали так быстро отступать, что через несколько минут они могли оказаться на деревянных мостках поверх трясины. «И что потом? Потом они упрутся в толпу кричащих от ужаса беженцев. О, Худ! Что же делать...»

Лист, казалось, читал его мысли.

– Они попытаются закрепиться на мосту. Они обязаны так проступить. Пойдем!

Пустившись бегом, они через несколько секунд очутились прямо перед передним фронтом беженцев. Пробудившаяся земля внезапно затряслась. Из-под ног повалил густой пар, имевший запах старого, затхлого пота. Здесь и там вдоль восточного берега острова земная кора начала сначала покрываться трещинами, а затем вспучиваться и подниматься вверх.

Опрометчивый рывок Антилопы прервался. Из разломов земной коры начали появляться скелеты, вооруженные древними мечами, инкрустированными бронзовыми рисунками. Они были облачены в сплющенные шлемы с оленьими рогами на головах, с длинными, окрашенными в ярко-красный цвет волосами, свисающими спутанными клочками по плечам. Звук, который они издавали, заставил историка похолодеть. «Смех. Веселый радостный смех. Худ, неужели ты решил обратиться к своей оскорбленной ярости прямо сейчас?»

– Нил, – выдохнул Лист. – Он близнец Невелички, и сейчас находится где-то рядом. Сормо как-то рассказал, что на этом месте уже была когда-то давно страшная битва, и остров, который мы сейчас видим перед собой, является вовсе не природным творением... о, Королева Снов, неужели нам предстоит еще один виканский кошмар!

Древние воины, издающие звуки, от которых кровь стыла в жилах, покрыли собой практически всю восточную оконечность острова. Справа и сзади от Антилопы беженцы закричали от ужаса, их стремительное продвижение вперед резко замедлилось, когда между собой они впервые начали замечать появляющихся из земли мертвецов.

Клан Горностая и пехотинцы сомкнули свои ряды, образовав плотную линию обороны по эту сторону моста и канала. Однако в тот момент, когда восставшие древние воины двинулись сквозь их стройные ряды, люди дрогнули. Мертвецы подняли над головами обоюдоострые клинки – их оружие практически потеряло форму под минеральными отложениями – и отправились по направлению к беспорядочной массе хиссарской и сиалкской пехоты. Смех превратился в песню – гортанный боевой клич.

Антилопа и Лист обнаружили себя на чистом пространстве, покрытом тлеющей изрытой землей; беженцы начали медленно отступать назад, а арьергард, стоящий прямо перед ними, наконец-то смог перевести дыхание: за врагов взялись нежданные подземные воины.

Юноша Нил, брат-близнец Невелички, сидя на огромном чалом жеребце, развернулся и двинулся вдоль передней линии сражения, держа в одной руке разукрашенную разноцветными перьями странного вида булаву с большим набалдашником и грозно потрясая ею над своей головой. Бессмертные воины, заметив приближение юноши, яростно закричали и замахали своим оружием в знак приветствия или благодарности. Глядя на них, Нил засмеялся.

Один из ветеранов армии Рело, раненный перед самым началом наступления мертвецов, тщетно пытался догнать свое отступающее войско.

– Как такое может быть? – спросил Антилопа. – Тропа Худа – это же магия, но...

– Вполне возможно, что они на самом деле вовсе не мертвы, – пожал плечами Лист. – Может быть, духи острова просто используют их...

Историк отрицательно покачал головой.

– Не согласен с тобой. Вслушайся в их смех – эту песню – ты слышишь язык? Кто-то пробудил души этих воинов. Скорее всего, они были захвачены духами и никак не могут попасть под власть Худа. И нам придется отплатить за это, капрал. Каждому из нас.

Внезапно со всех сторон из разломов начали появляться другие фигуры – женщины, дети, собаки. Большинство псов до сих пор несли на себе кожаную упряжь с остатками непонятных деревянных повозок, которые волочились по земле. Женщины держали на груди маленьких детей, одновременно сжимая костяные рукоятки бронзовых ножей. Бронзовые лезвия этих клинков были погружены в детские тела. Трагедия, произошедшая давным-давно, намертво запечатлелась в памяти ее нынешних свидетелей, которые никак не могли понять, что же за ужасный враг напал на этих мирных, когда-то счастливых людей. «Интересно, сколько веков назад все это произошло? – подумал Антилопа. – Как долго эти попавшие в ловушку души терпят нечеловеческие муки? И что им предстоит теперь? Неужели они обречены на вечные страдания?»

– Благослови их Худ, пожалуйста! – взмолился Антилопа. – Возьми их к себе, прямо сейчас!

Древние женщины были не в силах что-либо изменить. Историк видел, как они вернули свои кинжалы в ножны, как дети судорожно дергались и корчились в предсмертной агонии, он слышал их слабые крики. Затем Антилопа заметил, как женщины начали падать под ударами невидимого оружия; их головы лопались, как спелые арбузы... А экзекуция все продолжалась и продолжалась.

Нил несколько поумерил свою бешеную скачку и направил жеребца к немой сцене. Несмотря на свою смуглую кожу, юноша побледнел. Что-то подсказало Антилопе, что колдун был способен видеть нечто большее, чем все остальные смертные наблюдатели. Взгляд мальчика перескакивал с одного привидения на другое, подергиваясь от каждого нового удара.

Историк, ощущая свои занемевшие ноги, словно деревянные костыли, заковылял по направлению к юноше. Взяв поводья из оцепеневших рук, он тихо спросил:

– Что ты видишь, Нил?

Мальчик моргнул, затем медленно опустил взгляд вниз на историка и переспросил:

– Что?

– Я говорю, что тебе открыто то, что неподвластно нам. Кто же убивает этих людей?

– Кто? – Он пробежал дрожащими руками по лбу. – Родственники. Их клан раскололся на две группы, которые начали соперничество за Рогатый Престол. Это родственники, историк. Братья, кузины, дяди...

Антилопа почувствовал, что от произнесенных Нилом слов у него словно что-то внутри оборвалось. Его мозг начал судорожно работать, пытаясь понять, кто же это мог быть... Ягуты, Форкрул Эссейл, К'Чейн Ше'маль... нет, кто-то... кто-то другой.

– Нет, – произнес вслух он.

Глаза Нила, в которых отражалось несколько веков, неотрывно следили за историком.

– Родственники. Это было отражение... виканов. Отражение прошлого поколения.

– Но я не могу допустить, чтобы подобные истязания продолжались и дальше, пожалуйста.

– Согласен. – Нил выдавил горькую усмешку. – Император, как общий враг, объединил нас. Он смеялся над нашими мелкими стычками и бесцельной враждой. Смеялся, и даже более того, издевался и позорил своим презрением, историк. В тот момент, когда Келланвед встретился с Колтайном, наш союз уже практически распался. Император только улыбнулся. Он сказал, что все, что ему необходимо, – просто сидеть на своем троне и спокойно ожидать окончания восстания. Подобными словами он заклеймил наши души. Однако вместе с тем мы поняли, что значит единство: Келланвед наградил нас великой мудростью. Все как один упали перед ним на колени, проявляя свою благодарность, и поклялись в вечной верности. Как-то однажды ты поинтересовался, каким образом император завоевал наши сердца. Теперь тебе известно.

Тем временем в стане врага появилось некоторое оживление, они наконец-то поняли, что старое оружие бессмертных воинов практически ничего не может противопоставить современной стали. Оказалось, что немощные трухлявые тела, несмотря на свое количество, были не способны выполнить возложенную на них задачу. Полетели куски плоти; фигуры покачнулись, а затем начали в огромном количестве падать на землю. Подняться они были уже не в силах.

– Смогут ли они пережить свое второе поражение? – спросил Антилопа.

Нил пожал плечами.

– Они купили у нас только небольшое количество времени – чтобы вновь почувствовать себя живыми людьми. Помни, историк! Если бы эти воины победили в первый раз, то они бы сделали со своими жертвами то же самое, что те сотворили с их семьями. – Ребенок-колдун медленно покачал головой. – В людях слишком много зла. Слишком много.

Из уст этого ребенка было очень странно слышать подобные слова. «Запомни, историк, – сказал он сам себе – устами этого мальчика говорит старый, мудрый человек».

– И все-таки в людях нельзя разочаровываться, – решил возразить Антилопа. – И чем реже в человеке встречается подобное качество, тем больше его нужно ценить.

Нил взял поводья и произнес:

– Здесь ты ничего подобного не найдешь, историк. – Голос мальчика был столь же грубым, что и слова. – Каждый из нас осведомлен о царящем сумасшествии, и в этом повинны местные древние духи. Все воспоминания, которые могут всплыть в памяти, связаны только с кошмаром: наши тела так же черны, как здешняя земля. Держи свои глаза широко открытыми, – добавил он, разворачивая своего жеребца и вглядываясь в битву, которая возобновилась на деревянных помостах. – Мы еще не закончили.

Антилопа ничего не ответил, посмотрев вслед удаляющемуся в направлении боя колдуну.

По абсолютно непонятной для историка причине дорога перед беженцами расчистилась, и они живо приступили к переправе. Антилопа посмотрел на небо. Солнце склонялось к полудню, хотя по его собственным ощущениям было уже гораздо позднее. Обернувшись, он взглянул на скрытую пыльным облаком реку: да, переправа скоро превратится в кошмар. С обеих сторон от брода было очень глубоко: скоро поднимутся крики детей, стариков и старух, которые будут не в силах сопротивляться бурному течению. Они начнут в огромных количествах пропадать под поверхностью... Пыль и кошмар... А огромная масса воды поглотит даже их слабые стоны.

Конный клан Ворона окружал испуганную толпу людей. Создавалось такое впечатление, что они вели на водопой огромную отару овец. Воины препятствовали панике и чрезмерному разброду беженцев, подгоняя их криками и небольшими кнутами; по этой причине, завидев перед собой викана, каждый старался скрыться в глубине толпы.

– Историк! – внезапно произнес Лист. – Нам нужны лошади.

Антилопа отрицательно покачал головой.

– Пока еще рано. Арьергард сейчас в самом пылу сражения – я не могу упустить такого зрелища. Я обязан быть свидетелем...

– Понятно, сэр. Но когда они начнут отступать, их подберут виканы – по одному человеку в седло. Колтайн с остатками своего клана также скоро должен будет к ним присоединиться: они начнут удерживать переправу до тех пор, пока весь арьергард не окажется на противоположной стороне. Если мы не хотим, чтобы наши головы оказались насаженными на пики, то было бы лучше иметь в запасе скорость лошадиных ног.

Через какое-то время Антилопа кивнул.

– В таком случае, действуй.

– Есть, сэр, – крикнул капрал и пропал.

Линия защиты вдоль старого канала извивалась, словно огромная змея. Вражеская пехота, уничтожив остатки древних воинов, бросилась вперед. Поддерживаемые стальными нервами и яростным настроем моряков, которые входили в их состав, вспомогательные войска Седьмых продолжали теснить неприятеля. Конный клан Горностая разделился на маленькие группы уланов и лучников. Заметив, что линия обороны в каком-то месте готова прорваться, они немедленно спешили на помощь.

Во главе руководства стоял Нил. Его громкие приказы перекрывали порой лязг оружия и шум битвы. Казалось, что он каким-то непостижимым образом ощущает слабые места оборонительных позиций; по крайней мере, каждый его приказ спасал жизни нескольким десяткам воинов.

На севере Камист Рело со своими элитными войсками наконец-то начал движение. Впереди шли лучники-титанси, а под их защитой – стройные ряды марширующих пехотинцев. Они решили не пробираться сквозь заросли свинцовых деревьев и болотные топи и разумно повернули к востоку. За пехотой Сиалка и Хиссара волновалось войско крестьян, изнывающее от бездействия. Огромное море одетых в серые робы людей выглядело очень внушительно.

Антилопа с тревогой посмотрел на юг. Где же Колтайн? Из-за холмов поднимались клубы пыли и дыма. Это горела деревня Л'енбарл: значит, битва все еще продолжалась. Если Колтайн со своим кланом Ворона в скором времени не закончит и не вернется назад, они попадут в западню со стороны реки. Антилопа заметил, что подобные мысли посетили не его одного. Голова Нила дергалась в этом направлении все чаще и чаще. И только спустя несколько минут историк осознал, что молодой колдун был способен к общению на расстоянии со своим товарищем, который в данный момент находился рядом с Колтайном. «Управление... или иллюзия управления».

В этот момент подъехал Лист, держа на привязи собственную лошадь Антилопы. Капрал даже не спешился, просто перебросив историку поводья. Антилопа запрыгнул в знакомое потертое седло, прошептав слова благодарности виканским умельцам, которые с такой любовью отнеслись к его животному. Оно было в отличной форме и полным жизни. «Вот если бы они и со мной могли сотворить что-то подобное...»

Арьергард начал сдавать одну за другой свои позиции, будучи не в силах противостоять яростному натиску врага. А тяжелая пехота Камиста Рело находилась уже на расстоянии пяти минут от их левого фланга.

– Все это не внушает мне доверия, – произнес Антилопа. Капрал Лист поправил застежку на шлеме и ничего не ответил, однако Антилопа уловил в его руках едва скрываемую дрожь.

А клан Горностая тем временем двинулся назад, транспортируя в тыл раненых бойцов. Они миновали Антилопу и скрылись позади; пока они проезжали мимо, историк успел рассмотреть эти лица: перепачканные пылью и кровью, покрытые татуировками, они напоминали демонов. Его взгляд проследил за ними до тех пор, пока раненые не скрылись за толпой беженцев. Последние, увидев такую леденящую кровь картину, чуть не лишились чувств. В то же время Антилопа отметил, что с момента последнего наблюдения за ними количество народа перед переправой значительно уменьшилось. «Они идут слишком быстро. Очень велика вероятность начала паники прямо по центру переправы. Утонут тысячи людей. Катастрофа».

– Нам пора покидать свой наблюдательный пункт, сэр, – произнес Лист.

Арьергард распался, поток раненых увеличился, и каждая лошадь была вынуждена вывозить по два-три бойца. Линия сомкнулась вновь, однако было явно заметно, что через несколько минут враг сумеет окружить их целиком. «А затем начнется побоище». Антилопа увидел капитана Затишье, который отдавал команды по перегруппировке. Солдаты до сих пор были на ногах, однако, к великому сожалению, их количество постоянно сокращалось.

В один из подобных решающих моментов битвы пехота Сиалка и Хиссара остановилась; вероятно, они решили, что находятся уже на пороге полной победы. С противоположной стороны прибывала тяжелая пехота во главе с Камистом Рело, представляя собой два прямоугольных строя по пятьдесят человек в каждом. С обеих сторон их окружало немалое количество лучников. На какой-то момент на открытом пространстве между неприятелями повисла тишина и полная неподвижность.

Тем временем клан Горностая продолжал оттаскивать раненых. Отряд Затишья с одной стороны был полностью разгромлен, превратившись в широкое полукольцо, напоминающее копыто.

– Последние беженцы уже в воде, – произнес Затишье. Его дыхание участилось, а руки судорожно сжали поводья. – Нам пора...

– А где же, во имя Худа, Колтайн? – спросил Антилопа. На расстоянии дюжины шагов от него остановился Нил и прокричал:

– Мы не можем больше ждать Это приказ кулака! Поезжай, историк!

Конники подобрали остатки войска Затишья как раз в тот момент, когда неприятель решился на свою финальную атаку. Между двумя взводами пехоты образовался коридор, через который хлынула неуправляемая толпа крестьян.

– Сэр! – в голосе Листа уже было слышно отчаянье. Прошептав проклятье, Антилопа развернул свою лошадь и, вонзив в лошадиные бока пятки, бросился стрелой за удаляющимися конниками виканов.

Ничем не сдерживаемая толпа крестьян бросилась в преследование, стремясь захватить эту сторону переправы. Пехота Сиалка и Хиссара, а также элитное подразделение Камиста Рело решили за ними не спешить, поддерживая свою собственную дисциплину.

Конники виканов бросились в пыльное облако, покрывающее реку, даже не снижая скорости. «Да ведь они перемнут всех беженцев, что сейчас, наверняка, находятся еще в середине реки, – подумал Антилопа. – А затем, когда их настигнет толпа крестьян, вода окрасится в красный цвет». Антилопа натянул поводья и окликнул Листа. Капрал обернулся назад, его лицо выражало крайнюю степень шока. Он осадил лошадь, и та юзом чуть не упала в мутную прибрежную грязь.

– Историк!

– Мы поскачем на юг, вдоль побережья! – закричал Антилопа. – Нам придется плыть на спинах лошадей – впереди только хаос и смерть

Лист яростно замотал головой в знак несогласия.

Не дожидаясь ответа, историк повернул свою лошадь влево. Если они поспешат, то, возможно, им еще удастся миновать остров до того момента, как толпа крестьян достигнет побережья брода. Животное рванулось вперед.

– Историк!

– Поезжай со мной, или погибнешь!

В сотне шагов вдоль побережья виднелась влажная поверхность канала, отделяющая островок от материка. Его жирная темная глинистая поверхность была абсолютно ровной – по всей видимости, ее до сих пор не коснулись события сегодняшнего дня. За каналом поднимались холмы, скрывающие Л'енбарл. «Если Колтайну удалось победить, то он должен принять очень важное решение – молниеносно броситься прямо к реке. Даже если течение и снесет их немного вниз, в этом не будет ничего катастрофического. Пускай утонут несколько сотен бойцов – все равно это гораздо лучше, чем возможность резни, в которой погибнут три тысячи человек в попытке отбить захваченную врагом переправу».

Словно в опровержение его собственных мыслей, из-за холмов показались виканские конники. Во главе летел Колтайн; его черный, покрытый перьями балахон развевался, словно огромное птичье крыло. Копья были опущены, а несущиеся по краям во весь опор лучники держали на прицеле переправу, именно то место, в котором находился сейчас Антилопа.

Историк, ничего не понимая, развернул свое животное обратно, все еще продолжая смотреть назад, на приближающихся виканов.

– О, Худ возьми, неужели и они собираются присоединиться к беженцам? Но это же самоубийство!

Увидев, что Лист делает то же самое, Антилопа совсем смутился. Под пыльным шлемом юноши скрывалось белое, как смерть, лицо.

Викане ворвутся в толпу крестьян, словно горячий нож в кусок масло. «Неужели это оправданно? Да нет, это самоубийство! Даже если предположить, что нам все же удастся отбить брод, мы все равно пойдем на дно. Кони начнут спотыкаться, люди – тонуть, а крестьяне позади не поленятся закончить свое главное дело». А викане все приближались. До столкновения остались считанные секунды! Внезапно из пылевого облака, висевшего над рекой, показался клан Горностая. «Они решили вернуться – это же еще большее безумие!»

Мимо Антилопы пронесся строй клана Ворона, готовый атаковать: Колтайн издавал яростные крики, однако в них слышался оптимизм.

Позади засвистели стрелы. Боковые порядки армии крестьян смешались и отступили назад. Когда в них ворвались виканы. началось нечто невообразимое. В последний момент клан Горностая повернул в сторону реки и бросился по берегу в окружение. «Да нет, это не горячий нож, это огромная сабля».

Крестьяне начали погибать в огромных количествах. Другие было начали отступать, однако с тыла их также встречали конные воины. Блеснули лезвия, и крестьянская армия окрасилась в алый цвет.

Под ударом контратакующих Горностаев все смешалось. Вслед за этим передовые конники клана Ворона ударили с севера.

Перед изумленным взглядом Антилопы крестьяне просто таяли. Сейчас он скакал бок о бок с конниками клана Ворона, и удары о землю их подкованных лошадей чуть ли не болью отдавались в голове историка. Только викане подняли над головой окровавленные мечи, и он почувствовал, как с неба на него хлынула теплая липкая жидкость. Впереди клан Горностая уже сделал свое дело и бросился в сторону пылевого облака.

«А вот теперь действительно начнется побоище, все остальное – только цветочки!» Несмотря на славу виканских воинов, впереди лежала река, и с этим было абсолютно ничего не поделать. Их ждали раненые солдаты, беженцы и Худ знает, что еще...

Историк помедлил и глубоко вздохнул. Он понял, что это был последний спокойный вздох в его жизни.

Его лошадь бросилась в воду, однако темп движения практически не замедлился. Перед ним, в противоположность ожидаемому, никого не было: только бурлящая, грязная вода. Другие конники были едва заметны впереди, однако они неслись полным галопом. Антилопа не мог видеть, по какой поверхности идут копыта его лошади, однако приглушенные удары, доносившиеся снизу, свидетельствовали о том, что там был камень. С крайним удивлением историк наконец-то осознал, что глубина переправы составляла не четыре с половиной фута, а только половину от этой цифры. Да и ила под ногами совсем не ощущалось. От таких новостей голова пошла крутом.

Рядом с историком показался капрал Лист, а за ним – идущий вразброд конный клан Ворона. Один из виканов ухмыльнулся.

– Это дорога Колтайна, и его воины, подобно демонам, летят над водой!

В памяти Антилопы начали всплывать обрывки фраз, услышанных на ночном собрании. «Точно, Тумлит, – это были его наблюдения. Повозки, которые оказались просто перегружены ранеными. Ага, камнетесы и инженеры... Повозки пересекали реку первыми, и это заняло практически целую ночь. А раненые лежали поверх каменных блоков. Да эти чертовы саперы построили дорогу!»

До сих пор это казалось невероятным, однако неопровержимые доказательства находились прямо под ногами. С каждой стороны высокого брода были вкопаны высокие колья, а между ними натянуты прочные веревки, свитые из волос титанси. В ширину переправа достигала немногим более десяти футов, и это позволяло путешествовать, практически не опасаясь возможности соскользнуть на глубину. Глубина брода составляла не более двух футов с третью, что было вполне проходимо для большинства скота, а также для беженцев.

Пыль впереди начала проясняться, и Антилопа догадался, что они приближаются к западному берегу реки. Внезапно донесся неистовый гром магии. «Да это же битва, которая идет на противоположном берегу! Мы только что едва расправились с одной, как нас уже ожидает другая – из огня да в полымя! Неужели мы столько пережили только ради того, чтобы оказаться зажатыми между двумя огромными скалами?»

Они достигли мели и спустя несколько секунд начали подниматься по небольшому склону, ведущему на берег.

Как только остатки пыльного облака остались позади, Антилопа внезапно издал вопль предостережения: они с трудом смогли остановить своих разгоряченных жеребцов перед самым носом большой группы солдат. Саперы – а это были именно они – что есть силы бежали по направлению к броду. Увидев перед собой встающих на дыбы коней, они разразились проклятьями. Один огромный солдат, чем-то напоминающий гору, с загорелым, чисто выбритым плоским лицом сорвал с себя шлем, обнажив абсолютно лысую голову, и бросил его прямо в лицо ближайшего виканского конника. Тот едва увернулся и чуть не выпал из седла.

– Убирайтесь с дороги, вы, толпа козлиных желудков! Нам нужно сделать свою работу! – заорал громила.

– Точно! – проворчал другой, выделывая пируэт вокруг лошадиного копыта, которое ни с того ни с сего появилось прямо перед его коленом. – Идите драться или займитесь еще чем-нибудь! Мы собираемся погружаться!

Не обратив никакого внимания на их крики, Антилопа развернул свое животное, вновь обратившись лицом к реке. Какое бы волшебство ни держало тучу над водой, оно сейчас пропало. Пыль спустилась вниз по течению уже на пятьдесят шагов, а дорога Колтайна представляла собой скопление вооруженных, орущих крестьян.

Второй сапер, который разгонял виканов, вошел по колено в воду и принялся рассматривать грязный ил.

– Подожди здесь, Каракатица! – скомандовал громила, вглядываясь во вздымающуюся толпу; самые ретивые солдаты оказались уже на середине реки. Сапер схватился огромными руками за свои бедра, не обращая никакого внимания на пристальные взгляды со стороны своего отряда, а также Антилопы, Листа и полудюжины виканских конников. – Выбери максимальную мощность, – прогремел он. – Эти виканские ублюдки – не единственные люди на свете, которые способны рассчитывать время.

Авангард крестьянского войска, который блестел своим оружием под лучами солнца, выглядел словно пасть огромной змеи. Антилопа был способен даже различить выражение их лиц: одни были напуганы, на других определялась неуемная жажда убийства. Обернувшись, историк увидел поднимающиеся в воздух столбы дыма и сполохи волшебства: то был правый фланг защитных позиций Седьмых. Оттуда доносились слабые боевые кличи семков: эти звуки напоминали скрежет когтей по натянутой коже. У первых земляных укреплений началась яростная битва.

– Все в порядке, Каракатица, – протяжно произнес громила. – Дергай за шнурок.

Антилопа вовремя обернулся и застал самое интересное: сапер приподнялся из воды и схватил обеими руками длинный темный шнур, который был проложен под водой. Перемазанное кровью лицо Каракатицы скривилось в усмешке, он зажмурил глаза, а затем что есть силы дернул за провод. Он провис, однако ничего не произошло.

Историк в этот момент наблюдал за реакцией громилы. Он заткнул огромными пальцами оба уха, однако глаза все время оставались открытыми, шаря по всему крестьянскому войску. До Антилопы дошло понимание происходящих событий только в тот момент, когда Лист закричал:

– Сэр!

Казалось, что земля на целый дюйм ушла из-под ног. Вода на всем протяжении брода поднялась огромной волной вверх, а затем появился огонь. Две стихии слились в одно целое и надолго скрыли от наблюдающих на берегу происходящие в этом аду события. Когда все успокоилось, крестьяне просто перестали существовать. Однако саперам все же удалось увидеть плоды своего труда: спустя какое-то время после того, как все немного отошли от ужасающей силы взрыва, похожего на удар божьего кулака, вода по всей поверхности начала принимать то красный, то розовый, то желтый цвет. Затем появились более реальные свидетельства того, что саперы наконец-то добились своей цели: то здесь, то там начали всплывать обрывки плоти, костей, конечностей, волос, одежды, которые через некоторое время покрыли практически все пространство реки шириной в сотню шагов.

Лошадь Антилопы отступила на несколько шагов назад и начала дергать головой. Да, звук был действительно оглушающий. Мир содрогнулся, как при землетрясении. Большинство виканских конников выпало из седел, сейчас они ползали по земле, приложив руки к ушам.

Река начала постепенно возвращаться в свои берега; внезапный порыв ветра отнес поднявшийся в воздух пар прочь. Гигантской змее просто оторвало голову. И уничтожило. Треть ее длины – все, что было в воде, – просто испарилась.

Несмотря на то что громила стоял рядом, его слова доносились до Антилопы так слабо, будто он находился на расстоянии сотни шагов.

– Пятьдесят пять зарядов – Седьмые собирали этот запас в течение нескольких лет. А брод превратился в траншею! Ха-ха! – Затем его довольное выражение лица пропало. – Пальцы Худа, теперь нам придется возвращаться обратно и начинать рыть новые оборонительные сооружения.

Чья-то рука дернула историка за рукав. Он обернулся и увидел Листа, который наклонился вперед и прошептал:

– Куда теперь, сэр?

Антилопа посмотрел вниз по течению на водоворот, представляющий собой кружащие человеческие части тела. В течение какого-то времени он просто стоял, пытаясь уразуметь смысл вопроса юноши, «Куда? Лучше вообще не трогаться с места: в мире нет такого уголка, где передышка посреди огромной резни даст что-то иное, кроме отчаянья».

– Сэр?

– К битве, капрал. Мы должны пережить этот кошмар до конца.

Прибытие Колтайна с кланом Ворона к западному флангу уланов титанси по эту сторону реки коренным образом изменило ход боя. Приближаясь к событиям, которые разворачивались вокруг земляных укреплений, Антилопа с Листом стали свидетелями того, как войско титанси распалось; это оставило пеших семков практически без всякой защиты перед конными лучниками виканов. В небе над головами семков появилось огромное количество стрел. В центре битвы стояло войско пехоты Седьмых; оно пресекало всякие попытки семков выбраться из той западни, в которую они сами себя посадили. В это время в сотне шагов к северу до сих пор стояла тяжелая пехота гуранов, ожидая приказа об атаке ненавистных малазан. По всей видимости, их предводитель решил изменить свою первоначальную стратегию. Камист Рело со своей армией оказались в недосягаемости, по крайней мере на сегодняшний момент. А если не считать потерь среди арьергарда моряков и клана Горностая, то силы Колтайна были практически нетронуты.

В пятистах шагах к западу на широкой каменной равнине клан Горностая преследовал остатки гуранской кавалерии.

Антилопа заметил среди Седьмых разноцветное пятно – это был Бария Сетрал со своими Красными Мечами, и они находились в самом пылу схватки. Семки, по всей видимости, намеревались приблизиться к малазанским болонкам и сейчас платили кровью за свое необдуманное решение. Тем не менее войско Сетрала было разбито практически наполовину – историк насчитал среди них менее двадцати живых человек.

– Я хочу приблизиться, – произнес Антилопа.

– Есть, сэр, – ответил Лист, а затем, указав рукой в сторону, добавил: – Видите вон ту возвышенность? Она очень хороша, однако до нее нам придется пробраться через строй лучников.

– Я принимаю такой риск.

Они отправились в направлении Седьмых. Их ротный штандарт – пыльное полотнище – одиноко стоял на невысоком пригорке прямо около линии боя. На охране этого объекта стояли три седовласых ветерана, а приличная груда тел семков, лежащая рядом, свидетельствовала о том, что в течение последнего дня на этот пригорок претендовало немало желающих. В данный момент ветераны были также вовлечены в сражение, и каждый из них имел по несколько мелких ранений.

Как только историк с капралом достигли их расположения, они увидели, что три человека склонились вокруг упавшего навзничь товарища. По его лицу текли слезы, оставляя на грязном лице белые полоски. Подъехав, Антилопа медленно вылез из седла.

– У вас тут произошла какая-то интересная история, солдаты, – произнес он, пытаясь говорить как можно громче, чтобы перекричать лязг оружия и крики бойцов, доносившиеся с поля боя на расстоянии тридцати шагов.

Один из ветеранов поднял голову, скосил глаза и произнес:

– Да это же историк старого императора, клянусь улыбкой Худа! Я видел тебя в Фаларе или, возможно, на Виканских равнинах...

– Скорее всего, и там, и там. Я вижу, на ваш флаг совершались покушения, и вы потеряли одного друга, защищая его...

Мужчина поморщился, затем осмотрелся вокруг и остановил взгляд на флаге Седьмых. Древко наклонилось в одну сторону, его покрытое лохмотьями полотнище практически выцвело под немилосердными солнечными лучами.

– Дыханье Худа, – проревел мужчина. – Неужели ты думаешь, что мы дрались за клочок тряпки на шесте? – добавил он и обвел жестом пару своих товарищей, которые склонились на колени рядом. – Нордо получил две стрелы. Мы дрались с целым взводом семков только ради того, чтобы он умер в отведенный ему срок. Эти дикие ублюдки забирают в плен раненых солдат неприятеля, лечат их, а затем начитают пытать. Однако Нордо, слава всевышним, был избавлен от подобной участи.

Антилопа помолчал в течение долгого времени, а затем произнес:

– Вы хотите, чтобы эта история была описана именно так? Мужчина еще больше скосил взгляд, а затем кивнул.

– Именно так, историк. Мы больше не принадлежим малазанской армии. Мы вступили под руководство Колтайна.

– Но ведь он всего лишь кулак.

– Он – холоднокровная ящерица, – оскалился солдат. – Но теперь он принадлежит нам, а мы – ему.

Улыбнувшись, Антилопа развернулся в седле и посмотрел на поле боя. В воздухе витало ощущение того, что развязка приближается. Семки были на голову разбиты. Три легиона предполагаемых союзников сидели без всяких эмоций на склоне прямо позади историка: в настоящее время у них не наблюдалось и следов энтузиазма. В стане врага на протяжении всей приближающейся ночи будут раздаваться проклятья и обвинения – Антилопа был в этом абсолютно уверен. «Худ, сделай так, чтобы они не нашли общий язык и потеряли всякое взаимопонимание».

Итак, прошел еще один день большой войны, однако назвать его Вихрем опять никто не решился.

Колтайн не позволил своей победоносной армии отдохнуть даже тогда, когда на землю опустился полуденный зной. Работы оставалось немало: необходимо было выстроить новые фортификационные сооружения, вырыть вокруг них глубокие рвы, а также выставить новые пикеты для охраны. Беженцев вывели на горную равнину, располагающуюся к востоку от переправы; их палатки было решено укрепить каменными валунами, оставив между ними широкие проходы. Эти улочки постепенно заполнились повозками, в них находились раненые солдаты, и спустя некоторое время лекари совместно с хирургами взялись задело.

Домашний скот кулак распорядился отправить на поросшие сочной травой склоны холмов Барл, которые с противоположной стороны представляли собой череду выбеленных, полуразрушенных под действием непрестанных ветров скалистых уступов. Для помощи погонщикам было выделено несколько конников из клана Безрассудных Собак.

Как только солнце опустилось за горизонт, в командной палатке Колтайна было созвано собрание для заслушивания докладов.

Антилопа вместе со своим неотлучным спутником – капралом Листом, стоящим у плеча, тяжело опустился на походный стул и принялся внимать докладам командиров подразделений. Из-за перенесенных потрясений большинство воинов выглядели скованно, а некоторые даже рассеянно. Затишье потерял практически половину своих моряков, а смешанная группа добровольцев, которые ему помогали, и того больше. Клану Горностая досталось по большей части в момент отступления, и сейчас их основной заботой стала необходимость поиска запасных лошадей. Со стороны Седьмых выступили Сульмар и Ченнед, начав перечислять бесконечный список раненых и убитых. Оказалось, что особенно серьезные потери в их войске были со стороны сержантского и офицерского состава. Причиной тому стал невероятный напор врага, особенно поутру, когда на помощь Седьмым еще не прибыли Красные Мечи и клан Безрассудных Собак. Во время рассказа Барии Сетрала о практически полном истреблении его войска у большинства присутствующих перехватило дыхание. Они дрались с демонической яростью, пытаясь ценой собственных жизней удержать передние оборонительные ряды в тот момент, когда тяжелая пехота осуществляла свою перегруппировку. Красные Мечи продемонстрировали необычайную отвагу, и она была достойна того, что сам Колтайн выразил Сетралу глубокую благодарность.

Сормо потерял двоих детей из своего войска волшебников, пытаясь противостоять колдовским священникам семков. К счастью, Нил и Невеличка не пострадали.

– Нам сопутствовала удача, – холодным, бесстрастным тоном закончил Сормо свое сообщение о гибели детей. – Бог семков – порочный всевышний. Он использует волшебников просто как канал своей ярости, не обращая никакого внимания на их смертную плоть. Будучи неспособными противостоять силе своего собственного бога, они просто рассыпались в прах.

– Зато это привело к значительному сокращению их численности, – пробормотал Затишье.

– А бог просто выберет себе новых жертв, – ответил Сор-мо. Этот юноша все больше и больше начинал напоминать старика, стоило даже просто посмотреть на его жесты. Антилопа увидел, как Сормо устало закрыл глаза и потер их руками. – Я думаю, что следует предпринять в этом отношении более серьезные меры.

Все члены собрания замолчали, до тех пор пока Ченнед не решился озвучить всеобщее недоумение.

– Так что же это значит, колдун? Вместо него ответил Булт.

– Слова, произнесенные даже шепотом, могут быть услышаны мстительным, параноидальным богом. Однако если нет других альтернатив, Сормо, то в таком случае придется продолжать.

Колдун медленно кивнул.

Через мгновение Булт шумно вздохнул, сделал большой глоток из бурдюка с вином и произнес:

– Камист Рело следует на север. Он будет пересекать реку у ее устья – город Секала имеет каменный мост. Однако подобное мероприятие, без всякого сомнения, займет у него десять или одиннадцать дней.

– Однако по эту сторону находится пехота гуранов, – произнес Сульмар, – а также семки. Чтобы напасть, им не нужно стоять с нами лицом к лицу: наше войско слишком устало.

Широкий рот Булта вытянулся в тонкую линию.

– Колтайн объявляет завтра день отдыха. Необходимо забить несколько животных из нашего стада, однако перед тем следует освежевать и зажарить туши убитых вражеских коней. Кроме того, это время отводится также на ремонт оружия и снаряжения.

Антилопа опустил голову.

– Мы до сих пор собираемся следовать в Убарид? В ответ ни один человек не проронил ни слова. Историк обвел взглядом лица командиров: ни одно из них не выглядело обнадеживающе.

– Понятно: город потерян.

– По крайней мере, так донес пленный предводитель титан-си, – ответил Затишье. – Ему было незачем врать, все равно он спустя несколько часов скончался. А Невеличка отметила, что титан говорил сущую правду. Малазанский флот покинул Убарид, и даже сейчас десятки тысяч беженцев продолжают следовать на северо-запад.

– Еще одни скулящие псы с благородной кровью, которые хотят угнездиться на коленях Колтайна, – с усмешкой произнес Ченнед.

– Но ведь подобное известие меняет дело, – вступил Антилопа. – Если мы не можем податься в Убарид, то какой же город откроет нам свои объятья?

– Только один, – ответил Булт. – Это Арен. Антилопа чуть не подскочил на стуле.

– Да это же бред! До него двести лиг!

– Если быть точным, двести тридцать, – добавил Затишье, ухмыльнувшись.

– Неужели Пормквал решил контратаковать? Неужели он отправился на север, чтобы встретить нас на середине пути? А он в самом деле уверен, что мы еще существуем?

Неподвижный взгляд уставился на Антилопу.

– Уверен? Хотелось бы, историк. А что касается того, что он выдвинулся из Арена для контратаки... – Ветеран просто пожал плечами.

– По пути на собрание я встретил группу саперов, – произнес Затишье. – Они рыдали – все до одного.

– Но почему? – удивился Ченнед. – Неужели их невидимый командир остался на дне Секалы с полным ртом грязи?

Затишье отрицательно замотал головой.

– Просто они лишились зарядов – остался только один или пара ящиков с зажигательным средством. А ты, наверное, подумал, что они оплакивали смерть своих матерей?

Впервые в беседу вступил Колтайн.

– Они сделали свою работу очень хорошо.

– Точно, – кивнул Булт. – Я был там и видел, как твоя дорога взлетела на воздух.

– Мы находились там вместе, – добавил Антилопа. – Вкус победы становится гораздо приятнее, когда навязчивые воспоминания просто отсутствуют, Булт. Насладись ею.

Находясь в своей палатке, Антилопа проснулся от того, что чья-то маленькая ладошка теребила его за плечо. Открыв глаза, он увидел абсолютную темноту.

– Историк, – донесся чей-то голос.

– Невеличка? Который сейчас час? Сколько мне удалось поспать?

– Сейчас около трех, – ответила она. – Колтайн приказал тебе идти вместе со мной. Прямо сейчас.

Антилопа медленно поднялся с постели. Он ощутил страшную усталость. Казалось, оставшихся сил было достаточно только для того, чтобы просто упасть обратно на постельную скатку и провалиться в сон. Одеяла были пропитаны потом и конденсатом. Поежившись от озноба, историк произнес:

– А что, собственно говоря, случилось?

– Пока ничего. Но ты должен стать свидетелем весьма примечательного события. Быстрее, историк, у нас мало времени.

Выйдя на свежий воздух, он ощутил тот умиротворяющий покой, который всегда посещает огромное количество спящих людей в ранние предрассветные часы. Через несколько минут то там, то здесь стали слышны тихие выкрики и стоны; вероятно, что события пережитого дня не оставляли солдат даже ночью. Издалека донеслись гораздо более сильные вопли: это лекари и хирурги, несмотря на ночной час, продолжали колдовать над ранеными. Со стороны стада слышалось невнятное мычанье и редкий цокот копыт, а где-то на далеких равнинах матери и жены убивались над погибшими воинами.

Следуя за бойкой девушкой, которая, как темное пятно, шныряла между палатками, они спустились по извилистой тропинке вниз от лагеря виканов. Размышления историка потонули в грустных мыслях. Погибшие уже прошли через Ворота Худа. Однако выжившим приходилось продолжать терпеть свою боль. Антилопа видел достаточно много людей, которые намеревались стать историками империи, однако ни один из них не прошел через ритуал печали. «Несмотря на огромное количество богов, один только Худ держит всех нас в своих объятьях. Он имеет тысячи образов. Когда он выдыхает, врата со стуком закрываются, и только с помощью своего собственного голоса можно избежать вечной, всеобъемлющей тишины. Этой ночью мы слышим семков и титанси. Неизменный ритуал. Кому нужны храмы и священники для того, чтобы справиться с ощущением полной пустоты? Никому, ведь это ощущение нерушимо».

– Невеличка, а почему виканы не горюют этой ночью?

Не прекращая движения вперед, она обернулась и произнесла:

– Колтайн запретил.

– Почему?

– Чтобы найти ответ на этот вопрос, лучше спросить его самого. Мы не оплакивали потери с тех самых пор, как начался этот поход.

Антилопа надолго задумался, а затем произнес:

– Ответь мне, а что по поводу этого думаешь ты вместе с представителями трех остальных кланов?

– Колтайн приказывает – мы подчиняемся.

Дорога привела ночных путешественников к самой окраине палаточного городка виканов. За последним матерчатым домиком располагалось место для казни, шириной около двадцати шагов, а далее – недавно построенные стены пикета, представляющие собой частокол бамбуковых прутьев, оплетенных тонким ивняком. Стена достигала высоты конской холки. Вдоль заградительного укрепления патрулировали конные воины клана Горностая, с тревогой вглядываясь в темную, усеянную костями окружающую равнину.

На площадке для казни стояли две фигуры: одна высокая, другая приземистая. Единственным объединяющим их признаком являлась крайняя худоба. Невеличка подвела Антилопу прямо к ним.

Сормо. Нил.

– Неужели вы, – спросил историк высокого колдуна, – все, что осталось? Из доклада Колтайна я слышал, что прошлый день принес потерю только лишь двух волшебников.

Сормо Э'нат кивнул.

– Остальные дали отдых своим юным, немощным телам. Дюжина скотников находится в стойле, а горстка лекарей – среди раненых солдат. Трое самых сильных из нас пришли сюда. – Колдун сделал шаг вперед. Воздух вокруг его фигуры затрясся: казалось, он намеревался потребовать от историка гораздо большего, чем тот был способен ему дать. – Антилопа, чьи глаза пересеклись с моими в непосредственной близости с призраком Вихря в лагере торговцев, слушай мою речь. Ты услышишь голос страха – священный звон. Однажды ты уже был свидетелем подобного темного хора. В таком случае знай: этой ночью я начал испытывать серьезные сомнения.

– Колдун, – произнес еле слышно Антилопа. В этот момент Невеличка сделала шаг вперед и очутилась по правую руку Сормо. Теперь все три колдуна смотрели историку прямо в глаза. – Что здесь произошло?

В ответ Сормо Э'нат поднял вверх руку.

Окружающее пространство мгновенно изменилось. Историк увидел огромный ледник и каменистую насыпь, которые поднимались прямо за спинами детей. Казалось, они своими вершинами пронзают неясную темень неба, покоящуюся над головой. Стоя в одних лишь мокасинах, Антилопа почувствовал, что по земле распространяется холод и влага. Опустив взгляд, он увидел мельчайшие кристаллики льда, которые начали покрывать поверхность грязных луж. Безумный ледяной рисунок отражался всеми цветами радуги под лучами волшебного света.

Порыв холодного ветра заставил его оглянуться назад. Из горла донесся дикий звук, выражающий удивление и ужас одновременно. Сделав шаг назад, историк поежился: с расстояния в десять шагов на него смотрела огромная глыба льда огненно-красного цвета, повторяющая своей формой полуразрушенную ветром высокую скалу. Она медленно поднималась вверх, а в самом ее центре располагалось чье-то высеченное на поверхности лицо, которое со временем скрылось в плотном тумане.

Самым ужасным было то, что эта скала была наполнена изнутри огромным количеством изуродованных человеческих тел. Некоторые из них оказались разорваны на куски. С самой вершины на землю падали человеческие органы и внутренности, а поскольку на улице было все же тепло, то через некоторое время перед наблюдающими возникло большое кровавое озеро, в котором, словно острова, плавали мертвые люди.

Растерзанная обнаженная плоть начала медленно разлагаться, превращаясь в студенистую жижу, сквозь которою просматривались обломки костей.

За спиной раздался голос Сормо:

– Он внутри, и причем очень близко.

– Кто?

– Бог семков. Всевышний, который прибыл из очень далекого прошлого. Будучи неспособным противостоять магии, он был уничтожен вместе с остальными смертными, однако почему-то до сих пор остался живым. Ты ощущаешь его злобу, историк?

– Кажется, пока нет. А что это за разновидность волшебства?

– Оно принадлежит Ягутам. Для того чтобы остановить огромный поток людей, они выстраивают ледяные стены. Иногда это происходит медленно, иногда быстро – в зависимости от стратегии... Местами лед поглощал целые континенты, уничтожая все живое. Цивилизация Форкрул Эссейл, многочисленные устройства и сооружения К'Чейн Ше'маль и, конечно, нищенские лачуги тех, кто однажды унаследовал бы весь мир. Это верховные представители Омтос Феллак, и их ритуал никогда не умрет, историк. Они восстают, стихают, а затем восстают вновь. Даже сейчас один из них был рожден на далекой земле, и эти реки льда заполняют мои мечты, так как их прямое предназначение – совершить огромный переворот, что повлечет за собой немыслимое количество жертв.

В голосе Сормо послышались древние нотки; беспощадный холод веков начал сменять друг друга, один за другим, пока Антилопе не стало казаться, что каждая скала, каждая гора приступила к вечному движению, подобному огромным морским чудищам. Дрожь, охватившая Антилопу, распространялась даже по крови, текущей в венах.

– Подумай обо всех, кто попал в лапы льда, – продолжил Сормо. – Мародеры находят в могилах золото, однако настоящие охотники за мудростью ищут лед.

– Посмотрите, – произнесла Невеличка, – они начинают воссоединяться.

Антилопа наконец отвел взгляд от пропитанного кровью льда. Бесформенные дрожащие вихри окружили сейчас всех трех колдунов. Периодически то один, то другой начинал светиться ярче, в то время как остальные слабо пульсировали.

– Духи земли, – произнес Сормо.

Внезапно Нил задергался: в его нелепом облачении это выглядело так, будто он намеревался пуститься в пляс. На детском лице появилась темная улыбка.

– Плоть всевышнего содержит в себе огромную силу. Каждый из них жаждет своего собственного куска. В благодарность за подарок, который мы принесли, они сослужат нам хорошую службу.

– Историк! – Сормо приблизился еще на шаг, протянул вперед свою тонкую руку и положил ее Антилопе на плечо. – Насколько тонким является этот слой милосердия? Вся злоба... ведет нас к пропасти. Нас разорвут в клочья: каждый из них – тоже... Это будет не смерть – это будет просто исчезновение.

– А что по поводу колдовского священника семков? Сормо поморщился.

– Знание, которое приносит огромную боль. Мы должны вырезать из этого семка сердце. Оно хуже всякого камня. Если мы вспомним, как он использовал плоть смертных... – Юноша покачал головой. – Колтайн отдает приказы.

– А вы их выполняете. Сормо кивнул.

Антилопа поразмыслил в течение дюжины ударов сердца, а затем произнес:

– Я услышал твои сомнения, колдун.

Выражение лица Сормо изменилось: на нем было явное облегчение.

– В таком случае закрой глаза, историк. Это будет довольно неприятно.

За спиной Антилопы раздался мощный взрыв. Сверху обрушился холодный багровый дождь, который заставил его пошатнуться.

Затем историка оглушил чей-то нечеловеческий крик.

Духи земли вырвались на свободу, они кружились и парили прямо за спиной Антилопы. Он обернулся, и как раз вовремя, чтобы заметить чью-то незнакомую фигуру. Ее плоть была чернее ночи, а руки – длиннее, чем у обезьяны. Разгребая конечностями во все стороны, она попыталась выбраться из грязного, парящего жидкого потока.

В этот момент ее настигли и окружили духи. Фигура успела испустить один-единственный писк, а в следующую секунду она была разорвана на куски.

Линия горизонта на востоке начала окрашиваться рассветом, когда они вернулись на площадку для казней. Лагерь уже пробудился; желание выжить заставляло изнуренные человеческие души приниматься за работу. В огромных кузницах горел огонь. Освежеванные бычьи шкуры были вычищены: некоторые из них растягивались на солнце для просушки, другие помещались в кипящие черные котлы для дубления. Несмотря на жизнь, прожитую в городах, малазанские беженцы быстро научились возить с собой все самое важное – по крайней мере то, что позволяло выжить.

Антилопа и трое колдунов вошли в лагерь. Они были сплошь пропитаны кровью и покрыты небольшими кусочками растерзанной плоти. Их появление перед глазами свидетельствовало об успешном окончании миссии; раздался дружный радостный крик, который начал передаваться от одного клана к другому. Однако историк уловил и печальные нотки – в какой-то момент стало понятно, что слышна погребальная песнь.

Оказалось, что она доносится от далеких лагерей семков на севере; спустя какое-то время все стихло – не осталось ничего, кроме зловещей тишины.

Под лучами утреннего солнца с поверхности земли начала испаряться ночная роса. Антилопа, пересекая площадку для казни, почувствовал под ногами мелкую дрожь: это отражались неистовые вопли подземных духов. Как только историк достиг окраины лагеря, трое колдунов простились с ним и ушли прочь.

В этот момент послышались голоса самих диких духов: это были безжизненные, холодные, как сталь, вопли. Множество собак залилось неудержимым лаем. Несмотря на весь ужас, атмосфера в лагере внушала какую-то надежду.

Антилопа замедлил шаг. «Надежда. Эпоха всепоглощающего льда...»

– Историк!

Он поднял взор и увидел приближающихся к нему трех мужчин. Двоих Антилопа сразу узнал – Нетпара и Тумлит. Еще один представитель знати, сопровождавший их, был круглощеким и коренастым. На нем была одета золотая парчовая мантия такого огромного размера, что, по всей видимости, будь этот человек вдвое выше и толще, он все равно выглядел бы в ней комично. Можно себе представить, сколь нелепо аристократ выглядел сейчас.

Нетпара от быстрого бега чуть ли не задыхался, его болтающиеся на животе складки одежды оказались перемазаны жидкой грязью.

– Историк империи Антилопа, мы хотели бы поговорить с тобой.

Крайне короткое время, отведенное для сна, а также совокупность всех остальных свалившихся на голову Антилопы проблем абсолютно не располагали к общению. Заставив себя успокоиться, он тихо произнес:

– Нельзя ли немного отложить это дело...

– Абсолютно невозможно! – взвизгнул третий дворянин. – Решение Совета не может быть проигнорировано вновь. Колтайн, конечно, занимается войной, однако он поставил нас в такие невыносимые условия, что мы больше не способны их терпеть. Если ты не передашь ему наше ходатайство, то мы будем вынуждены искать другой канал...

В ответ Антилопа только сощурился.

Тумлит прочистил горло, поднял водянистые глаза и извиняющимся тоном произнес:

– Историк, позволь мне представить Ленестро – представителя верховного сословия, последнего жителя Сиалка...

– Не просто последнего жителя, – взвизгнул Ленестро, – а единственного члена канисского семейства среди всех Семи Городов. Я был доверенным агентом самого большого предприятия, экспортирующего тончайшие дубленые верблюжьи шкуры. Я глава Гильдии, и меня уважает Первый Повелитель Сиалка. Не одному кулаку приходилось падать передо мною ниц, а сейчас я не способен добиться аудиенции грязного филолога...

– Ленестро, пожалуйста! – произнес Тумлит с раздражением. – Подобными словами ты навряд ли добьешься своей цели!

– Получить по лицу от грязного сального дикаря – да за такое дело императрица несколько лет назад моментально посадила бы его на кол. Я гарантирую, что она пожалеет о своем милосердии, когда узнает про здешний террор.

– О каком терроре ты говоришь, Ленестро? – тихо спросил Антилопа.

Тот широко раскрыл глаза, забормотал и покрылся красными пятнами.

В разговор вступил Нетпара.

– Историк, Колтайн призвал на службу всех наших слуг. Это не было похоже даже на просьбу. Виканские псы просто забрали наших людей, и когда один из вельмож попытался протестовать, его просто ударили по лицу и опрокинули на землю. Вернутся ли когда-нибудь наши слуги? Нет, не вернутся. Живы ли они до сих пор? Что за чудовищный приказ они получили? У нас нет ответов, историк.

– Неужели вы заботитесь о благополучии своих слуг? – спросил Антилопа.

– А кто приготовит нам еду? – плаксиво пискнул Ленестро. – Заштопает одежду, натянет палатку, нагреет воду для бани? Это же просто насилие над личностью!

– А меня в самом деле заботит их благополучие, – произнес Тумлит с грустной улыбкой.

Антилопа почему-то поверил этому человеку.

– В таком случае я похлопочу за них от вашего лица.

– Конечно! – выкрикнул Ленестро. – Немедленно.

– Нет, по возможности, – закончил Тумлит.

Антилопа кивнул и повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.

– Но мы же не договорили! – заорал Ленестро.

– Все в порядке, – услышал Антилопа тихие слова Тумлита.

– Кто-то должен заткнуть всех псов! Их лай просто нескончаем!

«Пусть лучше лают, чем хватают зубами за пятки», – подумал Антилопа и пошел своей дорогой. Он ощущал практически физическое желание помыться: остатки крови с плотью на одежде и коже начали подсыхать. Проходя мимо многочисленных палаточных рядов, историк ощущал, что привлекает всеобщее внимание. Люди даже показывали вслед пальцем. «Только бы они не решили, что я – мародер», – размышлял Антилопа. Подобная перспектива обещала гораздо больше неприятностей, чем мелкие нападки со стороны лагерных собак.

Тем временем рассвет полностью вступил в свои права, и небо над головой окрасилось в нежно-розовый цвет.

Книга третья