Врата Мёртвого Дома — страница 4 из 6

Цепь Псов

Когда пески в безумном танце закружат, Появится она... восстав из лика яростной богини.

Ша'ика. Битидал

Глава одиннадцатая

Хочешь кость Тлан Аймасса найти, Пески Рараку ты в руке собери. Священная пустыня.

Без автора

Кульп ощущал себя крысой, сидящей в большой темной клетке под охраной великанов-людоедов. Снаружи сновали огромные тени, готовые каждую минуту разорвать его в клочья. Вступая в Путь Меанаса раньше, он никогда не чувствовал себя таким... испуганным.

Маг знал, что кроме него здесь находится масса других незваных гостей: вся атмосфера Пути была пропитана духом враждебности. Его собственная душа, выскользнувшая из тела, была вынуждена притаиться, съежиться от ощущения этой ужасной силы. Вокруг простиралось множество пустынных дорог, а водовороты пыли отмечали из них те, на которые было запрещено ступать в любом случае. Все органы чувств, подвластные полноправному магу, кричали ему: «Здесь ты найдешь свою верную гибель». Кульп чувствовал себя совершенно одиноким, а пустынный ландшафт только лишь добавлял пессимизма в его мрачные размышления.

Кульпа начало трясти от ужаса.

В своих мыслях незримой рукой маг потянулся назад к тому месту, где покоилось его тело, ощутил движение крови в своих сосудах, успокаивающую тяжесть плоти и костей. В действительности он сидел, скрестив ноги, в мягком кресле капитанской каюты на «Силанде», разглядывая настороженно-беспокойного Геборийца. Остальные члены команды ждали в этот момент на палубе, мрачно рассматривая окружающий их беспощадный ровный горизонт.

Да, им нужно было найти дорогу назад. Древний Путь, в котором они обнаружили себя абсолютно случайно, был затоплен вязкой жидкостью, покрывающей сушу в виде неглубокого, но обширного океана. Гребцы могли продвигать «Силанду» вперед на протяжении нескольких тысяч лет – до тех пор, пока дерево, составляющее корпус судна и весла, не рассыплется в прах, пока кожа на барабане не провиснет и не порвется на части. «Однако к тому моменту мы превратимся в мертвецов... Не просто в мертвецов, а в тлен...»Чтобы выбраться наружу, им нужно было срочно обнаружить способ перемещения Путей друг относительно друга.

Кульп проклинал свои ограниченные возможности. Будь ему подвластен Серк, Денул, Д'рисс или любой другой Путь, доступный для смертного человека, Кульп уже давно нашел бы решение проблемы. «Однако Меанас к ним не относится. Здесь нет морей, рек, нет ни одной проклятой Худом лужицы». С помощью свой силы маг до сих пор старался найти брешь в мир смертных, и чем дольше он старался, тем яснее понимал тщетность своих попыток.

Их команда была связана своеобразными здешними законами природы. Складывалось впечатление, что какой-то всевышний решил поиграть с ними в игры – в этом мире не было ни причин, ни следствий. Сидели бы они в повозке, запряженной лошадьми, портал Пути привел бы их к бескрайней степи... Исконные природные элементы представляют собой непререкаемый порядок бытия: земля к земле, воздух к воздуху, вода к воде.

Когда-то давно Кульп слышал об одном верховном маге, который ухитрился уклониться от этих непререкаемых законов; возможно, некоторые боги и всевышние также обладали подобным знанием. Однако они были столь же далеки от скромного боевого мага, сколь кузнечные инструменты великана-людоеда от бедной крысы, сидящей в клетке.

Да, эта задачка была для настоящего профессионала. Протащить горстку спутников через свой Путь было сложной, но вполне посильной целью. Однако здесь шла речь о целом корабле. Кульп надеялся на то, что в Пути Меанаса ему, словно гром среди ясного неба, придет простое, элегантное решение. «С изяществом поэзии. Не сказал ли когда-то давно сам Рыбак Кель'тат, что поэзия и волшебство являются лезвиями одного и того же ножа, который торчит в сердце каждого смертного? Как же теперь найти эти грани?»

Кульп удрученно осознал, что, находясь в Пути Меанаса, он ощущает себя столь же ограниченным, сколь и в кресле капитана на корабле. «Искусство иллюзии само по себе очень изящно. Здесь должна быть какая-то хитрость... с помощью которой можно выбраться на свободу. Реальное и ложное в сознании любого смертного идут рука об руку. Что же является более мощной силой? Неужели реальность может быть столь похожа на миф?»

Внезапно его ощущения изменились. Кульп понял, что теперь он находится здесь не один. Плотный, неподвижный воздух Пути Меанаса, где тени, проходя через которые, человек ощущал трепещущий экстаз, были похожи на матовое стекло, начал увеличиваться в объеме, а затем искажаться. Складывалось впечатление, что к нему приближается что-то огромное, раздвигая перед собой воздух, причем очень быстро.

Внезапно магу на ум пришла одна мысль. Более того, она оказалась... очень элегантной. «Копыто Тогга, неужели я смогу сделать подобное? Возрастающее давление, пустой кильватер, течение. Худ, эта жидкость – вовсе не вода, однако очень на нее похожа.

Я надеюсь на это».

Кульп увидел, как Антилопа в тревоге отпрыгнул назад, ударившись головой о невысокую поперечную балку каюты. Маг скользнул обратно в свое тело и облегченно вздохнул.

– Пришло время идти, Гебориец. Всем приготовиться! Старик потер на затылке ушибленное место и спросил:

– Приготовиться к чему?

– Ко всему.

Кульп скользнул обратно, мысленно зацепившись за якорь внутри Меанаса.

Прибывающий Незваный гость обладал такой силой, которая заставляла неподвижный воздух неистово колебаться. Маг заметил, что находящиеся рядом тени дрожат, как будто готовы распасться на части. Атмосфера наполнилась яростью. То, что прошло через Путь, привлекло внимание сильных мира сего – Повелителя Теней, Гончих... Неужели этот Путь действительно живет своей жизнью? В любом случае приближающееся существо было самонадеянным и равнодушным.

В следующее мгновение Кульпу на ум пришел ритуал Сормо, который затянул их в Путь Тлан Аймасса неподалеку от Хиссара. «О, Худ, Сольтакен и Д'айверс... но такая огромная сила! Кто же в Абиссе обладает ею?» На языке вертелось только два варианта: Аномандер Рейк, Сын Тьмы, и Осрик. Оба относились к Сольтакенам, оба были неимоверно высокомерны. Если бы их место занимал сейчас кто-то другой, то до Кульпа, несомненно, давно бы дошли подобные слухи. «Воины всегда говорят о героях. Маги – о Всевышних». Да, Кульп несомненно бы об этом знал.

Рейк должен был сейчас находиться в Генабакисе, а Осрик еще около века назад отправился в путешествие на далекий южный континент. «Что ж, может быть, этот ублюдок с холодными как лед глазами вернулся». В любом случае скоро все станет ясно.

Чудовище прибыло, шмякнувшись брюхом о влажную почву.

Дракон низко припал к земле. Как же сильно представшее перед глазами создание не походило на образ дракона, который сложился в сознании мага! «Это не Рейк и не Осрик». Кожа твари была похожа на высушенную акулью шкуру, а размах крыльев делал Сына Тьмы по сравнению с ним настоящим карликом. «Да, Рейк имел в себе кровь драконьей богини». В этом драконе не было ни капли грации и изящества. Он имел кривые конечности с несчетным количеством суставов, которые, словно у подбитой летающей мыши, выступали из-под грубой кожи. Голова чудовища напоминала передний отрезок тела гадюки, причем ее поперечный размер чуть ли не превышал продольный. На вершине черепа вращались два крохотных глаза. Лба у зверя практически не было: над глазами череп круто скашивался назад, переходя в шею и массивные мышцы челюсти.

Это создание дышало первобытной древностью. Кроме того, с самого первого момента Кульп безотчетно почувствовал: дракон был бессмертен.

Маг понял, что зверь знал о его местонахождении, паря в воздухе на расстоянии двадцати размахов рук.

Как только послышалось хлопанье крыльев, Кульп упал на спину и прошептал несколько слов заклинания Верховного Меанаса – все, что он знал. В воздухе образовалась брешь, достаточная для того, чтобы беспрепятственно проникнуть одному наезднику вместе с лошадью. Однако с противоположной стороны образовался вакуум; в ту же секунду кружащий вокруг ветер превратился в ураган, поднявший страшный рев. Колеблясь меж двух Путей, Кульп с благоговейным трепетом смотрел на то, как нос «Силанды» медленно засасывает в прореху. Брешь начала расширяться, становясь все больше и больше. Внезапно переборки корабля затряслись. Благоговейный трепет превратился в страх, а затем в ужас. «О нет, мне же почти удалось».

Пенистая вода молочного цвета хлынула вокруг борта корабля. Портал начал бесконтрольно расширяться, и вся масса воды понеслась сквозь него.

Стена воды накрыла Кульпа несколькими секундами спустя – оторвавшись от якоря, он потерял мысленную связь с Меанасом и больно ударился о пол. Именно так: он вновь находился в капитанской каюте «Силанды» и стонал от боли. Тело Геборийца лежало на пороге каюты; старик с трудом пытался найти хоть какую-то точку опоры, а «Силанда» качалась на волнах.

Как только маг решил подняться на ноги, Гебориец набросился на него с упреками:

– Скажи, что все находится под контролем, маг! Скажи, что это твоих рук дело.

– Конечно, идиот. Неужели непонятно? – зацепившись руками за мебель, он поднялся на ноги, переступил через священника и добавил: – Держись, старик! Мы рассчитываем на тебя!

Не став прислушиваться к бормотанью Геборийца, Кульп с трудом начал пробираться к главной палубе.

Если огромная сила, таящаяся внутри Меанаса, была неспособна противостоять вероломному вторжению непрошеного гостя, то и прореха, которую он образовал, оказалась гораздо больше обычной. «Я только что был на грани разрушения своего собственного Пути. Однако реальность невозможно обмануть... Что за чепуху я пытаюсь внушить сам себе?.. Обман – моя повседневная работа».

Кульп выбрался на главную палубу и поспешил к корме. Геслер и Непоседа сидели на румпеле; оба смеялись, словно чокнутые, пытаясь удержать правильный курс. Внезапно Геслер напрягся. Маг обернулся и увидел в воздухе неясное темное пятно, которое медленно принимало очертания дракона. Его узкий, покрытый прочной чешуей хвост покачивался из стороны в сторону. Чудовище чем-то напоминало змею, которая проворно ползет по песку. Через несколько мгновений огромная голова повернулась в их сторону; безжизненные черные глазницы застыли на Кульпе.

Геслер покачнулся.

Превозмогая сильный ветер, маг подошел к корме, схватился за малую мачту и застыл. Прореха была уже очень далеко, однако все еще видима. «А это значит... О, Худ!» В этот момент на палубу слева от Сольтакена-дракона хлынул огромный поток воды. Но он не растекся по всей палубе: маг заметил, что по краям неимоверной волны виднеются чьи-то тени. Послышался треск дерева, а вода все прибывала. Кульп потерял надежду. Брешь в Пути оказалась столь огромна, что ее просто невозможно было закрыть.

«Повелитель Тени и все остальные почтенные Всевышние, которые меня сейчас слышат! Может быть, я и не верю в большую часть из вас, но сейчас пришло самое время доказать свое существование. Причем быстро! Подарите мне иллюзию, здесь и сейчас! Поверьте мне!» Следя взглядом за прорехой, Кульп широко расставил ноги, высвободил мачту от хватки и поднял руки в небо.

«Я закрою... она затянется!» В то же мгновение изображение перед глазами мага поплыло. Он почувствовал, как из глаз потекли слезы, объединившись в один ручеек. Поток воды замедлился. Кульп поднапрягся, пытаясь сделать иллюзию как можно более реальной. Ноги затряслись, а пот полился ручьем, мгновенно пропитав всю одежду.

Реальность уплыла за горизонт. Иллюзия выглядела неясным пятном. Колени Кульпа подогнулись, поэтому ему пришлось схватиться за мачту, чтобы не упасть. «Я проиграл, сил больше не осталось. Полное поражение. Смерть...»

Сила, которая толкнула его в спину, была настолько реальной, что Кульп неосознанно обернул голову назад. Из глаз посыпались искры. В ту же секунду он почувствовал, как теплая сочувственная энергия начала распространяться по его телу. Разведя руки, словно орел, он медленно оторвался от наклоненной палубы. Сила поддерживала его висящим в воздухе, а воля, словно глыба льда, сковала мышцы.

Эту силу подарил кто-то из бессмертных. Воля, раскрепостившая душу, принадлежа дракону. Мучаясь сомнениями и кривясь от отвращения, дракон почувствовал странные магические усилия Кульпа... и решил дать ему свободу. Даже более того.

Маг вскрикнул. Боль, словно огромная коса, пронзила все его тело.

Еще бы! Бессмертные даже не догадываются о лимитах обыкновенной живой плоти, и Кульп почувствовал это на своей собственной шкуре.

Находящаяся на расстоянии прореха медленно затянулась. В то же самое мгновение Кульп почувствовал, что через него пошел поток других, доселе не виданных сил. Это были остальные всевышние, которые заметили яростные призывы мага и решили поиграть с ним в черную игру. «У них на уме одни только забавы. Черт бы побрал каждого из вас в отдельности и всех вместе. Я забираю назад свои мольбы! Вы слышите меня? Худ, забери их всех обратно!»

Постепенно он ощутил, что боль начала стихать. Как только в мага вселились другие силы, дракон потерял к нему всякий интерес. Кульп оставался висеть в воздухе на высоте нескольких футов от палубы, а ноги продолжали подрагивать, никак не оправившись от невиданной доселе энергии. Да, почувствовать себя на минуту бессмертным было очень приятно. Однако скоро Кульп ощутил, что страстно хочет принять свой первоначальный облик.

В то же мгновение он обрушился вниз, больно ударившись коленками.

«Наконец-то меня разжаловали, а то я уж было начал волноваться...»

Подбежал Непоседа, помахивая над головой бурдюком с вином. Кульп жадно схватил губами горлышко и набрал полный рот терпкой жидкости.

– Мы движемся по кильватеру дракона, – произнес солдат. – Хотя уже и не по воде. Что бы ты ни сделал, маг, но это сработало.

– Игра не закончена, – пробормотал Кульп, пытаясь успокоить дрожащие руки и ноги. Перевернув бурдюк, он вновь отпил порядочную порцию вина.

– Посмотри на себя, – произнес Непоседа с улыбкой. – У тебя на затылке такая шишка...

– Мне уже все равно, в черепе давно не осталось мозгов...

– Ты начал светиться голубоватым светом, маг, – никогда не видел подобного... Худ возьми, получится прекрасная байка для посиделок в таверне.

– О да, наконец-то я достиг бессмертия. Худ бы всех побрал!

– Ты еще держишься на ногах?

Кульп не был настолько гордым человеком, чтобы не принять помощь дружеской руки от солдата.

– Дай мне несколько секунд, – произнес маг, – и думаю, мне удастся вызволить нас обратно, в наш родной мир.

– Неужели нам вновь предстоят подобные испытания?

– Надеюсь, что нет.

Фелисин стояла на малой палубе у кормы, наблюдая, как маг и Непоседа передают друг другу бурдюк с вином. В этот момент она почувствовала присутствие всевышних: трезвый разум незримо следил за кораблем и всеми его пассажирами. Однако хуже всех был дракон: холодный и равнодушный. «Мы были для него подобны блохам на шерсти, вот и все».

Девушка обернулась назад. Баудин наблюдал за огромным крылатым явлением, которое уносилось вдаль. Обмотанная бинтами рука головореза покоилась на поручне борта. Послышался свист ветра, волны начали мелькать с невиданной скоростью. Тем не менее весла вздымались в воздух в прежнем мерном ритме. Стало понятно, что «Силанда» двигалась не просто под действием мышечной силы гребцов, несмотря даже на то, что гребцы были бессмертные.

«Стоит только посмотреть на нас! Кучка жалких марионеток. Мы даже не знаем, каким будет наш следующий шаг в этом сумасшедшем, полном ужасов путешествии. У мага есть только его волшебство, у старого солдата – каменный меч, у парочки молодчиков – вера в бога с бивнем. Гебориец... У него нет ничего. А что касается меня, то я обладаю огромной ценностью – оспинами и шрамами. Вот и все наше достояние».

– Тварь готовится...

Девушка взглянула на Баудина. «О да, я же забыла этого головореза. У него есть свои собственные секреты, и их, по сути, совсем немало».

– Готовится к чему? Неужели ты успел еще стать экспертом среди драконов?

– Впереди что-то маячит – видишь, как изменился цвет неба? – Девушка кивнула. Монотонный серый покров начал постепенно принимать желтовато-латунную окраску. «Думаю, надо об этом сообщить магу...»

Однако как только Фелисин обернулась, пятно разрослось, заняв собой половину неба. Откуда-то издалека послышался яростный вой. О борт Силанды начали биться едва заметные тени – острый нос лодки буквально протискивался сквозь них. Дракон в последний раз махнул крыльями и пропал в трепещущем аду латунного огня.

Развернувшись, Баудин обнял Фелисин своими огромными руками и повалил на палубу, прикрыв сверху. В первое мгновение девушка подумала совсем о другом, однако тут же ощутила сильнейший жар и шипенье окружающих языков пламени.

«Дракон обнаружил Путь... который истребит всех его блох».

Девушка содрогнулась, почувствовав, что пламя лижет тело Баудина. В воздухе – запах паленой плоти и волос. Кожаный жилет, спина, волосы громилы – все было объято огнем. Несмотря на окружающее безумие, ее чуть не вырвало.

В этот момент, схватив без всякого видимого усилия девушку на руки, Баудин вскочил и побежал в сторону трапа, ведущего к главной палубе. Со стороны послышались дикие крики. Фелисин открыла глаза и увидела Геборийца, чьи татуировки, источающие черный дым, начали неистовый танец. Старик покачнулся, бросился к борту и в мгновение ока перемахнул через него.

«Силанду» полностью охватил огонь.

Баудин обогнул главную мачту, и они увидели Кульпа, который бежал им навстречу. По всей видимости, маг хотел сообщить головорезу какую-то важную информацию: он изо всех сил напрягал свое горло, пытаясь перекричать неистовый рев огня. Однако Баудин, испытывающий сильнейшую боль, не соображал ничего. Взревев, он грубо оттолкнул Кульпа в сторону и ринулся дальше.

Миновав главную палубу, они с бешеной скоростью побежали к корме. Все моряки исчезли – они то ли просто сгорели, то ли скрылись в трюмах, где людей ожидала еще более мучительная смерть. Напряжение Фелисин спало. Осознав, что пути к спасенью нет, она раскинула руки, чуть ли не с улыбкой принимая бушующее окружающее пламя.

В полном спокойствии девушка почувствовала, как Баудин перемахнул за борт.

Пролетев несколько метров, парочка с грохотом упала на плотный слежавшийся песок. Продолжая держать друг друга в объятьях, они покатились по пологому склону и остановились около груды круглых камней, обточенных, по всей видимости, долгим контактом с водой. Ярко-желтый огонь пропал.

Когда пыль, окружавшая их, немного осела, Фелисин с удивлением увидела над головой яркое солнце и голубое небо. Около уха зажужжала пчела, причем настолько естественно, что девушку бросило в дрожь. Стены, которые долгое время держали ее сознание под неусыпным вниманием, внезапно обрушились. «Мы вернулись домой, – подумал а Фелисин. – Теперь в этом нет никакого сомнения».

Рядом послышался стон Баудина. Громила медленно вскарабкался на корточки, под ногами едва слышно шелестела галька.

Девушка подняла взгляд. Волосы с головы ее телохранителя исчезли напрочь, обнажив лысину цвета закаленной бронзы. Кожаная жилетка превратилась в грязные лохмотья. На спине они выглядели подобно причудливой сети, смастеренной из золы. Из-под обрывков виднелись запеченные участки плоти. Бинты на руке также отсутствовали, обнажив отечные пальцы и ушибленные суставы. Однако в остальном тело Баудина не пострадало – не было ни одной значительной раны. Более того, громила стал выглядеть более сдержанным.

Телохранитель медленно встал на ноги, каждое движение сопровождалось гримасой боли на изможденном лице. Для Фелисин он выглядел большим размытым темным пятном. Баудин широко раскрыл глаза и принялся тщательно себя осматривать.

«Не совсем то, на что ты рассчитывал. Боль ушла – это я вижу по лицу, остались только ужасные воспоминания. Ты выжил, но каким образом? Я чувствую... Ты чувствуешь, что здесь что-то не так...

Неужели ты стал бессмертным, Баудин?»

Взглянув на девушку, головорез помрачнел.

– Мы живы, – с вздохом произнесла она. Осмотревшись, Фелисин поняла, что они находятся в узком русле высохшей реки. С противоположной стороны русло было завалено крупными валунами размерами с человеческий череп. По всей видимости, когда-то давно огромное течение просто снесло часть горы, а затем постепенно пересохло. Ширина русла составляла не более пяти шагов, а глубина – удвоенный человеческий рост. Берег был представлен причудливым чередованием разноцветных слоев песка.

Стояла нестерпимая жара; пот потек по спине Фелисин сплошными ручьями.

– Попробуй найти способ выбраться отсюда, – произнесла она.

– Ты чувствуешь запах Отатарала? – пробормотал Баудин. На душе девушки заскребли кошки. «Неужели мы вернулись на этот проклятый остров?»

– Нет, я ничего не чувствую. А ты? Он отрицательно покачал головой.

– Я тоже, но меня преследует странное ощущение...

– Не очень приятное известие, – фыркнула девушка. – Однако пока нужно найти способ выбраться наверх. «Ты, верно, думаешь, что я начну благодарить тебя за спасение своей жизни, не так ли? Ты ждешь хотя бы слова, жеста или взгляда... Лучше не трать время, головорез – ожидание может продлиться вечно».

Не найдя лучшего выхода, парочка, окруженная стаей мух, двинулась по дну сухого канала. Стояла такая тишина, что они слышали эхо своих шагов.

– Я стал тяжелее, – произнес Баудин по прошествии нескольких минут ходьбы.

Фелисин остановилась и внимательно на него посмотрела.

– Что?

Громила пожал плечами.

– Тяжелее, – помассировав отечную кисть, он добавил: – Более стойким, что ли... Внутри произошли какие-то изменения, однако я не знаю, что именно.

«Какие-то изменения», – девушка ощутила леденящий страх.

– Я могу поклясться, что должен был обгореть до самых костей, – произнес Баудин и нахмурился еще сильнее.

– Не могу похвастаться тем же, – ответила Фелисин и, развернувшись, двинулась дальше. За ней, вздохнув, вынужден был последовать Баудин.

Через несколько минут они обнаружили боковой отрог, который спустя еще некоторое время вывел их на ровное пространство. Осмотревшись, парочка поняла, что находится на краю невысокой горной гряды, за которой простиралась широкая долина, покрытая выжженной землей. С противоположной стороны долины поднимались более высокие и острые горы; их вершины постепенно скрывались за волнами жара. На расстоянии пятисот шагов от себя они заметили темную фигуру, у ног которой виднелось еще одно лежащее тело.

– Гебориец, – произнес, прищурившись, Баудин. – Он стоит.

«А другой? Кто он? Мертвый или живой?»

Не отрывая взгляда, они двинулись плечом к плечу по направлению к старику. Его одежда также превратилась в обгорелые лохмотья. Кожа, сплошь покрытая татуировками, практически не пострадала.

Приблизившись, Гебориец сухо усмехнулся и указал жестом на лысую голову Баудина.

– Тебе идет!

– Что? – язвительно произнесла Фелисин. – Теперь вы начали считать друг друга братьями?

Бесформенная масса у ног старика оказалась распластанным телом Кульпа. Осмотрев его, девушка пришла к неутешительному заключению.

– Он мертв.

– Не совсем, – возразил Гебориец. – Маг выжил, однако очень сильно ударился, перемахнув за борт.

– В таком случае, надо привести его в сознание, – произнесла Фелисин. – Я не собираюсь ждать на этой жаре до той поры, пока он досмотрит все свои сладкие сны. Если ты, старик, случайно не заметил, то я напомню: мы вновь очутились в пустыне. А это означает дикую жажду. Я уж не говорю о том, что у нас нет никаких продуктовых запасов. В конце концов, никто не имеет ни малейшего понятия, где же мы находимся...

– На материке, – тихо произнес Гебориец, – Семь Городов.

– Откуда тебе это известно? Бывший священник пожал плечами.

– Я просто знаю.

Кульп застонал и поднял голову. Пощупав на лбу огромную синюю шишку, он медленно осмотрел окрестности. На лице появилось уныние.

– Армия Седьмых располагается вон там, – произнесла Фелисин.

Посмотрев доверчиво на спутников, маг устало улыбнулся:

– Очень смешно, девушка. – Поднявшись на ноги, он пристально осмотрел со всех сторон горизонт, тщательно понюхал воздух, а затем уверенно произнес: – Материк.

– Почему твои белобрысые волосы даже не опалились? – спросила Фелисин. – Этот вопрос мучает не только меня.

– И при чем тут Путь этого дракона? – добавил Гебориец.

– Худ бы меня побрал, если я скрываю от вас какую-то информацию, – ответил Кульп, ласково растирая рукой свою шишку. – Мне в самом деле известно очень немногое. Хаос, вихрь... я никогда не видел ничего подобного... Однако это, в сущности, ничего не значит – в конце-то концов, я же не всевышний...

– Точное замечание, – пробормотала Фелисин. Маг искоса взглянул на нее:

– А отметины на твоем лице уже практически не видны. Теперь уже Фелисин, не ожидая подобной реплики, непроизвольно вздрогнула.

Баудин прыснул со смеха.

Резко обернувшись, она произнесла:

– Что же здесь смешного?

– Я заметил этот факт гораздо раньше, однако он не красит тебя ни на йоту.

– Достаточно пустой болтовни, – вмешался Гебориец. – Сейчас уже полдень, а это означает, что до вечерней прохлады еще очень далеко. Всем нам необходимо временное укрытие от зноя.

– Вы видите хоть какие-то следы моряков? – произнес Кульп, которого, видимо, волновала только эта мысль.

– Они все погибли, – произнесла Фелисин. – Как только корабль охватил огонь, моряки скрылись под палубой... Да, мертвы. Что ж, зато уменьшилось количество голодных ртов.

В ответ на это у окружающих слов не нашлось.

Кульп двинулся в путь первым, решив, по всей видимости, добраться до длинной горной гряды, видневшейся на горизонте. Спутники последовали за ним, не проронив ни слова.

Двадцать минут спустя маг остановился.

– Нам лучше поторопиться, – произнес он. – Я ощущаю запах приближающегося шторма.

– А я – запах затхлого пота, – фыркнула Фелисин. – Ты стоишь слишком близко, Баудин. Сгинь с моих глаз!

– Уверен, что если бы он мог это сделать, то подобное событие давно бы произошло, – отстранение пробормотал Гебориец. Мгновение спустя старик удивленно поднял глаза, будто не понимая, как подобная мысль могла вырваться из его уст; похожее на жабу лицо бывшего священника скривилось от испуга.

Фелисин помедлила, пока участившееся дыхание не пришло в норму, а затем повернулась лицом к головорезу.

Маленькие глаза Баудина, похожие на пару медных монет, не отражали ровным счетом ничего.

– Телохранитель, – произнес Кульп, медленно кивнув. Обернувшись к Геборийцу, он продолжил ледяным тоном: – Давайте покончим с этим раз и навсегда. Я хочу знать, что представляют из себя наши спутники и что у них на уме. Я упустил это из виду ранее по одной простой причине: Геслер со своими солдатами были живы, и, в случае чего, они могли сослужить нам хорошую службу. Однако сейчас все изменилось. У этой девушки есть телохранитель – почему? Именно сейчас я не вижу ни одного человека, который бы питал интерес к этому жестокосердному созданию, – добавил маг, кивнув в сторону Баудина. – Значит, оно было необходимо вам раньше. Так кто же эта девушка, Гебориец?

Поморщившись, бывший священник произнес:

– Это сестра Тавори, маг. Кульп опешил.

– Тавори? Адъюнкта? Так что же, во имя Худа, она делала в шахтерских катакомбах?

– Именно Тавори и послала меня туда, – произнесла Фелисин, – Ты прав: привязанность никогда не надо брать в расчет. Поэтому я и превратилась просто в еще одно звено среди вереницы арестантов города Унты.

Потрясенный маг обернулся к Баудину.

– Да ты же Коготь, не так ли? – воздух вокруг Кульпа начал блестеть, и Фелисин догадалась, что он открыл свой Путь. Маг оскалил зубы. – Ты представляешь собой воплощенное в плоти угрызение совести адъюнкта.

– Он не принадлежит к Когтю, – сказал Гебориец.

– Тогда кто же он?

– Чтобы объяснить это, потребуется освежить в памяти некоторые исторические подробности.

– Начинай.

– Вспомни старое-старое соперничество, – начал бывший священник, – Танцора и Сумрак. Танцор создал тайную силу, которая предназначалась для военных кампаний. Согласно имперскому символу, который изображал руку демона, сжимающую огромную планету, Танцор назвал их Лапами. Однако Сумрак по образу и подобию Лап создала Коготь. Лапы принадлежали к внешней силе и действовали за пределами империи, в то время как Коготь стал внутренней секретной полицией, представляя собой сеть шпионов и убийц.

– Однако Коготь используют и в тайных военных операциях, – произнес Кульп.

– Так стало только сейчас. Когда Сумрак стала наследницей после смерти Келланведа и Танцора, она послала свой Коготь вдогонку к Лапам. Признаки измены стали проявляться незаметно: раз за разом миссии начали терпеть поражение, однако в этот момент кто-то по небрежности просто проговорился о ведущейся диверсантской деятельности. Два огромных кинжала скрестились, и теперь вы можете наблюдать, к какому горькому финалу привело это противостояние.

– Коготь, конечно, победил. Гебориец кивнул.

– Сумрак превратилась в Лейсин, а Лейсин стала императрицей. Коготь покоится на вершине груды черепов, подобно жирной сытой вороне. А Лапы пошли по следу Танцора. Они потерпели поражение и исчезли с лица земли... Однако несколько людей до сих пор придерживаются совсем другого мнения. Лапы просто ушли в глубокое подполье – настолько глубокое, что большинство людей просто не подозревают об их существовании, – бывший священник усмехнулся: – Возможно, это соответствует истине и в случае с Танцором.

Фелисин изучающе посмотрела на Баудина. «Лапа. Что же моей сестрице оставалось делать с секретной сектой возрожденцев, которые помнили и чтили императора и Танцора? Почему бы не использовать Коготь? До сих пор Лейсин вовсе не нуждалась в том, чтобы вся эта история выплыла на поверхность».

– Было слишком горько сознавать подобные взаимоотношения между родственниками, – начал свою очередную тираду Гебориец. – Бросить свою же родную сестру в самое пекло – будто она была одной из множества безликих жертв... Думаю, этот пример ясно свидетельствует о преданности Тавори по отношению к императрице...

– Не только Тавори, но и всего Дома Паранов, – ответила Фелисин. – Наш брат стал изменником у Дуджека Однорукого на просторах Генабакиса, поставив тем самым всю семью под удар.

– Обстоятельства нарушили все планы, не так ли? – спросил Гебориец, пристально глядя на Баудина. – Фелисин вовсе не должна была надолго застревать в Черепной Чаше.

Он покачал головой.

– Невозможно вытащить человека против его же собственной воли, – произнеся эти слова, громила пожал плечами, как будто по данному поводу было абсолютно нечего добавить.

– Итак, Лапы до сих пор живы, – произнес Гебориец. – Тогда кто же командует вами?

– Никто, – ответил Баудин. – Я был рожден в этой системе. Нас осталась всего небольшая горстка, которая рыщет там и здесь. Несколько первых преемников унаследовали... секрет. Он заключается в том, что Танцор вовсе не мертв. Он вознесся – точно так же, как и Келланвед: мой отец был там и все видел... Город Малаз, ночь Лунной Тени.

Кульп фыркнул, но Гебориец медленно кивнул.

– По мнению Лейсин, я подошел в своих предположениях, – произнес бывший священник, – слишком близко к истине, и мне было отказано в доверии. Интересно, она догадывается о моих мыслях или знает точно?

Баудин пожал плечами.

– Когда мы в следующий раз будем болтать, я обязательно спрошу.

– Моя необходимость в телохранителе закончилась, – сказала Фелисин. – Убирайся с глаз, Баудин. Пускай забота моей дорогой сестрички катится через врата Худа!

– Девушка...

– Заткнись, Гебориец. Я буду пытаться убить тебя, Баудин. При каждом удобном случае. Если тебе дорога своя шкура, громила, то единственным выходом станет моя смерть. Убирайся, сейчас же!

Громила заставил ее удивиться вновь: он не стал обращаться к окружающим за поддержкой, а просто развернулся и двинулся в сторону небольшого пригорка, который они миновали несколько минут назад.

«Вот и все. Он уходит из моей жизни, ни проронив ни слова». Посмотрев Баудину вслед, она почувствовала, как сжалось ее сердце.

– Будь ты проклята, Фелисин, – взревел бывший священник. – Мы нуждаемся в нем гораздо больше, чем он в нас.

В разговор смешался Кульп:

– Знаешь, что у меня на уме? Я бы с большим удовольствием сейчас присоединился к нему, я даже согласен тащить тебя, старик, за собой. Давай оставим эту глупую ведьму наедине с самой собой, и благодаря моим непрестанным молитвам Худ заберет ее в свои объятья в течение пары дней.

– Ну что же, иди! – вызывающе выпалила Фелисин. Маг не обратил на эти слова никакого внимания.

– Я взял на себя ответственность за спасение твоей шкуры, Гебориец, и сдержу обещание, данное самому Антилопе. Поэтому теперь пришло время решить самому, старик.

Тот обнял себя руками, пытаясь сосредоточиться.

– Я обязан ей своей жизнью.

– Думала, ты совсем об этом забыл, – усмехнулась Фелисин. Старик отрицательно покачал головой.

Кульп вздохнул.

– В таком случае, решено. Полагаю, что Баудин в любом случае будет чувствовать себя без нас гораздо лучше. А сейчас пора двинуться в путь, иначе я скоро растаю, как кусок льда. По ходу, Гебориец, может быть, разъяснишь мне свою позицию по поводу Танцора. Говоришь, он жив? Это весьма интригующее заявление...

Пропустив мужчин вперед, Фелисин перестала слышать их разговор. «Ничего не изменилось, дорогая сестрица. Твой тайный агент убил моего любовника – единственного человека, которому в Черепной Чаше было до меня хоть какое-то дело. Я оказалась просто клиентом Баудина – ничем более, и самым ужасным в этой истории стало то, что мой охранник оказался неумелым толстокожим придурком. Он последовал за секретным символом своего отца – как патетично! Я найду тебя, Тавори. Ты окажешься в моей любимой реке крови, обещаю...»

– ... волшебство.

Это слово вырвало девушку из глубин подсознания. Взглянув на Кульпа, она увидела, что он ускорил шаг, а лицо побелело как мел.

– Что ты сказал? – переспросила она.

– Я сказал, что шторм, который догоняет нас сзади, – вовсе не природное явление, вот что я сказал.

Фелисин обернулась назад. Мчащаяся сломя голову песчаная стена уже охватила долину, которую они миновали совсем недавно. Пригорок, где Баудин покинул компанию, давно скрылся из глаз в серой мгле. Подобно огромному морскому чудищу, стена двигалась точно в их направлении.

– Мне кажется, пора делать ноги, – прохрипел Гебориец, обращаясь к ней. – Если мы успеем добраться до гор...

– Я понял, где мы находимся! – закричал Кульп. – Рараку! А это, – он указал жестом за спину, – Вихрь!

Впереди в паре сотен шагов виднелся высокий неровный склон холмов, усеянных камнями. Между вершинами простиралось глубокое ущелье, придавая холмам вид широких, изогнутых ребер.

Трое путешественников рванули вперед, несмотря на то, что каждый знал – они не успеют. Ветер, который бил им в спину, завывал, словно сумасшедший зверь. Мгновение спустя песчаная буря накрыла их с головой.

– Правда заключалась в том, что мы отсутствовали, так как искали труп Ша'ики.

Скрипач насупил брови и посмотрел на Трелла, сидящего прямо перед ним.

– Труп? Она умерла? Но как? И где?

«Неужели это работа твоих рук. Калам? Не могу поверить...»

– Искарал Пуст провозгласил, что она была убита войском Красных Мечей, что из Эхрлитана. По крайней мере, так ему нашептал Расклад.

– Не имел ни малейшего понятия, что Расклад Дракона может выдавать столь точные сведения.

– Насколько мне известно, он на это и не способен.

Спутники сидели на каменных скамейках внутри похоронного зала, что располагался, по крайней мере, двумя этажами ниже того уровня, который облюбовал для себя священник Тени. Скамьи примыкали боковой стороной к грубо отесанным каменным стенам, которые когда-то давно были украшены изразцами. Глубокие пазы, вырезанные в известняке прямо под сиденьями, свидетельствовали о том, что раньше они являлись пьедесталами, на которых покоились мертвые тела.

Скрипач скрестил ноги, прогнулся и опустился своими распухшими из-за множества трещин в костях коленями прямо на пол. «Эликсиры, мази... ускоряют заживление, успокаивают боль». Настроение было безрадостным: день ото дня верховный священник Тени находил одну причину за другой, чтобы отсрочить их отправление. Последней причиной стало отсутствие достаточного количества припасов. Непонятно, откуда Искарал Пуст вспомнил сапера Быстрого Бена, боевого мага. Непрерывная череда замыслов, сменявших друг круга. Казалось, он скоро начнет учитывать особенности отпечатков пальцев каждого члена их группы. «Вполне возможно, что подлинное существование этого человека основывается только на предположениях "если – это" и "в таком случае – то". Абисс Худа! Может быть, это на самом деле является отражением всей нашей жизни!»

Верховный священник все прошедшие дни без устали молол языком. «Плохо, что Быстрый Бен и эта колючка Тогга упомянули Треморлор. Дом Азаса, подобно Дому Смерти в Городе Малаз. Но что они в самом деле представляют из себя? Знает ли кто-то об этом? Вообще, на всем белом свете?» Информации, кроме слухов и неясных предостережений, практически не было. Большинство людей изо всех сил старались держаться от подобных домов как можно дальше; по всей видимости, так воспитывали всех жителей Малаза. «Просто покинутый дом, – скажут они. – Ничего особенного, кроме, быть может, нескольких призраков во дворе». Однако в глазах таких людей всегда будет гореть боязливый огонек.

Треморлор, Дом Азаса. «Здравые люди не ищут подобных мест».

– О чем-то задумался, солдат? – тихо спросил карлик Маппо. – Я увидел за последний час на твоем лице столько различных выражений, что ими можно было бы украсить огромную стену в храме Диссембре.

«Диссембре. Культ Дассема».

– Кажется, я сказал что-то неприятное для твоих ушей, – продолжил Трелл.

– В конце концов, каждый человек достигает такой отметки в своей жизни, когда любое воспоминание становится неприятным, – произнес Скрипач, оскалив зубы. – По всей видимости, я достиг такого рубежа, Трелл. Я чувствую себя старой, изношенной галошей. У Пуста на уме что-то нехорошее – по всей видимости, мы являемся частью какого-то грандиозного плана, в котором через некоторое время каждый из нас должен погибнуть. Пару раз я явственно чувствовал, что так оно и случится. Наверное, ты скажешь, что мой нюх меня и погубит. Но я не могу оставить подобные предчувствия без внимания, по крайней мере, сейчас. Этот человек без всяких усилий просто сбил нас с толку.

– Думаю, все дело в Апсале, – произнес через некоторое время Маппо.

– Да, и это меня беспокоит. Сильно беспокоит. Девушка не заслуживает новых испытаний.

– Икариум пытается добиться ответа, – сказал Трелл, опуская взгляд на полуразрушенный каменный пол. Масло, которым был наполнен светильник, практически закончилось, и комната погрузилась в неясную мглу. – У меня закралось такое сомнение: а не пытается ли верховный священник принудить Апсалу взяться за роль, к которой она и предназначена?

– Роль? Какую такую роль?

– Пророчество Ша'ики говорит о ее воскрешении... Сапер побледнел, а затем с яростью затряс головой.

– Нет, она на это не способна. Эти земли чужды для Апсалы, и богиня Вихря для нее абсолютно ничего не значит. Пуст может стараться и лезть из кожи вон, но у него ничего не получится, попомни мои слова! – внезапно забеспокоившись, Скрипач встал на ноги и принялся ходить из стороны в сторону. Его шаги отдавались тихим эхом где-то в вышине комнаты. – Если Ша'ика мертва, то она мертва. Худ не обращает внимания на какие-то тайные пророчества. Апокалипсис погаснет, не успев разгореться, а Вихрь спрячется под землю и уснет еще на несколько тысяч лет, до тех пор, пока не нагрянет новый Год Дриджхны...

– А еще Пуст, по всей видимости, вкладывает в это восстание очень большой смысл, – произнес Маппо. – Оно угаснет очень нескоро, либо, по всей видимости, священнику просто хочется в это верить.

– Сколько богов и Всевышних играют в эту игру, Трелл? – Скрипач помедлил, разглядывая древнего воина. – Неужели она физически похожа на Ша'ику?

Маппо пожал своими огромными плечами.

– Я видел пророка Вихря только однажды, да и то с очень большого расстояния. У нее была слишком бледная кожа для человека, который родился в Семи Городах. Темные глаза, невысокая – ничего примечательного. Однако люди говорили, что в ее глазах ощущалась невиданная сила. Темная и жестокая, – Трелл пожал плечами повторно. – Ша'ика гораздо старше, чем Апсала. Наверное, раза в два. Те же самые черные волосы. Детали не имеют значения в деле религии и вопросах служения богам, Скрипач. Возможно, возродится только душа, а не физическое тело.

– Эта девушка не заинтересована в мести по отношению к Малазанской империи, – пробормотал сапер, возобновляя беспокойные шаги.

– И что за темный бог пытается ею сейчас завладеть?

– Он исчез, – выпалил Скрипач. – Не осталось ничего, кроме некоторых блаженных воспоминаний.

– Однако каждый день девушка открывает для себя все больше и больше нового, не так ли?

Сапер не сказал ни слова. Если бы Крокус сейчас здесь присутствовал, стены содрогнулись бы от его гнева: парень не стеснялся в выражениях, когда речь заходила об Апсале. Он был еще молодым и по природе совсем не жестоким, однако Скрипач не сомневался, что он убьет Искарала без промедления, если узнает, что тот собирается использовать Апсалу. «А попытка убийства верховного священника станет по своей сути самоубийством. Хватать священника за бороду в его же собственном логове совсем неразумно».

Девушка продолжала рыться в своих воспоминаниях, и это была сущая правда. События последних дней вовсе не шокировали ее – по крайней мере, в той степени, что ожидал Скрипач. «Или надеялся». Это стало еще одним весьма беспокойным признаком. Несмотря на то что он уверял Маппо в отсутствии всякой заинтересованности девушки по отношению к уготованной роли, сапер должен был отметить, по крайней мере для себя, что уверенности в этом факте за последние несколько дней сильно поубавилось.

С подобными мыслями пришли воспоминания о силе. «И нужно было обратиться к ней лицом – в нашем мире, так же как и во всех остальных, оставалось совсем немного людей, которые бы нашли в себе силы обратиться к ней спиной». Искарал Пуст знал об этом абсолютно точно, что давало ему огромную фору. «Возложи на себя эту роль, девушка, и ты окажешься на вершине империи...»

– Конечно, – произнес Маппо, откинувшись на холодную стену и вздохнув, – мы можем сейчас идти по абсолютно неверному... – он медленно наклонился вперед и нахмурил брови, – пути.

Глаза Скрипача сузились на Трелле.

– Что ты имеешь в виду?

– Тропа Гуки. Перекресток Сольтакена и Д'айверса – в этом деле замешан Пуст.

– Объясни.

Маппо указал своим тупым пальцем на каменный пол под ними.

– На самом нижнем этаже этой башни имеется комната, в основании которой лежат известняковые плиты. Каждая из них отображает нечто подобное одной из карт Расклада Дракона. Ни Икариум, ни я подобного ранее не видели. Если там в самом деле изображен Расклад, то это его старинная версия. Там нет Арканов, зато имеются Крепости; их члены более грубые и примитивные.

– И как это соотносится с Изменяющими Форму?

– ТЫ можешь увидеть прошлое, как будто в заплесневелой, старой книге. Чем дальше ты смотришь назад, тем старше страницы, тем меньше на них информации. Они практически рассыпаются в твоих руках, и в конце концов ты остаешься с горсткой слов, многие из которых написаны на неведомом языке, – Маппо надолго закрыл глаза, а затем поднял взгляд вверх и продолжил: – Где-то среди этих рассыпанных слов перечислены создания, Изменяющие Форму. Они старше Сольтакена и Д'айверса, они считались старыми даже в Древние времена. Ни одна из рас не может провозгласить себя самой главной, поэтому образовалось четыре Старших Расы: Ягуты, Форкрул Эссейл, Тлан Аймасс, К'Чейн Ше'маль.

– Ни один из Изменяющих Форму не хочет подчиняться другому – в обычных обстоятельствах так оно и есть. Существуют исключения, но я не хочу вдаваться в подробности. Однако внутри каждого из них скрывается гнев – такой же древний, как и животная лихорадка: соблазн иметь господство. Командовать всеми остальными Изменяющими Форму, создать армию подобных тварей, которые бы стали рабами всех прихотей и желаний. Армия постепенно превратилась бы в империю. Империя ярости, которой до сих пор не видел белый свет...

– Ты утверждаешь то, – проворчал Скрипач, – что империя, рожденная Сольтакенами, будет изначально хуже и злее, чем любая другая? Я удивлен, Трелл. Злоба распространяется подобно раку в любой организации – будь она человеческой или нет, тебе же об этом очень хорошо известно. И со временем злоба растет. В конце концов, она становится вполне обыденным явлением. Проблема заключается в том, что препятствовать этому явлению неимоверно сложно.

В ответ Маппо выдавил лишь горькую улыбку.

– Хорошо сказано. Скрипач. Когда я говорил о ярости, то имел в виду последствия хаоса. Могу заверить со всей ответственностью: террор способен процветать также и в полном порядке, – Трелл в третий раз повел плечами, отодвинулся от стены и принялся разминать затекшие мышцы спины. – Изменяющие Форму способны собраться лишь при упоминании, что где-то рядом располагаются врата, ведущие их к господству. Стать богом среди Сольтакенов и Д'айверсов – да об этом мечтает каждый Изменяющий Форму, и его не остановят никакие преграды. Скрипач, мы полагаем, что врата располагаются прямо под нами и что Искарал Пуст сделает все, чтобы ни одна из этих тварей их не обнаружила. Священник Тени пошел даже на то, чтобы создать ложные тропы в пустыне, ложные отпечатки человеческих следов, которые якобы ведут к вратам.

– Думаешь, Пуст приготовил какую-то роль для вас с Икариумом?

– Вполне возможно, – заключил Маппо. Его лицо внезапно стало пепельно-серым. – Мне кажется, что он знает всю нашу подноготную, в том числе и об Икариуме. Он знает...

«Знает что?» – хотел было спросить Скрипач, однако сразу же догадался: Трелл не станет пускаться в объяснения. Имя Икариума было известно – не повсеместно, но достаточно широко. Вокруг этого странника – полукровки-Ягута – кружились, подобно рою надоедливых мух, слухи о зверских убийствах и геноциде, которым он был виной. Сапер мысленно покачал головой. Насколько он мог узнать Икариума, все эти сплетни чистой воды абсурд. Ягут был великодушным и сострадательным. И если страх окружающих все еще следовал за ним по пятам, то это было пережитком прошлого – в конце концов, юность всегда являлась порой максимализма. Икариум был слишком мудр и опытен, на его шкуре осталось слишком много шрамов, чтобы можно было представить его купающимся в реке крови. И на что только рассчитывал Искарал Пуст? Во что он пытался их ввязать?

– Возможно, – произнес Скрипач, – вы с Икариумом являетесь последней линией обороны священника Тени. Особенно если Тропы пересекаются здесь. «Конечно, спрятать врата от Изменяющих Форму – это весьма благородное и почетное дело, однако оно может стать фатальным... или даже хуже того».

– Возможно, – угрюмо подтвердил Трелл.

– Что ж, вы можете выйти из этой игры раз и навсегда. Трелл поднял взгляд и сухо улыбнулся.

– Боюсь, у Икариума есть своя собственная цель, которую необходимо отыскать. И она для него настолько важна, что мы вынуждены остаться.

Глаза Скрипача сузились.

– Каждый из вас приложит все усилия, чтобы воспрепятствовать использованию врат, не так ли? Об этом известно Искаралу, и он искренне надеется на это, не так ли? Священник хочет использовать благородство и чувство долга против вас же самих.

– А это очень действенная уловка. Если он увидит ее эффективность, то попытается воспользоваться ею против вас троих.

Скрипач нахмурился.

– Наверное, он приложил немало усилий, чтобы найти во мне слабое место, на котором можно сыграть. Солдаты всегда полагаются на чувство долга и чести, не так ли? А Худ этого до смерти боится. Что касается Крокуса, то он верен Апсале. А вот в отношении нее... – сапер погрузился в молчание.

– Точно, – Маппо протянул руку и положил ее на плечо Скрипача. – Теперь я вижу причину твоих страданий. И сочувствую тебе.

– Ты сказал, что вы сможете проводить нас в Треморлор.

– Конечно, дорога ведь очень опасна. Икариум принял решение выступить вашим проводником.

– В таком случае Треморлор действительно существует.

– Практически уверен.

– Кажется, пришло время присоединиться ко всем остальным.

– И рассказать им о наших размышлениях?

– Дыханье Худа, нет, конечно! Трелл кивнул, вскакивая на ноги. Скрипач предостерегающе зашипел.

– Что случилось? – спросил Маппо.

– Светильник потух – должно же было это когда-то случиться. Осторожно, мы в полной темноте, Трелл.

Храм производил на Скрипача гнетущее впечатление. Гигантские широкие стены первого этажа покосились, будто не выдержав веса огромного количества камня сверху. С ветхих швов на потолке постоянно сыпалась пыль, оставляя на брусчатом полу высокие горки. Прихрамывая вслед за Маппо, сапер начал подниматься по спиральной лестнице, которая должна была привести их ко всем остальным спутникам.

Около полудюжины бхок'арала, подобно теням, сопровождали спутников всю дорогу. Каждый из зверьков сжимал в руке несколько ветвей с зелеными листьями, используя их в качестве метлы. Время от времени один из бхок'арала начинал неистово колотить по какому-либо камню, пытаясь, вероятно, настигнуть невидимое насекомое. «Было бы странно, – подумал Скрипач, глядя на круглые, темные, морщинистые лица зверьков, выражающих сосредоточенность и ярость, – если бы эти обезьянки не унаследовали у своего хозяина Искарала Пуста неистребимую ненависть к паукам».

Маппо объяснил, что бхок'арала боготворят Священника Тени. Однако они не похожи на псов, преданных своему хозяину. Гораздо более верным является сравнение с послушниками, что не смеют ослушаться воли своего единственного бога. Неуклюжие ритуалы всегда сопровождались жертвоприношениями и тайными обрядами. Большинство из этих церемоний включали в себя использование человеческих отходов. «Мне кажется, что, когда ты не способен создать священную книгу, произведи на свет то, что тебе по силам». Непоседливые создания вносили в жизнь Искарала сутолоку и путаницу, и тот в свою очередь проклинал их, кидался метлами и заставлял заниматься бесполезными делами, например наполнять огромные мешки камнями.

Крылатые создания, по всей видимости, прониклись огромным значением этого мероприятия, и к утру все мешки были абсолютно полными. Обнаружив это, Пуст пустился в еще более яростные крики и плевки.

По пути Маппо задержался около хранилища, в котором находился запас факелов. Темнота являлась предметом ненависти для всех служителей Тени, и Пуст, как единственный верный подданный своего бога, старался во всем ему потакать. Пара спутников зажгла несколько факелов, несмотря на то, что они понимали, какое значение в этот ритуал вкладывает Искарал. И если Маппо хорошо справлялся и без света, то Скрипач в темноте мог продвигаться только на ощупь, крепко держась за перекрещенные ремни на спине Трелла. Добравшись до лестничной площадки, они остановились. В дюжине шагов позади держалась группа бхок'арала, которые о чем-то яростно спорили на своем никому не ведомом языке.

– Недавно этой дорогой прошел Икариум, – произнес Маппо.

– Неужели волшебство способно усилить твое чутье? – спросил Скрипач.

– Не совсем. Скорее всего, это свидетельство нашего многовекового общения...

– Имеешь в виду то звено, которое вас связывает?

– Не одно звено, а тысяча, солдат, – проворчал Трелл.

– Неужели ваша дружба лежит на тебе таким тяжелым гнетом?

– Некоторые люди способны взять на себя тяжелую ношу по собственному желанию.

Скрипач перевел дыхание.

– Говорят, что Икариума занимает проблема времени. Это правда?

– Да.

– Он построил какие-то магические приборы, чтобы измерять течение времени, и разместил их по всему миру.

– О да, ты говоришь о его временных картах.

– Он ощущает, что вплотную приблизился к своей цели, не так ли? Икариум находится на пороге открытия, и только ты способен предотвратить это событие. Маппо, неужели эта миссия и является твоим обетом? Оставлять Ягута в неведении?

– Да, в неведении относительно прошлого. Его прошлого.

– Эти слова пугают меня, Маппо. Ведь без истории невозможно никакого роста...

– Согласен.

Сапер вновь погрузился в молчание. Он пытался выбросить из своей головы мысли, рвущиеся на свободу. «В этом гигантском воине скрыта такая боль... Такая печаль... Неужели Икариум никогда не удивлялся? Не задавал вопросы за многовековую историю их совместных странствий? В таком случае, что составляет понятие дружбы для Ягута? Без воспоминаний все превращается в иллюзии, основанные только на доверии, и больше ни на чем. И как только на подобной почве в душе Икариума выросло такое огромное благородство?»

Они продолжили свое путешествие, взбираясь по бесчисленным протертым ступенькам вверх. После короткой паузы, в течение которой бхок'арала о чем-то жарко шептали, зверьки вновь заскользили вслед за гостями.

Очутившись наконец наверху, Маппо и Скрипач услышали эхо громких криков, разносившихся по длинному коридору из алтарной комнаты.

Сапер поморщился.

– Это, по всей видимости, Крокус.

– Да, и он не читает молитвы.

Войдя в комнату, они обнаружили молодого вора Дару на пределе терпения. Он держал Искарала Пуста за грудки его робы, пригвоздив к каменной стене, скрывающейся за пыльным алтарем. Маленькие ножки священника Тени беспомощно трепыхались на расстоянии десяти футов от земли. Поодаль стояла Апсала, скрестив на груди руки. Ее лицо, как обычно в последние дни, ровным счетом ничего не выражало.

Скрипач сделал шаг вперед и положил руку на плечо возбужденного юноши.

– Да ты же вытряхнешь из старика последний песок, Крокус...

– Именно этого он и заслуживает, Скрипач!

– Не буду спорить, но если ты кое-чего не заметил, то я тебе подскажу: вокруг собирается множество Теней.

– Он прав, – произнесла Апсала. – Я то же самое сказала несколько минут назад, Крокус. Ты сам находишься в нескольких мгновениях от Ворот Худа.

Дару помедлил, а затем с диким ревом отбросил старика в сторону. Верховный священник пролетел вдоль стены несколько метров, шлепнулся на землю и, тяжело дыша, принялся подбирать полы своей робы. Внезапно зазвучал его сухой, как рашпиль, голос.

– Эх, опрометчивая молодость! Я помню еще свои театральные жесты, когда, ковыляя в саду у тети Туллы, пытался распугать всех цыплят. Представляете, им не нравились мои соломенные шляпы. А ведь мне приходилось плести их в течение многих часов! Я изобрел уникальную разновидность плетения, а они так и не смогли оценить ее по достоинству. Вы бы видели мое разочарование, – он покачал головой и оскалился, взглянув на Крокуса. – Но эта девушка будет очень хорошо смотреться в моей новой, да и в старой заштопанной шляпе тоже...

Скрипач едва успел перехватить прыжок взбешенного юноши. С помощью Маппо ему удалось усадить Крокуса на место, а священник, весело хихикая, опрометью отпрыгнул в сторону.

Внезапно смех старика превратился в приступ неистового кашля; Искарал пошатнулся и схватился за стенку. Словно человек, потерявший зрение, он прислонился спиной к опоре. Священника трясло так, будто он на протяжении многих лет был беспробудным пьяницей. Но вот последние спастические хрипы, доносящиеся из его горла, прекратились; Искарал Пуст вытер мокрые от слез редкие ресницы и поднял глаза.

– Этот человек хочет, чтобы Апсала... – начал было ворчливым тоном Крокус.

– Мы знаем, – произнес Скрипач. – Этот факт стал понятен уже достаточно давно. Но вопрос заключается в том, что скажет по данному поводу сама Апсала, не так ли?

Маппо обернулся на сапера в крайнем удивлении, а тот подумал: «Похоже, на настоящий момент до этой простой мысли удалось додуматься только мне».

– Когда-то давным-давно меня уже использовал один всевышний, – произнесла Апсала, – и я ни за что не соглашусь по собственной воле на подобное испытание повторно.

– А тебя никто и не собирается использовать, – прошипел Искарал Пуст, начиная странный танец вокруг. – Ты будешь управлять, главенствовать! Навязывать свою волю! Устанавливать сроки! Любая вспышка раздражения, любая твоя причуда не останется без внимания; ты станешь жить, как избалованный ребенок, и это будет вызывать у окружающих еще большее поклонение, – странный старик резко наклонился вниз, помедлил, а затем прошептал: – Подобные перспективы весьма соблазнительны. Наконец-то ты сможешь стать самой собой: словно по мановению волшебной палочки, с тебя упадут все оковы приличия и привычек общества, с которыми не может не считаться большинство живых людей. Посмотрите же ей в глаза – она уже начинает колебаться!

– Неправда, – холодно произнесла Апсала.

– Да нет, именно так! Эта девушка внимает каждой моей мысли – как будто все они хором начали звучать в воздухе. Несомненно, что тень Веревки все же осталась внутри ее души. Эту связь невозможно прервать! Боги, я просто великолепен!

Фыркнув от омерзения, девушка широкими шагами вышла из комнаты.

Искарал Пуст стремительно бросился за ней.

Как только юноша Дару попытался догнать их, Скрипач перехватил его за ворот рубашки.

– Она сумеет позаботиться о себе, Крокус, – произнес сапер. – Это ведь должно быть очевидно, даже для тебя.

– В сложившейся ситуации кроется гораздо больше тайн и загадок, чем вы способны себе представить, – произнес Маппо, хмуро поглядывая вслед удаляющемуся верховному священнику.

Внезапно в холле послышались голоса, и через некоторое время на пороге комнаты появился Икариум в тяжелом походном плаще с капюшоном. Его темная кожа с зеленоватым отливом была покрыта толстым слоем пустынной пыли. Заметив вопросительный взгляд Маппо, Ягут пожал плечами.

– Он покинул храм, и мне удалось проследовать за ним до самого края шторма.

– О ком ты сейчас говоришь? – удивленно спросил Скрипач.

– Да о слуге, – ответил Маппо. Было заметно, что это известие ничуть не обрадовало Трелла. Обернувшись на Крокуса, он добавил: – Мы полагаем, что он является отцом Апсалы.

Глаза юноши расширились.

– А у него всего одна рука?

– Нет, – ответил Икариум. – Но несмотря на это, слуга Искарала Пуста – рыбак. В самом деле, его баркас можно обнаружить на самом нижнем этаже этой башни. Кроме того, он говорит на малазанском языке...

– Отец Апсалы потерял руку при осаде Ли Хенга, – произнес Крокус, отрицательно покачивая головой. – Он входил в состав повстанцев, которые удерживали стены, и рука этого человека просто сгорела, когда Армия империи захватила город.

– Однако когда в течение мирских событий вмешиваются боги... – произнес Маппо, а затем пожал плечами. – Одна из его рук выглядит... молодой... моложе, чем другая, Крокус. Как только мы принесли вас сюда, слуга просто пропал из глаз: Пуст скрывал его от вас. Почему?

– Ане был ли Повелитель Тени тем человеком, который организовал похищение девушки Котильоном? Когда Веревка забрал Апсалу к себе. Повелитель Тени мог беспрепятственно поработить и покровителя убийц. Пытаясь выяснить мотивы этих поступков, мы, скорее всего, ничего не добьемся: в первую очередь, здесь виновата пресловутая скрытность Повелителя Королевства Тени. Тем не менее, по моему мнению, в подобном развитии ситуации имеется некоторая логика.

Крокус резко побледнел. Его отсутствующий взгляд бродил где-то за пределами пустого дверного проема.

– Это часть единого замысла, – пробормотал юноша. Скрипач наконец-то понял тайный смысл слов Крокуса.

Обернувшись к Икариуму, он произнес:

– Ты сказал, что след слуги шел по направлению к Вихрю. А существует какое-то особенное место, где было предсказано возрождение Ша'ики?

– Верховный священник сказал, что ее тело никто не трогал с тех пор, как оно упало под ударом Красных Мечей.

– И теперь оно находится внутри шторма? Ягут кивнул.

– Да ведь он прямо сейчас занимается тем, что подговаривает ее, – зашипел Крокус, и его руки, побелев, судорожно сомкнулись в кулаки. – «Возродись – и это позволит тебе вновь быть рядом с отцом».

– «Жизнь отданная – за жизнь принятую», – пробормотал Маппо. Трелл взглянул на сапера. – Ты чувствуешь в себе достаточно силы, чтобы начать преследование?

Скрипач кивнул.

– Я могу ехать верхом, идти пешком и даже ползти по земле, если того потребуют обстоятельства.

– В таком случае я начну готовиться к нашему отправлению.

В маленькой кладовой, где было припрятано снаряжение и походные рюкзаки, Маппо склонился над своим мешком. Судорожно шаря между постельной скаткой и брезентом для палатки, его руки наконец-то нащупали какой-то твердый, плотно обернутый предмет. Вытащив его на свет, он бережно развернул промасленную оленью кожу, обнаружив внутри странное оружие: твердую трубчатую кость, длиной около половины его предплечья. Рукоятка блестела золотом; по всей видимости, ею пользовались на протяжении не одного столетия. Она была столь велика, что умещала на своей поверхности две руки воина. Сейчас на ней был намотан тяжелый кожаный шнурок. Противоположный конец оружия оказался усеян множеством зубцов в форме шипов, каждый из которых достигал в размерах большого пальца руки и был окружен металлическим кольцом.

Внезапно ноздрей Маппо достиг слабый запах. Да, волшебство, которое хранило это оружие, до сих пор оставалось чрезвычайно мощным: сила семи Трелльских ведьм со временем не увядала, а становилась все более мощной. Данное оружие было найдено в горном потоке. Вода, наполненная минеральными солями, сделала кость прочной, как сталь, однако столь же тяжелой. Были найдены также другие части скелета этого странного, невиданного животного, но они остались у клана как высокочтимые фетиши, преисполненные огромной силы.

Только однажды Маппо удалось увидеть все фрагменты этого скелета. Животное, которому они принадлежали, оказалось вдвое больше равнинного медведя; верхние и нижние челюсти усеяны несколькими рядами огромных клыков, они, по всей видимости, мешали при жизни плотному смыканию рта. Бедренная кость, а именно ее он сейчас держал в своих руках, была очень похожа на птичью. Несмотря на это, она чрезвычайно тяжела и вдвое толще, чем полая рукоятка, которая примыкала с одной стороны. Вдоль нее там и здесь просматривались гребни, при жизни, они, по всей видимости, служили местом прикрепления огромных мощных мышц.

Под весом грозного оружия руки Маппо немного затряслись.

Из-за спины донесся голос Икариума:

– Не помню, чтобы ты хоть раз использовал эту штуку, друг. Не желая поворачиваться лицом к Ягуту, Маппо закрыл глаза и произнес:

– Нет. «Ты не помнишь».

– Я окончательно сбит с толку, – продолжил Икариум. – Каким образом ты собираешься такую огромную вещь засунуть в свой потрепанный походный мешок?

«Еще один трюк клана ведьм – маленький личный Путь, скрытый от посторонних глаз. Но его сила не должна была распространяться на столько веков вперед. Они говорили о месяце, максимум – двух. Но ведь прошли века! – Взгляд Маппо вновь опустился на оружие, лежащее в руках. – В этих костях изначально была заложена огромная сила; эти ведьмы лишь немного что-то подправили – наложили какие-то заклинания, позволяющие находиться костям вместе. Возможно, единственная кость просто подпитывается каким-то образом от Пути... или на нее влияет горстка тех раздраженных людей, которых я в порыве гнева навсегда закрыл в своем собственном Пути. Удивляюсь, как это могло произойти...» Трелл вздохнул, завернул оружие, отправил его в глубь мешка и туго завязал кожаным шнурком. Затем Маппо обернулся и одарил Икариума улыбкой. Ягут собирал свое собственное оружие.

– Видимо, наше путешествие в Треморлор вновь откладывается, – произнес он, покачивая плечами. – Только что Апсала отправилась вслед за своим отцом.

– А он поведет ее к тому месту, где лежит распластанное тело Ша'ики.

– Нам нужно поспешить за ней, – произнес Икариум. – Возможно, это позволит перехитрить Искарала Пуста с его недобрыми намерениями.

– Не только Пуста, но и богиню Вихря – подумай, кто, кроме нее, мог так тщательно все спланировать?

Ягут нахмурился. Маппо вновь вздохнул.

– Подумай над этим, друг. Ша'ика была провозглашена как Провидица Апокалипсиса практически с самого своего рождения. Она готовилась около сорока лет в Рараку только к этому событию... Рараку не слишком похоже на милое местечко, и четыре десятилетия, проведенные в ней, не могут не повлиять даже на избранных. Скорее всего, провидица всю свою жизнь только и думала об этом моменте – война требует новой крови.

– Вспомни, а не сказал ли когда-то один солдат, что Котильон выпустил из своей хватки девушку только благодаря угрозам самого Аномандера Рейка? Подобное развитие ситуации все ближе и ближе продвигало девушку к самой императрице...

– Так думают все, – произнес Маппо. – Искарал Пуст – Верховный священник Тени. Мне кажется, что лучше всего принять следующую точку зрения: неважно, насколько хитрым является Пуст, но Повелитель Теней и Котильон гораздо более хитрые. Несоизмеримо. Поэтому Апсала, находящаяся под контролем Веревки, никогда бы не смогла приблизиться к Лейсин – об этом сразу бы разнюхали доносчики Когтя, не говоря уже об адъюнкте со своим мечом из Отатарала. Но Апсала больше не находится под властью Котильона, и тот наверняка сделал вывод, что она больше не является простой рыбачкой, не так ли?

– Один проект внутри другого. Ты обсуждал этот вопрос со Скрипачом?

Маппо отрицательно покачал головой.

– Я могу ошибаться. Возможен тот вариант, что Повелители Тени просто увидели возможность захвата господства над пересечением Путей в свои руки. Кинжал наточен, а в подобной суматохе пустить его в ход – проще пареной репы. Единственное, чего я не понимаю, почему воспоминания Апсалы возвратились так быстро... и так безболезненно.

– А мы никак не поспособствовали ей?

– Вот это мне действительно неизвестно.

– Апсала становится Ша'икой. А Ша'ика защищает Малазанские армии, освобождает Семь Городов. Лейсин, желая единоличной власти, прибывает с армией ради того, чтобы поработить непокорных граждан, которые проживают на этих землях.

– Однако вооруженная знаниями и умениями Котильона, Ша'ика убьет Лейсин. Наступит конец империи...

– Конец? – поднял бровь Икариум. – Скорее всего, появится новый император или императрица, находящаяся под властью богов Тени.

– Довольно тревожный прогноз, – проворчал Маппо.

– Почему? Трелл нахмурился.

– У меня появилось внезапное видение, которое открыло императора Искарала Пуста... – Тряхнув головой, он поднял мешок и перекинул его через плечо. – С этого момента, мой друг, лучше всего будет, если мы оставим этот разговор между нами.

Икариум кивнул. Поразмыслив, он произнес:

– У меня есть один-единственный вопрос, Маппо. – Да?

– Я ощущаю, что приближаюсь к разгадке... своей сути. Я ближе, чем когда-либо раньше. Нам сказали, что Треморлор – это понятие временное.

– Да, я тоже слышал, однако что это означает, не знает никто.

– Думаю, это значит ответ. По крайней мере, для меня. Обо всей моей жизни.

– Что ты хотел спросить, Икариум?

– Если я открою свое прошлое, то как это отразится на мне сегодня?

– Ты спрашиваешь меня? Но почему?

Взглянув на Маппо прищуренным взглядом, Икариум улыбнулся.

– Потому, мой друг, что все мои воспоминания покоятся внутри тебя, и ни одно из них ты до сих пор не готов открыть.

«Итак, мы вновь пришли к этой ... теме».

– Тот, кем ты являешься, Икариум, не зависит от меня и, тем более, моих воспоминаний. Что за ценность таится в твоем прошлом, которая могла бы оттолкнуть нас друг от друга? Я сопровождаю тебя, друг, в твоем поиске. Если истина – твоя истина – существует, то мы ее обязательно отыщем.

Икариум кивнул, эхо последнего разговора вернулось к нему. «Что-то не так. Предки мои, что-то не так!»

– Внутренний голос подсказывает мне, что ты, Маппо, являешься частью скрытой от меня истины.

Сердце Трелла наполнил лед. «Я никогда не видел его таким уверенным – неужели близость Треморлора заставляет открывать все скрытые двери?».

– Пройдет еще немного времени, и ты все узнаешь.

– Думаю, что так оно и случится.

Они стояли друг перед другом и изучающе себя рассматривали. Один мучился невинным вопросом, а другой прикладывал громадные усилия, чтобы не проговориться, «И все равно до сих пор нас связывает необъяснимая дружба».

Икариум протянул руку и сжал плечо Маппо.

– Нам пора присоединиться к остальным.

Скрипач легко прыгнул в седло своей гральской лошади, которая ждала его у основания высокого храма Искарала. Бхок'арала, визжа и что-то тараторя на своем языке, сновали вверх-вниз по всей огромной стене, аккуратно спуская на спины мулов провиант и походное снаряжение. Одна из обезьянок, не рассчитав усилия, сорвалась со скалы и, жалобно пискнув, рухнула вниз. За ней последовал огромный кулек с продуктами. В ту же секунду из самого верхнего окна показалась фигура Искарала Пуста, который, недолго думая, высыпал на голову беспомощному созданию целый мешок с тяжелыми камнями; ни один из собратьев даже не оглянулся в сторону несчастного.

Сапер оглядел Маппо и Икариума, и, несмотря на то, что они работали с обычной непринужденностью, он почувствовал возникшее между друзьями напряжение. Скрипач решил, что это стало следствием их недостаточной откровенности друг перед другом. «Да, кажется, что перемены затронули каждого из нас». Оглянувшись назад, он увидел Крокуса, который с едва сдерживаемым раздражением сидел на спине унаследованной запасной лошади. Несколькими минутами ранее этот парень сидел за столом и с неутомимым усердием играл своим острым кинжалом, втыкая его попеременно между широко распластанными пальцами левой руки. Несколько раз сапер уже заставал его за этим занятием, и каждый раз суетливые движения Крокуса граничили с безрассудством. И несмотря на то, что он был довольно умел, отсутствие жизненного опыта заставляло его действовать на пределе своих возможностей. «Конечно, это пройдет», – размышлял Скрипач, наблюдая за юношей в повседневной жизни. А достичь совершенства в своем деле невозможно, ни разу не поранившись. Драка на ножах была всегда довольно грязным делом. Но сейчас Крокуса подталкивала холодная решимость, и сапер знал, что это не просто желание сохранить свое достоинство. Парень не будет достаточно быстро метать ножи, пока дюжина неприятельских стрел не пролетит в нескольких дюймах от его телабы. «А через несколько часов возможность такого риска несказанно возрастет».

Солнце уже давно перевалило через зенит, и небо было подернуто легким желтым туманом, который остался в воздухе после Вихря. Волшебный шторм до сих пор продолжал бушевать всего в нескольких десятках лиг от храма, в самом центре Рараку. Удушающее покрывало песка над головой делало жару еще более невыносимой.

Маппо освободил стонущего бхок'арала, получив в благодарность сильный укус в запястье. Животное с помощью крыльев и цепких лап моментально забралось на стену, начав бешено визжать что-то в сторону Трелла.

Скрипач крикнул в его сторону:

– Нам пора!

Маппо кивнул, и они вместе с Икариумом тронулись вниз по дороге.

Сапер был рад, что ему пришлось только раз обернуться назад и увидеть напоследок несчетное количество бхок'арала на стене храма, машущих рукой в знак прощания, и Искарала Пуста, который чуть не выпадал из своего окна, чтобы достать ближайшее к нему животное огромной палкой своей вездесущей метлы.

Армия изменников Апокалипсиса Дона Корболо разбрелась по взъерошенному травяному ковру, покрывающему холмы на южной оконечности равнины. Вершину каждого возвышения украшали палатки младших командиров, над которыми развевались красочные стяги, свидетельствующие о принадлежности хозяина к тому или иному племени и роду войск. Между небольшими городками, состоящими из палаток и повозок, в низине располагались обширные стада домашних быков и лошадей.

Охранные заставы поселений виднелись издалека: они были окружены тремя рядами умирающих заключенных, прикованных на деревянных распятиях. Вокруг каждой жертвы кружили стаи ночных бабочек и ризанов.

Самая наружная линия эшафотов высилась над земляными укреплениями и рвами, располагаясь на расстоянии пятидесяти шагов от позиции Калама. Убийца лежал плашмя в высокой желтой траве. Вокруг него поднимался жар иссушенной земли, который пах пылью и полынью. Поверх Калама ползали насекомые, чьи цепкие лапки прокладывали бесцельные тропы по его ладоням и предплечьям. Однако убийца их абсолютно не замечал: все его внимание было приковано к ближайшей медленно умирающей жертве.

Это был малазанский юноша, возрастом около двенадцати-тринадцати лет. Ночные бабочки усеяли его руки от плеч до самых запястий, сделав их похожими на большие крылья. У ступней и ладоней скопилось огромное количество кишащих ризанов – как раз в том месте, где плоть была пронизана железными прутами. У мальчика уже не было ни глаз, ни носа – все его лицо представляло собой страшную рану, однако он до сих пор оставался живым.

Вид этого несчастного разъедал сердце Калама подобно кислоте, которую плеснули на бронзу. В ногах почувствовался холодок; картина страдающего юноши отбивала всякое желание жить самому. «Я не могу спасти его. Я не могу даже убить его во имя сострадания. Ни этот парень, ни сотни других несчастных малазанских жертв, окружающих армию, не дождутся ничьей помощи. Я не способен сделать абсолютно ничего». Осознание этого факта чуть не свело убийцу с ума. По прошествии огромного количества лет своей долгой жизни он начал бояться только одного: беспомощности. Но не той беспомощности, в которой находятся узники или несчастные, подвергаемые пыткам, – и то и другое Каламу довелось пережить. Он знал, что пытка может сломать любого, кого угодно. «Но видеть подобное...» Калам боялся своей ничтожности, боялся неспособности изменить с помощью своих рук и ног существующий в мире порядок.

Именно по этой причине картина страдающего юноши так глубоко засела в душе Калама. «Я не могу ничего поделать. Ничего». Убийца уставился на расстоянии пятидесяти шагов в невидящие глазницы мальчика – настолько пристально, что, казалось, начал приближаться к нему... Все ближе и ближе... С каждым вздохом... И вот он достаточно близко, чтобы прикоснуться своими губами к опаленному детскому лбу, чтобы прошептать... ложь. «Твоя смерть не будет забыта; ценность той жизни, с которой ты мечтаешь расстаться, слишком велика. Ты не один, детка...» Ложь... Юноша был действительно один. Один в своей ускользающей, слабеющей жизни. И в тот момент, когда парень превратится в труп, сгниет и развеется по ветру, подобно сотням других несчастных, окружающих сейчас армейский лагерь, он будет предан забвенью. Еще одна безликая жертва. Еще один, постигший истинную ценность своей жизни.

Империя будет добиваться мести любой ценой, и число убитых будет расти. Основная угроза империи всегда звучала так: «Горе, в которое вы окунули нас и наш народ, возвратится к вам в десятикратном размере». Если Каламу посчастливится и он убьет Лейсин, то, возможно, на трон взойдет такой человек, который сможет разрешить эту проблему мирным путем. Убийца и Быстрый Бен даже догадывались, кто может стать подобным человеком. «Но это будет только в том случае, если все пойдет по плану». Однако сейчас уже было слишком поздно.

Калам медленно перевел дыхание, с трудом сообразив, что лежит на большом муравейнике, обитатели которого все настойчивее пытались доказать его неправоту. «Я лежу, словно бог, на их маленьком мире, и муравьям это совсем не нравится. Мы с ними гораздо более сходны, чем кто-то мог бы подумать».

Калам пополз сквозь траву обратно. «В конце концов, это же не первая сцена террора, свидетелем которой мне довелось стать. Солдат изучает каждую разновидность оружия, которой ему приходится владеть, и до тех пор, пока он остается в своем ремесле, это правило работает без всяких сбоев. Но, боги, я не знаю, что станет с моей психикой, когда у нас воцарится мир!»

Ухватившись за эту леденящую душу мысль, которая, словно мышечное напряжение, просачивалась сквозь его тело, Калам достиг заднего склона холма. Жертвы скрылись из поля зрения. Осмотревшись вокруг, убийца попытался было найти взглядом Апта, однако этот демон словно провалился сквозь землю. Поднявшись на корточки, он медленно поковылял назад, где в осиновой роще его ожидали все остальные.

Как только он приблизился к невысокому кустарнику, окружавшему деревья с серебряными листьями, Минала приподнялась с травы, напряженно держа в руках арбалет.

Калам качнул головой. В полной тишине они заскользили между стройными стволами деревьев, через пару минут приблизившись к остальной группе.

Кенеба охватила очередная волна лихорадки. Его жена. Сельва, склонилась над ним с плотно сжатыми губами, однако в расширенных глазах светился страх, граничащий с паникой. Женщина постоянно прикладывала ко лбу своего мужа мокрый платок и тихо что-то шептала, пытаясь унять начинающиеся судороги. Их дети, Ванеб и Кесен, были неподалеку, старательно ухаживая за лошадьми.

– Насколько плохи наши дела? – спросила Минала, медленно разряжая арбалет.

Калам в течение какого-то времени отряхивал со своего тела несчетное количество муравьев, а затем вздохнул:

– Мы не сможем их обойти. Я видел флаги западных племен – их лагеря до сих пор растут, а это означает, что Одан на западе вовсе не пустует. Если мы двинемся к востоку, то наткнемся на деревни и города, которые сначала освободили, а затем поработили пришлые гарнизоны. По этой причине весь горизонт на востоке представляет собой один лишь дым.

– Если бы сквозь это было нужно пробраться тебе одному... – задумчиво проговорила Минала, смахивая рукой в сторону густые черные волосы, которые закрывали лицо. Ее светло-серые глаза упрямо смотрели прямо на убийцу. – Просто еще один солдат Апокалипсиса. Это будет простой задачей – ты будешь якобы нести службу на южной заставе, а однажды ночью просто ускользнешь в темноту.

– Все не так просто, как ты думаешь, – проворчал Калам. – В этом поселении имеются маги. «А у меня в руках совсем недавно была Книга – по всей видимости, мне недолго пришлось бы оставаться анонимным...»

– Но что это меняет? – спросила Минала. – Может быть, ты и заработал себе репутацию, но ты же не всевышний.

Убийца пожал плечами. Он поднялся, достал рюкзак, поставил себе под ноги и начал рыться в его содержимом.

– Ты не ответил мне, капрал, – продолжила Минала, глядя на него в упор. – К чему это самомнение? Ты не похож на человека, которого можно ввести в заблуждение, поэтому, скорее всего, ты что-то от нас скрываешь. Какую-то важную деталь... относительно своего недавнего прошлого.

– Волшебство, – пробормотал Калам, вынимая из мешка небольшой предмет. – Это не мое. Это принадлежит Быстрому Бену, – протянув на всеобщее обозрение странную вещицу, убийца скривился в горькой усмешке.

– Камень.

– Точно. Уверен, что на вас произвело бы гораздо большее впечатление, если бы это оказался ограненный алмаз или слиток золота. Однако на свете нет ни одного здравомыслящего мага, который бы снабдил волшебной силой столь ценный предмет. В конце концов, кому придет в голову красть обычный камень?

– Я слышала легенды, рассказывающие прямо противоположное...

– Конечно, ты можешь обнаружить волшебство, заключенное в драгоценности, но колдуны создавали их только с одной целью – поймать в ловушки несведущих... Большинство из этих предметов оказалось проклято, а остальные превратились в некие магические шпионские устройства, посредством которых маги могли следить за передвижением людей, а в ряде случаев – даже наблюдать за ними. По крайней мере, Коготь пользовался этим хитроумным методом практически постоянно. – Калам подбросил камень в воздух, поймал его, а затем внезапно переменился в лице: – Этот предмет я взял с собой в качестве последней надежды... «В действительности, таковым он был и во дворце Унты».

– И на что же он способен?

Убийца поморщился, вспомнив обстоятельства, при которых камень-амулет попал в его руки. «У меня отсутствует ключ. Этот ублюдок Быстрый Бен так и не открыл мне его. Это твоя крапленая карта в колоде, Калам, – сказал он, – которую нужно умело использовать. С этой штуковиной ты можешь идти как хозяин прямо в тронную залу – гарантирую». Оглядевшись вокруг, убийца заметил неподалеку невысокий плоский каменный пригорок.

– Всем приготовиться к пути.

После этого Калам присел на корточки около пригорка, установил на него свой магический камень, а затем нашарил у подножья еще один булыжник, равный по размерам предыдущему. Тщательно взвесив его в руке, убийца поразмыслил, а затем со всего размаха рубанул им что есть силы по амулету.

К величайшему изумлению, он раскрошился, как кусок влажной глины.

Через несколько мгновений спутников поглотила темнота. Калам огляделся по сторонам, медленно поднимаясь на ноги. «Черт возьми, я обязан был догадаться».

– Куда мы попали? – встревоженным голосом произнесла Сельва.

– Мамочка!

Калам обернулся и увидел Кесена с Ванебом, они уже стояли по колени в невесть откуда появившейся золе. Пепел был перемешан с остатками обгорелых человеческих костей. Лошади занервничали – они яростно мотали мордами и били копытами: пыль, подобно густому дыму, наполнила воздух.

«Дыхание Худа, да мы же находимся в Имперском Пути!» Калам обнаружил, что стоит на широком, высоком диске серого базальта. Небо слилось с землей в бесформенной, бесцветной мгле. «Когда-нибудь я скручу тебе шею. Быстрый Бен!» До убийцы когда-то доходили слухи о существовании подобного Пути и даже о наличии конечной точки путешествия, однако все истории, гуляющие в Генабакисе, гласили, что Путь империи находился в самом зачатке своего развития и не превышал по размерам нескольких сотен лиг, которые окружали окрестности Унты. «На самом же деле Путь направляется прямо в самый центр Семи Городов. А что по поводу Генабакиса? Почему бы и нет? Да, Быстрый Бен, немало бы я отдал за то, чтобы тебя сейчас поймал. Коготь...»

Тем временем дети успели успокоить своих лошадей и забраться им на спины – подальше от страшной обугленной золы. Калам обернулся назад и увидел двух женщин, тщетно пытавшихся поднять бессознательного Кенеба в седло.

Убийца приблизился к своему жеребцу. Тот лишь презрительно фыркнул, когда Калам вспрыгнул на него верхом и схватил поводья.

– Мы же находимся в Пути, не так ли? – спросила Минала. – Я всегда думала, что рассказы о потусторонних мирах есть не что иное, как выдумки колдунов и священников, которые пытались хоть как-то поддержать свой авторитет.

Калам буркнул в ответ что-то невразумительное. Ему за всю жизнь пришлось пройти такое количество Путей и хаотических водоворотов волшебства, что сомнения Миналы казались просто смешными. Эта женщина просто напомнила: для большинства окружающих людей существование параллельной реальности было столь незначимым, что они позволяли себе даже в этом усомниться! «Неужели такое игнорирование очевидных истин облегчает жизнь? А может быть, это просто слепой страх?»

– Думаю, уж здесь-то мы находимся в безопасности от Дона Корболо?

– Надеюсь на это, – пробормотал убийца.

– Но как мы сможем выбрать направление пути? Здесь нет никаких наземных ориентиров, следов...

– Быстрый Бен говорил, что здесь необходимо путешествовать с твердым намерением добраться до определенной цели, и Путь самостоятельно нас туда проводит.

– Неужели у тебя есть конечный пункт нашего путешествия?

Калам нахмурился и надолго замолчал. Затем, вздохнув, он произнес:

– Арен.

– Скажи, а сейчас мы в безопасности?

«В безопасности... Да мы наступили на улей шершней...» Вместо того убийца произнес:

– Поживем – увидим.

– Звучит очень обнадеживающе, – резко отозвалась Ми-нала.

Изображение обезображенного малазанского мальчика опять возникло в памяти Калама. Он обернулся и взглянул на детей Кенеба.

– Лучше уж подвергаться такой неопределенности, чем страшной неизбежности... – пробормотал убийца.

– Может быть, объяснишь свои слова? Калам отрицательно покачал головой.

– Довольно разговоров. Мне нужно мысленно представить город...

Лостара Ил подвела свою лошадь к краю зияющей дыры. В тот же момент она отчетливо поняла: несмотря на то, что за свою длинную жизнь ей не разу не доводилось лицезреть порталы в параллельные миры, в данный момент перед нею находился именно он. Его края начали постепенно тускнеть, подобно медленно затягивающейся ране.

Женщина помедлила. Убийца избрал наикратчайший путь как способ ускользнуть от армии изменника и добраться до Арена. Красный Меч знала, что у нее нет другого выбора, кроме как последовать за ними, потому что альтернативный путь до Арена был гораздо опаснее, холоднее и длиннее. Кроме того, вокруг располагалась армия Дона Корболо, и несмотря на то, что на Лостаре сейчас не было отличительных знаков Красных Мечей, пройти незамеченной рядом с изменниками было практически невозможно.

Итак, Лостара Ил стояла и размышляла.

Внезапно ее лошадь громко заржала и принялась пятиться назад: из портала, покачиваясь, появилась мужская фигура. Странник в серой одежде, с серой кожей и волосами поднялся на ноги прямо перед ней, осмотрелся вокруг своими странными светящимися глазами, затем улыбнулся и на живом малазанском языке произнес:

– Это совсем не та дыра, через которую я намеревался пройти. Примите мои извинения, если ненароком испугал вас, – мужчина вежливо поклонился, и это повлекло за собой огромную тучу пыли, которая медленно осела на землю. Лостара Ил догадалась – серой пылью была зола. Сейчас тонкие черты на лице мужчины приняли свой обычный темный цвет. Осмотрев еще раз женщину, в его глазах зажегся знакомый огонек.

– Я вижу, что вы носите на теле скрытую от глаз диадему.

– Что? – рука женщины невольно дернулась к эфесу меча. Заметив ее движение, мужчина еще шире расплылся в улыбке.

– Вы принадлежите к действующим офицерам Красных Мечей. Это означает, что мы с вами – союзники.

Глаза женщины сузились.

– А ты кто такой?

– Называйте меня Жемчужиной. А вы кажется, намеревались только что войти через врата Имперского Пути. Думаю, что так нам и надлежит сделать, пока портал окончательно не закрылся. Затем мы продолжим наш разговор.

– А ты не способен задержать врата, Жемчужина? В конце концов, ты же только что путешествовал внутри...

Мужчина сильно насупил брови, однако было сразу заметно, что эмоции на его лице являются притворными.

– Увы, эта дверь находится там, где по идее не может существовать ни одного портала. Конечно, к северу от здешних мест даже Путь Империи преисполнен огромным количеством... незваных гостей, однако они прорываются внутрь... так сказать, гораздо более примитивными способами. А поскольку очевидно, что данный портал – вовсе не ваших рук дело, то полагаю, что необходимо немедленно воспользоваться тем преимуществом, которое нам оказал кто-то другой.

– Этого не будет до тех пор, пока я не узнаю, кто ты, Жемчужина. Точнее, к кому ты принадлежишь.

– Естественно, я Коготь. Кому же еще доступна привилегия беспрепятственного путешествия по Имперскому Пути?

Женщина кивнула в сторону портала.

– Кто-то только что сотворил точно такую же привилегию для самого себя.

Глаза Жемчужины блеснули.

– А вот об этом придется рассказать тебе. Красный Меч. Несколько секунд она сидела в полной тишине, а затем, кивнув, произнесла:

– Хорошо. Это лучший вариант. Я согласна сопровождать тебя.

Жемчужина сделал шаг назад и рукой, облаченной в перчатку, пригласил жестом следовать за собой.

Лостара Ил ударила пятками по бокам своей лошади и нырнула внутрь.

Дыра, о которой так любил рассуждать Быстрый Бен, закрывалась гораздо медленнее, чем кто-либо мог предположить. С тех пор, как Красный Меч и Коготь проникли в Имперский Путь, прошло уже около семи часов, на безлунном черном небе заблестели звезды, а портал до сих пор зиял, окрашивая своими ярко-красными контурами окружающий сумрак.

До поляны начали доноситься крики тревоги и паники, которые охватили временные поселения Дона Корболо. Во всех направлениях начали двигаться группы конников, потрясая над головами зажженными факелами. Маги отваживались открывать свои Пути, пытаясь отыскать источник такого мощного волшебства.

А дело заключалось в том, что, втайне от всех пикетов и конных патрулей, из лагеря пропали тринадцать тысяч малазанских детей. Огромные деревянные кресты в одно мгновение оказались пустыми; на них остались только кровавые разводы как свидетельства совсем недавних мучений этих жертв.

Вся равнина в темноте покрылась огромным количеством ополоумевших теней, бесцельно бегавших и шумевших.

Апторианец стоял на поляне; его клыки, напоминающие острые кинжалы, светились в темноте зеленоватым светом. Черная шкура блестела от влаги, а густая щетина волос была покрыта мелкими капельками росы. Животное стояло в полный рост, а одно-единственное предплечье сжимало слабое тельце маленького мальчика. Кровь каплями скатывалась с ладоней и ступней, лицо представляло собой огромную обширную рану. Глаза отсутствовали, а на месте носа зияла огромная кровавая дыра. Из горла доносились слабые хрипы, а грудная клетка еле-еле вздымалась. Демон присел на нижние конечности и принялся ждать.

А тени тем временем хлынули сквозь деревья, приближаясь к порталу.

Апт поднял морду и широко натужно открыл рот, что было больше похоже на зевоту.

От теней отделилась фигура, которая приблизилась к поляне. Мерцающие глаза Гончей засекли демона практически рядом с собой.

– Думал, что уже потерял тебя – прошептал Повелитель Теней в сторону Апта. Ты слишком долго находился в западне Ша'ики и ее осужденной богини. Наконец-то ты вернулся, но, я вижу, совсем не один – далеко не один. Апт. Да, твои амбиции значительно выросли с тех пор, когда ты был просто слугой Властелина Демонов. Скажи мне, дорогуша, ну и что мне теперь делать с несколькими тысячами умирающих смертных?

Гончие смотрели на Апторианца так, будто он был их потенциальным обедом.

– Неужели я похож на мясника? Или, может быть, целителя? – голос Повелителя Теней поднимался все выше и выше, октава за октавой. – Неужели Котильон похож на доброго дядечку? Неужели мои Гончие выглядят как дворовые псы или лишенные матери щенки? – тень ярко вспыхнула. – Неужели ты окончательно сбрендил в своем заточении?

Апт начал быстро, сбивчиво оправдываться, его речь была больше похожа на треск или шипенье.

– Конечно Калам хотел их спасти! – закричал Повелитель Теней. – Но он знал, что это невозможно! Может быть только месть! А что сейчас? Теперь я должен расходовать свою драгоценную энергию для того, чтобы излечивать тысячи искалеченных детей! И ради чего?

Апт заговорил вновь.

– Слуги? А ты вообще себе представляешь размеры замка Теней – ты, однорукий тупица!

В ответ демон не проронил ни слова; его фасеточные глаза аспидного цвета ярко блестели на фоне небесных звезд.

Внезапно Повелитель Теней ссутулился и плотно запахнул свой невесомый воздушный плащ.

– Армия слуг, – прошептал он. – Слуги, покинутые родной империей, оставленные на растерзание кровожадным бандитам из лагеря Ша'ики... В их израненных детских душах... наверняка найдется место... для службы мне... – бог поднял взгляд на демона: – Тебе повезло. Я нашел пользу, которую можно со временем извлечь из твоего необдуманного поступка.

Апт благодарно зашипел и защелкал челюстями.

– Ах, ты хочешь еще вдобавок взять одного из них на службу себе? Юношу, которого ты сейчас сжимаешь в своих когтях? Но если ты в самом деле намереваешься продолжить попечительство этого убийцы – Разрушителя Мостов, то каким образом тебе удастся совмещать в себе столь противоречивые обязанности?

Демон что-то щелкнул в ответ.

Услышав это. Повелитель Тени разъярился:

– Какая наглость слышать подобное от тебя, изнеженный негодяй. Неудивительно, что ты потерял благосклонность властелина апторианцев, – бог впал в молчание, а затем медленно подался вперед. – Тебе известно, что принудительное врачевание стоит весьма недешево? – пробормотал он. – Плоть принимает прежнюю форму, в то время как разум корчится от болезненных воспоминаний... – он поднял свою тонкую руку, облаченную в широкий рукав, ко лбу ребенка. – Дитя, которое ты избрала для своего сопровождения, будет весьма... непредсказуемым, – повелитель Теней издал сухой смешок, и в этот момент раны на теле ребенка начали затягиваться, а изуродованное лицо приобрело здоровые очертания. – Какой цвет глаз тебе нравится, дорогуша?

Апт ответил.

Повелитель Теней сначала вздрогнул, а затем засмеялся – грубо и холодно.

– «Глаза являются призмой любви» – интересно, а они знают об этом? И вы вдвоем, рука об руку, будете ходить к торговцу рыбой каждый рыночный день, не так ли, моя дорогая?

Голова мальчика дернулась назад, кости приобрели свою первоначальную форму, а пара пустых глазниц медленно слилась в одну, заняв место прямо по центру над переносьем, которое, в свою очередь, плавно переходило на лоб. Единственный глаз придавал мальчику удивительное сходство с демоном.

Повелитель Теней отступил на несколько шагов назад и оценил свое творение.

– Ух, – прошипел он. – Так кто же ты теперь, парень, который смотрит на меня через такую необычную призму? Бездна, нет ответа! – бог резко обернулся и уставился на портал. – Коварный Быстрый Бен – я так и знал, что это твоя работа. Эх, далеко бы пошел этот бездельник, останься он под моим руководством...

Малазанский мальчик выбрался из объятий демона и присел на землю рядом с ним. Он был такой худой, что из-под кожи спины выпирали лопатки. Несмотря на то что юноша стал бессмертным, его хрупкое тело до сих пор сотрясала мелкая дрожь, однако на ужасном с точки зрения смертных лице проглядывала ироничная улыбка, которая так сильно напоминала апторианца!

Демон приблизился к порталу.

Повелитель Теней махнул рукой и произнес:

– Теперь вы можете идти по следу, оставленному Разрушителем Мостов. Насколько я помню, солдаты Вискиджака всегда были очень преданными. Калам вовсе не собирается при встрече поцеловать императрицу Лейсин в подбородок, я абсолютно в этом уверен.

Апт помедлил, а потом прочирикал что-то на прощание.

Лицо бога вновь перекосилось в гримасе, и он ответил:

– Этот верховный священник начинает беспокоить даже меня самого. Если он не способен обмануть охотников на Тропе Рук, то мое драгоценное королевство, которое всегда привлекало огромное число самозванцев, скоро будет просто переполнено, – Повелитель Теней покачал головой. – Это же было проще пареной репы, – бог медленно поплыл в сторону, а за ним неотступно последовали его Гончие, – Интересно, неужели настали те дни, когда уже невозможно найти надежной, верной помощи со стороны...

Через мгновение Апт с юношей остались одни – тени просто растворились в окружающей мгле.

Портал начал заметно тускнеть, постепенно закрывая сообщение между двумя параллельными мирами. Демон что-то ободрительно чирикнул. Парень кивнул в ответ.

Спустя несколько секунд они проникли в темную брешь, окруженную ярким красным венчиком.

Глава двенадцатая

Тысячелетия обнажили Священную пустыню.

Рараку была некогда желтым морем, а сейчас оно противостояло множеству ветров, находясь на пересечении Путей.

Она помнила древние флотилии – корабли из кости, паруса из человеческого волоса, которые покоились на вершине огромной горы...

Вода медленно уходила прочь, а на смену ей являлся песок.

Священная пустыня. Без автора

На вершине горы, известной под названием Самон, мирно паслась вереница белых ферральских коз. Их силуэт отчетливо виднелся на фоне ярко-голубого неба, напоминая дикое мраморное творение богов – белесый шрам, оставленный на теле долины, поглощенной плотными клубами пыли. То, что количество животных равнялось ровно семи, не скрылось от зоркого глаза Антилопы; двигаясь вместе с виканским патрулем из клана Безрассудных Собак по южному флангу процессии, историк догадался, что магическое число было предзнаменовано свыше.

В девятистах шагах позади патруля, с которым путешествовал Антилопа, следовало пять рот Седьмых, общим количеством чуть более тысячи человек, а на том же расстоянии позади них – еще одна патрульная группа, состоящая из двухсот пятидесяти виканов. Все вместе они составляли заградительный отряд, который блокировал бескрайние южные подступы к пятидесятитысячной толпе беженцев и огромному стаду домашнего скота. Точно такой же отряд находился с противоположной стороны, защищая северные границы. Внутреннее кольцо обороны составляли остатки верной хиссарской пехоты и флота, их униформу было легко заметить среди пестрой толпы беспомощных женщин, стариков и детей.

Арьергард из тысячи виканских воинов, представляющих все виды кланов, показался среди плотной пыльной тучи на расстоянии двух третей лиги к востоку от позиции Антилопы. Несмотря на то что викане разбились на несколько отрядов, они явно не справлялись со своей задачей. Конники титанси продолжали атаковать задние ряды колонны беженцев, поскольку те слишком растянулись. Да, задняя часть каравана Колтайна представляла собой кровоточащую рану, которую в настоящий момент было просто невозможно залечить.

Авангард двигался впереди огромной процессии и состоял из остатков выжившей армии Седьмых, среди которых была как легкая, так и тяжелая кавалерия, общей численностью около двухсот человек. Прямо перед ними, выглядывая из узких оконцев своих повозок, отдельно от прочего сброда ехала малазанская знать, окруженная с флангов десятью ротами пехоты Седьмых. Спереди их прикрывало около тысячи раненых солдат, перед ними катились телеги, заполненные инженерами со своим весьма потрепанным специальным снаряжением. Во главе этой исполинской массы народа, которую никогда не видывали здешние земли, скакал Колтайн в сопровождении тысячи приближенных воинов из клана Ворона.

Несмотря на идеально продуманную и безупречно функционирующую командную структуру войска, небольшие отряды Камиста Рело, словно гадюки, продолжал и жалить тылы: беженцев оказалось слишком много, а боеспособных профессионалов – явно недостаточно.

В армию Апокалипсиса Рело прибыл новый командир – безвестный предводитель титанси, который начал денно и нощно преследовать караван, заставляя его все дальше и дальше продвигаться на запад. В последнее время огромная масса подчиненных Колтайна стала похожа на длинную, окровавленную змею, которая прикладывала последние силы для того, чтобы не погибнуть. Да, этот новый командир представлял собой сейчас наиболее серьезную угрозу.

«Медленное, расчетливое уничтожение. С нами играют, как с детьми». Бесконечные клубы пыли затрудняли историку дыхание, а горло превратилось в наждачную бумагу. Их караван все больше и больше испытывал недостаток в воде, а воспоминания о реке Секале вызывали мучительные позывы к жажде. Ночная резня скота – овец, свиней и коз – значительно участилась, люди набирали огромные котлы свежей крови, и только это позволяло им не умереть от обезвоживания. Каждую ночь поселение оглашалось воплями животных, а в воздухе оживало огромное количество ночных бабочек и ризанов. С каждым закатом в воздухе повисала ужасная какофония предсмертных звуков, и она действовала на нервы Антилопы самым гнетущим образом. Впрочем, подобное действие обстановка оказывала не только на него. Несколько последних дней войско начало охватывать какое-то необъяснимое сумасшествие, и оно было столь же неумолимо, как и приближающаяся огромная армия Камиста Рело.

Капрал Лист скакал бок о бок с Антилопой в немом оцепенении, его плечи ссутулились, а голова упала на грудь. У историка создалось впечатление, что юноша за несколько дней сильно постарел.

А окружающее их войско все больше и больше приходило в упадок. «Мы ковыляем по самому краю пропасти, которая порой становится не видна. Нас постепенно уничтожают, однако до сих пор еще не удалось сломить ни одного воина. Бесконечное движение прерывается только на отдых, когда на закате несколько горнов возвещают о завершении дневного перехода. На какое-то мгновение все замирают. Пыль оседает, а люди продолжают пребывать в тупом недоумении: неужели прошел еще один день, а они до сих пор остались живы?»

Историк подошел к лагерю беженцев и начал пробираться между бесчисленными рядами палаток, навесов и покрытых пологом повозок. Все, что видели его глаза, он воспринимал с упрямой отрешенностью. «Историк, который должен был стать только очевидцем происходящего, до сих пор полагает, что ему удастся выжить. Осталось только описать детали событий на пергаменте, пребывая в хрупкой надежде, что истина – величайшая человеческая ценность. Эта повесть станет хорошим уроком будущим поколениям. Хрупкая надежда? Нет, это откровенная ложь и огромное заблуждение. Об этом уроке истории никогда никто не узнает».

А дети продолжали погибать. Они корчились, прижимаясь к груди своих матерей, и смотрели на них так, будто те же самые матери высасывают из них последние жизненные соки. «Подобно свету масляной лампы, который, моргая, начинал все больше тускнеть. Наконец наступает тот момент, когда детские сердца теряют всякую надежду на избавление, они в последний раз вздрагивают, а затем останавливаются в немом изумлении... причем только для того, чтобы никогда уже не забиться вновь». Эти мысли отзывались ужасной болью в душах живых... Ярость от подобной несправедливости была всепоглощающей.

Стараясь не обращать внимания на материнские слезы, историк двинулся дальше. Перемазанный пылью, потом и кровью, Антилопа стал походить на призрака – отверженного наблюдателя... Он перестал посещать ночные собрания у Колтайна, несмотря на непосредственные приказы об обратном. Сопровождаемый только Листом, он скакал вместе с виканами по флангам и с тыла, наблюдал за Седьмыми, верноподданными хиссари, моряками, саперами, знатью и грязной кровью – именно так называли себя бедняки.

В течение всего путешествия Антилопа старался практически не разговаривать; его повсеместное присутствие стало вполне обыденным явлением, что позволяло окружающим не задумываться о наличии постороннего человека и не скрывать от него свои мысли. Несмотря на всеобщее отчаянье, у солдат хватало энергии на то, чтобы поделиться друг с другом своими собственными соображениями.

– Колтайн – это действительно демон, злая шутка Лейсин, сыгранная над каждым из нас. Он находится в союзе с Камистом Рело и Ша'икой, а восстание представляет собой не более чем тщательно спланированную шараду, основанную на том, что Худ прибыл сюда для порабощения мира живых. Мы преклоняемся своему худощавому покровителю, а вместо того проливаем кровь за Лейсин, Ша'ика, которые скоро станут в ряд с другими скрытыми героями.

– Худ обнаружил себя в огромной туче летающих ночных бабочек, он демонстрирует свой лик вновь и вновь... С каждым закатом бледнеющее небо все ярче вырисовывает его злобную ухмылку.

– А викане заключили договор с духами земли. Мы здесь находимся только ради того, чтобы через некоторое время удобрить почву...

– Ты выбрал неправильный путь, друг. Мы веселим богиню Вихря – только и всего. Мы станем дурным примером, который будет передаваться из поколения в поколение.

– Совет знати начал поедать детей.

– Где ты услышал об этом?

– Кто-то наткнулся на грязный пир прошлой ночью. Совет воздает мольбу старшим богам во имя того, чтобы не потерять своей упитанности...

– Для чего?

– Чтобы быть толстыми, я сказал. Это сущая правда. Поэтому бесчувственные духи бродят ночами по лагерю и собирают мертвых, а также погибающих детей, особенно тех, кто посочнее... Они не жалеют никого.

– Да ты сошел с ума...

– Нет, это правда, друг! Я собственными глазами видел этим утром обглоданные кости – огромную кучу... Среди них не было черепов, однако они были очень похожи на человеческие, только слишком маленькие... Ты бы, наверное, не отказался от жареного ребенка прямо сейчас, правда? Это гораздо лучше, чем полчашки какого-то густого месива, которое мы получаем в последние дни.

– Я слышал, что армия Арена всего в одном дне пути от нас, а возглавляет ее сам Пормквал. Кроме того, под его предводительством находится целый легион духов...

– Ша'ика мертва – ты, наверняка, слышал, как об этом завывали семки прошлой ночью. А сейчас они носят на себе густую золу, подобно второй коже. Кто-то среди Седьмых сказал мне, что прошлой ночью в засаде у пересохшего колодца он встретился лицом к лицу с одним из них. Глаза семка. по его словам, представляли собой две огромные дыры, подобно серым камням. Даже когда один из наших солдат насадил его на свой меч, в глазах этого семка так ничего и не отразилось. Я говорю тебе. Ша'ика мертва.

– Убарид был освобожден. Мы намереваемся в ближайшие дни повернуть на юг, и это остается единственной разумной мыслью. На западе нет абсолютно ничего. Совсем ничего...

– Ничего...

– Историк!

Этот крик с грубым фаларийским акцентом принадлежал покрытому с ног до головы пылью всаднику, который поравнялся бок о бок с лошадью Антилопы. Человек оказался капитаном Затишье, из-под его шлема выглядывали грязные пряди огненно-красных волос. Глядя на него, историк сощурился. Солдат устало улыбнулся.

– Похоже, ты потерял цель своего пути, старик. Антилопа отрицательно покачал головой.

– Я следую за караваном, – вяло ответил он, вытирая глаза, в которые попало несколько песчинок.

– Мы решили, что предводителя титанси, который находится где-то рядом, необходимо выследить и обезвредить, – произнес Затишье, сузив глаза и взглянув на историка. – Сормо и Булт специально для этой задачи отобрали несколько наиболее достойных воинов.

– Чувствую, что мне со своей обычной тщательностью придется занести их поход в перечень неудач.

Капитан едва сдержал приступ ярости.

– Благословенный Абисс, старик, эти люди еще не погибли! Да и мы пока живы, черт бы тебя побрал! Как бы там ни было, я прибыл сюда, чтобы довести следующую информацию: ты находишься в числе избранных воинов. Мы выступаем в поход сегодня ночью с десятым ударом колокола. Сбор – у костра Нила в девять.

– Я отказываюсь выполнять этот приказ, – произнес Антилопа.

На лице капитана Затишья вновь появилась ухмылка.

– Ты отказываешь нам в этой просьбе, но я все равно остаюсь на твоей стороне: тебе не нужно следовать своей старинной привычке и пропадать из поля зрения.

– Худ бы тебя побрал, животное!

– Да, это произойдет довольно скоро.

«Девять дней до реки П'ата. Для того чтобы добиться даже небольшой победы, мы вынуждены прикладывать огромное количество усилий. Неужели в этом и состоит талант полководца? Колтайн действительно пытается нас одурачить, отдавая невыполнимые приказы. И так продолжается в течение всего пути до самого Арена. Но несмотря на все его амбиции, мы проиграем. Проиграет плоть и наши кости».

– Если мы убьем предводителя, то другой займет его место, – произнес Антилопа через некоторое время.

– Возможно, он будет не таким талантливым и смелым, как того требуют обстоятельства. Войско неприятеля знает: если способности предводителя окажутся весьма заурядными, то мы оставим его в живых. Но если он действительно так хорош, то ему не жить.

«О да, эти стрелы страха и нерешительности, отправленные точно в цель, весьма в духе Колтайна. Однако им не суждено... До тех пор пока он не решиться проиграть, он и не проиграет. В день поражения наши головы покатятся по земле. Девять дней до свежей воды. Осталось только убить предводителя титанси – и мы у цели. Люди радуются каждой победе, недоумевают каждому поражению: Колтайн тренирует их как щенков, а люди того даже не понимают».

Капитан Затишье перегнулся через седло.

– Капрал Лист, ты уже проснулся?

Голова юноши свесилась и качалась из стороны в сторону.

– Черт бы тебя побрал, историк, – проворчал Затишье. – Да ведь парень чуть ли не теряет сознание от нехватки воды.

Взглянув на капрала, Антилопа заметил нездоровый румянец, который, несмотря на толстый слой пыли, покрывал щеки Листа, а также огромные сухие глаза.

– С утра я не видел ничего подобного... – начал было оправдываться историк.

– Одиннадцать часов назад! «Одиннадцать?»

Капитан развернул свою кобылу в противоположную сторону; его отчаянные крики, призывающие целителя, несмотря на ржанье лошадей, скрип повозок и звуки шагов нескольких тысяч ног, разнеслись над всем войском.

«Одиннадцать?»

В огромных клубах пыли стадо животных медленно меняло свое расположение. Наконец-то вернулся Затишье. Бок о бок с ним скакала Невеличка: эта маленькая, хрупкая девочка казалась карликом на фоне огромного, мускулистого жеребца, повиновавшегося любому ее желанию. Капитан взял поводья лошади Листа и передал их Невеличке. Антилопа молча смотрел, как виканский ребенок медленно снял капрала из седла и положил на землю.

– После подобного события меня подмывает отдать приказ Невеличке о том, чтобы теперь наблюдала за тобой она, – произнес Затишье. – Дыханье Худа, старик, когда ты последний раз имел возможность сделать хоть маленький глоток воды?

– Какой воды?

– Мы же оставили солдатам несколько полных бочек. Каждое утро, историк, ты должен брать бурдюк около повозок для тяжелораненых, а каждый вечер – возвращать его на место.

– Скажи, а в нем будет находиться нагретая вода, не так ли?

– Нет, молоко и кровь.

– Но если бочки оставляют только для солдат, то как же поступать со всеми остальными?

– Им приходится обходиться только тем, что они вынесли из реки Секалы, – произнес Затишье. – Конечно, мы защищаем беженцев, однако, в конце концов, мы не можем за ними поддерживать штаны. Вода превращается в самую ценную валюту, и скоро за нее начнут давать огромные деньги.

– Но ведь дети начнут умирать. Затишье кивнул.

– Я бы сказал, что это ситуация в кратком виде отображает пути всего человечества в целом. Но кому нужны огромные тома истории, если начинают умирать дети? Вся несправедливость мира кроется в двух словах: дети умирают. Процитируй меня, историк, и считай, что со своей работой тебе удалось справиться.

«А ведь этот ублюдок прав. Политика, этика, игры богов – все это заключено в одной трагической фразе. Я обязательно процитирую тебя, солдат. Будь уверен в этом. Старый, зазубренный, тупой и ржавый меч попал в самое сердце».

– Твои слова заставляют меня смириться, капитан. Затишье что-то проворчал и передал историку бурдюк.

– Там осталась пара глотков. Пей медленно, иначе есть очень большая вероятность задохнуться.

На лице Антилопы появилась сухая усмешка.

– Я думаю, – продолжил капитан, – что ты не забудешь о своем перечне неудач.

– Боюсь, сейчас уже слишком поздно об этом говорить. Затишье ответил коротким кивком.

– Как же нам теперь быть, капитан?

– Нас постепенно истребляют. Все больше и больше. В день мы теряем убитыми около двадцати человек, а ранеными – вдвое больше. В пыли на земле внезапно появляются гадюки, в воздухе – стрелы, а солдаты все погибают и погибают. Мы выслали отряд виканов для преследования врага, однако те попали в засаду. В результате нам пришлось отправить на подмогу еще одну группу солдат, но это значительно ослабило наши фланги, внеся во всеобщую сумятицу еще больше неразберихи. Число беженцев и пастухов стремительно сокращается, а это приводит к еще большей потере скота. Не следует забывать и о тех виканских псах, которые постоянно крутятся около стада. В конечном итоге, через некоторое время нам просто станет нечего есть.

– Другими словами, подобная ситуация не может больше продолжаться.

Затишье обнажил ряд белых ровных зубов, которые на фоне рыжей бороды были похожи на нитку жемчуга.

– Поэтому мы и решились выйти на поиски неприятельского предводителя. К тому времени, как мы достигнем реки П'аты, караван будет вновь атакован со стороны его армии. А подобного расклада мы не желаем.

– Еще одна переправа?

– Да нет, эта река глубиной всего лишь по колено, а во время сезона засухи она становится еще мельче. Проблема в другом: прибрежные земли населены древними племенами, и я более чем уверен в том, что местные жители способны причинить нашему каравану массу проблем. В любом случае, есть всего две возможности: либо мы обеспечиваем себя хотя бы небольшим жизненным пространством для маневра, либо мы превращаемся просто в груду гниющего мяса. В последнем случае все грядущие планы не имеют никакого значения.

Внезапно зазвучал виканский горн.

– О, – произнес Затишье, – дело сделано. Тебе нужно немного отдохнуть, старик, а затем присоединяйся к нам в лагере клана Безрассудных Собак. Еда будет готова через несколько часов, я разбужу тебя к тому времени.

– Идет, – согласился историк.

Сгрудившись вокруг какого-то едва различимого предмета в высокой траве, свора виканских собак встала как вкопанная на расстоянии двадцати шагов от Антилопы с Затишьем и посмотрела на вновь прибывших всадников. Увидев этих суровых пятнистых тварей, историк содрогнулся.

– Не смотри им в глаза, – произнес Затишье. – Ты – вовсе не викан, и они об этом очень хорошо осведомлены.

– Мне стало просто интересно, что они там едят.

– Совсем не то, что тебе было бы приятно видеть.

– Ходят слухи о разрытых детских могилах...

– Я уже сказал, историк: тебе не стоит это знать.

– Некоторые из наиболее отважных бедняков нанимались на работу и охраняли эти могилы...

– Если в жилах этих людей не течет виканская кровь, то они уже пожалели о собственном решении.

Как только двое мужчин двинулись дальше, свора возобновила свое пиршество.

Впереди замаячили огоньки костров. Последняя линия защиты представляла собой патруль, состоящий из нескольких стариков и совсем молодых юношей, которые ходили вокруг крайних палаток. Они с удивлением смотрели на зловещих псов и пару конников, широким шагом направлявшихся в сторону небольшой территории виканов.

– У меня складывается ощущение, – пробормотал Антилопа, – что у этих людей остается все меньше и меньше желания защищать находящихся рядом беженцев...

Капитан поморщился, однако не сказал ни слова.

Они продолжили пробираться среди палаточных рядов. В воздухе висел тяжелый дым, насыщенный одновременно резким и сладким запахом конской мочи и вареных костей. Антилопа замедлил движение – они поравнялись с одной старухой, сидящей около костра, над которым висел железный горшок с костями. Месиво, булькающее в горшке, практически не содержало воды. Небольшой деревянной дощечкой старуха собирала жир и костный мозг, который скапливался на поверхности, и помещала его в бычью кишку. Затем она перекручивала внутренности животного нитками, и через несколько минут перед изумленным взором историка появилось около метра некоего продукта, напоминающего колбасу.

Заметив спутников, женщина с деревянной дощечкой в руке замерла; этот жест был похож на подачку, что обычно дают несмышленому ребенку. В жире показались черные листики шалфея – эту траву историк когда-то просто обожал, но сейчас, став одним из немногих уроженцев Одана, начал презирать. Антилопа улыбнулся и покачал головой.

Затишье встретился глазами с историком и произнес:

– Тебе все известно, старик. Эти люди говорят, что ты бродишь в мире духов. Старая кобылица не станет предлагать еду всем подряд, даже мне – это же очевидно.

«Мир духов. Да, я побывал там. Однажды... Но больше мне этого не нужно».

– Посмотри на того старика, одетого в лохмотья, покрытые коростой...

– Да он же общался с богом – это очевидно. Не стоит над ним громко смеяться – однажды это может спасти тебе жизнь.

Костер Нила оказался самым ярким – в первую очередь потому, что сверху на нем отсутствовал горшок для приготовления пищи, а по бокам не было деревянных жердей с ломтями вяленого мяса. Помет в центре большого каменного круга горел практически безо всякого дыма бледным голубоватым пламенем. С противоположной стороны от огня сидел молодой колдун, его руки ловко делали складки на каком-то кожаном изделии, которое напоминало огромный хлыст.

Четверо моряков Затишья сидели поодаль, каждый из них заканчивал последние приготовления оружия и доспехов. Их атакующие арбалеты были вычищены, а затем покрыты небольшим слоем пыли для того, чтобы пропал блеск.

Одного взгляда на них было достаточно, чтобы сказать Антилопе – это были опытные воины, ветераны; они не делали лишних движений, а все приготовления были выполнены безукоризненно. Ни мужчина, ни трое оставшихся женщин-моряков не заговорили и не подняли взгляд в тот момент, когда к ним присоединился капитан Затишье.

Как только историк сел на корточки перед Нилом, колдун кивнул ему в знак приветствия.

– Ночь обещает быть достаточно прохладной, – произнес мальчик.

– Скажи, а ты смог определить местонахождение этого предводителя?

– Не точно – в общих чертах... Возможно, в этих направлениях у него есть несколько подопечных, однако когда мы приблизимся на достаточное расстояние, эти люди никак не смогут ему помочь.

– Как можно выследить человека, Нил, если нам известна только его должность – и все?

Молодой колдун пожал плечами.

– Он оставляет... другие знаки. Мы отыщем его – это абсолютно не вызывает сомнений. И тогда все будет зависеть от них... – он кивнул головой в сторону моряков. – Я пришел к пониманию одной простой истины, историк, проведя последние несколько месяцев на этой равнине.

– Какой же?

– Профессиональный малазанский солдат – это самое смертельное оружие из всех, которые я знаю. Имей сейчас Колтайн три армии вместо трех пятых частей от одной, мы бы закончили это восстание уже к исходу года. Причем был бы такой разгром, что Семь Городов больше и не подумали бы бунтовать. Честно говоря, мы и сейчас способны полностью разбить Камиста Рело, если бы не огромное количество беженцев, которых мы поклялись защищать.

Антилопа кивнул. В этих словах была изрядная доля правды.

Звуки, доносящиеся из лагеря, создавали иллюзию покоя; треск костра доносился из темноты даже с тех сторон, где, по мнению историка, никого и не могло быть. «Я потерял способность расслабляться, – подумал Антилопа. – Теперь это стало очевидно». Он поднял с земли небольшой прут и бросил его в сторону огня.

Рука Нила перехватила его в воздухе.

– Нельзя, – произнес он.

В этот момент прибыл еще один молодой колдун. Его тонкие худые руки были покрыты огромным количеством безобразных шрамов – от запястьев до самых ладоней. Он присел около Нила и сплюнул в огонь.

В ответ не послышалось даже шипенья.

Нил выпрямился, отбросил в сторону кожаную ленту и осмотрел Затишье с подчиненными. Те тоже поднялись на ноги в полной боевой готовности.

– Время? – спросил Антилопа.

– Точно.

Нил вместе с товарищем повел группу солдат через поселение. Несколько человек из клана провожали их взглядом; через несколько минут Антилопа понял, что их кажущееся безразличие на самом деле было умышленным, более того, подобное обращение являлось признаком некоего большого уважения. «Или чего-то гораздо более глубокого. Например, свидетельством того, что они общались с богом».

Они достигли северной окраины поселения. За плетеной стеной простиралась широкая равнина, которую сейчас целиком поглотил плотный туман. Антилопа вздрогнул.

– Они узнают, что это вовсе не природное явление, – пробормотал он.

– Конечно, мы планируем диверсию, – проворчал Затишье. – По ту сторону прямо сейчас находятся три отряда саперов, и поверь мне, они снабжены...

Его тирада была прервана отзвуком сильного взрыва, донесшегося с северо-востока; за ним из темноты последовало несколько слабых человеческих криков. На мгновение все стихло, а затем ночную мглу разрезали яркие вспышки непрерывной канонады.

Несмотря на всеобщую неразбериху, историк распознал на отдалении треск островертов и тяжелые удары огненных бомб. Раздалось еще несколько криков, а затем с северо-востока послышался цокот приближающихся лошадиных копыт.

– Теперь наша задача – не мешать, пусть события развиваются своим естественным образом.

Через несколько минут отдаленные крики поутихли,

– Неужели Булту наконец-то удалось выследить капитана саперов? – спросил наконец Антилопа.

– Мне не удалось увидеть его персону ни на одном из скучных заседаний Колтайна, если ты именно это имел в виду. Однако он где-то поблизости. Колтайн все-таки решил признать, что этот человек очень осторожен.

– Осторожен?

Затишье пожал плечами.

– Это шутка, историк. Неужели ты не помнишь?

В этот момент Нил резко обернулся в сторону беседующих.

– Хорошо-хорошо, – ответил капитан. – Больше ни одного слова.

Полдюжины виканских охранников вонзили свои пики в соломенную стену, отделяющую лагерь от равнины, а затем медленно опустили ее на землю. Поверх стены был покрыт плотный занавес, который приглушал шаги их небольшой группы.

Туман за спинами начал редеть; через некоторое время он превратился в рваные сизые клочья. Одно из таких облачков двинулось в сторону путешественников, через некоторое время поглотив их с головой.

Антилопа сетовал на то, что не задал как можно больше вопросов раньше. Насколько далеко от них располагаются вражеские пикеты? Каким образом они намеревались пройти сквозь них, не вызвав подозрения? И что следует предпринимать в том случае, если дела пойдут не так хорошо, как предполагалось? Антилопа положил руку на эфес короткого меча. Насколько непривычным оказалось это ощущение! Да, с того момента, как он в последний раз использовал оружие, прошло немалое количество времени. То, что историка убрали с передовой, было главной наградой императора. Однако это произошло много лет назад... Именно это, а также старания алхимиков не позволили мне погибнуть в самом начале своей карьеры. Боги, даже шрамы-воспоминания тех дней растворились в толще веков!

«Ни один из тех, кто вырос среди свитков и книг, не сможет правдиво описать мир, – сказал как-то ему Келланвед. – Именно поэтому я назначаю тебя имперским историком, солдат». «Император, но я ведь не умею ни читать, ни писать». «У тебя свежий разум. Это хорошо. Старший Тук научит тебя за оставшиеся шесть месяцев – он является еще одним солдатом, у которого имеются мозги. Запомни, шесть месяцев, и ни минутой больше». «Император, мне кажется, что этот человек подходит на должность историка гораздо лучше, чем я...» «Для него у меня имеется кое-что другое... Делай, как тебе приказано, или вместо головокружительной карьеры твоя голова будет покоиться на одной из множества пик рядом с городской стеной».

Да, чувство юмора Келланведа было странным даже в лучшие времена. Антилопа вспомнил свои школьные занятия: солдат тридцати с лишним лет от роду, добрую половину из которых он провел в боях и походах, сидит бок о бок с сыном Тука – коротышкой-мальчуганом, вечно страдающим от озноба и имеющим привычку вытирать сопли рукавом грязной рубахи. Конечно, образование требовало гораздо больше шести месяцев, однако к тому времени Тук Младший должен был стать учителем, а подобная перспектива вовсе не радовала Антилопу.

«Император любил уроки, так как они вырабатывали смирение. Кроме того, они возвращали его в детство. Интересно, что же произошло с Туком Старшим? Он пропал после убийства – сколько раз я представлял себе, как Лейсин творит подобное своими собственными руками. А Тук Младший? Он отверг жизнь среди свитков и книг... а сейчас потерялся где-то в кампании при Генабакисе...»

Внезапно рука, одетая в тяжелую железную рукавицу, легла на плечо историка и тяжело его сжала. Антилопа взглянул на усталое лицо капитана и кивнул. «Извини. Кажется, мои мысли до сих пор блуждают где-то далеко».

Группа остановилась. Впереди среди неясной дымки виднелась вершина небольшого пригорка слежавшейся земли, на поверхности которого блестело несколько металлических пик. За границами этого земляного укрепления мерцающие отблески костров окрашивали туман в оранжевый цвет.

«И что теперь?»

Двое колдунов отошли на пять шагов вперед, а затем мягко опустились на колени в траву. Оба делали это абсолютно бесшумно.

Потянулось томительное ожидание. Антилопа услышал приглушенные голоса с противоположной стороны пригорка. Они двигались слева направо, а затем пропали в ночной мгле – патруль титанси прошел мимо. Нил обернулся и жестом показал следовать за ним.

Арбалеты заняли боевое положение, и моряки заскользили вперед. Через несколько мгновений за ними последовал историк.

Внезапно перед двумя колдунами раскрылся большой земляной лаз. Почва начала испаряться, а камни и гравий – трескаться от жары. Вся картина выглядела так, будто какая-то огромная рука с острыми когтями прорыла из глубины выход наружу.

Антилопа нахмурился. Он ненавидел туннели. Нет, они просто наводили на него панику. Этот страх не имел под собой никакой реальной причины... «Это опять неправда. Обвал туннелей. Люди окажутся заживо погребенными. Все это весьма возможно... Практически неминуемо...»

Нил шел впереди: он скользнул первым и пропал из поля зрения. Второй колдун поспешно последовал за ним. Затишье обернулся к историку и жестом пригласил следовать за собой.

Антилопа отрицательно покачал головой.

Капитан вновь показал на него, потом на дыру и беззвучно прошептал: «Сейчас же».

Шепча проклятья, Антилопа двинулся вперед. Как только он оказался в пределах досягаемости, капитан схватил его за полу пыльной телабы и толкнул со всей силы внутрь.

В этот самый момент историка обуял такой ужас, что ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не закричать. Он пополз, шаря по сторонам в поисках опоры. Внезапно он почувствовал, как его пятка уперлась сзади во что-то мягкое. «Да это же челюсть Затишья, я готов в этом поклясться. Ты получил то, что заслуживаешь, ублюдок!» Подобные мысли историка немного успокоили. Он пробрался мимо высохшего наноса ила и очутился в небольшой теплой расщелине коренной породы. Обвал был весьма маловероятен, сказал он себе. Эта мысль долбила в мозгу паровым молотом. За поворотом туннель продолжал спускаться вниз, а теплый камень стал сначала влажным, потом мокрым. Страх обвала сменил страх перед утоплением.

Он помедлил до тех пор, пока наконечник меча не уткнулся сзади в пятку его мокасин. Почувствовав резкую боль, Антилопа закряхтел и отпрыгнул вперед.

Туннель принял горизонтальное положение. Здесь он был наполовину заполнен водой, а из щелей со всех сторон хлестали потоки. Антилопе ничего не оставалось делать, как войти в нее по пояс. Помедлив, он сделал небольшой пробный глоток прохладной воды. На вкус она содержала большое количество железа и песка. «Однако ее можно пить!»

Туннель шел все дальше и дальше. Поток углублялся с путающей быстротой. Одежда пропиталась водой и настолько отяжелела, что он с трудом передвигал ногами. Покачиваясь от усталости, он услышал, как позади кто-то кашлял и отплевывался. Только это заставляло его идти дальше. «Люди позади утонут прямо сейчас, а за ними и я пойду ко дну!»

Внезапно туннель начал подниматься вверх. Цепляясь за глину и плотную почву, он начал карабкаться по направлению к поверхности земли. Впереди появились неясные очертания серого тумана, а спустя несколько минут он оказался на поверхности.

Чьи-то руки схватили его, подняли в воздух и положили на бок поверх сочного ковра из осоки. Антилопа лежал, приходя в себя и отплевываясь. Из горла доносились громкие хрипы. Наконец сознание вернулось настолько, что стало возможно оглядеться. Прямо над ним на незначительном расстоянии висел потолок. Позади показались моряки; они также едва стояли на ногах, однако моментально образовали защитный кордон и привели в боевую готовность свое оружие. С арбалетов капала грязная вода. «От воды тетива наверняка ослабла, – подумал он, – если только солдаты не пропитали ее маслом и воском. Конечно, они так и сделали – это ведь профессионалы. Уходя в такой поход, необходимо предвидеть любую случайность, и не важно, что ты находишься посреди пыльной равнины. Однажды я видел солдата, который в центре пустыни нес удочку и другие приспособления для рыбной ловли. Так что же делает малазанских солдат столь опасными? То, что они способны рассуждать и мыслить».

Антилопа сел на землю.

Затишье общался со своими моряками с помощью специально выработанных на такой случай жестов. Они что-то ответили ему, а затем направились к краю туманного облака. Нил с другим колдуном поползли через густую траву по направлению к костру, который окрашивал туман в оранжевый цвет.

Путешественников окружили неразборчивые голоса: вот послышался грубый язык титанси; его тон был явно встревоженным. Прислушавшись, Антилопа успокоился: группа солдат стояла на расстоянии нескольких шагов от него, мирно обсуждая особенности боевого использования пик. В какие бы игры туман ни играл со звуком, но через несколько секунд Антилопа понял, что Нил с товарищем расширили голосовое пространство с помощью магии, и эта шутка станет их единственным прикрытием при продвижении вперед.

Затишье легко постучал по плечу историка и указал ему направление вперед – туда, где пропали колдуны. Туман сгустился настолько плотно, что Антилопа видел впереди расстояние не дальше собственной руки. Нахмурившись, он упал на живот, развернул портупею вместе с мечом на спину и начал медленное продвижение вперед – туда, где его ожидал Нил.

Костер оказался очень большим, и, несмотря на плотный туман, его огонь был виден издалека. Вокруг него находились шестеро воинов титанси, каждый из них был облачен в большие меховые шкуры, а на груди красовались плюмажи из перьев.

Всматриваясь в пространство, окружающее Нила, Антилопа увидел едва заметный налет инея, покрывающий землю. Почувствовалось дуновение слабого ночного ветерка, и путешественников охватила волна леденящего холода.

Историк дотронулся до плеча колдуна, показал жестом на иней и поднял вопросительно брови.

Нил в ответ едва заметно пожал плечами.

Воины явно чего-то ожидали, они протягивали руки, покрытые красноватыми отблесками, к огню в попытках согреться. В течение последующих двадцати вздохов ничего не менялось, затем все сидящие у костра внезапно поднялись на ноги и обратили свое внимание в ночное пространство слева от историка.

Слабое мерцание огня осветило две новые фигуры. Мужчина, шедший впереди, был похож телосложением на медведя; это сходство еще более усилилось, когда Антилопа увидел медвежью шкуру, небрежно свешивающуюся с его широких плеч. Каждое его бедро украшало по одной небольшой секире, предназначенной для близкого боя. Его кожаный жилет, расшнурованный до пупка, обнажал мускулистую, покрытую густыми волосами грудь. Багровые следы краски на лице свидетельствовали о его принадлежности к клану боевых предводителей, а количество мазков говорило о несметном числе прошлых побед. Некоторые из них были сделаны совсем недавно – да, недавние неудачи малазан явно были делом его рук.

За спиной этого громилы стоял семк.

«Этот факт развеял один из древних мифов. Отдавая дань уважения богине Вихря, семки вовсе не проявляли враждебности и неприязни ко всем представителям других народностей и кланов. По крайней мере, это наверняка распространялось на Колтайна и остальных виканов».

Семк представлял собой уменьшенную копию боевого предводителя, однако выглядел еще более враждебно. Он имел такой богатый волосяной покров по всему телу, что у него отсутствовала всякая необходимость в ношении шерстяных шкур. Его единственным одеянием являлась набедренная повязка и несколько широких ремней, покоящихся крест-накрест на животе. С ног до головы этот человек был покрыт темной золой, его косматые черные волосы свисали густыми прядями на плечи, а в бороду были вплетены костяные амулеты, сделанные из человеческих пальцев. На лице Семка постоянно блуждала презрительно-пренебрежительная улыбка.

Последняя деталь внешнего облика этого человека стала видна после того, как он подошел вплотную к огню: его губы были прошиты друг с другом грубыми кетгутовыми нитями. «Дыханье Худа, а ведь семки решили выполнить свой обет молчания самым радикальным способом!»

А воздух становился все холоднее и холоднее. В самой глубине сознания Антилопы вновь зашевелился страх, и это заставило его вновь дотронуться до плеча колдуна, стоящего спереди.

Однако как только он решил сделать подобное, раздался щелчок арбалета. Практически в ту же секунду две огромные стрелы вонзились в широкую грудь предводителя воинов. Через мгновение, покачнувшись, два других воина титанси рухнули лицом на землю. Пятая стрела глубоко застряла в плече семка.

Внезапно земля из-под костра взвилась в воздух. Горящие угольки и тлеющие головешки разлетелись на расстояние нескольких десятков метров. Многоногое животное с черной как смоль кожей вырвалось на свободу, оглушая окружающих людей леденящим душу воем. Оно накинулось на оставшихся в живых титанси; его челюсти не могли остановить ни доспехи, ни оружие.

Предводитель воинов упал на колени, непонимающе опустив взгляд на древки стрел, торчащих из груди. В тот же момент хлынул фонтан крови, громила закашлялся, тело свела судорога, и он со всего размаху упал лицом на пыльную землю.

«Ошибка – так не следовало поступать...»

Семк неимоверным усилием вырвал стрелу из своего плеча, как будто это был обыкновенный столярный гвоздь. Воздух вокруг него закружился в снежной поземке. Темные глаза шарили по сторонам, пытаясь обнаружить земного духа.

Нил лежал сбоку от историка, безучастно смотря на происходящее. Антилопа хотел его было тряхнуть, однако внезапно заметил, что юноша находится без сознания.

Другой виканский колдун поднялся на ноги, в ту же секунду он был вынужден отпрянуть назад, не выдержав магической атаки огромной силы. Тело юноши стало буквально распадаться на части; хлынула кровь, и спустя несколько минут он превратился в груду высушенных костей и хрящей. Подобное развитие ситуации заставило историка броситься назад.

А титанси сбегались со всех сторон. Волоча потерявшего сознание Нила по земле. Антилопа увидел Затишье, который вместе с остальными моряками практически в упор расстреливал спину семка из арбалетов. В темноте блеснуло копье, которое через несколько мгновений ударило в спину одетого в доспехи моряка. Солдаты развернулись, отбросили свои арбалеты и обнажили короткие ножи, приготовившись к встрече первых нападающих.

Дух земли, издавая ужасные крики, наконец-то целиком показался на поверхности; три из его многочисленных ног были оторваны и уже лежали на земле. К нему, не обращая внимания на множество стрел, торчащих из спины, молчаливо продвигался семк. Внезапно от этого человека вновь пахнуло холодом, и Антилопу осенило: «Это же бог семков; ему достаточно, чтобы сохранилась в живых хотя бы одна небольшая часть тела, в этом случае именно она принимает на себя командование остальными воинами...»

Размышления историка прервали несколько взрывов, раздавшихся с южной стороны. Островерты. Вопли наполнили ночной воздух – это малазанские саперы прорвали брешь в оборонительной линии титанси. «И в этот момент я понял, что наша миссия в действительности оказалась крайне рискованной».

Антилопа продолжал тянуть Нила на юг, по направлению к взрывам, моля только об одном: лишь бы саперы не приняли их за врагов.

Неподалеку раздалось яростное ржанье лошадей и лязг металла.

Одна из женщин-моряков внезапно завалилась на бок. Кровь залила половину ее лица, однако она, не обращая на это никакого внимания, выдернула из ножен короткий меч, протянула его Антилопе, а затем, схватив бездыханное тело Нила, легко перебросила его через плечо.

– Возьми этот чертов меч, начинай прикрывать меня, – прохрипела она, рванув вперед.

«Без щита? Худ бы побрал нас всех, невозможно использовать короткий меч без щита!» Однако оружие выскользнуло из ножен и оказалось в его руках будто по своей собственной воле. Покрытое оловом металлическое лезвие меча было явно слишком коротким, однако Антилопе ничего не оставалось делать, как броситься вслед удаляющейся женщине, несущей на плече колдуна.

Внезапно пятки ударились обо что-то мягкое. Бормоча проклятья, историк пошатнулся и упал на землю.

Морячка обернулась назад.

– О, проклятье, смотри под ноги! Кто-то начал нас преследовать!

Антилопа перебрался через мертвое тело. Им оказался улан-титанси, которого собственная лошадь протащила на расстояние нескольких сотен метров, прежде чем левая рука наконец-то ослабила хватку поводьев. Глубоко в шее трупа застряла металлическая метательная звездочка. Антилопа поморщился: «Это же оружие Когтя», а затем быстро поднялся на ноги. «Вот так новости!» Сквозь туман доносились звуки, которые свидетельствовали о том, что где-то неподалеку развернулось настоящее сражение.

Догнав морячку, которая без устали бежала вперед, историк посмотрел на колдуна. Его безвольное тело, висевшее на плечах, болталось из стороны в сторону, будто мешок с репой.

Мгновение спустя, потрясая над головами кривыми саблями, из тумана вынырнули трое воинов титанси.

Долгие годы тренировки, которые историк потратил для освоения военного ремесла несколько десятилетий назад, сейчас спасли ему жизнь. Антилопа моментально пригнулся и бросился к воину, который находился справа. В этот момент еще один солдат, находившийся с противоположной стороны, со всего размаху ударил его предплечьем в живот, а другой рукой, сжимающей саблю, приготовился полоснуть по пояснице. Историк попытался отпрыгнуть, однако в этот момент почувствовал, как лезвие клинка все же задело его левую ягодицу. Обезумев от боли, он поднял вверх короткий меч и со всего маху вонзил его в грудь обидчика, мгновенно пронзив сердце.

Воин осел. Освободив лезвие, Антилопа отпрыгнул вправо. Складывалась такая ситуация: мертвое тело лежало между историком и двумя оставшимися воинами, причем последние стояли по правую руку, и это давало Антилопе некоторое преимущество. В тот же момент оба солдата метнули в него свои сабли; историку повезло, и они пролетели несколькими дюймами выше.

Одно из лезвий летело с такой силой, что оно прочно воткнулось в землю в нескольких метрах от ног Антилопы. Завладев этим оружием, историк с яростным воплем бросился вперед и, настигнув ближайшего неприятеля, рубанул его где-то посередине между шеей и плечом, расщепив ключицу на две части.

Антилопа быстро метнулся за спину единственного оставшегося в живых боевика, однако в этот момент он неожиданно покачнулся и рухнул лицом в пыль. Между лопатками воина торчала серебряная рукоятка небольшого ножа. «Эти штучки принадлежат Когтю – я узнаю их где бы то ни было».

Историк замер, осмотрелся вокруг, однако никого не заметил. Туман начал вновь сгущаться, от него потянуло запахом золы. Шепот, который послышался со стороны морячки, заставил его обернуться. Она сидела на корточках около внутренней траншеи пикета титанси и показывала ему жестом по направлению к выходу.

Антилопу охватила дрожь, на лбу выступили крупные капли пота. Немного придя в себя, он присоединился к морячке.

– На твое фехтование было чертовски приятно смотреть, старик, – произнесла она, улыбнувшись, – однако для меня осталось абсолютной загадкой, каким образом ты убил последнего воина.

– Ты видела кого-нибудь здесь поблизости?

– Что?

Переведя дыхание, Антилопа только покачал головой. Оглянувшись, он увидел Нила, который так и лежал без сознания на сырой земле.

– Что случилось с этим парнем?

Морячка пожала плечами. Ее бледно-голубые глаза все еще продолжали оценивающе оглядывать историка.

– Мне кажется, что ты вполне подошел бы на должность нашего командира.

– Во мне нет ничего особенного, – ответил Антилопа. – Просто там, где я проигрываю в скорости, нужно брать опытом, вот и все. А опыт подсказывает мне, красавица, что подобные нагрузки совсем не для меня. Я же стал почти совсем стариком...

Женщина поморщилась, однако потом улыбнулась.

– Согласись, что это занятие не совсем подходит и для старух. Нам пора. Видишь, весь хлам летит по воздуху на восток? Это свидетельствует о том, что нас не почуют, если мы решимся перебраться на противоположную сторону канавы, – произнеся это, морячка с прежней легкостью вскинула Нила на плечи.

– У костра ты пригвоздила не того человека, не так ли?

– Да, мы догадались об этом впоследствии. А семк остался в живых...

Они достигли склона и аккуратно пролезли сквозь частокол из пик, которым было усеяно широкое пространство вокруг лагеря титанси. Большая часть палаток горела, поэтому, помимо густого тумана, в воздухе появился плотный дым. Крики и лязг оружия теперь слышались где-то совсем далеко.

– А ты видела, чтобы кому-нибудь еще удалось выйти из окружения?

Женщина отрицательно покачала головой.

Они миновали груду мертвых тел – это был патруль титанси, попавший под обстрел островертов. Металлические шипы поражали живую силу с огромной эффективностью, а несколько луж крови говорили о том направлении, в котором скрылись выжившие.

Не дойдя до оборонительной линии виканов, туман быстро рассеялся. Войско уланов из клана Безрассудных Собак, которые патрулировали внешние границы лагеря, заметили их и быстро приблизились.

Их глаза как по команде остановились на Ниле.

– Он жив, – быстро успокоила их морячка, – однако вам лучше как можно скорее найти Сормо.

Двое всадников мгновенно развернули лошадей и бросились галопом по направлению к штабной палатке.

– Есть ли какие-то новости о судьбе остальных моряков? – спросил Антилопа ближайшего конника.

Викан кивнул.

– Капитан с одним из своих подчиненных наконец-то выполнили задание.

В этот момент из окружающей дымки появилась ковыляющая рота саперов; увидев группу виканов, они еще больше замедлили шаг.

– У нас было всего два островерта, – произнес один из саперов с тоской в голосе, – поэтому этому ублюдку удалось скрыться.

Антилопа сделал шаг вперед.

– О ком ты говоришь, солдат?

– Об этом волосатом семке...

– Однако сейчас он уже не такой волосатый, – вставил другой сапер.

– Наша задача заключалась в том, чтобы произвести зачистку, – произнес первый их них, обнажив окрашенные кровью зубы. – Секира Колтайна – мы с одной стороны, вы – с другой... Мы приложили максимум усилий, чтобы прикончить бога, но этого оказалось явно недостаточно...

– Наш сержант получил стрелу, – произнес второй сапер. – Его легкие захлебываются кровью...

– Да нет, у меня повреждено только одно, – поправил его сержант, сплевывая на землю. – Другое в полном порядке.

– Но ведь кровью невозможно дышать, сержант...

– Ничего, юноша. Если хочешь, я поделюсь с тобой палаткой, и ты увидишь, что возможно и не такое...

Рота саперов продолжила свой путь дальше, продолжая гадать, смогут они или нет найти целителя для сержанта. Морячка посмотрела им вслед, укоризненно качая головой, а затем обернулась к историку.

– Если ты не возражаешь, то я покину вас, чтобы переговорить с Сормо.

Антилопа кивнул.

– Двое из твоих друзей теперь так и не вернутся домой.

– Зато один – наверняка. В следующий раз, когда ты будешь упражняться в фехтовании, позови обязательно меня, сэр!

– Мои суставы начинают отказывать в повиновении, солдат. Поэтому до тренировок нужно еще дожить.

Женщина аккуратно положила Нила на траву, а затем двинулась прочь.

«Будь я на десять лет моложе... У меня хватило бы смелости спросить у нее... Что ж, сейчас это уже не важно. Придется подумать над аргументами во время приготовления ужина...»

В этот момент на горизонте появилась пара виканских конников, а между ними – огромная пастушья собака, запряженная в небольшую повозку. Животное внушало своей внешностью неимоверный ужас. Когда-то в прошлом, по всей видимости, у него был перелом плеча; сейчас он уже сросся, однако неровно, что придавало внешности еще более хищный облик, подкрепляемый диким блеском огромных черных глаз.

Конники спешились и бережно положили Нила на повозку. Не обратив никакого внимания на эскорт, собака презрительно развернулась и отправилась в сторону поселения виканов.

– Ну и чудовище! – произнес капитан Затишье, проводив ее взглядом.

– Она лишний раз доказывает тот факт, что у виканских собак внутри черепа нет ни грамма мозгов, – проворчал Антилопа.

– Не думаю, старик. Историк нахмурился.

– Почему ты не сказал мне, что у нас сзади была серьезная подмога, капитан? Кто же они, солдаты Пормквала?

– О чем, во имя Худа, ты говоришь? Антилопа обернулся.

– О Когте! Кто-то прикрывал наше отступление, используя боевые звездочки и передвигаясь практически незаметно – словно дыхание Худа, которое порой щекочет меня по спине.

Глаза Затишья расширились.

– Сколько же еще сюрпризов Колтайн намеревается нам преподнести? – продолжил историк.

– Колтайн об этом абсолютно ничего не знал, Антилопа, – произнес Затишье, покачивая головой. – Если ты уверен в сказанных словах, а у меня нет причины им не доверять, то кулак должен быть осведомлен об этом сию же минуту.

Насколько Антилопа помнил происходящее, Колтайн в первую минуту выглядел озадаченным. Он поднялся на ноги с абсолютным спокойствием, однако на лице было такое выражение, будто за его спиной затаился злейший враг, готовый каждую минуту нанести смертельный удар.

– Наверняка жара помутила твой рассудок, историк, – низким горловым голосом произнес Булт.

– Я абсолютно уверен в том, чему был свидетель, дядя. Более того, я это чувствовал.

В неподвижной душной атмосфере палатки повисло длительное молчание.

В этот момент вошел Сормо. Он остановился у порога, пока Колтайн не соблаговолил поднять на него свой взгляд. Плечи колдуна значительно ссутулились – складывалось впечатление, что он был просто не в состоянии нести груз той ответственности, которая лежала на нем все последние несколько месяцев. Под глазами лежали тени, свидетельствующие о крайней степени утомления.

– У Колтайна есть для тебя несколько вопросов, – произнес Булт в сторону колдуна. – Позже.

Сормо пожал плечами.

– Нил пришел в сознание. У него имеются все ответы.

– Не думаю, что все, – зловеще произнес покрытый шрамами ветеран, и на его лице отразилась злобная усмешка.

– Объясни, что произошло, колдун, – потребовал Колтайн.

– Дело в том, что бог семков до сих пор жив, – вставил свою реплику Антилопа.

– Присоединяюсь к этому мнению, – произнес Затишье из утла палатки, где он сидел на небольшом раскладном походном стульчике. Жилет был расстегнут, ноги скрещены в коленях. Встретившись взглядом с историком, капитан едва заметно подмигнул.

– Эта информация не совсем точна, – поправил Сормо. Помедлив, он сделал глубокий вздох, а затем продолжил: – Бог был в самом деле погублен – разорван на куски и сожран. Однако порой плоть содержит столько злобы, что она незаметно переходит в существо, которому удалось с этим богом расправиться...

Антилопа, услышав подобные изречения, чуть не упал со стула, моментально почувствовав рану на ягодице, которая, как ни странно, уже начала затягиваться.

– Земной дух...

– Дух земли, точно. Скрытое честолюбие и неожиданная сила. Другие духи... ничего из себя не представляют.

Лицо Булта перекосилось от омерзения.

– Мы потеряли этой ночью семнадцать солдат только ради того, чтобы убить горстку предводителей титанси и обнаружить подземного дикаря?

Антилопа вздрогнул. Это был первый момент, когда на ум пришло ощущение, что они начали проигрывать. «Это же первая неудача Колтайна. Если Опонн смеется над нами, то жаль, что этого не видит враг».

– Имея такую информацию, – тихо объяснил Сормо, – можно спасти много жизней в будущем. Духи полностью истощены... Они были крайне удивлены, что оказались не в состоянии предсказать наш набег и засаду; сейчас им известно, по какой причине произошли подобные события. Они не ожидали, что среди их племени может оказаться шпион. Зато теперь духи могут восстановить справедливость...

– Ты имеешь в виду, когда неприятель возобновит свои диверсии? – Булт чуть не плюнул с досады. – Неужели союзники твоего духа будут способны предупредить нас – точно так же, как в прошлый раз?

– Мне кажется, что все усилия дикаря попытаются нейтрализовать.

– Сормо, – произнес Антилопа, – а почему у бога был зашит наглухо рот?

Колдун криво усмехнулся.

– У этого создания зашиты все естественные отверстия, историк, для того, чтобы поглощенные живые существа никогда не могли выбраться наружу.

– Странная она, эта магия, – покачал головой Антилопа.

– Очень древняя, – кивнул головой Сормо. – Волшебство внутренностей и костей. Теперь нам приходится бороться с тем знанием, которое мы бессознательно обрели, – колдун вздохнул. – Эта история идет с тех времен, когда еще не существовало Путей, а вся магия находилась в недрах.

Год назад Антилопа пришел бы в крайнее возбуждение от подобного комментария и начал скрупулезное расследование источника услышанной информации. Однако сейчас слова Сормо отозвались глухим эхом в сознании историка – он был слишком измотан и истощен. Единственным желанием Антилопы оставался сон, а осознание того, что подобной возможности не предвидится по крайней мере в течение двенадцати часов, приводило его в уныние. За стенкой палатки началась обычная утренняя суета – оставался всего один час до рассвета.

– Если причина только в этом, – медленно произнес Затишье, – то почему этот семк просто не лопнул как надутый пузырь в тот момент, когда мы одновременно проткнули его несколькими стрелами?

– То, что он когда-то поглотил, прячется глубоко внутри. Скажи мне, чем был подпоясан этот семк?

– Несколькими ремнями из толстой кожи.

– Именно так.

– А что случилось с Нилом?

– Он потерял сознание, воспользовавшись именно теми знаниями, которые мы судорожно пытались вспомнить. Как только началась атака волшебников, он ушел внутрь себя. Действие магии продолжалось, а ему было все нипочем, пока не кончилась сила. Этот урок стоит крепко запомнить.

В памяти Антилопы возник образ другого колдуна, которого постигла столь ужасающая смерть.

– Наши уроки слишком дорого стоят.

Сормо ничего не ответил, однако в его глазах отразилась ужасная боль.

– Нам нужно ускорить передвижение, – объявил Колтайн. – Еще одним полным глотком воды меньше для каждого солдата, это приказ...

Антилопа поднялся на ноги.

– Но людям необходима влага.

Все присутствующие обратили на него свое внимание. Историк криво усмехнулся и взглянул на Сормо.

– Я понимаю, что доклад Нила был довольно... сухим. Духи сотворили для нас подземный переход через скалу. Капитан может подтвердить: под землей полно воды.

Лицо Затишье озарила улыбка.

– Дыханье Худа, да ведь старик прав!

Сормо с широко раскрытыми глазами уставился на историка.

– Из-за недостатка мудрых вопросов мы страдали все это время.

Все почувствовали, что Колтайн вновь воспрял духом. Кулак слегка улыбнулся.

– У тебя есть один час, – произнес он колдуну, – чтобы напоить сотни тысяч страждущих.

Обнажая каменную породу, несколько бурных водяных потоков появились на поверхности земли. Чтобы добраться до живительной влаги, пришлось вырыть несколько глубоких карьеров. Окружающий воздух моментально наполнился радостными криками людей и благословенным молчанием домашних животных, которые, наконец, перестали возвещать о своем крайнем истощении. Оказывается, прямо под их лагерем находилась теплая подземная река. В мгновение ока духи преподнесли Колтайну самый ценный подарок: они спасли его войско от неминуемой смерти. В воздухе чувствовалась большая радость; ее ощущал даже Антилопа, стоя на северной окраине поселения, наблюдая и слушая.

Капрал Лист вновь появился рядом, его лихорадку сняло как рукой.

– Вода выходит медленно, однако этого недостаточно... Желудок людей, длительно испытывающих недостаток воды, может не выдержать... Наиболее безрассудные люди могут просто себя убить...

– Да, наверняка этого не удастся избежать.

Антилопа поднял голову, осматривая северную оконечность долины. Ряд конников титанси выстроился во всю ее длину; историку казалось, что единственным чувством, которое их сейчас охватило, является благоговейный страх. Не было никакого сомнения, что армия Камиста Рело точно так же страдала от обезвоживания, несмотря на то, что они имели преимущество в расположении на местности и владели всеми известными источниками воды в Одане.

Рассматривая их, Антилопа заметил белое пятно, медленно двигающееся по долине, затем оно пропало за горизонтом. Он что-то проворчал.

– Вам удалось кое-что заметить, сэр?

– Просто несколько диких коз, – ответил историк, – которые изменили свое направление...

Взвешенный в воздухе песок начал образовывать небольшие отверстия в склонах нагорья. Сначала это были просто пустоты, затем пещеры, туннели, а в конце концов – огромные коридоры, по которым было вполне возможно перебраться на противоположную сторону гряды. Подобно ненасытному червю, пожирающему трухлявое дерево, ветер разъедал поверхность скалы; постоянно появлялись все новые отверстия, перемычки между ними истончались, некоторые обрушивались, однако до сих пор огромная каменная плита все еще продолжала держаться на постепенно истончающейся опоре.

Кульпу никогда не приходилось видеть что-либо подобное. «Создавалось впечатление, что Вихрь преднамеренно старается смести эту скалу с лица земли. Но откуда такая ненависть к обычному камню?»

В туннелях завывал ветер, причем высота доносящегося звука зависела от ширины каменных сводов. Через некоторое время нагорье стало источником какофонии. Наносы у основания скалы состояли из мельчайшего, как пыль, песка. Кульп обернулся туда, где его ждали Гебориец и Фелисин – две смутные фигуры на фоне непрекращающегося яростного шторма.

Вихрь не давал им никакой возможности укрыться уже на протяжении трех дней – с того самого момента, как одна каменная плита чуть не придавила всю их троицу живьем. Ветер набрасывался на них практически со всех направлений. «Как будто сумасшедшая богиня выбрала в качестве жертвы именно их». Эта возможность была не столь маловероятной, какой она казалась на первый взгляд. Зло, кружившее вокруг, было практически осязаемо. «В конце концов, мы же самозванцы. А Вихрь всегда концентрировал свою ненависть на тех, кто ему не принадлежал. Бедная Малазанская империя, которая поддалась на такой избитый миф о восстании...»

Маг вернулся к спутникам. Для того чтобы перекричать шум ветра, ему пришлось прижаться к ним вплотную.

– Там есть пещеры! Однако через них свободно гуляет ветер – мне кажется, что с противоположной стороны скалы тоже есть выход!

Геборийца била дрожь с самого утра – причиной лихорадки была крайняя степень утомления. Старик очень быстро слабел. «Да и все мы тоже». На землю почти опустились сумерки – желтая пелена, которая не приносила никакого облегчения... Маг понял, что за последние двенадцать часов они прошли не более одной лиги.

У них не было ни пищи, ни воды – Худу же наступал на пятки.

Фелисин схватила Кульпа за покрытый лохмотьями плащ и притянула к себе. Губы девушки потрескались, а в уголках рта набился песок.

– Мы должны попробовать в любом случае! – прокричала она.

– Пещеры! Мы идем в пещеры!

«Умереть прямо здесь или там... По крайней мере, пещеры станут могилами для наших тел». Маг подтвердил свои мысли коротким кивком.

Старик совсем ослабел, поэтому они были вынуждены практически тащить его на себе. Изрешеченная стена нагорья представляла им огромное число вариантов, однако путешественники решили не выбирать, а просто скользнули в большую брешь, оказавшуюся началом длинного коридора. Первые несколько шагов туннель шел параллельно земле.

Ветер, словно невидимая рука, подталкивал их в спину. Пройдя вглубь, путешественники оказались в абсолютной темноте. Кругом завывал ветер.

На полу находилось огромное количество неровных гребней, что сильно затрудняло передвижение. По прошествии пятнадцати шагов они неожиданно наткнулись прямо перед собой на кварцит или какой-то другой схожий минерал, противостоящий эрозивному действию ветра. Обойдя его с противоположной стороны, они впервые за семьдесят часов оказались хоть как-то укрыты от непрестанного действия ветра.

Гебориец повис у них на руках. Они опустили старика в мягкую пыль глубиной по лодыжку, которая устилала коренную породу.

– Думаю, что мне нужно сходить вперед на разведку, – прокричал Кульп в сторону Фелисин.

Она кивнула, опустившись сама на колени.

Спустя еще тридцать шагов маг оказался в большой пещере. Там было еще больше кварцита, который отражал слабое свечение сверху. Подняв голову, Кульп обнаружил на высоте пятнадцати футов потолок, будто покрытый битым стеклом. Кварцит поднимался вертикальными жилами вверх; мерцающие колонны создавали эффект галереи поразительной красоты, несмотря даже на леденящее душу завывание ветра. Кульп быстрыми шагами приблизился к середине. Окружающий шум внезапно значительно поутих – вероятно, по причине огромного пространства пещеры.

В ее центре возвышалась беспорядочная груда камней. Их форма была слишком правильной, и это наводило на размышления об искусственном ее происхождении. Блестящее вещество, находящееся на потолке, покрывало также частично и камни, причем форма этих пятен была чаще всего прямоугольная. Присев на корточки, он провел пальцем по одному из камней, а затем, поднеся его к глазам, прошептал: «Дыханье Худа, это же действительно стекло. Битое прессованное цветное стекло...»

Маг посмотрел наверх. В центре потолка красовалась огромная брешь, края которой мерцали странным холодным светом. Кульп помедлил, открыл свой Путь, а затем проворчал: «Ничего. Благословение королевы – никакого волшебства».

Пригнувшись под порывами ветра, Кульп начал путь назад. Придя на прежнее место, он обнаружил своих спутников то ли без сознания, то ли в глубоком сне. Осмотрев их со всех сторон, маг почувствовал озноб – насколько его спутники были истощены.

«Может быть, самым милосердным поступком будет просто оставить их здесь и не будить...»

Будто почувствовав присутствие Кульпа, Фелисин открыла глаза. Они были ничуть не похожи на глаза человека, который уже простился с жизнью.

– Смерть никогда не приходит так просто, – произнесла девушка.

– Это нагорье представляет собой захороненный город, а мы находимся под крышкой огромного гроба.

– Ну и что?

– По крайней мере одну пещеру ветер абсолютно очистил от песка.

– И она станет нашей могилой.

– Возможно.

– Ну что ж, в таком случае пора двигать.

– Существует всего одна проблема, – произнес Кульп, оставаясь на прежнем месте. – Проход начинается на высоте приблизительно пятнадцати футов над головой. В пещере есть колонны из кварцита, однако они очень гладкие, и забраться по ним будет довольно сложно. По крайней мере, в нашем теперешнем состоянии.

– Воспользуйся одним из фокусов со своим Путем.

– Что?

– Открой врата.

Маг уставился на девушку в недоумении.

– Это не так просто.

– Зато смерть очень проста. Кульп поморщился.

– Давай попробуем пока поднять старика на ноги.

Глаза Геборийца были закрыты, однако из-под век сочились слезы, смешанные с песком. Медленно придя в себя, он недоумевал, куда же, наконец, попал. Широкое лицо расплылось в неприятной улыбке.

– Они приложили здесь все свои усилия, не так ли? – спросил старик, подрагивая головой, в тот момент, когда спутникам наконец удалось заставить его идти. – Все свои усилия, и поплатились за это. О, воспоминания о воде, и все эти погибшие души...

Они прибыли к тому месту, где над головой зияла дыра. Фелисин положила руки на кварцитовую колонну, находящуюся ближе всего к бреши, и произнесла:

– Мне придется подняться вверх, как это делают доси на кокосовых пальмах.

– Что это значит? – спросил Кульп.

– Это значит, что с неохотой, – пробормотал Гебориец, кивая головой, как будто слышал другие голоса.

Фелисин взглянула на мага.

– Мне потребуются бретельки, которые держат твой поясной ремень.

Проворчав что-то под нос, Кульп начал снимать кожаную ленту.

– Ты выбрала чертовски неподходящее время для того, чтобы увидеть меня без штанов, девушка.

– Если хочешь, мы можем все так поступить, – ответила она. Маг передал ей пояс и начал с удивлением смотреть за тем, как ловко девушка прикрепила бретельки на каждой лодыжке. Кулыгу стало не по себе, когда он видел, с какой силой она завязывает узлы.

– А теперь, пожалуйста, отдай то, что осталось от твоего плаща.

– Но что тебе не нравится в своей тунике?

– Я, конечно, понимаю, что вы не настроены сейчас на романтические отношения, однако мне все равно бы не хотелось предстать перед вами обнаженной. Кроме того, твоя материя гораздо прочнее.

– Это явилось возмездием, – продолжал свой бред Гебориец. – Методичное, хладнокровное наведение порядка.

Снимая обсыпанный песком плащ, Кульп нахмурился и взглянул на бывшего священника.

– О чем ты говоришь сейчас, Гебориец?

– О Первой империи, городе, который над нами. Они прибыли, и дела пошли обычным порядком. Бессмертные стражи. Какое падение! Закрывая глаза, я начинаю видеть свои руки, которые ничего не чувствуют, прямо как сейчас, – он опустился на пол, а на лице отразилось выражение глубочайшей печали.

– Не обращай на старика внимания, – произнесла Фелисин, подходя к колонне и обхватывая ее руками. – Старая жаба потеряла своего бога, и это постепенно сводит его с ума.

Кульп только промолчал.

Фелисин крепко-накрепко сцепила руки с противоположной стороны столба с помощью плаща. Ремень между ногами плотно скреплял их с этого края колонны.

– А, – выдохнул Кульп, – я наконец-то понял. Эти доси совсем не глупы.

Девушка зацепила плащ с противоположной стороны настолько высоко, насколько это было возможно, затем отклонилась назад, и сократившись всем телом, совершила прыжок вверх. Зажав колени и опершись на кожаный ремень между лодыжками, она зависла на небольшом расстоянии над землей. В тот же момент ее лицо исказила гримаса боли. «Наверное, ремни с чудовищной силой врезались в ноги», – подумал Кульп.

– Я удивлен, что доси вообще имеют ноги, – решил подбодрить ее маг.

Тяжело дыша, девушка ответила:

– Надеюсь, что я повторила все правильно.

По правде говоря, Кульп даже и не надеялся, что ей удастся забраться наверх. В тот момент, когда она поднялась на пару размахов рук над землей, а до вершины оставалось еще длина человеческого роста, из-под ремней брызнула кровь. Девушка задрожала, пытаясь расслабиться, но резервы ее организма быстро падали. Тем не менее Фелисин не собиралась сдаваться. «Это стойкая, очень стойкая натура. По силе воли она превосходит нас всех вместе взятых». Эти мысли привели мага к Баудину, который покинул их общество не так давно. «Наверняка он находится где-то поблизости и точно так же страдает от шторма. Он – еще один образец упорства. Упрямый и бесстрастный, как скала. Где же ты сейчас, Лапа?»

Наконец Фелисин удалось схватиться руками за неровные края дыры. Там она позволила себе отдышаться.

«Ну, и что теперь?»

– Кульп! – ее голос отозвался зловещим эхом, однако практически моментально был унесен ветром.

– Да?

– Скажи, далеко ли мои ноги находятся от тебя?

– Может быть, на расстоянии трех размахов рук. А что?

– Поставь Геборийца с противоположной стороны от колонны и вставай ему на плечи...

– Во имя Худа, зачем?

– Ты возьмешься за мои лодыжки, а затем заберешься по моему телу наверх. Я не могу дальше двигаться, а другого выхода и не остается.

«Боги, я не настолько сильный, как ты, девушка».

– Мне кажется...

– Делай, как сказано! У меня же нет выбора, черт бы тебя побрал!

Пробормотав проклятья, маг обернулся к Геборийцу.

– Старик, ты еще понимаешь мои слова? Гебориец! Бывший священник поднялся на ноги и улыбнулся.

– Помнишь каменную руку? Помнишь палец? Прошлое – это чужой мир, содержащий невообразимую силу. Дотронуться – значит поднять на поверхность воспоминания человека, которому, возможно, ты и не нравишься. Именно такие мгновения жизни часто приводят людей к сумасшествию.

«Каменный палец? Да этот ублюдок начинает бредить».

– Мне нужно забраться на твои плечи, Гебориец. Стой ровно – как только мы поднимемся, так сразу спустим веревку, чтобы втащить тебя. Идет?

– На мои плечи... Каменные горы, каждая из которых высечена в форме человека на протяжении огромного количества лет. Сколько же еще может быть тоски и секретов? Куда это затем девается? Богам очень нужна невидимая энергия воспоминаний о жизни, вы знали об этом? Именно поэтому боги стали столь неблагонадежны в наши дни.

– Маг! – завопила Фелисин. – Давай же!

Кульп встал за спину бывшего священника и положил руки ему на плечи.

– А сейчас постарайся стоять прямо...

Вместо этого старик развернулся и стал к нему лицом. Подведя свои руки друг к другу, он оставил пространство, где должны были быть кисти, и произнес:

– Наступай. Я подброшу тебя прямо в ее объятья.

– Гебориец! У тебя же нет ладоней, чтобы обхватить мои ноги...

Улыбка старика стала еще шире.

– Ублажи меня.

Ничего не понимая, маг опустил свои обутые в мокасины ступни на обрубки и внезапно почувствовал, как какая-то нечеловеческая сила приготовилась подбросить его к дыре. Кульп мог поклясться, что он ощутил на себе давление чьих-то пальцев.

– Ты полетишь прямо вверх, – произнес Гебориец. – А я ничего не вижу, поэтому поставь меня ровно, маг.

– Сделай шаг назад, еще немного... Вот, как раз.

– Готов? – Да.

Однако Кульп вовсе не был готов к тому, что произошло с ним в следующую секунду. Неведомая мощь в течение нескольких секунд поднимала его на необходимое расстояние. Инстинктивно он попытался схватиться за Фелисин, однако промахнулся, и это оказалось на пользу. Сила толчка была столь велика, что маг оставил девушку внизу. Несмотря на то что в панике он едва не сорвался вниз, Кульпу наконец удалось зацепиться за край невидимой плиты. Застонав, он приложил максимум своих усилий и, извиваясь как червяк, втащил свое тело на новый уровень.

Откуда-то снизу донесся плаксивый глухой голос Фелисин:

– Маг! Ты где?

Почувствовав, что у него на лице появляется истерическая усмешка, Кульп ответил:

– Прямо над тобой. Подожди, девушка, я сейчас тебя подниму.

Гебориец, используя свои невидимые руки, так быстро забрался по самодельной кожаной веревке вверх, что уже через десять минут в ней не было никакой надобности. Сидя друг около друга в небольшой мрачной комнате, Фелисин почувствовала, как внутри ее тела опять поднимается панический страх.

Все тело зверски ныло от боли, однако чувствительность все же медленно возвращалась в ступни. Большие раны на ногах, а также отметины каменных граней столба на запястьях оказались посыпаны мельчайшей белой пылью. Внезапно девушку охватила неудержимая дрожь. «Стоя на ногах, старик казался практически мертвым. Мертвым. Он вспылил, однако его бред оказался не простым набором пустых слов. В них заключалось великое знание, которое невозможно постичь обычному человеку. А теперь еще вдобавок ожили его призрачные руки».

Фелисин оглянулась на Кульпа. Маг хмурился, разглядывая лохмотья, в которые превратился его плащ. Затем он вздохнул и обратил свое молчаливое внимание на Геборийца, который, по всей видимости, вновь впал в болезненный ступор.

Кульп применил заклинание, и в комнате возникло слабое свечение. Они осмотрелись по сторонам и увидели голые каменные стены. Вдоль одной из стен шли чьи-то следы, которые обрывались у тяжелой двери. У основания противоположной стены на полу во всю ширину располагалось несколько длинных круглых вырезов, которые образовывали одну прямую линию. Емкость пазов приближалась к объему ведра или небольшого бочонка. В дальнем углу комнаты с потолка свешивалось несколько крюков на вмонтированных ржавых цепях. Фелисин показалось, что перед ее взором все притупилось: то ли это было следствием крайнего физического утомления, то ли причиной тому стало странное магическое освещение Кульпа.

Тряхнув головой, она постаралась покрепче обнять себя руками, чтобы унять сильную дрожь.

– Это из-за того, что тебе пришлось пережить в момент подъема, – произнес Кульп.

– Как выяснилось, усилия были абсолютно напрасными. «А сейчас, вполне возможно, эти перегрузки просто погубят меня. Оказывается, можно было обойтись и без чрезвычайных мышечных усилий. Я чувствую себя опустошенной, полностью лишенной внутренних резервов». Девушка засмеялась.

– Что?

– Я нашла погреб, который вполне сгодится под могилу.

– А я еще вовсе и не собираюсь умирать.

– Счастливый.

Фелисин видела, как дрожат ноги мага. Он оглянулся вокруг.

– Это комната была когда-то заполнена водой. Однако потом она ушла.

– Интересно, куда?

Маг пожал плечами и медленной, усталой походкой подошел к лестнице.

«Такое впечатление, – подумала девушка, – что магу исполнилась уже сотня лет. Он так же стар, какой я ощущаю себя сама. Однако на самом деле сумма наших возрастов не превышает даже одного Геборийца. Ну да ладно, по крайней мере, я научусь ценить юмор».

Через несколько минут Кульп наконец подошел к стене и оперся на нее рукой.

– Бронзовый лист – я даже слышу удары молотка, который его выпрямлял, – он легко ударил костяшками пальцев по темному металлу. Звук, донесшийся оттуда, напоминал шорох или легкий шепот. – За металлическим листом находится гнилая древесина.

В тот же момент щеколда с легким лязгом отпала и оказалась у мага в руках. Он пробормотал проклятья, а затем, навалившись всем весом, сильно надавил на дверь.

Бронзовый лист треснул и рухнул внутрь. Через какое-то мгновение дверь пошатнулась и со всего размаху шлепнулась назад, обдав Кульпа облаком пыли.

– Барьеры на нашем пути не всегда такие прочные, как мы привыкли о них думать, – произнес Гебориец, как только отзвук эха затих в каменных сводах. – Сейчас я это понимаю. Для слепого человека в какой-то момент все его тело превращается в призрак. Его ощущаешь, но не видишь. Я поднимаю невидимые руки, двигаю невидимыми ногами, моя невидимая грудь вдыхает и выдыхает воздух. Поэтому сейчас я способен напрячь свои пальцы, а затем сжать их в кулак. Я представляю собой сплошной камень, и так было всегда, если только меня не обманывали собственные глаза.

Фелисин посмотрела в сторону от бывшего священника.

– Может быть, если я оглохну, то ты вообще испаришься? Гебориец засмеялся.

В этот момент, сидя на земле, Кульп внезапно начал издавать стоны, его дыхание стало жестким и затрудненным. Девушка поднялась на ноги, почувствовав, как боль, словно железные оковы, сковала ее лодыжки. Сжав зубы, она захромала по лестнице.

Через одиннадцать шагов она остановилась, не способная сделать ни шага. Упав на колени рядом с магом, она начала ждать, пока у нее восстановится дыхание.

– Ты в порядке? Кульп поднял голову.

– Кажется, я сломал свой чертов нос.

– Судя по твоему новому акценту, кажется, что ты прав. Но думаю, что это не смертельно. Ты будешь жить.

– Да еще как! – он поднялся на ноги, с его лица свешивались крупные капли крови, покрытые пылью. – Ты что-нибудь видишь впереди? А то у меня еще не было возможности как следует осмотреться.

– Только темноту. Кроме того, в воздухе висит какой-то запах.

– На что он похож? Девушка пожала плечами.

– Не уверена. Может быть, на известь... Как будто в известняковой шахте.

– Ты уверена? Может быть, пахнет гнилыми фруктами? Я удивлен.

Звук ковыляющих шагов внизу сообщил о том, что к ним приближается Гебориец.

Мерцание огня усилилось, и, наконец, стало возможным увидеть то, что ожидало путешественников впереди. Фелисин уставилась туда, широко раскрыв глаза.

– Твое дыхание участилось, девушка, – произнес Кульп, все еще не в состоянии поднять голову. – Расскажи, что ты видишь.

В этот момент с середины ступеней донесся голос Геборийца:

– Следы ритуалов оказались совсем неожиданными – вот что она видит. Девушка, это застывшие воспоминания древнего пафоса.

– Скульптуры, – наконец произнесла она. – Они раскинулись по всему полу в большой комнате. Очень большой – свет не может достигнуть стены у противоположного края.

– Подожди, ты сказала, скульптуры? А как они выглядят?

– Это люди, высеченные в лежачих позах... Поначалу я подумала, что это вообще живые люди...

– А почему же ты изменила свое мнение?

– Ну... – Фелисин отползла на несколько шагов вперед. Ближайшая скульптура располагалась на расстоянии дюжины шагов. Это была обнаженная женщина преклонных лет, лежащая на боку – будто бы мертвая или во сне. Камень, из которого она была вытесана, имел беловатый оттенок с темными пятнышками. Каждая морщинка на ее теле была изображена с особенной тщательностью, ни одна деталь не оказалась упущенной. У женщины было спокойное, умиротворенное лицо. «Леди Гаезин – эта женщина могла быть ее сестрой». Фелисин протянула руки.

– Помни! Ничего трогать нельзя, – произнес Кульп. – У меня до сих пор перед глазами летают мухи, однако на шее уже зашевелились волоски, а это свидетельствует о том, что в комнате полным-полно волшебства.

Фелисин отдернула руку и присела на землю.

– Но они же просто статуи...

– На пьедесталах?

– Нет, просто на полу.

Внезапно яркий свет наполнил комнату. Фелисин посмотрела назад и увидела Кульпа, который, стоя на ногах, прислонился к разрушенному дверному проему. Взирая на сцену, которая развернулась перед его глазами, он близоруко поморщился.

– Говоришь, скульптуры, девушка? – проворчал он. – На это нет никакой надежды. Просто здесь проходил Путь.

– Существуют врата, которые никогда не будут открыты, – произнес Гебориец, беспечно приблизившись к магу сзади. Безошибочно определив местоположение Фелисин, он подошел к ней, кивнул головой и улыбнулся. – Ее дочь избрала Путь Сольтакена – довольно опасное путешествие. Она едва ли была уникальным человеком, а изменение курса являлось всегда самой популярной альтернативой вознесению. Более... земной, как они говорили. И более древней... А в последние дни Первой империи особенно ценилось все древнее, – бывший священник остановился, и на его лице внезапно отразилась большая печаль. – Вполне понятно, что старейшины пытались облегчить своим детям избранные Пути. Они искали возможности создать новые версии старых, рискованных Путей, а в наказание за это старели, слабели... Слишком много имперской молодежи было потеряно абсолютно зря – и никто не думал о войнах на западе.

Кульп положил одну руку на плечо Геборийца. Было похоже на то, что это прикосновение закрыло какой-то клапан. Бывший священник поднял призрачную руку к своему лицу, а затем вздохнул.

– Слишком просто все потерять...

– Нам нужна вода, – сказал маг. – Как ты думаешь, в ее памяти содержится подобная информация?

– Это был город источников, фонтанов, купален и каналов.

– Возможно, они заполнены песком раз и навсегда, – произнесла Фелисин.

– Возможно и обратное, – ответил Кульп, осматриваясь вокруг глазами, налитыми кровью. Нос был действительно свернут набок, а иссушенная кожа вокруг него сильно потрескалась. – Эта комната была освобождена совсем недавно – я чувствую, что в воздухе еще сохранилось движение.

Фелисин посмотрела на скульптуру женщины, стоящей в полный рост.

– Когда-то она действительно жила на свете. Этот камень был плотью.

– Да, подобное относится ко всем этим статуям.

– Алхимики могли замедлять процесс старения, – промолвил Гебориец. – Каждый гражданин мог прожить шесть, семь веков. Ритуал всех погубил, однако осталось несколько алхимиков, которые обладают огромной силой...

– А затем город затопила вода, – произнес Кульп, – насыщенная минералами.

– Да, и она превращала в камень не кости, а именно плоть, – Гебориец пожал плечами. – Причиной потопа были события, которые случились далеко отсюда, а бессмертные стражи покинули это место.

– Что за бессмертные стражи, старик?

– Мне кажется, – произнес Гебориец, – что где-то неподалеку имеется источник.

– В таком случае веди, слепец, – сказала Фелисин.

– У меня имеются еще вопросы, – запротестовал Кульп.

– Позже, – улыбнулся Гебориец. – Наше путешествие сможет очень многое тебе объяснить.

Окаменелое население огромной палаты насчитывало несколько сотен человек, а возраст многих был гораздо больше среднего. В душе Фелисин тревога зародилась после того, как она обратила внимание на выражение лиц потерпевших – у всех до одного черты отражали умиротворение и спокойствие. «Оказывается, не любая смерть приносит пытки и агонию – а Худу вовсе не важно, как это произойдет. По крайней мере, так любят вещать священники. Самый большой урожай Худа приходится на войны, эпидемии и голод. Бесчисленные годы освобождения от рабства не оставили равнодушным верховного короля Смерти. Наконец-то его Врата начали разрушаться, и в этом заключается главная роль последних событий... Тайный геноцид способен отозваться впоследствии совсем по-разному».

Девушка почувствовала, что Худ находится сейчас прямо внутри ее, с тех самых пор, как они чудом возвратились в этот мир. Фелисин поймала себя на мысли, что она начала постоянно задумываться о нем – как будто Худ был ее любовником... Он забрался глубоко в ее душу и, надо сказать, порой даже утешал.

«Поэтому сейчас я боюсь только Геборийца и Кульпа. Говорят, что боги боятся смертных гораздо больше, чем смертные опасаются друг друга. Неужели это и является источником моих страхов? Неужели я действительно поймала внутри себя эхо Худа? Скорее всего, бог смерти в самом деле мечтает о реках крови. Скорее всего, все это время я действительно нахожусь в его власти.

Неужели я посвященная?»

Внезапно Гебориец обернулся и посмотрел на нее своими опаленными, отечными глазами.

«Ты что же, читаешь мои мысли, старик?»

Рот бывшего священника расплылся в широкой ухмылке. Через мгновение он повернулся назад и продолжил свое медленное продвижение.

Палата заканчивалась небольшим тамбуром, который продолжался в узкий туннель с низким потолком. С каждой стороны его выстилали гладкие, отполированные камни, оставшиеся, по всей видимости, после огромного водяного потока. Как только они ступили внутрь, Кульп вновь зажег свой бледный магический свет.

«Мы волочимся, словно ожившие трупы, на которых наложено проклятье – бесконечное путешествие, – Фелисин улыбнулась. – Собственности Худа».

Они вышли на какое-то пространство, которое раньше было улицей – узкой и извилистой, вымощенной большими горбатыми камнями. С обеих сторон ютились невысокие жилые дома, все как один покрытые сверху толченым слежавшимся стеклом. Вдоль каждой стены, покуда доставал взгляд, тянулась узкая лента из того же самого материала, отмечая уровень некогда стоявшей здесь воды.

На улице лежало еще больше трупов, однако на их скрюченных распластанных телах уже не было того отпечатка умиротворенности, который так бросался в глаза. Гебориец помедлил и, словно в подтверждение собственных мыслей, кивнул головой.

– А сейчас мы наткнулись на совершенно другие воспоминания, – произнес он.

Кульп присел на корточки около одной из фигур.

– Это же Сольтакен, которого потоп застал в момент превращения. Посмотрите, он похож на какую-то рептилию...

– Сольтакен и Д'айверс, – объяснил бывший священник. – Ритуальный показ дикой силы. Подобно чуме, нежданные Изменяющие Форму приходят тысячами, и многие из них впоследствии сходят с ума. Смерть наполнила город, каждую улицу, каждый дом. Множество семей было оторвано от своей собственности, – Гебориец покачал головой. – И все произошло за несколько часов, – прошептал он.

Глаза Кульпа застыли на другой фигуре, ее было практически не видно среди огромного количества других тел.

– Здесь не только Сольтакены и Д'айверсы... Гебориец вздохнул:

– Нет.

Фелисин подошла к фигуре, которая так заинтересовала мага. Она увидела толстые, темные, как спелый орех, конечности – руки и ноги, они все еще оставались прикреплены к странному туловищу. Иссохшая кожа покрывала прочные кости. «Я видела подобное раньше. На "Силанде". Это же Тлан Аймасс».

– Твои бессмертные стражи, – сказал Кульп.

– Точно.

– Здесь они нашли свой конец.

– О да, – произнес Гебориец. – Ужасный конец. Между Тлан Аймассом и Сольтакеном с Д'айверсом имеется связь – тайное родство, о котором не догадывались даже коренные жители этого города. Несмотря на это, люди гордо возложили на себя титул Первой империи. Естественно, что подобный ход событий вызвал у Тлан Аймасса крайнее неудовольствие – если подобные создания вообще могут испытывать неудовольствие, – самоуверенные люди захватили то, что по праву принадлежало вовсе не им. Именно по этой причине древний клан прибыл сюда – чтобы восстановить справедливость.

Кульп нахмурился, увидев израненные лица этих созданий.

– Мы вновь столкнулись с Сольтакеном... и Аймассом. Неужели все начинается по новой, Гебориец?

– Я не знаю, маг. Возвращение к древним вратам? Еще одна демонстрация силы?

– Тот Сольтакен-дракон, за которым мы следовали, был вовсе не мертвым.

– Он принадлежал к Тлан Аймассу, – уточнил бывший священник. – Гадающий на Костях. Возможно, он был древним стражем врат, появившимся в ответ на слухи о приближении неминуемого бедствия. Ну что же, нам пора двигаться вперед. Я чувствую запах воды – источник, что мы ищем, еще не высох.

Бассейн располагался в самом центре живописного сада. Выжженный травяной покров устилал осколки плит, которыми некогда была вымощена тропинка. Там и здесь лежали белые и розовые опавшие листья, словно куски растерзанной плоти; бесцветные округлые фрукты висели на огромной лозе, она украшала каменные колонны и окаменелые столбы деревьев. Сад находился в самом разгаре своего цветения.

Лишенные глаз белые рыбы сновали в бассейне с огромной скоростью; среди полной темноты они ощутили магический свет Кульпа и теперь пытались спрятаться в тени.

Фелисин припала на колени, протянула вперед дрожащие руки и опустила их в прохладную воду Ощущение, охватившее ее, приближалось к экстазу.

– Это наследство алхимиков, – произнес Гебориец, стоя у нее за спиной.

Девушка обернулась назад.

– Что ты имеешь в виду?

– Люди, которые пили этот нектар... получали здоровье.

– Неужели растущие вокруг фрукты – съедобные? – спросил Кульп, снимая один из бледных шаров.

– Они были таковыми, когда имели ярко-красную окраску... Девять тысяч лет назад.

Проснувшись, они обнаружили, что плотная взвесь золы висит в воздухе до горизонта – насколько мог видеть Калам. Несмотря на это, все знали, что Имперский Путь не подчиняется естественным законам времени и пространства и что подобные понятия здесь весьма относительны. Их путь был прямым, как древко копья. Опасения Калама усилились.

– Мы же потерялись, – внезапно произнесла Минала, откидываясь в седле.

– Это лучше, чем смерть, – пробормотал Кенеб.

«Хоть она оказывает мне какую-то симпатию», – подумал убийца.

Калам чувствовал, как серые глаза Миналы на протяжении нескольких часов сверлили его спину.

– Выведи нас из этого проклятого Худом Пути, капрал! Мы голодны, мы хотим пить, мы не знаем, где находимся. Выведи нас!

«Я отчетливо представляю себе Арен, я помню его месторасположение – в укромной нише у самого края последнего изгиба аллеи Беспомощности... в самом сердце района Отбросов, где располагаются лачуги малазанских изгнанников – недалеко от русла реки. Прямо вниз по мощеной мостовой. Так почему же мы до сих пор не можем туда добраться? Что нам мешает?»

– Еще рано, – решил успокоить ее Калам. – Даже если воспользоваться Путем, Арен располагается слишком далеко.

«По-моему, вполне разумное объяснение. Тогда почему же все столь напряжены?»

– Что-то не так, – упорствовала Минала. – Я вижу это на твоем лице. К настоящему моменту мы должны были оказаться в городе.

Вкус золы, ее запах, ее ощущение стали частью Калама; убийца знал, что остальные ощущают то же самое. Складывалось впечатление, что безжизненные хлопья засыпали даже его мысли. Внезапно ему пришло на ум: эта зола некогда представляла собой огромную кучу костей; в ту же секунду Калам почувствовал, что эти мысли ему неприятны, что он их... боится. Предположение было слишком чудовищно, слишком ошеломляюще, чтобы размышлять над ним в течение длительного промежутка времени.

Кенеб нахмурился, а затем вздохнул.

– Ну что же, капрал, скоро мы пойдем вперед?

Калам оглянулся на капитана. Краснота, окружавшая раньше его раны, наконец-то ушла, однако некоторая медлительность в разговоре и движениях свидетельствовала о том, что болезнь еще не сдалась. Убийца знал, что в случае вооруженного столкновения ему нельзя рассчитывать на этого человека. А когда стало понятным, что Алт пропал, Калам почувствовал себя абсолютно незащищенным со стороны тыла. Зато недоверие Миналы по отношению к нему постепенно сходило на нет, и Калам точно знал: она приложит максимум своих усилий, чтобы защитить сестру и ее детей.

«Однако все же лучше, если бы я был один», – подумал убийца и тронул жеребца каблуками. Через мгновение за ним последовали все остальные.

Имперский Путь представлял собой такой мир, в котором не было ни дня, ни ночи – только лишь бесконечные сумерки, освещаемые слабым светом непонятного происхождения. В этом мире не было теней. По этой причине приходилось измерять время посредством физиологических потребностей, которые периодически предъявляли их тела. Люди нуждались в еде, воде, люди нуждались во сне. Однако когда грызущее чувство голода и жажды стало постоянным, когда чувство усталости наполнило каждый их шаг, понятие времени стало абстрактным и потеряло всякий смысл.

«Время делает из нас верующих, а безвременье – скептиков». Это еще одна поговорка глупцов, еще одна коварная цитата, которую любят повторять мудрецы у меня на родине. Они говорят так тогда, когда люди начинают смеяться над уроками истории. Главное суждение мудрецов заключалось в том, что человек не должен верить ни в кого. Более того, этот принцип стал главенствующим среди тех, кто решил посвятить свою жизнь ремеслу убийства.

Убийство доказывает лживость любого постоянства. Даже если принять, что поднятый вверх кинжал является вполне постоянной вещью, ты волен выбирать объект и место совершения казни. «Убийца является источником мирового хаоса. Однако помните, что поднятый клинок может затушить пожар так же просто, как его зажечь...»

А сейчас в мозгу Калама доминировала тонкая узкая линия, будто прочерченная острием клинка и ведущая его по направлению к Лейсин. Любое восстановление справедливости, в котором он нуждался, безошибочно вело его к этой цели. «Ну что ж, пока мой путь лежит через Арен, кажется, никто не догадывается о моих истинных намерениях; по этой причине я могу без всякого страха блуждать по этим полям, заполненным золой».

– Я вижу впереди какое-то облако, – произнесла Минала, поравнявшись с ним бок о бок.

Гребни невысокой пыли открывали перед ними небольшое пространство. Глаза Калама сузились.

– Это столь же приятная новость, как и отпечатки ног в грязи, – пробормотал он.

– Что?

– Посмотрите назад – мы оставляем тот же самый след. Да, Имперский Путь готовит нам компанию.

– А любая компания грозит бедой, – произнесла женщина.

– Точно.

Добравшись до первой неровной борозды, Калам еще больше занервничал. «А наш компаньон вовсе не одинок. Скотство. Ни один из слуг, присягнувших на верность императрице, не оставляет такие...»

– Смотрите! – крикнула Минала, указав пальцем в сторону.

Прямо перед ними на расстоянии тридцати шагов виднелось какое-то темное пятно на земле. Им вполне мог быть колодец. Взвешенная в воздухе пыль окружала это место неподвижной полупрозрачной пеленой.

– Скажите, – проворчал Кенеб за спиной, – у меня обонятельные галлюцинации, или этот запах действительно появился вокруг нас совсем недавно?

– Пахнет какими-то специями, – согласилась Минала.

На шее у него поднялись волосы; Калам вытащил из-под седла арбалет, отворил затвор и вставил в паз стрелу. Он ощущал на себе задумчивый взгляд Миналы, поэтому не удивился, когда услышал ее голос.

– Этот запах тебе наверняка знаком, не так ли? И я уверена, что он не похож на то, как пахнут большие сундуки купцов. Чего мы должны опасаться, капрал?

– Всего, чего угодно, – ответил он, вновь двинувшись вперед.

Темная яма, как оказалась, достигала в диаметре сотни шагов, а ее края порой имели небольшие насыпи. С разных сторон из этих пригорков торчали горелые кости.

Жеребец Калама остановился в нескольких ярдах от края. Все еще сжимая наготове арбалет, убийца перебросил ногу через седло и бесшумно соскользнул на землю. Вокруг него поднялось небольшое облачко пыли.

– Вам будет лучше остаться здесь, – сказал он остальным. – Неизвестно, насколько прочны края этой ямы.

– В таком случае, зачем вообще стоит приближаться? – спросила Минала.

Ничего не ответив, Калам двинулся вперед. Он приблизился на расстояние двух шагов от края – достаточно близко, чтобы видеть происходящее на дне, хотя с первого мгновения всем показалось, что его внимание привлек противоположный обрыв. «Теперь мне известно, по какой поверхности мы идем... У меня не получится даже перестать думать об этом. Дыхание Худа!» Зола формировала компактные слои, демонстрируя различные цвета и форму в зависимости от температуры и ярости огня. Кроме того, слои различались по толщине. Один из наиболее массивных достигал в глубину одного размаха рук и выглядел самым плотным из всех, представляя собой измельченную костную пыль. Сразу под ним начинался другой, более тонкий, который напоминал красноватую кирпичную пыль. Другие слои обнаруживали лишь остатки обгорелых костей, покрытые темными пятнами золы. Те, форму которых Калам мог различить, напоминали человеческие, однако имели немного больший размер. Полосатая стена напротив него была по крайней мере шесть размахов рук в глубину. «Мы вышагиваем по древней смерти, останкам... миллионов людей».

Взгляд убийцы медленно опустился на дно ямы. Оно было заполнено множеством ржавых, покрытых коррозией механизмов, похожих, как капли, друг на друга. Каждый из них по размерам достигал повозки, а у основания были действительно видны огромные колеса с блестящими металлическими спицами.

Калам смотрел на эту картину в течение долгого времени, затем он развернулся и, опустив арбалет, двинулся в сторону остальных.

– Ну и что?

Убийца пожал плечами, запрыгивая в седло.

– На дне лежат старые руины. Они довольно странные – нечто подобное я видел только однажды в Даруджистане, внутри храма, приютившего Икариума. Этот ржавый металлолом очень напоминает Крут Сезонов, который, по его словам, способен измерять ход времени.

Кенеб фыркнул.

Калам поднял на него глаза и спросил:

– Вы что-то сказали, капитан?

– Это же слухи, и ничего более. Их возраст насчитывает несколько месяцев.

– Что за слухи?

– Да об Икариуме и его изобретении, – мужчина внезапно нахмурился. – А что тебе известно о Раскладе Дракона, капрал?

– Только то, что от него следует держаться подальше. Кенеб кивнул.

– Прежде чем наткнуться на тебя, мы встретились с пророком. Один из моих отрядов решил узнать свое будущее. Закончилось все тем, что пророк вынужден был отдать деньги обратно – он не смог открыть ничего, за исключением первой карты. Для меня это было неожиданностью, но для этого человека, по всей видимости, совсем нет. Он сказал, что подобное случается не только с ним, но и с другими пророками уже на протяжении нескольких недель.

«Увы, в последний раз, когда я столкнулся с Раскладом, мне не сопутствовала удача».

– Что это была за карта?

– Одна из вне арканных, мне кажется. Какие к ним относятся?

– Держава, Трон, Скипетр, Обелиск...

– Обелиск, точно! Пророк сказал, что это было делом рук Икариума, он встретил его вместе с другом Треллом в Пан'потсун.

– Неужели это о чем-то говорит? – спросила Минала. «Обелиск... прошлое, настоящее, будущее. Время, а у него нет союзников...»

– Возможно, что это ничего и не значит, – ответил убийца.

Путешественники двинулись вперед, обойдя яму на безопасном расстоянии. Их путь пересекало множество других следов, и Калам понял, что среди них только один принадлежал человеку. Несмотря на то что в предположение убийцы было трудно поверить, он внезапно понял: направление, которым они идут, является прямо противоположным тому, в котором они стартовали. «Если мы в самом деле идем на юг, то Сольтакен с Д'айверсом движутся на север. Может быть, подобное стечение обстоятельств совсем и не плохое... Однако если в Имперский Путь пробралось действительно несметное количество Изменяющих форму, то мы скоро наткнемся прямо на них».

Спустя несколько тысяч шагов они подошли к осевшей дороге. Подобно яме, глубина трассы достигала шести размахов рук. Над брусчаткой на некоторой высоте висела пыль, она скрывала от наблюдающих все, что было на дне. Калам спешился, привязал длинную тонкую веревку к седлу своего жеребца, а затем, обмотав противоположный конец вокруг запястья, начал спуск вниз. К его глубочайшему удивлению, стены вокруг дороги были довольно жесткими, поэтому ему удалось опереться на них ногами. Кроме того, они не были слишком крутыми для лошадей.

Убийца обернулся на остальных.

– Эта дорога поведет нас в направлении, которое более-менее совпадает с нашим. Думаю, следует ею воспользоваться – она сэкономит нам массу времени.

– Ага, мы начнем двигаться в никуда гораздо быстрее, – произнесла Минала.

Калам усмехнулся.

Когда вся компания на лошадях спустились вниз, внезапно заговорил капитан:

– Почему бы нам не остановиться здесь на некоторое время? Мы же ничего не видим, а за это время, возможно, пыль немного осядет.

– Кроме того, станет прохладнее, – добавила Сельва, обнимая своих притихших детей.

– Хорошо, – согласился убийца.

Бурдюки с водой, висевшие на лошадях, начали казаться пугающе сухими; животные могли продержаться без всякой поддержки в течение нескольких суток, однако они будут ужасно страдать. «Да, мы пытаемся убежать от времени». Калам расседлал лошадей, накормил и напоил их, а Минала с Кенебом развернули свои спальные скатки, а затем начали раскладывать скудные припасы. Все приготовления проходили в полной тишине.

– Я бы сказал, что это место меня ободряет, – произнес Кенеб, набивая полный рот еды.

Калам фыркнул, оценив постепенное возвращение чувства юмора капитана.

– Если бы у нас была большая метла, я бы ощущал себя еще более спокойно, – согласился убийца.

– Да. По всей видимости, здесь был когда-то огромный костер...

Минала, сделав последний глоток, поставила бурдюк на землю.

– Я готова, – произнесла она, поднимаясь на ноги. – А вы можете начать обсуждать погоду – это будет иметь ровно столько же смысла.

Мужчины посмотрели, как она двинулась к своей скатке. Сельва собрала остатки пищи, а затем начала укладывать детей.

– Сейчас мое время дежурства, – напомнил Калам капитану.

– Но я не устал... Убийца громыхнул хохотом.

– Ну хорошо, хорошо, я устал. Мы все устали. Эта пыль заставляет нас храпеть так громко, что мы можем заглушить стадо коров. Я могу лечь прямо здесь, уставившись туда, где должно быть небо, которое выглядит сейчас скорее, как какое-то огромное покрывало. Горло горит, легкие болят так, как будто наполнены густой грязью, а глаза суше, чем забытый камень удачи... Мы не сможем нормально спать, пока не очистим это место от тел...

– По-моему, легче просто убраться отсюда первыми. Кенеб кивнул. Он глянул туда, откуда уже начал доноситься храп, и, понизив голос, спросил:

– Может быть, стоит сделать какие-то приготовления, капрал, на случай внезапной атаки?

– Нет.

Капитан помолчал в течение длительного времени, а затем вздохнул.

– Ты по какой-то причине решил скрестить клинки с Миналой. Подобное напряжение отношений в нашей маленькой семье весьма некстати, как ты думаешь?

Калам только промолчал.

Через несколько секунд Кенеб продолжил:

– Полковник Трас хотел спокойствия, покорной жены – такой, которая бы сидела у него на руках и мурлыкала от удовольствия...

– Не похоже на то, правда?

– Точно, Минала довольно упряма. Однако полковник руководствовался принципом, что любую лошадь можно объездить. Именно так он и поступал в своей жизни.

– Неужели полковник был таким хитрым человеком?

– Нет, его даже нельзя было назвать умным.

– Однако Минала совмещает в себе оба этих качества – интересно, что, во имя Худа, она себе вообразила?

Глаза Кенеба внезапно сузились на убийце так, будто он сморозил что-то непристойное. Затем капитан пожал плечами.

– Она просто любит свою сестру.

Калам посмотрел вдаль, сухо усмехнувшись.

– Наверное, жизнь в гарнизоне – довольно приятная штука.

– Трас не собирался долго сидеть в этой тихой заводи. Использовав своих посыльных, он создал широкую собственную сеть. В момент своей смерти он был практически на грани повышения – его собирались отослать в самое пекло...

– В Арен.

– Точно.

– А ты в этом случае принял бы командование гарнизоном на себя.

– Да. Кроме того, мне бы добавили десять империалов в месяц к жалованью. Этого было бы достаточно, чтобы нанять хорошего наставника для Кесена с Ванебом, вместо этой пропитанной вином жабы с ветром в голове, что была приписана к нашему гарнизону.

– А Минала не выглядит сломленной, – сказал Калам.

– О, она всегда в порядке. Эта женщина стала главной опорой полковника. Кроме того, она прекрасный лекарь. Раньше, избив до беспамятства солдата, нужно было ждать месяц, чтобы он пришел в себя. Однако, имея в арсенале подобного врача, можно сломать человеку несколько костей перед завтраком, а уже со следующим подъемом солнца получить первоклассного воина.

– Тебе, наверное, очень нравились подобные воспитательные мероприятия...

Кенеб поморщился и взглянул вдаль.

– Ты не можешь судить о том, чего не знаешь, капрал. Если бы я был столь же подозрителен... – он покачал головой. – Это закрытая дверь. Именно Сельва посредством прачек наладила связь с домочадцами полковника. А раньше все видели кровь на простынях, и на этом все заканчивалось. Когда мне стало обо всем известно, я призвал полковника к объединению, – капитан поморщился. – Восстание расстроило все планы – я попал в засаду, и единственной задачей стало спасти жизни своей семьи.

– А как же умер полковник?

– Капрал, ты подошел к закрытой двери. Калам улыбнулся.

– Понятно. Во времена, подобные этим, я способен видеть вещи насквозь.

– В таком случае мне нечего больше и говорить.

– Глядя на Миналу, видишь, что ни одно из наших рассуждений не имеет никакого смысла.

– Я думаю, что она обладает какой-то особой силой, особенно в защите. Она привыкла быть близкой с Сельвой, с детьми. Сейчас эта женщина стала их ангелом-хранителем, который защищает и от жары, и от холода. Поэтому вы не находите с ней общего языка: ты тоже решил взять на себя заботу – не только о нас, но и о ней.

«И ей это не нравится? Может быть, такова точка зрения Кенеба?»

– Вся проблема в том, что она мне не доверяет, – произнес Калам.

– Во имя Худа, почему?

«Потому что я за пазухой держу кинжал, а ей об этом известно». Калам пожал плечами.

– Из того, что ты мне рассказал, я решил, что доверие для этой женщины – слишком дорогая ценность, капитан.

Кенеб задумался, затем вздохнул и поднялся на ноги.

– Ну что ж, пора заканчивать наш разговор. У меня есть огромный шатер вместо неба, на которое нужно смотреть, а также несколько сопящих носов, их придется время от времени считать.

Калам посмотрел на капитана, тот отошел в сторону и сел около Сельвы. Убийца издал глубокий, медленный вздох. «Я ожидал, что твоя смерть будет быстрой, полковник Трас. Дорогой Худ, не стоит быть таким постоянным... Не стоит трогать этого ублюдка. Я убью его вновь, и Королеве придется отвернуться – я не собираюсь это делать столь быстро».

Лежа на животе, Скрипач принялся ползти по разрушенному склону скалы вниз. Ему приходилось держать заряженный арбалет прямо перед собой, поэтому сапер ободрал об острые камни несколько пальцев. «Наверняка, этого ублюдка слугу к настоящему моменту успела переварить дюжина желудков. Может быть, его голова висит на длинном колу, а уши украшают чью-нибудь портупею».

А усилия Маппо и Икариума были направлены только на то, чтобы сохранить жизни своих новых компаньонов. Вихрь, несмотря на свое неистовство, по сути являлся обычным штормом, потрясающим сухую, безжизненную землю. А направление следа слуги сулило путешественникам еще больше неприятностей.

Еще одна длинная пика вылетела из желтого вращающегося безумия слева от Скрипача и упала в десяти шагах от того места, где он затаился. «Ярость твоей богини превратила тебя в такого же слепца, что и нас, идиот!»

Они находились в горах, наводненными пустынными воинами Ша'ики. Все понимали, что это не более чем случайность, однако Скрипачу эта мысль не давала покоя. «В самом деле, какой-то горный перекресток. Последователи ищут женщину, за которой они поклялись идти. Очень плохо, что дорога завела нас именно сюда».

Внезапно среди рева ветра раздался громкие гортанные крики. «Слушай, а ведь горы наполнены еще и дикими зверями. Причем, судя по всему, с весьма дурными намерениями». Три раза за последний час Икариуму удалось провести их мимо Сольтакена и Д'айверса. Складывалось впечатление, что они, чувствуя Ягута, пытались куда-нибудь скрыться. «Но фанатики Ша'ики... У них честная игра, и это нам только на руку».

Но вот что касается слуги, то, по мнению Скрипача, вероятность благоприятного исхода была крайне мала. Кроме того, он беспокоился за Апсалу, и даже пару раз поймал себя на том, что молится во имя ее божественных навыков – чтобы в случае необходимости они не подвели.

В этот момент перед Скрипачом появились два пустынных воина, бросившихся с дикими криками вниз по склону горы к узкому ущелью.

Сапер прошептал проклятья. Неподалеку находилась вся его команда – если эта парочка случайным образом окажется у него за спиной...

Скрипач поднял арбалет.

Внезапно две маленькие фигурки окружила непонятная темная пелена. Они закричали. Пелена начала издавать жужжащий звук. «Да это же пауки – настолько огромные, что с моего места можно различить каждую особь. Да, друзья, нужно было прихватить с собой метлу Искарала Пуста».

Сапер быстро пополз по расщелине, завернул за угол и принялся подниматься в гору. «Если я не окажусь в ближайшее время под благодатным покровом Икариума, то очень сильно пожалею».

Крики пустынных воинов затихли – то ли оттого, что он удалился на достаточное расстояние, то ли их настигло избавление от мучений – Скрипач надеялся на последнее. Прямо перед ним возвышался еще один пригорок, на котором отпечатались следы Апсалы и ее отца.

На вершине на сапера набросился ветер. В то же мгновение он споткнулся и, чтобы не потерять равновесие, развернулся влево. «Ах, вот и мои спутники». Они сидели на расстоянии не более десяти шагов, склонившись над неподвижной фигурой.

Скрипач похолодел. «О Худ, только незнакомца нам и не хватало...»

А дела обстояли именно так. На песке лежал молодой обнаженный юноша, слишком бледный, чтобы принять его за одного из последователей Ша'ики. Горло было рассечено практически до основания, однако крови нигде не было видно.

Как только Скрипач подошел и склонился рядом, Маппо поднял на него глаза.

– Думаем, это Сольтакен, – произнес он.

– Дело рук Апсалы, – ответил сапер. – Посмотри, голова была повернута сначала вперед, а затем вниз; вблизи подбородка застряло лезвие – я видел подобную картину раньше...

– В таком случае, девушка жива, – произнес Крокус.

– Я так и говорил. Кроме того, это относится и к ее отцу. «Хоть какое-то хорошее известие». Скрипач поднялся на ноги.

– Посмотрите, вокруг нет крови, – произнес он. – Как вы думаете, когда произошла стычка?

– Не более часа назад, – ответил Маппо. – А что касается отсутствия крови... – он пожал плечами. – Богиня Вихря всегда отличалась неутолимой жаждой.

Сапер кивнул.

– Думаю, нам не стоит тут больше задерживаться. Этот юноша может привлечь сюда пустынных воинов Ша'ики.

Маппо согласился.

– На какое-то мгновение мы оказались на Тропе Рук. «Каким, интересно, образом это произошло?» Маленькая компания продолжила свой путь. Скрипач задумался над тем, что за последние двенадцать часов они полдюжины раз встретились с пустынными воинами. Отчаянные мужчины и женщины! Рараку стало центром Апокалипсиса, но восстание в течение некоторого времени оставалось без предводителя. Что же произошло за кольцом скал Священной пустыни?

«Держу пари, это анархия. Резня и безумие. Сердца изо льда и милосердие холодней стали. Даже если иллюзия того, что Ша'ика до сих пор жива, продолжает поддерживаться и люди собираются под ее знамена, это ничего не значит. Нет того магнита, который в течение долгого времени собирал бы вокруг себя верных людей».

Если удастся, Апсала, конечно, возьмет власть в свои руки. Однако искусство убийцы, которое ей так пригодилось здесь, абсолютно не будет ничего значить там. Она не сможет управлять армиями. Командовать войсками было довольно просто – этому способствовала дисциплина, кроме того, сказывался большой опыт работы кулаков в Малазанской империи. Однако вести войска – означало совсем другое.

Скрипач полагал, что подобным даром обладает только лишь горстка людей во всем мире. Дассем Ультор, принц К'азз Д'Авур из Малиновой гвардии, Каладан Бруд и Дуджек Однорукий. «Порванный парус станет таковой, если у нее будет достаточно амбиций. Как в случае с самой Ша'икой и Вискиджаком».

Однако у Апсалы было очарование, и такой личной притягательности саперу не доводилось видеть уже очень давно. Без сомнений, у этой девушки есть способности, а также спокойная уверенность. Но, очевидно, она больше любит наблюдать, чем принимать в чем-то участие. «По сути, так происходит до тех пор, пока не приходит пора тянуть жребий. Убийцы никогда не беспокоились о своей силе убеждения – к чему беспокойство? Ей достаточно просто найти вокруг себя нужных людей...»

Скрипач нахмурился. Он внезапно осознал, что практически принял Апсалу в этой роли. «А мы сейчас здесь пробиваемся через Вихрь... Только ради того, чтобы успеть стать свидетелями предсказанного возрождения».

Развернувшись под очередным порывом ветра с песком, Скрипач встретился глазами с Крокусом. Юноша стоял в полудюжине шагов – прямо за спиной Икариума. Склоняясь под ужасной силы ветром, он выглядел таким молодым и беспомощным... «Апсала так ничего и не сказала Крокусу перед уходом – она проигнорировала юношу вместе со всей его заботой точно так же, как проигнорировала наше мнение. Искарал Пуст сделал ставку на отца – он выслал его вперед – и не прогадал. Это свидетельствует о том, что священник Тени является участником заговора. Именно он разработал план. Однако если бы я был той девушкой, то, наверняка, задал бы пару горячих вопросов своему любимому папочке...»

В этот момент Скрипачу показалось, что вой окружающего ветра внезапно превратился в смех.

Брешь по форме напоминала дверь, а по размерам вдвое превышала человеческий рост. Жемчужина остановился перед ней, что-то бормоча про себя, в то время как Лостара Ил смотрела на него, постепенно теряя терпение.

В конце концов он обернулся, будто бы внезапно вспомнив о своем спутнике.

– У нас проблемы, моя дорогая. Я не знаю, что делать... Красный Меч посмотрела на портал.

– Неужели убийца покинул Путь? Но ведь эта брешь совсем не похожа на предыдущую...

Коготь стряхнул золу со своего лба, оставив на нем отпечатки от пальцев.

– Да нет. Эта дверь ведет окольным путем. В конце концов, я же последний оставшийся в живых специалист по данной проблеме... А императрица так презирает бездействующие руки... – мужчина сухо улыбнулся, а затем пожал плечами. – Увы, оказывается, здесь есть люди кроме нас. За нами следят.

Услышав эти слова, Лостара ощутила внутри себя холодок.

– Нам нужно запутать след. Приготовь засаду... Жемчужина вновь улыбнулся, махнув рукой.

– Выбери нам, пожалуйста, местечко поприличнее. Женщина обернулась вокруг. Со всех сторон простиралось абсолютно ровное поле.

– Что ты думаешь по поводу тех пригорков, которые мы миновали несколько минут назад?

– Ни в коем случае, – ответил Коготь. – Мы можем не успеть до них добраться.

– В таком случае, вон та канава...

– Она слишком мелкая. Думаю, не подойдет, моя дорогая. Боюсь, что в течение какого-то времени нам придется проигнорировать свой хвост.

– А что, если это Капам?

– Нет. Благодаря тебе мы знаем его направление. Сейчас наш убийца заблудился, поэтому он не опасен. Отсутствие дисциплины для него хуже смерти. Кажется, я начинаю разочаровываться в этом человеке, – Жемчужина обернулся к порталу. – В любом случае мы отклонились от него на достаточно большое расстояние. Поверь мне, за ними не нужен жесткий хвост. Императрица согласна, что путешествие Калама представляет собой... некую опасность для ее персоны. Тем не менее...

Коготь снял короткий плащ, аккуратно свернул его и положил на землю. Поперек его груди висела портупея, на ней были прикреплены метательные звездочки. Из-под левой руки торчала рукоятка длинного ножа. Согласно привычке, выработанной еще с детства, он проверил свое оружие.

– Мне ждать здесь?

– Делай, как считаешь нужным. Мне предстоит схватка, а в ней я не смогу гарантировать свою безопасность.

– Что у нас за враг?

– Последователи Вихря.

Лостара Ил вытащила из ножен кривую саблю. Жемчужина усмехнулся, будто бы предполагая, что эффект от его слов произведет именно такое действие.

– Когда мы окажемся на поверхности, будет уже ночь. Кроме того, плотный туман. Наши противники – семки и титанси, а наши союзники...

– Союзники? Неужели битва уже в самом разгаре?

– О да. Наши союзники – викане и моряки Седьмых. Лостара обнажила зубы.

– Колтайн.

Улыбка Жемчужины стала еще шире, и он натянул на руки пару кожаных перчаток.

– В идеале мы должны сделать так, чтобы нас никто не заметил.

– Но почему?

– Потому что у человека есть такая слабость: если ему помогли однажды, то он начинает надеяться на помощь впоследствии. Колтайн теряет военное преимущество, и сейчас ему как никогда нужна подмога.

– В таком случае, я готова.

– Еще одно замечание, – медленно произнес Коготь. – Там будет демон семков. Старайся держаться от него подальше, так как нам совсем не известна его истинная сила. Кроме того, ходят слухи о его крайней жестокости.

– Я буду находиться прямо за твоей спиной, – произнесла Лостара.

– Хм, в таком случае, сразу после того, как мы пройдем через портал, двигай влево. Я пойду направо. Старайся производить как можно меньше шума.

Портал замерцал. Жемчужина скользнул вперед и пропал. Лостара вонзила шпоры в бока своему коню. Тот взвился в воздух – и приземлился на твердую почву. Вокруг нее была темнота, клубился густой туман, а со всех сторон доносились крики и взрывы. Красный Меч практически потеряла Жемчужину, но эта проблема внезапно отошла на задний план – прямо перед ней показались четыре пеших воина титанси. В тот же момент вспышка островерта опрокинула их навзничь; никто не успел приготовиться, когда Лостара обнажила свою кривую саблю. Воины попытались рассредоточиться, однако многочисленные ранения сделали их фатально малоподвижными. После первого удара сабли двое упали замертво. Развернув лошадь, женщина приготовилась к новой атаке.

Однако оставшейся парочки нигде не было видно – вокруг, словно плотное одеяло, клубился туман. Какой-то шум слева заставил Лостару отвлечь свое внимание от поисков. В ту же секунду перед ней показался Жемчужина. Убегая, он посылал за спину метательные звездочки. Вслед за Когтем на поляне появился огромный человек, похожий на дикое животное. Красный Меч могла поклясться, что видела, как одна из звездочек застряла у него прямо во лбу. Однако подобная мелочь едва ли была способна серьезно замедлить громилу.

Лостара зарычала, отбросила кривую саблю и сразу же привела к бою арбалет. Стрела прошла низковато. Она попала прямо чуть ниже грудины семка – над толстым кожаным ремнем, который защищал диафрагму. Тем не менее стрела оказалась гораздо более эффективным оружием, чем звездочки Жемчужины. Громила остановился, покачнулся, и в этот момент Лостара с ужасом заметила, что его рот и ноздри наглухо зашиты. «Он же не дышит! Так вот каков наш демон!»

Семк выпрямился, вытянув руки вперед. Из него потоками начала выходить огромная сила – такая, что Коготь с Красным Мечом отлетели на несколько метров в разные стороны. Лошади заржали в предсмертной агонии.

Лостара приземлилась на правое бедро, в тот же момент она услышала, как хрустнула кость. Ногу сковала нестерпимая боль. Мочевой пузырь не выдержал, и она почувствовала, как в низу живота растекается тепло.

Спустя несколько секунд рядом с ней прямо с неба приземлились мокасины ее спутника.

– Позаботься о себе! – услышала она крик Жемчужины. – Я беру демона на себя.

Сжав зубы, Лостара Ил поползла прочь.

А демон семков был уже на расстоянии десяти шагов от нее – огромный и ничем не останавливаемый. Между ними корчился на земле Жемчужина, сжимая в руках пару ножей, которые источали красный свет. Лостара знала, что он считал себя уже покойником.

Существо, которое появилось в тот же момент слева от демона, было похоже на оживший ночной кошмар. Черная шерсть, три конечности, выступающие угловатые лопатки, голова на длинной шее, клыкастый оскал пасти и один-единственный блестящий черный глаз.

Однако еще более путающей оказалась человеческая фигура, которая появилась у него из-за спины. Его лицо копировало выражение своего старшего спутника, а изо рта торчали длинные клыки, размерами с палец младенца. Единственный глаз горел бешеным огнем.

Появление этой парочки оставило Семка в явном недоумении. В тот же момент конечность, которая заменяла апторианцу руку вонзилась в брюхо демона семка, вырвав оттуда все внутренности. Ярость, с которой они боролись, поражала воображение. Воздух вокруг них начал становиться все холоднее и холоднее.

Жемчужина, воспользовавшись ситуацией, начал отползать назад, пока не наткнулся на Лостару. Затем он протянул в сторону руку и нащупал ее оружие.

Тело семка покачнулось, сложилось пополам и рухнуло на землю. Странная парочка начала двигаться назад, все еще сжимая в руках внутренности демона.

Тот в последней попытке хотел вырвать их обратно, однако одноглазое чудовище что-то укоризненно прошипело и выбросило содержимое своей конечности в туман.

Семк затих.

Длинная голова чудовища повернулась к Лостаре с Жемчужиной и одарила их еще более ужасной улыбкой.

– Благодарю вас, – прошептал Жемчужина.

В ту же секунду портал захватил их тела.

Лостара поморщилась, взглянув на серое, покрытое золой небо. Вокруг не было слышно ни одного звука, кроме их тяжелого дыхания. «Мы в безопасности», – только и успела подумать женщина. Мгновение спустя ее накрыло темное покрывало, и она потеряла сознание.

Глава тринадцатая

Примером уникального соответствия собаки своему хозяину является виканский пастуший пес. Это злобное, непредсказуемое животное, небольшое, но очень сильное. Но главной его отличительной чертой является несгибаемая воля.

Жизни завоеванных

Илем Траут.

Как только Антилопа ступил на тропинку, окруженную широкими, просторными палатками, недалеко от него послышался шум возбужденных голосов. Мгновение спустя появилась одна из виканских собак – единый клубок мышц – которая двинулась прямо по направлению к нему.

Антилопа по привычке обнажил свой меч, понимая, однако, что предпринять ничего не успеет. В следующее мгновение огромное животное свернуло в сторону, и историк заметил, что оно держит в зубах маленькую болонку, у которой от страха чуть не лопались глаза.

Пастушья собака миновала ничего не понимающего Антилопу, скользнула между двумя рядами палаток и пропала из виду.

В тот же момент стал понятен источник возбужденных голосов. Им была группа людей, вооруженная большими острыми камнями и, к удивлению историка, канисскими зонтиками от солнца. Все как один были одеты так, будто выполняли какую-то королевскую миссию, однако на лицах была написана необычайная злоба.

– Эй ты! – повелительно крикнул один из них. – Старик! Ты не видел только что пробежавшую здесь сумасшедшую гончую?

– Я видел только пастушьего пса, – спокойно ответил историк.

– Скажи-ка, а не было ли у него в зубах редкой тараканьей собачки?

«Собака, которая ест тараканов?»

– Редкой? А я думал, это обычная дворняга. Представители знати остановились и посмотрели в его сторону.

– Неподходящее время для смеха, старик, – проворчал тот же человек. Он был гораздо моложе остальных, а кожа цвета свежего меда и большие глаза выдавали в нем выходца с Квон Тали. Юноша был худощав, однако весь его облик свидетельствовал о задиристом характере. Ё пользу этого предположения говорила и рапира, висевшая у него на бедре. Кроме того, в глазах этого юнца было нечто такое, что заставило Антилопу поверить: он обожает убивать.

Мужчина приблизился вальяжной походкой.

– Твои извинения, крестьянин, – хотя это и не спасет тебя от хороших зуботычин... Если ты останешься в живых...

За спиной историка появился конник, скакавший во весь опор.

Антилопа заметил, что глаза забияки уставились ему через плечо.

Капрал Лист натянул поводья и, не обращая никакого внимания на присутствующую знать, выпалил:

– Примите мои извинения, сэр! Я немного задержался в кузнице. А где ваша лошадь?

– Она в главном стаде, – ответил Антилопа. – Я решил дать бедному животному один день отдыха. По-моему, за последние дни оно слишком перетрудилось.

Несмотря на свое низкое армейское положение, капрал произвел на окружающих большое впечатление. Наконец Лист соблаговолил опустить глаза и посмотреть на знать.

– Если мы опоздаем, сэр, – продолжил он свою тираду, – Колтайн будет требовать объяснений.

Антилопа обратился к окружающим:

– Ко мне еще есть какие-нибудь вопросы? Мужчина расстроено ответил:

– Пока нет.

В сопровождении капрала Листа Антилопа возобновил свой путь по лагерю знати. Сделав дюжину шагов, Лист перегнулся через седло и произнес:

– Крыло выглядел так, будто собирался бросить вам вызов.

– А что, он тебе знаком? Крыло...

– Да, его зовут Пуллик Крыло.

– Ну что же, тем хуже для него самого. Лист усмехнулся.

Тем временем они вышли на широкую поляну в центре поселения – место для экзекуций. Широкоплечий коренастый мужчина, держащий в обожженной руке длинный кожаный хлыст, был обоим знаком. А жертвой на этот раз оказался слуга. Трое других служащих, отводя в стороны глаза, стояли поодаль. Кроме того, здесь находились несколько представителей знати, которые собрались вокруг рыдающей женщины и пытались ее утешить.

Золотой парчовый плащ Ленестро за последнее время весьма потускнел; его лицо было красным от бешенства. Он помахивал над головой плетью и был похож на безумную обезьяну, которая танцевала традиционный фарс Королевского Зеркала на деревенской ярмарке.

– Я вижу, знать довольна тем, что им вернули слуг, и жизнь начинает входить в прежнюю колею, – сухо произнес Лист

– Думаю, что все представление связано с похищенной болонкой, – пробормотал Антилопа. – В любом случае, это скоро прекратится.

Капрал оглянулся вокруг

– Они могут продолжить экзекуцию позже, сэр. Антилопа промолчал.

– Кто же будет красть болонку? – поинтересовался Лист, когда они поравнялись с Ленестро.

– А почему бы и нет? У нас появилась вода, однако мы все так же голодны. В любом случае, одна из виканских сторожевых собак решила воспользоваться этим моментом, чтобы подкрепиться. И людям это абсолютно не понравилось.

– Скорее всего, причиной тому явилась рассеянность, сэр. Ленестро заметил, что приблизились новые наблюдатели, и дал хлысту передохнуть. От усталости этот представитель знати едва стоял на ногах.

Не обращая никакого внимания на Ленестро, Антилопа подошел к слуге. Этот человек был стар; он стоял на четвереньках, а руки держал за головой. На пальцах, шее и тощей спине были видны красные раны. Под ними имелись следы от старых рубцов. Рядом с телом в пыли лежало разорванное драгоценное ожерелье.

– Это не твое дело, историк, – проворчал Ленестро.

– Ваши слуги удерживали титанси при переправе через Секалу, – произнес Антилопа. – Если бы не они, то нынешнее существование головы на твоих плечах было бы весьма сомнительным, Ленестро.

– Но Колтайн украл нашу собственность! – взвизгнул он. – Совет осудил его и наложил штраф.

– Да он помочится на ваш штраф, – прыснул со смеху Лист. Ленестро повернулся на капрала и замахнулся своим кнутом.

– Предупреждаю тебя, – выпалил Антилопа. – Если ты дотронешься до солдата Седьмых или до его лошади – очутишься на виселице.

Ленестро не ожидал такого напора; его поднятая рука с плетью затряслась и опустилась.

Вокруг собиралось все больше зевак. Чувствовалось, что общественное мнение склонялось в сторону Ленестро. Однако, даже понимая этот факт, Антилопа не думал, что дело дойдет до столкновения. Может быть, знать и имеет нереальные понятия о мире в целом, однако они не самоубийцы.

Историк громко произнес;

– Капрал! Нам нужно забрать этого слугу к лекарям Седьмых!

– Да, сэр! – ответил Лист, моментально спешившись. Слуга тем временем потерял сознание. Вдвоем они взвалили его на лошадь, положив на живот поперек седла.

– Он вернется ко мне крепким и здоровым, – усмехнулся Ленестро.

– Чтобы ты начал издеваться над ним вновь? Врешь – ты больше не увидишь этого человека. «Ага, а если вы с товарищами считаете, что вас притесняют, то подождите еще хотя бы час, а потом можете обращаться куда угодно».

– Подобные действия противоречат прописным малазанским законам, – пронзительно закричал Ленестро. – Мы должны получить вознаграждение. Это в ваших интересах.

При этих словах у Антилопы кончилось терпение. Внезапно он рванул к представителю знати, схватил его за воротник мантии обеими руками и тряхнул с такой силой, что у того чуть не вылетели глаза из орбит. Кнут выпал на землю. Глаза Ленестро расширились от ужаса – они напомнили Антилопе ту собачку, которую нес в зубах виканский пес.

– Неужели ты в самом деле думаешь, – процедил историк, – что я собираюсь описывать тебе ту ситуацию, в которой мы сейчас находимся? По-моему, уже достаточно доказательств того, что я не собираюсь так поступать. Ты же головорез с крошечными мозгами, Ленестро. Только попробуй задеть меня снова – я заставлю тебя поедать дерьмо свиней и прихваливать его, – тряхнув жалкое создание еще раз для острастки, Антилопа бросил его на землю.

Ленестро съежился. Историк в последний раз взглянул на него и нахмурился.

– Он сделает так, как вы скажете, сэр, – произнес Лист.

– Еще бы.

«Что, испугал вас старик?»

– Неужели подобные действия были действительно необходимы? – раздался жалобный голос. В ту же секунду из толпы появился Нетпара. – У нас и так совсем немного просьб, а теперь все останутся на вас смертельно обиженными. Стыдитесь, вы же историк...

– Извините меня, сэр, – произнес Лист, – но прежде чем продолжить бранить моего господина, вам лучше узнать, что образование к нему пришло довольно поздно – вы можете найти его имя среди Избранных в колонне Первой армии города Унты. Если бы он не сменил специальность, то вы сейчас стали бы свидетелями его старого солдатского темперамента. В самом деле, он проявил удивительную выдержку – просто тряхнул несколько Ленестро за мантию... А ведь мог бы просто воспользоваться своим верным мечом, который висит на бедре, и проткнуть им сердце этой жабы.

Нетпара вытер выступившие на глазах слезы. Антилопа медленно повернулся и взглянул на капрала.

Лист заметил уныние на лице историка и подмигнул ему.

– Нам пора двигаться, сэр, – произнес он.

Толпа народа провожала их взглядом в полном молчании; первый смельчак отважился на реплику только после того, как историк скрылся за поворотом.

Лист шел рядом со своих предводителем, ведя лошадь под уздцы.

– Меня до сих пор крайне изумляет их оптимизм – они все еще думают, что наш поход закончится благоприятно.

Антилопа обернулся на него с недоумением.

– А ты думаешь по-иному, сынок?

– Мы никогда не достигнем Арена, историк. Пускай эти глупцы пишут свои прошения, свои жалобы – ведь мы же являемся теми людьми, из-за которых они до сих пор живы.

– Видимость порядка – это очень сильная вещь, поэтому ее обязательно необходимо поддерживать.

Выражение лица юноши изменилось – он стало озлобленным.

– Наверное, я пропустил тот момент, когда окружающая нас толпа прониклась к вам симпатией, сэр.

– Вероятно...

Они оставили позади поселение знати и двинулись к повозкам, на которых лежали раненые. На расстоянии нескольких сотен метров оттуда начали слышаться стоны. Антилопу охватил озноб. Даже в госпиталях на колесах витала атмосфера страха. Все были готовы сдаться. От трупов, лежащих поодаль, уже ничего не осталось, кроме костей. Их вид еще сильнее угнетал находящихся здесь людей.

Осведомленность и разоблачение витали в душном воздухе прерии; священники могли только мечтать о своих храмах. «Бояться богов – значит бояться смерти. В тех местах, где погибает множество мужчин и женщин, не остается больше богов. Успокоительное заступничество кануло в лету. Все боги вернулись обратно через врата и смотрят на нас с противоположной стороны. Смотрят и ждут».

– Нам не следует идти вокруг, – пробормотал Лист.

– Даже если бы у нас не было человека, который нуждается в помощи, я все равно бы направил свои стопы вперед, капрал.

– Этот урок мною уже изучен, – со старанием произнес юноша.

– Из слов, услышанных от тебя ранее, я сделал вывод, что нам с тобой судьба преподносит порой совсем разные уроки, юноша.

– Неужели это место внушает вам оптимизм, историк?

– Оно внушает мне силу, хотя в этом и нет ничего приятного. Не обращай внимания на игры всевышних. Мы являемся тем, кем они нас создали. Бесконечные нечеловеческие усилия оставили нас чуть ли не голыми. Время идиллий, ложного самомнения и человеколюбия прошло. Даже если каждый из нас пытается выиграть свою собственную битву, не следует забывать, что вся армия – это единое целое. Здесь имеется одно-единственное ровное пространство во всей округе, поэтому мне интересно, а является ли случайностью тот факт, что временные постояльцы этого места, одетые в парчовую одежду, после подъема способны прогуливаться вокруг.

– Иными словами, кто-то пошел на поводу у знати.

– Да, и я чувствую отчаянье, которое здесь царит.

Лист вызвал целительницу и они передали израненного слугу в руки этой женщины.

К тому моменту, когда они добрались до главного лагеря Седьмых, солнце уже было низко на горизонте. Сизый дым костров висел в воздухе, словно марля над ровными рядами палаток. С одной стороны два отряда пехоты играли в игру, которая отдаленно напоминала футбол. В качестве мяча у них был человеческий череп, обтянутый кожей. Вокруг стояла толпа веселых и язвительных зевак. В воздухе слышался смех.

Антилопа запомнил слова одного старого моряка, тот сказал ему в молодые годы: «Иногда тебе остается просто улыбнуться и плюнуть в лицо Худу». Соревнующиеся между собой отряды пехоты именно тем и занимались. Они смеялись над своей собственной усталостью, голодом, зная о том, что с далекого расстояния за ними наблюдают изумленные титанси.

Они находились на расстоянии одного дня пути от реки П'аты, а это означало, что битва должна была начаться со сгущением сумерек. Двое моряков Седьмых стояли по бокам командной палатки Колтайна, и историк узнал одного из них. Это была женщина, которая кивнула:

– Привет, историк.

Ее бледные глаза выглядели так, будто какая-то невидимая рука уже в течение длительного времени давит ей на грудь. Антилопа с трудом заставил себя улыбнуться в знак приветствия.

Миновав высокие флаги, Лист пробормотал:

– Ну и ну, историк.

– Достаточно реплик, капрал, – если бы Антилопа обернулся в этот момент и взглянул на лицо Листа, то увидел бы веселую усмешку. «Человек приобретает вес и мудрость только в том обществе, где на ним не осмеливаются подшучивать юнцы вдвое моложе возрастом. Слишком трогательна эта иллюзия соревнования. Кроме того, мой взгляд на эту женщину был слишком жалостливым, и не важно, что в тот момент шепнуло сердце. Положи конец своим глупым мыслям, старик».

Колтайн стоял у центрального столба, на его лице было довольно мрачное выражение. Прибытие Антилопы с Листом прервало важный разговор. Булт и капитан Затишье сидели в походных креслах с угрюмыми лицами. Сормо, завернувшись в шкуру антилопы, стоял спиной к дальней стене, его глаза были скрыты в тени. В воздухе чувствовалось царящее напряжение.

Булт прочистил горло.

– Сормо нам рассказывал о кончине семка. Духи поведали, что на него кто-то напал и изранил до смерти. В ночь набега демон ходил по земле. Его следы очень трудно обнаружить. В любом случае, демон появился, покалечил семка, а затем исчез. По всей видимости, историк, у Когтя была компания.

– Имперский демон?

Булт пожал плечами и перевел свой ничего не выражающий взгляд на Сормо.

Колдун, похожий на черного грифа, сидящего на изгороди, слегка пошевелился.

– Имел место прецедент, – произнес он, – однако Нил полагает иначе.

– Почему? – спросил Антилопа.

Повисла длинная пауза. Наконец Сормо ответил:

– Когда Нил впал в прострацию той ночью... нет, он подумал, что его разум сумел справиться с магической атакой семка... – было очевидно, что колдун с трудом подбирает слова. – Танно Бродящая Душа этих земель, по слухам, способен производить поиски через спрятанный мир – не настоящий Путь, а королевство, в котором духи свободны от плоти и костей. По всей видимости, Нил попал в подобное пространство, где и столкнулся лицом к лицу с... кем-то еще. Сначала он подумал, что это был внутренний мир его самого, чудовищное отражение...

– Чудовищное? – переспросил Антилопа.

– Юноша одного с Нилом возраста, имеющий демоническое лицо. Нил искренне верит, что он был вместе с еще одним чудовищем, которое атаковало семка. Имперские демоны редко имеют близких друзей среди людей.

– Тогда кто же его послал?

– Возможно, никто.

«Неудивительно, что черные перья Колтайна стали дыбом». Через несколько минут Булт шумно вздохнул и вытянул свои кривые ноги.

– Камист Рело приготовился встретить нас с противоположной стороны реки П'аты. У нас нет сил обойти его с противоположной стороны. Поэтому нам придется идти напролом.

– Ты поедешь с моряками, – сказал Колтайн Антилопе. Историк взглянул на капитана Затишье. Рыжебородый мужчина усмехнулся.

– Судя по всему, ты заработал лучшее место, старик.

– Дыханье Худа! Я не продержусь и пяти минут на первой линии боя. Мое сердце чуть не остановилось во время стычки прошлой ночью.

– Это не будет первой линией боя, – произнес Затишье. – У нас нет на это достаточного количества людей. Если все пойдет по плану, то нам даже не придется оголять мечи.

– О, это очень хорошо, – Антилопа повернулся к Колтайну. – Возвращение слуг обратно к их хозяевам было большой ошибкой, – произнес он. – Кажется, знать решила, что ты больше не будешь забирать у них людей, если они окажутся не в состоянии даже ходить.

– Они показали спины, – проревел Булт. – Я имею в виду слуг при переправе Секалы. Эти люди просто держали щиты – на большее они были неспособны.

– Дядя, у тебя сохранился тот свиток, в котором они требуют компенсации? – спросил Колтайн.

– Да.

– И эта компенсация была рассчитана на основании денежной стоимости каждого слуги?

Булт кивнул.

– Забери слуг и заплати им все сполна, в золотых джакатах.

– Да, хотя все это золото знати придется тащить самим, а это ох как нелегко.

– Пусть лучше это будут делать они, а не мы. Затишье прочистил горло.

– А ведь эти монеты – жалованье солдат, не так ли?

– Когда империя у тебя в долгу – это очень почетно. Состояние дел, по мнению Антилопы, было таковым, что скоро все эти известия вызовут большой общественный резонанс. Молчание, которое повисло в командной палатке после слов Колтайна, только подтвердило эти опасения.

Ночные бабочки роились в небе на фоне бледной луны. Антилопа сел около затухающих угольков костра. Он нервничал так сильно, что даже не смог уснуть. Со всех сторон доносился мерный храп – городок устал. Даже животные не издавали ни одного звука.

Ризаны сновали в теплом воздухе над костром, подхватывая за крылья летающих насекомых. Тут и там раздавался хруст жующих челюстей.

Внезапно темная фигура появилась около костра; она присела на корточки, сохраняя молчание.

Через несколько минут Антилопа произнес:

– Даже кулак нуждается в отдыхе.

– А историк? – проворчал Колтайн.

– Он никогда не отдыхает.

– Мы отказываемся от физиологических потребностей, – сказал викан.

– И так было всегда.

– Историк, ты шутишь прямо как викан.

– Я пообщался с Бултом, у которого всегда имелись проблемы с юмором.

– Это более чем очевидно.

На какое-то время между ними повисло молчание. Антилопа не мог претендовать на то, чтобы завести с этим человеком разговор по душам. Если кулак терзался сомнениями, то он этого не показывал, да и никогда не показал бы. Командир не может проявлять слабость перед подчиненными. Однако в случае Колтайна подобное поведение было продиктовано не только его высоким рангом. Даже Булт порой вынужден был признать, что его племянник отграничивал себя от остальных людей гораздо сильнее, чем порой того требовали виканские традиции и характер.

Колтайн никогда не выходил с речами перед народом, и если ему приходилось быть на виду у солдат, то он никогда не терзался сомнениями, подобно другим командирам, что о нем могут подумать. Кроме того, у Колтайна был удивительный дар быть постоянно в курсе того, что происходит внутри подчиненного ему войска.

«И что же произойдет в тот день, когда вера иссякнет? А что, если мы находимся за несколько часов до этого дня?»

– Враг постоянно громит наши отряды, – произнес Колтайн. – Мы не можем знать, что он приготовил для нас сейчас... Долина непроницаема.

– А как же союзники Сормо?

– Все духи захвачены. «Ох уж этот бог семков».

– Кан'елды, дебрахлы, титанси, семки, тепаси, халафаны, убарийцы и гураны.

«Четыре племени и шесть городских легионов. Неужели я слышу сомнения?»

Кулак сплюнул на догорающие угольки.

– Армия, которая поджидает нас, является одной из двух, что держат весь юг.

«Откуда, во имя Худа, ему это известно?»

– Неужели Ша'ика вышла из Рараку?

– Она не могла. Это ошибка.

– Но что же ее сдерживает? Неужели восстание на севере захлебнулось?

– Захлебнулось? Нет, вовсе нет. А что касается Ша'ики... – Колтайн помедлил, для того чтобы привести в порядок головной убор из вороньего пера. – Возможно, она имеет видение того, что произойдет в будущем. Возможно, она знает, что Вихрь обречен на провал, что даже сейчас адъюнкт императрицы собирает свой легион – гавань Унты заполнена транспортом. Победы Вихря сиюминутны; первая кровь, которую он за собой повлек, объясняется только слабостью империи. Ша'ика знает... Дракона уже разбудили. Пока он движется крайне медленно, однако с приходом всеобщей ярости он очистит эту землю от берега до берега.

– А другая армия, которая на юге... Она далеко? Колтайн поднялся на ноги.

– Я намеревался прибыть к Ватаре еще двое суток назад. «Возможно, до него дошли слухи, что Убарид пал, точно так же как и Деврал, как и Асмар. Ватара – третья и последняя река. Ватара течет прямо до Арена – через самые забытые и запретные пустоши этого проклятого Худом континента».

– Кулак! До реки Ватары еще месяц ходу. Что же будет завтра?

Колтайн оторвал взгляд от угольков и глянул на историка.

– Завтра, конечно, мы разобьем армию Камиста Рело. Чтобы достичь успеха, один должен думать на несколько ходов дальше остальных, историк. Ты должен это понимать.

Кулак отправился обратно.

Антилопа уставился на умирающий огонь. Во рту у него отдавало горечью. «Это же страх, старик. У тебя же нет непробиваемых доспехов, как у Колтайна. ТЫ не знаешь, что произойдет в ближайшие четыре часа, и ты с опаской ждешь рассвета, наивно надеясь, что он будет не последним. Колтайн верит в невыполнимое, он думает: мы можем положиться только на его самоуверенность. И разделить с ним его сумасшествие».

На ботинок приземлился ризан, он жевал крылья молодой ночной бабочки, которая еще продолжала трепыхаться.

Антилопа подождал, пока животное не закончит трапезу, а затем смахнул его в сторону и поднялся на ноги. В лагерях виканов начали слышаться звуки, сопровождающие подъем. Антилопа отправился к самому ближнему из них.

Конники из клана Безрассудных Собак собрались для того, чтобы подготовить оснащение. Так как рассвет еще не тронул лучами горизонт, они зажгли огромное количество факелов. Антилопа подошел ближе. На свет показались богато украшенные кожаные доспехи, отсвечивающие красными и зелеными отблесками. Обитая железом упряжь была выполнена в стиле, который раньше историк ни разу не видел. На ее поверхности виднелись древние виканские рунические знаки. Все снаряжение выглядело очень древним, однако ни разу не использованным.

Антилопа приблизился к соседнему воину. Этот совсем еще юный мужчина занимался тем, что втирал топленый жир в забрало для коня.

– Достаточно тяжелое оружие для виканов, – произнес историк. – Да и для виканской лошади.

Юноша размеренно кивнул в знак согласия, однако ничего не ответил.

– Вы решили превратить себя в тяжелую кавалерию. Парень пожал плечами.

Внезапно заговорил старый воин, который оказался неподалеку.

– Наш предводитель придумал это давно, во время восстания... А затем он заключил соглашение с императором, и доспехи стали не нужны.

– И вы носили с собой подобную тяжесть все это время? – Да.

– А почему вы не использовали их при переправе через Секалу?

– Этого было не нужно.

– А сейчас?

Оскалившись, ветеран поднял металлический шлем с защитой для носа и щек.

– Стадо Рело ведь не имеет тяжелой кавалерии, не так ли? «Тяжелые доспехи еще ничего не значат. Вы когда-нибудь тренировались в них? Можете ли вы в подобной тяжести перейти в галоп? Удастся ли вам быстро маневрировать? И как к этому отнесутся животные?»

– Ты будешь выглядеть довольно устрашающе, – добавил историк.

Юноша установил забрало и начал привязывать портупею, на которой висел длинный меч. Вытащив лезвие из ножен, он продемонстрировал четыре фута вороненой стали и острый наконечник. Оружие выглядело внушительно, особенно в руках юноши.

«Дыханье Худа, да всего один удар выбьет его из седла напрочь».

– Делай разминку там, Темул, – проворчал ветеран в сторону юноши на малазанском языке.

Темул моментально начал резвиться с лезвием в руках, показывая неплохие навыки фехтования.

– Когда вы достигнете врага, ты намереваешься слезть с коня?

– Тебе нужно поспать, старик, а то ты уже начинаешь заговариваться.

«Намек ясен, ублюдок».

Антилопа двинулся восвояси. Он всегда ненавидел те несколько часов, которые предшествовали битве. Ни один из ритуалов подготовки на него не действовал. У опытного солдата проверка оружия и доспехов заканчивалась раньше, чем сердце совершит двадцать ударов. Антилопа никогда не мог проделать все эти движения на автомате, как это делали многие солдаты. Можно было просто занять руки, а в это время разум начинал блуждать в мире насыщенных цветов, болезненная прозрачность и похотливый голод которых охватывали тело вместе с душой.

«Некоторые воины готовят себя к жизни, некоторые – к смерти, и в те несколько часов перед битвой, когда еще ничего не понятно, им чертовски сложно найти друг с другом общий язык. Танец юноши Темула мог вполне оказаться последним. А этот чертов меч может больше так никогда и не увидеть света, не засвистеть в руке».

Небо на востоке начало постепенно светиться, а прохладный ветер – теплеть. Широкий свод над головой оказался безоблачным. Где-то далеко на севере показалась стая птиц – практически неподвижное темное пятнышко.

Оставив виканский лагерь позади, Антилопа вошел в плотные ряды палаток Седьмых. Он так и не мог понять, каким образом солдатам удается поставить их одним большим стройным массивом. Средняя пехота, формировавшая ядро армии, делилась на роты, каждая из которых – на когорты, а те, в свою очередь, на отряды. Они пойдут в бой полностью закованными в бронзовые латы, с пиками и короткими мечами. На головах у солдат красовались бронзовые шлемы, усиленные железными пластинами по окружности черепа, на туловище – плотная кольчуга, а на конечностях – наголенники и перчатки. Плечи и шею защищал прочный панцирь. Остальная пехота состояла из моряков и саперов, которые образовывали тяжелую пехоту, а также ударные войска – изобретение старого императора, о котором пока не знали в империи. Они были вооружены арбалетами, короткими и длинными мечами. Под серыми кожаными накидками также скрывалась вороненая сталь кольчуг. Кроме того, каждый третий солдат нес большой круглый меч из какого-то легкого древесного материала, который необходимо было вымачивать в течение часа перед битвой. После такой подготовки дерево было способно сдержать любое оружие, начиная от мечей и заканчивая огромными цепами. Однако через несколько минут после начала боя солдаты будут вынуждены их скинуть – в этот момент щиты начинают напоминать огромных ежиков. Эта особенная тактика Седьмых доказала свое превосходство в битве с семками, у которых абсолютно отсутствовала дисциплина. Он назывался «двурукий метод», а моряки прозвали его «удаление зубов».

Поселение саперов располагалось где-то в стороне. Захватив военное снаряжение морантов, они всегда старались селиться как можно дальше. Осматривая окрестности, Антилопа так и не мог определиться, куда ему нужно было отправиться, чтобы оказаться у этих инженеров. Но это нужно было сделать! «Надо искать самое неупорядоченное скопление палаток, от которого доносится запах грязных испражнений, который зудит огромным количеством москитов и мошек, – это и будет жилище малазанских инженеров. Именно там вы найдете солдат, трясущихся подобно листьям на осеннем ветру, чьи лица покрыты огромным количеством оспин, а волосы выжжены дотла. В их темных маниакальных глазах будет читаться скрытая ухмылка – да, это наши саперы».

Капрал Лист стоял вместе с капитаном Затишье на границе поселения моряков. Дальше располагались подразделения верной Хиссарской гвардии. Их солдаты готовили свои кривые сабли и круглые мечи в угрюмом молчании. Колтайн безгранично доверял им, и выходцы из Семи Городов вновь и вновь оправдывали оказанное им доверие, поражая наблюдателей своей испепеляющей яростью. Складывалось впечатление, что они ощущают за собой какую-то вину, и стыд за нее можно было снять только кровью предательских родственных племен.

Увидев, что Антилопа приблизился к ним, капитан Затишье усмехнулся.

– Что, ищешь полотно, которым можно было бы замотать лицо? Это хорошая идея, иначе сегодня, старик, мы съедим такое количество пыли, которое не видели за всю жизнь.

– Мы будем находиться в самом заднем отряде атакующего клина, сэр, – произнес Лист, видя, что ни один не выглядит особенно одухотворенным в преддверии битвы.

– По мне лучше глотать пыль, чем холодное железо, – ответил Антилопа. – Нам известно, что это будет за противник, Затишье?

– С каких это пор ты перестал обращаться ко мне по званию?

– С того самого момента, когда я, с твоих слов, превратился в «старика».

– Да это же просто шутка, Антилопа, – произнес Затишье. – Называй меня, как тебе нравится, – хоть ублюдок с головой свиньи, – я не обижусь.

– Вполне возможно, что так и придется поступить. На лице Затишья появилось кислое выражение.

– Да ты же всю ночь не спал, правда? – капитан обернулся к Листу. – Если старый чудак начнет клевать носом, то я тебе разрешаю дать ему хорошую затрещину прямо по шлему, капрал.

– Если мне удастся не уснуть самому, сэр. Всякое веселье меня очень сильно утомляет.

Затишье поморщился и взглянул на историка.

– Этот парень становится порядочным остряком.

– Неужели?

Солнце поднялось над горизонтом. На севере, над невысокими холмами, сновала стая птиц с бледными крыльями. Антилопа взглянул на свои ботинки. Старая кожа пропиталась утренней росой. Нити развешанных повсюду паутинок остались на ногах, создав причудливый рисунок. Антилопа нашел это крайне красивым. «Осенняя паутина... сложнейшая ловушка. А я бездумно за один миг разрушил всю ночную работу. Наверное, пауки сейчас очень голодны...»

– Не стоит зацикливаться на приближающихся событиях, – произнес Затишье.

Антилопа улыбнулся, посмотрел на небо и спросил:

– Каков наш приказ?

– Моряки Седьмых будут во главе атаки. По флангам их будут прикрывать виканы из клана Ворона. Безрассудные Собаки сегодня превратились в тяжелую кавалерию Тогга, они будут двигаться за моряками. Затем пойдут раненые, обороняемые со всех сторон пехотой Седьмых. В самом хвосте окажутся верноподданные Хиссари и кавалерия Седьмых.

Антилопа соображал очень медленно; наконец он поморщился и обернулся лицом к капитану. Тот кивнул.

– Беженцы и стадо скота останутся позади, на этой стороне долины, однако немного южнее, в низине, которую местные карты называют Отмель. С юга ее прикрывают несколько горных хребтов. Клан Горностая останется на защите. По-моему, весьма продуманное решение – этот клан находится в весьма плачевном виде с момента переправы Секалы. Можешь мне не верить, но все воины этого клана отпилили зубы.

– А мы вступим в эту битву, не обремененные никакими обязанностями? – спросил историк.

– Да, за исключением раненых.

В этот момент показались выходящие из поселения пехоты капитаны Сульмар и Ченнед. Походка и выражение лица Сульмара отражали возмущение, а Ченнед казался слегка ошеломленным.

– Кровь и внутренности! – прошипел он. Усы капитана, смазанные жиром, ярко блестели. – Эти чертовы саперы со своим капитаном – исчадием Худа – наконец-то сделали свою работу!

Ченнед встретил удивленный взгляд Антилопы и покачал головой.

– Колтайн просто побелел, услышав подобные новости.

– Какие новости?

– Саперы сдались прошлой ночью! – взревел Сульмар. – Худ бы побрал этих трусов – всех до одного! Полнел проклял их эпидемией: на это стадо незаконнорожденных ослов опустится оспа! Тогг попрал капитана Ба...

Ченнед просто рассмеялся: он не верил ни одному слову.

– Капитан Сульмар! Что бы сказали твои друзья в совете на такие проклятья?

– Худ бы побрал тебя тоже, Ченнед. Я в первую очередь солдат. Струйка превратится в огромный поток – вот что нас ожидает!

– У нас не будет ни одного дезертира, – произнес Затишье, медленно перебирая свою огненно-красную бороду. – Саперы не могли убежать. Рискну предположить, что их что-то потревожило. Нелегко управлять толпой грязных, пестрых людей, когда ты не видел ни разу их капитана... Я не думаю, что Колтайн повторит ту же самую ошибку вновь.

– У него не остается выбора, – пробормотал Сульмар. – Первые черви заполнят их уши уже к исходу дня. Это пир, который дает забвение для всех нас, попомни мои слова!

Затишье поднял бровь.

– Если подобная перспектива вызывает у вас оптимизм, Сульмар, то мне жаль ваших солдат.

– Жалость – привилегия победителей, Затишье. Вслед за этими словами раздался одинокий звук рога.

– Приготовиться, – произнес Ченнед с видимым облегчением. – Когда спуститесь вниз, джентльмены, сохраните для меня клочок травы.

Антилопа посмотрел, как два капитана Седьмых отправились обратно. Он давно уже не слышал подобных пожеланий.

– Отец Ченнеда являлся Первым Мечом Дассема, – произнес Затишье. – По крайней мере, ходят такие слухи. Даже когда официальная история не содержит имен, прошлое все равно показывает свое лицо, не так ли, старик?

У Антилопы не было никакого настроения реагировать на насмешки.

– Думаю, пора мне проверить свое снаряжение, – произнес он, отправляясь восвояси.

К полудню последние приготовления были закончены. Ситуация напоминала бунт, когда беженцы наконец-то поняли, что армия намеревается совершить переправу без них. Колтайн выбрал клан Горностая, чтобы оберегать их покой, – конники выглядели действительно устрашающе: черные татуировки, отпиленные зубы, покрытая шрамами кожа... Да, Колтайн и здесь проявил свою изобретательность, хотя Горностай был явно недоволен и выкрикивал что-то кровожадное в сторону тех людей, которых он поклялся защищать. Через некоторое время было восстановлено некое подобие порядка, несмотря на бешеные, продиктованные страхом попытки знатного Совета вернуть ситуацию на крути своя.

Когда главные силы были сконцентрированы, Колтайн дал команду для движения вперед.

День был мучительно жарким; от иссушенной земли начали подниматься клубы пыли, как только лошадиные копыта уничтожили остатки блеклой растительности. Предостережение капитана Затишья о пыли в глотке оказалось на удивление точным, поэтому историку уже не раз приходилось прикладываться к своей жестяной фляге, висевшей на портупее, чтобы промочить горевшее горло и внутренности.

Слева двигался капрал Лист, его лицо было белым, а шлем съехал в сторону, обнажив блестящий от пота лоб. Справа от историка двигался морской ветеран. Ее имя было неизвестно, однако историк и не спрашивал. Страх перед неизвестным ближайшим будущим, словно инфекция, расползался по всему его телу. Мысли Антилопы постоянно крутились вокруг кошмара... знания. «Вокруг деталей, которые напоминали о человечности. Имена лиц похожи на змей-близнецов, которые грозят самыми болезненными укусами. Я никогда не вернусь в список неудач, потому что теперь стало понятно: безымянный солдат – это подарок. А солдатское имя – мертвый, растопленный воск – требует памяти живых... памяти, которой все равно никто не может дать. Имена не несут утешения, они призывают к ответам на сложнейшие вопросы. Например, почему умерла она, а не он? Почему выжившие остаются в тени, тогда как о погибших трубят на каждом углу? Почему мы ценим только то, что потеряли, а не наоборот?

Однако единичные личности навсегда остаются в наших сердцах... Боги, сделайте так, чтобы у меня не было никакой славы, чтобы я умер забытым и непризнанным. Сделайте так, чтобы никто не мог сказать обо мне: "Он умер, предъявив обвинение жизни"».

Река П'ата делила пополам русло сухого озера на расстоянии двух тысяч шагов с севера на юг. Как только авангард достиг восточного края и двинулся вниз, к руслу, Антилопе представился панорамный вид того, что через несколько мгновений превратится в поле боя.

Камист Рело с армией уже ожидали; огромное пространство блестело металлом на утреннем солнце, городские штандарты и племенные стяги гордо реяли на ветру, а под ними простиралось море островерхих шлемов. Солдаты волновались, будто бы подгоняемые невидимым течением. Их количество было впечатляющим.

Река представляла собой довольно узкую ленту, она появилась прямо по курсу на расстоянии шести сотен шагов. Торговый путь отмечал традиционное место брода, затем он поворачивал на запад к невысоким пригоркам противоположной стороны. Однако саперы Рело не дремали: они соорудили огромный склон из песчаника, напоминавший крутую скалу. К югу от ложа озера располагалась смесь базолита, щебня и обнаженной подлежащей горной породы; к югу возвышалась зубчатая кромка гор, которая белела под солнцем, словно человеческая кость. Камист Рело решил, что единственным направлением выхода оставался запад, и именно там виканов поджидали его элитные войска.

– Дыхание Худа! – пробормотал капрал Лист. – Этот ублюдок восстановил мост Гелор. А посмотрите на юг, сэр! Видите там столбы сизого дыма? Это же разрушенный гарнизон Мельма.

Посмотрев в этом направлении, Антилопа, наконец, понял, что их ожидает. На самой вершине юго-восточного берега озера располагалась крепость.

– Кому же она принадлежит? – громко поинтересовался историк.

– Из карты понятно, что она является монастырем, – ответил Лист.

– Какому всевышнему там поклоняются? Лист пожал плечами.

– Возможно, одному из Семи Святых.

– Если там еще кто-то остался, то они прекрасно видят, какая здесь готовится заваруха.

Камист Рело расположил войска с каждой стороны от своего элитного подразделения, блокировав северный и южный подступы к огромному котловану. Штандарты сиалка, халафана, дебрахлов и титанси возвышались на южных порядках, убарийцев – на северных. Каждая из трех армий значительно превосходила Колтайна по численности. Внезапно армия Апокалипсиса разразилась громким шумом; стал слышен стук оружия о щиты.

Моряки двинулись в сторону переправы в полном молчании. Устрашающие звуки противника перекатывались через них, словно волны. Однако Седьмые не дрогнули.

«Боги, что же выйдет из этого?»

Река П'ата представляла из себя грязный ручеек с теплой водой, шириной не более дюжины шагов. Галька, лежащая на дне, была густо покрыта водорослями. Небольшие скалы, поднимающиеся над поверхностью воды, белели под слоем птичьего помета. В воздухе висело огромное количество насекомых. Прохладное дыхание реки пропало, как только они ступили на противоположный берег; котлован был похож на раскаленную сковороду, и жар, словно покрывало, вновь накрыл солдат.

Пот струился по стеганому нижнему белью, которое располагалось под кольчугой; он тек вниз грязными потоками и скапливался на ладонях. Антилопа укрепил ремень, прикрепляющий щит, противоположная рука покоилась на рукоятке короткого меча. Горло превратилось в наждачную бумагу, и историку приходилось сдерживать свое нечеловеческое желание припасть руками к железной фляге. Воздух начал вонять солдатским потом, к нему примешивался запах страха. Однако это было не все. Над войском ощущалась какая-то меланхолия, которая сопровождала его неуклонное движение вперед.

Антилопа ощущал подобное гораздо раньше, несколько десятилетий назад. Тогда они не потерпели поражения, не было и отчаянья. Эта грусть носила практически физическую природу, и ее чувствовал каждый солдат.

«Мы идем принять участие в своей собственной резне. И как раз в этот момент, когда мечи еще не обнажены, когда земля не окрасилась цветом крови, а воздух не наполнился предсмертными криками, на людей нападает апатия. Благодаря своему защитному снаряжению мы проживем на несколько минут больше. Как же иначе можно трактовать несоизмеримое превышение противника в силе?»

– Наши мечи получат сегодня не одну зарубку, – произнес Лист сухим, прерывающимся голосом. – Согласно вашему опыту, что лучше – пыль или грязь?

– Пыль начинает душить, – проворчал Антилопа. – Пыль ослепляет. Однако грязь уводит мир прямо из-под ног. – «Ас грязью мы очень скоро столкнемся – когда кровь, желчь и моча насытят землю. Это одно и то же проклятье, но только выраженное по-разному». – Это твоя первая битва?

– Меня же приписали к вам, сэр, – поморщился юноша, – поэтому я так и не попал ни в одну серьезную передрягу.

– Твои слова звучат как возмущение.

Капрал ничего не ответил, но Антилопа все прекрасно понял. Все одногодки капрала уже прошли через серьезные испытания и видели кровь, в то время как для Листа эта битва была порогом страха. Воображение рисовало ему диковинные события, и для того, чтобы это побороть, требовался только опыт.

Тем не менее Антилопа предпочитал более отдаленные места для наблюдения. Маршируя в толпе людей, он не видел всей полноты картины. «Но почему Колтайн поместил меня именно сюда? Он же лишил меня глаз, черт бы его побрал».

Они располагались на расстоянии тысячи шагов от склона. Вдоль вражеских порядков скакало несколько конников, проверяя их готовность к бою. Удары мечей о щиты усилились, а бешеные крики обещали яростное кровопролитие. «Когда мы распределимся по трем направлениям, неприятель приложит все усилия, чтобы отрезать основную массу от пехоты Седьмых. А те будут, в свою очередь, защищать раненых. Да, неприятель сразу попытается обезглавить змею».

Конники клана Ворона приготовили луки и пики; они повернулись в сторону врага и замерли. Звук горна провозгласил приказ поднять щиты, передние ряды сомкнулись, в то время как фланги и тылы подняли щиты над головами. Показались лучники, которые спешили занять позицию на вершине склона.

Воздух казался неподвижным, вокруг не ощущалось ни единого дуновения ветерка.

В сознании людей начало подниматься недоверие. Колтайн, увидев позиции неприятеля, не отдал ни одной команды; Седьмые, достигнув подножия склона, начали без промедления свой подъем.

Почва была мягкая, покрытая галькой и песком. Она предательски проседала под ногами. Солдаты начали постепенно вязнуть.

Внезапно огромное количество стрел затмило небо; они полетели вниз, словно капли дождя. Вселяющий ужас треск достиг ушей Антилопы – это были деревянные щиты, которые едва удерживали стремительный поток стрел. Некоторые из них пробивали древесину, впиваясь в доспехи, шлемы, а иногда и плоть. Из-под панциря начали доноситься неодобрительные возгласы. Под ногами мешались тяжелые валуны. Однако большой щиток, представляющий собой множество сомкнутых ручных доспехов, продолжал двигаться вверх без всякого промедления.

На лбу Антилопы уже красовалась большая шишка – неудачно отраженная стрела задела его своим древком. Три другие, попавшие в него, ушли под ноги.

Воздух под панцирем стал кислым и плотным – испарялись пот, моча, а также возрастающая злоба. Атака, на которую они не могли ответить, была самой страшной для солдата. Приказ о достижении вершины, где ожидали завывающие семки и гураны, жег, словно каленое железо. Антилопа знал, что моряки находятся уже на грани срыва. Первый контакт превратится в яростный взрыв.

Склон, обращенный к противоположной стороне, был куда более крутым; его вершина расширялась в стороны и становилась более ровной. Воинов, принадлежащих к племени, Антилопа никак не мог распознать. «Кто это – кан'елды?» – подумал он. В тот же момент они начали подъем на крутой берег, на ходу готовя к бою свои луки. «Да ведь они откроют по нам огонь с обеих сторон, в то время как семки с гуранами будут препятствовать подъему наверх. Западня».

Булт скакал вместе с конниками из клана Ворона, и историк четко слышал, как тот отдавал приказания. Выпрыгнув из пыльного облака, наездники свернули в сторону и двинулись к берегу. В воздух взмыли стрелы. Кан'елды, испуганные такой прытью со стороны виканов, рассредоточились. Несколько мертвых тел упало на землю. Воины Ворона двинулись вдоль траншеи, осыпая берег смертоносным огнем. В течение нескольких минут ровная поверхность была полностью очищена от представителей неизвестного племени.

Второй крик заставил конников натянуть поводья; их предводители остановились на расстоянии менее дюжины шагов от ощетинившейся линии гуранов и семков. Внезапная остановка спровоцировала семков на бросок вперед. В бой пошли метательные секиры. С противоположной стороны им ответили стрелы.

Увидев расстройство в войске неприятеля, моряки решили двинуться вперед. Конники Ворона развернули лошадей и, поднявшись в стременах, бросились в атаку. Их единственным опасением являлась возможность попасть в тиски своих же войск, где с одной стороны бежала пехота, а с другой – раззадорившиеся моряки.

Клин смешался.

Даже через щит Антилопа ощущал сильные удары, которые отдавались во всем его теле и затихали в костях. Со своей позиции он видел только клочок голубого неба прямо над головой, а также огромное количество стрел. Порой в воздухе мелькал неприятельский шлем, из под которого торчала густая борода. Однако скоро небо скрылось под плотным покровом пыли.

– Сэр! – внезапно по щиту забарабанила чья-то рука. – Вам пора повернуть.

«Повернуть?» – Антилопа взглянул на Листа. Капрал заставил его посмотреть назад.

– Вы же видите, сэр...

Они стояли в предпоследнем ряду от самого края. Между моряками и конными, скрыто вооруженными воинами из клана Безрассудных Собак, которые стояли безо всякого движения, только лишь подергивая мечами, образовалось небольшое пространство диаметром в несколько шагов. За конниками простиралась котловина, поэтому позиция Антилопы на земляном склоне позволила бы ему увидеть все оставшиеся моменты битвы.

На юге показались сомкнутые ряды лучников титанси, которых поддерживала кавалерия дебрахлов. Легионы Халафанской пехоты двигались с востока от них – справа, а в самом центре шла рота тяжелых пехотинцев Сиалка. Еще дальше к востоку располагались другие, новые отряды кавалерии и лучников. «Это одна челюсть огромной пасти, а другая идете севера. И они неумолимо сжимаются».

Антилопа посмотрел на север. Легионы убарийцев – по крайней мере три – двигались вместе с кавалерией Сиалка и Тепаси. Они были уже на расстоянии пятидесяти шагов от пехоты Седьмых. Среди штандартов убарийцев Антилопа увидел серые и черные цвета. «Это же местные жители, которых тренировали моряки. Вот так ирония судьбы!»

К северу от реки развернулась огромная битва; по крайней мере, это было понятно по большому пыльному облаку. Клан Горностая нашел своего неприятеля позже всех. Историк удивлялся: какие же войска Камиста Рело пошли в окружение. «Это удар по стаду овец – беженцы долго не выдержат. Держитесь. Горностай, вам не стоит ждать помощи от нас».

Давка окружающих солдат заставила Антилопу взглянуть на события, происходящие в непосредственной близости. Лязг оружия и крики стали гораздо громче. Расслабленные войска неприятеля столкнулись с наковальней виканов – их несгибаемой волей. Это был первый мощный ответный удар. «Это три маски войны Тогга. К завершению дня каждый из нас примерит одну из них для себя. Нам не суждено взять эту высоту...»

Сзади послышался более глубокий рев. Историк обернулся. Да, челюсти сомкнулись. Небольшая защитная коробка Седьмых, которая окружала повозки раненых, смялась как яичная скорлупа. Это было похоже на червяка, которого осаждали муравьи. Волна страха поднялась из пяток и начала распространяться по всему телу. Еще чуть-чуть, и защитная коробка под натиском ярости превратится в порошок.

Несмотря на пессимизм историка. Седьмые выдержали. Подобный исход абсолютно не укладывался у него в голове. Внезапно ряды врага расступились, как будто в челюсти кто-то вонзил ядовитый шип. Да, инстинкты брали свое. Наступила минутная пауза – каждая из сторон обливалась холодным потом. Пространство, разделяющее их, было заполнено огромным количеством трупов. В это мгновение Седьмые сделали то, чего от них никто не ожидал. В полной тишине, от которой на шее Антилопы поднимались волосы, Седьмые бросились вперед. Коробка приняла форму овала, который зловеще ощетинился пиками.

Ровные ряды врага расстроились и внезапно рассыпались.

«Стойте! Слишком далеко! Вас слишком мало! Стойте!»

Овал растянулся, помедлил, а затем хлынул назад с размеренной четкостью, которая граничила с безумием. Складывалось впечатление, что Седьмые являются составной частью какого-то сложного механизма. «А ведь они предпримут еще одну попытку. Небольшой сюрприз окажется их смертельным часом. Подобно легким, которые втягивают воздух, периодичность отдыха становилась все длиннее и длиннее».

Внезапно внимание историка привлекло движение в передней линии клана Безрассудных Собак. Она расступилась, и оттуда показались пешие Нил вместе с Невеличкой. Девочка вела виканскую кобылу. Голова животного была высоко поднята, а уши направлены вперед. На пегих боках блестели крупные капли пота.

Два колдуна остановились с обеих сторон от кобылы, Невеличка бросила поводья и положила руки на спину животного.

В следующее мгновение Антилопа пошатнулся, так как тыльная шеренга клина бросилась вперед, будто на едином дыхании, вверх по склону.

– Приготовьте оружие для ближнего боя! – крикнул где-то неподалеку сержант.

«О, глупые мечты Худа...»

– Ну вот, началось, – произнес Лист за спиной. Его голос был напряжен, как тетива лука.

Времени на ответ не оставалось, также как и на какие-то мысли, поскольку они внезапно оказались среди врагов. Антилопа осознал это в ту же секунду. Перед ним происходили такие события: солдат споткнулся и чуть не упал на землю, а шлем немедленно сполз на глаза. В то же мгновение чей-то меч со свистом рассек воздух. Орущего во всю глотку семка кто-то схватил за косу и потащил назад. Спустя несколько секунд крик превратился в гортанные булькающие звуки: наконечник короткого меча разорвал грудную клетку, внутренности расползлись наружу. Женщина-моряк развернула безжизненное тело в противоположную сторону, и в то же мгновение на ботинки хлынула ее же собственная моча. Брызги разлетелись по всей округе... Это были три маски Тогга, которые сопровождались какофонией гама. Человеческое горло начало издавать безумные звуки, кровь хлестала ручьем, а люди умирали – «повсеместно люди умирали».

– Поберегись справа!

Антилопа узнал этот голос – он принадлежал безымянной женщине-моряку. Антилопа развернулся и в последний момент увернулся от удара пики с оловянным наконечником. Оказавшись перед нападающим, он что есть силы вонзил острие своего короткого меча в лицо женщины-семка. Она захлебнулась в кровавом потоке, однако воздух потряс крик Антилопы – в его душе поселилось дикое животное. Покачнувшись, он чуть не упал на спину, однако его поддержал деревянный щит, подставленный чьей-то заботливой рукой. Около уха раздался голос безымянной женщины:

– Этой ночью я буду изводить тебя до тех пор, пока не попросишь о пощаде, старик!

Антилопу поразило, что у какого-то человека при непосредственной угрозе жизни могут возникать подобные мысли, однако он схватился за эту реплику как тонущий, который случайно обнаружил надежный плот. Переведя дух и успокоив сердце, готовое выпрыгнуть из груди, он оттолкнулся спиной от щита и сделал шаг вперед.

А прямо перед ним сражалась передняя шеренга моряков, которая таяла на глазах, шаг за шагом сдавая свои позиции. Их теснила гуранская тяжелая пехота, постепенно прижимая к склону. Клин был готов распасться.

Воины семков сновали в самой гуще моряков. Это была дикая, кровавая резня, а на помощь неприятелю спешили покрытые золой резервные тылы.

Задача была быстро выполнена. Безжалостная дисциплина в подобные моменты всегда давала огромное преимущество над сбродом племенных семков, которые дрались сами по себе. Осознав этот факт, моряки начали сражаться еще более страстно.

Внезапно в воздухе раздались три коротких звука горна – для воинов империи они означали приказ рассредоточиться. Антилопа изумился и начал оглядывать окрестности в поисках Листа, однако того и след простыл. Увидев безымянную женщину, спасшую ему жизнь, историк поковылял в ее сторону.

– Четыре гудка означают приказ отступать – может быть, я ослышался...

– Три, старик, – через зубы процедила она. – Рассредоточиться. Живо!

Женщина бросилась в сторону. Ничего не понимая, Антилопа последовал за ней. Склон представлял собой ужасное зрелище: кровь и желчь уже не могли впитываться в иссушенную почву, покрытую булыжниками. Они ступили на него с южной стороны, где дорога вела к высокому берегу, а затем спускалась в узкую канаву, заполненную по щиколотку потоками крови.

Тяжелая пехота гуранов начала тормозить – они почувствовали ловушку, хотя и не понимали, каким образом в подобной ситуации в нее можно попасть. Тем не менее они двинулись с вершины вниз по склону. Прозвучал еще один сигнал горна, и отряды империи вновь рванули к вершине.

Антилопа обернулся и в последний момент заметил, что на расстоянии семидесяти шагов вниз по склону тяжелая кавалерия клана Безрассудных Собак бросилась вперед, окружив Нила с Невеличкой, которые до сих пор стояли по бокам безмолвной кобылы, положив руки ей на спину.

– Жест повелителя, – пробормотала женщина за спиной.

«Они хотят взять власть над этим склоном ценой огромного количества жизней, несмотря на грязь и на камни. Склон довольно крут, чтобы прижать конников к шеям своих лошадей, при этом весь вес перейдет на передние ноги. Колтайн хочет, чтобы они нападали. Прямо в лицо тяжелой пехоте...»

– Нет, – прошептал историк.

Камни и песок посыпались вниз на берег. Вокруг Антилопы солдаты, облаченные в шлемы, начали проявлять беспокойство – кто-то появился на береговой вершине. На них посыпалось еще больше грязи.

Внезапно воздух разразился потоком малазанских проклятий, а большая часть шлемов обернулась в сторону берегового обрыва.

– Да это же проклятый Худом сапер! – проворчал один из моряков.

Перемазанное грязью лицо расплылось в злобной усмешке.

– Догадайтесь, что черепашки делают зимой? – крикнул он что есть силы вниз, затем бросился назад и пропал из виду.

Антилопа обернулся назад на конников клана Безрассудных Собак. Их бешеное движение вперед поутихло – они как будто никак не могли чего-то решить. Виканы подняли головы, а возбужденные взгляды замерли на плоских вершинах берегов с обеих сторон.

Гуранская тяжелая пехота и выжившие семки также остановились в недоумении.

Через пыль, которая плавно опускалась вниз по склону, Антилопа скосил взгляд на северный берег. Там началось какое-то движение: да это же саперы, привязав щиты к спине, начали движение вперед, хлынув вверх по склону, покрытому телами мертвых воинов.

В этот момент прозвучал еще один горн, и клан Безрассудных Собак хлынул вперед вновь – сначала рысью, а затем легким галопом. Однако теперь рота саперов прикрывала их отступ к вершине.

«Черепашки позаимствовали на время приход зимы. Эти ублюдки высадились на берег прошлой ночью – под самым носом у Рело – и погребли себя заживо. Во имя Худа, зачем?»

Саперы, все еще держа щиты на своих спинах, сгрудились вокруг, подготавливая оружие и другие приспособления. Один из них сделал шаг вперед и махнул клану Безрассудных Собак: «Можно двигаться вперед!»

Склон задрожал.

Покрытые доспехами лошади бросились вверх по крутому склону как единый механизм – быстрее, чем историк даже мог подумать об этом. Широкие мечи блеснули в воздухе. В своем странном причудливом снаряжении викане сидели в седлах, подобно демонам поверх еще более кошмарных животных.

Саперы бросились к шеренге гуранов. Взлетели гранаты, последовало несколько взрывов. Воздух огласился предсмертными криками. Все военное имущество, которое находилось рядом с саперами, смешалось с тяжелой пехотой. Островерты, огненные бомбы, напалм. Казавшаяся неприступной передняя линия элитного подразделения Рело смешалась.

Передовой отряд клана Безрассудных Собак галопом достиг саперов, однако те в буквальном смысле слова пропали под землей – в своих собственных коммуникациях. Антилопа слышал бешеный топот лошадиных копыт, что пролетали над головами отважных инженеров.

Словно опустошающий хаотический вихрь, викане ворвались в тяжелую пехоту и через мгновение расчистили вершину. Не останавливаясь на достигнутом, они начали метать томагавки на голову ничего не понимающего противника.

Над царящим грохотом пронесся очередной сигнал горна.

Женщина, находящаяся рядом с Антилопой, положила тяжелую руку ему на грудь.

– Вперед, старик!

Сделав шаг, он помедлил. «Да, настало время для солдат идти вперед. Но я же историк – мне нужно наблюдать, быть свидетелем событий. Пускай все думают, что хотят»

– Время пока еще не пришло, – произнес Антилопа, развернувшись и двинувшись к побережью.

– Увидимся ночью! – крикнула напоследок женщина, а затем присоединилась к остальным атакующим морякам.

Антилопа взобрался на вершину; порыв ветра в одно мгновение набил ему полный рот песка. Подавившись и закашлявшись, он оглянулся вокруг.

Ровная поверхность берега была похожа на пчелиные соты от огромного количества стрел. Свертки брезентовой одежды лежали наполовину снаружи в дырах, размерами с человеческое тело. Историк несколько секунд взирал на них с сомнением, а затем обратил свое внимание к склону. Движение моряков вперед было остановлено саперами, которые вновь показались на поверхности. Многие из них сломали руки, однако единственным защитным снаряжением до сих пор так и оставались весьма попорченные щиты, а также зубчатые шлемы.

За пределами вершины, на западных равнинах, клан Безрассудных Собак преследовал остатки хваленого элитного отряда Камиста Рело. Командная палатка, располагавшаяся на невысоком пригорке в тысяче шагов от вершины, была охвачена дымом и огнем. Антилопа предположил, что бунтовщик верховный маг поджег ее самостоятельно, пока войска Кол-тайна ее не успели ее захватить и воспользоваться находящейся там ценной информацией.

Антилопа развернулся и осмотрел котловину.

Битва внизу все еще свирепствовала. Кольцо защиты Седьмых вокруг кибиток с ранеными выстояло, несмотря на то, что убарийская тяжелая пехота с северной стороны их весьма значительно потрепала. Повозки тем временем двигались на юг. Кавалерия Тепаси и Сиалка догнала арьергард, где находились верноподданные хиссари... которые внезапно стали очень быстро сдавать свои позиции.

«Мы же можем потерять их».

Двойной гудок горна отдал приказ клану Безрассудных Собак к возвращению. Антилопа увидел Колтайна, восседавшего на самой вершине. Его головной убор из воронова пера был покрыт пылью. Историк заметил, как он что-то показал горнисту, и тот повторил приказание, однако в более быстром темпе. «Вы нужны нам прямо сейчас!»

«Однако их лошади крайне утомлены. Вы же требуете невыполнимого! Они же должны развить небывалую скорость!» Историк нахмурился и обернулся.

Нил и Невеличка все еще стояли с обеих сторон у одинокой кобылы. Легкий ветерок раскачивал ее гриву и хвост, однако в остальном она словно застыла. Историк размышлял в недоумении: «Чего они этим пытаются добиться?»

В тот же момент далекий вой привлек внимание историка. Огромная конная армия переправлялась через реку. Флаги оказались слишком далеко, чтобы определить их принадлежность. Но тут Антилопа заметил маленькую фигурку, которая бежала перед передовым отрядом армии. «Виканская пастушья собака! Это же клан Горностая».

Перебравшись на противоположную сторону реки, конники перешли в галоп.

Кавалерия Тепаси и Сиалка была застигнута врасплох, по крайней мере, первой волной кровожадных виканских псов, которые, не обращая никакого внимания на лошадей, сразу бросились на самих всадников. Шестьдесят захлебывающихся лаем фунтов сплошных мускулов и острых зубов стаскивали опешивших воинов на землю. За собаками появились сами виканы, объявив о своем прибытии несколькими десятками срубленных голов неприятеля. Вслед за этим раздались жуткие крики и улюлюканье – армии смешались.

В течение нескольких минут воины Тепаси и Сиалка были начисто разбиты – часть погибла на месте, другие оказались смертельно ранеными. Небольшой группе удалось убежать восвояси. Клан Горностая перегруппировался и, не останавливаясь на достигнутом, бросился галопом по направлению к убарийцам. Пятнистые пастушьи собаки не отставали.

Враг вынужден был расступиться в обе стороны. Это подсознательное движение продлило им жизнь на несколько минут.

Клан Безрассудных Собак понесся вниз по склону, окружив колдунов и их неподвижную кобылу. Затем они повернули на юг и принялись преследовать убегающую пехоту Халафана и Сиалка, а также лучников титанси.

Антилопа упал на колени и сбросил шлем. Его эмоции представляли собой смесь огорчения, гнева и ужаса. «Нельзя говорить о победе сегодня. Нет, только бы не заговорить об этом».

Внезапно на берегу послышались чьи – то шаги, затем к ним присоединились звуки хриплого дыхания. В то же мгновение тяжелая рука, одетая в металлическую перчатку, опустилась историку на плечо. Голос, который Антилопа затруднился распознать, произнес:

– Они смеются над нашей знатью – тебе известно об этом, старик? Они прозвали нас на языке дхебралов – тебе известно, как переводится это имя? Цепь Псов. Именно так – Цепь Псов Колтайна. Он верховодит, впрочем, как и всегда, он стремится изо всех сил вперед. Колтайн обнажает клыки, а кто же его кусает за пятки? Не те ли, кого он поклялся защищать? Да, в этом названии есть глубинный смысл – тебе так не кажется?

Голос, конечно, принадлежал Затишью, однако он изменился. Антилопа поднял голову и уставился налицо человека, который присел на корточки рядом с ним. Один-единственный голубой глаз смотрел из огромной рваной раны, в которую превратилось его лицо. Капитан получил удар тяжелой булавой, она разорвала ему щеку, выбила глаз и свернула на бок нос. Ужасные остатки лица Затишья тронуло нечто вроде улыбки.

– Я просто счастливец, историк. Посмотри – целы все зубы, и даже ни один из них не качается.

Подсчет потерь является непременным горьким последствием любой войны. По мнению историка, только Худ мог смеяться от своего триумфа.

Клан Горностая подкараулил уланов титанси, а также их божественного командира. Засада, которую обеспечили земляные духи, повергла предводителя семков на землю, разнесла его тело в клочья и разметала по округе. Затем духи просто сожрали его останки. В этот момент настало время для собственной ловушки Горностая. Беженцы явились наживкой – в результате несколько сотен ни в чем не повинных людей были использованы в качестве пушечного мяса.

Предводитель клана Горностая мог бы отрапортовать, что неприятель в четыре раза превосходил их по количеству и маневр с беженцами явился вынужденной мерой, нацеленной только на то, чтобы спасти жизни всех остальных. Подобное объяснение было бы вполне правдивым. Но командир промолчал, и, хотя его молчанье было встречено яростным неприятием со стороны беженцев, и особенно Совета знати, Антилопа увидел здесь тайный смысл. Виканы имели веские причины к тому, чтобы презирать своих подопечных. Воины не стали жертвовать своими жизнями ради тех, кто ставил свои интересы выше результата всей кампании.

К несчастью, этого никто не понял. Своим молчанием виканы выражали презрение, а знать восприняла подобное поведение как проявление слабости.

Тем не менее, согласно существующим законам войны, клан Горностая был вынужден салютовать в честь погибших людей, которых они в последнее время начинали все больше недолюбливать. Затем виканы присоединились к резне, которая происходила в котловине, где участвовали лучники титанси. Вскоре равнинные племена неприятеля просто перестали существовать. Возмездие империи оказалось абсолютным. Однако Колтайн решил не останавливаться на достигнутом – оставались еще крестьяне, принадлежащие флагу Рело, которые запоздало начали прибывать с восточного направления. Их судьба стала точным отображением участи, которую титанси приготовили малазанам. Этот урок, естественно, коснулся и беженцев.

Несмотря на то что многие исследователи ломали над этим головы. Антилопа не имел возможного объяснения тем темным течениям человеческого разума, который заставляет людей развязывать кровопролитие. Историк не видел даже своей реакции на ту картину, которая открылась внизу: Нил и Невеличка стояли по обеим сторонам от мертвой лошади. Руки так и продолжали лежать на ее тощей спине, покрытой каплями пота и крови. Жизненная сила была впечатляющей, практически не поддающейся разумению. Жертва одного-единственного животного подарила жизни пяти тысячам других – неужели это не достойно восхищения?

«А немое животное так и не смогло понять причину своей смерти. Оно просто стояло в центре поля, а два маленьких ребенка с разрывающимися от горя сердцами держали над ней свои крохотные ладошки».

Горизонт Имперского Пути представлял собой серое одеяло. Неподвижный затхлый воздух делал предметы размытыми, не похожими на их естественную форму в обычном мире. Здесь не было никакого ветра, только эхо смерти и разрушения, пойманное в ловушку времени.

Калам забрался в седло и посмотрел на простирающуюся перед ним картину.

Зола и пыль покрывали черепичный свод. В одном месте он обрушился, обнажив неровные края бронзовых пластин, которые покрывали купол изнутри. Над дырой висел серый туман. Осмотрев изгиб свода. Калам понял, что более двух третей его находится под землей.

Убийца спешился. Помедлив, он сорвал с лица брезентовый шарф, затвердевший от слежавшегося песка, обернулся назад на остальных и начал медленно приближаться к строению.

Где-то под ногами располагался дворец или храм. Добравшись до свода, убийца наклонился вперед и сдул золу, которая покрывала одну из бронзовых черепиц. На поверхности показались глубокие символы.

Как только Калам осознал их принадлежность, его пробил холодный пот. Однажды он видел подобную стилизованную корону на другом континенте, участвуя во внезапной войне против наемников, которых купил отчаянный враг. «Каладан Бруд и Аномандер Рейк, а также Рхиви и Малиновая гвардия. Столкновение непримиримых противников, оспаривающих планы империи на завоевание. Свободные города Генабакиса всегда ссорились из-за пустяков. Жадные до золота правители и страсть к воровству стали главной причиной, из-за которой они потеряли свободу...»

Находясь мыслями за тысячи лиг от этого места, Калам легко дотронулся до выгравированного знака. «Черные псы... мы беспокоились по поводу комаров и пиявок, ядовитых змей и кровожадных пресмыкающихся. Тыл был отрезан, а моранты начали отступать в тот момент, когда они были больше всего нам нужны... Я помню этот знак... Он красовался на ветхом флаге, поднятом над элитными ротами войск Бруда.

Как же этот ублюдок называл себя? Верховный король? Каллор... Верховный король без королевства. В течение тысячи лет, если легенда гласит правду, а возможно, и десятки тысяч... Он говорил, что когда-то командовал такими королевствами, по сравнению с которыми Малазанская империя – не более чем провинция. Кроме того, он кричал, что разрушил их до основания своей же собственной рукой. Каллор хвастался, что сделал миры безжизненными...

И этот человек сейчас называет себя Каладаном Брудом... Вторая эпопея. Когда я ушел, Дуджек-Разрушитель Мостов вместе с обновленной Пятой армией искал альянса с Брудом.

Вискиджак... Быстрый Бен... Держитесь настороже. Среди вас – сумасшедший...»

– Если ты решил часок-другой вздремнуть...

– Что я больше всего ненавижу в этом месте, – произнес Калам, – так это почву, которая буквально засасывает ноги.

Минала, чью нижнюю часть лица также покрывал защитный шарф, уставилась своими серыми глазами на убийцу.

– Ты выглядишь довольно испуганным.

Калам нахмурился и двинулся обратно. Повысив голос, он выкрикнул:

– Нам пора выбираться из этого Пути.

– Что? – прыснула Минала. – Я не вижу врат!

«Я тоже, однако их ощущение остается. Мы покрыли достаточно большое расстояние, и я внезапно осознал, что осмотрительность при путешествии внутри имеет гораздо меньшее значение, чем снаружи». Закрыв глаза, он отрешился от Миналы и от всех остальных, попытавшись успокоиться. Последней мыслью стало: «Надеюсь, я прав».

Мгновение спустя перед ними появился портал. От него исходили звуки разрывающейся плотной материи.

– Даты тупоголовый ублюдок, – зло прошипела Минала. – Мы же могли выбраться отсюда гораздо раньше, если бы ты пораскинул мозгами. Только Худ знает, что у тебя на уме, капрал.

«Интересный набор слов, женщина. Думаю, они попали в самую точку».

Калам открыл глаза. Врата представляли собой непроницаемое черное покрывало, находящееся на расстоянии десяти шагов. Он поморщился. «Проще пареной репы. Калам, ты тупоголовый ублюдок. Да, страх может охватывать даже самые безжизненные создания».

– Двигайтесь рядом со мной, – произнес Калам, вынимая из ножен длинный нож и подходя к краю.

Его мокасины внезапно заскользили по камням, покрытым песком. На улице была ночь, звезды мерцали над головой в узком колодце, разделяющем два высоких здания. Дорога поворачивала вперед на Аллею Черепах, которую Калам хорошо знал. Вокруг не было ни единой души.

Калам быстро припал к стене слева. Сзади появилась Минала, ведя под уздцы свою лошадь и жеребца убийцы. Сощурившись, она покрутила головой и спросила:

– Калам? Где...

– Прямо здесь, – шепотом ответил убийца. Опешив, она зашептала в ответ:

– Не успели мы сделать и пару вдохов, а уже приходится скрываться,

– Привычка.

– Без всякого сомнения, – она двинулась вперед, ведя за собой лошадь. Через мгновение появились Кенеб и Сельва, за ними следовали два ребенка.

Капитан оглядывался вокруг, пока не наткнулся на Калама.

– Арен? – Да.

– Чертовски тихо.

– Мы находимся в аллее, которая ведет через некрополь.

– Очень приятно, – отметила Минала, показав жестом на здания вокруг. – Они выглядят как многоквартирные дома.

– Они предназначены... для мертвецов. Бедные остаются бедными даже после смерти в Арене.

– Далеко ли до гарнизона? – спросил Кенеб.

– Три тысячи шагов, – ответил Калам, снимая шарф с лица.

– Нам не помешало бы помыться, – произнесла Минала.

– А я зверски хочу пить, – добавил Кенеб, все еще сидя на лошади.

– И есть, – пролепетал Кесен.

Калам вздохнул, а потом кивнул головой.

– Надеюсь, – произнесла Минала, – прогулка через некрополь не считается здесь дурным предзнаменованием.

– Некрополь окружен тавернами плакальщиков, – пробормотал убийца. – Нам не придется далеко идти.

Полная гама таверна, по заверению ее владельца, видела лучшие времена, однако Калам подозревал, что это было вранье. Пол в обеденной зале прогнулся, словно огромная чаша, а стены были столь неустойчивы, что их пришлось подпереть длинными шестами. Гниющая пища и мертвые крысы лежали в огромной куче прямо по центру, источая невообразимую вонь. Складывалась впечатление, что это был дар какому-то распутному богу.

Стулья и столы на кривых ногах стояли по кругу, и только один из них был занят бродягой, напившимся до беспамятства. Задние комнаты предлагали посетителям ничуть не больше удобств, однако Калам решил оставить свою компанию для ужина именно там, в то время как сам пошел выяснять во двор по поводу большой лохани для стирки. Затем он вернулся в залу и уселся прямо перед одиноким посетителем.

– Ты называешь это едой? – спросил седовласый Напан, как только убийца занял перед ним место.

– Самой лучшей в городе.

– Наверное, так рассудил совет тараканов.

Калам посмотрел, как мужчина с голубоватым оттенком кожи поднял к губам кружку. Его адамово яблоко задвигалось в такт большим глоткам.

– Похоже, тебе придется заказывать еще одну.

– Без проблем.

Убийца легко развернулся на стуле, встретился с изнеможенным взглядом старухи, которая прислонилось спиной к бочке с элем, и поднял вверх два пальца. Она вздохнула и поковыляла вперед, заложив за пояс передника огромный нож, затем внезапно вернулась назад и начала искать пару высоких пивных кружек.

– Она сломает тебе руку, если решишь до нее дотронуться, – предупредил незнакомец.

Калам наклонился вперед и внимательно посмотрел на мужчину. Ему было где-то между тридцатью и шестьюдесятью, причем сказать точнее было абсолютно невозможно. Из-под спутанных прядей бороды проглядывала морщинистая загорелая кожа. Темные глаза, ни на минуту не останавливаясь, с интересом рассматривали убийцу. Мужчина был одет в мешковатые лохмотья.

– Ты заставляешь меня задавать вопросы, – произнес убийца. – Кто ты и какова твоя история?

Мужчина поднялся на ноги.

– Думаешь, я рассказываю это первому встречному? – Калам помедлил.

– Ну, – продолжил мужчина, – не все это выдерживают. Некоторые слишком невежественны, поэтому они не могут понять все до конца.

Сидящий без сознания хозяин трактира с грохотом упал со своего стула, его голова хрустнула, ударившись о черепицу. Калам, незнакомец и старуха-прислуга, наконец, обнаружившая пару кружек, обернулись в его сторону. Тот медленно отполз в центр комнаты и начал блевать на кучу с отходами.

Одна из крыс, которая, по всей видимости, только притворялась спящей, мгновенно запрыгнула на тело хозяина и уселась у переносья.

Незнакомец напротив убийцы проворчал:

– Каждый человек является философом.

Официантка наполнила емкости и двинулась к ним. То проворство, с которым она ковыляла по кривому полу, свидетельствовало о большом количестве лет, проведенных в этом заведении. Глядя на Калама, она заговорила на языке дебрахлов.

– Твои друзья в задней комнате спрашивали мыло.

– Да, так оно и есть.

– У нас нет мыла.

– Только что я и сам это понял. Старуха заковыляла обратно.

– Судя по всему, вы только что прибыли. Через северные ворота?

– Точно.

– Пришлось, наверное, довольно высоко карабкаться, тем более с лошадьми...

– Ага, значит они закрыты.

– Запечатаны точно так же, как и все остальные. Может быть, вы прибыли со стороны гавани?

– Возможно.

– Но гавань закрыта.

– Каким образом можно закрыть Аренскую гавань, объясни мне.

– Ну хорошо-хорошо, она открыта.

Калам набрал полный рот эля, проглотил его и совсем притих.

– Представляешь, после нескольких кружек он кажется еще хуже, – произнес незнакомец.

Убийца поставил кружку обратно на стол. Прочистив горло, он произнес:

– Расскажи мне местные новости.

– Но зачем мне это делать?

– Я только что купил тебе выпивку.

– И за это я должен быть благодарным? Дыханье Худа, мужик, ты же сам пробовал это пойло!

– Обычно я совсем не такой терпеливый.

– Очень хорошо, что мне об этом напомнил, – осушив одну кружку, он принялся за вторую. – Наверное, тебе просто понравился эль. За ваше здоровье, сэр, – произнес он и осушил еще один стакан.

– Мне приходилось перерезать гораздо более неприятные глотки, чем твоя, – произнес убийца.

Мужчина замер. В первый момент его глаза бешено бегали по лицу Калама, затем он поставил кружку на место.

– Жены Корнобола не пустили его домой прошлой ночью – бедному ублюдку пришлось оставаться на улицах до тех пор, пока один из патрулей верховного кулака не задержал его за нарушение комендантского часа. Подобные действия стали вполне распространенной практикой. Жены по всему городу берут власть в свои руки. Что же еще? Не могу заказать себе приличное филе за хорошие деньги – сейчас стало столько нищих попрошаек, сколько не видели улицы Арена с тех самых времен, когда у нас еще был рынок. Не могу купить газету без того, чтобы не встретить на передней странице глашатая Худа – неужели ты думаешь, что верховный кулак действительно отбрасывает тень какого-то зверя? А ведь они пишут именно так. Конечно, какую же еще он может отбрасывать тень, прячась в дворцовом гардеробе? Позволь мне тебя заверить: рыба – не единственная скользкая вещь у нас в городе. Представляешь, за последние пару дней меня арестовывали четыре раза – приходилось доказывать свою личность, демонстрируя им свою имперскую грамоту. Да, удача отвернулась от меня с тех пор, как я обнаружил свой экипаж в одной из здешних тюрем. С помощью улыбки Опонна мне пообещали их выпустить к завтрашнему утру. Теперь они будут скрести палубу... О да, эти неуклюжие пьянчуги будут скрести ее до тех пор, пока Абисс не поглотит мир. Что может быть хуже – держать человека в тюрьме, рассматривать на свет его грамоту, заставлять писать глупые объяснительные... Даже самый здоровый выходит оттуда с больной головой. Затем, внезапно, тебе предлагают несколько золотых монет только за то, чтобы доставить незнакомого человека по определенному адресу. А теперь ты, наверное, хочешь сказать: «Ну что же, капитан, это просто стечение обстоятельств, что мне нужен был срочный билет, чтобы попасть в Унту», а я отвечу: «Боги смеются над вами, сэр! Стечение обстоятельств заключается в том, что я оказался в здешних краях двумя днями раньше с двадцатью моряками, казначеем верховного кулака и половиной аренских богатеев на борту... Однако, как ни странно, у нас имеется одна свободная каюта. Добро пожаловать на борт!»

Калам от полученного шока в течение двадцати ударов сердца сидел как вкопанный, а затем произнес:

– Да, боги в самом деле начали смеяться. Капитан покачал головой.

– Их смех – льстивый и обманчивый.

– Кого же мне благодарить за такую помощь?

– Он представился твоим другом, которого, однако, ты так и не встретишь, когда окажешься на борту моего корабля, который называется «Тряпичная пробка».

– Как его звали?

– Салк Елан. По крайней мере, именно так он представился, сообщив, что долго дожидался тебя.

– А откуда он знал, что я окажусь в этой таверне? Я не подозревал о ее существовании даже за час до настоящего разговора.

– Догадался, однако его кто-то предупредил... Человек, который раньше тебя вышел из врат у некрополя. Плохо, что тебя не оказалось здесь прошлой ночью, друг, здесь было гораздо тише... По крайней мере, до того момента, пока одна девка не выловила из вон той бочки дохлую крысу. Плохо, что ты со своими друзьями пропустил завтрак сегодня утром.

Калам захлопнул за спиной шаткую дверь и остановился, переводя дух. «Договоренность Быстрого Бена? Непохоже. Действительно, не может быть...»

– Что случилось? – спросила Минала, сидящая на столе и держащая в руке кусок дыни. Со двора доносились радостные крики – это родители купали своих детей.

Убийца надолго закрыл свои глаза, а затем, вздохнув, решился выпалить все сразу.

– Я доставил вас до Арена – теперь наши пути расходятся. Скажи Кенебу что на улице он встретит патруль, который сможет проводить его к командиру городской гвардии... И сделай одолжение, попроси его не включать меня в свой доклад.

– А как он сможет объяснить свое здесь появление?

– Очень просто – вас привез рыбак на своей лодке.

– И это все? Ты даже не попрощаешься с Кенебом, Сельвой, их детьми? Ты даже не позволишь им поблагодарить тебя за спасение их жизней?

– Если будет возможность, Минала, постарайся поскорее убраться со своими родственниками из города – лучше в Квон Тали.

– Не поступай так, Калам.

– Это самый безопасный путь, – он помедлил, а затем добавил: – Хотел бы я, чтобы все оказалось иначе...

Кусок дыни просвистел в воздухе и размазался у него по щеке. Убийца потратил несколько секунд, чтобы привести себя в порядок, затем схватил свой походный мешок и перебросил его через плечо.

– Жеребец принадлежит тебе, Минала.

Войдя в обеденный зал, Калам приблизился к столику капитана.

– Все в порядке, я готов.

В глазах мужчины блеснуло нечто вроде разочарования, затем он вздохнул и с трудом поднялся на ноги.

– Хорошо. «Тряпичная пробка» причалила к среднему пирсу. Если мне повезет, то я смогу совершить на нем десяток ходок. Только Худу известно, чем можно заниматься в городе, где остановилась на привал целая армия, правда?

– Рваная рубаха, которая на тебе надета, не прибавляет уважения. Наверняка, где-то поблизости припрятана морская форма?

– Какая еще форма? Это моя любимая, счастливая рубаха.

Лостара Ил прислонилась спиной к стене маленькой комнаты. Сложив руки на животе, она наблюдала за Жемчужиной, который сновал взад-вперед у окна.

– Детали, – бормотал он. – Все дело в деталях. Не морщись, иначе можешь что-то пропустить.

– Я должна доложить командиру Красных Мечей, – произнесла Лостара. – А затем вернусь сюда.

– Неужели Орто Сетрал позволил тебе уйти, девушка?

– Я все равно не брошу это преследование... конечно, с твоего позволения.

– Только боги запрещают! Мне очень нравится твоя компания.

– Да ты начинаешь шутить.

– Да, немного. Уверяю тебя, с юмором гораздо легче жить на свете. Если мы прошли такую большую дистанцию вместе, то почему бы ее и не закончить?

Лостара придирчиво осмотрела свою униформу. Она весила совсем немного – после переодевания доспехи пришли в полную негодность, поэтому после того как Жемчужина залечил ее раны, Красный Меч просто выбросила их на свалку.

Когтю так и не удалось ничего выяснить о том демоне, с которым им пришлось столкнуться злополучной ночью на равнине, однако для Лостары Ил оставалось вполне очевидным, что этот вопрос его очень беспокоит. «Впрочем, то же самое можно сказать и обо мне. Мы находимся в Арене, идем по следу убийцы. Все вроде бы по плану».

– Ты подождешь меня здесь? – спросила женщина. Улыбка Жемчужины стала еще шире.

– Хоть до конца своих дней, моя дорогая.

– Думаю, что до рассвета – этого будет вполне достаточно.

Мужчина поклонился.

– Я буду считать удары сердца до твоего прихода.

Лостара Ил покинула комнату и закрыла за собой дверь. Коридор трактира вел к деревянным ступенькам, которые спускались в переполненную обеденную залу. Комендантский час заставлял посетителей сидеть в закрытых стенах, однако, судя по доносящемуся от них смеху, подобные порядки никого не расстраивали.

Лостара нырнула под лестницу и прошла в кухню. Удивленные взгляды поваров и поварят проводили ее до самого выхода через заднюю дверь. К подобной реакции женщина привыкла: Красных Мечей всегда боялись.

Толкнув дверь, Лостара вышла на свежий воздух. Воздух аллеи, шедшей вдоль реки, был влажным и прохладным. С залива пахло морской солью. «Клянусь, что больше никогда не пойду через Имперский Путь вновь».

На главной улице ее ботинки тяжело застучали по мостовой.

Дюжина солдат армии первого кулака подошла к ней, как только женщина добралась до первого перекрестка, который вел к административным зданиям гарнизона. Их предводитель – сержант – остановился в некотором замешательстве.

– Добрый вечер, Красный Меч, – поприветствовал он. Лостара кивнула в ответ.

– Я поняла, что первый кулак ввел режим комендантского часа. Скажи мне, а Красных Мечей вы тоже патрулируете на улице?

– Нет, совсем нет, – ответил сержант.

Женщина почувствовала среди солдат некоторое напряжение и непроизвольно сама начала беспокоиться.

– На них сейчас возложено другое задание, да? Сержант медленно кивнул.

– Что-то вроде того. Судя по твоим словам и... другим признакам, кажется, ты только что прибыла в город?

Женщина утвердительно покачала головой.

– Но как?

– Через Путь. У меня... было сопровождение.

– Наверняка, это очень интересная история, – произнес сержант. – Поторопитесь отдать мне свое оружие.

– Простите?

– Ты же хотела присоединиться к своим коллегам – Красным Мечам? И поговорить со своим командиром, Орто Сетралом?

– Да.

– По приказу первого кулака, вышедшему четыре дня назад. Красные Мечи находятся под арестом.

– Что?

– И ожидают суда за государственную измену перед Малазанской империей. Твое оружие, пожалуйста.

Ошеломленная Лостара Ил даже не предприняла никакой попытки освободиться, когда ее разоружали солдаты. Она уставилась на сержанта. – Наша верность... была подвергнута сомнению?

В глазах мужчины не было никакого злого умысла, и он просто ответил:

– Я уверен, что командир поведает тебе гораздо больше интересных подробностей по поводу этого дела.

– Он ушел.

У Кенеба отвисла челюсть.

– О! – выдавил он из себя через мгновение. Нахмурившись, он посмотрел на Миналу, которая собирала свой походный мешок. – Ты что делаешь?

Обернувшись, она ответила:

– Неужели ты думаешь, что он далеко уйдет, покинув нас таким образом?

– Минала...

– Успокойся, Кенеб! Разбудишь детей.

– А я и не кричал.

– Доложи своему командиру абсолютно все, ты понял меня? Все, кроме того, что касается Калама.

– Я же не дурак, даже если ты полагаешь обратное. Взгляд женщины смягчился.

– Я знаю. Прости меня.

– Думаю, лучше попросить прощения у сестры. А также у Кесена и Ванеба.

– Хорошо.

– Скажи мне, как ты намереваешься преследовать человека, который этого совсем не хочет?

Ее темные черты осветила холодная усмешка.

– И ты задаешь подобный вопрос женщине?

– О Минала...

Женщина протянула руку к его щеке и провела по щетине.

– Не надо слез, Кенеб.

– Я проклинаю свою сентиментальность, – произнес он устало. – Однако скоро будет все в порядке. А сейчас иди и попрощайся со своей сестрой и ее детьми.

Глава четырнадцатая

Богиня сделала глубокий вдох, и все вокруг успокоилось.

Апокалипсис. Херулан

– Мы не можем оставаться здесь, – произнес маг. Фелисин неодобрительно посмотрела на него.

– Почему нет? Этот шторм на улице может убить нас. У нас нет другого убежища, кроме этого места, где имеются, кроме того, вода и пища...

– Потому что за нами начнется охота, – огрызнулся Кульп, охватывая себя руками.

С того места, где сидел Гебориец, прислонившись к стене, послышался сухой смешок. Он поднял свои невидимые руки.

– Покажите мне хотя бы одного смертного, который не страдает от преследования, и я скажу: «Это труп». На каждого охотника находится свой собственный, за каждой мыслью ведется слежка. Мы управляем – и нами управляют тоже. Неизвестный преследует ничего не подозревающего человека, а истину постигает только тот мудрец, который об этом абсолютно точно осведомлен.

Кульп посмотрел туда, где на невысокой разрушенной стене, окружающей фонтан, сидел старик; веки мага отяжелели.

– Я выражался буквально, – произнес он. – В городе есть живые Изменяющие Форму. Я начал ощущать их резкий запах с самого начала, а сейчас он становится все сильнее.

– Но почему бы просто не сдаться? – спросила Фелисин. Маг скептически усмехнулся.

– Я не могу быть столь легкомысленным. Мы же находимся в Рараку – родоначальнице Вихря. Здесь в округе тысячи лиг не встретишь ни одного дружелюбного лица, а всякая попытка выбраться за пределы обречена на провал.

– Ага, а лица ближайших друзей весьма далеки от человеческих, – добавил Гебориец. – Каждое существо в определенный момент вынуждено показать свое истинное лицо, а присутствие Д'айверса и Сольтакена вовсе не связано с Вихрем – давайте смотреть правде в глаза. Это не просто трагичное стечение обстоятельств – Год Дриджхны и все с ним связанное...

– Ты глупец, если так думаешь, – сказал Кульп. – В мире полно случайностей. У меня есть подозрение, что кто-то направил Изменяющих Форму именно сюда, и причиной тому явилось именно восстание. Конечно, возможно и иное объяснение – богиня Вихря отправила соглядатаев ради того, чтобы удостовериться – на землю пришел Год Дриджхны. Кроме того, эти создания способны внести хаос среди всех Путей.

– Интересное замечание, маг, – произнес историк, медленно кивая. – Скорее всего, источником наших неприятностей является Меанас, в котором хитрость с обманом растут подобно сорной траве, а неизбежность определяет правила игры... в том случае, если она им на руку.

Фелисин продолжала молчать, поглядывая на двух мужчин. «Один разговор находится здесь, на поверхности, а второй – глубоко внутри. Священник и маг решили поиграть в игры, сплетая в единое целое подозрения и истину. Гебориец видит суть – он украл призрачные жизни и теперь добился всех своих целей. Думаю, он собирается сообщить магу, что тот находится гораздо ближе к истине, чем полагает сам: „Вот, владелец Меанаса, возьми мои невидимые руки... "»

На этом Фелисин решила, что с нее хватит пустой болтовни.

– Что тебе известно, Гебориец? Слепец просто пожал плечами.

– Почему это столь важно для тебя, девушка? – проворчал Кульп. – Может быть, ты решила сдаться и позволить Изменяющим Форму захватить нас? Может быть, ты думаешь, что мы все равно умрем?

– Я просто спросила, ради чего мы прикладываем такие нечеловеческие усилия. Зачем нам покидать эту гостеприимную обитель? У нас ведь нет ни одного шанса выбраться за пределы пустыни.

– Замолчи! – выкрикнул Кульп, поднимаясь на ноги. – Худ знает, что ты не способна предложить ничего стоящего.

– Да, я слышала, что Изменяющему Форму достаточно просто укусить человека.

Маг осекся и медленно взглянул на девушку.

– Ты слышала неправду... Это довольно распространенное заблуждение. Укус может внести в организм ядовитое вещество, которое вызывает в дальнейшем циклические приступы сумасшествия. Однако сам ты никогда не станешь одним из них.

– Понятно. Но в таком случае, каким образом они создаются?

– Они не создаются. Они рождаются. Гебориец вскочил на ноги.

– Если мы вообще собираемся идти через мертвый город, то пора этим заняться. Голоса пропали, я опять чувствую тебя вполне здравомыслящим человеком.

– И какая нам от этого польза?

– Я способен провести вас самым коротким путем, девушка. В противном случае мы станем блуждать здесь до тех пор, пока один из охотников, наконец, не нагрянет на нашу голову.

Они напились в последний раз из бассейна и собрали столько бледных фруктов, сколько были способны унести. Фелисин внезапно ощутила, что чувствует себя практически здоровой, по крайней мере, в голове была такая ясность, которой не было за последние несколько месяцев: навязчивые воспоминания ушли прочь, оставив на своем месте одни лишь рубцы. Однако направления мыслей оставались прежними, и девушка не надеялась на успех.

Гебориец провел их по извилистым улицам и аллеям, сквозь хибары и дома. В течение всего пути путешественникам встречалось огромное количество минерализованных тел, среди которых имелись как человеческие, Тлан Аймасс, так и Изменяющие Форму. Это были древние сцены яростной битвы. Осведомленность Геборийца среди всего этого кошмара необъяснимо пугала Фелисин; каждая новая сцена насилия вызывала в ее душе леденящие душу приливы страха. Девушка знала, что находится где-то близко от сокровенной истины, что осталось только протянуть руку. Со времен существования жизни на земле все пытались ее постичь. «Мы занимаемся только тем, что раскачиваем мир – такой хрупкий и неустойчивый. На самом деле каждая драма цивилизаций – огромного количества людей с их убеждениями и деяниями – ничего не значит. Жизнь продолжает ползти по планете». Фелисин удивлялась, неужели разоблачение основных законов человеческого мира не сулит ничего, кроме разочаровывающего ощущения своей бесполезности. «Невежда, который обнаружил причину и зацепился за нее, находится под иллюзией своей значительности. Преданность королю, королеве или императору... – есть оплот дураков».

Ветер завывал за спиной путешественников, поднимая в воздух небольшие горстки пыли и бросая их под ноги. Глядя на землю, Фелисин отметила, что они похожи на маленькие язычки, которые ласкают кожу. В тот же момент она вновь ощутила слабый острый запах.

Они шли в течение часа, и наконец Гебориец решил остановиться. Компания стояла перед большим входом в неведомый храм. Невысокие объемистые колонны, поддерживающие свод, напоминали по форме три человеческих тела. Ниже потрескавшегося, провисшего плинтуса шел каменный поребрик. Каждая плита светилась слабым неестественным светом, который зажег Кульп с помощью своего Пути.

Внезапно маг увидел одну из пиктограмм и прошептал:

– Дыхание Худа!

Бывший священник только улыбнулся.

– Да, это Расклад Дракона, – проговорил Кульп.

«Вот и еще одно патетическое доказательство магической силы».

– Древний Расклад, точно, – кивнул Гебориец. – Не Арканы, а Дома. Королевства. Ты можешь отличить Смерть от Жизни? А Тьму от Света? Ты видишь Дом Зверя? И кто сидит на этом троне, Кульп?

– Он пуст, если принять во внимание, что я смотрю именно туда, куда ты указываешь. А другая картина отображает большое количество различных тварей. Трон с обеих сторон окружен Тлан Аймасс.

– Точно, они должны там быть. Однако на троне никого нет... Это очень странно.

– Почему?

– Потому что каждое эхо воспоминаний твердит о том, что там должен кто-то быть.

Кульп только проворчал в ответ:

– На картине нет никаких помарок – она выглядит точно так же, как и все остальные.

– Там должна быть вне арканная карта – ее действительно нет?

– Нет. Может быть, она скрывается сзади или по бокам?

– Возможно. Однако именно там, наверняка, и прячется Изменяющий Форму.

– Ваши рассуждения просто очаровательны, – медленно произнесла Фелисин. – Мне сдается, что пора выбираться из этого храма – слишком уж сильный поднимается ветер.

Гебориец усмехнулся.

– Да. Однако выход лежит с противоположной стороны.

Изнутри храм походил просто на длинный туннель, чьи стены, пол и потолок оказались скрыты под плотным слоем песка. Чем дальше они шли, тем громче становились завывания ветра. Через сорок шагов они начали различать впереди бледные желтоватые отсветы.

Туннель сузился, а скорость встречного ветра неимоверно возросла. На выходе из туннеля его сопротивление стало столь огромным, что путешественником пришлось присесть на корточки.

Гебориец зацепился за стены у порога, пропустив вперед Кульпа и Фелисин.

Они оказались на краю большой пещеры, вход в которую располагался в центре огромной скалы. Свежий воздух... Ветер рвал и метал, будто бы намереваясь сбросить их в пропасть на острые камни с высоты более двух сотен размахов рук. Фелисин схватилась за камень, торчащий из стены, и тот начал у нее на глазах разрушаться. От осознания ужасной перспективы у девушки перехватило дыхание. Колени затряслись.

А Вихрь свирепствовал внизу, наполняя котлован песком Священной пустыни. Бурлящие желтые и оранжевые облака поднимались вверх, порой захватывая ноги. Солнце на западе представлялось огромным красным огненным шаром, который принимал все более темный оттенок. По прошествии длинной паузы Фелисин разразилась громким смехом.

– Все, что нам теперь нужно, это только крылья.

– Я снова стал полезным человеком, – произнес Гебориец, глядя на девушку, которая пятилась назад.

Кульп обернулся к старику.

– Что ты имеешь в виду?

– Привяжите себя к моей спине – оба. Эта старая калоша имеет пару рук, которые до сих пор можно использовать... Вспомните, как моя слепота однажды принесла спасение.

Кульп уставился вниз на скалы.

– Ползти вниз? Да там же острые камни, старик, и ни одной опоры для рук...

– Мне не нужны опоры, маг. Да и в конце концов, у вас есть какой-то выбор?

– Ну хорошо-хорошо. Однако я оставлю свой Путь открытым, – произнес Кульп. – Если мы начнем падать, то приземление окажется более мягким. Скорее всего, подобная мера нас не спасет, однако чем Худ не шутит?

– Ты не веришь мне! – закричал Гебориец, и вопль внезапно превратился в приступ хохота.

– Спасибо, – произнесла Фелисин. «Однако насколько далеко нам нужно будет оттолкнуться? Нет, мы не начинаем сходить с ума, просто нет никакого другого выхода».

В тот же момент она почувствовала, как какой-то тяжелый горячий предмет опустился ей на плечи. Обернувшись, девушка обомлела: это Гебориец положил на нее свои невидимые руки. Едва заметные очертания просвечивали сквозь рукава; кроме того, они были пропитаны потом. Ощутив немалый вес, девушка наклонилась к старику.

– Рараку изменяет каждого, кто ступает на ее священный песок. Всегда помни об этой истине. Здесь люди не стареют – они изменяются, – заметив, как девушка фыркнула от разочарования, он улыбнулся и с сочувствием продолжил: – Подарки Рараку – весьма суровые, это правда.

А Кульп тем временем совершал приготовления.

– Все ремни прогнили, – произнес маг.

– В таком случае держитесь крепче, – ответил Гебориец, повернувшись в его сторону.

– Но это же сумасшествие.

«Эти слова принадлежат только мне».

– А что, ты хочешь сидеть здесь и ждать прибытия Д'айверса и Сольтакена?

Нахмурившись, маг ничего не ответил.

Тело Геборийца было похоже на высушенный корень старого дерева. Фелисин вцепилась в него изо всех сил, не доверяя кожаным ремням. Взгляд девушки оставался фиксированным на запястьях старика, которые держались за стены, в то время как ноги искали подходящую точку опоры. Наконец, ступни оттолкнулись, и они втроем оказались подвешенными в воздухе на невидимых руках.

Полуразрушенная скала купалась в лучах заходящего красного солнца. «Такое впечатление, что мы опускаемся в котел с кипящей водой или королевство демонов. Кроме того, это путешествие только в одну сторону – Рараку приговорила нас и начинает постепенно поглощать. Пески погребают каждую мысль о мести, каждое желание и надежду. Мы все потонем здесь, в этой пустыне».

Ветер продолжал бить их о стену, а песок мельчайшими кристаллами впивался в кожу. Путешественникам вновь пришлось пройти через самый эпицентр Вихря. Кульп что-то начал кричать, однако его голос потонул среди кружащего вокруг водоворота и неразберихи. Внезапно ноги Фелисин отцепились, и она повисла в горизонтальном положении, держась только лишь левой рукой за правое плечо Геборийца.

Через некоторое время чрезвычайное напряжение дало о себе знать: мышцы задрожали и начали невыносимо ныть, а суставы – жечь, словно тлеющие угли. В тот же момент девушка ощутила, как кожаные ремни начали непроизвольно сжиматься, и мышцам стало гораздо легче. «Все равно у нас нет никакой надежды, – крутилось в мозгу. – Просто боги смеются над нами при каждой возможности».

А Гебориец продолжал спускаться вниз, в самую пучину песка.

Спустя несколько минут Фелисин почувствовала, как мельчайшие кристаллы начали впиваться в ее тело чуть ниже локтя – складывалось впечатление, будто это какой-то кот шершавым языком пытается доставить ей удовольствие. Однако кожа начала постепенно истончаться.

Ноги и тело девушки продолжали висеть в воздухе, а шершавый язык шторма продолжал свое черное дело. «От меня останутся только кости и сухожилия к тому моменту, как мы достигнем дна, – подумала Фелисин. – Точно, и еще скептическая улыбка на лице, которое закрыто рубашкой Геборийца. И слава о Фелисин разнесется по всему миру... Может быть».

Старик отступил от поверхности скалы, и все трое упали на груду острых камней. Фелисин вскрикнула: несколько из них впилось в кожу спины, которая и так очень сильно пострадала от песка. Она моментально отползла в сторону и прислонилось спиной к стене, где было немного спокойнее. Внезапно ей показалось, что над ними стоит фигура огромного человека, пятидесяти размахов рук в высоту, однако в ту же секунду порыв ветра вновь окутал все вокруг непроницаемой завесой песка. Кульп оборвал ремни с бешеной энергией. Фелисин приподнялась и встала на колени. «Что-то происходит... Даже я это чувствую».

– На ноги, девушка, скорее! – закричал внезапно маг.

Захныкав и сморщившись от боли, она кое-как поднялась. Ветер, словно хлыст, начал вновь трепать ее по спине. В то же мгновение ее обхватили теплые руки и подняли вверх, на плечи.

– Держись крепче, – произнес Гебориец. – Нам пора.

И они бросились бежать, пригибаясь под порывами бешеного ветра. Фелисин зажмурила глаза, однако волны боли, словно молнии, проносились перед ее взором. «Худ бы побрал нас, каждого из нас!»

В то же мгновение ветер прекратился, Кульп в крайнем удивлении начал шептать проклятия.

Фелисин открыла глаза и увидела неподвижное облако пыли, которое находилось в самом центре Вихря. Через завесу к ним приближалась огромная фигура с неясными очертаниями. Воздух благоухал цитрусовой парфюмерией. Покачнувшись, Гебориец спустил девушку на землю.

Четверо бледных мужчин в лохмотьях несли носилки, на которых под зонтиком восседала плотная тучная фигура, облаченная в большое шелковое одеяние различных цветов. Узкие, словно щелочки, глаза располагались на жирном потном лице.

Мужчина волнообразным движением поднял вверх руку, и носильщики остановились.

– Слишком рискованно! – взвизгнул он. – Подойдите ко мне, странники, и оставьте позади все свои тревоги. Однако ваша настороженность вполне объяснима – пустыня наполнена огромным количеством тварей с весьма скверным нравом. Я предлагаю вам скромное убежище хитрого волшебства, которым наполнено мое кресло. Вы голодны? Испытываете жажду? Ох, посмотрите только на раны этой хрупкой девушки! У меня есть целительные мази, которые способны восстановить твою прежнюю красоту, незнакомка. Скажите, а может быть, она рабыня? Могу ли я сделать предложение о цене?

– Я не рабыня, – жестко произнесла Фелисин. «И я больше не продаюсь».

– Сильный запах лимона заставляет мои слепые глаза слезиться, – прошептал Гебориец. – Я чувствую жадность, однако здесь нет ничьей злой воли...

– Согласен, – произнес Кульп у него за спиной. – Его носильщики – здоровые живые люди. Однако они как-то странно заторможены.

– Вижу, вы раздумываете. Ну что же, я рукоплещу тем людям, которые знают – предосторожность превыше всего. А что касается моих слуг, то они действительно знавали лучшие времена. Однако они безвредны, я уверяю вас.

– Каким образом вам удается противостоять Вихрю? – выкрикнул Кульп.

– Я не противостою ему, сэр! Я верующий и очень скромный человек. Просто богиня даровала мне свободу перемещения, поэтому я и пребываю в полном умиротворении. Перед вами сидит настоящий купец, и мое единственное на сегодня занятие – найти себе покупателя, которому понадобятся мои волшебные штучки. На самом деле я возвращаюсь в Пан'потсун после выгодного дельца, которое удалось провернуть в повстанческом лагере Ша'ики, – мужчина улыбнулся. – Я узнаю в вас малазан, а они не являются для меня врагами. И вообще жестокое возмездие не находит отклика в моей душе – я вас уверяю. По правде сказать, мне очень приятна ваша компания, так как эти слуги просто озабочены возможностью смерти, и поэтому постоянно капают мне на мозги.

Следующий жест заставил слуг поставить носилки на землю. Двое из них моментально достали из-под сиденья инструменты и принялись разбивать лагерь. К удивлению Кульпа, их движения были небрежными и ленивыми. Другая пара подошла к хозяину и помогла ему подняться.

– Самый сильный раб находится вон там, – отдуваясь, проговорил купец. – Видите этот деревянный ящик? Его несет слуга, которого я зову Шишка. Шишка! Поставь его на землю, беспокойный глупец. Шишка – глупышка... Ха-ха-ха. И перестань крутить его, а то еще перетрудишься, и твои гнилые мозги совсем расплавятся! Да-да! Безрукий кретин! – в тот же момент глаза мужчины уставились на Геборийца так, будто он только что его заметил. – Кто же совершил такое ужасное преступление? Увы, ни одна из моих мазей не способна на такой эффект... Я не смогу вернуть вам руки.

– Пожалуйста, – произнес бывший священник, – не стоит жалеть о моих физических недостатках. Подумайте лучше о себе. Мне не нужно абсолютно ничего, однако ваше укрытие от ветра, не скрою, весьма кстати.

– Ваша история ухода из монастыря весьма печальна, бывший священник Фенира, поэтому я не буду проявлять любопытство. А вы, – мужчина повернулся к Кулыгу, – простите, принадлежите не к Пути Меанаса?

– Да вы знаете гораздо больше, чем простой продавец волшебных безделушек, – пробормотал Кульп, и его лицо потемнело.

– Долгий жизненный опыт, великодушный господин, – произнес мужчина, преклоняя голову, – и ничего более, уверяю вас. Я посвятил свою жизнь магии, однако ей ни разу так и не воспользовался. Годы подарили мне определенную... чувствительность, вот и все. Примите мои извинения, если чем-то вас обидел, – он протянул руку и легко ударил одного из своих слуг – Эй, ты, какое имя я дал тебе?

Фелисин уставилась на молодого человека, который улыбнулся своими иссушенными губами и тихо произнес:

– Моллюск. Хотя когда-то меня называли Айрин Тхалар...

– О, заткнись о своем прошлом! Сейчас ты Моллюск.

– Но у меня была ужасная смерть...

– Заткнись! – выкрикнул хозяин, и его лицо внезапно потемнело.

Воскресший слуга обиженно замолчал.

– А сейчас, – продолжил, тяжело дыша, купец, – найдите нам прекрасного фаларисского вина – нужно отметить прибытие самых вежливых гостей империи.

Слуга удалился. Другой носильщик посмотрел ему вслед иссушенными глазами и прошептал:

– Твоя смерть ничем не могла сравниться с моей...

– Храни нас Семеро Святых! – прошептал купец. – Я умоляю вас, маг, наложите на этих тупых оживших тварей заклинание молчания. Я заплачу имперскими джакатами, причем очень хорошо.

– Подобная просьба находится за пределами моих собственных возможностей, – пробормотал маг.

Глаза Фелисин сузились на боевом маге. «Это же явная ложь».

– Ну, хорошо, – вздохнул мужчина. – Святые небеса, я же до сих пор себя не представил. Меня зовут Навахл Эбур, скромный купец святого города Пан'потсуна. А как вы хотите, чтобы называли вас?

«Странная постановка вопроса».

– Меня зовут Кульп.

– А я Гебориец.

Фелисин не проронила ни слова.

– Ну, а девушка пока стесняется, – произнес Навахл, снисходительно оглядывая девушку с ног до головы.

Кульп присел на большой деревянный ящик, расслабился и закрыл глаза.

– Чаши из белой глины с восковыми печатями, – произнес купец.

Где-то в отдалении продолжал завывать ветер, и желтые горсточки песка порой залетали им под ноги. Гебориец со свойственной слепым людям осторожностью присел на большой полуразрушенный валун. На лбу отпечаталась какая-то неясная тревога, а татуировки под большим слоем пыли значительно побледнели.

Кульп подошел к Фелисин, держа в руке кубок.

– Это целебное средство, – подтвердил он, – причем довольно сильное.

– А почему ветер совсем не тронул твоей кожи, маг? Гебориец вовсе не закрывал тебя...

– Не знаю, девушка. Я держал свой Путь открытым – возможно, этого было достаточно.

– А почему ты не распространил воздействие Пути и на меня?

Обернувшись, он пробормотал:

– Я полагал, что именно так и будет.

Лечебное средство было прохладным. Оно практически поглощало в себя боль. Кожа мгновенно покрылась словно каким-то бесцветным налетом, а раны мгновенно затянулись. Кульп нанес средство туда, куда не могла достать сама Фелисин, и, когда в кубке оставалась еще половина содержимого, девушка ощутила себя полностью здоровой. Почувствовав огромную усталость, она опустилась на песок.

В то же мгновение перед глазами появился фужер вина со сломанной ножкой. Навахл вновь улыбнулся.

– Это восстановит твои силы, тихая девочка. Ласковое течение подхватит тебя, и ты забудешь обо всем плохом. Вот, пей, моя дорогая. Меня очень заботит твое хорошее самочувствие.

Девушка приняла фужер.

– Но почему? – спросила она. – Почему тебя так заботит мое самочувствие?

– Потому что человек с моим состоянием способен очень много для тебя сделать, дитя. А ты, если захочешь, наградишь меня по-своему. И знай, я самый добрый.

Фелисин проглотила глоток терпкого, прохладного вина.

– А теперь ты?

Мужчина торжественно кивнул, его маленькие глаза заблестели.

– Конечно, я обещаю.

«Только Худу известно, какую глупость я могу сейчас совершить. Богатство и комфорт, непринужденность и выполнение всех желаний. Дурханг и вино. Подушки, на которых можно лежать...»

– Я ощущаю в тебе огромную мудрость, моя дорогая, – произнес Навахл, – поэтому не собираюсь давить. Вполне естественно, что ты сама способна принять верное решение.

Неподалеку были разложены постельные скатки. Один из воскресших слуг начал суетиться вокруг лагерного костра, предназначенного для приготовления пищи. Случайно он подпалил себе рукав от рубахи, однако на это никто не обратил никакого внимания.

Вокруг лагеря быстро сгущалась темнота. Навахл отдал команду зажечь свет, и слуги расположили десяток светильников по огромному кругу. Один из помощников постоянно стоял около Фелисин и доливал фужер после каждого глотка. Тело этого создания выглядело неприятно: оно было дряблым, а бледные руки оказались покрыты глубокими зияющими ранами, причем нигде не было видно ни капли крови. Вдобавок, все зубы этого человека оказались выбитыми.

Фелисин подняла на него взгляд и, подавив отвращение, злобно спросила:

– Ну и как же ты умер?

– Это было ужасно.

– Но как?

– Мне запрещено об этом что-либо говорить. Я умер ужасно – под стать одному из самых любимых кошмаров Худа. Все происходило очень долго, но в то же время и крайне быстро – вечность длиной в мгновение. Осознав произошедшее, я оказался крайне изумлен. Маленькая боль, за ней большая боль, поток, темнота, слепота...

– Понятно. Теперь я вижу, почему хозяин о вас так отзывается.

– Ах, вот оно что... И ты туда же.

– Не обращай на них особого внимания, девушка, – произнес Кульп, сидевший около костра. – Лучше подумать о себе самой.

– Почему? Ему же не удалось до сих пор мною воспользоваться, не так ли? – вызывающим жестом она опорожнила фужер и подняла его снова вверх. Голова начала постепенно кружиться, а конечности стали ватными. Слуга плеснул вина прямо через ее руку.

Навахл тем временем вернулся в свое широкое, мягкое сидение, наблюдая за разговором тройки с застывшей улыбкой на губах.

– Компания смертных – какая же это большая разница, – медленно произнес он. – Я получаю огромное наслаждение, просто наблюдая за вами. Скажите, куда вы идете и какую цель преследуете? Что же заставило вас отправиться в столь рискованное путешествие? Восстание? Неужели оно действительно настолько кроваво, как я слышал? Увы, подобная несправедливость всегда возвращается сполна. Однако, боюсь, они забыли этот урок.

– Мы идем в никуда.

– В таком случае, согласитесь ли вы изменить направление своего движения?

– А вы предлагаете свою защиту? – спросила девушка. – Насколько на вас можно полагаться? Что случится, если мы нарвемся на бандитов или того хуже?

– Вам ничего не грозит, моя дорогая. Человек, который имеет дело с волшебством, обладает огромными возможностями, чтобы защитить себя. Не единожды в своих длительных поездках мне приходилось натыкаться на бесчестных дураков. Возможно, это случайность, но все они уходили восвояси, когда я одаривал их мудростью. Моя дорогая, вы положительно заставляете биться мое сердце все сильнее и сильнее – ваша гладкая кожа цвета спелого меда действует на меня, словно бальзам.

– Что же ответит на эти слова ваша жена?

– Увы, я вдовец. Мой самый дорогой человек прошел через Врата Худа практически год назад. Могу сказать со всей ответственностью – у нее была полная, счастливая жизнь, поэтому моя совесть абсолютно чиста. Ах, если бы только ее дух мог подняться в воздух и внедриться в ваше тело, моя дорогая. Вертела Тапу зашипели на костре.

– Маг, – произнес Навахл, – вам нужно открыть свой Путь. Скажите, что в нем видно? Неужели я даю повод для недоверия к себе?

– Нет, купец, – произнес Кульп. – Впереди я не вижу никаких неудач... Вот только те заклинания, которые оберегают нас сейчас от Вихря, требуют огромного количества ресурсов... На меня это производит большое впечатление,

– Естественно, что для защиты себя и своих друзей я применяю только самые лучшие чары.

Внезапно земля затряслась и какая-то огромная масса опустилась поверх сферы прямо перед Фелисин. Плечо этого зверя достигало практически трех размахов рук. Через минуту чудовище взревело и убралось восвояси.

– Твари! Они просто заполонили эту пустыню. Однако не бойтесь – никто не способен повлиять на мои заклинания. Можете чувствовать себя прямо как дома.

«Спокойна, я очень спокойна. Наконец-то мы в безопасности. Ничто не может добраться...»

В этот момент когти длиной с палец разорвали мерцающую стену шара; яростный рев ворвался внутрь и затряс воздух.

Навахл рванул вперед с удивительной скоростью.

– Назад, проклятое отродье! Прочь! Всему свое время. Девушка поморщилась. «Всему свое время?»

Сфера разгорелась ярче, и брешь в стене пропала. Существо снаружи заревело вновь, и в этот момент всем стало по-настоящему страшно. Когти разорвали еще одно отверстие, которое, впрочем, моментально затянулось. Огромное тело бросилось на барьер, отпрыгнуло, а затем ринулось вновь.

– Мы в безопасности! – кричал Навахл, чье лицо потемнело от ярости. – Сколь бы ни был упрям неприятель, он не сможет сюда попасть. Однако как же мы сможем спать при таком шуме!

Кульп подошел к купцу, и тот безотчетно попятился. Маг обернулся и встал лицом к лицу с назойливым гостем.

– Это Сольтакен, – произнес маг, – причем довольно сильный...

С того места, где сидела Фелисин, произошедшие вслед за этим события показались единым непрерывным потоком, не лишенным изящества. Как только Кульп повернулся спиной к купцу,

Навахл просто пропал под своим шелковым одеянием, а его кожа превратилась в блестящую черную шерсть. Резкая острая вонь подавила аромат лимона, словно горячий порыв ветра. Крысы, словно черная река, хлынули вперед.

Гебориец выкрикнул предостережение, однако оказалось уже слишком поздно. Крысы поглотили Кульпа, словно бурлящее покрывало. Их было несколько сотен.

Крик мага оказался практически не слышен. Его поглотила огромная меховая волна. Мгновение спустя чудовище напряглось, и Кульп, шепча проклятья, не выдержав, упал на землю.

Четверо носильщиков стояли в стороне и наблюдали.

Гебориец бросился в несметную массу крыс, его призрачные руки превратились в мерцающие рукавицы – одна в желтовато-зеленую, другая в ржаво-коричневую. Крысы дрогнули и отступили прочь. Каждая мелкая тварь, до которой он дотрагивался, превращалась в обугленный кусок плоти и костей. Животные разбегались в разные стороны, запрыгивая друг другу на спины, толкаясь и скрипя. Черный ковер покрыл поверхность песка.

Наконец то место, где лежал Кульп, стало абсолютно чистым. Фелисин увидела блеск влажных костей и лохмотья, оставшиеся от плаща. Девушка никак не могла постичь произошедшее.

А Сольтакен за пределами шара продолжал атаки с удвоенной энергией. Разрывы в стенах начали затягиваться все медленнее. Внезапно в прорехе показалась медвежья лапа толщиной с талию Фелисин.

Крысы забрались друг на друга, образовав нечто вроде пирамиды, и двинулись вновь на Геборийца. Тихо вскрикнув, старик отшатнулся назад.

Внезапно чья-то рука схватила Фелисин за воротник и дернула вверх.

– Хватай его и беги, девушка.

Повернув голову, она отшатнулась: на нее смотрело изможденное лицо Баудина. В другой руке он держал четыре светильника.

– Да двигайся же, черт бы тебя побрал! – крикнул он, подтолкнув ее по направлению к священнику, который до сих пор пятился назад под напором стаи мелких тварей. За спиной Геборийца двухтонный медведь продолжал крушить преграду.

Баудин отпрыгнул за спину Геборийца и ударил одним из светильников что есть силы по земле. Ламповое масло растеклось по земле, его мгновенно охватили языки пламени.

Крысы издали яростный вопль.

Четверо носильщиков взорвались лающим смехом.

Пирамида обрушилась на Баудина, однако им не удалось повалить его на землю, как это случилось с Кульпом. Громила раскачал оставшиеся светильники и разбил их о землю вдребезги. Землю охватили столбы пламени. Мгновение спустя его вместе с сотнями крыс поглотил огонь.

Фелисин добралась до Геборийца. Старик был целиком покрыт кровью из бесчисленного количества мелких ран. Его невидящие глаза, по всей видимости, сфокусировались на внутреннем кошмаре, который походил на реальную сцену. Схватив его за руку, она потащила старика в сторону.

Голос купца наполнил ее разум. «Не бойся за себя, моя дорогая. Богатство и мир, исполнение любых твоих желаний, а также ласковая моя персона... Ты только сделай правильный выбор, и увидишь, каким я могу быть ласковым... – Девушка помедлила. – Оставь толстокожего странника и старика для меня, а затем я примусь за Мессремба – глупого, грубого Сольтакена, который мне так не нравится...»

Девушка внезапно услышала боль в его голосе, которая граничила с отчаяньем. Сольтакен прорывал барьер, и его голодный рев заглушал все вокруг.

Баудин не собирался падать. Объятый пламенем, он убивал крысу за крысой, однако те наседали на него в увеличивающихся количествах – огромная масса шерсти, покрытая горящим маслом.

Фелисин взглянула на Сольтакена, подивившись его устрашающей силе, его неустрашимой ярости. Покачав головой, она произнесла:

– Да нет, у тебя проблемы, Д'айверс, – схватив старика вновь за руку, она потащила его к истончающейся стене.

«Моя дорогая, подожди! Ох, ну и упрямы же эти смертные – зачем тебе умирать?»

Девушка ничего не ответила, однако на лице появилась усмешка. «Это не сработает, – подумала она. – Я-то уж точно знаю!»

Тем временем Вихрь начал свои собственные атаки на сферу. Небольшие горсти песка, которые уже поднялись в воздух, щекотали Фелисин по лицу.

– Подожди, – прохрипел Гебориец. – Кульп... Внезапный холод охватил девушку. «Он же мертв, о, боги!

Он мертв! Сожран. А я напилась, как последняя скотина, и ничего не заметила... "Всему свое время"... Кульп мертв!»

Она подавила в себе рыданья и пропихнула бывшего священника в брешь, а затем пролезла следом. За спиной барьер внезапно обрушился на землю. Триумфальный рев Сольтакена за спиной свидетельствовал о том, что ему удалось взять верх над крысами. Фелисин не обернулась, чтобы посмотреть за продолжением событий, ей не была интересна судьба Баудина. Волоча за собой Геборийца, она приближалась к окутанному темнотой шторму.

Им не удалось далеко уйти. Песчаная буря метала их из стороны в сторону, а затем загнала под массивную нависающую скалу, где было хоть немного тише. Пара упала на песок, прижалась друг к другу и начала ждать смерти.

Алкоголь в крови Фелисин клонил ее ко сну. Сначала она хотела сопротивляться нахлынувшей дреме, однако потом сдалась, рассудив, что смерть все равно найдет ее через несколько часов, а находиться в этот момент без сознания – весьма привлекательно. «Я должна рассказать Геборийцу о настоящей ценности знаний. Хотя, наверное, он и сам это поймет. Осталось недолго... Совсем чуть-чуть».

Она очнулась в тишине... Хотя нет, не в абсолютной тишине: кто-то неподалеку громко рыдал. Фелисин открыла глаза – Вихрь прекратился. Небо над головой представляло собой золотое покрывало, состоящее из мельчайшей пыли. Оно было настолько плотным, что разглядеть что-либо на расстоянии полудюжины шагов представлялось практически неразрешимой задачей. Однако воздух был спокоен. «Боги, да ведь Д'айверс за спиной...» – ан, нет, все спокойно.

Голова просто раскалывалась от боли, а во рту нестерпимо горело. Девушка кое-как поднялась.

Гебориец сидел на коленях в нескольких шагах от нее; пылевая завеса позволяла распознать только контуры его фигуры. Невидимые руки подпирали голову, собрав на лице кожу в причудливые складки, напоминающие гротескную маску. Все его тело выражало глубочайшую печаль. Старик замолчал и в немой прострации начал медленно покачиваться из стороны в сторону.

На Фелисин нахлынули воспоминания. «Кульп». Внезапно девушка сама почувствовала, как на лице непроизвольно выступили слезы.

– Маг должен был сам его почувствовать, – сдерживая рыдания, крикнула она.

Гебориец замер; его лицо с красными кругами вокруг невидящих глаз повернулось в ее сторону.

– Что?

– Кульп, – всхлипнула она, крепко обхватывая себя руками. – Этот ублюдок-купец оказался Д'айверсом. «А маг просто обязан был догадаться!»

– Боги, девушка, сделали так, что я стал твоей броней! «Да если бы я начала истекать кровью – ты бы ничего не заметил, старик. Никто не заметит. Никто не узнает».

– Если бы я мог, – продолжил Гебориец через мгновение – то я остался бы на твоей стороне и защищал девушку изо всех сил... Но почему я беспокоюсь? Да нет, нужно обязательно побеспокоиться...

– О чем это ты там болтаешь?

– Просто я весь горю. Д'айверсу удалось отравить меня, девушка. И он начинает конкурировать с другими претендентами на мою душу... Неизвестно, смогу ли я пережить все испытания, Фелисин.

Девушка едва слышала старика. Ее внимание привлек далекий шаркающий звук. Кто-то медленно приближался к ним, спотыкаясь, пошатываясь и шурша по гальке.

Гебориец замолчал, его голова низко опустилась.

Фигура, которая появилась сквозь желтоватый туман, привела ее в чувство. Девушка вновь разразилась рыданиями.

Баудин был полностью обгорелым; часть его плоти была съедена грызунами. Местами из-под ожогов проглядывала влажная кость, а газы в кишечнике раздулись настолько, что форма тела стала напоминать младенца. На лице не осталось ничего, кроме кровавых дыр на месте глаз, носа и рта. Однако Фелисин знала, что это был точно он.

Баудин покачнулся, сделал еще один шаг в ее сторону и опустился на песок.

– Что произошло? – прошипел Гёбориец. – Сейчас я действительно слеп – кто пришел?

– Никто, – ответила Фелисин спустя некоторое время. Маленькими шагами девушка подошла к обугленной плоти, которая когда-то была Баудином. Провалившись в теплый песок, она протянула вперед руки, подняла его голову и опустила себе на бедра.

Громила знал, что это была она. Он поднял вверх свои покрытые коркой руки, схватил ее за локоть, а затем, обессиленный, упал назад. Внезапно раздался его голос – сухой свист, сквозь который с трудом можно было различить слова.

– Я думал... огонь... не тронет меня.

– Ты ошибался, – прошептала Фелисин, и внезапно ее разум нарисовал древние доспехи, которые трескаются и расползаются на части. А под ними, под ними что-то находилось.

– Моя клятва.

– Твоя клятва?

– Твоя сестра...

– Тавори.

– Она...

– Не нужно. Нет, Баудин. Ничего не говори о ней. Фелисин помедлила, искренне надеясь, что жизнь уйдет из этой оболочки, уйдет ранее, чем...

– Ты... оказалось... совсем не такой, ... как я думал раньше. Доспехи могут скрыть что угодно до тех пор, пока того не захочет время. Даже ребенка. Особенно ребенка.

Все смешалось: было практически невозможно отличить небо от земли. Золотое спокойствие охватило мир. Камни посыпались вниз в тот момент, когда Скрипач забрался на самую вершину. У подножия послышался грохот. «Она перевела дыхание. И ждет».

Сапер вытер со лба пыль и пот. «Дыхание Худа, это не предвещает ничего хорошего».

Из-за плотной пылевой завесы появился Маппо. Он тащился еще более неуклюже, чем раньше, – по всей видимости, сказывалась огромная усталость. Под глазами висели синие мешки, а морщины вокруг выступающих клыков стали значительно заметнее.

– Следы идут все время вперед, – произнес он, присаживаясь около сапера. – Думаю, она сейчас уже со своим отцом – их отпечатки пересеклись. Скрипач... – Маппо помедлил.

– Да? Богиня Вихря...

– Я ощущаю в воздухе... какое-то предвкушение. Вместо ответа Скрипач что-то хмыкнул.

– Ну что ж, – вздохнул Трелл через мгновение. – Нам нужно присоединиться к остальным.

Икариум обнаружил широкую каменную плиту, окруженную большими валунами. Крокус прислонился спиной к каменной стене, наблюдая, как Ягут раскладывает на поверхности съестные припасы. Выражение лица молодого дару потрясло сапера; складывалось впечатление, что по прошествии нескольких дней юноша постарел на много лет.

– Она не вернется назад, – произнес Крокус.

Сапер не ответил ни слова. Он снял арбалет и положил его на землю.

Икариум прочистил горло.

– Подходи и начинай трапезу, юноша, – произнес он. – Многие миры идут один параллельно другому, поэтому возможно абсолютно все... даже неожиданное. Переживания по поводу того, что еще не произошло, не имеют никакого смысла. Тем временем твое тело все равно нуждается в пище, поэтому если к тому моменту, когда настанет пора действовать, у тебя не будет никаких физиологических резервов, наше предприятие будет обречено на провал.

– Уже слишком поздно, – пробормотал Крокус, однако тем не менее, поднялся на ноги.

– В дороге слишком много тайн, чтобы быть во всем абсолютно уверенным, – произнес Икариум. – Дважды нам приходилось проникать в Пути – о них я ничего сказать не могу. Они создают ощущение старины, которая покоится в каждом камне Рараку. В один момент времени мне почудилось море...

– И мне, представьте, тоже, – произнес Маппо, пожимая своими огромными плечами.

– Все дальше и дальше, – грустно протянул Крокус, – дорога заносит ее в те места, где мысли о возрождении вовсе не кажутся такими невероятными. Я абсолютно прав, не так ли?

– Возможно, – заключил Икариум. – Однако печальная атмосфера всегда толкает людей в неопределенность. Крокус. Поэтому не забывай об этом.

– Апсала вовсе не пытается от нас убежать, – произнес Маппо. – Она ведет нас. Какой смысл скрывается в этом факте? Я вам отвечу. Представьте: с такими умениями, которые скрываются в ее натуре, Апсале ничего бы не стоило сделать так, чтобы скрыться от нас навсегда. Однако она оставляет за собой след – столь же четкий для нас с Икариумом, сколь и имперская дорога.

– Кроме того, – пробормотал Скрипач, – здесь скрывается что-то еще, – он обернулся лицом к следу, сделал глубокий вздох и медленно выдохнул. – Девушка знает наши намерения, Крокус. Мы с Каламом собирались провести в жизнь одну шутку, и насколько мне известно, убийца еще не отказался от этой затеи. Скорее всего, Апсала придерживается той мысли, что в образе Ша'ики... ей удастся... помочь нам в осуществлении своих планов... Подобно тому богу, который однажды захватил маленькую девочку в свою власть.

Маппо сухо усмехнулся.

– О да, тебе удалось немало скрыть от меня с Икариумом, солдат.

– В интересах империи, – ответил сапер, отводя взгляд от пристальных глаз Трелла.

– Ага, перед нами еще один человек, который пытается воспользоваться восстанием в своих целях.

– Только не в своих, Маппо, – поправил его сапер.

– Возродиться в образе Ша'ики – вовсе не означает просто нарядиться в ее платье, Скрипач. Возможность стать богиней занимает сейчас все мысли Апсалы, всю ее душу. Подобное перевоплощение очень сильно изменит всю ее суть.

– Боюсь, она может так и не понять этой метаморфозы.

– Апсала – не дура, – вскипел Крокус.

– А я вовсе так и не говорил, – ответил Скрипач. – Нравится тебе это или нет, но Апсала примет на себя некоторое божественное высокомерие... Она демонстрировала подобные черты во всей своей красе еще на Генабакисе, и боюсь, что они так и не успели выветриться из маленькой головки. Вспомните только ее самостоятельное решение отправиться из храма Искарала вслед за своим отцом, в полном одиночестве...

– Другими словами, – произнес Маппо, – ты думаешь, что она верит в то, что способна противостоять воздействию богини, даже если примет на себя роль провидицы и боевого предводителя.

Крокус нахмурился.

– Мои мысли мечутся от одной к другой. А что, если божественный покровитель убийц потребует ее обратно? Что произойдет в том случае, если восстание внезапно возглавит Котильон, или даже Амманас? Погибший император вернется, чтобы дать волю мести.

Крутом повисла тишина. Скрипач ворошил эту мысль в своем сознании, словно голодная гончая жирную кость, уже на протяжении нескольких дней – именно тогда возможность подобного расклада пришла ему в голову. Представление о том, что убитый император, превратившись во всевышнего, выйдет из тени и начнет претендовать на имперский трон, сулило широкие перспективы. Но даже в этом случае убийство Лейсин имело смысл – в конце концов, на подобное деяние должен был отважиться только смертный. Боги управляют империей смертных, а с другой стороны, привлекают к себе других всевышних... Подобным образом скоро вся цивилизация будет до основания разрушена.

Они закончили трапезу, не проронив ни единого слова.

Пыль, наполнившая воздух, вовсе не намеревалась оседать; она просто неподвижно висела – горячая и безжизненная. Икариум собрал припасы в рюкзак. Скрипач подошел к Крокусу.

– В мучениях нет никакого прока, парень. Она обрела своего отца после стольких лет – кажется, стоит за нее просто порадоваться, как ты думаешь?

Дару сухо усмехнулся.

– О, я думал об этом. Скрипка. Конечно, я очень рад за нее, однако не доверяю этому ощущению. То, что казалось поначалу чудесным воссоединением, оказалось по сути компромиссом, который придумал Искарал Пуст, манипуляцией со стороны Тени. Этот факт опошляет все эмоции.

– Как бы ты ни представлял себе сложившуюся ситуацию, Апсала с отцом опять вместе.

Юноша помедлил некоторое время, а затем неохотно кивнул. Скрипач вновь водрузил на себя арбалет и перетянул сверху ремнем.

– По крайней мере, мы получили передышку от солдат Ша'ики, Д'айверса и Сольтакена.

– Куда же она ведет нас? Сапер пожал плечами.

– Подозреваю, что нам суждено узнать об этом очень скоро.

Изможденный человек поднялся на каменный пригорок и обратился лицом к Рараку. Кругом стояла звенящая тишина; человек был способен слышать даже стук своего сердца – непрерывный бессмысленный ритм в груди, который в последнее время начал постепенно досаждать.

За спиной послышался шорох камней, и через мгновение появился Толбакай, он бросил связку ящериц длиной с руку на выбеленную каменную плиту.

– Все на свете можно найти – стоит лишь только хорошенько присмотреться, – пробасил молодой гигант. – По крайней мере, у нас есть еда.

Толбакай тоже выглядел изможденным. Ярость и раздражительность улетучились, и Лев был благодарен ему за это, несмотря на то, что точно знал: причиной спокойствия является недостаток сил. «Мы ждем, пока Худ не придет и не возьмет нас», – прошептал молодой варвар несколько дней назад, когда Вихрь взвился с новой силой.

У Льва не было на эти слова ответа. Его вера была в лохмотьях. Завернутое тело Ша'ики до сих пор лежало между двумя каменными воротными столбами. Оно начало постепенно высыхать. Непрестанный разрушающий ветер образовал в плащанице огромные дыры. Ссохшиеся суставы, похожие на большие узлы, выпирали из-под старого полотна. Женские волосы, которые продолжали расти все эти несколько недель, распустились и начали метаться под порывами ветра.

Однако сейчас пришло время перемен. Вихрь задержал свое бессмертное дыхание. Пустыня, состоящая из костей и песка, поднялась в воздух, да так и осталась там.

Толбакай решил, что Вихрю пришел конец. Гибель Ша'ики вызвала длительную вспышку раздражения – побежденная богиня пришла в неистовую ярость и страх. Даже если бы восстание распространило свои кровавые конечности по всем Семи Городам, ее сердце оставалось мертво. Армии Апокалипсиса превратились в судорожно подергивающиеся конечности, прикрепленные к мертвому телу.

Лев, обеспокоенный предстоящими событиями, тоже начал склоняться к подобной точке зрения.

«Кроме того...»

– Эта пища, – произнес Толбакай, – зарядит нас необходимой энергией, Лев.

«Для того, чтобы покинуть это место. Но куда мы пойдем? К оазису в центре Рараку, где несколько армий до сих пор ожидают свою предводительницу? Неужели именно мы должны стать трагическими вестниками для огромного количества людей? Может быть, не стоит этого делать? Возможно, более безопасным решением станет отправиться в сторону Пан'потсуна, а затем Эхрлитана... Инкогнито?»

Воин обернулся. Его взгляд блуждал по камням, пока не остановился на Книге Дриджхны. Ее не тронул Вихрь. Она даже не запылилась, несмотря на то, что все окружающее пространство было просто засыпано огромным слоем серой пыли, перемешанной с песком. «Сила остается верной другой силе. Они просто неиссякаемы. Когда я смотрю на этот том, то точно знаю: нам не нужно никуда идти... Мечи в руках у глупцов. Мудрецы всегда безоружны. Молодая, однако прожившая сотни лет, одна судьба закончена, а другая еще и не начиналась... Скоро она возродится...» Неужели в этих древних словах до сих пор кроется истина? А может быть, это говорит мое воображение – нестерпимая тоска?

Толбакай присел на корточки рядом с мертвыми ящерицами, прижал одну из них к ноге и одним движением вспорол ей брюхо.

– Я пойду на запад, – произнес он. – В Яг Одан...

Лев оглянулся. «Яг Одан, где можно лицом к лицу столкнуться с другими гигантами... С самими Ягутами. Треллами. Неужели тебе не хватает здешних дикарей? Просто парень чувствует себя среди этих пустошей прямо как дома».

– Наша миссия еще не закончена, – произнес воин. Толбакай обнажил зубы, ввел руку через разрез в брюхо ящерицы и ловко достал оттуда все внутренности.

– Это женская особь. Говорят, икра полезна для лихорадящих, не так ли?

– Но я ведь не болен.

Гигант ничего не ответил, однако Лев заметил, что его осанка необъяснимым образом изменилась. Толбакай принял решение.

– Возьми все, что осталось, – произнес воин. – Еда гораздо нужнее тебе, чем мне.

– Это шутка, Лев? Ты не видишь своей внешности, а я – очень даже хорошо. Посмотри же на себя: одна кожа да кости. Пропали почти все мускулы – организм использовал их, чтобы не умереть. А вместо человеческого лица я вижу один только череп.

– Тем не менее я нахожусь в полном здравии. Толбакай проворчал.

– Действительно здоровый человек никогда не будет утверждать об этом с подобным жаром. Неужели на нас так влияет Рараку? «Сумасшествие – это просто состояние сознания».

– Поговорки глупцов – весьма подходящее название для этого бреда, – пробормотал Лев глухим голосом. В горячем неподвижном воздухе застыла напряженность. Воин почувствовал, как его сердце забилось сильнее и чаще.

Толбакай поднялся на ноги; его огромные кисти рук были покрыты кровью.

Двое мужчин медленно повернулись лицом к древним вратам. Из-за обернутого в полотно тела показались черные волосы, пряди которых медленно поднимались в воздух. Между колоннами начала кружить взвешенная в воздухе пыль. В центре ее показались искры – подобно блеску драгоценностей среди желтого одеяния.

– Что происходит? – спросил Толбакай.

Лев обернулся и посмотрел на священную книгу. Кожаная обложка блестела так, будто была покрыта потом. Воин сделал шаг по направлению к вратам.

Внезапно в пыльном облаке показался какой-то объект. Это были две человеческие фигуры, которые держали друг друга за руки. Покачиваясь, они двинулись по направлению к колоннам и мертвому телу, которое лежало между ними.

«Мечи в руках у глупцов. Мудрецы всегда безоружны...»

Один из них был пожилым мужчиной, другой – молодой девушкой. Сердце забилось как паровой молот, когда Лев увидел ее лицо. «Так непохожа. От нее исходит темная угроза. Боль, которая порождает ярость».

За спиной воина послышался глухой удар, а за ним – грохот камней. Обернувшись, он увидел Толбакая, который стоял на коленях. Юноша опустил голову, в почтении взирая на пришествие.

Подняв голову, девушка обнаружила тело Ша'ики, а затем взглянула на Льва и стоящего на коленях гиганта. Она остановилась, склонившись над телом. Ее длинные черные волосы развивались, словно у немой куклы.

«Слишком молода... Однако явственно ощущается огонь внутри... О, моя судьба...»

Лев решил сам опуститься на колени.

– Наконец-то ты воскресла, – произнес он. Низкий смех женщины продемонстрировал ее триумф.

– Именно так, – ответила она.

Схватившись за тело старика, чья голова свешивалась вниз, а одежда превратилась в лохмотья, она повелительно произнесла:

– Помоги мне с этим человеком. Однако опасайся его рук...

Книга четвертая