Врата Мёртвого Дома — страница 5 из 6

Врата Мертвого Дома

Армада Колтайна ползет по земле,

А за ней – только смерть, только смерть, только смерть.

Ветер поет в усталой траве;

В костях мертвецов – только смерть, только смерть.

Во главе той армады – грозный Колтайн,

С обеих сторон лишь Цепь Псов у него.

Капает кровь с его кулаков.

Что вдоволь напились средь красных песков.

Армада Колтайна ползет по земле,

А за ней – только смерть, только смерть, только смерть...

Колтайн.

Маршевая песнь Охотников за Костями.

Глава пятнадцатая

Бог, идущий по земле смертных, оставляет за собой только кровь.

Поговорки Глупцов.

Тенис Бул

– Цепь Псов, – проворчал моряк. Его голос был столь же густым, что и жаркий воздух трюма. – Сейчас над ней висит проклятье, которого ни один человек не пожелает даже злейшему врагу. Тридцать тысяч умирающих с голоду беженцев... Нет, сорок. Кроме того, среди них есть, конечно, сладкоречивая знать, своими речами постоянно действующая на нервы. Держу пари, время песочных часов Колтайна уже истекает.

Калам пожал в темноте плечами. Его пальцы продолжали ощупывать влажный корпус лодки. «Назвать корабль 'Тряпичной Пробкой", а затем переживать, сможет ли она выдержать вес якоря».

– А она многое повидала на своем веку, – пробормотал убийца.

Руки моряка замедлили однообразные движения, которыми он связывал тюки.

– Осматриваешь эту посудину, да? Мне нужно заполнить три пятых трюма, и только после этого на борт поступят еда и вода. Дон Корболо, объединивший Рело со своей армией, попытался подсчитать собственные силы. И что? Получил пятьдесят тысяч мечей? Или шестьдесят? Изменник легко поймает эту цепь в ловушку при Ватаре, а затем вместе с другими племенами ринется на юг. Хочу позаботиться о том, чтобы виканские псы ничего не смогли им противопоставить, – обернув в парусину еще один тюк, моряк зло продолжил: – Тяжелые, как золото. Клянусь тебе, это не пустые слухи, о да! Эти тюки с китовым жиром заставляют самого верховного кулака идти носом по ветру – посмотри, везде стоит его печать. Однако здесь наверняка находятся все сокровища. Иначе, каким образом имперский казначей оказался на борту вместе с двадцатью солдатами охраны?

– У тебя есть право иметь свою собственную точку зрения, – произнес отвлеченно убийца. Ему никак не удавалось найти хотя бы одну сухую доску.

– А ты, наверное, шпаклевщик, да? В Арене, скорее всего, есть женщина, верно? Бьюсь об заклад: будь твоя воля, взял бы ее с собой, точно? Зачем нам нужны казначеи с двумя благоухающими гостями.

– Благоухающие гости?

– Да. Я видел одного из них, когда он поднимался на борт десять минут назад... Гладкий, как вертел для мяса, утонченный и изысканный. Однако ни одни духи не способны скрыть пафос, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Калам улыбнулся в темноте. «Не точно, старая калоша, но догадаться способен».

– А что по поводу второго гостя?

– Сдается мне, что он точная копия первого. По слухам, этот человек взошел на борт вместе с капитаном. Не знаю, поверишь ли, но в его жилах течет кровь Семи Городов. Однако самому мне его увидеть не довелось – именно в тот момент мы отсиживались в самой грязной тюремной дыре этой гавани. Арестовали нас совсем незаслуженно. Дыханье Худа, когда взвод солдат начинает тебе приказывать – возьми то, принеси это, – то какой матрос сможет сдержаться и не попытается намять им бока? Нас забрали практически у самого трапа, и если бы не капитан, то и не знаю, чем могли бы закончиться наши приключения.

– А какой порт вы посетили перед нами?

– Фалар. В нем живут большие рыжеволосые девицы – грубые и мускулистые, прямо как я. Ох, что это были за времена!

– Ну и каковы ваши трофеи?

– Оружие, в отличие от флота Тавори. Зато он рассекает волны подобно катеру; поверь мне на слово, мы пытались гнаться за ним до самой Унты. Узкие носы и длинные тела – вот там-то ты не искал бы столько времени хотя бы одну сухую доску. Рискну предположить, флот девицы Тавори стоит немало золота.

Калам поднялся на ноги.

– У нас недостаточно времени, чтобы привести лодку в порядок, – произнес он.

– Так бывает всегда. Однако Беру, благословляет нас, поэтому занимайся тем, чем должен, и не рассуждай о будущем.

Убийца прочистил горло.

– Прошу прощения, однако ты принял меня совсем не за того человека. Я вовсе не шпаклевщик.

Моряк застыл над тюком.

– Правда?

Калам вытер мокрые руки о штаны.

– Я и есть тот второй благоухающий гость.

С противоположной стороны трюма в течение длительного времени не доносилось ни звука. Затем послышалось сопенье, среди которого можно было различить слова:

– Умоляю вас простить меня, сэр.

– Никаких проблем, – ответил убийца. – Ты не виноват. Подумай сам: какова вероятность обнаружить капитанского гостя здесь, в мокром трюме? Да и какой господин отважится шарить здесь по стенам... Я считаю себя довольно осторожным парнем, и, увы, мои нервы до сих пор взвинчены.

– Корабль, по правде сказать, действительно неважный, – произнес моряк. – Капитан специально нанял три пары рук ради того, чтобы стоять на насосе и откачивать воду. Вообще-то, эти люди порядочные пропойцы и не пропустят ни одной бутылки с флипом, сэр. Однако нам все равно будет сопутствовать удача, и знаете почему?

Калам удивленно поднял бровь.

– Только потому, что у капитана есть своя собственная счастливая рубаха. Вы ее увидите, сэр.

– Мне уже посчастливилось, – ответил Калам, ступая на длинный ряд больших ящиков, каждый из которых нес на себе печать верховного кулака. Пробравшись к дверце, он положил руки на поручни крутой лестницы, а затем, помедлив, спросил:

– А какова активность повстанцев в море Сахул?

– Там становится все жарче, сэр. Боги, благословите моряков. Мы не сможем поспеть к ним вовремя на этой посудине.

– Наш корабль идет без сопровождения?

– Пормквал отдал Ноку приказ захватить эту гавань. В крайнем случае, нам придется пересечь залив Арена и выйти в море Помощи Доджал.

Калам поморщился, однако ничего не ответил. Поднявшись по узкой лестнице, он оказался на главной палубе.

«Тряпичная Пробка» тяжело покачивалась на волнах у имперского причала. Портовые грузчики и судовая команда занимались своими обязанностями, причем так рьяно, что убийца начал постоянно мешать кому-либо, находясь на их пути. В конце концов, Калам забрался в рубку, уселся около штурвала и принялся наблюдать окрестности. С противоположной стороны широкого каменного дока стоял огромный малазанский транспортный корабль, погруженный в воду ниже ватерлинии. Лошадей, которых он доставил с Квона, разгрузили еще час назад; на палубе осталась только дюжина докеров, они медленно оттаскивали мертвые тела тех животных, что не вынесли длительного морского перехода. Согласно древней морской традиции трупы лошадей никогда не выбрасывали. Мясо засаливалось – матросы говорили, что оно вполне пригодно для еды, а шкуры находили чрезвычайно широкое применение даже на палубе. Большинство же членов судовой команды отправилось в город: их товар пользовался здесь большим спросом, а настырные перекупщики начинали сновать в гавани у границ имперской обсервации за несколько часов до прихода торгового судна.

Калам не видел капитана с тех пор, как они вместе взошли на борт два дня назад. Убийце показали маленькую отдельную каюту, которую Салк Клан заказал для него, а затем оставили в одиночестве – капитан был занят вызволением своей собственной команды из темницы.

«Салк Клан... Я уже утомился, ожидая нашего знакомства».

Со стороны трапа послышался грубый хохот; обернувшись, Калам увидел, что по сходням поднимается капитан. Его сопровождал высокий сутулый человек средних лет, чье продолговатое лицо с острыми чертами носило на себе признаки крайней изможденности. Ввалившиеся щеки были покрыты голубоватой пудрой на манер придворной знати, а на теле висела не по размеру большая униформа моряков Напанского моря. Незнакомца с обеих сторон сопровождала пара телохранителей – огромных краснолицых загорелых мужчин; они, словно близнецы, носили одинаковые всклокоченные бороды и длинные усы, вплетенные в эти неряшливые бороды. Кроме того, на их головах красовались блестящие шлемы с широкой защитой переносья, а на теле – длинные кольчуги. В довершение картины надо упомянуть о широких кривых саблях, небрежно покачивающихся у бедра. Вопреки обыкновению, Каламу не удалось с первого взгляда определить их культурное происхождение. По всей видимости, ни охранники, ни их подопечный не чувствовали себя раскованно на хлипких мостках.

– Вот, – произнес мягкий голос из-за спины, – прибыл и казначей Пормквала.

Изумившись, Калам обернулся и увидел незнакомца, перегнувшегося через перекладину на корме. «А из-под жилета выпирает рукоятка ножа», – мелькнула мысль у убийцы.

Мужчина улыбнулся.

– Тебя действительно очень точно описали.

Убийца принялся изучать незнакомца. Это был худой юноша, одетый в просторную шелковую светло-зеленую рубаху. Его лицо носило правильные привлекательные черты, однако оно было излишне напряжено, чтобы казаться дружелюбным. На длинных пальцах блестело множество колец.

– Интересно, кто же так постарался? – выпалил Калам, которого привело в замешательство столь незаметное появление нового человека.

– Наш общий друг, который живет в Эхрлитане. А я – Салк Елан.

– Извини, но у меня нет друзей в Эхрлитане.

– Наверное, я просто не совсем точно выразился. Этот человек тебе многим обязан, можно сказать, он находится у тебя в долгу. В свою очередь, случилось так, что и он оказал мне неоценимую услугу. По этой причине я получил задание: организовать твое убытие из Арена. Именно так и обстоят дела, поверь мне. Скоро я расплачусь со своим долгом перед ним – надо сказать, это произойдет весьма своевременно.

Калам вновь осмотрел внешность незнакомца; по крайней мере, снаружи у него не было никакого оружия.

– Пытаешься играть в игры, усмехнулся убийца.

Салк Елан вздохнул.

– Хорошо, я скажу. Этим человеком был Мебра, вверивший тебе Священную книгу. Надо признать, она была вовремя доставлена Ша'ике, о да! Мебра решил, что от нее ты отправишься в Арен. А учитывая твои неоспоримые таланты, несложно было предположить, что священная цель потребует отправки в самое сердце империи. Или, в буквальном смысле, через сердце... Хе-хе. Помимо остальных приготовлений, я организовал переход через Имперский Путь, активация которого запускала цепь всех остальных событий. – Мужчина поднял голову, принявшись осматривать крыши огромного количества городских домов. Его улыбка расширилась. – С учетом последних событий, происходящих в мире, подобные приготовления было очень трудно осуществить и поддерживать – приходилось постоянно скрываться. В конце концов я решил разориться и снять еще одну каюту – прямо напротив твоей, но только для себя. Поверь мне, не стоит доверять имперскому правосудию, тем паче, что оно подключило к работе собственную гвардию верховного кулака.

– А капитан не произвел на меня впечатления человека, чья преданность стоила бы очень дешево, – произнес Калам, пытаясь усилием воли подавить свою тревогу. «Неужели это Мебра догадался, что я планирую убить императрицу? Кто же еще... А этот Салк Елан, кем бы он ни был, вовсе не имеет тормозов... Если, конечно, он не напрашивается на ответную реакцию. Точно, классическая тактика здесь может сослужить очень хорошую службу. Нет времени проверять правдивость, я стою на самом краю...»

С главной палубы из-за спины Калама донесся высокий голос казначея; на капитана вновь обрушились различные жалобы, и ему ничего не оставалось делать, кроме того как сквозь зубы бормотать извинения.

– Действительно, недешево, – согласился Салк Елан. – Я бы даже сказал, умопомрачительно.

Калам заворчал – лицемерие ему было неприятно. Однако осознание того факта, что он разобрался в характере капитана, немного согрело его душу. «Дыхание Худа, да ведь имперские указы сегодня не стоят даже тех масляных чернил, которыми они пишутся...»

– Еще одной причиной опасения является тот факт, – продолжил Елан, – что капитан, по всей видимости, обладает незаурядным умом. Однако он это искусно скрывает – на поверхности одни только увертки да прибаутки. Без сомнения, он встретился с тобой в таверне, преследуя свои тайные цели.

Калам иронизировал над собой.

– Неудивительно, что я понравился ему с первой минуты нашего разговора.

Елан засмеялся мягким и сдержанным смехом.

– Думаю, не станет неожиданностью и прекрасная кухня на наших столах в течение всего путешествия.

Калам сдержал усмешку и произнес:

– Полагаю, что не будет ошибкой вновь показать тебе спину, Салк Елан, не ожидая атаки исподтишка.

– Понимаю, что ты обескуражен, – невозмутимо произнес мужчина. – Я бы не хотел, чтобы мы вновь вспоминали об этом случае.

– Я рад, что мы поняли друг друга, поскольку твои объяснения дают больше течи, чем та посудина, на которой мы сейчас находимся.

– Рад? Какая недооценка чувств, Калам Мекхар! Да я просто счастлив, что мы так легко нашли общий язык.

Калам отступил назад и глянул сверху на главную палубу. Тем временем казначей продолжал свою гневную тираду в отношении капитана. Вся команда не двигалась, молчаливо взирая на неприятную сцену.

– Ужасное нарушение этикета, как ты думаешь? – спросил Салк Елан.

– Вся команда принадлежит капитану, – произнес убийца. – И если он имеет что-то против, то настала пора об этом объявить. По крайней мере, капитану не пристало выслушивать визги такой болонки.

– Тем не менее я полагаю, что нам стоит вмешаться. Калам отрицательно покачал головой.

– Это совсем не наше дело. Кроме того, мы не сможем никак изменить ситуацию. Однако знай: мое мнение не должно повлиять на тебя.

– Как это не наше дело, Калам? Ты хочешь, чтобы во время похода команда поливала нас дегтем? Или, может быть, тебе нравится, когда кок плюет в рисовую похлебку?

«У этого ублюдка что-то на уме«.

Калам увидел, как Салк Елан осторожно спустился вниз на палубу, и последовал его примеру.

– Уважаемый господин, – окликнул Елан. Казначей и оба его телохранителя обернулись.

– Я верю, что вы очень высоко цените терпение капитана, – произнес Елан, продолжая к ним приближаться. – Однако на другом судне и вас, и ваших избалованных слуг уже давно выбросили бы за борт. О да, вы начнете тонуть, как балластные камни, и это превратится в весьма захватывающее зрелище.

Один из телохранителей взревел и двинулся вперед; его большая волосатая рука сжала рукоятку сабли.

Казначей под капюшоном из тюленьей кожи странно побледнел; на лице не было ни одной капли пота, несмотря на жару и тяжелый напанский плащ, покрывающий его сутулое тело.

– Твои слова похожи на дерзкие ветры, которые испускает анус краба! – завизжал он. – Катись обратно в свою дыру, кровавое дерьмо, пока я не позвал полицейских судей гавани, которые мгновенно нарядят тебя в цепи, – человек поднял вверх бледную руку с длинными пальцами. – Менара, избить этого человека до бесчувствия.

Телохранитель, удерживая руку на эфесе, двинулся вперед.

– Довольно комедии! – проревел капитан. В ту же секунду полдюжины моряков по вскакивали со своих мест и остановились между Салк Еланом и усатым телохранителем, угрожающе подняв в воздух ножи. Последний помедлил и повернул назад.

Капитан улыбнулся и положил руки на пояс.

– А сейчас, – произнес он тихо и рассудительно, – мы с этим крохобором продолжим дискуссию в моей каюте. Тем временем мой экипаж поможет этим проклятым Худом слугам прийти в себя – они примут ванну, а корабельный парикмахер осмотрит их на наличие паразитов, которых я крайне опасаюсь на своем борту. Вслед за этим можно приступить к погрузке на «Тряпичную пробку» остатков провизии казначея, однако стулья из свинцового дерева все же придется оставить – они пойдут в счет уплаты налогов на таможне, и это ускорит нашу отправку. И последнее: все проклятия и ругательства, сколь изобретательными они бы ни были, на нашей палубе могут исходить только от меня, и ни от кого другого. На этом, джентльмены, позвольте закончить.

Возможно, казначей и собирался что-либо возразить, однако организм его подвел. Пошатнувшись, бледный любитель покричать упал без памяти на палубу. Пара телохранителей принялась суетиться вокруг, не зная как подступить к своему начальнику, а затем остановились, тупо уставившись вниз.

Через мгновение капитан вынужден был вновь взять слово.

– По всей видимости, мне нужно сказать кое-что еще. Отнесите крохобора под палубу и снимите с него этот ужасный плащ. У корабельного цирюльника, похоже, прибавилось дел, а мы теперь не можем выйти в море, – обернувшись к Каламу с Салк Еланом, он добавил:

– Теперь в своей каюте я ожидаю вас, джентльмены.


Комната оказалась немногим более просторной, чем апартаменты Калама, однако была практически целиком лишена какой-либо мебели. Несколько минут спустя капитан нашел три высокие пивные кружки, и из глиняного кувшина разлил кислый местный эль. Без всякого тоста он осушил одним глотком половину содержимого, затем вытер рот тыльной стороной руки. Глаза капитана беспрестанно блуждали по паре гостей, которые сидели прямо перед ним.

– Правила, – произнес он, поморщившись, – просты. Старайтесь не попадаться казначею на его пути. Ситуация... довольно щепетильная. В то время, когда адмирал находится под арестом...

Калам поперхнулся элем, а затем, отдышавшись, прохрипел:

– Что? Кто отдал подобный приказ?

Капитан нахмурился, опустив взгляд на ботинки Елана.

– Скорее всего, верховный кулак, кто же еще... Другого способа не было, чтобы оставить флот в заливе.

– Императрица...

– Да, скорее всего, не знает. В течение нескольких месяцев в городе не появилось ни одного Когтя, и никто не знает, по какой причине.

– В их отсутствие, – произнес Елан. – неограниченная власть переходит к приказам Пормквала.

– В каком-то смысле ты прав, – заключил капитан, подняв на этот раз взгляд к поперечному коромыслу на потолке. Прикончив кружку, он долил ее вновь. – В любом случае, личный казначей верховного кулака прибыл на борт с предписанием, которое позволяет ему управлять здесь любыми процессами, включая мореплавание. По этой причине он решил, что способен мне приказывать. Сейчас, когда у меня в руках находится имперский приказ, ни я, ни корабль, ни команда не подчиняются Имперскому военному флоту. А это, как я уже упомянул ранее, делает обстоятельства довольно щепетильными.

Калам поставил кружку на поверхность стола.

– Прямо напротив нас находится имперский транспортный корабль, готовый к отправке. Почему, во имя Худа, Пормквал не отправил казначея со своей добычей именно туда? Он гораздо больше и, кроме того, обладает прекрасной защитой...

– Именно так. Он действительно был присвоен верховным кулаком и отправляется в Унту сразу же за нами, заполненный домашней прислугой Пормквала, а также его изысканными племенными жеребцами под самую завязку. Если обратили внимание, то он погружен в воду ниже ватерлинии, – он пожал плечами так, будто их подняли вверх чьи-то невидимые руки. Нервно скользнув взглядом по входной двери, капитан вновь поднял взор к потолку. – «Тряпичная пробка» – очень быстрое судно, если того потребуют обстоятельства. На этом нам пора заканчивать. Допивайте. Моя команда собирается на палубе через несколько минут; думаю, в течение часа мы должны отчалить.


Спускаясь по трапу из каюты капитана, Салк Елан качал головой и бормотал: «Он не мог говорить это серьезно». Убийца обернулся на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Эль был просто ужасный. Действительно, его нужно допивать с усилием.

Калам нахмурился.

– Ни одного Когтя в городе – к чему бы такой расклад? Мужчина непринужденно пожал плечами.

– Увы, Арен вовсе не отличается своей стариной. Он наполнен монахами, священниками и солдатами, тюрьмы забиты невинными людьми, в то время как фанатики Ша'ики распространяют по миру кровопролитие и беспредел. Слухи говорят также о том, что Пути служат совсем не своему предназначению. Хотя, судя по всему, тебе должно быть известно об этом гораздо лучше, чем мне, – Елан улыбнулся.

– Это было ответом на мой вопрос?

– Неужели я похож на знатока деятельности Когтя? Мне не только ни разу не приходилось с ними сталкиваться, но порой я ловил себя на том, что даже мыслями этих людей кто-то тщательно управляет, – настроение Елана внезапно улучшилось. – Скорее всего, казначей не выдержал упадка сил, связанного с жарой. Хотя бы одно приятное событие!

Калам развернулся и двинулся к своей каюте. Услышав за спиной вздох Елана, он увидел, как тот повернул голову в противоположную сторону и поднялся по трапу на главную палубу.

Убийца закрыл за собой дверь и в изнеможении опустился на землю. «Лучше идти в ту ловушку, которую видно издалека, чем в невидимую», – подумал он. Однако мысли никак не могли прийти в порядок. Калам даже не мог утверждать, что его заманивают в ловушку. Сети Мебры были очень широки – Калам всегда знал об этом, а порой даже сам дергал за некоторые ниточки. Не мог же шпион Эхрлитана предать его после того, как убийца передал священную Книгу Дриджхны прямо в руки Ша'ики.

Салк Елан, по всей видимости, был магом. Кроме того, он производил впечатление человека, способного постоять за себя в бою. «Этот человек даже не дрогнул, когда к нему приблизился один из телохранителей казначея. А ведь ни один из них не позволял мне расслабиться ни на минуту».

Убийца вздохнул. «Кроме того, этот человек знает вкус плохого эля...»


Когда племенных жеребцов верховного кулака провели через ворота имперского двора, начался хаос. Темпераментные животные переминались с ноги на ногу и били копытами, увидев огромную массу докеров, моряков, солдат да и просто портового сброда. Управляющий кричал и бегал вокруг, пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка, однако его усилия возымели обратное действие и всеобщее волнение только усилилось.

Женщина, державшая под уздцы величественного жеребца, отличалась от остальных полным спокойствием, и когда управляющему наконец-то удалось организовать погрузку, она была среди первых, оказавшихся на широких сходнях имперского транспортного судна. И хотя управляющий знал в лицо каждого из своих рабочих и всех племенных производителей, его внимание было настолько рассеяно по всем направлениям, что он не заметил простой истины: женщину и величественного жеребца под ее командованием он видел первый раз в жизни.

Минала видела, как «Тряпичная Пробка» в сопровождении двух отрядов моряков в полном снаряжении отчалила от гавани два часа назад. Судно отбуксировали в самый центр гавани, прежде чем была отдана команда поднять паруса. Кроме того, этот корабль сопровождали имперские галеры, которые были призваны обеспечить охрану в Аренском заливе. В четверти лиги от транспортного судна стояли еще четыре подобных корабля, вооруженных до зубов.

Дополнением к судовой команде явились по крайней мере семь взводов Морского флота. По всей видимости, море Помощи Доджал было действительно небезопасным.

Ступив на главную палубу, жеребец Калама затряс головой. Массивная дверь, которая вела в трюм, являлась по сути лифтом, что поднимался и опускался при помощи лебедки. Первые четыре часа были проведены на платформе.

Старый седой конюх, стоявший рядом, осмотрел женщину и жеребца.

– Последнее приобретение верховного кулака, да? – спросил он.

Минала кивнула.

– Величественное животное, – продолжил мужчина, – у верховного кулака прекрасный вкус.

«И никаких других ценных указаний. Этот ублюдок пытается сделать из своего скорого побега большое шоу, и когда он, наконец, решится на это, то возьмет, без сомнения, весь флот боевых кораблей в охрану. Ах, Кенеб, неужели тебе грозит подобная участь?»

«Убраться из Арена», – как-то сказал Калам. Она твердила то же самое Сельве перед своим уходом, однако Кенеба восстановили в звании, и он ушел на службу в городской гарнизон Блистига. Он ушел в неизвестность.

Минала подозревала, что ей больше никогда не придется увидеть этого человека.

«И все только ради того, чтобы преследовать человека, которого я даже не понимаю. Мужчину, который, возможно, мне даже не нравится. О женщина, не нужно кривить душой хотя бы себе... Ты уже достаточно зрелая для этого...»


Южный горизонт был похож на тонкую серо-зеленую жилу, которая покачивалась в потоках жара, поднимающегося от дороги. Здешние земли были абсолютно пустынными долгое время, пока тут не проложили торговый путь караваны купцов. Теперь эта тропинка, покрытая слоем битых черепков, ответвлялась от имперского тракта.

Авангард достиг перекрестка и остановился. С востока и юго-востока располагалось побережье, на котором находилось огромное количество деревень и городов, в том числе священный город Убарид. Линия неба в этом направлении была окутана дымом.

Тяжело опустившись в седле, Антилопа вместе с остальным окружением слушал речь капитана Сульмара.

– ...кроме того, в этом достигнуто единодушное согласие, кулак. У нас нет другого выхода, нежели чем дать Нетпаре и Пуллику высказаться. В конце концов, они же относятся к беженцам. А те страдают больше всех.

Капитан Затишье проворчал в знак презрения.

Лицо Сульмара побелело под слоем пыли, однако он продолжил:

– Их рацион находится сейчас на самом низком уровне... Пока мы недалеко от реки Ватары, у них хватает воды, но что же будет потом, на тех пустошах, которые располагаются за ней?

Булт задумчиво расчесывал борода

– Наши колдуны сказали, что не чувствуют никакой опасности. Однако пока мы находимся далеко – между нами лес и широкая река. Сормо также сказал, что, возможно, земные духи просто глубоко погрузились вниз.

Антилопа взглянул на колдуна, который молча сидел в седле на высоком жеребце, завернувшись в плащ старейшины. Лицо скрывала глубокая тень капюшона. Внезапно он увидел, как длинные пальцы Сормо, покоящиеся на луке седла, мелко затряслись. Нил и Невеличка все еще никак не могли отойти от сурового испытания у горного кряжа Гелор, поэтому до сих пор не появлялись из своей кибитки. Антилопа уже начал сомневаться, остались ли они вообще в живых. «У нас осталось всего три мага, причем двое из них либо умерли, либо настолько слабы, что не способны ходить, а оставшийся за каждую неделю этого проклятого Худом путешествия стареет на десять лет».

– Тактическое преимущество для вас должно быть ясно, кулак, – произнес Сульмар через мгновение. – Не важно, насколько крепки стены Убарида, они все равно предлагают гораздо лучшую защиту, чем степи, лишенные даже холмов.

– Капитан! – рявкнул Булт.

Сульмар умолк, сжав губы в тонкую бледную линию.

Жаркий день с заходом солнца начал постепенно остывать, и Антилопа почувствовал озноб. «Такое непочтительное обращение, Сульмар, не может быть одобрено боевым предводителем виканского войска. Правила учтивости говорят о необходимости соразмерять хотя бы воинские звания. Почему твоя кожа столь тонка, капитан? Скорее всего, потому что привык пить вино вместе с Нетпарой и Пулликом...

Однако Колтайн не даст Сульмару выслужиться. И никогда бы не дал. Каждую насмешку и подковырку со стороны знати он встречает точно так же, как и несерьезное отношение со стороны остальных людей, – с холодным равнодушием. Подобное поведение было в роду у виканов, поэтому на него уже давно никто не обращал внимания. Но со стороны Сульмара... это выглядело дико».

Однако капитан не закончил.

– Это не просто тактическая обеспокоенность. Гражданское население в данной ситуации...

– Помоги мне, командир Булт, – раздался голос Затишья, – и я осажу кнутом эту собачонку, чья шкура еще помнит его вкус, – оскалив зубы, он обернулся к капитану-соседу. – В ином случае нам придется поговорить наедине, Сульмар...

Мужчина ответил молчаливой усмешкой. В этот момент раздался голос Колтайна.

– В данной ситуации нет гражданского населения. Если мы попадем в Убарид, то он станет нашей смертельной ловушкой. Атакуемые с земли и с моря, мы не выстоим. Объясни это Нетпаре, капитан – вот твой последний приказ.

– Мой последний приказ, сэр?

Кулак промолчал, зато за него ответил Булт.

– Последний – ты понял все абсолютно правильно. Вы разжалованы, капитан.

– Приношу вам огромные извинения, кулак, но вы не можете так сделать.

Колтайн обернулся, и Антилопа начал сомневаться: а дошли ли последние слова до уха Колтайна?

Сульмар пожал плечами и, не услышав возражений, продолжил:

– Мое имперское предназначение было пожаловано самим верховным кулаком, сэр. Основываясь на этом, я считаю себя вправе обжаловать ваш приказ. Кулак Колтайн всегда являлся сердцевиной Малазанской армии, а понятия о дисциплине позволяют мне высказывать прямо свою точку зрения. Несмотря на ваш приказ, который, впрочем, я не собираюсь оспаривать, моя должность утверждена. Если желаете, я могу процитировать статьи из соответствующего устава, чтобы напомнить вам и себе наши права, сэр.

За тирадой последовала тишина, затем Булт наклонился к Антилопе и прошептал:

– Историк, ты понимаешь, что здесь происходит?

– Ровно столько же, сколько и ты, дядя.

– Неужели его должность действительно прописана в приказе?

– Да.

– Поэтому разжалованье раньше срока требует присутствия адвоката, не говоря уже о верховном кулаке?

Антилопа кивнул.

– А где располагается ближайший верховный кулак?

– В Арене.

Булт задумчиво кивнул.

– В таком случае, чтобы разрешить создавшиеся противоречия, нам необходимо как можно быстрее добраться до Арена, – он обернулся лицом к Сульмару. – В том случае, конечно, если Совет знати не захочет взять тебя на поруки и решить твой карьерный вопрос самостоятельно, капитан.

– Захват Убарида позволит освободиться от влияния флота адмирала Нока, – произнес Сульмар. – После этого мы сможем быстро и безболезненно добраться до Арена.

– Флот адмирала Нока сейчас находится именно там, – вставил Булт.

– Именно так, сэр. Однако как только ушей Нока достигнет весть о том, что мы взяли Убарид, он немедленно изменит свою дислокацию.

– Ты имеешь в виду, что флот поспешит нам на помощь? – Хмурое выражение лица Булта было явно преувеличено. – Теперь я нахожусь в замешательстве. Верховный кулак держит целую армию в Арене. Кроме того, там находится весь флот Семи Городов. Ни один из солдат в течение месяца не двинулся со своего места, хотя у них было бессчетное количество возможностей прийти нам на помощь. Скажи мне, капитан, ты когда-нибудь видел в своих охотничьих семейных поместьях лань, пойманную на свет светильника? Видел, как она стоит, бедная, не способная сделать ни одного движения? Точно так же себя сейчас чувствует Пормквал. Колтайн может доставить наш караван на расстояние трех миль от Арена, и даже в этом случае Пормквал так и не вышлет нам подкрепления. Неужели ты действительно полагаешь, что та ситуация, которая сложится в Убариде, ударит верховного кулака по совести и он, наконец-то, вспомнит об обещаниях?

– В большей степени я говорил об адмирале Ноке...

– Который мертв, болен или находится в подземной темнице, капитан. В ином случае он давно пришел бы нам на помощь. Сейчас только один человек правит в Арене – этот факт очевиден. Неужели ты способен вверить свою жизнь в его руки?

На лице капитана Сульмара появилось кислое выражение.

– По всей видимости, у меня нет выбора, командир, – натянув походные перчатки, он продолжил: – Кроме того, мне больше не разрешено отстаивать свою точку зрения.

– Вовсе не так, – отозвался Колтайн. – Однако тебе не следует забывать, что ты – солдат Седьмых.

Голова капитана склонилась.

– Я приношу официальные извинения за свою самонадеянность. Сейчас, действительно, настали трудные времена.

– Ты знаешь, а я и не догадывался, – широко улыбнулся Булт.

Сульмар резко обернулся в сторону Антилопы.

– Историк, а какова твоя точка зрения по поводу сложившейся ситуации?

«Как объективный наблюдатель...»

– Конкретнее, капитан. Моя точка зрения – на что? Мужчина улыбнулся сквозь усы.

– На Убарид, реку Ватару, а также леса и пустоши, простирающиеся к югу? Как гражданского человека, который не понаслышке знает возможности беженцев. Скажи, они смогут вынести столь длительный и опасный переход?

Историк молчал в течение минуты – благо, в их обществе подобное поведение было принято, затем прочистил горло и пожал плечами.

– Как и во все времена, самой большой угрозой для нас являлась армия изменников. Победа на горном кряже Гелор дала нам всего лишь немного времени для того, чтобы зализать раны...

– Едва ли, – прервал его Сульмар. – В случае новой стычки мы попадем в еще более сложные обстоятельства, чем те, которые сложились на горном кряже Гелор.

– Именно так, и по объективным обстоятельствам. Именно Дон Корболо продолжает сейчас нас преследовать. Этот человек был кулаком – очень способным командиром и тактиком. А Камист Рело – маг, он никогда не был предводителем солдат. Этот человек растерял вверенную ему армию – он возложил ответственность на чужие плечи. Корболо не будет таким дураком. И если враг достигнет реки Ватары раньше нас – то мы трупы...

– Именно поэтому вместо известных планов мы должны захватить Убарид и тем самым ввести Дома в замешательство!

– Точно, и настанет триумф одного дня, – ответил Антилопа. – Для подготовки обороны города у нас останется один – максимум два дня. После этого прибудет Корболо. Ты, Сульмар, уже упомянул: я – гражданский человек и вовсе не тактик. Однако даже мне понятно, что захват Убарида – это самоубийство, капитан.

Булт заерзал в седле, делая вид, что осматривает окрестности.

– Давайте найдем пастушью собаку виканов – может быть, она подскажет нам какое-нибудь другое решение... Сормо, где это злобное животное, которое тебе удалось приручить? Кажется, кто-то из моряков назвал его Проныра?

Голова колдуна немного приподнялась.

– Ты действительно хочешь это знать? – голос Сормо скрежетал, как лист железа.

– Да, а почему нет?

– Он скрывается в траве слева от вас на расстоянии семи шагов, командир.

Естественно, что все, словно по команде, включая Колтайна, начали вертеть головами во все стороны. Наконец, Затишье указал пальцем в сторону, и, приглядевшись, Антилопа смог различить гибкое рыжевато-коричневое тело, затаившееся среди степной осоки. «Дыханье Худа!»

– Боюсь, – произнес Сормо. – что он немногим нам поможет в смысле совета, дядя. Однако Проныра всегда следует за нами по пятам.

– Настоящий солдат, – уважительно отозвался Булт.

Антилопа сделал круг по перекрестку, а затем обернулся назад и заметил широкие колонны, расположенные вдоль тракта по направлению к северу. Имперский Тракт был предназначен для быстрого передвижения армий: он был широкий и ровный, покрытый с геометрической точностью брусчаткой. Войско из пятнадцати конных воинов проходило по нему бок о бок абсолютно свободно. Цепь Псов Колтайна простиралась на целую имперскую лигу в длину даже в том случае, если три виканских клана будут скакать по траве обочины.

– Дискуссия закончена, – объявил Колтайн.

– Доложите результаты в свои подразделения, капитаны, – добавил Булт. В немом молчании все поняли: армия идет к реке Ватар. Командирское собрание открыло истинные мотивы этого решения, кроме того, стали ясны настроения Сульмара. Темы для обсуждения оказались исчерпаны.

Антилопа почувствовал сожаление по отношению к Сульмару, представляя себе, какое давление на него оказывают Нетпара и Пуллик Крыло. В конце концов, капитан был родом из знати, и угроза неприязни со стороны своих же собственных родственников делала его положение крайне шатким.

«Малазанская армия должна знать только один свод правил, – говорил император Келланвед во время первой чистки и реструктуризации военной системы в самом начале своего правления. – Один свод правил и одного правителя...» Он мерился силами в самом лучшем смысле этого слова с Дассемом Ультором, однако, в конечном итоге, именно это противостояние привело к раздвоению власти среди командования армией и боевым флотом. «Кровь окропила ступени дворца, а инструментом Лейсин в этом оперативном вмешательстве явился Коготь. Да, по прошествии этого эпизода женщина должна была получить урок. А сейчас все зашло слишком далеко».

Капитан Затишье прервал мысли Антилопы.

– Скачи за мной, старик. Кое-что ты обязан видеть.

– Что же именно теперь?

Страшная улыбка появилась на изуродованном лице капитана.

– Терпение, пожалуйста.

– Я спросил об этом просто так, от нечего делать, капитан. «Мы можем ожидать только смерти, – подумал на самом деле историк. – Просто у разных людей это занимает различное время».

Затишье абсолютно точно понял смысл слов Антилопы. Он скользнул одним-единственным взглядом по равнине северо-запада, где располагалась армия Дона Корболо на расстоянии трех дней пути, а затем быстро приблизился.

– Это официальное требование, историк.

– Очень хорошо. В таком случае показывай направление. Колтайн, Булт и Сормо двинулись по торговой дороге. Как только среди каравана началась подготовка к тому, чтобы свернуть с имперского тракта, из стана Седьмых послышались громкие крики. Антилопа увидел, как Проныра бежал вприпрыжку во главе трех виканов. «Ага, мы всегда следуем. Да, Цепь Псов – действительно подходящее название».

– Как поживает капрал? – спросил Затишье, как только они двинулись в сторону его подразделения.

Антилопа нахмурился. В битве при горном кряже Гелор он получил тяжелое ранение.

– Пока он латает свои дырки. В последнее время мы обнаружили проблемы даже в стане целителей – дело в том, что они очень устали, капитан.

– Понятно.

– Целители так часто обращаются к помощи Путей, что это стало заметно по их внешности. Однажды я стал свидетелем такого случая: целитель начал снимать с костра котелок, и его рука переломилась, словно сухая ветка. Подобное зрелище шокировало меня гораздо больше всех остальных, капитан.

Затишье потянул за повязку, которая скрывала изуродованный глаз.

– Ты не одинок в своих переживаниях, старик, – произнес он.

Антилопа глубоко задумался. Затишье находился на грани того, чтобы заполучить септическую инфекцию. Под доспехами скрывалось немощное тело, а на лице под влиянием старых шрамов появилось столь мучительное выражение, что незнакомцы просто не могли сдержать отвращения. «Дыханье Худа, не только незнакомцы... Если Цепь Псов и имела лицо, то оно было похоже на Затишье».

Пара скакала между колоннами солдат, улыбаясь крикам и угрюмым остротам, усыпающим путь. По правде говоря, для Антилопы эта улыбка являлась весьма натянутой. Историку нравился этот высокий моральный настрой – меланхолия, царившая в войсках, с новой победой словно улетучилась. Однако дурные предчувствия грозящих событий мешали некоторым людям влиться во всеобщее веселье. Среди них был и Антилопа. Он чуть ли не физически ощущал поднимающуюся в душе горечь, несмотря на то, что уже давно потерял способность вселять в себя слепую веру.

Капитан вновь заговорил.

– Этот лес, что располагается за рекой. Тебе многое о нем известно?

– Он состоит из кедров, которые прославились как прекрасный строительный материал для кораблей, изготавливаемых на верфях Убариде. Когда-то давно он покрывал оба берега реки Ватар, однако сейчас остался только на южном обрыве... Кроме того, его граница постоянно сдвигается все ближе к заливу.

– А глупцы, живущие здесь, не думали вырастить его вновь?

– Насколько я знаю, местные жители совершили несколько подобных попыток, когда угроза полного исчезновения леса стала очевидной. Однако скотоводы начали предъявлять претензии на эти земли. Козы, капитан. Эти животные способны превратить райское местечко в пустыню за считанные часы. Они жуют побеги, они сдирают кору вокруг стволов... После коз хоть потоп или пожар... Тем не менее на левом берегу вверх по реке осталось еще немало зарослей. Нам придется пробираться сквозь них около недели или даже более.

– Так я и слышал. Что ж, придется насладиться тенью...

«В самом деле, неделю или даже больше. Однако больше – для нас значит вечность; каким образом Колтайн сможет обезопасить свой огромный караван среди лесной чащобы? Там же можно ждать засады под каждым кустом, а войска не смогут с живостью выполнять команды, не смогут перестраиваться. Сульмара заботят также пустоши, которые простираются за лесом. Да, я думаю, они могут принести нам массу хлопот. Интересно, а кто-нибудь разделяет подобные опасения?»

Они скакали между повозками, заполненными ранеными солдатами. Воздух был наполнен запахом гниющей плоти: даже самые искусные лекари порой не могли справиться с инфекцией. Солдаты, находящиеся без сознания, часто бредили, и потоки слов, доносящихся из открытых дверей, повествовали о далеких мирах... «Из одного кошмара они перенеслись в другие. Только подарки Худа могут сулить избавление...»

Слева от них простиралась ровная степь, по которой большие стада домашнего скота, входившего в состав каравана, передвигались среди огромных пылевых облаков. По краям их охраняли злые виканские собаки в сопровождении клана Горностая. Да, перед рекой Ватарой придется прикончить огромное количество голов – пустоши, простирающиеся за лесом, окажутся абсолютно непригодными для их жизни. «Если, конечно, нам не помогут земляные духи».

Глядя на стадо, историк задумался. Животные напомнили ему обо всех этапах этого злосчастного путешествия. Страдания месяц за месяцем. «Однако всеми нами руководит только одно проклятие – желание жить». Судьба животных уже предрешена, и только благодаря счастливым небесам они не ведают об этом. «Однако даже неведение в последний момент обязательно разрешится. Любое животное начинает ощущать неминуемый конец за несколько часов до смерти – таково милосердие Худа. Однако какая же от этого польза?»

– Лошадиная кровь сгорела и превратилась в сажу, – внезапно произнес Затишье.

Антилопа кивнул, не спрашивая, какую именно лошадь имел в виду капитан. «Она спасла всех благодаря своей страстной любви к жизни». Последние слова вызывали у историка множество воспоминаний, сопровождаемых огромной болью.

– Говорят также, – продолжил Затишье, – что руки колдунов до сих пор окрашены в черный цвет. По всей видимости, они останутся таковыми до самой смерти.

«Точно, как у меня». Антилопа подумал о Ниле и Невеличке – детях, забившихся сейчас в позе эмбриона под одеяла в своих кибитках, среди огромного количества молчаливых родственников. «Викане понимают, что сила, преподнесенная в качестве подарка, никогда не бывает бесплатной. Эти люди знают достаточно, чтобы не завидовать избранным среди своего племени. Сила никогда не была игрушкой, она не похожа даже на блестящий флаг, свидетельствующий о славе и богатстве. Эти люди внешне никак не отличаются от других, поэтому каждый викан может стать свидетелем крайней жестокости этой силы. Она прочная, как металл или кость, и нацелена только на уничтожение».

– Мои замечания заставили тебя замолчать, старик, – тихо произнес Затишье.

Антилопа мог только повторно кивнуть.

– Я обнаружил, – продолжил капитан, – что Дон Корболо начинает меня постепенно раздражать. Наверное, я потерял чутье и поэтому не вижу того, что способен распознать Колтайн.

– Действительно? – спросил Антилопа, встретившись с глазами капитана. – Ты уверен, что та картина, которую способно видеть большинство людей, значительно отличается от твоей, Затишье?

Изуродованные черты воина тронуло уныние.

– Я боюсь, – продолжил Антилопа, – что молчание кулака перестало предвещать победу.

– О, теперь понятна причина твоей несловоохотливости. Историк пожал плечами. «Нас преследует целый континент.

Мы должны были умереть еще несколько месяцев назад. В своих рассуждениях я не могу продвинуться дальше этой красной черты, поэтому в последнее время я чувствую, что она меня ограничивает. Во всех исторических повестях, которые мне известны... встречается только интеллектуальное толкование войны. По сути, это бесконечное описание боевых карт... Героические победы, сокрушительные поражения. А мы сегодня представляем огромную массу народа, которая в течение нескольких месяцев страдает от боли. Дыхание Худа, старик, эти рассуждения пугают даже тебя самого – что же подумают другие?»

– Нам пора перестать слишком много думать, – произнес Затишье. – Сейчас мы просто существуем в этом времени и пространстве. Посмотри на стадо домашних животных – представь, что мы с тобой ничем от них не отличаемся. Над нами точно так же палит солнце, нас точно так же толкают в кровавое месиво.

Антилопа отрицательно покачал головой.

– Наше проклятие заключается в том, что мы не знаем счастья находиться в неведении, капитан. Боюсь, что ты не в том месте пытаешься найти избавление.

– Мне не нужно избавление, – проревел Затишье. – Просто возможность нормально заниматься своим делом.

Они приблизились к подразделению капитана. В центре пехоты Седьмых стояла кучка кое-как вооруженных мужчин и женщин, общим количеством не более пятидесяти человек. Их ожидающие лица повернулись по направлению к Затишью и Антилопе.

– Время становиться капитаном, – пробормотал Затишье столь удрученно, что у историка сжалось сердце.

Сержант, стоящий на посту, отдал команду «Смирно!», и разношерстная толпа сделала попытку утихомириться. Затишье подождал еще некоторое время, затем спешился и приблизился к ним.

– Еще шесть месяцев назад вы падали на колени перед знатью, – громко произнес капитан в сторону внимающей толпы. – Вы застенчиво опускали глаза, ощущая на языках вкус пыли. Вы подставляли свои спины под кнут, а весь ваш мир состоял из четырех высоких стен и приземленных лачуг, в которых приходилось друг друга любить и рожать детей с той же самой судьбой. Шесть месяцев назад я не потратил бы за каждого из вас и жестяного джаката, – помедлив, капитан кивнул своему сержанту.

Солдаты Седьмых вышли вперед, неся на вытянутых руках униформу. Эта одежда была весьма потрепана; она выцвела, а местами имела дыры – там, где ее прежние хозяева получили смертельные ранения. Поверх каждого свертка блестела железная диадема. Антилопа наклонился в седле и принялся рассматривать ее более пристально. Медальон представлял собой вещицу около четырех дюймов в диаметре, состоящую из кольца цепей в виде ошейника, а в центре красовалась голова виканской пастушьей собаки. Нет, она не скалилась, а просто молчаливо смотрела вперед, прикрыв свои хитрые глаза.

В душе Антилопы что-то зашевелилось, однако так быстро, что он не смог отдать тому отчет.

– Прошлой ночью, – произнес капитан Затишье, – представители Совета знати прибыли к Колтайну. Они были нагружены ящиками с золотыми и серебряными джакатами. По всей видимости, они устали от процесса самостоятельного приготовления пищи, штопанья одежды, вытирания задниц...

В любое другое время подобные комментарии вызвали бы недоброжелательные взгляды и тихое роптанье. Люди расценили бы его как очередной плевок в лицо. Однако вместо того бывшие слуги засмеялись. «Детские шалости – и ничего более».

Затишье дождался того момента, когда смех прекратился.

– Кулак не ответил ничего. Кулак повернулся к ним спиной. Кулак знает цену истинным ценностям... – капитан помедлил, и на его изуродованные черты медленно опустилось хмурое выражение. – Приходит то время, когда жизнь нельзя будет купить за деньги. И стоит единожды пересечь эту черту – обратной дороги не будет. Теперь вы – солдаты, солдаты Седьмых. Каждый из вас присоединится к какому-либо боевому отряду из моего пехотного подразделения и будет плечом к плечу стоять со своими новыми товарищами. И ни один из них не напомнит, кем вы являлись ранее, – обернувшись к сержанту, он скомандовал: – Переписать каждого из этих солдат!

Антилопа наблюдал за ритуалом в полном молчании. Мужчина или женщина называли свое имя, получали заветный сверток с униформой, а затем становились в строй. Никакого пафоса, никакой разнузданности. Вместе с тем на лицах бывших слуг была написана величайшая гордость. Несмотря на то что большинству из призывников перевалило за сорок, каждый из них сознавал важность момента и не издавал ни одного лишнего звука. Десятилетия тяжелого труда закалили их, а по прошествии последних двух битв в живых остались самые стойкие и умелые.

«Да, они будут стоять насмерть до конца».

В этот момент сбоку появился капитан.

– Будучи слугами, – тихо произнес Затишье, – они могли выжить – например, будучи проданными в другие благородные семьи... Теперь, взяв в руки мечи, они неминуемо погибнут. Ты слышишь эту тишину, Антилопа? Ты знаешь, о чем она говорит? По всей видимости, знаешь, и очень хорошо.

«А Худ смеется над всеми нашими деяниями».

– Напиши об этом, старик.

Антилопа оглянулся на капитана и увидел человека, который сломался.


При битве у горного кряжа Гелор капрал Лист скользнул в траншею у самого земляного склона, чтобы укрыться от огромной тучи стрел. Его правая нога приземлилась на наконечник метательного дротика, который торчал из пыли. Металлическое острие пронзило каблук, подошву и вышло с противоположной стороны ступни около большого пальца.

Небольшое повреждение – не более чем просто несчастный случай. Однако колотая рана представляла собой самую большую опасность в бою. Пораженные суставы начинали гореть, опухать, а затем воспаление перекидывалось на все тело, включая даже челюсть. Рот переставал открываться, человек не мог ничего есть и умирал голодной смертью.

Виканские домохозяйки научились лечить подобные повреждения, однако их присыпки и целебные травы уже давно все израсходовались, поэтому оставалось только одно верное средство: каленое железо. Спустя час после битвы при горном кряже Гелор воздух начал заполняться запахом жженых волос и ужасающей тошнотворной вонью горящей плоти.

Антилопа обнаружил хромающего Листа в поселении, однако на тонком, покрытом потом лице юноши было написано выражение решимости. Увидев приближающегося историка, капрал произнес:

– Мои способности в верховой езде ничуть не ухудшились, однако прошел всего лишь час времени. Моя нога уже онемела – люди говорили, что это свидетельствует о том, что инфекция обязательно вернется.

Четверо суток спустя Антилопа приблизился к носилкам, на которых находился юноша. Историк был уверен, что парень уже прошел через ворота Худа. Беспокойная виканская домохозяйка осмотрела Листа уже в дороге. Антилопа увидел ее мрачное выражение лица в тот момент, когда женщина ощупывала отечные гланды юноши, располагающиеся сразу под гладким подбородком, покрытом редкими клочками мягких волос. Затем женщина подняла голову и взглянула на историка.

Он сразу узнал ее, и она – тоже. «Эта женщина когда-то предлагала мне еду».

– Ничего хорошего сказать не могу, – произнесла старуха.

Помедлив, она порылась в многочисленных карманах своего огромного платья, а затем вытащила небольшой, размерами с костяшку пальцев предмет, похожий на кусочек заплесневелого старого хлеба.

– Над ним, без всякого сомнения, насмехаются духи, – произнесла старуха на малазанском языке. Затем она размотала огромное количество бинтов, сняла повязки и осмотрела небольшую рану бордового цвета. Он нее исходил крайне неприятный запах тухлого мяса. Не медля ни секунды, женщина размяла свой маленький предмет в пальцах и густо намазала им края раны. Затем она вновь плотно укутала стопу в лошадиную шкуру.

«Шутка, которая заставляет Худа нахмуриться».

– Лист, ты должен быть готов в скором времени приступить к своим обязанностям, – тихо произнес Антилопа, даже не надеясь на ответ.

Однако юноша, к всеобщему удивлению, открыл глаза и кивнул головой.

– Я должен кое-что рассказать вам, сэр, – произнес едва слышно капрал. – В бреду у меня были некоторые видения, и, по всей видимости, они отражали наше будущее.

– Подобные видения действительно иногда встречаются.

– Какой-то бог из темноты протянул руку, схватил мою душу и потащил ее вперед – через дни, недели. Историк... – юноша помедлил, чтобы вытереть пот со лба. – К югу от реки Ватары есть земли... Мы пойдем к месту, где покоятся древние истины.

Глаза Антилопы сузились.

– Древние истины? Что это значит, Лист?

– Там произошло что-то ужасное, сэр. Много-много лет назад. Земля – она безжизненная...

«Он говорит о том, что знают только Сормо и верховный командующий».

– А рука бога, капрал? Ты ее видел?

– Нет, однако явственно чувствовал. Пальцы были длинными – очень длинными, кроме того, на них было гораздо больше суставов. Иногда эта хватка, словно призрак, ко мне возвращается, и тогда я начинаю дрожать, представляя себя куском льда.

– Скажи, а ты помнишь старую битву при переправе через реку Секалу? Твои видения не повторяли происходивших там событий, капрал?

Лист вздрогнул и отрицательно покачал головой.

– Нет. То, что лежит сейчас прямо перед нами, отдает гораздо большей стариной, историк.

Как только караван стал готов вновь тронуться в путь – вниз по имперскому тракту, а затем на торговую дорогу, по всей округе раздались яростные крики.

Антилопа оглянулся и начал изучать равнину на юге.

– Я буду двигаться рядом с твоими носилками, капрал, – произнес он. – А ты попытайся в деталях описать свое видение.

– Но ведь оно может представлять собой не более чем разгоряченное изображение больного ума, историк.

– Однако ты же не думаешь так... и я тоже, – глаза Антилопы все еще осматривали равнину. «Пальцы с большим количеством суставов. Это вовсе не рука бога, капрал, хотя, судя по ее силе, можно было вполне так подумать. Ты был избран, парень, быть свидетелем некоторого древнего видения. Причины тому я пока не вижу. Прямо из темноты к нам движется холодная рука Ягута».


Фелисин присела на каменную кладку, которая давным-давно отделилась от врат, крепко обняла себя руками, уставилась глазами в землю и принялась медленно покачиваться из стороны в сторону. Подобное движение приводило ее мысли в порядок, она была словно сосуд, наполненный водой.

Гебориец с огромным воином продолжали спорить: о ней, о пророчестве и плохом стечении обстоятельств, об отчаянных фанатиках. Оба мужчины не ленились всячески выказывать по отношению друг к другу свое неуважение, которое родилось, вероятно, в тот момент, когда они впервые встретились. С каждым мгновением крики становились все громче, а разговор – все жарче.

Другой воин по имени Лев, который присел где-то поодаль, хранил молчание. Он держал перед собой священную Книгу Дриджхны, ожидая, что же должно произойти в тот момент, когда пророчество, наконец, свершится и Ша'ика возродится.

«Возрождение. Обновление. Сердце Апокалипсиса. Безрукий мужчина и богиня, которая затаила дыхание... Да, она терпеливо ждет, точно так же, как и Лев. Они ждут Фелисин, вокруг которой начнет вращаться весь мир».

Улыбка тронула ее правильные черты.

Душераздирающие крики, огромное количество далеких смертей – все это было сейчас будто бы в другом мире... Кульп, которого сожрало огромное количество крыс. Обглоданные кости и рыжие с проседью волосы. Баудин, сгоревший в своем же собственном огне. «О да, в его смерти есть какая-то ирония: он жил по своим собственным законам, да и умер точно так же – по своей собственной воле. Он отдал свою жизнь за кого-то другого – кто же мог подумать? Да, клятвы на то и даются, чтобы их сдерживать.

В мире до сих пор существуют события, которые несут с собой неподвижность».

Все эти смерти очень далеко; они скрылись за горизонтом пыльной бесконечной дороги; они слишком далеко, чтобы слышать или чувствовать предсмертные вопли. «Беда похищает сознание, а я знаю все о похищении. Это вопрос уступчивости. Поэтому сейчас я не ощущаю ничего: ни беды, ни похищения».

За спиной посыпались камни. Это Гебориец. Девушка всегда ощущала присутствие этого человека, поэтому ей не нужно было оборачиваться. Бывший священник Фенира продолжал что-то бормотать себе под нос. Затем он замолчал, будто бы осознав, что так жить гораздо приятнее. «Похищение». Через несколько секунд он произнес:

– Они говорят, что пора двигаться, девушка. Они оба собираются идти очень далеко. До оазиса – поселения Ша'ики – неблизкий путь. По пути мы достанем достаточное количество воды, однако пищи практически не осталось. Толбакай будет охотиться, однако результат, по их заверению, будет весьма скудный – по всей видимости, здесь постарались Сольтакен и Д'айверс. В любом случае – собираешься ты открыть книгу или нет – нам пора двигаться.

Девушка ничего не отвечала, продолжая покачиваться. Гебориец прочистил горло.

– Я громко возражал против их сумасшедших представлений и идей... ТЫ примешь их, Фелисин? Эти два человека нам очень пригодятся по пути к оазису. Они знают Рараку, причем гораздо лучше, чем кто-либо другой. И если у нас имеется хоть один шанс выжить... «Выжить».

– Я проведу тебя, – произнес Гебориец через мгновение. – Я приобрел чувство... которое, несмотря на слепоту, сделает меня... полноценным членом общества. А эти руки... они возродятся. Тем не менее, Фелисин, у меня не хватит сил, чтобы по-настоящему охранять тебя. Кроме того, нет никакой гарантии, что эта парочка позволит нам уйти восвояси... Ты понимаешь, о чем я говорю.

«Выжить».

– Да очнись же, девушка! Нам нужно принять одно очень важное решение.

– Ша'ика хотела поднять свой меч над всей империей, – медленно произнесла Фелисин, все еще глядя на землю под ногами.

– Глупый жест...

– Ша'ика столкнется с императрицей лицом к лицу, она пошлет Имперские армии в Абисс, залитый кровью.

– История знает немало подобных восстаний, девушка, эхо от которых порой продолжает звучать и сейчас. Великие победители платят за славу своим здоровьем, которое высасывает из них Худ... Однако это только игра на публику.

– Да всем плевать на справедливость, старик. А императрица просто обязана ответить на брошенный вызов Ша'ики.

– Именно так.

– Она пошлет армию, которая располагается в Квон Тали,

– Скорее всего, она уже в пути,

– И кто же, – произнесла девушка, почувствовав, как у нее затряслись все поджилки, – командует этой армией?

Она почувствовала, как старик за спиной медленно выдохнул и вздрогнул.

– Девушка...

Она сердито дернула руками, будто бы отгоняя осу, и поднялась на ноги. Обернувшись, девушка встретилась с взглядом Льва. Его загорелое лицо внезапно представилось ей собственностью Рараку. «О, а ведь этот человек гораздо более суровый, чем Бенет. И более хитрый, чем Баудин. Да, в этих темных, холодных глазах скрывается немало ума».

– В лагерь Ша'ики, – произнесла Фелисин.

Лев опустил взгляд на Книгу, а затем вновь поднял на девушку.

Она подняла бровь.

– Тебе нравится путешествовать через шторм? Нет, позволь богине подождать еще немного, прежде чем она возобновит свою бешеную ярость, Лев.

Девушка заметила, что воин начал ее вновь оценивающе осматривать. В его глазах появился огонек нерешительности, и этот факт несказанно согрел душу Фелисин. Через мгновение он кивнул головой.

– Фелисин, прошептал Гебориец, – у тебя есть какая-нибудь идея...

– Это лучше, чем твой идиотский бред, – прошептала она. – А пока заткнись.

– Возможно, именно сейчас нам было бы лучше разделиться...

– Нет, – ответила девушка и повернулась к нему лицом. – Думаю, ты мне еще понадобишься, Гебориец.

Старик горько усмехнулся.

– В тебе заговорила совесть, девушка? На меня же плохая надежда.

«Да, именно так, старик. Но нам это только на руку».


Древняя тропа, по всей видимости, была когда-то дорогой; она шла вдоль горного хребта, который извивался, словно позвоночник пресмыкающегося, и примыкал к отдаленному нагорью. В тех местах, где ветер напрочь сдул песчаную почву, остатки мостовой напоминали человеческие кости. Кроме того, на поверхности лежало огромное количество битых глиняных черепков, покрытых красной глазурью, которые хрустели под ногами.

Толбакай ушел в разведку на пятьсот шагов вперед и пропал за желтой пеленой, что висела в воздухе. Тем временем Лев размеренным шагом вел Фелисин и Геборийца вперед, изредка обмениваясь с ними словами. Сухопарый человек имел потрясающую способность – он практически бесшумно передвигался по земле. По этой причине Фелисин порой казалось, что рядом с ними находится призрак. Несмотря на свою слепоту, Гебориец тоже весьма успешно двигался точно за спиной девушки.

Обернувшись, она заметила, что старик улыбается.

– Что тебя так забавляет?

– Эта дорога просто переполнена, девушка.

– Интересно, чем? Наверное, теми же самыми привидениями, которые были в захороненном городе, верно?

Старик отрицательно покачал головой.

– Они не столь старые. Нынешние духи помнят о тех веках, что сопровождали Первую империю.

Услышав эти слова, Лев остановился и обернулся.

Улыбка Геборийца превратилась в широкий оскал.

– О да, Рараку открывает передо мной все свои секреты.

– Но почему?

Бывший священник пожал плечами. Фелисин подняла взгляд на пустынного воина.

– Этот факт заставляет тебя нервничать, Лев? «По той причине, что так и должно быть».

Подняв свои темные глаза вверх, Лев спросил:

– Кем приходится тебе этот старик? «Даже сама не знаю».

– Он мой компаньон, мой историк. Этот человек стал ценнейшим другом для меня с тех самых пор, как Рараку предложила свой кров.

– Ни один смертный не способен овладеть всеми секретами Священной пустыни. Старик пытается награбить то, что ему не принадлежит. Если ты хочешь узнать тайны Рараку – посмотри внутрь себя.

Фелисин чуть не засмеялась над этими словами, однако горечь, которая почудилась в них, заставила ее сдержаться.

Троица вновь двинулась вперед, а над головами медленно поднималось утреннее солнце. Небо превратилось в сплошное золотое покрывало. Горный хребет сузился, и по краям обочины начала появляться древняя насыпь, высотой около десяти футов. Под ней начинался большой склон, обрывающийся где-то внизу на расстоянии пятидесяти или шестидесяти футов. Толбакай ожидал их на том месте, где в самом центре дороги красовалось несколько огромных темных дыр. Из одного отверстия сочилась тонкая струйка воды.

– Под дорогой находится водопровод, – произнес Гебориец. – По нему течет мощный поток.

Фелисин заметила, как Толбакай нахмурился.

Лев повесил за спину несколько пустых бурдюков и решил проникнуть в одну из дыр.

Гебориец присел на землю – он очень устал. Через мгновение, тряхнув головой, он произнес:

– Извините, что заставляю ждать вас, Толбакай, однако, по всей видимости, вы хотите поискать приключений на свою голову в этих черных дырах.

Гигант свирепо усмехнулся, обнажив подпиленные зубы.

– Я коллекционирую подарки на память от тех людей, которых убил. Они красуются на портупее. Запомни, когда-нибудь здесь окажется твоя часть тела.

– Он имеет в виду твои уши, Гебориец, – произнесла Фелисин.

– О, я знаю, девушка, – ответил бывший священник. – Агонизирующие духи просто корчатся в тени этого ублюдка. Там есть все мужчины, женщины и дети, которых он когда-то убил. Расскажи нам, Толбакай, а эти дети молили тебя о жизни? Они рыдали, наверное, звали своих матерей?

– Не более, чем все остальные взрослые, – ответил гигант. Фелисин все же удалось заметить, как он побледнел, однако вовсе не из-за стыда о содеянном. Точно, в словах Геборийца скрывался некий другой смысл.

«Агонизирующие духи. Наверняка за ним охотятся духи всех убитых его руками людей. Прости великодушно, Толбакай, но мне ничуть тебя не жаль».

– Рараку не является родиной для Толбакая, – произнес Гебориец. – Неужели, услышав о восстании, ты представил себе реки крови и только по этой причине прибыл сюда? Из какой же норы ты выполз, гадина?

– Я уже ответил тебе на все вопросы. Если мне придется вновь открыть свой рот, то к этому моменту одним спутником у нас останется меньше.

Из ямы показался Лев. Его всклокоченные волосы были покрыты толстым слоем паутины, а за спиной болталось несколько заполненных бурдюков с водой.

– Ты не станешь никого убивать до тех пор, пока этого не разрешу я, – проревел он в сторону Толбакая, а затем глянул на Геборийца. – По крайней мере, до сих пор я подобных речей не заводил.

Несмотря на грозное предупреждение, выражение лица гиганта представляло собой эталон спокойствия и непоколебимой уверенности. Поднявшись на ноги, он без единого слова принял бурдюк из рук Льва, а затем двинулся вперед.

Гебориец, пристально, посмотрел ему в спину.

– Древесина его оружия пропитана болью. Не представляю даже, каким образом ночью к нему приходит сон.

– Этот человек спит очень мало, – пробормотал Лев. – Поэтому тебе пора прекратить испытания его терпения.

Бывший священник поморщился.

– Ты не можешь видеть души детей, припадающие к его ногам, Лев. Однако мне придется сделать над собой усилие и попытаться замолчать.

– В племени, к которому он принадлежит, очень простые порядки, – произнес Лев. – Есть родственники, старик, а все остальные являются врагами. Ну да ладно об этом, пора заканчивать пустую болтовню.

По прошествии около сотни шагов дорога внезапно расширилась, а затем вообще перешла в плоскую равнину высокого нагорья. С обеих сторон располагались ряды продолговатых холмов красноватой обожженной глины, достигающих в длину семь, а в ширину – три фута. За исключением далеких горизонтов, покрытых взвешенной в воздухе пылью, Фелисин могла заметить, что ряды холмов окружали по периметру все пространство плато. Обратив внимание в центр, путешественники увидели огромный разрушенный город.

Брусчатка, покрывающая дорогу, пришла в абсолютную негодность. Практически по голой земле они подошли к останкам некогда величественных ворот, наполовину засыпанных мелкой галькой, полуразрушенных под многовековым действием непрестанных ветров. То же самое можно было сказать и в отношении всего города.

– Медленная смерть, – прошептал Гебориец.

К этому моменту Толбакай уже миновал древние развалины врат.

– Мы можем пересечь плато с противоположной стороны и спуститься к гавани, – произнес Лев. – Там находится потайной лагерь с запасом провианта... если его не разграбили мародеры.

Главная улица города представляла собой покрытую пылью мозаику, состоящую из битой посуды: там были глазированные кувшины, тарелки и стаканы с серыми, черными и коричневыми ободками.

– Если в следующий раз я по рассеянности вновь разобью горшок, то мне на память обязательно придет эта картина, – задумчиво произнесла Фелисин.

– Мне известны исследователи, – проворчал Гебориец, – которые по подобной рухляди способны восстановить культуру, обычаи и традиции жившего здесь некогда населения.

– В этом городе можно целую вечность заниматься созерцанием остатков, – протянула девушка.

– Будь на то моя воля, я обменял бы всю свою прожитую жизнь на подобную перспективу.

– Не может быть, Гебориец. Ты шутишь!

– Я шучу? А как же бивень Фенира? Нет, девушка, изначально я не был предназначен для путешествий...

– Возможно, так действительно было когда-то... Однако затем ты сломался... Разбился вдребезги, как все эти черепки.

– Все равно, Фелисин. Мне по душе – только спокойное наблюдение.

– Человек не способен измениться, если он хоть раз не сломается.

– К своему нежному возрасту ты превратилась в большого философа, девушка.

«Ты даже не представляешь, до какой степени».

– Скажи мне, Гебориец! За всю свою долгую жизнь ты познал хотя бы одну истину?

Старик фыркнул.

– Самая большая истина заключается в том, что их на свете не бывает. ТЫ поймешь это не скоро – только тогда, когда тень Худа начнет появляться на пути.

– Неправда, – произнес Лев, продвигаясь впереди, но не поворачивая головы. – На свете есть Рараку, Дриджхна, Вихрь Апокалипсиса... Оружие в руках, потоки крови... Что же это, по-вашему?

– Ты не был с нами с самого начала пути, Лев, – проревел Гебориец.

– Ваше путешествие имеет конечной целью воскрешение, и только дураки могут утверждать, что путь к нему может быть усеян цветами.

Старик ничего не ответил.

Путешественники начали продвигаться вперед в полной тишине. Каменный фундамент и уцелевшие нижние части внутренних стен демонстрировали типичную планировку квартир. Даже в расположении улиц и аллей ощущалась геометрическая точность: каждая из них концентрическими полуокружностями охватывала основное городское сооружение – гавань. Прямо впереди и виднелись останки этого некогда роскошного строения. Массивные каменные блоки, располагающиеся в центре, оказали наибольшее сопротивление многовековому действию ветра. По этой причине они практически не изменили своей формы и размеров.

Фелисин обернулась назад и взглянула на Геборийца.

– Ты до сих пор видишь досаждающих духов?

– Они совсем не досаждают, девушка. Это место никогда не отличалось излишней жестокостью. Здесь покоится только печаль, да и она скрыта огромным количеством веков. Города умирают. Они повторяют жизненные циклы всех мирских существ: рождение, энергичная юность, зрелость, старость и... плачевный финал – пыль и битые черепки. В последнее столетие жизни города море практически захватило отвоеванные у нее территории, однако сюда нагрянул кто-то потусторонний... чужеземный. Настал короткий период ренессанса, остатки которого мы видим впереди – в гавани, однако вскоре и эта веха закончилась, – в течение дюжины шагов они молчали. – Знаешь ли, Фелисин, в последнее время я начал понимать некоторые особенности жизни всевышних. Представляешь, они способны существовать сотни, тысячи лет. Эти создания видят на своем веку такое количество ужасных событий, что постепенно их сердца превращаются в лед и камень. Что же странного в подобном раскладе?

– Наше путешествие приближает тебя к своему богу, Гебориец.

Данный комментарий заставил старика надолго погрузиться в молчание.

Когда тройка достигла городской гавани, Фелисин наконец-то поняла, что же имел в виду Гебориец. Пространство, бывшее некогда огромным заливом, заросло песком. В самом его центре виднелось четыре громадных канала, которые пропадали вдали за песчаным туманом, висящим в воздухе. Каждый канал в ширину превышал размеры трех улиц; в глубину, по всей видимости, он имел те же размахи.

– Последний корабль покинул этот канал много веков назад, – тихо произнес Гебориец. – Тяжелое транспортное судно скрипело дном о песок, и только в момент максимального прилива ему удалось выйти к открытому морю. Несколько тысяч жителей оставалось здесь до тех пор, пока не пересох водопровод. Это только одна из историй Рараку, и, увы, не самая печальная из них. Священная пустыня богата на подобные предания, среди которых есть гораздо более кровавые и трагичные...

– Не стоит забивать мозги этой стариной... – начал было свою мысль Лев, однако его прервал отдаленный крик Толбакая. Гигант остановился около устья одного из каналов. Замолчав, пустынный воин двинулся по направлению к своему компаньону.

Фелисин было решилась двинуться следом, однако Гебориец схватил ее своей невидимой рукой. Последняя оказалась холодной и противной на ощупь. По телу девушки побежали мурашки. Выждав до тех пор, пока Лев отошел на достаточное расстояние, Гебориец прошептал:

– Я боюсь, девушка...

– Ничего странного, – отрезала она. – Толбакай поклялся тебя убить.

– Только не этот дурак. Я имею в виду Льва.

– Он же был телохранителем Ша'ики. Если я действительно намереваюсь занять ее место, то у меня нет никакого резона сомневаться в преданности этого человека, Гебориец.

Единственной моей заботой должен стать тот факт, чтобы эти простофили не прошляпили меня точно так же, как это произошло с Ша'икой.

– Лев вовсе не похож на фанатика, – произнес бывший священник. – Возможно, он много шумит, чтобы уверить тебя в обратном, однако его душа обладает двойственной природой. На какой-то момент мне показалось, что он не верит в возможность твоего перевоплощения. Просто восстание нуждается в сильном лидере – это очевидный факт. И таким человеком должна быть не старуха, какой, по сути, являлась Ша'ика, а молодая, сильная женщина. Дыханье Худа, Ша'ика управляла этими землями еще двадцать пять лет назад, представляешь! По всей видимости, эта парочка не сделала никакого усилия, чтобы защитить свою предводительницу в самый ответственный момент.

Девушка подняла глаза на старика. Изможденное жабье лицо практически полностью покрылось причудливым узором черных татуировок. Красные глаза покрылись ссохшейся поволокой, а серый налет прикрывал зрачки.

– В таком случае я могу предположить, что сейчас они обсуждают ту же самую проблему.

– При условии, что ты принимаешь их игру. Говоря точнее, игру Льва. Он станет единственным человеком, который будет представлять тебя религиозным фанатикам в лагере Ша'ики. И если в его голосе почувствуется сомнение, то толпа просто разорвет тебя в клочья...

– У меня нет страха перед Львом, – произнесла Фелисин. – Я понимаю мужчин его склада, Гебориец.

Губы старика сжались в тонкую бледную линию. Вырвав руку из невидимого захвата, девушка двинулась вслед за своими телохранителями.

– По сравнению со Львом Бенет был похож на ребенка, – прошептал бывший священник за спиной. – Охранник Черепной Чаши представлялся грубияном, головорезом и задирой, тиранящим горстку униженных людей. Любой человек с большими амбициями может гордиться собой, вне зависимости от своих собственных достижений, Фелисин. Сейчас ты цепляешься не за память Венета, нет, ты пытаешься вернуть ощущение надежности рядом с сильным человеком. Но ведь это не более чем глупые иллюзии...

Девушка обернулась.

– Ты ничего не знаешь! – с жаром зашептала она, покраснев от ярости. – Думаешь, я боюсь действий этого мужчины? Какого-либо другого мужчины? Думаешь, ты меня видишь насквозь? Полагаешь, тебе известны мои мысли, чувства? Да ты просто самонадеянный ублюдок, Гебориец...

Смех старика, словно удар, заставил ее замолчать.

– Дорогая девушка, – произнес он. – Ты захотела, чтобы я остался на твоей стороне. Но ради чего? Ради украшения? Удовлетворения собственных амбиций? Может быть, было бы лучше отрезать мне еще и язык, чтобы превратить в абсолютно бессловесную тварь? Я нахожусь здесь только ради твоего развлечения, девушка, и именно ты начинаешь обвинять меня в самонадеянности. Да, весьма приятно...

– Перестань, Гебориец, – произнесла Фелисин тихим голосом, почувствовав внезапно ужасную усталость. – Если когда-нибудь мы и найдем общий язык, то слова будут ни к чему. Подумай сам, зачем некоторым людям браться за меч, если у них есть острый язык? Давай спрячем язык в ножны и покончим с этим вопросом.

Старик кивнул головой.

– В таком случае, один последний вопрос, девушка. Зачем ты захотела, чтобы я остался?

Фелисин помедлила, попытавшись мысленно представить, как будет выглядеть истинная правда. «В этих словах что-то есть. Еще пару месяцев назад подобные мысли и не приходили мне в голову».

– Потому что находиться рядом с тобой – значит выжить в любой ситуации, Гебориец. Баудин тоже претендовал на эту роль, и он сделал все, что мог.

Старик вновь коротко кивнул, затем вытер тыльной стороной предплечья пот со лба и произнес:

– Возможно, когда-нибудь мы действительно начнем друг друга понимать.


Вход в канал начинался широкой чередой каменных ступеней, всего около сотни. У самого основания – там, где раньше располагалось морское ложе, – покоились более молодые каменные стены, поверх которых, по всей видимости, раньше натягивали брезентовые потолки. Неподалеку темным пятном виднелось место для костра, огороженное по окружности небольшими булыжниками. Брусчатка, выложенная здесь некогда древними камнетесами, была выворочена на поверхность, образовав некоторое подобие каменного кургана.

Причиной дикого крика Толбакая явились семь полуобглоданных человеческих трупов, лежащих в лагере и покрытых большим количеством мух. Липкая кровь, пропитавшая мелкий белый песок, оказалась совсем свежей – не более нескольких часов. Плотный воздух наполнял запах человеческих фекалий. Лев присел на лестнице, рассматривая огромные звериные кровавые следы, которые уходили по направлению к городу. Спустя некоторое время он поднял взгляд на Толбакая:

– Если хочешь поймать именно эту тварь, то тебе следует идти, никуда не сворачивая, по своему прежнему курсу, – произнес Лев.

Гигант обнажил зубы.

– У меня и так достаточно веселая компания, – ответил он, спокойно сбрасывая на землю бурдюк с водой и постельную скатку. Затем он извлек из ножен огромный деревянный меч и рубанул им несколько раз над головой, будто оружие практически ничего не весило.

Прислонившись к каменной стене, Гебориец фыркнул.

– Ты планируешь начать охоту за этим Сольтакеном? Думаю, согласно обычаям своего племени, ты прожил на земле уже вполне достаточное количество лет – если, конечно, принять во внимание, что у вас в роду все так же тупы, как и ты сам. В таком случае я не буду оплакивать вполне закономерную смерть Толбакая.

Гигант вновь поклялся убить Геборийца, чья улыбка от этого только расширилась. Обернувшись в сторону Льва, Толбакай выпучил глаза и закричал:

– Я нахожусь в Рараку только ради того, чтобы не допускать в нее пришельцев.

– Если ты действительно говоришь правду, – спокойно произнес пустынный воин, – то все мои родственники также находятся в очень большой опасности, верно?

Ничего не ответив, Толбакай принялся бежать вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, пока не добрался до самого верха. Помедлив, он изучил следы, а затем пропал из поля зрения.

– Сольтакен убьет его, – произнес Гебориец. Лев пожал плечами.

– Вполне возможно. Ша'ика видела его будущее достаточно хорошо, однако кто знает...

– Что же она конкретно видела? – перебила воина Фелисин.

– Ша'ика не сказала. Однако картина... ужаснула ее.

– Пророк Апокалипсиса оказался до смерти напуган? – Фелисин обернулась на Геборийца. Выражение лица бывшего священника оказалось столь напряженным, будто он сам тотчас заглянул в будущее и увидел ужасные события. – Расскажи мне, Лев, о ее остальных видениях.

Мужчина, который начал собирать тела своих родственников в одну кучу, замер, обернулся и произнес:

– В тот момент, когда ты откроешь священную Книгу, эти видения сами посетят тебя. Они являются одним... из многочисленных подарков Дриджхны.

– Думаешь, мне придется пройти через ритуал раньше, чем мы достигнем лагеря?

– Возможно. Ритуал докажет, что в тебя действительно переселилась душа Ша'ики,

– Но что эти слова означают на самом деле? – спросил Гебориец.

– Если Фелисин самозванка, то ритуал просто уничтожит ее.


Древний остров возвышался на плоской поверхности холмов покрытой трещинами глиняной равнины. Выбеленные камни отмечали границу древнего пирса и разрушенного причала – именно там некогда располагалась граница старого моря. Кроме того, по всей округе лежали остатки корабельных корпусов. Небольшие источники, располагающиеся на илистом дне бывшего морского залива, блестели рыбной чешуей.

Присев рядом со Скрипачом, Маппо наблюдал, как Икариум двинулся в сторону воды. Крокус стоял около Трелла, положив руку на стреноженных лошадей. С момента последнего разговора за приемом пищи юноша еще не произнес и десятка слов. Кроме того, в его движениях начала прослеживаться некая экономия, будто бы парень дал себе пожизненный обет терпения. Подобное поведение в последнее время начало смущать спутников. Прошедшие два дня прибавили других странностей: молодой Дару начал непроизвольно копировать речь и манеры Икариума. Заметив это, Маппо не почувствовал ни радости, ни огорчения. Зато Ягут был настолько поглощен собой, что не намечал практически ничего вокруг.

«Было бы лучше, если б Крокус копировал повадки Скрипача. Этот солдат действительно прошел хорошую школу жизни».

– Икариум лазает по этим горам так проворно, будто они ему знакомы с детства, – заметил сапер.

Маппо поморщился.

– Я пришел к тому же заключению, – уныло произнес он.

– Наверное, вы вдвоем когда-то бывали здесь прежде?

– Я не был, Скрипач. Однако Икариум... да, он странствовал по этим землям много лет назад.

– Однако каким образом он все запоминает?

Трелл покачал головой. «Раньше Икариум ни о чем не догадывался. Неужели священные барьеры начинают рушиться?

Королева Снов, верни Ягуту радость неведения. Заклинаю тебя...»

– По-моему, нам пора к нему присоединиться, – произнес Скрипач, медленно поднимаясь на ноги.

– Наверное, лучше...

– Как сочтешь более правильным, – ответил солдат, отправляясь вслед за Ягутом, который уже пропал за развалинами заросшего бурьяном приморского города. Через мгновение за ним последовал Крокус.

Трелл поморщился. «Наверное, я старею, если страх в такой мере начал завладевать моим сердцем». Вздохнув, он медленно поднялся на ноги и двинулся вслед остальным.

Гора мусора на дне бывшего моря представляла собой остатки старинных кораблей, пласты штукатурки, кирпичи и битую посуду. Поднявшись до половины, Скрипач остановился, закряхтел и вытащил на свет древко из серого дерева.

– Мне кажется, я начинаю понимать, – произнес сапер, бросая взгляд вниз. – Все дерево, находящееся здесь, постепенно превращается в камень.

– Ага, претерпевает процесс окаменения, – ответил Крокус. – Дядя в детстве рассказывал о чем-то подобном: дерево пропитывается минеральными солями... Однако, насколько я помню, этот процесс требует десятков тысяч лет.

– Согласен. Однако верховный маг Пути Д'рисс способен сотворить подобное за одно мгновение, парень.

Маппо поднял осколок кувшина небесно-голубого цвета. Он был не толще яичной скорлупы, но оказался чрезвычайно прочным. На поверхности глины было изображено черное туловище живого существа с зеленым контуром. Несмотря на стилизацию, в нем явно прослеживались человеческие черты. Трелл отбросил черепок в сторону.

– Гибель города наступила гораздо раньше того момента, когда здешние места покинула вода, – произнес Скрипач, возобновляя подъем в гору.

– Откуда ты знаешь? – послышался из-за спины голос Крокуса.

– Потому что на всем имеется след воды, парень. Волны подтачивали местные дамбы – столетие за столетием. Помнится, я вырос в портовом городе, поэтому прекрасно понимаю, на что способна вода. Император вырыл Малазанский залив гораздо раньше, чем были построены эти пирсы. А они открывают вид на дамбы старого моря, – добравшись до вершины, сапер остановился, решив отдышаться. – По этой причине можно сделать вывод, что Малаз гораздо старше, чем полагают все остальные.

– Ага, и что с тех пор уровень моря значительно поднялся, – добавил Маппо.

– Точно.

Забравшись на вершину дамбы, они увидели простирающийся перед ними город. Несмотря на то что прошло немало времени, с первого взгляда стал понятен насильственный конец этого очага цивилизации. Каждое здание постарались сравнять с землей, а это говорило о бешеной ярости захватчиков. Поросль кустарника покрывала любое открытое пространство, а редкие приземистые деревца ютились на развалинах домов и кучах старого хлама.

Главной особенностью городской архитектуры являлось огромное количество скульптур. Они образовывали широкую колоннаду вдоль улиц, а также встречались в нишах практически каждой городской стены. Части мраморных тел встречались повсеместно, являясь продолжением того стиля, который Маппо увидел на глиняных черепках. Внезапно Трелл почувствовал, что эти человеческие фигуры ему очень хорошо знакомы.

«Легенда, рассказанная в Яг Одане... История, которую поведали старейшины племен...»

Однако Икариума нигде не было видно.

– Куда теперь? – спросил Скрипач.

В голове поднялась паника, а на темной коже выступили капли пота. Тем не менее, стараясь не показывать своего волнения, Маппо сделал несколько шагов вперед.

– Почувствовал какой-то запах, не так ли?

Но Трелл едва ли мог слышать вопрос сапера.

Развалины домов совсем не походили на прежнюю планировку города, однако в голове Маппо все еще хранилась старая карта, рожденная из рассказов и легенд. Много лет назад грубый диалект Треллов описал эти места практически досконально, вплоть до метра. Дело в том, что народы, которые не имеют письменности, вынуждены совершенствовать свою устную речь настолько, чтобы передавать из поколения в поколение точные сведения о событиях давно минувших лет. Определенный порядок слов представлял собой секретную формулу. Расшифровав ее, можно было получить доступ к картам, расстояниям, человеческим мыслям, городам, континентам и даже Путям.

Племя Маппо, не вынеся перемен новой жизни, решило вернуться на круги своя, воспользовавшись преданиями предков. По этой причине старейшины были вынуждены рассказать обычным членам племени, в том числе и Маппо, те сведения, которые оказались на грани утери. В легендах древних таилась огромная сила.

Маппо, конечно, знал, куда ушел Икариум. Кроме того, он догадался, какую находку совершил Ягут. Сердце бешено забилось в груди, и он побежал вперед, не обращая внимания на колючий кустарник, который оставлял даже на грубой коже глубокие ссадины.

«В каждом городе Первой империи имеется семь главных проспектов. Небесные духи смотрят вниз на это священное число, на семь пауков, движущихся друг за другом, на семь ос, которые обратились жалом к песчаному кругу... Небесные духи наблюдают за всеми, кто имеет отношение к Семи Святым, кто обращается к песчаному кругу».

Скрипач крикнул что-то за спиной Трелла, но тот не ответил. Маппо обнаружил один из проспектов, образующих полукруг, и двинулся к его центру.

За длинной оградой поместья когда-то высилось семь престолов скорпиона, имеющих в высоту ровно семьдесят семь размахов рук. Каждый из них был разрушен «ударами мечей в яростных руках. Да, подобная сила просто непостижима».

Песчаный крут со всеми его атрибутами и устройствами был полностью разрушен, за исключением одной-единственной вещицы. Именно перед ней и стоял сейчас Икариум. Безумный взгляд Ягута абсолютно ничего не выражал, а голова была прижата к необъятной конструкции, высившейся прямо перед ним.

Металлические механизмы не имели даже следов ржавчины и коррозии, они продолжали двигаться в своем размеренном ритме, неразличимом для глаз обычного смертного. Огромный металлический диск находился под утлом к поверхности, а на его мраморном циферблате виднелись выгравированные символы. Солнце, едва заметное за золотистой воздушной пеленой, смотрело точно в центр диска.

Маппо медленно подошел к Икариуму и остановился в двух шагах за спиной.

Почувствовав присутствие друга, Ягут, не оборачиваясь, произнес:

– Неужели подобное бывает на свете?

Треллу показалось, что перед ним стоит маленький, ничего не понимающий ребенок. Жалость, словно острый кинжал, вонзилась в его сердце.

– Это сооружение принадлежит мне, неужели ты не видишь? – продолжил Ягут. – Мой... дар – по крайней мере, так здесь написано на древнем омтосском наречии. Кроме того, здесь нанесен месяц и год изготовления. Посмотри, как повернулся диск! Его угол как раз совпадает с указанной датой... Этот факт позволяет понять...

Голос Ягута затих.

Маппо обхватил себя руками, не способный вымолвить ни слова, не способный даже подумать. Страдания и страх наполнили все его естество: ситуация походила на кошмар, с которым сталкивается ребенок. Трелл не знал, что дальше делать.

– Скажи мне, Маппо, – произнес Икариум по прошествии длинной паузы. – Почему разрушители города не тронули мое сооружение, а? Я, конечно, понимаю, что оно окутано плотным облаком волшебства... однако то же самое можно было сказать о Семи Престолах, да и о других сооружениях песчаного круга. Все оказалось разрушенным, Маппо. Почему?

Трелл молил своего друга только об одном: не поворачиваться к нему лицом, не показывать свои глаза. «Это похоже на худшие детские страхи, на истинное лицо кошмара: любовь матери и отца улетучивается, а остается только холодный расчет, слепое равнодушие... Крики детей начинают ослабевать...

Не оборачивайся, Икариум. Я не смогу перенести выражение твоего лица».

– Возможно, я совершил какую-то ошибку, – продолжил Икариум своим тихим, невинным тоном. В этот момент Маппо услышал, как сзади приблизились Скрипач с Крокусом. Однако немое напряжение, висящее в воздухе, заставило их остановиться поодаль, не проронив ни единого слова. – Ошибку в измерениях времени. Древний омтосский язык практически стерся у меня из памяти – возможно, я его и не знал в тот момент, когда конструировал эту модель. Знание всегда оставляет за собой некое ощущение... которого у меня нет, правильно? Скорее всего, вся уверенность основана только на самообмане.

«Нет, Икариум, сейчас ты абсолютно прав».

– Я подсчитал, – продолжил он, – что с тех самых пор, как я в последний раз стоял здесь, Маппо, прошло девяносто четыре тысячи лет. Представляешь, девяносто четыре! Скорее всего, здесь какая-то ошибка. Ни одни городские руины не могут прожить такое количество времени.

Маппо обнаружил, что он пожимает плечами. «Откуда мы можем знать направление хода столь давней истории?»

– Возможно, не обошлось дело без колдовства... «Возможно».

– Интересно, кто же разрушил весь город?

«Ты и разрушил, Икариум, больше некому. Обнаружив в порыве ярости творение собственных рук, ты сумел себя перебороть и оставил часы нетронутыми».

– Кем бы они ни были, эти люди обладали бешеной силой, – продолжил Ягут. – Сюда прибыл Тлан Аймасс в надежде сдержать врага: сработал древний альянс жителей города и Молчаливого Хозяина. Однако кости нескольких тысяч горожан покоятся прямо под нами, погребенными в песках. Что за сила могла совершить подобное, Маппо? Это не могли быть Ягуты, несмотря на расцвет нашей расы именно в тот промежуток времени. К'Чайн Че'мальк этому моменту уже вымерли. Я не понимаю, дружище...

На плечо Маппо опустилась тяжелая мозолистая рука. Обернувшись, Трелл обнаружил приблизившегося Скрипача.

– А для меня ответы на твои вопросы кажутся очень простыми, Икариум, – произнес солдат, подойдя к Ягуту. – Речь идет о силе всевышнего. Ярость бога или богини вполне могла привести к такому печальному исходу. Разве тебе не известно огромное количество древних преданий, в которых идет речь о древних империях, достигающих максимального расцвета, а затем превращающихся в пыль? С чего началась история Семи Святых? Кем бы они ни были, эти люди получили священный сан именно в нашем городе. Точно такую же притчу можно рассказать и о других поселениях, разбросанных по всей Рараку. Семь Престолов стали свидетелями ярости, которая охватила каждого из них. Рука бога или богини опустилась на этот город, Икариум. Единственная проблема заключается в том, что этот всевышний уже стерся из памяти людей. По крайней мере, сейчас миру не известен ни один представитель, способный на подобные бесчинства...

– Да нет, известен, – произнес Икариум, и в его голосе послышалось оживление. – Однако с тех пор, как они начали общаться со смертными, очень многое изменилось... Боги стали более искусными и хитрыми, поскольку прежние методы воздействия стали слишком опасны. По всей видимости, ты действительно нашел ответ на мой вопрос, Скрипач...

Сапер пожал плечами.

Маппо наконец-то почувствовал, что его сердце немного успокоилось. «Только не начинай вновь размышлять об этом одиноком уцелевшем артефакте, Икариум». Тем не менее пот непрерывными каплями продолжал капать на песок. Трелл поморщился и перевел дыхание. Обернувшись, он увидел Крокуса. Выражение лица юноши оказалось настолько отсутствующим, далеким от настоящих событий, что Маппо заинтересовался ходом его мыслей.

– Девяносто четыре тысячи лет – здесь должна быть какая-то ошибка, – вновь задумчиво произнес Икариум. Обернувшись, он слабо улыбнулся.

Перед глазами Трелла поплыли синие круги. Судорожно кивнув, он отвел взгляд, пытаясь побороть очередную волну печали.

– Что ж, – сказал Скрипач. – Кажется, теперь мы можем возобновить преследование Апсалы и ее отца.

Икариум кивнул головой и пробормотал:

– Да, теперь мы уже близко... очень близко ко всем разгадкам.

«В самом деле, путешествия бывают очень опасными».


В ночь прощания со своим племенем, которое произошло много веков назад, Маппо стоял на коленях перед старейшей жрицей в задымленной комнатке ее маленькой юрты. Молодой Трелл уже совершил все необходимые ритуалы и отрекся от прошлой жизни, но сейчас ему не давал покоя один вопрос.

– Я обязан знать больше, – жарко шептал он, – гораздо больше о Безымянных Героях. В конце концов, они могут потребовать с меня эту информацию. Скажи, они присягают какому-то богу?

– Только единожды, – ответила старуха, которая либо не могла, либо не хотела встретиться с глазами пылкого юноши. – Иначе их отвергают и уничтожают. Во времена Первой империи, которая, к слову сказать, была вовсе не первой, поскольку Т'лан Аймасс провозгласил об этом гораздо раньше... Так вот... Безымянные Герои представляли собой левую руку, а другая секта – правую. Через некоторое время они должны были объединиться. Вместо того противоположная секта заблудилась в своих собственных тайнах... – Женщина рубанула воздух рукой – этого жеста Маппо ни разу не видел среди племенных старейшин. Этот жест, догадался он, принадлежал Ягутам... – По этой причине они преклонились перед новым повелителем. Вот и все, что можно сказать по данному вопросу.

– А кто же стал этим новым повелителем? Женщина покачала головой и отвернулась.

– Ихсила, – не унимался Маппо, – заключена в посохах, да?

Старуха не ответила.

По прошествии веков Маппо понял, что в тот момент он нашел абсолютно правильный ответ, однако осознание это факта так и не истребило в душе маленького островка тревоги.


Они оставили за спиной древний остров и вышли на равнину, покрытую толстым слоем глины. К этому моменту солнечный диск, освещавший небо, значительно померк. Лошади страдали от недостатка воды, и даже несмотря на то, что Икариум с Маппо провели огромное количество времени в пустыне, они никак не могли отыскать источник. Трелл не имел ни малейшего представления, как складываются дела у Апсалы и ее отца; день проходил за днем, а путешественники продолжали видеть перед собой только пару одиноких следов.

«По всей видимости, эти следы и их конечная цель не имеют ничего общего с Ша'икой. На самом деле мы уходим вдаль от оазиса, от того места, где была убита провидица. Однако Скрипачу известно наше конечное место назначения. Он догадался об этом, перерыв все секреты, которые хранятся в голове. В самом деле, мы все подозреваем об этом, однако никто не говорит... Наверное, только Крокус остается в неведении... Но не стоит его недооценивать. Парень вырастет и еще заявит о себе, – Маппо взглянул на сапера. – Мы идем к тому месту, о котором ты так долго думал, солдат».

Бесплодный ландшафт погрузился в вечернюю мглу. Краешек солнца освещал горизонт, однако света хватило, чтобы увидеть леденящую кровь картину: откуда-то сбоку к следам Апсалы и отца присоединялось несчетное количество когтистых лап. Сольтакены и Д'айверсы, без счета...

На какое-то мгновение Крокус отстал от общей группы на дюжину шагов. Маппо даже не понял, что произошло: в следующую секунду со стороны юноши дару раздался душераздирающий вопль. Все обернулись, увидев, как он схватился в неистовой ярости с незнакомым мужчиной. Над потрескавшейся глиной метались темные тени. Крокус схватил фигуру за запястья и попытался прижать к земле.

– Я знал, что ты крутишься вокруг, старая крыса! – проревел Крокус. – Несколько часов – с тех самых пор, как мы покинули остров! Я ждал этого момента, и наконец добился своего!

Сопровождение было вынуждено вернуться назад – к тому самому месту, где Крокус, широко расставив ноги, сидел верхом на Искарале Пусте. Верховный священник предпринимал слабые попытки вырваться на свободу.

– Осталась всего тысяча шагов! – шипел он. – И мой обман завершится логичным концом. Неужели вы не заметили свидетельства моего восхитительного успеха? Ни один из вас? Эх, тупоголовые свиньи! Как нехорошо с вашей стороны! Ну ладно, ладно, я тоже способен на мужественное молчание, ха!

– Можешь помочь ему подняться, – произнес Икариум в сторону Крокуса. – Он больше не убежит.

– Помочь ему подняться? Может быть, помочь ему вздернуться на дереве?

– Дай только дойти до ближайшего дерева, парень, – сказал Скрипач, оскалившись. – Я обещаю тебе.

Дару ослабил свою хватку. Искарал вскочил на ноги и присел на корточки, словно крыса, пытающаяся найти направление для побега.

– Они, чертовки, быстро размножаются! Неужели я найду в себе силы сопровождать их? Неужели я откажу себе в удовольствии стать свидетелем прекрасного разрешения всех своих усилий? Эта неуверенность меня просто убивает!

– Ты пойдешь с нами, – проревел Крокус, положив руки на пару ножей, торчащих из-за портупеи. – И меня не интересует, что произойдет дальше.

– Ну конечно-конечно, юноша, – повернувшись судорожно к Крокусу. – Я слишком спешил – поэтому-то ты меня и поймал, – старикашка вновь замотал головой. – Посмотрите, на лице юноши написано, что он верит мне. Эх ты, дурень с пустыми мозгами! Кто может состязаться с Искаралом Пустом? Да никто! Скоро я стану абсолютным победителем, о да очень скоро! Ключ к вашему пониманию лежит в неизведанной природе Путей. Скажите, может ли эта парочка быть разорванной на куски? О да, вне всякого сомнения. В том-то и заключается секрет Рараку. Они путешествуют сразу по нескольким неизвестным мирам... а прямо перед нами располагается сонный гигант, и он является самым центром бытия. Да-да, это вовсе не похоже на неряшливый оазис Ша'ики, населенный одними глупцами! – замерев, старикашка посмотрел на всех остальных. – На что вы все вылупились? Нам нужно идти! Осталась всего тысяча шагов, и вы окажетесь в самом центре своих желаний, хи-хи! – Искарал бросился в пляс, его колени неловко подпрыгивали в воздухе.

– О, ради Худа! – проревел Крокус, схватил старика за воротник и поставил на землю. – Идем же.

– В тебе кипит бешеная юношеская энергия, наполненная весьма хорошим чувством юмора, – пробормотал Искарал. – Такие теплые дружеские объятья... О, я просто таю!

Маппо глянул в сторону Икариума и обнаружил, что Ягут смотрит точно на него. Взгляды пересеклись. «Разрушенный на куски Путь. Что же случилось со всей этой землей?» Вопрос повис в воздухе, однако ему на смену пришли новые размышления. «Легенды гласят о том, что Икариум появился именно здесь, он вышел из Рараку. Путь, разорванный на куски... Рараку влияет на всех, кто осмеливается ходить по ее разоренной земле... Боги, неужели мы действительно приближаемся к тому месту, где родились живые кошмары Икариума?»

Путешественники продолжали свой путь вперед. Небо над головами превратилось в непроницаемое черное покрывало. Казалось, что лишенная звезд пустота медленно опускалась вниз, пытаясь поглотить всех живущих на этой земле. Внезапно бормотанье Искарала Пуста прекратилось. Складывалось впечатление, будто темная ночь просто проглотила его вместе с безумными шутками и морем чепухи. Маппо видел: Скрипач с Крокусом прикладывают последние усилия, чтобы двигаться в нужном направлении; вытянув вперед руки, словно слепцы, они медленно шагали вперед.

Обогнав остальных на дюжину шагов, Икариум внезапно остановился и обернулся.

Маппо наклонил голову в знак того, что тоже заметил две новые фигуры, стоящие на расстоянии пятидесяти шагов впереди в полном молчании. Апсала и слуга. «Последний мне известен только под этим именем. Оно, конечно, очень простое, однако в последнее время начало приобретать характер угрозы».

Ягут наклонился вперед и схватился за одну из выставленных вперед рук Крокуса.

– Мы обнаружили беглецов, – произнес Икариум чрезвычайно тихим голосом, который, однако, заставил всех резко остановиться. – По всей видимости, они нас ожидают, – продолжил Икариум, – на пороге...

– На пороге? – удивился Скрипач. – Быстрый Бен ни разу не упоминал о чем-либо подобном. На пороге чего?

– Связанных в узел раздельных частей одного Пути! – прошипел Искарал. – Посмотрите, к нему ведет Тропа Рук – а дураки, как ни в чем не бывало, идут прямо по ней. Верховному священнику Тени было дано задание смастерить ложный след – посмотрите, как прекрасно все получилось!

Крокус обернулся на звук голоса Искарала.

– Но почему ее отец привел нас сюда? Чтобы мы тоже стали участниками резни, учиненной толпой Сольтакенов и Д'айверсов?

– Слуга шел к себе домой, недоумок. Нет, ты просто тухлый крот! – верховный священник вновь пустился в пляс. – Если Изменяющие Форму не прикончат этого кретина, то он добьется своей цели, хи-хи! Он заберет с собой девушку, сапера и даже тебя, парень, гоже. Спроси Ягута, что ожидает вас внутри Пути.

Ожидает, словно судорожная рука, на которой держится эта часть мира.

Апсала с отцом начали медленно приближаться.

Маппо, конечно, удивлялся подобному воссоединению, однако не думал, что увидит их своими собственными глазами. Крокус, по всей видимости, еще не понял происходящего; он просто вытащил из-за ремня пару ножей и приготовился атаковать священника. Икариум стоял за спиной дару, готовый обезоружить его в любую секунду. Сцена больше напоминала фарс: ничего не видящий Крокус пытался приблизиться к Искаралу, а тот, продолжая свой невообразимый танец, кричал так, что голос раздавался со всех четырех сторон.

Скрипач, чертыхаясь, решил вытащить из заплечного рюкзака старенький светильник. Затем он начал судорожно рыться по карманам в поисках огнива.

– Неужели вы осмелитесь ступить на тропу? – пел Искарал Пуст. – Вы осмелитесь? Вы осмелитесь?

Апсала остановилась около Маппо.

– Я знала, что вы преодолеете все трудности, – произнесла девушка. Затем она ласково добавила: – Крокус! Я здесь...

Обернувшись, юноша спрятал ножи и приблизился.

В этот момент блеснула вспышка, осветив пространство вокруг того места, где склонился на корточках Скрипач.

Трелл увидел, как вытянутые вперед руки Крокуса были подхвачены Апсалой. Молодые слились в жарких объятьях. «О, парень, ты даже не представляешь, насколько может быть горькой слепота...»

Божественная аура, окружающая Апсалу охватила их обоих. Однако чувства Трелла не давали успокоиться.

Икариум подошел к Маппо и произнес:

– Треморлор.

– Точно.

– Некоторые люди говорят, что в действительности Азас является положительной силой. Он позволяет пользоваться божественными возможностями в мирных целях, особенно там, где это крайне необходимо. Друг, я начинаю подозревать, что в этих словах скрывается глубокая истина.

Трелл кивнул. «Разорванный Путь содержит в себе столько боли. Если бы он мог перемещаться по свету – подумать только, сколько ужаса и хаоса он мог с собой принести? Треморлор сдерживает этот Путь здесь... Пусть даже так, но каким образом Рараку удалось распространиться по всем четырем сторонам вокруг...»

– Я чувствую, что внутри находятся Сольтакены и Д'айверсы, – произнес Икариум. – Они приближаются, пытаясь найти Дом...

– По всей видимости, здесь должны быть ворота.

Тем временем светильник разгорелся, и тусклый желтый свет распространился на двадцать шагов по всем направлениям. Скрипач поднялся на ноги и взглянул на Маппо.

– Где-то поблизости врата, однако Изменяющие Форму находятся в поисках чего-то другого. Да, они попали туда не по своей воле – их забрала земля Азаса.

– То же самое может случиться с каждым из нас, – раздался новый, незнакомый голос. Обернувшись, все увидели отца Апсалы, который стоял неподалеку. – А сейчас, – продолжил он, – я буду вам очень признателен, если вы постараетесь задержать мою дочь именно на этом месте. Мы не можем идти сквозь врата, так как они находятся внутри Дома...

– Однако вы вели ее сюда, – произнес Скрипач. – Думаю, что мы в любом случае стали бы искать Треморлор, однако при чем здесь Искарал Пуст?

– У вас есть имя, слуга? – спросил Маппо. Старик поморщился.

– Реллок, – обернувшись на сапера, он отрицательно покачал головой. – Мне не известны мотивы верховного священника. Дела обстоят так, как я только что вам рассказал. Это было последним заданием Искарала. Оно искупило мой долг, и теперь я абсолютно чист, даже перед богами.

– Они вернули тебе потерянную руку, – произнес сапер.

– Да, и сберегли наши с дочерью жизни, когда пришел день Гончих. Вы же знаете – никто больше не выжил...

– Это были их Гончие, Реллок, – проворчал Скрипач.

– Пусть даже так, пусть. Вы видите, это же ложный путь... Он повел Изменяющих Форму совсем в другую сторону.

– От истинных врат, – кивнув, закончил Икариум. – Одни из них находятся под храмом Пуста.

Реллок кивнул.

– Наша задача заключалась в том, чтобы завершить ложный путь – вот и все. Просто идти по песку, оставлять следы... Сейчас все кончено. В тот момент, когда Изменяющие Форму обрушились под землю, мы прятались в тени. Если мне действительно суждено умереть в своей постели в деревне Итко Кане, то я не боюсь никаких переходов!

– Реллок хочет вернуться обратно и заняться рыбной ловлей, хи-хи, – запел Искарал Пуст. – Однако то место, в которое ты вернешься, совсем не похоже на то, что покинул. Реллок, ведомый рукой бога, выполнил работу, однако он все еще мечтает продолжить тянуть сети, полные рыбы, под палящим солнцем Итко Кана. Да этот старик является сердцем империи – Лейсин должна заметить.

Скрипач вернулся к лошади, собирая по пути арбалет.

– Каждый из вас волен выбирать самостоятельно, однако я собираюсь войти внутрь, – помедлив, он взглянул на свое животное. – Кроме того, пора отпустить лошадей, – обойдя вокруг коня, он начал снимать снаряжение. Вздохнув, сапер хлопнул гральского скакуна по шее. – Ты заставлял гордиться собой. Однако сейчас будет лучше покинуть это место – веди всех остальных, друг, в лагерь Ша'ики.

Через мгновение все последовали примеру Скрипача и распрягли лошадей.

Икариум обернулся к Треллу.

– Мне необходимо попасть туда.

Маппо закрыл глаза, попытавшись успокоиться. «Боги, какой же я трус! Просто невозможно себе этого представить»

– Друг? Трелл кивнул.

– О, да вы все собрались туда, – тихо пропел верховный священник, продолжая подтанцовывать. – Ищите ответы, друзья мои! Однако мои молчаливые мысли заставляют предупредить вас. Запомните, вы этого никогда больше не услышите: опасайтесь ловкости рук. По сравнению с Азасом мои бессмертные покровители похожи на неумелых детей!

Глава шестнадцатая

Треморлор – трон Песка,

Рараку его обитель.

Дом Азаса никогда

Духа смертного не видел.

Там каждый след похож на тень,

И не видны там свет и день...

Надпись на древнем узоре Азаса

Безымянный Герой

Насколько Антилопа мог видеть, к востоку и западу простирался кедровый лес, заполненный огромным количеством бабочек. Пыльная зелень листьев едва различалась под дрожащим бледно-желтым ковром. Иссушенные обрывистые берега Ватары густо заросли папоротником, который поглотил торговую дорогу и препятствовал нормальной переправе войск.

Историк выбрался из походной колонны и остановил лошадь на невысоком пригорке, оглядывая окрестности. Цепь Псов растянулась на огромное расстояние; во всех ее звеньях чувствовалась огромная усталость. Над головами, подобно призрачной накидке, двигалось пыльное облако. Легкий ветерок медленно смещал его на север.

Антилопа оторвал глаза от горизонта и опустил взгляд к основанию своего пригорка: большие угловатые валуны образовывали неровные концентрические крути. «Это же вершинная корона», – вспомнил Антилопа. Подобные сооружения уже встречались ему на длинном жизненном пути, однако историк никак не мог припомнить, где именно. В воздухе над холмами висело смутное глубокое беспокойство.

От каравана отделился еще один всадник и двинулся в сторону Антилопы. По всей видимости, каждый подскок в седле доставлял ему сильное неудобство. Историк нахмурился – капрал Лист окончательно так и не пришел в себя. Юноше грозила пожизненная хромота, однако события последних дней не давали возможности заняться полноценным лечением.

– Историк! – крикнул Лист и натянул поводья.

– Капрал, ты полный идиот!

– Так точно, сэр. От арьергарда западного фланга пришла весть: на горизонте появились передовые отряды армии Дона Корболо.

– Западного фланга? В таком случае, Колтайн был прав: Корболо действительно намеревается совершить переправу раньше нас.

Лист кивнул и вытер пот со лба.

– Так точно. У него имеется кавалерия, по крайней мере тридцать рот.

– Если нам придется продираться через тридцать солдатских рот ради захвата брода, то результат сражения может оказаться непредсказуемым...

– Ага, а главные силы Корболо тем временем захлопнут челюсти у нас на хвосте. Чтобы воспрепятствовать этому, кулак отправил вперед клан Безрассудных Собак. Кроме того, он попросил, чтобы ты присоединился к ним. Конечно, подобное перемещение потребует больших лошадиных сил, однако твоя кобыла находится в самой лучшей физической форме по сравнению со всеми остальными животными.

«Подпругу пришлось затянуть на два размера меньше, костлявые лопатки упираются в колени, ребра можно пересчитать с расстояния десяти шагов, и все равно она находится в самой лучшей физической форме».

– Шесть лиг?

– Около семи, сэр.

«В обычных обстоятельствах – легкая послеобеденная прогулка».

– Мы можем прибыть вовремя, только если помчимся во весь опор.

– Не забывайте, сэр, что лошади противника утомлены так же, как и наши.

«Не криви душой, капрал, они гораздо свежее. И всем об этом известно. Однако гораздо хуже то, что противник превосходит нас числом примерно в три раза».

– Чувствую, что эта поездка запомнится нам надолго. Лист кивнул, а затем обратил свой взор в сторону леса.

– Мне ни разу не приходилось видеть скопление такого огромного количества бабочек в одном месте.

– Они же мигрируют – точно, как птицы.

– Люди говорят, что уровень воды в реке довольно низок.

– Хорошо.

– Однако место переправы все равно будет очень узким. Большая часть реки течет вдоль узких скалистых берегов.

– Ты собираешься скакать точно так же, капрал, морщась на каждом подскоке?

– Конечно, я же солдат, сэр.

– Скажи-ка, а что твои видения рассказали об этой реке? Лицо Листа напряглось.

– Это граница, сэр, за которой лежит прошлое.

– А что значат эти каменные кольца около пригорка? Юноша замер и посмотрел вниз.

– Дыханье Худа, – пробормотал он, встретившись с глазами историка.

Антилопа улыбнулся и схватил поводья.

– Я вижу прямо по курсу клан Безрассудных Собак. Не хочу заставлять их ждать.


Со стороны авангарда донеслось громкое тявканье, которое резало ухо. Историк тронул поводья и рысью приблизился к группе офицеров. Внезапно среди нескольких виканских псов он заметил маленькую длинношерстную болонку. Этот маленький лоснящийся шерстяной клубочек продолжал издавать истошные вопли.

– А я думал, что с приходом виканских псов крысы покинули эти места, – произнес Антилопа.

– Я тоже надеялся на подобное, – ответил Лист. – Уж слишком невыносимы эти звуки для моего уха. Посмотри, он ведет себя так, будто управляет всей сворой.

– Возможно, что именно так и обстоят дела. Поза и осанка, капрал, имеют решающее значение, хотя почему – никто так и не понял.

Колтайн развернул жеребца и мгновенно приблизился.

– Историк, я вновь призвал к себе капитана роты инженеров-саперов. Мне начинает казаться, что этого человека не существует в природе. Скажи, ты когда-нибудь его видел?

Антилопа отрицательно покачал головой.

– Нет, ни разу. Однако у меня есть основания полагать, что он все еще жив, кулак.

– Что за основания? Историк нахмурился.

– Я... я точно не помню.

– Так и знал. Сдается мне, что у саперов нет капитана и что они совсем не переживают по данному поводу.

– Этот обман очень трудно поддерживать, кулак.

– Думаешь, они не способны на подобное?

– Нет, сэр, совсем нет.

Колтайн немного помедлил, но историк ничего не мог больше добавить.

– Ты поедешь с кланом Безрассудных Собак?

– Да, кулак. Однако я попросил бы оставить капрала Листа здесь, в основной колонне.

– Но, сэр... – попытался возразить Лист.

– Ни слова больше, капрал, – отрезал Антилопа. – Кулак, ему нужно подлечиться и прийти в себя.

Колтайн кивнул.

В этот момент между кулаком и историком остановилась взмыленная лошадь Булта. Ветеран взмахнул копьем и что есть силы запустил его в высокую траву на обочине торговой дороги. Тявкающая болонка взвизгнула и в ужасе отскочила в сторону, словно тряпичный мячик, набитый соломой.

– Проклятье Худа! – проревел Булт. – Опять мимо!

– Это маленькое чудо не намеревается молчать, – произнес Колтайн, – несмотря на то, что ты охотишься за ним на протяжении целого дня.

– Тебя смогла перекричать обычная болонка, дядя? – спросил Антилопа, подняв брови.

– Будь осторожен в выражениях, старик, – проворчал покрытый шрамом викан.

– Тебе пора отправляться в путь, – бросил Колтайн в сторону Антилопы, а сам обратил взор на нового человека. Историк обернулся и увидел Невеличку. Она сильно побледнела и будто бы ушла в себя. В темных глазах девочки до сих пор светилась невыносимая боль, однако она переборола себя и высоко поднялась в седле. Все руки, за исключением плоти под ногтями, были абсолютно черными – будто их погрузили в смолу.

Историка охватила волна неимоверной печали, и он бессознательно отвел взор.


Как только войско достигло края леса, огромная стая бабочек поднялась с земли. Лошади попятились назад, некоторые из них чуть не потеряли равновесие, наткнувшись на шедших позади. Прекрасный желтый ковер за одно мгновение превратился в хаос. Первыми в ситуации разобрались пастушьи виканские псы; выйдя перед ополоумевшими скакунами, они бросились вперед, призывая следовать за собой. Оторвавшись на несколько шагов вперед, собаки принялись распугивать несметное количество насекомых; лошади, опустив головы, неспешно отправились следом.

Антилопа, отплевываясь от крыльев, попадающих в рот и напоминающих по вкусу мел, случайно взглянул на одну из собак. И тут случилось непредвиденное; она моргнула глазом и недоверчиво покачала головой. «Нет, этого не может быть. Просто какой-то абсурд!» Имя этого животного было Проныра, и она вновь несла в зубах спутанный клубок черной шерсти.

Тем временем порядок был восстановлен, собаки расчистили путь, и караван вновь отправился в путь. Антилопа почувствовал, что все вокруг очень напряжены. Не было слышно привычных виканских походных песен, выкриков и острот – только сухой цокот копыт под ногами и шорох сотен тысяч крыльев над головой.

Путь действительно напоминал какое-то монотонное течение. «Сюрреализм, – подумал историк. – Безвременье». С обеих сторон дороги начал появляться папоротник и сухие стволы сваленных деревьев. Среди них начала пробиваться поросль молодняка, еще слишком редкого, чтобы походить на лес. От старых деревьев остались лишь пеньки, которые стали местом отдыха большого числа желтых насекомых. Их мелькание настолько намылило глаза, что голова начала постепенно гудеть, а затем пульсировать болью.

Собаки до сих пор бежали впереди и задавали ритм; по всей видимости, они находились в прекрасной форме и не обращали никакого внимания на тяжелое дыхание лошадей, следующих позади. Начало каждого часа отмечалось коротким промежутком отдыха: животные переходили на шаг, а люди опустошали заплечные резервы воды, хранящиеся в небольших бурдюках, заклеенных воском. Псы нетерпеливо ожидали продолжения гонки.

Командование рассудило, что торговая дорога является самым быстрым маршрутом, посредством которого они могут достигнуть переправы. Кавалерии Дона Корболо придется пробираться через кедровый подлесок, однако главным фактором, способным замедлить ее продвижение, по-прежнему оставались бабочки.

Как только клан Безрассудных Собак преодолел немногим более четырех миль, с запада до них донесся абсолютно новый звук. Сначала Антилопа не обратил на него никакого внимания, однако неестественная последовательность довольно быстро заставила прислушаться. Вонзив шпоры в бока, Антилопа поравнялся с Невеличкой.

Она хитро, понимающе усмехнулась и произнесла:

– С ними движется маг. А сейчас он расчищает путь.

– В таком случае, Пути больше не соперничают?

– Точно, в течение трех дней, историк.

– А каким образом маг справляется с бабочками? Огнем? Ветром?

– Нет, он просто открывает свой Путь, а насекомые пропадают в его темных недрах. Послушай: промежуток между звуками постоянно удлиняется – маг начинает уставать.

– Ну что ж, это хорошо. Девочка кивнула.

– Скажи, мы достигнем переправы раньше них?

– Полагаю, что да.

Через некоторое время клан приблизился к краю реки. Он был абсолютно гол, а во всех направлениях, покуда хватало взгляда, простирались острые скалы. Небо над ними было заполнено трепыхающимися крыльями насекомых. Прямо по курсу дорога спускалась по склону, переходя на широкую, усеянную галькой морену. Туча бабочек, висящая сверху, медленно смещалась к востоку.

«Река Ватара. Похоронная процессия бабочек, которые тонут в огромном море».

Сама переправа была ограничена двумя вереницами деревянных столбов, врытых прямо в ил. Сверху на каждом шесте красовался весьма потрепанный лоскуток ткани, напоминающий флаг древней армии, потонувшей здесь много веков назад. На западном побережье вниз по течению, прямо около переправы стоял, покачиваясь на волнах, огромный деревянный корабль.

Как только Невеличка заметила его, с губ сорвались приглушенные проклятия. Антилопе тоже передалось смутное беспокойство.

Корабль оказался обожженным со всех сторон. Пламя побывало везде, однако в целом большинство строений было не тронуто. Ни одна желтая бабочка не осмеливалась сесть на эти печальные останки. С боков корпуса в неправильном порядке торчали обгорелые шесты, представляющие собой когда-то длинные весла. Те лопасти, которые во время пожара оказались в воде, сохранились нетронутыми до настоящего времени; огромные комья мертвых насекомых, словно причудливые выросты, покрывали их со всех сторон.

Клан двинулся к открытой поляне, примыкающей к броду. На высоком шесте висел клочок парусины, а рядом тлел костер, от которого исходил тошнотворный запах. Под самодельным тентом сидело трое мужчин.

Пастушьи псы, заметив их, остановились на безопасном расстоянии и принялись яростно лаять.

Антилопа морщился, вновь услышав звук тявкающей собачонки. «Боги, спасите меня, пожалуйста, от этого звука!»

Историк и Невеличка медленно приблизились к псам, выстроившим некоторое подобие полукруга. Один из мужчин, чья загорелая кожа имела странный бронзовый оттенок, встал с большого мотка просмоленной веревки и сделал несколько шагов вперед.

Болонка сначала яростно бросилась в его сторону, затем внезапно остановилась. Лай прекратился, а крысиный хвостик дрогнул и приветливо запрыгал.

Мужчина присел на корточки, схватил псину в объятья и почесал у нее за плешивым ухом. Подняв глаза на виканов, он спросил на чистом малазанском языке:

– Кто еще может похвастаться тем, что находится во главе этой ужасной своры?

– Я, – бесстрастно ответила Невеличка.

– Могу себе представить, – пробормотал мужчина, нахмурившись.

Антилопа напрягся. Этот мужчина был действительно ему очень знаком.

– Что означают твои слова? – спросил историк.

– Только то, что мне уже надоели властные маленькие девчонки. Меня зовут капрал Геслер, а там, – он кивнул головой за спину, – находится мой корабль «Силанда».

– Сегодня не многие признают ее, капрал, – произнес историк.

– А мы и не напрашиваемся на проклятия. Это действительно «Силанда». Мы взошли на ее борт... далеко от этих мест. А вы, насколько я погляжу, останки тех виканов, которые высадились в Хиссаре?

– Откуда вы знали, капрал, – обратилась к нему Невеличка, – что нас следует ждать именно здесь?

– А мы и не знали, девочка. Мы были на границе залива Убарида, когда узнали, что город пал. Кроме того, вокруг показалось огромное количество не очень дружественных парусов... По этой причине мы попали в эту дыру, намереваясь ночью прорваться к своим. Однако конечная цель нашего путешествия – город Арен.

– Дыханье Худа! – воскликнул Антилопа. – Вы же моряки из деревни! В ночь восстания...

Геслер нахмурился, внимательно приглядевшись к историку.

– Вы были с Кульпом, не правда ли...

– Точно, это он, – произнес Непоседа, поднимаясь с бревна и делая несколько шагов вперед. – Копыто Фенира, я даже и не предполагал, что смогу увидеть вас вновь,

– Думаю, – предположил Антилопа, – у тебя есть немало историй.

Ветеран усмехнулся.

– Именно так, старик.

Невеличка взглянула на «Силанду» и произнесла:

– Капрал Геслер! Какова ваша команда?

– Три человека.

– А как же экипаж корабля?

– Он погиб.

Если бы историк не был столь уставшим, он непременно заметил бы очевидную сухость этого ответа.


Восемьсот конных воинов клана Безрассудных Собак установили в центре поляны три загона, а затем принялись за укрепление периметра. Разведчики бросились через прибрежную полосу на запад и через несколько минут принесли весть, что передовой отряд Дона Корболо прибыл. Внешняя линия защитников приготовила оружие, а в это время все остальные виканы продолжали возводить укрепления.

Антилопа спешился около навеса; то же самое повторила Невеличка. Как только Истина вышел из-под навеса и присоединился к Геслеру с Непоседой, историк понял, что все они имеют один и тот же загар. Ни один из троицы не имел бороды, а на головах красовалась короткая щетина.

Несмотря на огромное количество вопросов, роящихся в голове, глаза историка были прикованы к «Силанде».

– У вас не осталось ни одного паруса, капрал. Хотите сказать, что три человека управились с огромным количеством весел и рулем?

Геслер обернулся к Непоседе.

– Приготовь оружие – виканы уже давно начеку. Истина, беги к плоскодонке. По-моему, пришла пора уносить отсюда свои задницы, причем как можно быстрее, – обернувшись к историку, он произнес: – «Силанда» плывет сама по себе, хотя, наверное, у меня не хватит времени и сил объяснить природу подобного феномена. Виканское отродье находится перед лицом своей смерти. Нам нужно срочно удалиться от них на достаточное расстояние – если, конечно, в твоей душе, историк, не зародилось жалости...

– Капрал, – выкрикнул Антилопа. – Это «виканское отродье» на самом деле является частью войска Седьмых. А вы – моряки боевого флота...

– Прибрежного флота, – поправил Геслер. – Помнишь? Мы не имеем никакого официального отношения к Седьмым. Меня не волнует, что Кульп был твоим давно потерянным братом, а ты намереваешься и дальше разговаривать со мной в подобном тоне. Лучше попытайся рассказать историю своей трагической потери униформы – в этом случае, возможно, мне захочется называть тебя «сэр», а может, захочется просто разбить нос.

Антилопа поморщился. «Кажется, подобный разговор уже имел место несколько лет назад». Затем он медленно продолжил:

– Вы относитесь к морякам боевого флота, и кулак Колтайн. по всей видимости, будет весьма заинтересован вашими рассказами. Кроме того, для меня, как для имперского историка, это также очень важно. Штаб Прибрежного подразделения располагался в Сиалке, а это значит, что капитан Затишье является вашим непосредственным командиром. Без всякого сомнения, и он захочет услышать ваш доклад. Кроме того, останки Седьмых, а также два клана виканов в сопровождении сорока пяти тысячной массы беженцев прямо сейчас движутся именно в нашу сторону. Джентльмены, откуда бы вы ни прибыли, сейчас вы находитесь здесь, в самом центре имперской армии. Добро пожаловать

Непоседа сделал шаг вперед и взглянул на Антилопу.

– Кульп много рассказывал о тебе, Антилопа, только я не могу припомнить, чтобы там было хоть одно лестное слово, – он помедлил, затем надел на плечо арбалет и вытянул вперед плотную безволосую руку. – Я мечтал о встрече с человеком, из-за которого нам пришлось пройти через подобные испытания, о да! Я даже не сердился на своего седого спутника. Я просто собирался обмотать его водорослями и засунуть тебе в пасть, ублюдок. Но теперь все позади, давай помиримся.

– Не забывай, Антилопа, что эти слова еще сказаны с большой любовью, – произнес Геслер, растягивая слова.

Историк проигнорировал протянутую вперед руку, и через минуту солдат вынужден был пожать плечами.

– Мне нужно точно знать, – тихо произнес Антилопа, – что произошло с Кульпом.

– Мы с удовольствием послушали бы об этом тоже, – произнес Непоседа.

В этот момент два виканских конника приблизились к Невеличке и шепнули ей что-то на ухо. Девочка нахмурилась от услышанного.

Антилопа оторвал взгляд от моряков и, повернувшись к ней, спросил:

– Что случилось, Невеличка?

Она махнула рукой, и конники вернулись восвояси.

– Неприятельская кавалерия разбила лагерь вверх по реке, на расстоянии менее трех тысяч шагов. Они даже не готовятся к атаке – они просто валят лес.

– Лес? Оба берега на том расстоянии весьма скалисты. Девочка кивнула.

«Надеюсь, они решили строить заграждение, а не понтоны. В конце концов, последнее предположение лишено всякого смысла – узкое ущелье не позволит им этого».

Позади раздался голос Геслера.

– Воспользовавшись плоскодонкой, мы можем легко подняться вверх по течению и выяснить все более подробно.

Невеличка обернулась и строго посмотрела на капрала.

– А что случилось с твоим кораблем? – лихорадочно спросила она.

Геслер пожал плечами.

– Немного опален, однако до сих пор на плаву и обладает отменными мореходными качествами.

Девочка промолчала, однако взгляда так и не отвела.

Капрал поморщился, засунул руку под опаленную безрукавку и вытащил оттуда костяной свисток, который висел на тонком шнурке вокруг шеи.

– Весь экипаж мертв, однако этот факт совсем не мешает им в мореплавании.

– Просто у них отрезаны головы, – добавил Непоседа, одарив Антилопу лучезарной улыбкой. – Не нужно было держать хороших моряков в трюме – я всегда так говорил.

– Побольшей части, гребцы относятся к Тисте Анди, – сказал Геслер. – Людьми представлена всего лишь небольшая горстка... Кроме того, в каюте... Непоседа, как Гебориец назвал их?

– Тисте Эдур, сэр.

Геслер кивнул и обратил все свое внимание на историка.

– Именно так, мы с Кульпом забрали Геборийца с острова – точно по твоему приказу. Кроме него там было еще двое. Горе заключается только в том, что мы потеряли их в шторм...

– Люди выпали за борт? – спросил Антилопа, чьи мысли превратились в водоворот обрывочных сведений. – Они умерли?

– Ну, – ответил Непоседа, – мы не можем быть абсолютно уверены. Возможно, они ударились о воду, когда перелетели через борт... Дело в том, что корабль был объят пламенем, поэтому вокруг творилась абсолютная неразбериха.

Одна часть историка хотела было напасть на эту разглагольствующую парочку и заткнуть им рот, проклиная знаменитую солдатскую любовь к преуменьшению собственных заслуг. Другая часть, онемев от шока услышанных событий, намеревалась со всего размаху броситься на грязную почву, покрытую ковром из бабочек.

– Историк, я думаю, тебе следовало бы сопровождать моряков в разведывательной вылазке, – произнесла Невеличка. – Однако по пути старайтесь как можно дальше держаться от берега. Неприятельский маг сильно устал, и это вам играет на руку. Я должна точно знать, что происходит в стане врага.

«Ты не представляешь, девочка, насколько я согласен с тобой».

Геслер забрался внутрь и подал Антилопе руку.

– Пока мы будет плыть, сэр. Непоседа расскажет вам наши приключения во всех подробностях. Только не думай, что мы слишком застенчивые парни... Иногда мы просто не можем вовремя разобраться в ситуации.

– Когда я закончу, – проворчал Непоседа, – ты будешь обязан поведать нам свою историю. До сих пор в голове не укладывается: каким образом Колтайну со своей армией удалось дожить до нынешних дней? Вот это будет, действительно, ценная история, которую не грех и запомнить.


– Спасибо бабочкам, – произнес Непоседа, продолжая грести веслами. – Находясь на поверхности, они движутся медленнее, чем подводное течение. Не будь их, мы никогда бы не достигли своей цели.

– Честное слово, у меня получилось бы еще хуже, – добавил Геслер.

– Я так и думал, – ответил Антилопа. Они сидели в маленькой гребной шлюпке уже на протяжении часа. За это время непрерывная работа Непоседы и Истины позволила им сдвинуться всего на сто пятьдесят шагов вверх по течению реки, заполненной огромной массой тонущих насекомых. Северный берег постепенно превращался в степное нагорье, покрытое скудной растительностью, среди которой порой встречались виноградники. С течением времени они все же приблизились к узкому ущелью, образованному недавним обвалом.

Непоседа действительно проявил себя неважным рассказчиком; недостаток воображения сводил практически на нет все усилия автора довести до Антилопы те события, свидетелями которых они стали. Однако то, что объятый пламенем Путь значительно повлиял на троих выживших счастливцев, было очевидно. И перемены касались не только оттенка кожи. Непоседа и Истина в течение нескольких часов сидели на веслах без малейших признаков усталости, кроме того, они гребли с удвоенной силой. Антилопа страстно хотел попасть на борт «Силанды», однако в то же время безумно того боялся. Даже в отсутствие Невелички с ее развитой чувствительностью историк знал, что вокруг корабля висит аура ужаса, излучаемая мертвым экипажем.

– Вам лучше увидеть это, сэр, – произнес Геслер.

Они приблизились к узкому речному изгибу. Обрушавшаяся скала значительно сузила туннель, который теперь был заполнен бурлящим потоком с белой пеной на поверхности. Дюжина тугих канатов перетягивалась с одного берега на другой. Они висели на высоте десяти размахов рук, а двенадцать убарийских лучников в железных доспехах прокладывали путь через пропасть.

– Легкая пожива, – произнес Геслер, стоя у румпеля. – А Непоседа – как раз тот человек, который подойдет для этой работенки. Истина, ты способен в одиночку спрятать нас в укромном месте?

– Постараюсь, – ответил юноша.

– Подожди, – произнес Антилопа. – Мне кажется, нам лучше не беспокоить это гнездо шершней, капрал. Наш передовой отряд значительно уступает им в количестве. Кроме того, посмотрите на противоположный берег – по крайней мере, около сотни солдат уже перебрались на нашу сторону, – историк замолчал, впав в раздумья.

– Если они валили лес, то вовсе не затем, чтобы строить мост, – пробормотал капрал, глядя на северный край скалы, где появлялись все новые и новые фигуры. – Какой-то командир, по всей видимости, хочет просто посмотреть на нас.

Взгляд Антилопы сфокусировался на одной из мелких фигур.

– Очень похож на мага. Если мы не проявим агрессивности, то они не станут первыми лезть в драку.

– Хотя мы прекрасные мишени, – задумчиво произнес Геслер.

Историк покачал головой.

– Пора возвращаться назад, капрал.

– Есть, сэр. Эй вы там, на веслах! Мы разворачиваемся!


Основные войска Дона Корболо прибыли и заняли позицию с обеих сторон от брода. Редкий лес пропал практически в одно мгновение: каждое дерево было свалено, ветви обрублены, а стволы перенесены внутрь укрепления. Два войска разделяла чистая поляна длиной около семидесяти шагов, на которой не было ни одного человека. Торговая дорога до сих пор оставалась открытой.

Антилопа обнаружил Невеличку под самодельным тентом. Она сидела, скрестив ноги и закрыв глаза. Историк начал ждать, решив, что девочка находится в ментальной связи с Сормо. Через несколько минут она вздохнула и, не открывая глаз, спросила:

– Каковы новости?

– Они натянули канаты и перебросили на противоположную сторону около сотни лучников. Что случилось, Невеличка? Почему Дон Корболо не атакует? Он же мог разбить нас наголо и даже не вспотеть...

– Колтайн находится на расстоянии двух часов. По всей видимости, неприятельский предводитель просто ждет.

– Неужели ему не хватило урока Камиста Рело, который поплатился за свое высокомерие?

– Кулак-отступник и кулак, пришедший на его место... Неужели тебя удивляет, что Дон Корболо хочет личного соперничества и противостояния?

– Нет, однако подобное поведение оправдывает императрицу Лейсин. которая просто уволила Корболо из рядов своих служащих.

– Да, а кулак Колтайн был назначен на его место. Да, императрица дала ясно понять, что Дом больше не продвинется в своей карьере на службе империи ни на ступень. Изменник ощущает свою ущербность и пытается взять реванш. Да, в лице Дона Корболо мы столкнемся с животной силой. Однако прямо сейчас нам предстоит стать свидетелями соперничества умов.

– Если Колтайн приблизится к нам, то он окажется в самом центре пасти дракона... Подобное положение будет очень сложно исправить.

– Несмотря на это, он обязательно приблизится.

– В таком случае, высокомерие – это проклятие обоих предводителей.

Невеличка открыла глаза.

– А где капрал? Антилопа пожал плечами.

– Да где-то здесь, неподалеку.

– «Силанда» возьмет на свой борт максимальное количество потенциально излечимых раненых. Они отправятся в Арен. Колтайн интересуется, хочешь ли ты сопровождать их, историк?

«Это вовсе не высокомерие, а фатальная необходимость. Он принял навязанные правила игры». Антилопа знал, что надо было бы подумать, трезво взвесить все за и против, однако тут же услышал свой собственный ответ:

– Нет. Девочка кивнула.

– Он знал, что ты именно так и ответишь, причем без всякого размышления, – нахмурившись, она посмотрела Антилопе в лицо. – Откуда Колтайн знает подобные вещи?

Историк был совсем сбит с толку.

– Это ты спрашиваешь у меня? Дыханье Худа, девочка! Этот человек – викан!

– Однако он для нас абсолютный ноль, историк. Кланы просто подчиняются его приказам, они не хотят противиться. Природой нашего молчания является не абсолютное согласие со всеми его решениями и не безграничная преданность. Это страх.

Антилопа не нашелся, чем ответить на данную тираду. Обернувшись, он посмотрел на небо, покрытое трепещущим бледно-желтым ковром. «Они просто мигрируют, находясь под властью инстинктов, Безумное движение к фатальному исходу. Прекрасный, леденящий душу танец Худа, где каждый шаг четко спланирован. Каждый шаг...«


Кулак прибыл в тот момент, когда на землю опустилась ночь. Клан Ворона, двигающийся впереди, создал ему безопасный коридор. Позади катились повозки с теми ранеными, которых было решено погрузить на «Силанду».

Колтайн с исхудалым и чудовищно усталым лицом подошел к тому месту, где Антилопа, Невеличка и Геслер мирно сидели под сенью самодельного тента. За спиной кулака, как обычно, находился Булт, а также капитаны Затишье и Сульмар, капрал Лист, колдуны Сормо и Нил.

Затишье подошел к Геслеру.

Капрал моряков нахмурился.

– А вы совсем не такой хорошенький, каким вас удалось запомнить, сэр.

– Мне известен твой послужной список, Геслер. Сначала капитан, затем сержант, а вот теперь и капрал. Такое впечатление, что катишься по лестнице, причем ноги болтаются наверху...

– А голова в лошадином дерьме. Я знаю, сэр.

– От твоего отряда осталось всего двое?

– Официально, один человек, сэр. Этот юноша – новобранец, которого так и не удалось ввести в должность. Таким образом от отряда остались только я да Непоседа, сэр.

– Непоседа? Не тот ли адъютант кулака Картерона, который...

– Тот самый, сэр.

– Дыханье Худа! – произнес Затишье и повернулся к Кол-тайну. – Кулак, среди Прибрежных моряков мы обнаружили двух членов старой гвардии императора.

– В любом случае, это был спокойный пост много лет назад, еще до восстания.

Затишье ослабил застежки шлема, сорвал его с головы и пробежал рукой по редким потным волосам. Обернувшись вновь на Геслера, он произнес:

– Подзови своего новобранца, капрал.

Геслер махнул головой, и из тени вышел Истина. Затишье нахмурился.

– В эту минуту, парень, ты официально зачисляешься в отряд боевых моряков.

Истина отсалютовал, отогнув большой палец правой руки и соединив его с мизинцем.

Булт фыркнул, а лицо капитана Затишья еще больше помрачнело.

– Где... о, ну ладно, не беспокойся, – повернувшись к Геслеру, он произнес: – А что касается вас с Непоседой...

– Если вы говорите о поощрении, сэр, то я обещаю, что ударю кулаком в остаток вашего лица. А Непоседа с величайшей радостью попинает вас ногами, сэр, – произнеся крамольную тираду, капрал улыбнулся.

Булт рванулся вперед и, поравнявшись с Геслером, заглянул ему в лицо так, что носы соприкоснулись.

– Неужели, – прошипел он, – ты осмелишься дать в морду и мне?

Улыбка Геслера не стерлась.

– Так точно, сэр. И Худ побери, я то же самое готов сделать с самим Колтайном, если вы меня ласково попросите. Просто дам ему с размаху в лицо.

На мгновение повисло могильное молчание.

И тут Колтайн взорвался хохотом. Антилопа и окружающие виканы так и застыли в немом недоумении.

Ничего не понимая, Булт отошел от капрала, встретился взглядом с историком и просто кивнул головой.

Смех Колтайна заставил сторожевых собак дико завыть; животные мгновенно приблизились и скопились вокруг, словно бледные привидения.

Впервые оживившись, смеющийся Колтайн обернулся к Геслеру.

– Скажи, солдат, а что бы на это ответил Картерон Круст, а?

– Он бы размазал кулаком мой...

Капрал не закончил, так как Колтайн дернулся вперед и схватил его за нос. Голова моряка отклонилась назад, а ноги зависли над землей. В тот же момент Геслер с глухим стуком упал на пыльную землю. Колтайн развернулся; его рука была скрючена так, будто он только что напоролся на кирпичную стену.

Сормо бросился вперед, схватил кулака за запястье и начал его обследовать.

– Подземные духи, да она размозжена!

Все очевидцы произошедшего обернулись належавшего навзничь капрала, который медленно приподнялся. Из носа хлестала кровь.

Нил и Невеличка зашипели, бросившись от него врассыпную. Антилопа поймал Невеличку за плечо и развернул лицом к себе.

– Что произошло, девочка? Что не так... В этот момент раздался шепот Нила.

– Все дело в крови – этого человека можно практически отнести к всевышним!

Геслер не слышал данных слов. Будто зачарованный, он смотрел на Колтайна.

– Думаю, можно считать себя повышенным в звании. Правильно, кулак? – процедил он через разбитые губы.

– ... практически всевышний. Но ведь кулак... – оба колдуна обратили свой взор на Колтайна, и в первое мгновение Антилопа заметил благоговейный страх на их лицах.

«Колтайн разбил Геслеру лицо – человеку, находящемуся на грани вознесения... Каким образом?» Мысли историка вернулись к неистовой силе, продемонстрированной Непоседой и Истиной в шлюпке... История об охваченном пламенем Пути... Святой Абисс, да ведь все трое из них... А... Колтайн?»

Благодаря замешательству, охватившему группу представителей верховного командного сословия, никто не услышал тихую поступь медленно приближающихся коней. Наконец, Лист проворчал:

– Командир Булт, у нас посетители.

Все обернулись, за исключением Колтайна и Сормо, и обнаружили около полудюжины виканских воинов из клана Ворона, которые вели пленного убарийского офицера. Мужчина был облачен в металлические латы с серебряными пластинами. Загорелое лицо украшала густая курчавая борода и усы иссиня-черного цвета. Безоружный незнакомец медленно продвигался в седле, расставив по сторонам руки ладонями вперед.

– Я принес приветствия от Дона Корболо, покорного Служителя Ша'ики, предводителя Южной армии Апокалипсиса, к кулаку Колтайну и офицерам Седьмой армии.

Булт сделал шаг назад, однако в ту же секунду Колтайн развернулся лицом к визитеру, спрятал руки за спину и произнес:

– Примите наши благодарности. Что ему нужно?

Из окружающей темноты выделилась еще одна группа фигур, спешащая в их направлении. Антилопа нахмурился, увидев во главе Нетпару и Пуллика Крыло.

– Дон Корболо желает только мира, кулак Колтайн, и в подтверждение этих слов он дарует жизнь виканским конникам, захваченным сегодня утром в плен у переправы. Они намеревались разрушить брод до основания. Малазанская империя берет начало из шести священных Городов Семерки. Все земли к северу остались свободны. Мы хотим увидеть конец этой резне, кулак. Независимость Арена может быть улажена мирным путем с привлечением казначейства императрицы Лейсин.

Колтайн не проронил ни слова.

Эмиссар помедлил, а затем продолжил:

– Дальнейшим проявлением наших мирных намерений станет то, что мы не будем препятствовать переправе беженцев на южный берег – в конце концов, Дон Корболо отлично понимает те трудности, с которыми сталкивается ваша армия, имея под защитой столь многочисленное гражданское население. Тем не менее викане прекрасно справляются с ролью телохранителей: мы не раз становились свидетелями чрезвычайного мужества и стойкости этих воинов. В самом деле, солдаты складывают песни о доблести виканов. Армия Седьмых по праву достойна кинуть вызов нашей богине, – помедлив, незнакомец поерзал в седле и осмотрел собравшихся представителей знати. – Посмотрите на этих благородных граждан! Согласитесь, что война совсем не для них, – повернувшись к Колтайну лицом, он продолжил: – Предстоящее путешествие по огромным пустошам, простирающимся за лесом, таит за собой множество опасностей, поэтому мы не будем преследовать вас, кулак. Идите с миром. Пустив беженцев завтра утром через переправу Ватары, вы станете свидетелями великодушия Дона Корболо, причем без всякого риска для собственных солдат.

Пуллик Крыло сделал шаг вперед.

– Совет знати доверяет словам Дона Корболо, – объявил он. – Кулак, дай нам возможность переправиться через реку самостоятельно.

Антилопа дрогнул. «Скорее всего, здесь имела место ментальная связь».

Колтайн не обратил никакого внимания на слова представителя благородного сословия.

– Эмиссар! Передай Дону Корболо, что его предложения отклонены. Мне больше нечего добавить.

– Но, кулак...

Развернувшись спиной, Колтайн махнул плащом. Вороное перо в свете костра блеснуло, словно бронзовые доспехи.

Конники клана Ворона окружили убарийского офицера и принудили его лошадь развернуться.

Пуллик Крыло и Нетпара бросились вслед удаляющимся командирам с криками:

– Вы обязаны пересмотреть свое решение!

– Прочь с глаз, подлые твари, – проревел Булт, – иначе ваши шкуры пойдут на новые тенты.

Парочка представителей знати спешно ретировалась. Булт оглянулся и, нащупав взглядом Геслера, произнес:

– Готовь свой корабль, капитан.

– Так точно, сэр.

Непоседа, стоя около Антилопы, пробормотал:

– Не нравится мне сегодняшний разговор. По-моему, ни одна из сторон не чувствует себя удовлетворенной.

Историк медленно кивнул.


Лев уверенно вел путешественников в полной темноте сквозь равнину, покрытую глиняной коркой, к другому тайнику с провиантом. По словам пустынного воина, он хранился под большой плитой известняка. Прибыв к положенному месту, они извлекли хлеб, сушеные фрукты и мясо. Фелисин уселась на холодную землю и обняла себя руками, пытаясь унять дрожь.

Гебориец присел рядом.

– До сих пор нет никаких признаков Толбакая. Если Опонн к нам будет благосклонен, то куски его мяса вызовут у Сольтакена несварение желудка.

– Он дрался так, как никто не был способен драться, – произнес Лев, раздавая еду. – По этой причине Ша'ика и выбрала его на службу...

– Очевидный просчет, – сказал бывший священник. – Женщина-то мертва...

– Третий охранник должен был перекрывать направление выстрела, однако Ша'ика отказалась от его услуг Я пытался переубедить ее, однако это не возымело успеха. Как и было предсказано, каждый из нас попал в ловушку собственной роли.

– Всего лишь удобный предлог. Скажи мне, а пророчество точно указало окончание восстания? Неужели мы стоим перед лицом триумфального бесконечного Апокалипсиса? Согласитесь, здесь кроется какое-то противоречие, однако какое это теперь имеет значение?

– Рараку и Дриджхна представляют собой единое целое, – произнес Лев. – Они бесконечны, как смерть и хаос. Ваша Малазанская империя – не более чем короткая вспышка, которая к тому же начала угасать. Мы рождены во тьме – туда же и уйдем. Это та самая истина, которую вы боитесь признать. Тем не менее ваша позиция не способна ничего изменить.

– Я не считаю себя чьей-то марионеткой, – фыркнула Фелисин.

Лев только лишь тихо рассмеялся.

– Если подобные требования предъявляются к преемнице Ша'ики, – продолжила Фелисин, – то вам будет лучше вернуться назад к вратам и подождать новую претендентку на роль.

– Превращение в Ша'ику не разобьет твои иллюзии о независимости, – возразил Лев, – если, конечно, ты сама не пожелаешь обратного.

«Послушай нас. Здесь слишком темно, чтобы видеть очертания. Мы являемся тремя бесплотными духами, которые тщетно пытаются разобраться в тайне бытия. Священная пустыня Рараку осмеивает наши тела. Мы – не более чем звуки войны среди всеобъемлющей тишины».

За спиной послышались тихие шаги.

– Присоединяйся к трапезе, – громко крикнул Лев. Что-то влажное скользнуло мимо Фелисин и село на землю.

Девушку обдала волна запаха свежей крови.

– Это был белый медведь, – проревел Толбакай. – На какой-то момент мне показалось, что я вернулся домой, в Лаедерон. Подобных зверей мы называли Нетауры. Однако вокруг только скалы и песок – никаких следов снега и льда. Я принес его шкуру, голову и клыки. Посмотрите, он вдвое больше любой из известных мне тварей.

– О, мне не терпится, – произнес Гебориец. – Думаю, не стоит ждать утра.

– Следующий рассвет будет последним на пути к оазису, – сказал дикий гигант в сторону Льва. – Она должна пройти ритуал.

Повисло гробовое молчание. Гебориец прочистил горло.

– Фелисин...

– Четыре голоса, – прошептала она. – Ни костей, ни плоти – одни только едва уловимые голоса, которые говорят о себе. Четыре точки зрения. Толбакай – это абсолютная вера и честность, однако в один прекрасный день все изменится...

– Начинается, – пробормотал Лев.

– А Гебориец – отставной священник без веры – однажды вновь ее обретет. Лев – мастер лицемерия, который видит мир еще более циничными глазами, чем слепой Гебориец, находится в поисках... тьмы.

– И наконец, Фелисин. Так кто же эта женщина в детском облачении? Наслаждение плоти раскрепощает любовь к удовольствиям. Один за другим люди впадают в грехи. За занавесом любого жестокого мира скрывается доброта. Однако девушка уже ни во что не верит. Суровые испытания выжгли напрочь все чувства. Гебориец, сам того не осознавая, стал обладателем невидимых рук, являющихся источником силы и правды. Руки Фелисин... они способны чувствовать, брать в объятья... они грубы и нежны одновременно... однако сейчас в них пусто. Жизнь, словно призрак, скользит сквозь них в небытие.

– Компания была незаконченной, Лев, пока мы с Геборийцем не повстречали твое трагическое дитя. Передай Книгу, Лев.

Девушка услышала, как пустынный воин снял застежки, как зашелестел кожаный переплет.

– Открой ее, – властным голосом произнесла она.

– Этого нельзя делать, рассвет еще не наступил! Ритуал...

– Открывай же!

– Ты...

– Где же твоя вера, Лев? Ты не понимаешь слов, правильно? Это проверка относится не только ко мне одной. Прямо здесь и сейчас ты должен открыть Книгу, Лев.

Девушка услышала прерывистое дыхание, затем осознала, как человек огромным усилием воли постарался успокоиться. Обложка мягко хрустнула.

– Что ты видишь, Лев?

– Естественно, ничего, – проворчал воин. – Темнота, хоть глаз коли!

– Посмотри вновь, повнимательнее.

Девушка услышала тяжелое дыхание всех свидетелей данного действа. Книга Дриджхны начала мерцать нежным золотым светом. Со всех сторон послышался тихий шорох, перешедший в громкий рев.

– Вихрь проснулся, однако не здесь, не в сердце Рараку. Книга, Лев, что ты видишь?

Протянув палец, он дотронулся до первой страницы, перевернул ее и принялся за вторую, третью...

– Не может быть, – выкрикнул он. – Они же чистые! Каждая страница!

– Ты видишь именно то, что есть на самом деле, Лев. А сейчас закрой Книгу и передай ее Толбакаю, живо.

Гигант ступил вперед, присел на корточки и взял своими огромными, покрытыми запекшейся кровью руками священную Книгу.

Как только Толбакай взглянул на первую страницу, его лицо осветил теплый желтоватый свет. Из глаз молодого воина потекли слезы, оставляя на щетинистых, покрытых множеством шрамов щеках блестящие дорожки.

– Какая красота, – шепнула девушка громиле. – Именно она вызывает слезы очищения. Знаешь, почему тебя охватила такая печаль? Нет, еще не знаешь. Но когда-нибудь... Закрой Книгу, Толбакай.

– Гебориец...

– Нет.

Лев моментально обнажил кинжал, однако Фелисин спокойно взяла его за руку.

– Нет, – повторил бывший священник. – Мое прикосновение...

– Именно так, – прервала девушка. – Твое прикосновение.

– Я не могу.

– Однажды, Гебориец, мы проверили твою силу, и она не оправдала наших чаяний. Наверное, в память о том случае ты просто боишься опростоволоситься...

– Твои предположения лишены всякого смысла, Фелисин, – произнес Гебориец решительным тоном. – Я не буду принимать участия в вашем ритуале. В равной степени я не собираюсь дотрагиваться до этой проклятой Книги.

– Да не нужен нам этот старик, – проревел Толбакай. – Он слеп как энкар'ал. Наверное, пришло время убить мерзавца. Преемница Ша'ики, пускай его кровь освятит наш ритуал.

– Сделай это.

Толбакай, словно темное пятно, бросился вперед; едва заметный огромный деревянный меч с бешеной скоростью обрушился на голову старика. Но нет... Удара не последовало. Руки Геборийца засветились: одна – цветом запекшейся крови, а другая – шерстью дикого кабана. Словно огромные светляки, они скользнули вперед и замерли на запястьях великана. Меч остановился в нескольких сантиметрах от темени. Если бы не чудесная реакция слепца... В следующее мгновение меч вылетел из рук Толбакая и пропал в темноте.

Нападающий застонал от боли.

Гебориец выпустил запястья, затем перехватил великана за шею и портупею и отправил его вверх по воздуху вслед за мечом. Раздался ужасный гром, и глиняная земля затряслась под ногами.

Гебориец покачнулся назад. Его лицо перекосила гримаса ужаса, однако в туже секунду волшебное мерцание рук погасло.

– Наконец-то сам смог убедиться, – произнесла Фелисин. – Твои руки... Сила никогда не покинет тебя, старик, и неважно, верит священник в своего бога или нет. Ты готов к большему ...

Гебориец упал на колени.

– Действительно, после подобных потрясений вера может вернуться. Но запомни одно, Гебориец Прикосновение Света: Фенир никогда не пошел бы на такой риск, чтобы передать все свои полномочия на земле одному человеку. Поэтому перестань волноваться...

Где-то в темноте послышались стоны Толбакая. Фелисин поднялась на ноги.

– Пора мне самой взяться за священный том. Скоро рассвет.

«Итак, Фелисин вновь решила не форсировать события. Неужели в последний раз? О нет, подобного ждать от этой девушки не приходится».


С того момента, когда небо на востоке начало светиться первыми лучами встающего солнца, прошел час. Икариум со спутниками наконец-то добрался до края Пути. Зацепив арбалет за ремень, Скрипач передал светильник Крокусу и оглянулся на Маппо.

Трелл пожал плечами.

– Этот барьер абсолютно глухой. То, что скрывается за ним, окутано тайной.

– Эти люди абсолютно не знают своей судьбы, – начал шепотом Искарал Пуст. – Вспышка боли, продолжающаяся целую вечность... Однако стану ли я тратить слова на то, чтобы предупредить их? Нет, никогда. Слова – это слишком большая драгоценность, чтобы тратить их по такому малозначительному поводу. Мое скромное молчание в тот момент, когда эти люди не знают, что делать, похоже просто на невежество.

Скрипач махнул арбалетом.

– Ты идешь первым, Пуст.

Верховный священник от изумления открыл рот.

– Я? – завизжал он. – Ты сошел с ума? – старикашка затряс головой. – Их опять ввели в заблуждение... Для подобного поведения глупого солдата я могу найти только одно объяснение...

Зашипев от отвращения, Крокус сделал несколько шагов вперед, поднял над головой светильник, а затем решительно шагнул через барьер, в ту же секунду пропав из поля зрения всех остальных. Икариум немедленно последовал за ним.

Прорычав, Скрипач ткнул Искарала вперед.

В этот момент Маппо обернулся к Апсале и ее отцу.

– На самом деле, вперед должна была пойти ваша парочка, – произнес он. – Вы прямо светитесь божественной аурой.

Реллок кивнул.

– Все дело в ложном следе. Мы были обязаны избавиться от Д'айверса и Сольтакенов.

Трелл обратился к Апсале:

– А что это за Путь?

– Не знаю... Однако он в самом деле оказался разорванным на несколько частей. С внешней стороны определить принадлежность Пути практически невозможно, а в памяти нет ни одного упоминания о подобных разрушениях.

Маппо вздохнул и принялся разминать затекшие плечевые мышцы.

– Ах, ну почему мы думаем, что кроме известных древних Путей – Телланн, Омтоз Феллак, Куралд Галейн – в природе не может существовать что-то другое?

Внезапно барьер изменился: в нем почувствовалось какое-то шевеление. Маппо тяжело сглотнул и ощутил, что уши моментально заложило. Поморщившись, он попытался побороть боль, охватившую голову после того, как в воздухе поднялся невообразимый шум. В ту же секунду Трелл обнаружил себя стоящим вместе с остальными в густом лесу среди огромных стволов елей, кедров и красного дерева, покрытых толстым слоем мха. На землю спускался голубоватый свет, а в воздухе стоял запах гнилой растительности. Кроме того, со всех сторон доносилось приятное жужжанье насекомых. Маппо, словно прохладный бальзам, охватило ощущение вечной тишины и красоты.

– Не знаю, какие ожидания роились в моей голове, – пробормотал Скрипач, – однако они не стояли с увиденным даже рядом.

Прямо перед собой странники заметили большой доломитовый валун, который по размерам немного превышал рост Икариума. Непривычный солнечный свет окрашивал его в зеленоватый цвет, оставляя на поверхности тени желобков и ячеек, формировавших причудливый узор.

– Солнце в этом мире никогда не движется, – произнесла Апсала, стоящая возле Трелла. – Лучи постоянно светят под одним углом, и именно они делают картину видимой.

Приглядевшись, девушка поняла, что на валуне со всех сторон красуются отпечатки рук и звериных лап, окрашенных цветом крови.

«Тропа Рук». Маппо обернулся к Искаралу Пусту.

– Еще одна уловка, Верховный священник?

– Ты говоришь об одиноком камне в глухом лесу? О да, он лишен мха, лишайников и выбелен вечным здешним солнцем. Треллы, конечно, достаточно глупые создания, однако сморозить подобное! – обернувшись к Маппо, он широко улыбнулся. – Естественно, твои предположения в корне неверны. Каким образом мне бы удалось сдвинуть такое сооружение? Кроме того, взгляни на эти древние рисунки – каким образом их можно подделать?

Икариум сделал несколько шагов вперед и остановился перед валуном. Проследив за одной из извилистых линий, он произнес:

– Нет, это изображение подлинно. Более того, они принадлежат Теллану, а это значит, что где-то неподалеку были Тлан Аймасс. Подобные камни обычно находят на вершине холмов тундры или степи. Конечно, я далек от мысли, что Д'айверсы и Сольтакены заметили подобное несоответствие...

– Конечно не заметили! – взорвался Искарал, а затем, нахмурившись, взглянул на Ягута. – Почему ты остановился?

– А как же иначе? Ты же прервал меня...

– Чистая ложь! Но нет: я должен помнить, что необходимо прятать ярость в мешок... Точно, в мешок, который носят за спинами Треллы. О, какие же странные эти мешки... Так, а что же еще мне необходимо там скрыть? Возможность... возможна, вероятность вероятна, в самом деле, а определенность определена. Мне нужно обернуться к изобретательному Ягуту, чтобы показать свое прекрасное отношение, даже несмотря на его глупые выходки. Да, я считаю себя гораздо умнее его. Важная походка, плохо скрываемые недовольные реплики – ха! – Искарал Пуст развернулся и скосил взгляд на лес, который располагался за валуном.

– Ты слышишь что-то, Верховный священник? – тихо спросил Икариум.

– Слышу? Слышу? – Пуст нахмурился. – Зачем меня спрашивать об этом?

Маппо с плохо скрываемым отвращением отвернулся к Апсале.

– Скажи-ка, а далеко ли нам нужно идти? Девушка покачала головой.

– Не очень.

– У меня предложение, – произнес Скрипач. – Давайте пойдем по лесу прямо вперед, по тому направлению, которое указывает камень?

Ни один не смог найти достаточно аргументов, чтобы отвергнуть это предложение.

Группа двинулась вперед. Возглавлял колонну Скрипач, держа наперевес заряженный арбалет – огромные морантовы стрелы покоились в пазах. За ним следовал Икариум, который, по всей видимости, не испытывал никаких опасений: его меч продолжал болтаться в ножнах, а лук скрывался за широкой спиной. Пуст, Апсала и ее отец были следующими, а Крокус двигался в пяти шагах от Маппо, который завершал колонну.

Трелл не был уверен, что Икариум адекватно оценивает угрозу, поэтому на всякий случай достал из мешка костяной жезл. «Неужели мы действительно находимся в центре разрушенного Пути? Далеко ли мои беспомощные жертвы? Вполне возможно, что я отправил их в рай – по крайней мере, так будет спокойнее для совести».

Трелл в своей жизни достаточно много путешествовал по старым лесам, однако этот все же чем-то отличался от них. Звуки птиц раздавались крайне редко, так что, по сути, кроме самих растений да зудящих насекомых Маппо не видел никаких признаков жизни. Атмосфера леса просто уводила гостя от реальности, приближая его к ощущению первобытности и отчужденности. «Сколько темных легенд сложено об этом месте... Оно превращает нас в маленьких детей, которые трясутся об одном упоминании о страшной сказке... Что за нонсенс! По-моему, подобные проблемы заботят только меня».

Плотные корни под ногами служили удобными мостками, по которым было возможно совершить переход от одного дерева к другому, разделенных глубокими ямами. По ходу пути воздух становился прохладнее, а деревья – все реже и реже. Кроме того, исчез неприятный запах гнилой травы. Однако плотные кряжистые корни постоянно сгущались – подобная динамика оставалась совсем непонятной для Трелла. Она вызвала в мыслях смутные сомнения, однако Маппо никак не мог вспомнить их причину.

На расстоянии пятисот шагов перед собой путешественники увидели пограничные столбы. Влажный воздух был окрашен в слабо-голубой цвет под действием странного призрачного солнца. Группа продвигалась в полном молчании. Вокруг стояла странная тишина, позволяющая слышать тяжелое дыхание каждого члена команды, бряцанье доспехов и шорох ног по несчетному количеству извитых плотных корней.

По прошествии часа они достигли внешней границы леса. За ним простиралась темная холмистая равнина.

Скрипач остановился.

– У кого имеются здравые мысли? – спросил он, разглядывая голый, безжизненный пейзаж.

Вся земля перед ними представляла собой скопление кряжистых корней, несмотря на то, что вся растительность осталась позади.

Икариум присел на корточки и коснулся теплого дерева. Закрыв глаза, он медленно кивнул. Затем Ягут поднялся на ноги и произнес:

– Азас.

– Треморлор, – пробормотал Скрипач.

– Я ни разу не видел, чтобы Азас проявлял себя таким образом, – произнес Маппо. «Нет, не Азас, а странное скопление корней».

– А мне приходилось, – внезапно сказал Крокус. – В Даруджистане. Дом Азаса вырос из земли, словно огромный деревянный пенек. Именно так, я все видел своими глазами. Он содержал в себе клетку для Ягута.

Маппо в течение длительного времени разглядывал юношу, а затем обернулся к Ягуту.

– Что еще тебе удалось почувствовать, Икариум?

– Сопротивление. Боль. Азас находится под осадой. По всей видимости, эта часть Пути выпала из-под надзора Дома. А теперь еще одна угроза...

– Сольтакены и Д'айверсы.

– Треморлор знает, когда кто-то начинает его искать. Искарал Пуст захихикал, а затем, заметив свирепый взгляд

Крокуса, замер.

– В таком случае, думаю, что Треморлору известно и о нас, – произнес Скрипач.

– Точно, – кивнул Икариум.

– Ага, Азас попытается защититься, – подтвердил Трелл.

– Если у него это получится.

Маппо почесал щетинистый подбородок. «Такое впечатление, что с нами играет какое-то живое существо».

– Нам пора остановиться, – произнес Скрипач, – и немного поспать...

– Нет, только не это! – закричал Искарал Пуст. – Нам нельзя останавливаться!

– Чтобы ни ждало нас впереди, – проревел сапер, – все подождет. Если мы не отдохнем...

– Согласен со Скрипачом, – прервал его Икариум. – У нас есть несколько часов...


Лагерь удалось разбить за несколько секунд. Путешественники развернули постельные скатки и разделили скудные запасы пищи. Маппо наблюдал за всеобщими приготовлениями ко сну до тех пор, пока среди бодрствующих не остались только они с Реллоком. Трелл подошел к старику, который готовил свое ложе, и тихо спросил:

– Почему ты повиновался приказам Искарала Пуста, Реллок? Привести свою дочь в такое место... при таких обстоятельствах...

Рыбак поморщился; по всей видимости, эта тема его очень беспокоила.

– Мне преподнесли подарок – вот эту руку. Кроме того, они пощадили наши жизни...

– Я знаю, что тебя отправили к Искаралу, в крепость посреди пустыни. Именно там твою единственную дочь ждала огромная опасность... Я не хочу тебя оскорбить, Реллок. Мне хочется только понять.

– За последнее время она превратилась совсем в другого человека. Это уже не моя маленькая дочурка, нет, – руки старика судорожно задергались. – Нет, – повторил он. – Сделанного не вернешь – время невозможно повернуть вспять, – Реллок поднял глаза к небу. – От жизни нужно брать максимум, и, похоже, моя маленькая девочка прекрасно поняла эту прописную истину... – ощущая себя явно не в своей тарелке, старик посмотрел вдаль, будто бы пытаясь просверлить взглядом непроницаемую ночную тьму. – Ужасную истину. Тем не менее мой ребенок теперь вновь находится рядом, и все, что она знает... Что ж, – он перевел взгляд на Маппо, – этого пока недостаточно, – Реллок поморщился, кивнул головой и вновь посмотрел вдаль. – Я не могу объяснить...

– Пока мне абсолютно все ясно... Тяжело вздохнув, старик завершил:

– Ей нужны мотивы для каждого своего поступка. В сущности, это мое личное мнение. Как отец я могу заявить: этой девушке нужно еще очень многому научиться. Однако очутиться одной-одинешенькой в открытом море, абсолютно не умея плавать, очень опасно. Настоящая школа так не строится, Трелл, – покачав головой, старик поднялся на ноги. – Сейчас ты уйдешь, а моя голова так и будет болеть до утра.

– Прости, пожалуйста, – виновато произнес Маппо.

– Если в жизни мне будет сопутствовать удача, то дочка обязательно вернется к своему отцу.

Произнеся эти слова, Реллок лег и накрылся одеялом. Маппо поднял голову и посмотрел туда, где остался его походный мешок. «Все мы когда-нибудь попадаем в море, абсолютно не умея плавать. Какой бы морской бог ни присматривал за тобой, старик, сейчас для него наступило самое время проявить свою активность. Именно так, в огромном стаде человеческих душ появилась еще одна заблудшая овца».


Ворочаясь на скатке и борясь с бессонницей, Маппо услышал за спиной тихие шаги, а затем низкий голос Икариума:

– Тебе лучше вернуться и немного поспать, девушка. Ответ Апсалы очень удивил Трелла:

– У нас с тобой, Икариум, очень много общего.

– Почему это? – изумился Ягут. Девушка вздохнула.

– Каждый из нас имеет своего собственного защитника, который не справляется со своими обязанностями. По крайней мере, эти люди не способны защитить нас от самих себя. Вот они и тащатся следом, как хвосты, и наблюдают, наблюдают...

В ответ послышались бесстрастные размеренные слова Икариума:

– Маппо является для меня не только компаньоном, но и другом. Реллок же – твой отец, и я прекрасно понимаю его чувства. Однако не стоит сравнивать с ним Трелла – это абсолютно разные вещи.

– Неужели?

Маппо задержал дыхание, он был готов подняться и прекратить свое невольное участие в чужом разговоре. Однако в ту же секунду девушка продолжила:

– Возможно, что ты прав, Икариум, и в нас гораздо меньше сходства, чем кажется с первого взгляда. Скажи мне, что происходит в тот момент, когда ты сталкиваешься с давно исчезнувшим из памяти событием?

Трелл вновь напрягся. Однако теперь его усилия были направлены только на то, чтобы не выдать своего присутствия. Он затаил дыхание, пытаясь не пропустить ни единого слова из ответа Икариума. Дело в том, что Маппо уже очень давно интересовал этот вопрос, однако он никак не мог осмелиться спросить об этом своего друга.

– Меня сильно удивляет... твой интерес, Апсала. Расскажи свои собственные соображения по этому поводу.

– Дело в том, что у меня практически нет воспоминаний. Именно так: в памяти осталось всего несколько картин с той поры, когда я была простой рыбачкой. Вот я на рынке, выгодно продала большую партию рыбы. Кажется, мне было тогда около четырех лет... Все остальные воспоминания принадлежат восковой ведьме – старухе, которая защищала меня во время властвования Котильона. Она потеряла своего мужа, детей... Она пожертвовала всем во славу Империи. Ты думаешь, что горе переполнило эту женщину, так? Думаешь, она не пережила своей потери? Как бы не так! Она не смогла защитить тех, кого так любила, но все свои инстинкты передала мне в вечное пользование. Именно так, Икариум, обстоят дела и по настоящий день.

– Весьма необычный подарок, девушка...

– Действительно. В конце концов, я поведаю тебе о своих последних провалах памяти. Они касаются убийц – смертных, всевышних... Убийцы преклоняются только перед алтарем силы и навыков, причем, чем более они отвратительны, тем выше ценятся. Убийцы приносят в жертву жизни обычных смертных во имя своих собственных корыстных интересов. По крайней мере, именно так обстояли дела в случае Танцора. Он убивал не за деньги, нет, а зато, о чем ты никогда бы не подумал. Этот человек решал в уме сложные задачи и очень почитал себя за это. Танцор, без сомнения, был человеком огромной честности. Однако его навыки требуют хладнокровия и огромной выдержки – в том-то и заключается ирония. Какая-то часть этого человека, в противоположность его собственным намерениям о мести Лейсин, на самом деле... симпатизировала императрице. В конце концов, эта женщина преклонялась перед нуждами империи и поэтому принесла в жертву двух человек, которых называла друзьями.

– Понятно. Внутри себя ты ощущаешь хаос.

– Именно так, Икариум. Последние воспоминания всплывают огромным потоком. Люди – это очень сложные создания. Ты мечтаешь о том, что с памятью вернется знание, а со знанием – понимание. Однако на каждый найденный ответ придет тысяча новых вопросов. Наша сущность привела нас сегодня именно к этому месту, но она не знает, что ожидает всех впереди. Воспоминания – это тот груз, который никогда не покинет тебя.

В ответ Икариум упрямо пробормотал:

– Тем не менее мне придется попытаться разобраться с этим вопросом.

– Позволь мне дать тебе один совет. Не говори Маппо подобных слов – по крайней мере, если не хочешь разбить его сердце.

Услышав эти слова, Трелл почувствовал, как сердце начало бить паровым молотом. Грудь раздулась до невероятных размеров – он пытался задержать дыхание уже на протяжении нескольких минут.

– Мне не совсем понятны твои слова, девушка, – медленно произнес через некоторое время Икариум, – однако Маппо никогда не узнает о предмете этого разговора.

Трелл выдохнул, начиная постепенно брать над своим телом контроль. В ту же секунду он почувствовал, как из уголков глаз по щекам потекли крупные капли слез.

– Я не понял, – раздался шепот.

– Однако, по всей видимости, хотел бы, да?

В ответ – лишь тишина. Спустя несколько минут до Трелла донеслись звуки шагов.

– Ну-ну, Икариум, – произнесла Апсала. – Вытри глаза. Ягуты никогда не плачут.


Сон никак не мог овладеть Маппо; ему начало казаться, что от подобной напасти страдают практически все члены их группы. Да, во всем виноваты будоражащие мысли... Только со стороны Искарала Пуста доносились мерные стонущие хрипы.

Спустя некоторое время Трелл вновь услышал звук приближающихся шагов. Тихим, размеренным голосом Икариум произнес:

– Пришло время вставать.

За несколько секунд от бивуака не осталось и следа. Маппо продолжал завязывать свой походный вещевой мешок, когда Скрипач, осторожный, словно солдат на поле боя, отправился в путь. Верховный священник Тени пристроился за ним. Как только Икариум приготовился отправиться следом, Маппо протянул руку и схватил Ягута за предплечье.

– Друг мой, дома Азаса захватывают в свои объятья всех, кто обладает какой-либо силой. Ты ощущаешь свой риск?

Икариум улыбнулся.

– Эти слова относятся не только ко мне, Маппо. Ты недооцениваешь своих способностей, которые претерпели огромное развитие за последние несколько веков. Мы должны верить в то, что Азас понимает наши добрые намерения. Именно так – мы ведь собираемся двигаться вперед?

Пара друзей осталась одна. Последней ушла Апсала, которая неодобрительно глянула в их сторону.

– Как можно верить в то, чего не понимаешь? – спросил Трелл. – Ты произнес слово «осведомлен». Но каким образом? И кто именно осведомлен?

– Не имею ни малейшего понятия. Я ощущаю чье-то присутствие, вот и все. И мне абсолютно точно известно: если я способен ощущать кого-либо, то и он может узнать обо мне. Треморлор страдает, Маппо. Он борется в одиночку во имя очень благородной цели. Я намереваюсь помочь Азасу, поэтому перед Треморлором сейчас лежит выбор: принять мою помощь или нет.

Треллу стоило немалых усилий скрыть то, что скопилось у него на душе. «О, мой друг, ты предлагаешь свою помощь, даже не понимая, насколько быстро она может обратиться к тебе противоположной стороной. Ты столь благороден, столь чист в своем неведении. Если Треморлор знает тебя гораздо лучше, чем ты сам, то неужели он осмелится принять помощь от подобного человека?»

– Что случилось, друг?

В глазах Ягута появилось скрытое подозрение, и Маппо пришлось приложить усилие, чтобы отвести взгляд в сторону. «Что случилось? Я должен предупредить тебя, мой друг! Если Треморлор заберет тебя, мир освободится от очень большой угрозы, однако я потеряю друга. Нет, я приговариваю тебя к вечному заключению. Старейшины и Безымянные Герои, возложившие на меня это обязательство, были откровенны и прямолинейны. Однако им абсолютно неизвестно слово любовь. То же самое можно сказать и о молодом Треллском воине, который столь легко принял на себя пожизненное обязательство, даже не подозревая о своем подопечном. Именно так: я не испытывал никаких сомнений».

– Я заклинаю тебя, Икариум, давай повернем обратно. Риск слишком велик, мой друг, – почувствовав, что слезы вот-вот хлынут из глаз, он перевел взгляд в сторону. «Мой друг. Наконец-то, дорогие старейшины, я открыл свое истинное лицо. Вы сделали ставку не на того человека – я оказался трусом».

– Мне бы хотелось, – произнес запинающимся голосом Икариум, – хотелось просто понять. Мучения, грызущие тебя, просто разрывают мне сердце, Маппо. Ты должен понимать именно сейчас...

– Что именно? – проворчал Трелл, все еще не находя в себе силы встретиться со взглядом Ягута.

– Что я готов отдать за тебя жизнь, мой единственный друг, мой брат.

Маппо обнял себя руками.

– Нет, – прошептал он. – Не говори подобных вещей.

– Позволь мне прекратить твои мучения. Пожалуйста. Трелл сделал глубокий прерывистый вздох.

– Ты помнишь город, принадлежащий Первой империи на одном старом острове...

Икариум напряженно внимал.

– Так этот город был разрушен твоими собственными руками, твоей слепой яростью, подобия которой невозможно сыскать по всему белому свету. Она способна стереть все, включая даже память. Я следил за тобой на пепелище, я слежу за тобой всю свою жизнь – и только ради того, чтобы предотвратить подобное событие в будущем. Ты успел разрушить несколько городов, уничтожить несколько народов. Начав убивать, ты не способен остановиться, пока вокруг не останется безжизненная пустыня.

Ягут молчал, а Трелл не мог поднять взор и посмотреть на друга. Маппо сжимал свои плечи с неимоверной силой – так, что в суставах появилась адская боль. Ужасный водоворот в душе не давал покоя, и только благодаря огромному усилию воли это не выливалось на поверхность.

– А Треморлор знает, – произнес Икариум холодным ровным голосом, – что Азасу ничего не остается, кроме как взять меня к себе?

«Ага, если это вообще возможно. В своей ярости ты способен разнести даже весь Треморлор... О, подземные духи, зачем мы отважились на это?»

– Думаю, что этот Путь просто приспособится к тебе, Икариум. Наконец-то ты нашел дорогу домой.

– Именно так, осталось совсем немного. Я иду в Треморлор.

– Друг...

– Нет. Я не могу чувствовать себя спокойно, обладая подобными знаниями. Неужели ты не понимаешь, Маппо? Я не могу...

– Если Треморлор захватит тебя, Икариум, то ты не погибнешь, нет. Это заключение будет длиться в течение целой вечности... И самое плохое, что тебе об этом стало сейчас известно.

– Прекрасно. Подобное наказание весьма соответствует моим преступлениям.

Трелл только всплеснул руками, услышав подобное признание.

В ту же секунду он почувствовал на плече руку Икариума.

– Проводи же меня до тюрьмы, Маппо. Подобный исход позволит тебе выполнить свое задание, ведь так? Я не буду сопротивляться, и моя ярость больше не сможет никому повредить.

– Пожалуйста...

– Поступи как настоящий друг. И освободи себя: я рискну быть настолько самонадеянным, чтобы пообещать – тебя никто не начнет преследовать. Пора нам закончить свои мытарства.

Трелл бешено закачал головой, пытаясь найти новые аргументы. «Трус! Тебе нужно просто ударить его и вырубить на некоторое время. Именно так, а затем оттащить подальше от этих мест. Когда Ягут придет в себя, он не будет помнить ровным счетом ничего. Мне, без сомнения, удастся направить его совсем по другому направлению, и все потечет по-старому... Бесцельные странствия...»

– Поднимись, пожалуйста! Все остальные давно ожидают нас.

Трелл даже и не помнил, как оказался на земле, свернувшись в плотный комок. На губах чувствовался привкус крови.

– Вставай, Маппо. Осталось совсем немного.

В ту же секунду сильные руки подняли его над землей и бережно опустили на ноги. Трелл покачнулся, словно больной или пьяный человек.

– Маппо! Если ты не согласишься, то я перестану называть тебя другом.

– Это, – тяжело произнес Трелл, – было бы несправедливо...

– Точно. Кажется, пора и тебе проявить мои древние черты. Позволь ярости стать гарантом твоего непреклонного решения. Перестань мучиться и сомневаться – ты слишком сентиментален, Трелл.

«Даже твои обвинения столь добры и милы... О, боги, как я могу сделать подобное?»

– Все остальные, верно, крайне удивлены нашим с тобой разговором. Что мы им скажем?

Маппо оставалось только покачать головой. «Друг мой, ты до сих пор остался ребенком в таком множестве вещей... Они давно обо всем догадались».

– Пойдем вместе. Мой дом ожидает нашего скорейшего возвращения.


– Пора отправляться в путь, – произнес Скрипач, как только парочка нагнала остальную группу. Маппо краем глаза взглянул на них и понял, что его опасения подтвердились: собратья по несчастью догадались обо всем. На сморщенном лице Иска-рала Пуста блуждала лихорадочная ухмылка, отражающая страх и ожидание чего-то сверхъестественного. Апсала, по всей видимости, решила отбросить все свои симпатии в сторону, а поэтому смотрела на Икариума почти как на врага. В узких щелочках глаз Реллока светило смирение, несмотря на ощущение громадной опасности, грозящей дочери. Один только Крокус никак не реагировал на произошедшие события, и в который раз Маппо удивился огромной внутренней силе юноши. «Такое впечатление, что парень просто обожает Икариума. Однако к какой стороне души Ягута это относится?»

Группа стояла на пригорке, а под ногами простиралось огромное пространство, покрытое хитросплетением старых корней. «Да, под нами покоятся существа, лишенные свободы много лет назад». Прямо по курсу ландшафт менялся: корни поднимались, образуя некоторое подобие толстых стен. Те, в свою очередь, формировали большой лабиринт. Внезапно Маппо показалось, что некоторые из корней проявляют признаки двигательной активности.

– Если Треморлор попытается меня забрать, – внезапно произнес Икариум, – то вам не следует меня оберегать. Наоборот, способствуйте этому процессу, насколько хватит сил.

– Дурачье! – вскрикнул Искарал Пуст. – Азас в первую очередь нуждается в тебе. Треморлор пытается забросить такую костяшку от домино, на которую не способен сам Опонн! Безумие! Здесь встретились тысячи Д'айверсов и Сольтакенов! Я вместе со своим богом сделал все, что было в моих силах, и где же благодарность? Кто будет нас благодарить? Кто способен выразить признательность за все жертвы? Ты не можешь обречь нас на провал, грязный Ягут!

Поморщившись, Икариум повернулся к Маппо.

– Я намереваюсь защищать Азас, поэтому скажи мне: могу ли я драться... без этой ярости, сжигающей все на своем пути.

– Да, у тебя имеется небольшой порог, – ответил Трелл. «Но как же быстро ты его достигаешь».

– Держись подальше, – произнес Скрипач, проверяя готовность арбалета, – до тех пор, пока остальные не выжмут максимума из своих способностей.

– Искарал Пуст, – прошипел Крокус, – эти слова относятся не только к тебе, но и к твоему богу...

– Ха! Ты намереваешься нами командовать? Мы собрали игроков вместе, выполнив тем самым свое предназначение...

Дару приблизился к верховному священнику, и в то же мгновение острие ножа блеснуло у горла старикашки.

– Этого недостаточно, – произнес юноша. – Призывай своего бога, черт бы тебя побрал! Нам нужна помощь!

– Это же риск...

– Тебе будет гораздо хуже, если ты продолжишь стоять здесь как вкопанный. «А что, если Икариум убьет Азаса?»

Маппо даже задержал дыхание, подивившись тому, насколько Крокус вник в суть проблемы.

Последовало гробовое молчание.

Пораженный Икариум отступил назад.

«Именно так, друг. Обладая подобной силой, можно наломать немало дров...»

Искарал Пуст открыл от изумления рот, а затем разразился неистовыми причитаниями.

– Ситуация непредсказуема, – захныкал он. – На свет могут выбраться тысячи тварей... Лучше отпустите меня, ну пожалуйста!

Крокус отступил назад, спрятав в ножны нож.

– Повелитель Теней... ух... достопочтенный Всевышний размышляет... Да-да, неистово размышляет. Глубина его гениальности поразительна: он способен перехитрить самого себя, – в этот момент глаза верховного священника расширились, и он обернулся назад – туда, где за спинами темнел лес.

Издалека послышался длительный протяжный вой. Искарал Пуст усмехнулся.

– Будь я проклята, – пробормотала Апсала. – Не думала, что старичок действительно способен на подобное.


Пятеро Гончих Тени появились из леса, словно стая волков, вышедшая на охоту. Каждая из них превышала по размерам пони. Словно издеваясь над сложившейся ситуацией, впереди вышагивала бледная, ничего не видящая Гончая по имени Слепая. Ее спутница Баран бежала позади и несколько справа. По бокам следовали Гончие Клык и Шан, а завершала процессию Крест.

Маппо поежился.

– А я всегда думал, что их семеро.

– Аномандер Рейк убил двоих на равнинах Рхиви, – произнесла Апсала. – требуя у Котильона освобождения моего тела.

Крокус обернулся и удивленно спросил:

– Рейк? Я не знал об этом событии. Услышав слова дару, Маппо поднял бровь.

– Тебе известен Аномандер Рейк, Повелитель Лунного Семени?

– Мы встречались только единожды, – ответил Крокус.

– Когда-нибудь ты мне обязательно расскажешь об этом эпизоде.

Юноша кивнул, крепко сжав губы.

«Маппо, ты единственный человек, верящий в то, что мы выйдем из этой передряги целыми и невредимыми». Он вновь взглянул на приближающихся Гончих. Несмотря на огромный опыт путешествия с Икариумом, им ни разу не приходилось сталкиваться с легендарными созданиями Тьмы. Тем не менее Трелл знал имя каждой Гончей, и наибольший ужас ему внушала Шан. Она двигалась, словно растаявшая ночь, а глаза неистово горели багровым огнем. Мускулистые тела остальных тварей были также покрыты огромным количеством шрамов, однако в едва заметном приближении Шан, охваченной дикой яростью, чудилось нечто смертельное. Трелл почувствовал, как у него на шее зашевелились волоски, а это было первым свидетельством распространения всепоглощающей волны страха.

– Собачки абсолютно спокойны, – пропел Искарал Пуст. Маппо оторвал глаза от кровожадных тварей и посмотрел в сторону Скрипача. Они обменялись понимающими взглядами. Голова сапера чуть заметно кивнула в знак одобрения. Маппо вздохнул, медленно сощурился и обернулся к Икариуму.

– Мой друг...

– Я приветствую их, – проревел Ягут. – И давай закончим на этом, Маппо.

Гончие остановились в полном молчании, образовав вокруг группы некое подобие полукруга.

– Мы идем в лабиринт, – произнес Искарал Пуст и вдруг закашлялся, когда до них донесся отдаленный жуткий крик. Гончие подняли морды и принялись нюхать неподвижный воздух. Но других признаков беспокойства среди них не наблюдалось. Каждый зверь был окружен аурой абсолютного спокойствия, выработанного веками.

Верховный священник Тени вновь пустился в пляс, однако молниеносное движение Барана приковало старикашку к земле. После этого Пуст не смел даже дернуться.

Проворчав, Скрипач протянул руку Искаралу и помог ему подняться.

– Ты начинаешь раздражать своего бога, Пуст.

– Нонсенс, – взорвался он. – У нас с ним теплая привязанность. Щеночек оказался столь рад нашей встрече, что не выдержал и бросился на шею.

После этого компания отправилась вперед, по направлению к лабиринту. Над головами висело небо цвета шлифованного металла.


Геслер широкими шагами подошел к тому месту, где Антилопа, Булт и капитан Затишье пили слабый травяной чай. Вокруг сломанного носа по лицу капрала начал распространяться отек и краснота, а голос приобрел гундосый оттенок.

– Мы не способны взять на борт больше ни одного раненого, иначе «Силанда» рискует оказаться слишком тяжелой даже для крайней точки прилива.

– Сколько времени понадобится этим бессмертным гребцам, чтобы доставить вас в Арен?

– Думаю, совсем немного. Максимум – трое суток. Однако не беспокойтесь, сэр: в пути мы не потеряем ни одного раненого.

– Что заставляет вас быть таким уверенным, капрал?

– На «Силанде» царит нечто, напоминающее безвременье, сэр. Со срубленных голов до сих пор капает липкая кровь, однако они были отделены от туловища месяцы, годы, а может, и десятилетия назад. Ничто не подвергается разложению. Бивень Фенира, мы даже не можем отрастить бороды, находясь на борту, сэр.

Затишье буркнул в ответ нечто невразумительное.

До рассвета оставался час. Из расположения армии Дона Корболо стал доноситься шум, свидетельствующий об активной деятельности. Магическая защита, которую обеспечили колдуны неприятеля, скрывала от Сормо происходящие там события. Отсутствие необходимой информации заставляло всех находиться в постоянном напряжении.

– Храни вас всех Фенир, – произнес Геслер. Антилопа поднял глаза и встретился со взглядом капрала.

– Постарайся доставить наших раненых в лучшем виде.

– Все будет именно так, историк. Более того, мы попытаемся вызволить флот адмирала Нока из гавани или посрамить Пормквала настолько, что он вышлет к вам подкрепление. Капитан городского гарнизона – Блистиг – очень хороший человек, и будь он не связан обязательствами защищать Арен, мы давно видели бы его в составе нашего войска. В конце концов, может быть, кому-то одному из нас удастся всадить перо под лопатку верховного кулака.

– Да будет так, как ты сказал, – пробормотал Затишье. – А сейчас скройся с глаз. Твоя внешность напоминает мне о своем уродстве, а это вызывает неудержимые позывы к рвоте.

– Хочешь выглядеть красивым – сделай так, чтобы на тебя смотрели Тисте Анди. Однако это последний шанс.

– Думаю, этот совет мне не понадобится. Однако все равно спасибо.

– Не стоит. До скорого, историк. Извини, что мы не смогли устроить лучшей судьбы для Кульпа и Геборийца.

– Вы сделали невозможное – я даже не надеялся, Геслер.

Покачнувшись, мужчина развернулся и медленно поковылял в сторону поджидающей его шлюпки. Внезапно остановившись, он развернулся и произнес:

– Ах да, командир Булт.

– Что?

– Передайте кулаку извинения за то, что сломал ему руку.

– Сормо практически вылечил ее, но извинения все равно будут обязательно переданы.

– Знаешь ли, командир, – произнес Геслер за мгновение до того как сесть в лодку. – Я только что заметил: с капитаном на двоих у вас три глаза, три уха и практически целая голова, покрытая волосами.

Булт удивленно взглянул на капрала:

– Ну и что?

– Да ничего. Просто заметил, сэр. Увидимся в Арене! Антилопа смотрел вслед капралу, он медленно выбрался в лодке на середину желтой тинистой реки. «Увидимся в Арене. Вероятность подобного развития событий крайне мала, капрал Геслер, однако звучит очень хорошо».

– На все оставшиеся времена, – вздохнул Затишье, – я запомню Геслера как человека, который сломал свой нос, чтобы досадить собственному лицу.

Булт оскалился, плеснул из чашки остатки заварки на грязную землю и поднялся на ноги, похрустывая в суставах.

– Мой племянник чем-то очень похож на этого человека, капитан.

– Все дело в недоверии, да, дядя? – спросил Антилопа, поднимая на него глаза.

Булт некоторое время помедлил, а затем пожал плечами.

– Думаю, что Колтайн подтвердит эти слова, историк.

– Но что думаешь ты сам?

– Я слишком устал, чтобы еще и думать. Если ты хочешь узнать мнение кулака по поводу предложения Дона Корболо, то рискни спросить это у него самостоятельно.

Произнеся подобные слова, Булт развернулся и ушел восвояси.

Затишье нахмурился.

– Не могу дождаться того момента, когда возьму в руки твой трактат о Цепи Псов, старик. К сожаленью, я не заметил, как ты передал свои манускрипты на корабль Геслеру.

Антилопа поднялся на ноги.

– Кажется, этой ночью никто не захотел скрестить шпаги.

– Может быть, следующая ночь принесет новые события?

– Возможно.

– Слышал, ты нашел себе женщину. Она морячка – как, говоришь, ее имя?

– Не знаю. Мы провели вместе всего одну ночь...

– Ого, меч оказался слишком мал для ножен, верно? Антилопа улыбнулся.

– Мы решили, что эта ночь не требует своего продолжения. Каждого постигло достаточно неудач...

– В таком случае, вы оба дураки.

– Не спорю.

Антилопа отбросил мысли о беспокойном поселении неприятеля. Вокруг начали появляться все новые и новые разговоры, формировавшие другую точку зрения на происходящие события.

Он нашел Колтайна у входа в командную палатку, где они совещались с Сормо, Нилом и Невеличкой. Правая рука кулака до сих пор была неимоверно опухшей, а капельки пота на бледном лице свидетельствовали о том, что о полном заживлении раны не может пока идти и речи.

Сормо повернулся к историку и спросил:

– А где капрал Лист? Антилопа поморщился.

– Не знаю. А что?

– Ты говорил о его видениях.

– Да, именно так.

Изможденное лицо скривилось в гримасе.

– Мы абсолютно не способны прочувствовать наше будущее. Земля прямо по курсу неестественно пуста, историк. Такое впечатление, что ее просеяли через сито, а душу уничтожили. Но как?

– Лист сказал, что раньше на равнине за лесом была война, однако настолько давно, что она стерлась из памяти всех живущих на земле людей. Сейчас здесь осталось только эхо, запечатанное в каждом камне.

– Кто же сражался в этой войне, историк?

– Боюсь, это еще предстоит установить. Через сны Листа вело привидение... – Антилопа помедлил, а затем добавил: – Призрак Ягута.

Колтайн взглянул на восток, разглядывая бледнеющий горизонт.

– Кулак, – произнес через мгновение Антилопа. – Дон Корболо...

В это мгновение где-то сбоку послышались быстрые шаги. Обернувшись, они увидели спешащего к ним представителя знати. Историк нахмурился, узнав лицо...

– Тумлит...

Старик, яростно вглядываясь в каждое лицо, обнаружил наконец Колтайна и остановился перед ним как вкопанный.

– Произошло страшное событие, кулак, – произнес он дрожащим голосом.

И только в этот момент Антилопа ощутил, что из лагеря беженцев также доносится громкий шум.

– Тумлит, что случилось?

– Боюсь, еще один эмиссар, который прибыл инкогнито и встретился с Советом знати. Я пытался отговорить их, однако, увы, тщетно. Пуллик и Нетпара взбудоражили всех остальных. Кулак, беженцы намереваются приступить к переправе под благородной защитой Дона Корболо...

Колтайн обернулся к своим колдунам.

– Спешите в свои кланы. И пришлите Булта с капитанами ко мне.

Со стороны виканов начали доноситься крики в тот момент, когда огромная масса беженцев бросилась вперед к броду. Кулак подозвал пробегающего мимо солдата.

– Передай предводителям кланов, чтобы воины отошли с дороги толпы – мы не будем им препятствовать.

«Колтайн прав: порой остановить дураков просто невозможно».

В этот момент быстрым галопом прибыли Булт с капитанами; Колтайн отдал последние распоряжения. Они сказали Антилопе, что кулак готовится к самому худшему. Как только офицеры удалились, Колтайн обернулся к историку.

– Беги к саперам. По моей команде они должны будут присоединиться к каравану беженцев. Кроме того, пускай сменят униформу на гражданские платья...

– В этом нет никакой необходимости, кулак – они носят пестрые лохмотья, поэтому саперов постоянно путают с беженцами. Однако я отдам приказ, чтобы каждый прикрепил к портупее шлем.

– Иди.

Антилопа побежал вниз. Небо над головой начинало светлеть, а бабочки, почувствовав пробуждение утра, вновь хлынули во все стороны. Историк поежился, однако не знал, почему. Он добрался до беснующегося каравана и начал пробираться через ряды молчаливо стоящей пехоты, которая наблюдала за происходящими событиями.

Антилопа заметил разношерстно одетых солдат в самом конце каравана, практически у боковой пикетной шеренги. Они не обращали никакого внимания на происходящие вокруг события и мирно сматывали огромные катушки прочной веревки. По прибытии историка только пара человек подняла головы.

– Колтайн приказывает вам присоединиться к беженцам, – произнес Антилопа. – Не требуйте объяснений – просто хватайте шлемы и...

– Так кто же спорит? – пробормотал один невысокий коренастый солдат.

– А что это вы делаете с веревкой? – спросил в недоумении историк.

Сапер поднял взор, блеснув глазами на широком изможденном лице.

– Мы самостоятельно произвели некоторую разведку, старик. А сейчас заткнись, пожалуйста. Мы уже заканчиваем.

Со стороны леса показалось еще трое солдат, медленно приближающихся к основной группе. Один из них нес отрубленную голову за бороду, оставляя на земле кровавые следы,

– Этот парень в последний раз прикорнул на посту, – прокомментировал сапер, бросив трофей на траву. Голова, разбрызгивая капли крови, покатилась в сторону. Вслед за этим повисло молчание.

Наконец рота саперов одновременно закончила свои приготовления. Они нацепили мотки веревок на плечи, привязали шлемы к ремням, приготовили арбалеты, а затем спрятали их под широкие дождевые плащи и телабаны. В полном молчании они поднялись на ноги и двинулись в сторону волнующейся толпы беженцев.

Антилопа помедлил. Обернувшись, он взглянул на переправу. Голова пестрой колонны была уже на середине брода. Он оказался довольно глубоким – примерно по пояс среднему человеку, и широким – около сорока шагов. Дно представляло собой вязкую жидкую глину. Бабочки разлетались над человеческой толпой, словно желтые лучи солнечного света. Дюжина виканских конников все же отважилась вырваться вперед, и сейчас она возглавляла колонну. За ними шли повозки со знатью, которые стали единственными смертными, оставшимися сухими. Благородная кровь восседала над всеми, оставаясь вне суматохи и беспорядков. Историк взглянул на то место, к которому подошли саперы, но за это время их полностью поглотила бурлящая толпа, не оставив и следа. Откуда-то спереди послышался душераздирающий рев скота.

Фланговая пехота приготовила оружие – по всей видимости, Колтайн четко представлял, что тылы будут нуждаться в защите.

Антилопа продолжал выжидать. Если бы он присоединился к беженцам и в этот момент оправдались худшие ожидания, то на переправе началась бы такая давка, которая была сравни атаке Дона Корболо. «Дыхание Худа! Сейчас мы действительно оказались зависимыми от его милосердия!»

Почувствовав на плече чью-то руку, Антилопа обернулся. Это была безымянная морячка.

– Пойдем, – сказала она, – в глубь толпы. Нам нужно поддержать саперов.

– В чем? Пока ничего не произошло, а они находятся уже на середине реки...

– Ага, а посмотри вон на те головы, которые смотрят вниз по течению. Повстанцы смастерили плавучий мост, которого пока еще не видно с твоего места. Однако я скажу тебе: он полон копьеносцами...

– Копьеносцами? И что они делают?

– Пока просто смотрят и выжидают. Пойдем, любовничек, сейчас разразится самый настоящий кошмар.

Они влились в людской поток, который двигался вниз, по направлению к переправе. Внезапный рев и молчаливое лязганье оружия свидетельствовали о том, что на арьергард было совершено нападение. Поток хлынул с еще большей силой. Находясь в самом центре толкотни. Антилопа не видел ничего, что происходило спереди, сзади и по бокам, однако прямо по курсу постепенно появлялся берег, а также сама река Ватар. Словно захваченные снежной лавиной, они неслись все вперед и вперед. К этому моменту весь брод был заполнен беженцами. По краям люди соскальзывали с насыпи на дно – Антилопа видел несколько покачивающихся на волнах, которые пытались забраться обратно. Однако неумолимое течение все дальше сносило их в сторону копьеносцев, стоящих на плавучем мосту.

Внезапно над толпой раздалась еще одна тревожная волна криков. Люди обернулись головами вверх по течению, но историк пока не видел, что же могло так напутать беженцев.

Наконец дюжина конников достигла поляны на противоположном берегу реки. Внезапно они вскинули луки, а затем с огромной скоростью бросились под покров леса, растущего на некотором расстоянии от воды. Но достигнуть деревьев им было не суждено. Примерно на половине пути большая часть конников покачнулась и выпала из седла. Приглядевшись, историк обнаружил, что над ними проносится огромное количество стрел. Затем попадало несколько лошадей.

Телеги затрещали и рванули к берегу, однако по прошествии нескольких мгновений остановились: смертельно раненые мулы начали тонуть, зарывая колеса повозок все глубже и глубже в вязкую глину.

Брод оказался блокированным.

Наконец паника целиком охватила беженцев. Многие обернулись и начали пытаться выбраться обратно. Антилопа бешено закричал, но все было тщетно: огромный людской поток захватил его и обрушил в мутные желтые воды. Повернув голову вверх по течению, он не поверил своим глазам. Прямо на них двигался еще один плавучий мост, заполненный копьеносцами и лучниками. На обоих берегах стояли команды неприятеля, те с помощью веревок управляли движением плавучих мостов. И они все ближе и ближе смещались к броду.

Внезапно на головы беженцев сквозь облако желтых бабочек посыпалось несметное количество стрел. Людям было некуда бежать, негде укрыться.

Историк понял, что находится в самом центре кошмара. Рассекая со свистом воздух, тяжелые стрелы разрывали плоть ничего не понимающего гражданского населения. Люди начали разбегаться в разные стороны, захваченные вселяющим ужас водоворотом. Несчастные дети падали с рук матерей и пропадали под водой; все понимали, что никакой возможности для их спасения уже не было.

Внезапно одна из женщин, бегущих впереди, остановилась и, пошатнувшись, тяжело упала назад, прямо в руки Антилопы. Историк попытался поставить ее на ноги, однако в тот же момент заметил стрелу, которая пронзила ребенка, находящегося у груди, и вышла со стороны спины матери. Не выдержав, Антилопа издал громогласный вопль ужаса.

В то же мгновение откуда-то сбоку появилась морячка, которая бросила ему конец веревки.

– Хватайся! – закричала она. – И держись крепче, не выпускай – мы попытаемся выбраться из этой переделки!

Историк обмотал просмоленную бечеву вокруг запястья. Посмотрев вперед, он осознал, что тонкая нить была натянута над головами огромного количества людей; затем ее блеск терялся где-то за колышущей массой беженцев. Тут Антилопа почувствовал рывок, и вслед за этим вся цепочка людей, привязанных к единому направляющему, пришла в движение.

А стрелы продолжали свистеть над головой. Одна из них оставила царапину на щеке историка, другая ударила по кожаному щитку, защищающему плечо. Он проклинал всех богов, что не додумался надеть шлем на голову; огромная масса людей давно оторвала его от портупеи и выбросила прочь.

Наконец натяжение веревки стало постоянным; медленно, но верно они продвигались сквозь толпу, порой поднимаясь над людьми, порой попадая в самую гущу. Несколько раз ему пришлось погрузиться под воду, причем каждое такое купание длилось около дюжины шагов. Выныривая на поверхность, Антилопа кашлял и чихал, с трудом перенося подобные процедуры. Поднявшись один раз достаточно высоко над толпой, историк увидел прямо перед собой вспышку, которая очень напоминала сполох волшебства. Однако в ту же минуту его вновь потащило вниз, и он ударился плечом о парочку представителей знати, визжащих от страха.

Казалось, не будет конца и края этому путешествию. Онемев от окружающих событий, он представил себя похожим на земляного червя, который, извиваясь, пробирается через массу препятствий на свет и воздух. Все тело ныло от боли, однако оно до сих пор оставалось живым. Каждую секунду ситуация кардинально менялась, но Антилопа продолжал жить, и это было главное. «У нас нет никакого выхода – это еще один урок истории. Если смерть уже пришла, то она так быстро не уйдет...»

Затем под ногами показались влажные, перемазанные грязью тела и покрытая кровью глина. Стрелы больше не сыпались с неба – хитрые лучники пустили их по земле: частицы дерева и плоти разлетались во все стороны. Антилопа перекатился через глубокую извивающуюся борозду, а затем опустился ногами на спицы большого колеса от повозки.

– Отпусти веревку! – скомандовала морячка. – Мы здесь, Антилопа...

«Здесь».

Освободив глаза от грязи, он огляделся. Виканские конники, саперы и моряки лежали рядом с телами мертвых лошадей. Каждый из них был утыкан, словно еж, огромным количеством стрел, поэтому вся простирающаяся впереди равнина больше напоминала огромное поле, покрытое тростником. Повозки благородных были составлены в виде полумесяца, однако бой постепенно смещался в сторону леса.

– Кто здесь? – тяжело дыша, пробормотал Антилопа. Женщина, лежащая рядом, пробормотала:

– Это все, что осталось от саперов, моряков... и нескольких выживших виканов.

– И это все?

– Кажется, да, за исключением Седьмых и двух других кланов виканов, которые сражаются сейчас в арьергарде. Остается надеяться только на самих себя, Антилопа. Если мы не очистим лес...

«То нас попросту истребят».

Женщина подползла к лежащему неподалеку мертвому викану, сняла с него шлем и протянула историку.

– Кажется, он больше подходит по размеру тебе, старик, чем мне. Держи.

– С кем нам придется сражаться?

– По меньшей мере, в лесу скрывается около трех рот. По большей части, это лучники – думаю, Корболо не ожидал, что во главе колонны окажутся наши конники. План состоял в том, чтобы с помощью беженцев блокировать наше развертывание и переправу на противоположный берег.

– Такое впечатление, что Корболо с самого начала знал об отказе Колтайна и противоположной реакции представителей знати. Посмотри-ка, огонь лучников спадает – видимо, саперы теснят их назад. Боги, да там идет настоящая резня. Давай возьмем оружие и присоединимся к этому празднику жизни!

– Иди, – ответил Антилопа. – Но я останусь здесь, в пределах видимости реки. Я же историк и должен стать свидетелем всех событий...

– Да тебя насадят на вертел как бычка, старик.

– Ничего, придется рискнуть. Успеха!

Женщина помедлила, затем кивнула и медленно поползла по изуродованным телам вперед.

Отыскав круглый щит, Антилопа забрался на повозку и чуть не наступил на сжимающуюся от страха фигуру. Взглянув на дрожащего человека, он произнес:

– Нетпара.

– Спаси меня, пожалуйста.

Не обратив никакого внимания на эту мразь, историк развернулся к реке.

Поток беженцев, который полностью достиг южного края переправы, не мог двигаться дальше. Вместо того он начал распространяться по всей береговой линии. Далее Антилопа заметил, как толпа обнаружила неприятельский взвод, управляющий с помощью веревок с берега плавучим мостом, и бросилась на него с дикой яростью, не обращая внимания на отсутствие оружия и доспехов. Взвод был фактически разорван в клочья.

Резня превратила речную воду в розовую массу мертвых насекомых и человеческих тел, количество которых все больше росло. Еще один недостаток плана Дона Корболо обнаружился тогда, когда с моста вверх по течению иссяк поток стрел – по всей видимости, лучники просто израсходовали свой запас. Находящаяся в свободном дрейфе платформа медленно смещалась вниз по течению, пока первая шеренга лучников не сомкнулась с безоружными беженцами, запрудившими брод. Однако воины не рассчитывали на бешеный рев, который встретил их прибытие. Люди отбросили страх. Они ринулись на оторопелых копьеносцев; протягивая руки, люди пытались дотянуться до ненавистных лучников, которые скрывались за спинами своих собратьев. Огромный понтон, не выдержав новой массы людей, сначала немного погрузился в воду, а затем и вовсе опрокинулся. На поверхности реки стало не видно воды – она скрылась под огромным количеством человеческих тел. Мост дрогнул и распался на несколько частей.

А стая бабочек, словно миллион цветов с желтыми лепестками, не обращая никакого внимания на происходящее, мирно трепыхалась над человеческим безумием.

Внезапно Антилопа почувствовал в воздухе приближение еще одной волны волшебства. Он обернулся на душераздирающий звук и увидел Сормо, который восседал на своем жеребце в центре серой толпы. Мальчик испустил огромный сноп огня, он рванул по направлению к понтону, находящемуся внизу по течению. Словно раскаленная металлическая проволока, сполох разрезал большинство находящихся на мосту на две половинки. В воздух брызнула кровь, а огромное покрывало бабочек окрасилось в красный цвет.

Однако в то же самое время четыре стрелы настигли молодого героя, причем одна из них прошила Сормо шею. Лошадь мальчика обернулась и сильно заржала: несколько десятков стрел также вонзилось в ее мускулистое тело. Животное покачнулось и упало на бок. Ноги потеряли сцепление с насыпью брода, и течение утянуло их на глубину. Сормо откинулся назад, начал медленно сползать с седла, а затем и вовсе пропал под поверхностью воды цвета густой грязи. Обессилев, лошадь пошла за ним следом.

Антилопа не мог перевести дыхание. Затем он увидел тонкую бледную ручку, тянущуюся из воды к небу на расстоянии десяти шагов вниз по течению.

В то же мгновение на ней сгрудилось около сотни бабочек, но ненадолго: спустя десять секунд рука начала погружаться вниз, а затем и вовсе пропала. На место гибели Сормо слетались все новые и новые насекомые – тысячи, сотни тысяч. Внезапно битва затихла: все остановились и как один обернулись к этому месту.

«Дыханье Худа, насекомые пришли за ним. За его душой. Это не вороны, как должно быть на самом деле. Всевышние боги!»

Из-под историка донесся дрожащий голос:

– Что случилось? Мы победили?

Историк перевел дыхание. Насекомые продолжали бурлить в воздухе, образовав некое подобие могильного холма. Онемевший историк мог только безучастно наблюдать.

– Неужели мы победили? – раздался тот же голос. – Ты видишь Колтайна? Позови его сюда – мне нужно с ним переговорить...

Мгновение полного спокойствия прервалось, когда одна-единственная виканская стрела пронзила грудь воина на понтоне внизу по течению. То, что начал Сормо, закончил его клан: последние лучники и копьеносцы пошли ко дну.

В этот момент Антилопа заметил три отряда пехоты, бросившиеся рысцой с северного склона вниз. Видимо, они решили, что тылы справятся и без них, а сами отправились наводить порядок на переправе. Со стороны леса послышались радостные крики и улюлюканье: это клан Горностая праздновал победу.

Антилопа обернулся. Он увидел малазанских солдат, те сновали с места на место – горстка моряков и менее тридцати саперов. Огонь лучников усилился и приблизился к ним. «Боги, да они сделали практически невозможное, от них не нужно требовать большего...»

Историк перевел дыхание, а затем забрался на высокую деревянную скамью повозки.

– Все вместе! – крикнул он в сторону беженцев, столпившихся на середине реки. – Каждый, кто еще способен двигаться. Найдите себе оружие и отправляйтесь бегом в лес – иначе нам не миновать новой резни. Лучники возвр...

Историк не закончил, так как воздух наполнился бешеными дикими криками. Тысячи гражданских людей бросились вперед. У них не было оружия, однако все люди были охвачены одной общей идеей: отомстить ненавистным лучникам за себя и смерть своих близких.

«Нас всех охватило сумасшествие. Я не разу не видел и не слышал подобных вещей – боги, в кого же мы все превратились...»

Волна беженцев перевалила через ряды малазан, а затем, несмотря на безумный поток стрел со стороны деревьев, бросилась в лес. Страшные вопли наполнили воздух.

Нетпара вновь выбрался на свет.

– Где Колтайн? Я же требовал...

Антилопа протянул руку и схватил за шелковый шарф, который обрамлял шею этого представителя знати. Приложив максимум усилий, он придвинул Нетпару к себе. Человек слабо отбивался от Антилопы с горящими бешенством глазами.

– Нетпара. Он мог отправить тебя одного. На переправу. Под великодушной защитой Дона Корболо, о которой ты так долго кричал. Сколько людей погибло сегодня? Сколько солдат, виканов отдали свои жизни, чтобы сберечь твою слезливую шкуру?

– Отпусти меня, грязное рабское отродье!

Перед глазами историка все поплыло. Схватив дряблую шею Нетпары обеими руками, он начал ее постепенно сжимать. Глаза мерзавца налились кровью и выкатились, как огромные шары.

Кто-то позади стукнул его по голове. Кто-то другой дернул за запястья. Кто-то третий железной хваткой сомкнул руки вокруг горла. Окружающее пространство посерело – так, будто на землю опустился вечер. Историк увидел, как его собственные руки медленно ослабли, а затем отпали от шеи Нетпары.

Вслед за этим наступила полная темнота.

Глава семнадцатая

И снова на этой тропе человек,

И снова он голос свой ищет:

Тот воин – в смертельном бою он убит

Звенящей стрелою эльфийской.

И снова он голос свой ищет во тьме,

А слышит лишь музыку Худа,

Да приторно-сладкую песню сирен,

Звенящую из ниоткуда.

Доклад Сеглоры

Сеглора

Капитан начал шататься из стороны в сторону, однако его движения не совпадали с качкой корабля. Начав разливать вино по четырем бокалам, стоящим перед ним, он покрыл вином весь стол.

– Отдавая приказы тупоголовым морякам, всегда так хочешь пить. Думаю, что и еда не заставит нас долго ждать.

Казначей Пормквала, который решил, что собравшееся здесь общество не заслуживает знать его имя, поднял выкрашенную бровь:

– Но капитан, мы же уже ели.

– Правда? В таком случае, это объясняет царящую здесь кутерьму. Однако все равно, слишком много шума. Эй ты, – обратился он к Каламу, – неподвижный, как медведь Фенна. Скажи-ка, еда была вкусная? Ах, тебя это особенно не интересует? Знаете ли, я слышал, что в Семи Городах специально растят фрукты так, чтобы поедать есть их вместе с личинками. Представляете, они выковыривают червей, съедают их, а яблоки даже выбрасывают. Если вы хотите что-либо узнать о народе, то достаточно просто обратить внимание на их пристрастия в еде. Сейчас каждый из нас связан общими обстоятельствами – так о чем же пойдет разговор?

Салк Клан протянул руку, взял бокал и, прежде чем совершить большой глоток, хорошенько его понюхал.

– Дорогой казначей удивил нас своими жалобами, капитан.

– Неужели? – капитан перегнулся через небольшой столик и вплотную взглянул на объект разговора. – Жалобы? На борту моего корабля? Немедленно доложить о них.

– Я только что собирался это сделать, – ответил казначей, слегка усмехнувшись.

– Как капитан, только я имею право разбираться с ними, – откинувшись назад, он с удовлетворением произнес: – Ну, и? О чем же будет наш дальнейший разговор?

Салк Клан встретился со взглядом Калама и подмигнул.

– А что, если мы вспомним о тех двух катерах, которые до настоящего времени продолжают нас преследовать?

– Они вовсе не преследуют нас, – произнес капитан. Осушив бокал, он облизал губы, а затем вновь налил себе из старого, побитого кувшина. – Они держатся на отдалении, сэр, а это совсем другое дело... Если, конечно, вы способны уловить разницу.

– Признаюсь, капитан, что разница не слишком мне ясна.

– Какое несчастье!

– Может быть, – задребезжал казначей, – вы соблаговолите пролить свет на эту проблему?

– Что вы сказали? Пролить свет? Необычайные слова, товарищ! – Капитан уселся на свой стул с довольным выражением лица.

– Наверное, они ждут более сильного ветра, – рискнул предположить Калам.

– Ага, – ответил капитан, – эти трусы, которые мочатся элем, будут нарезать вокруг нас круги. Я люблю откровенный разговор, но нет, эти трусы будут ходить вокруг да около, – подняв взгляд на Калама, он добавил: – По этой причине мы вероломно, с приходом рассвета... произведем атаку! Жесткую и бескомпромиссную. Моряки уже готовы взять на абордаж вражеский борт. Кроме того, я больше не желаю слышать ни одной жалобы по поводу «Тряпичной Пробки». Тот, кто рискнет проблеять, потеряет палец. Рискнет еще раз – потеряет второй, и так далее. Каждый из них будет прибит к палубе, вот так: тук-тук!

Калам закрыл глаза. Уже четвертый день они странствовали без сопровождения, а пассаты гнали их с хорошей скоростью – порядка шести узлов. Использовав всю имеющуюся в запасе парусину, моряки сделали так, чтобы корабль издавал огромное количество ужасающих стонов и скрипов, однако две пиратские галеры до сих пор продолжали нарезать крути вокруг «Тряпичной Пробки».

«И этот сумасшедший хочет атаковать»

– Ты сказал, мы предпримем атаку? – прошептал казначей, широко раскрыв глаза. – Я запрещаю это!

Капитан глуповато сощурился.

– Но почему же, сэр, – произнес он тихим голосом. – Я же посмотрел в жестяное зеркало, не так ли? Оно потеряло свой блеск этой ночью, поверьте на слово. Думаю, это сулит мне удачу.

С самого начала путешествия Калам намеревался большую часть времени оставаться у себя в каюте, не мешая остальным, а выбираться на палубу только в ночные часы, перед самым рассветом. Убийца питался на камбузе, вместе с командой, а это также снижало вероятность встречи с Салк Еланом и казначеем. Нынешней ночью, однако, капитан настоял на том, чтобы Калам присоединился к ним за ужином. Появление в полдень на горизонте пиратов заинтересовало убийцу. «Как же будет капитан реагировать на эту угрозу?» – подумал он и согласился на ужин.

Было очевидно, что Салк Елан с казначеем благодаря некоторым обстоятельствам заключили перемирие. Их попытки наладить светскую беседу были шиты белыми нитками.

Однако самым таинственным человеком на борту оставался все же капитан. Судя по разговорам на камбузе, первый и второй помощники капитана относились к нему с большим уважением, однако каждый из них прекрасно понимал, что он был и останется очень скрытным, изворотливым парнем.

«Такое впечатление, что они говорят об обидчивой собаке. Шлепнешь ее по спинке раз – она будет приветливо махать хвостом, шлепнешь два – острые зубы отхватят половину руки». Капитан менял настроение и роли тогда, когда ему это хотелось, не обращая никакого внимания на приличия и мнение окружающих. Стоило только побыть в его компании лишний час, особенно если кроме вина не существовало других напитков, и у Калама начинала страшно болеть голова: он не успевал следить за блуждающими мыслями капитана. Но самое неприятное заключалось в том, что убийца понимал: за всеми словами капитана скрывается тайный смысл. Создавалось впечатление, что этот человек говорил одновременно на двух языках – общедоступном, праздном и тайном, наполненном хитрыми секретами.

«Клянусь, что этот ублюдок пытается мне что-то сказать. Что-то жизненно важное». Пару раз за свою жизнь Каламу приходилось слышать о некоей разновидности волшебства, при которой мысли жертвы попадали в непроницаемый капкан. Человек ходил вокруг да около, однако никак не мог ухватиться за истину. «Похоже, мне в голову начали приходить абсурдные мысли. Да, паранойя – это бич для всех убийц, который не дает им покоя до самой смерти. Если бы я мог поговорить об этом с Быстрым Беном...»

– ... спишь с открытыми глазами, парень? Калам вскинул взгляд на капитана и нахмурился.

– Владелец этой прекрасной лодки сказал, – тихо произнес Салк Клан, – что с тех пор, как мы вышли в открытое море, время на борту имеет довольно странное течение. Мы хотели услышать твое мнение по данному вопросу, Калам.

– С тех пор как корабль покинул залив Арена, прошло четыре дня, – пробормотал убийца, не понимая, почему его отвлекают на подобные пустяки.

– Неужели? – с улыбкой спросил капитан. – Ты уверен?

– Что вы имеете в виду?

– Кто-то влияет на наш шептун, и ты в этом сам скоро убедишься.

– Что? – «О, он имеет в виду шепот, то есть шорох песка... Клянусь, капитан начинает придумывать слова прямо по ходу своих монологов». – Думаете, на «Тряпичной Пробке» имеются еще одни песочные часы?

– Официальное время должно отмеряться одними, четко выверенными склянками, – произнес Елан.

– Однако ни один человек из судовой команды, за исключением вас, не согласится с подобным утверждением, – произнес капитан, наливая себе очередной бокал вина. – Так четыре дня... или четырнадцать?

– У вас что, проходят какие-то философские прения? – подозрительно спросил казначей.

– С трудом могу представить себе подобное, – произнес капитан, громко отрыгнув. – Мы покинули гавань, когда луна находилась в своей первой четверти.

Калам напряг память и попытался вспомнить предыдущую ночь. Он стоял на полубаке под абсолютно чистым небом. Неужели луна к тому времени уже села? Нет, она плыла по горизонту, как раз над вершиной созвездия, называемого «Кинжал». «А ее размеры соответствовали трем четвертям... Но это же невозможно».

– Десять долгоносиков – это уже горсть, – продолжал капитан нести небылицы – то же самое можно сказать и о шептуне. Десять долгоносиков было поймано за две недели, однако кок подтвердит, что мука была заражена уже с самого начала пути...

– Это похоже на то, как он клялся о приготовлении ужина сегодня вечером, – произнес Салк Елан с улыбкой. – Однако наши желудки свидетельствуют об обратном – только послушайте, как они урчат. В любом случае, спасибо, что вы попытались разрешить наше непонимание.

– Что ж, сэр, ваша мысль остра, как наконечник кинжала. Он готов пронзить любую кожу, за исключением моей... О да, она толще по сравнению со всеми остальными, особенно если я начинаю упрямиться.

– Я не способен помочь, капитан. Я могу только любоваться вами.

«О чем, во имя Худа, эта парочка говорит, или, точнее, не говорит?»

– Порой люди доходят до такого состояния, что перестают доверять даже биению своего сердца. Что касается меня, то я не способен, хоть убейте, насчитать четырнадцать суток за время нашего пути. По этой причине я теряю мысль этого разговора, если, конечно, в нем вообще содержится хоть какая-то мысль.

– Капитан, – произнес казначей. – Своими словами вы сбиваете меня с толку.

– Хоть в этом-то ты не одинок, – прыснул Салк Елан.

– Неужели я расстроил вас, сэр? – лицо капитана покраснело, когда он взглянул на казначея.

– Расстроил? Да нет. Просто поставил в тупик. Я осмелюсь заявить, что пришел к следующему выводу: вы просто постепенно теряете нить своих рассуждений. Таким образом, беспокоясь о безопасности корабля, я не имею другого выбора...

– Выбора? – прервал его капитан, поднимаясь со скамьи. – Слова и мысли подобны песку. То, что струится между пальцев, невозможно взять в кулак. Я покажу тебе безопасность, сладкоголосый соловей!

Калам откинулся назад и наблюдал, как капитан подошел к входной двери и попытался надеть свой плащ. Салк Елан, как приклеенный, сидел на своем месте, наблюдая за происходящим с напряженной ухмылкой.

Через мгновение капитан ногой распахнул входную дверь. Протиснувшись сквозь нее, он отправился к камбузу и принялся громогласно звать первого помощника. Его ботинки стучали по палубе, словно тяжелые кулаки по стене.

Дверь каюты заскрипела и чуть не слетела с петель. Казначей открыл было рот, затем закрыл его и вновь открыл.

– О каком выборе идет речь? – прошептал он, побоявшись обращаться к кому-то конкретно.

– Это относится не к тебе, – медленно ответил Елан. Представитель знати обернулся.

– Не ко мне? К кому же еще, если все сокровища Арена вверены в руки только одному...

– Так вот как это теперь официально называется? А что ты думаешь по поводу своей добычи, нажитой Пормквалом нечестным путем? Печати, скрывающиеся на ящиках под официальной эмблемой верховного кулака, вовсе не принадлежат империи...

«Так ты, Салк Елан, все время знал об этом? Интересно, очень интересно».

– Если вы вздумаете дотронуться до этих ящиков, то суд приговорит вас к смертной казни, – прошипел казначей.

На лице Елана появилось отвращение.

– Вы же занимаетесь грязной работой воров, и во имя чего? Представитель знати побелел как мел. Поднявшись на ноги и опираясь руками, чтобы не упасть в момент сильной качки, казначей медленно побрел по направлению к выходу. Салк Елан перевел взгляд на Калама.

– Ну что же, мой сопротивляющийся друг, что ты понял из нашего разговора с капитаном?

– Ничего, чем хотел бы поделиться с тобой, – проворчал убийца.

– Твои постоянные попытки избежать нашего общения стали напоминать детскую игру.

– Выбирай: либо так, либо никак. В противном случае мне придется тебя убить.

– Как нехорошо с твоей стороны. Калам. И это ты говоришь после такого количества добра с моей стороны...

– Не беспокойся, я отплачу свой долг, Салк Елан.

– Подобные слова ты можешь говорить в одиночестве. Однако я предлагаю тебе интеллигентный разговор, которого больше не найти на этом судне.

– Я обойдусь и без проявления симпатии к своей персоне, – произнес убийца, направляясь к выходу.

– Ты неправильно меня понял, Калам. Я вовсе не враг тебе. Наоборот, между нами очень много схожего.

Убийца замер у самого порога.

– Если ты ищешь дружбы между нами, Салк Елан, то прежде всего тебе следует сделать несколько шагов назад и хорошенько осмотреться, – произнеся эти слова, убийца вышел на палубу и направился вперед.

Очутившись на бревенчатом полу, убийца обнаружил себя в самом центре бешеной активности судовой команды. Люки быстро задраивались; матросы проводили последнюю проверку морских снастей. Время перевалило за десять склянок, а ночное небо было сплошь покрыто облаками, через которые не пробивался свет ни одной звезды.

Капитан медленно доковылял до Калама.

– Что я вам говорил? Зеркало потеряло свой блеск!

Послышались завывания ветра. У Калама сложилось впечатление, будто воздух пытался вырваться на свободу, однако какая-то сила яростно ему сопротивлялась.

– Южный, – засмеялся капитан, похлопав Калама по плечу. – Скоро мы повернем прямо на своих охотников. Пираты сгрудились на полубаке – посмотри, мы же легко перережем им всем глотки. Худ бы побрал этих самодовольных тварей; посмотрим, как широка будет их улыбка, когда к губам прикоснется сталь наших клинков, – капитан приблизился к лицу убийцы так, что последний ощутил его смрадное кислое дыхание. – Присматривай за своими кинжалами, парень, этой ночью придется хорошенько поработать. Да, именно так, – лицо капитана мгновенно переменилось, и он бросился прочь, начав раздавать команде новые приказания.

Убийца уставился ему вслед. «В конце концов, может, это и не паранойя. Этого парня действительно что-то серьезно тревожит».

Палуба резко наклонилась, когда они изменили курс практически на сто восемьдесят градусов. В то же самое время их настиг штормовой ветер, и «Тряпичная Пробка» на самых малых парусах рванула вперед, на север. Светильники разбились вдребезги, и судовая команда немного поутихла.

«Морская битва в самый разгар шторма. Капитан стоит на просмоленной, залитой водой палубе и наблюдает за тем, как его команда берет на абордаж пиратский корабль. Это не просто дерзко, это чертовки нагло».

Две большие человеческие фигуры появились за спиной, окружив Калама с обеих сторон. Убийца поморщился. Оба телохранителя казначея практически с первого дня пути потеряли боеспособность: их скосила морская болезнь. Они выглядели так, будто максимумом их возможностей являлось способность вывалить содержимое своих кишечников в ту же секунду на ботинки Калама. Однако громилы старались держать себя в руках; один из них даже грозно помахивал саблей.

– Наш предводитель желает говорить с тобой, – пробасил первый из них.

– Это очень плохо, – бросил убийца в ответ.

– Немедленно.

– Что же произойдет в ином случае? Вы убьете меня своим смрадным дыханием? А ваш предводитель будет говорить с трупом – да, это он, наверное, умеет.

– Предводитель отдал приказ...

– Если он действительно хочет говорить, то пускай придет сюда сам. В противном случае, как я уже сказал, это очень плохо закончится.

Парочка дикарей отошла в сторону.

Калам продолжил движение вперед и, миновав главную палубу, очутился на полубаке, где столпилось два отряда моряков. Убийце не раз приходилось выдерживать испытание шквалом за всю свою долгую жизнь: имперские кампании, галеры, транспортники, триремы, три океана и более полудюжины морей... Настоящий шторм по морским меркам оказался относительно спокойным. На лицах моряков было суровое выражение – они готовились к серьезному испытанию. Однако руки, несмотря на недостаток света, по старому обычаю заряжали арбалеты всего за несколько секунд.

Взгляд Калама шарил по ним в течение минуты, пока не наткнулся на лейтенанта-женщину.

– Мне нужно сказать вам пару слов, сэр...

– Не сейчас, – ответила она, натягивая на голову шлем и застегивая забрало. – Спускайся в трюм.

– Капитан намеревается таранить...

– Я знаю все его планы. И когда раздастся страшный хруст, мне будет противно видеть на палубе слезливые гражданские лица.

– Скажите, вы исполняете приказы капитана... или казначея?

Женщина подняла взгляд, и ее глаза сузились. Остальные моряки поутихли.

– Отправляйся вниз, – повторила она. Калам вздохнул.

– Я же имперский ветеран, лейтенант...

– Армия?

Он помедлил, а потом выпалил:

– Вторая армия, девятый взвод. Разрушители Мостов. Моряки, все как один, повернулись в его сторону. На него смотрели сотни любопытных глаз.

Лейтенант нахмурилась.

– А теперь осталось выяснить, насколько твои слова соответствуют действительности.

Еще один моряк, седовласый ветеран, взял право голоса.

– Твои сержанты? Назови их имена, незнакомец.

– Вискиджак. Еще? Осталось немного. Антеи. Термин.

– А ты – капрал Калам, не так ли? Убийца изучающе посмотрел на мужчину.

– Никак не могу вспомнить твое имя.

– Неважно, сэр. Это долгая история, – повернувшись к лейтенанту, он коротко кивнул.

– Можем ли мы рассчитывать на тебя? – спросила женщина.

– Я не собираюсь лезть в первые ряды, однако буду постоянно поблизости.

Оглядевшись вокруг, лейтенант произнесла:

– Казначей получил имперский приказ. Но не дает нам действовать, капрал.

– Не думаю, что казначей доверится вам в тот момент, когда речь пойдет о выборе – либо он, либо капитан.

Женщина сморщилась, будто на язык попало что-то очень противное.

– Наша атака – нечто абсолютно сумасшедшее, однако все просчитано до мелочей.

Калам молчаливо кивнул.

– Думаю, у казначея есть какие-то причины, согласно которым он начал качать права.

– Если дела пойдут неважно, то оставьте его телохранителей на меня.

– Обоих?

– Именно так.

– Если мы не подчинимся приказам казначея и отправим его за борт травить акул, – произнес ветеран, – то в ближайшем порту всех будет ждать виселица.

– Думаю, в критический момент вам нужно будет просто оказаться в другом месте – вот и все.

Лейтенант улыбнулась.

– Думаю, организовать последнее будет несложно.

– А теперь, – произнес Калам так, чтобы слышал каждый моряк, – кто попытается назвать меня никчемным гражданским человеком с перемазанным грязью лицом?

– Мы даже и не думали, что этот мифический отряд существовал на самом деле, – донесся голос издалека. – Ни Дуджек Однорукий, ни остальные.

«Худ, насколько я знаю, ты можешь оказаться прав, солдат». Однако убийца скрыл свою неуверенность и двинулся обратно по палубе.

«Тряпичная Пробка» напоминала Каламу медведя, пробирающегося сквозь чащу леса. Неуклюжая, короткая и приземистая, в высоких морских волнах... «Действительно, весенний медведь, который всего час назад находился в своей берлоге: покрасневшие от долгого сна глаза, плохое настроение и чувство голода в брюхе. Где-то впереди два волка крадутся в темноте... они будут очень удивлены...»

Капитан был уже на полубаке, прикрепив себя за руку к румпелю. Первый Помощник стоял рядом; его рука была крепко-накрепко привязана к кормовой мачте. Оба сверлили взглядами ночную мглу, выжидая появления первых огней своей добычи.

Калам открыл рот, чтобы что-то сказать, однако его мысль прервал крик первого помощника.

– Я вижу иллюминаторы! Осталось три четверти! Дыхание Худа, вот же они!

Пиратский корабль – небольшой парусник с одной мачтой – появился среди ночной мглы на расстоянии менее сотни шагов. Его галс был направлен прямо на нос «Тряпичной Пробки». Позиция для атаки была выбрана идеально,

– К оружию! – проревел капитан через завывание шторма. – Приготовиться к тарану.

Первый помощник бросился вперед, выкрикивая приказы своему экипажу. В этот момент Калам увидел моряков, те, чуть ли не лежа на палубе, готовились к атаке. Со стороны пиратского судна донеслись слабые крики. Экипаж пиратов сделал последнюю попытку избежать столкновения: они подняли большой квадратный парус, он бешено заревел и отбросил корабль в сторону.

Боги, наблюдавшие за этой сценой сверху, наверное, неудержимо хохотали, однако это было только ротовое отверстие несущей смерть головы. Волна подняла «Тряпичную Пробку» над уровнем моря перед атакой, а затем обрушила ее прямо на невысокий планшир пирата возле узкого носа. Дерево затрещало и разлетелось вдребезги. Калам полетел вперед: рука, удерживающая поперечную перекладину у правого борта, не выдержала бешеного рывка.

Где-то над головой хрустнула мачта, и парус, похлопывая на ветру, словно призрачное одеяло, опустился на палубу.

«Тряпичная Пробка» остановилась, затрещала и тяжело повалилась на бок. Отовсюду послышались вопли моряков, но с того места, где он лежал, Калам практически ничего не видел. Простонав, убийца попытался подняться на ноги.

Остатки моряков перепрыгивали через поперечную балку и пропадали в темноте – по всей видимости, они приземлялись на палубу пирата. «Или на то, что от него осталось». Сквозь завывание ветра послышался лязг оружия.

Убийца обернулся – капитана было не видно. На румпеле вообще не было ни одного человека, а возле полубака покоились обломки деревянных перекрытий и реек.

Калам двинулся к корме.

Корабль потерял управление; огромные волны, вздымая белую пену, били о правый борт и обрушивались на палубу «Тряпичной Пробки». В центре ее лежало бессознательное тело, обращенное лицом вниз. Смешиваясь с потоками морской воды, во все стороны от человека растекались тонкие струйки крови

Приблизившись, Калам перевернул его на спину. Трупом оказался первый помощник капитана, на лбу его зияла огромная рана. Из носа и горла еще продолжала сочиться кровь. Осознав, что помочь этому человеку он уже не в силах, убийца поднялся на ноги, хладнокровно переступил через тело и двинулся дальше.

«В конце концов, этого человека больше не будут мучить приступы морской болезни».

Поднявшись на капитанский мостик, убийца уныло осматривал обломки крушения. Человеку, стоявшему у румпеля, раскроили череп: с шеи свисали кровавые лоскуты плоти. Приблизившись, Калам профессионально осмотрел рану на шее. «Убийца стоял позади и несколько слева. Двуручный меч сделал свое дело очень чисто. Остальные повреждения были нанесены уже мертвому телу».

Под парусом Калам обнаружил капитана и одного из охранников казначея. Острая деревянная щепа, пройдя через горло, вышла с передней поверхности груди громилы. В своих огромных руках он до сих пор сжимал двуручную кривую саблю. Обхватив ее руками, в луже крови лежал капитан. Кисти этого человека были раздроблены, вероятно, большим количеством ударов сабли.

Убийца с трудом оторвал остатки пальцев капитана от лезвия сабли и оттащил его тело в сторону.

В то же самое время большая волна наконец-то разъединила «Тряпичную Пробку» и пиратский парусник. Тяжело просев, судно покачнулось и сильно накренилось. На корме показалось несколько фигур, одна из которых выровняла румпель, а другая двинулась в сторону убийцы.

Через мгновение Калам различил мокрое лицо Салк Клана.

– Капитан жив? – Да.

– Мы до сих пор не решили всех своих проблем.

– Пошли бы эти проблемы к Худу! Нам нужно как можно скорее опустить капитана в трюм.

– В носу образовалась довольно крупная пробоина – большая часть матросов стоит сейчас на помпе.

Схватив капитана с обеих сторон за плечи, они попытались поднять его на ноги.

– А что по поводу пиратского парусника?

– Тот, которому не повезло при встрече с нами? Он разбит в щепки.

– Другими словами, – произнес Калам, аккуратно спуская капитана по скользким ступенькам трапа, – планы казначея не оправдались.

Салк Елан остановился, выпучив глаза.

– Кажется, наши мысли сходятся. Я только что подумал о том же самом.

– Ну и где же этот ублюдок, я имею в виду, казначей?

– На какой-то срок он взял на себя командование... к великому неудовольствию прочих офицеров. Самое смешное, что к нам приближается еще один парусник – потому-то я и сказал, что веселье только начинается.

– Худ бы их побрал – две напасти одновременно, – проворчал Калам.

Спустившись вниз, они миновали камбуз и двинулись по длинному узкому коридору. Вода прибывала; за последние несколько секунд она поднялась до щиколоток. «Сколь же неповоротлива стала 'Тряпичная Пробка"».

– Но ты ведь тоже можешь командовать моряками, не так ли? – спросил Елан, когда они добрались до двери капитанской каюты.

– Я – капрал, а значит, не могу приказать даже лейтенанту.

– Но если даже так... Пускай придет на службу твоя широкая известность, а? Я обратил внимание, что лейтенантша уже отпустила пару резких реплик в адрес казначея.

– Но почему?

– Этот ублюдок, естественно, хочет сдаться. Перевернув капитана, они бережно положили его на койку.

– Неужели безумцы соберутся перетаскивать ценный груз с бота на бот при подобном шторме?

– Нет, по всей видимости, пираты переждут.

– В таком случае у нас еще есть время в запасе. Ну-ка, помоги мне его раздеть.

– С руками капитана беда...

– Да, придется их обязательно перебинтовать.

Салк Елан осмотрел лежащего без сознания человека, а затем накрыл его теплым одеялом.

– Скажи, капитан будет жить?

Калам промолчал, освободил его руки и начал их пристально рассматривать.

– Посмотри, вот смельчак! Остановил движение лезвия голыми запястьями!

– Нелегко будет ему, когда очнется. Слушай, Калам, каким образом мы вообще ввязались в это дерьмо?

Убийца помедлил, а затем произнес:

– Хочешь спросить, как ты ввязался? Не знаю... В любом случае, каждый из нас не хочет закончить жизненный путь в желудке одной из множества кружащих здесь акул.

– Имеешь в виду, нам лучше работать вместе?

– Да, по крайней мере сейчас. Только не жди, что я начну целовать тебя на ночь, Елан.

– На это нет совсем никакой надежды?

– Перестать пороть чепуху. Лучше выгляни наверх и посмотри, что творится на палубе, а я пока закончу здесь.

– Не медли, Калам, иначе он умрет от кровопотери.

– Понятно, не дурак.

Оставшись наедине с капитаном, Калам нашел укладку с шовным материалом, взял иглу и принялся за дело. Окончив процедуру с одной стороны, он перешел на другую, и в этот момент капитан громко застонал.

– Дыханье Худа! – пробормотал Калам. – Потерпи еще десять минут, ну пожалуйста!

– Очередная хитрость, – проговорил шепотом капитан, зажмурив глаза.

– Может быть, – сказал убийца, продолжая зашивать рану, – а сейчас заткнись и не мешай работать.

– Бедного казначея Пормквала надули.

– Ага. Обманули дурака на четыре кулака.

– Ты со своим другом, похожим на сутенера-гомика, очень хорошие люди.

– Спасибо. Но только не сравнивай меня с ним.

– Конечно.

– Думаю, лейтенант тоже достойна похвалы.

Капитан напряженно улыбнулся, хотя глаза до сих пор оставались закрыты.

– Спасибо за рекомендацию. Калам обернулся и взял в руки бинт.

– Практически готово.

– Такое впечатление, что я тоже.

– Если тебе интересно узнать, то покушавшийся на тебя телохранитель мертв.

– Знаю. Этот идиот погубил себя самостоятельно. Я присел под первым его ударом сабли, а он промахнулся и рубанул что есть силы по снастям. Понимаешь суть, Калам? Мы начали кататься по палубе, но громила, как более тяжелый, сразу одержал верх. Небесные боги видели, как все происходило на самом деле. Я парировал следующий удар руками, и в то же мгновение откуда-то с мачты упала огромная щепа, пропоровшая громиле горло.

– Да ладно, забудь об этой истории.

– Хорошо.

– Ну вот, все готово, – произнес Калам, поднимаясь на ноги. – Тебе следует немного поспать, капитан. Нам жизненно важно, чтобы ты как можно скорее пришел в хорошую форму.

– Не думаю, что подобное возможно. Второй телохранитель просто закончит дело, которое не удалось сделать первому, вот и все. Казначей хочет во что бы то ни стало убрать меня со своего пути.

– Ничего, мы позаботимся об этом, капитан.

Закрыв за спиной дверь, Калам задумался, а затем вытащил из ножен длинный меч. «Именно так, капитан. Мы позаботимся».


Шторм успокоился, и небо на востоке просветлело, начав отливать золотом. Как только задул попутный ветер, «Тряпичная Пробка» развернулась и взяла прежний курс. Судовая команда разбирала завалы на корме, и, несмотря на то что все дико устали, матросы работали с большим оптимизмом.

Казначей с единственным охранником стоял неподалеку от главной мачты, неотрывно наблюдая за вторым пиратским парусником. Последний уже настолько приблизился к правому борту, что на его палубе было возможно рассмотреть мелкие фигурки пиратов. Внимание телохранителя тем не менее периодически возвращалось на Салк Елана, который сидел, развалившись, на лесенке капитанского мостика. Никто из судовой команды не осмеливался пересечь пространство в десять шагов, разделяющее этих людей.

Калам решил начать атаку первым. Подойдя к казначею со спины, он произнес:

– Так вы решили взять командование кораблем на себя? Человек обернулся и резко кивнул. Во всех его чертах сквозила неуверенность.

– Я намереваюсь откупиться и таким образом очистить нам путь.

– Ага, и взять себя в долю. Сколько это составит – восемьдесят, девяносто процентов? Точно, они возьмут вас в виде заложника... – лицо казначея посерело, как мокрый мел.

– Это не ваша забота, – закричал он.

– Вы правы. Однако убийство капитана и его офицеров меня касается напрямую, поскольку от этого напрямую зависит благополучие нашего путешествия. Если вся судовая команда пока об этом не знает, то пришло самое время высказаться об этом.

– У нас есть моряки флота, которые обязаны заниматься проблемами безопасности. А все остальные – держитесь от меня подальше и останетесь живыми и невредимыми. Попытаетесь приблизиться – упадете замертво.

Калам внимательно посмотрел на приближающийся пиратский парусник.

– Какова же, интересно, их доля? А что, если пираты перережут вам глотку, не согласившись на сделку, и заберут с собой всю добычу?

Казначей улыбнулся.

– Не думаю, что дядя и кузены способны на это. А сейчас предлагаю вам покинуть палубу и ждать в своих каютах. А ну – живо!

Не обратив никакого внимания на визги этого представителя знати. Калам вышел в центр палубы и принялся искать взглядом моряков флота.

Столкновение с пиратами прошлого судна было коротким и яростным. Первый парусник буквально распался на части.

– Битва была больше похожа на резню, – пробормотала лейтенант, когда Калам присел перед ней на корточки. Пара ее взводов занимались тем, что по колени в воде пытались унять течь в передней бреши, заткнув ее какими-то лохмотьями. – У нас нет ни одной царапины.

– Сейчас вы хотите отдыха? – тихо спросил Калам. Лейтенант пожала плечами.

– Не знаю. Это зависит от задач, капрал. Что мы должны сделать?

– Казначей отдаст приказ оставаться в трюме. После этого пираты вас обезоружат...

– А затем перережут глотки и выбросят за борт. Точно, согласно имперскому приказу о государственной измене.

– Этот человек ворует у воров – я понял твою точку зрения, – Калам поднялся на ноги. – Я переговорю с командой и вернусь, лейтенант.

– Но почему бы ни взять казначея с телохранителем прямо сейчас, Калам?

Глаза убийцы сузились.

– Необходимо следовать определенным правилам, лейтенант. Оставь убийство для тех, чьи души уже окрашены в черный цвет.

Женщина сжала губы, помедлила, а затем коротко кивнула.


Калам наткнулся на матроса, с которым ему довелось разговаривать при загрузке трюмов на пирсе Арена. Тот с озабоченным видом сматывал на корме огромные витки канатов.

– Слышал, что вы спасли капитана, – произнес он.

– Он жив, однако находится в крайне тяжелом состоянии.

– Знаю, поэтому кок сейчас караулит у двери, сэр. Наш Ви очень умный – спросите здесь любого. Кроме того, он так хорошо бреет... Я видел голову одного счастливчика, которого побрил Ви, – она была похожа на грудь девственницы.

– Кто сейчас взял на себя обязанности офицеров?

– Если вы имеете в виду поддержание порядка и распределение обязанностей, это я, сэр. Однако наш новый командир не очень заинтересован в этом. Знаете, его фехтовальщик рассказал мне, что мы начнем по-настоящему работать, как только волнение немного поутихнет.

– Чтобы переносить груз. Мужчина кивнул.

– А что потом?

– Ну, если командир верен своему слову, то он отпустит нас на все четыре стороны.

– И с какой бы стати ему быть таким добрым, а?

– Знаете... я думал об этом самостоятельно и решил, что за пиратами нужен будет очень острый глаз. Мы проворонили своего капитана, и это очень расстроило парней.

В этот момент по центру палубы застучали тяжелые ботинки, и показался телохранитель, ведущий за собой взвод моряков флота. Лицо лейтенанта выражало полный пессимизм.

– Просто боги за что-то прогневались на нас, – пробормотал матрос. – Парусник приближается.

– Итак, пора начинать, – тихо произнес Калам, осмотрелся вокруг и заметил, что Салк Елан напряженно ищет его взгляда. Убийца кивнул, и Елан небрежно обернулся, спрятав руки под облачением.

– Парусник хорошо вооружен, сэр. Я насчитал не менее пятидесяти мечей, которые находятся в полной боевой готовности.

– Оставь их для наших профессионалов. А судовая команда пусть не лезет вперед – распространите об этом весть.

Матрос бросился выполнять распоряжение. Калам вышел на главную палубу. Казначей стоял лицом к лицу с лейтенантом.

– По-моему, я ясно сказал: сложить оружие! – визжал казначей.

– Никак нет, сэр. Мы не станем этого делать. Представитель знати задрожал от злобы и дал знак своему телохранителю приблизиться.

Однако громиле было не суждено выполнить последний приказ своего предводителя. Издав давящийся звук, он прижал руки к груди: по передней поверхности одеяния начало медленно растекаться красное пятно. Опустившись на колени, он ослаб и упал навзничь. Из горла торчал наконечник длинного ножа.

Салк Елан сделал шаг вперед.

– Планы меняются, мой дорогой сэр, – произнес он, высвобождая лезвие и вытирая его об одежду.

Калам обошел казначея сзади и исподтишка прижал кончик своего кинжала к его шее.

– Ни слова, – проревел убийца, – и ни одного движения, – затем смельчак обернулся к морякам. – Лейтенант, приготовьте абордажные крючья.

– Есть, сэр.

Парусник двигался вдоль борта, и на его палубе в нетерпении толпилось несколько десятков пиратов. Благодаря разнице в размерах кораблей, нападающие находились на несколько размахов рук ниже, что не позволяло им отслеживать события, происходящие на «Тряпичной Пробке». Дабы разобраться в ситуации, один из пиратов решил забраться по одной-единственной тонкой мачте своего парусника на наблюдательный пост.

«Слишком поздно докумекали, придурки».

Капитан пиратов – насколько Калам мог предположить, дядя казначея, – выкрикнул приветствие.

– Ответь ему, – проревел убийца. – Кто знает, быть может, твои кузены настолько хорошие парни, что у нас в запасе окажется еще один день.

Казначей поднял руку и выкрикнул ответное приветствие.

Наконец корабли сблизились настолько, что между бортами оказалось расстояние менее десяти шагов. Салк Елан приблизился к судовой команде «Тряпичной Пробки», стоящей около моряков флота, и произнес:

– Когда мы подойдем на достаточное расстояние, начинайте цеплять абордажные крючья. Только не забудьте об осторожности, парни: если план сорвется, то эти головорезы будут травить нас до самого Фалара.

Пират поднялся до середины мачты, поднял ладонь ко лбу и принялся рассматривать участок палубы «Тряпичной Пробки». Пираты выстроились вокруг, все превратившись в слух. Борта медленно сближались.

Внезапно с мачты раздался дикий предостерегающий крик, и в то же мгновение огромная стрела, со свистом рассекая воздух, вонзилась в грудь наблюдателя. Человек покачнулся и медленно полетел вниз, с грохотом приземлившись на головы своих товарищей. Последовал яростный гул голосов.

Калам схватил казначея за воротник и оттащил назад, так как большая часть пиратов перепрыгнула небольшое расстояние и оказалась на борту «Тряпичной Пробки».

– Только что вы совершили ужасную ошибку, – прохрипел казначей.

Моряки ответили на вторжение яростным огнем арбалетов. Первая линия пиратов попадала за борт.

Салк Елан выкрикнул предостережение, и это заставило Калама развернуться. Двигаясь со стороны порта, в воздухе над головами моряков появилось чудовище. Его крылья достигали в размахе десять шагов, а чешуя блестела бледно-желтым оттенком в первых лучах солнца. Пасть рептилии украшало несколько рядов острых клыков.

«Дыханье Худа – это же энкар'ал из Священной пустыни Ра-раку».

– Я предупреждал тебя! – захохотал казначей.

Тварь, словно темное пятно, врезалась в самую гущу моряков. Ее когти заскрежетали по шлемам и щитам.

Взбешенный Калам развернулся и со всего размаха врезал казначею по челюсти. Тот упал на палубу и мгновенно потерял сознание; лицо залило кровью.

– Калам! – закричал Салк Елан. – Оставь мага мне. Помоги морякам!

Убийца рванул вперед. Энкар'ал был печально известен не только своим жестоким нравом, но и крайней живучестью. В последнее время это животное стало очень редко встречаться даже на своей пустынной родине... К счастью или несчастью, но Калам встретился с ним впервые в жизни.

Семеро моряков упали ниц. Тварь захлопала крыльями так, будто намеревалась приземлиться; вытянув свои страшные костистые конечности, она заскрежетала ими по плотно сомкнутым щитам, которые предусмотрительные моряки подняли над головами.

Пираты дружно рванули на «Тряпичную Пробку». Теперь им могли противостоять только полдюжины моряков во главе с лейтенантом.

У Калама практически не было времени на раздумья. Вполне понятно, что в подобной ситуации он совсем забыл про Салк Елана.

– Держите щиты крепче, – заорал он что есть силы, бросившись вперед и в мгновение ока оказавшись на дрожащей платформе, которую моряки держали над головами. Энкар'ал развернулся, спикировал и хлестанул своими острыми, как лезвия, когтями по лицу убийцы. Пригнувшись, Калам поднял длинный нож и что есть силы вонзил его между ног чудовища.

Грозное стальное оружие издало печальный хруст, встретившись с прочной, как панцирь, чешуей.

– Худ! – выругался убийца.

Отбросив оружие и чувство самосохранения, Калам рванул вперед, зацепился за крылья и неимоверным усилием перекинул свое тело на спину птице. Остервенев от такой наглости, чудовище развернуло зубастую пасть и попыталось разорвать смельчака в клочья, однако короткая шея в данной ситуации оказалась явно на руку убийце.

Со стороны пиратской палубы донесся еще один магический взрыв.

Обхватив одной рукой щетинистую шею, которая, по всей видимости, спасла ему жизнь, Калам вытащил из ножен еще один нож и принялся методично рубить им длинные крылья зверя. Наконец-то его усилия увенчались успехом: в данной части тела плоть чудовища была практически не защищена, и после пары ударов всем присутствующим открылась глубокая кровавая рана. В ту же секунду энкар'ал упал на палубу. Его мгновенно окружили оставшиеся в живых моряки с мечами наголо.

Их оружие оказалось гораздо эффективнее короткого ножа: из-под пробитой чешуи брызнула кровь. Тварь вскрикнула и забилась в предсмертной агонии.

Убийца обернулся и увидел, что по всему окружающему его пространству шел бой. Пираты выстроились в шеренгу и начали наступать на остатки бравых морских путешественников. Калам спрыгнул с мертвого энкар'ала, перехватил нож в левую руку, подобрал чей-то ненужный меч, и как раз вовремя: в ту же секунду на него ринулись два вновь прибывших пирата. Кривые сабли сверкнули, словно пара молний.

Убийца бросился вперед, отразил оба удара, а затем, скользнув нападающим за спину, вонзил оба лезвия в спины своих врагов.

Однако времени на передышку не оставалось. Высвободив кое-как свое оружие, он бросился в самое пекло, рубя и круша все, что попадалось под руку. Попав кому-то между ребер, Калам не смог выдернуть нож. В ту секунду он осознал, что неплохо было бы прикрыть голову, однако все шлемы, попадающиеся на глаза, были явно меньшего размера. Ощутив за спиной что-то неладное, он развернулся, и как раз вовремя: рассекая воздух, прямо ему в лоб летела длинная кривая сабля. Убийца попытался увернуться, однако нога, попав в лужу крови, заскользила, и Калам с грохотом упал на деревянный настил.

В то же мгновение полдюжины пиратов рвануло к нему. «Они явно не горят желанием помочь мне подняться на ноги», – мелькнула мысль.

Салк Елан приземлился на землю прямо около распростертого убийцы. В каждой его руке блестело по длинному ножу. Трое пиратов решились предпринять первую атаку. Калам, словно пуля, вылетел вперед, вытянув на руке тяжелый меч. Рубанув одного из смельчаков, он вцепился мертвой хваткой в горло другого.

Мгновение спустя звон оружия несколько поутих. На палубе лежало несчетное количество фигур: некоторые стонали, часть билась в предсмертной агонии, однако большее количество не проявляло никаких признаков активности.

Калам упал на колени, пытаясь отдышаться.

– Что за кутерьма! – пробормотал Салк Елан, присевший рядом. Он вытирал об одежду заляпанные кровью ножи.

Убийца поднял голову и взглянул на своего напарника. Его дорогие одеяния были разорваны и залиты кровью. На половине лица виднелся отчетливый красный след от удара, а противоположная часть была полностью покрыта золой. Елан дышал с трудом; по всей видимости, каждое дыхательное движение отдавалось в нем ужасной болью.

Калам посмотрел назад. На ногах не стоял ни один из моряков. Горстка матросов медленно бродила между телами, выясняя, кто остался в живых и кому нужна срочная медицинская помощь. Найдя пару раненых, они поняли, что лейтенанта среди них нет.

Исполняющий обязанности первого помощника подошел сбоку и скептически произнес:

– Кок желает знать...

– Что именно?

– Вкусовые качества этой огромной ящерицы. Смех Салк Елана перерос в кашель.

– На самом деле, энкар'ал считается деликатесом, – пробормотал Калам. – В Пан'потсуне за фунт его мяса дают сто джакатов.

– Нам нужно разрешение забраться на палубу пирата, – продолжил моряк. – Запасы на исходе...

Убийца кивнул.

– Я пойду с вами, – повелительно произнес Салк.

– Крайне признательны, сэр.

– Эй, – крикнул один из группы оставшихся в живых моряков, – а что же делать с казначеем? Этот ублюдок до сих пор жив.

– Оставьте его мне, – ответил Калам.


Когда к казначею начали привязывать мешки с зерном, он очнулся и, выпучив глаза, начал издавать истошные звуки, сдерживаемые большим кляпом во рту. Калам с Салк Еланом схватили его под мышки, подволокли к борту и без всякого сожаления отправили в мутные морские воды.

Внезапный всплеск привлек несколько акул, однако к этому моменту морские санитары были уже настолько сыты, что посчитали вовсе не обязательным утруждать себя нырянием в глубину за очередным тощим куском мяса.

Останки обгорелого парусника, над которыми еще стоял столб сизого дыма, медленно пропадали за горизонтом.


Вихрь превратился в высокую песчаную стену, непроглядную для глаза. Она достигала около мили в ширину, охватывая собой по периметру всю Священную пустыню Рараку. Однако внутри беснующегося кольца воздух оставался спокойным, а небо отливало блестящим золотым оттенком.

Прямо по курсу над песком появились весьма потрепанные ветром горные хребты, напоминающие обугленные кости. Пройдя вперед полдюжины шагов, Лев остановился и обернулся.

– Настало время пересечь зону духов, – произнес он. Фелисин кивнула.

– Я знаю, они старше, чем сама пустыня... сейчас они вознеслись в воздух и наблюдают за нами.

– Скажи, духи желают нам зла, новоявленная Ша'ика? – спросил Толбакай, протянув руку к оружию.

– Нет. Они довольно странные, однако совсем не опасные, – девушка обернулась к Геборийцу. Бывший священник до сих пор находился в себе, практически не видимый под сплошным узором татуировок. – Ты что-нибудь чувствуешь?

Старик вздрогнул, будто каждое слово девушки представляло собой стрелу, покрытую зубцами.

– Кому-то не нужно быть бессмертным духом, чтобы заставить себя бояться, – пробормотал он.

Фелисин изучающе на него посмотрела.

– Ты не можешь вечно сторониться того факта, что чуть не стал всевышним, Гебориец. А сейчас, старик, ты постепенно скатываешься к смертным – в этом и заключается причина всех страхов.

Гебориец издал горький, сардонический смешок.

– Ага, – продолжила девушка, – не ожидал услышать от меня подобное? Несмотря на все наше непонимание, ты отказался бросить своего маленького, несмышленого ребенка.

– Ты до сих пор находишься под действием некоей силы, Фелисин, а она дает ложное представление о твоей собственной мудрости. Первое является даром, дочка, а второе придется заработать.

– Да он пытается сковать тебя, новоявленная Ша'ика. Я предлагаю убить этого человека.

Девушка отрицательно покачала головой, не сводя глаз с Геборийца.

– Поскольку мудрость не может быть преподнесена в качестве дара, небеса мне послали мудрого спутника. Его общество, его слова...

– А я думал, что ты не оставила мне выбора. Фелисин, – прервал ее бывший священник, вскинув глаза и сомкнув густые брови.

– Возможно, это была только видимость, Гебориец, – ответила она.

Девушка видела, что внутри старика снова идет борьба – та самая, которая мучила его с первого момента их знакомства. «Мы прошли по выжженной войной земле, и все это время нам приходилось бороться друг с другом. Словно Худ поднял над нами зеркало...»

– Общаясь с тобой, я поняла одну очень важную вещь, Гебориец.

– Какую же именно?

– Самое главное в мире – это терпение, – обернувшись, Фелисин показала Льву жестом, что они могут двигаться дальше.

Компания вошла в испещренные ущельями горы. Крайне сомнительно, чтобы эти места видели на своем веку хотя бы один священный обряд. Окружающие базальтные камни были девственно чисты на предмет каких-либо знаков или символов, высекаемых камнетесами в особых местах. Кроме того, Фелисин пока не видела фигур из валунов, которые были столь распространены в Рараку.

Девушка чувствовала присутствие духов – сначала очень явное, а сейчас ненавязчивое, спокойное. В любом случае ощущение непрерывной слежки так и не выходило из головы. За горным хребтом следовало постепенное снижение, которое переходило в необъятный котлован – место окончательной смерти огромного древнего моря. Над углублением висел большой пыльный полог.

– Оазис располагается неподалеку от центра, – произнес Лев в сторону девушки.

Та кивнула.

– Осталось менее семи лиг.

– А кто несет пожитки Ша'ики? – поинтересовалась Фелисин.

– Я.

– В таком случае мне пора разобраться с ними.

В полном молчании Лев опустил походный мешок, развязал шнурок и принялся выкладывать содержимое на песок. Одежда, несколько женских колец, браслеты и серьги, длинный вороненый нож с жестяным лезвием и острым кончиком.

– Ее меч ожидает нас в лагере, – произнес Лев, закончив приготовления. – Ша'ика носила браслеты только на левом запястье, а кольца – только на левой руке, – указав на кожаные полоски, он продолжил: – Эти предметы предводительница восстания надевала на правое запястье и предплечье, – помедлив. Лев поднял на нее тяжелый взгляд. – Крайне важно, чтобы ты в точности выполнила мои рекомендации.

Девушка улыбнулась.

– Чтобы еще больше заморочить им голову, да? Воин опустил взор.

– Понимаешь, мы можем столкнуться с некоторым сопротивлением. Верховные маги...

– Будут стараться взять власть в свои руки. Сначала они посеют в лагере мелкие разборки, затем пойдут на открытое столкновение. До сих пор они не проявляли активности, поскольку не знали, живали в самом деле Ша'ика. Наверное, они приготовили могилу.

– Провидица...

– Ты слишком много на себя берешь, воин. Лев поклонился.

– Никто не посмеет отрицать ту силу, которой ты обладаешь, однако...

– Однако мне еще не приходилось открывать собственноручно священную Книгу.

Лев поднял глаза.

– Да, не приходилось.

Фелисин осмотрелась. Толбакай и Гебориец стояли неподалеку, боясь пропустить хотя бы слово из их разговора.

– То, что предстоит мне открыть, заключается не между страницами ветхого тома, а внутри моей души. Время пока не пришло, – девушка вновь взглянула в лицо Льва. – Ты должен мне доверять.

Кожа на веках пустынного воина напряглась. Фелисин продолжила:

– Ты никогда не уступишь в этом вопросе. Правда?

– Кто, интересно, так решил?

– Мы сами.

Среди спутников повисло молчание.

– Толбакай! – властным тоном произнесла девушка.

– Да, новоявленная Ша'ика?

– Скажи, что следует сделать с человеком, который начинает сомневаться во мне?

– Занести над головой меч, – проревел громила. Гебориец фыркнул.

Услышав это, Фелисин обернулась к старику.

– А ты? Что бы сделал ты?

– Ничего. Я всегда остаюсь самим собой. Если кто-то оценит мои таланты и решит, что они достойны уважения, то не думаю, что впоследствии этот человек сможет меня легко предать.

– До тех пор, пока...

– Пока он доверяет самому себе, Фелисин.

Девушка обернулась ко Льву и внимательно на него посмотрела.

Гебориец прочистил горло.

– Невозможно командовать теми людьми, которые потеряли веру. От них можно добиться только послушания, но не преклонения.

– Ты сказал мне. Лев, – начала Фелисин, – что к югу от нас есть один примечательный человек. Он является предводителем весьма потрепанной армии, а также огромной массы беженцев, насчитывающей десятки тысяч. Люди повинуются с полуслова, их вера безгранична... Как же предводитель добился подобного почитания?

Лев отрицательно покачал головой.

– Скажи, – продолжила она, – в твоей жизни ни разу не встречался подобный лидер, Лев?

– Нет.

– По этой причине ты в самом деле ничего не знаешь?

– Не знаю, провидица.

Скрывшись от взглядов троих мужчин, Фелисин сбросила лохмотья и облачилась в одеяние Ша'ики. Точно последовав описанию Льва, она надела все украшения, внезапно ощутив, что знакома с ними с детства. Придирчиво осмотрев пустынный котлован, Фелисин произнесла:

– Ну что же, пора идти, а не то Верховные Маги потеряют терпение.


– Согласно словам первого помощника, мы находимся в нескольких днях пути от Фалара, – произнес Калам. – На борту только и разговоров, что о попутном ветре.

– Бьюсь об заклад, что так оно и есть, – проревел капитан с кровати. На лице появилась такая гримаса, будто он проглотил что-то ужасно кислое.

Убийца наполнил стаканы и откинулся на спинку стула. Капитана терзал некий недуг, не позволявший ему подняться с кушетки уже на протяжении нескольких дней. Калам знал, что раны, причиненные телохранителем, здесь ни при чем. «Такое впечатление, что он получил тяжелое ранение головы. Да, а это чревато серьезными осложнениями». Во время разговора капитан начинал весь дрожать, но слова были четкими, а предложения лаконичными. Некая напряженность чувствовалась, когда он не мог выразить свою мысль. Несмотря на все это, взгляд капитана оставался разумным и даже хитрым – как всегда.

Убийца почувствовал, что находится в тупике. Тем не менее он знал, что капитан крайне нуждается в его присутствии.

– Вчера на закате дня наблюдающий вахты заметил на горизонте прямо по курсу быстроходный малазанский торговый катер. По всей видимости, так случилось, что он молчаливо миновал нас этой ночью без всяких признаков жизни. Сегодня утром я не заметил и следа этого судна.

– Никогда не выискивайте лучшее время. Вьюсь об заклад, экипаж этого судна до сих пор сверлит взглядом горизонт по правому борту, молясь о том, чтобы вновь не увидеть улыбающуюся пасть Беру.

Калам набрал полный рот водянистого вина, а затем посмотрел на капитана через покрытый трещинами ободок стакана.

– Прошлой ночью мы потеряли двух последних моряков. Я не перестаю удивляться тому лекарю, который находится на вашем судне.

– Он бежал от преследования Властелина, и вот он здесь.

– В таком случае ему необходимо пропустить через себя парочку галлонов пиратского эля.

– Этот человек не пьет.

– А я говорю, должен.

Капитан наградил убийцу взглядом, который был похож на вспышку огня либо на сигнальный маяк, обычно устанавливаемый на мелководье.

– Понимаю, твое состояние далеко от идеального, – тихо произнес убийца.

– Ага. Капитанская голова едва держится на плечах. В языке сидит сотня шипов, они стремятся к моему уху, словно желуди под ковром осенней листвы. Желуди хотят скрыться от посторонних глаз. Скрыться.

– Думаю, ты сказал бы, если бы мог.

– Сказал что? – спросил больной. Протянув трясущуюся руку, он взял стакан. – Я всегда говорил: невозможно достать руками до звезд. Невозможно отыскать один-единственный желудь под лиственным покровом целого леса.

– Знаешь, а твои руки выглядят довольно сносно.

– Да, знаю, – капитан потупил взор, будто бы разговор внезапно стал слишком тяжелым испытанием.

Убийца помедлил, а затем произнес:

– Я слышал о Пути...

– Кролики, – пробормотал капитан. – И крысы.

– Ну, хорошо, – вздохнул Калам, поднимаясь на ноги. – Мы обязательно найдем для тебя первоклассного денульского лекаря – дай только добраться до Фалара.

– Спешите, друзья.

– Да, мы делаем все возможное.

– Попутный ветер...

– Точно.

– Только помните: вокруг Фалара не было попутных ветров уже несколько сотен лет.


Калам вышел на палубу, поднял на мгновение лицо к небу, а затем двинулся в сторону кормы.

– Ну и как его дела? – спросил Салк Клан.

– Плоховато.

– Ранения головы всегда сопровождаются подобными симптомами. Один неверный удар, и ты до конца жизни начинаешь бормотать свадебные клятвы своей единственной болонке.

– Ну ничего, в Фаларе будет видно.

– Точно. Надеюсь, нам посчастливится найти на Бантре хорошего лекаря?

– На Бантре? Дыханье Худа, но почему Бантра, если главный остров располагается всего в нескольких лигах прямо по курсу?

Елан пожал плечами.

– По всей видимости, там находится место причала «Тряпичной Пробки». Если ты еще не заметил, то исполняющий обязанности первого помощника капитана – человек, который выше крыши заполнен предрассудками. Он относится к той разновидности моряков, Калам, что имеют в голове некоторые пунктики, – и ты хоть тресни, но не разубедишь его в обратном. Худ знает – я пытался.

В этот момент с наблюдательного пункта донесся громкий крик и прервал их разговор.

– Паруса! Две группы отчалили от портовой гавани. Шесть... семь... десять – благословенный Беру, да их там целый флот!

Калам и Елан перегнулись через борт, однако ничего, кроме волн, так и не увидели.

Послышался голос первого помощника с главной палубы:

– Куда они направляются, Полевка?

– На северо-запад – точно наперерез нашему пути, сэр!

– Если строго по курсу, – пробормотал Елан, – наша встреча состоится через двенадцать часов.

– Флот, – сказал Калам.

– Имперский. Это адъюнкт Тавори, друг, – мужчина обернулся и напряженно улыбнулся. – Если ты знаешь, что твоя родина сейчас купается в крови... слава богам, что мы движемся в противоположную сторону.

– Наконец-то на горизонте появился первый парус. «Флот Тавори. Он перевозит лошадей и войска, а за ним тянется шлейф, длиной в лигу, покрытый мусором, нечистотами, а также мертвыми телами людей и животных. Вот будет разгулье для акул и дхенраби! Любая достаточно длительная дорога крайне неблагоприятно сказывается на моральном духе армии. Люди начинают маяться от безделья, а это чревато серьезными последствиями. В них не остается ни капли милосердия – все выжигается жестоким огнем».

– Голова змеи, – тихо произнес Клан, – на длинной, растянутой шее империи. Скажи мне, Калам! А не хотелось ли тебе как старому солдату, хотя бы в глубине души, оказаться на палубе этого флота и лениво рассматривать в подзорную трубу наш одинокий парус, который движется в сторону Фалара? Представляешь, а одновременно в тебе зреет спокойный смертельный план – десятикратная месть Лейсин за все ее прегрешения... Хотя, если разобраться по существу, такова ее работа. Ответь, Калам, тебя не раздирают противоречивые чувства?

– Несмотря на безудержную фантазию, твои слова далеки от моих истинных мыслей, Клан. Ты не знаешь меня, товарищ, да никогда и не узнаешь.

Мужчина вздохнул.

– Мы же боролись плечом к плечу, Калам. Нас можно назвать смертельным тандемом. Понимаешь, наш общий друг в Эхрлитане подозревал о твоих намерениях, поэтому решил, что со мной ты имеешь гораздо больше шансов на успех...

Калам медленно повернулся лицом к Клану.

– Какие шансы ты имеешь в виду? – тихо спросил он, с трудом сдерживая дрожь.

Салк Елан беззаботно пожал плечами.

– Да любые. Ты же не питаешь отвращения к сотрудничеству, так? В своей юности, еще до рассвета империи, ты сотрудничал с Быстрым Беном, а еще раньше – Порталом К'настрой в Карачимехе? Худ знает, Калам, но каждый, кому известна твоя юность, осведомлен о том, что в партнерстве убийца добился выдающихся результатов. Ну и что ты на это ответишь?

Убийца медленно сощурился.

– А что заставляет тебя думать, Салк Елан, что в данной затее я нахожусь абсолютно один?

На короткий момент в глазах Елана сверкнула неуверенность, и она принесла убийце большое облегчение. Но затем на его лице моментально появилась дежурная улыбочка.

– И где же скрывается твой компаньон? На наблюдательной вышке под этим идиотским псевдонимом?

Калам обернулся.

– Именно так, где же еще?

Почувствовав на спине сверлящий взгляд собеседника. Калам двинулся широкими шагами вперед. «Твоим высокомерием, свойственным для каждого мага, несет за целую милю, дружище. Извини, но мне всегда было так приятно разочаровывать подобных людей».

Глава восемнадцатая

Я здесь – где все тени собираются вместе,

Я здесь – где сени двух Троп

Я здесь – где ворота правды,

Я здесь – где тайна живет.

Тропа.

Троут Сен'ал'Бхок'арала

Они подошли к небольшому выступу корней, который, по всей видимости, обозначал вход в лабиринт. Снаружи лежало четыре мертвых тела. Их лица были искажены от ужаса, конечности раздроблены, а на темных робах засохли большие пятна крови.

Увидев их, Маппо сразу все понял и чуть не онемел от ужаса. Смутные подозрения начали разрешаться самыми страшными вариантами. «Безымянные Герои... Священники Азаса, если такая сущность может вообще иметь священников. Сколько же холодных рук вело нас сюда? Меня, Икариума... по хитросплетенью корней... до самого Треморлора...»

Заворчав, Икариум сделал шаг вперед и наклонился над сломанным посохом, лежащим возле одного из тел.

– Однажды мне приходилось видеть подобные вещицы, – произнес Ягут.

Услышав эти слова, Трелл нахмурился.

– Как? Где?

– В снах.

– В снах?

Ягут слабо усмехнулся.

– О да, Маппо, у меня тоже есть сны, – Икариум вновь повернулся к телам. – Именно так и начинались все мои сны: я спотыкаюсь и чувствую сильнейшую боль. Однако на теле нет никаких ран, а оружие абсолютно чистое. Нет, боль заключена внутри... Такое впечатление, что ты сначала постигаешь какую-то истину, а затем ее резко теряешь.

Маппо уставился на спину своего друга, пытаясь уяснить смысл его слов.

– Я прибываю, – продолжил Ягут сухим тоном, – на окраину города. Это небольшой Треллский город посреди плоской равнины. Однако он полностью разрушен. На земле видны рвы и канавы, оставшиеся после взрывов магии. Улицы заполнены разлагающимися трупами людей, а великие вороны начинают свое пиршество, весело перекликиваясь между собой.

– Икариум...

– А затем появлялась женщина, одетая точно так же, как и те мертвые тела, что лежат сейчас перед нами. В руке она держала большой посох, из которого исходили потоки энергии. «Что же ты сделала?» – спросил я ее. «Только то, что необходимо», – послышался мягкий голос. Посмотрев ей в лицо, я понял: женщина страшно боится, и расстроился. – «Ягут, – продолжила она, – ты не должен странствовать в одиночку». Ее слова вызвали в памяти ужасные воспоминания. Картины, лица компаньонов – всего не перечесть... Оказывается, я редко оставался в одиночестве. Плечом к плечу со мною шагали мужчины и женщины – когда-то в одиночку, когда-то целыми легионами. Эти воспоминания наполнили мою душу большим горем, будто однажды я предал всех своих компаньонов, – Икариум замолчал и медленно кивнул. – Да, сейчас мне стало все абсолютно понятно. Каждый из них был охранником – прямо как ты, Маппо. Однако они проиграли, будучи убиты моей же собственной рукой. Да, жрица видела, что было написано на моем лице, для нее это открытая книга. Она кивнула, а посох охватил магический свет... и вот я уже иду один-одинешенек по безжизненной степи. Боль ушла, оставив после себя полную пустоту. Тут я почувствовал, что мои воспоминания уплывают далеко... что это всего лишь сон... И внезапно проснулся.

«Невероятно. Это же искажение истины. Я был свидетелем резни своими собственными глазами. Я разговаривал со жрицей. В снах, Икариум, тобою руководит злоба».

Скрипач прочистил горло.

– Похоже на то, что они охраняли вход. Кто бы ни настиг их здесь, он был очень силен.

– Эти люди известны в Ягут Одане, – произнес Маппо, – как Безымянные Герои.

Икариум сузил глаза и взглянул на Трелла.

– Полагают, что этот культ, – пробормотала Апсала, – давным-давно вымер.

Все в недоумении повернулись в ее сторону. Девушка пожала плечами:

– Знание Танцора... Искарал затрещал:

– Худ бы побрал все их гнилые души! Каждый из них – самонадеянный болван: как же они посмели говорить такие вещи!

– Какие вещи? – проворчал Скрипач. Верховный священник сжал себя в объятиях.

– Неважно... Давайте не будем об этом... Слуги Азаса – тьфу! Кто же тогда мы? Дырки от бублика? Мой предводитель прогнал их из Империи, о да! Это была задача для Лап, насколько вам мог поведать Танцор, – жизненно необходимая чистка, удаление шипов из тела императора. Беспощадная резня и осквернение. Оказалось, что в их клане имеется огромное количество секретов, делающих их крайне уязвимыми... Коридоры силы... О, как они негодовали, когда мой предводитель вошел в Дом Смерти...

– Искарал! – в негодовании крикнула Апсала. Священник пригнулся, будто кто-то шлепнул его по голове. Икариум обернулся к молодой женщине.

– Кто произнес это предостережение? Чьими словами говорили твои уста?

Она остановила холодный взгляд на Ягуте.

– Обладание этими знаниями накладывает очень большую ответственность, Икариум, причем ни для одного человека нет исключений.

Ягут вздрогнул.

Крокус сделал шаг вперед.

– Апсала? Девушка улыбнулась.

– Может быть, перед тобой стоит Котильон? Да нет, шутка, это я. Мне начинают надоедать подозрения, идущие со всех сторон. Такое впечатление, что бог, некогда обладавший мною, оставил след на всю жизнь. Много лет назад я была простой рыбачкой. Сейчас меня уже нельзя назвать обыкновенной простушкой.

Со стороны отца донесся громкий вздох.

– Дочь, – проворчал он, – ни один из нас не может возвратиться в свое прошлое, все мы меняемся. Кроме того, каждому из нас пришлось пройти серьезные испытания, чтобы попасть сюда, – он поморщился, будто бы испытывая затруднения в подборе слов. – Ты приказала верховному священнику заткнуться, чтобы защитить секреты Танцора – Котильона. Тебе известно, что он не хотел подобного развития событий. По этой причине подозрения Икариума имеют под собой вполне твердую почву.

– Однако, – возразила Апсала, – я уже не являюсь рабыней. Только мне можно решать, как распорядиться накопленными знаниями. У меня есть свои собственные мотивы, отец.

– Ну хорошо-хорошо, – произнес Икариум. – Считайте, что я наказан. – Взглянув на Маппо, он продолжил: – Что тебе известно о Безымянных Героях, друг?

Маппо помедлил, а затем произнес:

– Наше племя принимало их как дорогих гостей, но подобные визиты были крайне редки. Сейчас я думаю, что они считали себя слугами Азаса. И если легенды Треллов содержат хоть толику правды, то временем возникновения этого культа можно считать дату основания Первой империи...

– Они были уничтожены! – заверещал Искарал.

– Возможно, в границах Малазанской империи, – заключил Маппо.

– Друг мой, – произнес Икариум. – Ты утаиваешь истину. Я слышу их.

Трелл вздохнул.

– Они возложили на себя обязанность – обеспечить тебе охрану, Икариум. Именно так и обстоят дела с самого начала этой истории.

– Но почему?

– Вот этого я не знаю. Ты задаешь... – Трелл дрогнул, – интересные вопросы. Посвящение жизни благородным целям? Защита Азаса? – Маппо пожал плечами.

– Проклятые Худом обрубки! – проворчал Реллок. – Насколько мы знаем, они могут быть виновны во всех грехах.

Компаньоны с удивлением повернулись К нему. После продолжительного молчания Скрипач тряхнул головой.

– Нам пора, – произнес он. – Идем в лабиринт.


Руки и конечности. Они царапают по скрученным корням, они тянутся и изгибаются в тщетных попытках вырваться на свободу. Со всех сторон доносится страстная мольба: жизнь людей оказалась здесь случайно заключенной среди тысяч и тысяч других существ.

У Скрипача возникло минутное представление: как же человеческие лица будут выглядеть с телами, снабженными такими кошмарными конечностями. Фантазия его подвела, но сапер точно знал, что реальность, скрывающаяся за этими стенами, в сотни раз хуже его самых страшных кошмаров.

Треморлор – грубая темница, образованная из корней, – содержала в себе демонов, древних всевышних и созданий с такой чудовищной внешностью, что сапер сразу понял, сколь же многообразна жизнь на свете. Люди представляли собой несколько маленьких хрупких листочков на столь огромном дереве, которое не укладывалось в сознании. Шок лишил Скрипача мужества. Кто-то явно смеялся над ним, словно бескрайнее эхо несметного количества лет и миров, заключенных в этой тюрьме.

Со всех сторон доносились звуки битвы – треск дерева, хрипы и стоны... Все это были другие тропы лабиринта. Азаса пытались атаковать со всех сторон. От звериных воплей стыла кровь в жилах, но путешественники понимали, что вселяющая ужас вечная война и не может иметь другого лица.

Рукоятка арбалета стала мокрой от пота Скрипача, он шел впереди всех, медленно ступая по самому центру тропы. Со всех сторон тянулись страшные руки и лапы. Впереди виднелся острый изгиб дороги. Сапер присел и оглянулся на остальных спутников.

В сопровождении остались только три Гончие. Шан и Клык пропали – видимо, двинулись по параллельным путям. Скрипач видел, что Баран, Слепая и Крест не проявляли никаких признаков беспокойства, поэтому решил успокоиться и сам. Безглазая Гончая путешествовала в нескольких шагах от Икариума. Складывалось впечатление, что эта парочка встречалась не впервые, совместно пройдя немало троп. Баран завершал их процессию, в то время как Крест – бледная, испещренная гора мускулов – держалась около сапера. Порой она поднимала к нему свои черные блестящие глаза, как бы успокаивая солдата.

Поежившись, Скрипач вновь обратил свой взгляд на Слепую. «Она так близко... к Икариуму...» Ягут понимал это так же четко, как и Маппо. Наверняка, Повелитель Теней так и задумал... Треморлор никогда не посмеет забрать к себе Гончих – этих древних убийц...

Маппо стоял сбоку от Ягута, который держал в руках полированную булаву. Волна сострадания наполнила Скрипача: Трелл не мог найти себе места. Перед ним стоял не просто Изменяющий Форму, а старый спутник, он любил его как брата.

Крокус и Апсала, как и прежде, достали из ножен боевые ножи и встали по флангам от слуги. Пуст притаился на расстоянии нескольких шагов за их спинами.

«Вот и все наше войско – ничего более».

Внезапно Скрипача охватило странное чувство. Намереваясь повернуть за угол, он почувствовал, будто его спину сжала чья-то рука. «Дальше идти нельзя. Надо подождать, – сапер вздохнул. – Чего же еще ждать?»

Глаза Скрипача все еще блуждали по своим спутникам, и в этот момент он заметил, как корни за их спинами начали медленно подниматься.

– Худ!

Мгновение спустя все вокруг пришло в движение: прямо перед ним появилась огромная туша какого-то животного, которое начало сотрясать воздух диким ревом. Скрипач почувствовал, что его костный мозг превратился в мелкие кристаллики льда. Над головой раздалось хлопанье чешуйчатых крыльев, а перед глазами он увидел огромные когти.

Стоящий во главе Сольтакен предстал в образе бурого медведя, достигающего по размерам грузовую повозку знати. Со всех сторон к его темному меху тянулись уродливые конечности неизвестных тварей. Скрипач заметил, как медведь дернул за одну конечность, состоящую из трех суставов. В ту же секунду в воздух брызнула струя черной, старой крови. Не обращая внимания на попытки узников достать его, похожие на комариные укусы, медведь двинулся вперед.

Скрипач опустился на пол, представляющий собой хитросплетенье корней. Тяжелое горячее дыхание, а также пот, заливающий глаза, не давали ему даже выкрикнуть предостережение. Хотя, по сути, кому оно было нужно?

Над головой пронеслась темная масса. Скрипач перевернулся, встал на ноги и обнаружил, что медведь уже оказался позади.

Внимание зверя было полностью поглощено обливающимся кровью энкар'алом, который завис в воздухе. Это был еще один Сольтакен, издающий яростные крики. Медведь предпринял атаку, и рептилии ничего не оставалось, как отстраниться назад – как раз в то место, где стоял Трелл со своей булавой.

Скрипач даже не мог себе представить, какую мощь может иметь удар Маппо. Максимально размахнувшись, Трелл обеими руками опустил наконечник своего оружия на грудь энкар'ала. Послышался хруст сминаемых костей. Рептилия, напоминающая по размерам быка, потеряла равновесие и обрушилась на землю. Переломив крылья, она получила сильный удар по голове. Из глаз и ноздрей хлынула темная кровь.

– Нет! – внезапно закричал Трелл.

Скрипач бросил взгляд на Икариума, однако причиной крика Маппо оказался вовсе не он. Гончая Крест разбежалась и атаковала бурого медведя со спины. Взревев, Сольтакен бросился в сторону, наткнувшись на стену из корней. В то же мгновение из-за решетки протиснулась чья-то зеленая рука, она мертвой хваткой вцепилось в горло медведя. Сольтакен был чудовищно силен, однако эта рука оказалась ему не по зубам.

В то же самое мгновение Крест подпрыгнул и сомкнул свои челюсти на плече зверя. Послышался хруст костей. Безумно мотая головой, Гончая умудрилась напрочь оторвать конечность.

– Мессремб! – заревел Трелл, сдерживая Икариума в объятиях. – Это же наш союзник!

– Сольтакен! – заверещал Искарал Пуст, принявшись танцевать на одной ноге.

Маппо медленно осознал смысл своих слов.

– Друг, – прошептал он и опустился на землю. Скрипач догадался. «Это первый друг, которого мы потеряли сегодня. Первый...»

Треморлор начал протягивать к обоим Сольтакенам длинные, как щупальца, корни, и через несколько минут каждый из них оказался в своей собственной вечной тюрьме. Медведь, из обрубка лапы которого бешено хлестала кровь, попытался бороться с новыми для себя узами, однако мощь Азаса была несоизмерима. Корни начали сжиматься, камера уменьшаться, и, наконец, Сольтакен почувствовал, что ему начало не хватать воздуха. Вокруг глаз появились синие круги, а белки начали вылезать их орбит.

Корни ослабили хватку, затем подобрали несколько валяющихся на полу лап, костей, кусков плоти и мгновенно их поглотили.

– Маппо, – произнес Икариум. – Посмотри на ту странную руку, которая так и не отпустила хватку вокруг его шеи. Знаешь, что это означает? Треморлор – это не вечная тюрьма для Мессремба. Как и в случае энкар'ала, Худ возьмет его душу к себе...

Корни противоположных стен практически сомкнулись друг с другом.

– В лабиринте появилась новая стена, – произнес Крокус.

– В таком случае, надо спешить, – прошептал Скрипач, только сейчас поднимаясь на ноги. – Бегом.


Они вновь двигались в полной тишине. Скрипач обнаружил, что после произошедших событий его руки начали неистово трястись. Это мешало держать арбалет, а онемение, захватившее разум, не позволяло сосредоточиться.

«Мы же не выживем здесь. Даже сотни Гончих Тени окажется недостаточно. Изменяющие Форму покоятся тут сотнями, тысячами, однако сколько из них достигнет Дома? Только самые сильные... самые сильные... На что же отважились мы? На то, чтобы ступить в Дом и найти врата, что перенесут нас в Малаз, в сам Дом Смерти. Боги, да мы же просто пешки в этой игре... за исключением человека, который опасается своей силы и которого боится сам Азас».

Со всех сторон начали вновь доноситься звуки разгорающейся битвы. Параллельные коридоры стали свидетелями такой резни, и им самим в ней придется скоро участвовать. В самом деле, ужасные звуки становились все громче и ближе... «Мы приближаемся к Дому... Пути пересекаются...»

Скрипач остановился и вновь обернулся на своих спутников. На лице каждого из них отражались те же самые мысли, что терзали сапера. Молчаливо переглянувшись, они абсолютно точно поняли друг друга. Впереди послышался шорох шагов. Скрипач обернулся и увидел бешено бегущую Гончую Шан. Ее бока, покрытые глубокими ранами, шумно вздымались.

«О, Худ!..»

В этот момент послышался новый звук, он приближался сзади, оттуда, где только что скрылась эта Гончая.

– Он был предупрежден! – закричал Икариум. – Гриллен! Вы все были предупреждены!

Маппо положил руки на плечи друга. Волна ярости, исходящая от Икариума, наполнила воздух, будто бы весь Путь задержал дыхание. На лице Ягута не было никаких эмоций, однако Скрипач явственно увидел, насколько напряжены руки Трелла. Внезапно Маппо испустил такой возглас боли, разочарования и страха, что сапер опустился на колени... Из его глаз полились слезы.

Гончая Слепая встала мордой к Ягуту, ее хвост недобро зашевелился. Подобная картина повергла сапера в шок.

Крест и Баран повторили действие своей предводительницы, образовав нечто вроде заградительного барьера вокруг Икариума. Скрипач понял, что оказался в стороне и поднялся с земли. В то же мгновение он почувствовал – ноги стали как ватные... Подобное ощущение охватывало его тогда, когда ему приходилось выпивать несколько галлонов вина. Все смотрели на Икариума – тот находился на гране своих возможностей... Вот-вот терпение кончится, и начнется настоящий террор.

Все три Гончие вздрогнули и попятились назад. Скрипач обернулся – тропа впереди оказалась закрыта новой колышущейся массой корней. «О, неужели нам предстоят новые испытания».


Девочке, облаченной в кожаную жилетку с пришитыми расплющенными медными монетами в виде щитков, было не более одиннадцати-двенадцати лет. В руках она держала острием вперед большую пику – настолько тяжелую для хрупкого организма, что на лице выступили капли пота.

Фелисин заметила у голых пыльных ног девочки огромную корзину, наполненную цветочными букетами и венками.

– Ау тебя неплохо получается, – произнесла Фелисин. Молодая караульная молчаливо переводила взгляд со Льва на Толбакая.

– Ты можешь опустить свое оружие, – тихо произнес пустынный воин.

В ту же секунду кончик дрожащего копья уткнулся в песок. Раздался грубый голос Толбакая:

– На колени перед Возрожденной Ша'икой!

Девочка мгновенно выполнила приказ и упала ничком на землю. Фелисин присела и дотронулась до ее головы.

– Можешь подняться. Как твое имя?

Девочка нерешительно поднялась и решила на всякий случай кивнуть.

– Понятно, – произнес Лев. – Она похожа на одну из многочисленных сирот, живущих в этих местах. Еще ни один человек не обратился к ней по имени. Пойми, Возрожденная Ша'ика! У этой девочки нет имени, однако она уже решила посвятить всю свою жизнь служению тебе.

– Если это действительно так, то она вполне заслужила иметь имя. То же самое относится и к остальным сиротам.

– Поступай так, как считаешь нужным. Кто будет говорить с ними?

– Я сделаю это сама, Лев.

Окраины оазиса были обложены невысокими покосившимися стенами из глиняного кирпича. За ними виднелся десяток полуиссохших пальм, у подножия которых в листве шуршало несколько песчаных крабов. Рядом стояла дюжина белых коз, те с интересом повернули свои светло-серые глаза по направлению к незнакомцам.

Фелисин вновь опустилась на корточки и подняла один из небольших цветочных венков. Осмотрев со всех сторон, она с улыбкой продела через него правую руку.

После этого путешественники вновь двинулись в центр оазиса. Воздух постепенно становился прохладнее; вид небольших лужиц с водой и густой растительности шокировал людей, привыкших за несколько месяцев к палящему солнцу и белому песку. Вокруг виднелось множество руин – по всей видимости, здесь когда-то находился большой город с роскошными садами, лужайками, бассейнами и фонтанами. Вокруг лагеря было расположено несколько загонов; лошади, стоящие там, выглядели сытыми и отдохнувшими.

– Насколько велик этот оазис? – спросил Гебориец.

– А почему бы тебе не поинтересоваться у своих призраков? – спросила Фелисин.

– Не могу. Этот город подвергся очень жестокому разрушению. Древние захватчики старались разрушить последние островки культуры Первой империи. Посмотрите, под ногами лежит огромное количество битых черепков. Тонкие осколки небесно-голубого цвета принадлежат Первой империи, а грубые, красные – захватчикам. Подобная смена событий имеет место на протяжении всей истории: – от изысканного до отвратительного. Эта истина заставляет мою душу сжиматься от горя.

– Оазис очень широк, – начал рассказ Лев, обращаясь к бывшему священнику. – Часть земель содержит настоящий перегной, на них мы выращиваем корма для скота и зерно. Посмотрите на те высокие деревья! Это несколько огромных кедров, которые остались от древнего леса. Все остальные пеньки давно превратились в камень. На территории оазиса много бассейнов и озер – воды здесь действительно с избытком. Будь на то наша воля, мы никогда не покинули бы этот благодатный край.

– Сколько здесь проживает людей?

– Одиннадцать племен – сорок тысяч кавалеристов, лучше которых не видел белый свет.

– На что способна кавалерия против нескольких легионов пехоты, Лев? – проворчал Гебориец.

Пустынный воин улыбнулся.

– Они способны изменить лицо войны, старик.

– Многие пытались добиться этого, – возразил Гебориец. – Что предопределило успех малазан в военных действиях? Их способность к адаптации, лабильная тактика на поле боя. Думаешь, империя не встречалась с подобными культурами раньше, Лев? Встречалась и порабощала их. Прекрасным примером могут служить виканы или сети.

– И как же империя побеждала?

– Я не историк, поэтому не могу помнить тех деталей, которые меня не интересовали. Имей вы библиотеку с имперскими текстами, написанными Антилопой и Таллобантом, то давно прочитали бы об этом сами. При условии, конечно, что вы знакомы с малазанским языком.

– Вы определяете границы региона, – начал свою тираду Лев, – создаете сезонную карту погоды. Затем происходит захват жизненно важных источников с водой, постройка укреплений и фортов. Затем начинается длительная осада врага, выматывание нервов. Если терпения не хватает, то пастбища поджигаются и начинается резня всех животных, что на четырех ногах. В противоположном случае вы обещаете каждому вновь примкнувшему боевому клану равноправный дележ добычи и сохранение их как боевого подразделения. В результате вся молодежь переходит на вашу сторону. Остаются только старики и старухи, и они шепотом рассказывают о некогда великой свободе.

– Неужели кто-то читал наших историков?

– Да, у нас большая библиотека, Гебориец, которая была создана по настоянию старейшин Ша'ики. «Знай своего врага лучше, чем он знает тебя», – так сказал Келланвед.

– Осмелюсь сказать, что он был не первым в своем изречении.

Глинобитные племенные хибары начали появляться с обеих сторон от широкой дороги, на которую повернули путешественники. Во дворах играли дети, а большие мулы тянули тяжелые повозки со стороны центра – торговый день на сегодня заканчивался. Своры собак, завидев незнакомцев, с лаем бросались им навстречу. Как только одна из них замечала большую белую медвежью шкуру на широких плечах Толбакая, дворняг как ветром сдувало.

Постепенно за спинами пришельцев образовалась большая толпа, она медленно следовала по направлению к центру оазиса. Фелисин чувствовала, что на нее смотрят тысячи глаз, слышала какое-то безотчетное бормотанье. «Ша'ика, еще не Ша'ика. Нет, Ша'ика – посмотрите на ее сопровождение: двоих избранных пустынных воинов – Толбакая и Льва Великой Пустоши... Посмотрите, как они истощены после долгого перехода. Пророчество говорит о возрождении, обновлении. Ша'ика вернулась. Мы долго ждали, и, наконец, она возродилась. Возрожденная Ша'ика...»

– Возрожденная Ша'ика! – два этих слова, словно волны из шепота начали превращаться в громкое скандирование. Весть распространялась с быстротой молнии.

– Надеюсь, в центре есть какая-то площадь или амфитеатр, – пробормотал Гебориец. Иронично усмехнувшись над Фе-лисин, он продолжил: – Помнишь, девушка, когда мы в последний раз шли по улицам, запруженным народом?

– Лучше двигаться от стыда к триумфу, Гебориец, чем наоборот.

– С этой мыслью не поспоришь.

– Перед дворцовой палаткой имеется парадная площадь, – произнес Лев.

– Дворцовая палатка? А, символ вечных перемен, дань традициям... Я конечно понимаю, что нужно почитать своих отцов, но не до такой же степени.

Лев обернулся к Фелисин.

– Твой компаньон очень неуважительно отзывается о наших предках. Это может за собой повлечь серьезные проблемы. Возрожденная Ша'ика! Когда мы встретимся с верховными магами...

– Он благоразумно закроет свой рот на замок.

– Лучше было бы сделать это пораньше.

– А давайте отрежем ему язык? – встрепенулся Толбакай. – Сразу никаких проблем и беспокойств.

– Ты до сих пор меня недооцениваешь, дурачок! – засмеялся Гебориец. – Я слеп, однако прекрасно все вижу. Ну, отрежете вы мне язык – я все равно буду говорить... Да расслабься, Фелисин. Я же не совсем еще выжил из ума.

– Если ты продолжишь называть ее старым именем, то именно так мы и подумаем, – предупредил Лев.

Фелисин перестала вслушиваться в их перепалку. Несмотря на то что мужчины до сих пор периодически обменивались колкостями, она почувствовала, что, наконец, между ними появилось какое-то странное единение. Нет, о дружбе речи не шло – в конце концов, Толбакай чуть не убил Геборийца, это было гораздо сложнее. «Мое возрождение – вот что объединило этих людей, несмотря на то, что каждый из них стоит по вершинам треугольника. Лев, разумеется, занимает главенствующее положение. Именно Лев, в котором у меня нет никакой уверенности». Странники медленно продвигались к центру поселения. По одну сторону от дороги девушка увидела высокий помост, его по кругу охватывал довольно большой фонтан.

– Именно здесь и начнется история.

– Что? – обернулся Лев с удивленным выражение лица.

– Я буду говорить со своими последователями.

– Здесь? До встречи с верховными магами? – Да.

– И ты заставишь троих самых сильных людей поселения ждать?

– Неужели подобные мелочи могут волновать Ша'ику, Лев? Неужели мое возрождение требует какого-то благословения? К своему несчастью, среди моих последователей нет верховных магов, не так ли?

– Но...

– Тебе настало время закрыть свой рот, Лев, – произнес весьма враждебным тоном Гебориец.

– Расчисть мне дорогу, Толбакай, – приказала Фелисин. Гигант резко развернулся и широкими шагами направился к платформе. Он не проронил ни единого слова, однако этого и не требовалось. В гробовом молчании толпа расступилась и пропустила всю процессию к помосту.

– Толбакай, пожалуйста, начни за меня. Раз я действительно вознеслась, назови меня по всем правилам.

– Конечно, Избранный Герой.

– Сейчас так называют апторианцев, – тихо проворчал Гебориец.

При подъеме на каменную платформу в голове Фелисин пронесся каскад мыслей. «Ша'ика возродилась – темное покрывало Дриджхны вновь опустилось на мир. А меня зовут Фелисин – отпрыск благородного семейства Унты, шлюха Глубинного Рудника. Осталось только открыть священную Книгу, и на этом ритуал завершится. Я видела лицо самого Абисса, прошла через море испытаний... Но сейчас пришла пора взять власть своей предшественницы. Наконец-то настал порог той новой жизни, о которой я так долго мечтала. Всего-то – открыть Книгу... Кто бы мог подумать, что боги окажутся такими сговорчивыми? Ша'ика знает мое сердце, а это является гарантом уверенности в завтрашнем дне. Проще пареной репы... Я буду обладать огромной властью во всех ее проявлениях, но Фелисин никуда не исчезнет... Ее твердое сердце, добрая душа будут жить на широких просторах Абисса.

Однако Льву известно...»

– На колени перед возрожденной Ша'икой! – рев Толбакая был подобен небесному грому в жарком неподвижном воздухе. Все как один упали на землю, преклонив головы.

Фелисин вышла из-за спины гиганта. Мощь Дриджхны вливалась в нее тонкими струйками. «О, дорогая богиня, драгоценная покровительница, неужели ты будешь медлить со своим даром? Неужели подобно этой толпе, подобно Льву, ты станешь ждать доказательства моих слов? Ждать моих намерений?»

Силы, вошедшей в девушку, было достаточно, чтобы донести ее потаенные мысли до уха каждого находящегося здесь человека, включая тех трех верховных магов, стоящих в этот момент под сводчатым проходом, ведущим к площади. «Они стояли, не преклонив колени».

– Поднимитесь, мои правоверные последователи! Фелисин почувствовала, как три человека на отдалении вздрогнули от этих слов. «Ах, теперь понятно, где вы стоите, каждый из вас...»

– Священная пустыня Рараку находится под защитой кольца Вихря, обеспечивая неприкосновенность моего возвращения. Однако снаружи слышны призывы повстанцев к оружию! Необходимо вновь обрести независимость от тирании Малазанской империи, которая проливает во всем мире реки крови. Мои слуги являются предводителями огромной армии. Все Семь Священных Городов, кроме одного, были освобождены, – девушка помедлила, ощутив, как новая, доселе невиданная сила вселяется в ее тело. – Наше время, отведенное на подготовку, закончилось. Пришла пора покинуть оазис и показать, кто в мире хозяин. Императрица, сидящая на троне на расстоянии нескольких тысяч лиг отсюда, хочет нас наказать. К Семи Городам приближается флот, а также армия под предводительством избранного адъюнкта. Его мысли я читаю, словно открытую книгу, – поверьте мне на слово. Эта женщина не способна иметь от меня никаких секретов...

Три верховных мага не двигались. Внезапно Фелисин осенило, и она узнала их... По всей видимости, это был подарок старейшин Ша'ики. Теперь девушка могла различать их лица так, будто они стояли на расстоянии одного шага от нее. Кроме того, они были также осведомлены о внезапном прозрении Воскресшей Ша'ики. Фелисин ощутила неистовый восторг, когда три достопочтенных старца начали трястись от ужаса. Самым старшим среди них был ветхий старик Бидиэал – тот самый, который благодаря своим собственным видениям нашел ее еще ребенком. Его затуманенные глаза неотрывно смотрели Фелисин в душу. «Ну что, Бидиэал, ты помнишь того ребенка? Ты таким варварским способом использовал меня на протяжении целой ночи, пытаясь получить все возможные от плоти наслаждения. Ты сломал ребенка в самом начале его духовного развития, оставил в душе незаживающие шрамы... Ребенок был не способен к сопротивлению, он не мог сообщить богине о всех твоих злодеяниях. Бидиэал, тебе уготовано место в огне Абисса – да ты и сам, наверное, об этом уже догадался. Однако пока придется мне послужить. На колени».

С двух различных точек зрения – вблизи и на расстоянии нескольких сотен метров – девушка увидела, как старик безвольно упал ниц. Сверху на него опустился большой черный балахон. Фелисин обратила внимание к следующему человеку. «Фебрил, самый малодушный из всех верховных магов. Трижды ты пытался отравить меня, и все три раза Дриджхна сжигал яд в моих венах. Поэтому и наказание совсем не одно. Неужели ты думаешь, что я закрою на это глаза? А что по поводу твоего давно забытого преступления – бегства от Дассема Ультора перед самым началом финальной битвы, когда ты больше всего был ему нужен. Думаешь, я ничего об этом не знала? Тем не менее, пока ты мне нужен – тебе предстоит открыть имена всех остальных предателей. На колени, ублюдок!» С последним восклицанием она выплеснула в воздух сгусток энергии, поваливший мужчину на землю огромной невидимой рукой. Захныкав, он скорчился на мягкой земле.

«Наконец-то мы добрались до тебя, Л'орик, до моей единственной тайны! Твои колдовские способности весьма внушительны, именно они создают вокруг непроницаемый барьер. Ход твоих мыслей так и остался для меня загадкой; мне неизвестна даже глубина твоей преданности. И несмотря на то что ты кажешься весьма ненадежным, я наделяю тебя верховной властью. Знаешь, почему? Благодари свою прагматичность, которая свойственна также и Льву. Однако помни: я буду знать о каждом твоем решении, каждом слове. Итак, верховный маг, выбирай».

Он упал на одно колено и преклонил голову.

Фелисин улыбнулась. «Везде я вижу полумеру. Очень прагматично, Л'орик. Я не ошиблась в тебе».

В ответ Фелисин увидела кривую усмешку, которую не мог скрыть глубокий темный капюшон.

Закончив с тройкой магов, девушка обратила внимание на толпу, ожидающую дальнейших указаний. В воздухе повисло гробовое молчание. «Что же остается?»

– Мы должны выйти на войну, мои дети. Но этого недостаточно. Мы должны объявить для всех наши цели и требования.

Наконец-то богиня была готова.

Фелисин – Возрожденная Ша'ика – подняла руки.

Над головой появился блеск золотой пыли, он постепенно превратился в мерцающий столб. Поднялся сильный ветер, который начал поднимать к небу пыль. За ней потянулся и золотой столб, распространяя во все стороны блестящие брызги. Он рос, становясь все шире и шире.

«Вихрь был всего лишь подготовкой нынешнего дня. Эта колонна представляет собой флаг Дриджхны, древком его является Апокалипсис. Наш штандарт будет виден каждому смертному на всем континенте. Наконец-то началась настоящая война. Моя война».

Отпрянув в сторону, девушка подняла голову и принялась смотреть на творение своих рук. «Дорогая сестричка, ну вот пришел и твой черед».


Арбалет, который держал в руках Скрипач, резко дернулся. Поток огня охватил вздымающуюся массу крыс; они горели, чернели и падали на пол.

Путешественники, преследуемые кошмарным Грилленом, начали отступать, и сапер оказался в самом хвосте колонны.

– А Д'айверс украл довольно сильные жизни, – произнесла Апсала. Маппо, сгибаясь под тяжестью тела своего друга, кивнул. – Гриллен никогда не демонстрировал такой расторопности.

Расторопность. Скрипач заворчал, обдумывая это слово. В момент своей последней встречи с Д'айверсом он видел всего лишь несколько сотен крыс. Сегодня их число насчитывало тысячи, может быть, десятки тысяч – об этом оставалось только догадываться.

Гончая Клык присоединилась к команде и сейчас руководила отступлением, осторожно спускаясь вниз по узкому туннелю. Им ничего не оставалось, как попытаться найти окружной проход вокруг Гриллена.

«Пока Икариум потерял контроль... Но боги, как же близко мы находимся от этого события...»

Сапер засунул руку в походный мешок и достал оттуда последний снаряд. Помедлив, он передумал и зарядил зажигательную смесь. У Скрипача совсем не было времени на то, чтобы зарядить смесь в стрелу, поэтому он в конце концов отказался от этой идеи. Крысы, идущие во главе огромного полчища, наступали: до них оставалось менее полудюжины шагов. Сердце застучало как паровой молот. «Неужели я позволил им подойти слишком близко? Дыханье Худа!» Размахнувшись, он со всей силы швырнул гранату.

В воздухе повис запах жареных крыс.

Подвижный огонь пожирал маленькие тельца, не щадя никого. Твари бросились врассыпную.

Сапер развернулся и побежал.

Он чуть не наткнулся на челюсти Шан, перепачканные кровью. Вскрикнув, Скрипач увернулся и чуть не упал, поскользнувшись на влажной земле. Все остальные остановились. Сапер вскочил на ноги.

– Ну и кого же вы ждете? Бегом отсюда!

– Но куда? – раздался сухой, озабоченный голос Крокуса. Обернувшись, Скрипач заметил, что с обеих сторон коридора стоят непролазные заграждения из крыс.

Четыре Гончих начали атаковать черное войско, и только Шан остался вместе с людьми. Он занял место Слепой, подойдя как можно ближе к Икариуму.

Внезапно раздался бешеный вопль Ягута. Дернув плечами, он практически безо всяких усилий освободился от мертвой хватки Маппо. Трелл покачнулся, потерял равновесие и с глухим стуком упал на ковер из корней.

– Всем пригнуться! – закричал сапер. Его рука шарила в мешке, пытаясь нащупать большой гладкий предмет.

Взвыв, Икариум обнажил свой меч. Деревянные ножны треснули и разлетелись в щепки. Небо металлического цвета приобрело багровый оттенок; вихрь завертелся прямо над головой Словно дождь, со всех сторон брызнул древесный сок.

Шан предпринял атаку Икариума, однако стоило Ягуту махнуть рукой, как огромный пес, словно маленький щенок, отлетел в сторону.

Скрипач наблюдал за действиями Икариума еще несколько секунд, затем решительно развернулся, зарядил последний снаряд и выстрелил в сторону крыс.

Однако арбалет оказался заряженным не снарядом.

Широко раскрыв глаза, Скрипач заметил, как на землю в нескольких метрах от него приземлилась раковина. Раздался звон, и она разбилась вдребезги.

Сапер слышал за спиной громкий треск и вопли, времени на то, чтобы развернуться, у него не было. Из осколков раковины начал доноситься шепот танно Бродящей Души. «Ох, это же был его подарок!» – вспомнил Скрипач. Тихий шепот наполнил окружающий воздух... Это был вой костей, который вибрировал в мышцах.

Огромная масса крыс попыталась ретироваться, но все пути к отступлению были отрезаны – голос слышался отовсюду.

Мелкие твари начали корчиться, их плоть съежилась, оставив на земле только кости и шерсть. Песнь поглотила их практически целиком.

Вопль тысячи голосов Гриллена напоминал собой мучительную боль и страшный кошмар. Через несколько минут затих и он.

Скрипач попытался закрыть уши, поскольку песнь проникла в мозг, начав разрушать его изнутри. Этот голос принадлежал вовсе не человеку, вовсе не смертному. Сапер развернулся и упал на колени. Глаза широко раскрылись. Он с трудом понимал события, что разворачивались прямо перед ним.

Все спутники лежали на полу, корчась от боли. Гончие съежились и неистово дрожали. Маппо лежал поверх распростертого Икариума, не проявляющего признаков жизни. В руках Трелла находилась костяная дубинка, наконечник которой был окрашен цветом крови. Кроме того, поверх него висело несколько прядей длинных рыжих волос. Наконец Маппо бросил оружие и также прижал свои руки к уху.

«Боги, да ведь это убьет нас всех – прекратите! Прекратите немедленно!»

Скрипач почувствовал, что сходит с ума. Зрение раздвоилось, и теперь он видел перед собой стену, состоящую из огромного потока воды. Покрытая белой пеной, она перескочила через путешественников и ринулась вниз, сметая на своем пути любые преграды. Обернувшись, сапер увидел, что подобные стены были везде и что все они, словно зеркало, отражали происходящие здесь события. На свет появились камни каких-то древних строений, зеленые водоросли, гниющие остатки затонувших кораблей, покрытые ракушечником ржавые металлические детали, кости, черепа, ведра, бронзовые ящики, расщепленные мачты и такелаж... Все это представляло собой затопленные воспоминания бессчетных цивилизаций, лавину трагических событий, что давным-давно стерлись из памяти людей.

Волна поглотила их и с безумной яростью понесла дальше.

В то же мгновение видение пропало, оставив людей сухими, как пыль.

Воздух наполнила абсолютная тишина, изредка прерываемая тяжелым дыханием путешественников, звериными криками, шорохом одежды и оружия.

Скрипач поднял голову и медленно поднялся на колени. Впечатление о произошедших событиях никак не могло оставить его, наполняя душу невыразимой горечью.

«Покровительное волшебство?»

Бродящая Душа улыбнулся: «В некотором роде».

«А я планировал отослать твой проклятый подарок в Г'данисбан. Ну и дела: мой последний заряд оказался проклятой морской раковиной... Я даже и не удосужился проверить. Дыхание Худа!»

В этот момент Скрипач почувствовал, что в воздухе поднимается новое безотчетное напряжение. Сапер осмотрелся. Маппо схватил дубинку и встал над Икариумом – тот до сих пор находился без сознания и лежал ничком на земле. Вокруг него сновали взъерошенные Гончие.

Скрипач взял арбалет.

– Искарал Пуст! Отзови своих Гончих, черт бы тебя побрал!

– Выгодная торговая сделка! Азас захватит его, – прошептал верховный священник, все еще покачиваясь на ногах от последствий магии танно. – Сейчас самое время!

– Нет, – проревел Трелл.

Скрипач задумался. «Сделка, Маппо. Икариум четко определил свои желания...»

– Отзови псов немедленно Пуст, – произнес он, двинувшись к нервному старикашке. Засунув руку в походный рюкзак, сапер вытащил на свет небольшой кожаный пакет. – Всего один-единственный заряд, и все твои Гончие превратятся в твердый мрамор. Их даже не спасет, если я упаду поверх своего заряда, сверху.

– Проклятые саперы! Кто только придумал их! Безумие! Скрипач усмехнулся.

– Кто их при думал? Конечно, Келланвед, кто же еще! Он вознесся, став твоим богом, Пуст. Думаю, ты оценил эту иронию, верховный священник.

– Сделка...

– Она еще подождет. Маппо, насколько сильно ты его ударил? Как долго он будет находиться в забытьи?

– Столько, сколько нужно, друг. «Спасибо тебе за слово "друг"».

– Очень хорошо.

– Отзови собачонок, Пуст. Мы идем к Дому.

Верховный священник перестал шататься; помедлив, он махнул рукой назад. Увидев Апсалу, лицо старикашки расплылось в широкой усмешке.

– Именно так и поступают настоящие солдаты, – произнесла девушка.

Усмешка пропала.

– Сегодняшняя молодежь не знает преданности, не знает стыда. Именно поэтому у нас все идет наперекосяк. Разве ты не согласен, слуга?

Отец Апсалы поморщился.

– Ты слышал ответ моей дочери.

– Ее язычок слишком развязан, о да. Ты избаловал ее, старик, и предал нашу с тобой старость. Увы! Что же будет дальше?

– Дальше мы отправимся в путь, – произнес Скрипач.

– Не бойтесь, осталось совсем немного, – крикнул Крокус, указав пальцем вперед. – Я вижу Дом. Я вижу Треморлор.

Сапер увидел, как Маппо повесил оружие через плечо и нежно, бережно поднял Икариума на руки. Тело Ягута безвольно свисало вниз. Эта сцена была пронизана такой трогательной заботой, что Скрипач не выдержал и отвел взгляд.

Глава девятнадцатая

Подарком громадного войска Седьмых,

Что почило в песчаных могилах своих,

Был особенный праздник —

То день Чистой Крови...

Подарком громадного войска сперва

Багровая ширь Реки жизни была.

Подарком Седьмых, подарком Седьмых...

Цепь Псов.

Тес'соран

На местном кан'ельдском диалекте этот день стали называть Месх'арн то'леданн – День Чистой Крови. Устье реки Ватары представляло собой месиво из крови и человеческих тел на протяжении недели после резни; впадая в Море Помощь Доджал, она окрашивала его в бурый цвет. Каждый прилив на огромном удалении от места битвы приносил изуродованные части человеческих тел. Моряки, которые в течение всей своей жизни непрестанно утюжили эти воды, наступившие дни назвали Сезоном Акул: эти прожорливые твари начали рвать огромные сети, однако и без них богатый улов приводил в ужас видавших виды людей.

Ужас не знал конца и края. Не щадя никого, он, словно огромное чернильное пятно, распространялся от одного племени к другому, от поселка к городу. Однако наибольшая паника возникла среди местных жителей Семи Городов. Малазанский флот под предводительством непреклонной как сталь женщины находился уже в пути. Происшествие на переправе Ватары только придало ей мужества.

Тем не менее Дон Корболо вовсе не собирался отступать.

Кедровый лес к югу от реки рос в несколько ярусов на огромных известняковых плитах, покрытых небольшим количеством почвы. Торговая дорога круто забирала вверх, создавая для войска большие трудности. И чем дальше в лес продвигались остатки некогда огромного каравана, тем сложнее становилась дорога.

Антилопа, который вел свою лошадь под уздцы, начал спотыкаться. Рядом гремела большая повозка, переполненная ранеными солдатами. На облучке сидел капрал Лист, периодически подстегивая пару запряженных мулов по пыльным, потным спинам.

Количество погибших при переправе Ватар не укладывалось у историка в голове: более двадцати тысяч беженцев, среди которых было огромное количество детей. Клан Безрассудных Собак теперь насчитывал менее пятисот боеспособных воинов, остальные виканы находились в еще более плачевном состоянии. Среди Седьмых потери составляли семьсот человек убитых, раненых или пропавших без вести. Из саперов на ногах осталось около дюжины человек, то же самое можно было сказать и о моряках. Среди представителей знати были потеряны три благородные семьи: Совет знати признал этот факт из ряда вон выходящим.

Кроме того, погиб Сормо Э'нат. В этом человеке жили души восьми древних колдунов, поэтому его потеря была чревата не только ослаблением военной мощи, но и утратой знания, опыта, мудрости... Этот удар опустил виканов на колени.

За день до описываемых событий на большом привале капитан Затишье подошел к историку и разделил с ним свой скудный паек. Они перекинулись несколькими ничего не значащими словами – никто не хотел ворошить события на переправе. Тем не менее каждый звук, каждый вздох окружающих людей вновь и вновь возвращал их мыслями к недавним кровавым событиям.

Затишье стряхнул крошки, оставшиеся от трапезы. Сидя в полном молчании, Антилопа заметил, что капитан с ужасом смотрит на свои собственные руки – без всякой видимой причины они начали неистово трястись. Почувствовав, к своему удивлению, огромную досаду, историк отвернулся и увидел спящего

Листа, приклонившегося к деревянной скамейке повозки. На лице юноши отражались ужасные переживания: кошмары не давали покоя даже молодым. «Я мог бы разбудить паренька, однако нам чрезвычайно важно знать содержание его вещих снов. О, как же жестокосердны стали люди».

Капитан вздохнул, с трудом справившись со своей неприятностью, и произнес:

– Скажи-ка, должны ли люди находить объяснения тем событиям, которые произошли на переправе, историк? Ты прочел огромное количество книг совершенно разных мужчин и женщин... Каким образом смертные оправдывают войны, в которые ввязываются их племена? Неужели каждый из выживших – солдат или нет – начинает понимать, что война делает людей совершенно другими? В кого мы превращаемся? Что происходит с жизненными ценностями? Может быть, мы становимся слишком человечными?

Антилопа молчал в течение нескольких минут, разглядывая грязь вокруг большого булыжника, на котором он сидел. Затем, прочистив горло, он произнес:

– У каждого из нас есть свой собственный порог терпения, друг. Солдат ты или нет, после этой переправы душа человека становится совсем другой. Такое впечатление, что мир вокруг нас начал жить своей собственной жизнью... Или это только кажется... Будто бы смысл жизни стал совсем другим – человек видит, но не чувствует. Боль, живущая внутри, начинает казаться далекой, ничего не значащей... У меня нет ответов, Затишье, так как все вопросы сгорели дотла. Более человечный или менее – решать только тебе самому.

– Неужели подобные мысли не описаны в трудах исследователей, священников, философов?

Антилопа усмехнулся и опустил глаза.

– Да нет, предпринимались многие попытки... Однако те немногие, что пересекли свой собственный предел... они описывают откровение очень скупо... Они не хотят, чтобы об этом знал кто-то еще. Как я уже сказал, подобные события не добавляют мудрости: мысли, словно вечные странники, блуждают в потемках... А затем они просто-напросто теряются.

– Теряются, – повторил капитан. – Согласен с тобой.

– Нам-то, Затишье, еще повезло: подобное откровение пришло на закате жизни. А что же делать с детьми? Они полны отчаянья.

– Все равно мне нужен ответ, Антилопа, иначе я сойду с ума.

– Ловкость рук, – ответил историк.

– Что?

– Вспомни о волшебстве, прошедшем через всю твою жизнь. Вспомни о безумной магии, свидетелями которой мы стали. Она внушает благоговейный трепет и ужас. А затем вспомни о трюкачах в образе детей, вспомни об иллюзиях и искусных проделках, что они вытворяют с помощью рук. Это же просто чудеса!

Капитан, погрузившись в раздумья, замолчал. Затем он поднялся на ноги и спросил:

– Так в этом и заключается ответ?

– Извини, дружище, но ничего другого я предоставить тебе не могу.

– Да нет, старик. Думаю, сказанного вполне достаточно. В принципе, подобное должно было произойти, правда?

– Да, именно так.

– Хм, ловкость рук... Историк кивнул.

– Других вопросов задавать не стоит – просто наш мир не обладает достаточной мудростью, чтобы ответить на них.

– В таком случае, где же искать истину?

– В самых неожиданных местах, – ответил Антилопа, также поднимаясь на ноги. В этот момент где-то впереди раздались крики, возвещающие об окончании привала. – Если ты борешься со слезами и со смехом, капитан, то когда-нибудь к тебе обязательно придет прозрение.

– Только позже, историк.

– Да, согласен.

Посмотрев на спину капитана, удаляющегося в сторону своего подразделения, Антилопа задумался: а что если все, сказанное этому человеку, окажется полным бредом?

Возможность подобного расклада сейчас, спустя несколько часов после того разговора, казалась ему еще более правдоподобной. Антилопа ненавидел эти мелкие, безотчетные мыслишки, которые настигали его в самый неподходящий момент с утра и оставляли после себя плохое настроение на целый день.

Они продолжали свое путешествие в клубах пыли под прикрытием небольшого количества оставшихся бабочек.

Дон Корболо преследовал войско сзади, предпринимая многочисленные мелкие вылазки, направленные на тыловые отряды Колтайна. Однако окончательное большое сражение он решил оставить напоследок – как только войска выйдут на твердую почву. Тем не менее даже Корболо спасовал, когда увидел Ватарский лес во всей своей красе.

Среди многочисленных кедров то там то сям все чаще появлялись небольшие деревья, они по прошествии огромного количества лет превратились в камень. Шишковатые и извитые окаменелые стволы окружали небольшие каменные предметы, предназначение которых никто не мог понять. Антилопа догадался: это были жертвенники. Ими перестали пользоваться много тысяч лет назад, и с тех пор здесь вырос густой лес. Историк вспомнил, что последний раз он видел подобные предметы в одном из священных мест – в центре оазиса, располагающегося к северу от Хиссара. Антилопа вспомнил большие бараньи рога, заключенные в ветвях огромных деревьев. Да, подобные жертвенники были наиболее человечными среди всех оккультных предметов Ватара.

«Тлан Аймасс, без всякого сомнения. Их лица в вечной ухмылке смотрят на нас со всех сторон... Черепа видны в каждой гирлянде замшелой каменной коры, а темные глазницы показывают направление пути. Это же кладбище, но не древних предков Тлан Аймасса, а их самих».

«Ах, видения Листа о древней войне... Вот они, ее последствия». Стали видны полуразрушенные платформы и решетки, окруженные каменными ветвями. Словно пальцы древних рук, они закрывали покоящиеся внутри скелеты от внешних глаз.

«По завершении войны сюда прибыли те, кто остался в живых. Они больше не могли нести на плечах своих мертвых товарищей и решили создать здесь их вечную обитель. Души Тлан Аймасса не могут присоединиться к Худу, они не могут даже покинуть своей темницы, состоящей из высохшей плоти и костей. Согласно древней традиции, их тела не подлежат погребению, иначе живой душе под землей никогда не будет покоя. А теперь каждая душа способна смотреть друг на друга, а также на редких путешественников, забредающих в эти края...»

Капрал Лист видел это прошлое так же четко, как и настоящее. Никто, кроме него, не мог поведать миру о событиях, произошедших несколько тысячелетий назад. Знание прижало его к земле. «То же самое происходит с каждым из нас, кто берет на себя непосильную ношу. Тем не менее, ох как хочется овладеть этим знанием».

Далее начали появляться пирамиды из камней, вершины которых венчали тотемные черепа. «Это не курганы, – вспомнил Антилопа слова Листа. – Это места столкновения древних кланов. Именно там Ягуты нападали на своих жертв».

День клонился к закату, когда караван достиг последней возвышенности. Это был пригорок из огромного количества мелких булыжников базолита, под ним проглядывалась известняковая коренная порода винного цвета. Плоские безлесые участки грунта были окружены по спирали валунами побольше, образующими длинные коридоры. Кедр постепенно сменялся соснами, а число окаменелых стволов практически сошло на нет.

Антилопа и Лист следовали в последней трети колонны. Раненые были прикрыты весьма потрепанным арьергардом пехоты. Когда последняя повозка и оставшийся в живых скот спустились со склона и вышли на ровную землю, войска мгновенно распределились по стратегическим позициям и стратегическим природным укреплениям.

Лист остановил повозку и поставил ее на тормоз, а затем вылез с козлов и посмотрел на Антилопу преданными глазами.

– С этой позиции нам будет обеспечен максимальный обзор, – произнес историк.

– Так было всегда, – ответил капрал. – Если бы мы шли во главе колонны, то самыми первыми и наткнулись бы на них.

– На кого или на что?

Кровь покинула лицо юноши: перед глазами вновь возникло видение – другой мир, другое время, видимое глазами странного существа. Через минуту юноша содрогнулся, вытер тыльной стороной руки потный лоб и произнес:

– Я покажу тебе.

Они двигались через толпу людей в полном молчании. Солдаты, равно как и беженцы, передвигались, словно роботы: люди были практически безжизненными, а попытки разбить хоть какой-то лагерь выглядели если не смешными, то крайне печальными. Никто не пытался поднять палатки: люди бросали скатки на скалу и падали сверху. Недвижимые дети смотрели на своих родителей, словно старики.

В лагере виканов ситуация была не лучше. Перед глазами людей вновь и вновь возникали кровавые сцены недавних событий, причем ни один не мог от них скрыться. Каждая попытка наладить нормальную жизнь разбивалась о воспоминания из прошлого.

Однако Антилопа чувствовал, что внутри у людей накапливается ярость. Пока она была не видна, но скоро... Ярость стала последней надеждой на победу. «Итак, мы движемся день за днем, битва за битвой с несгибаемой головой и твердыми намерениями. Каждый из нас находится сейчас в мире капитана Затишья, лишенном рациональных мыслей, словно в ловушке».

Приблизившись к головному отряду, они увидели Колтайна, Булта и капитана Затишье. Лицом к ним на расстоянии десяти шагов стоял нестройный отряд, оставшийся от саперов.

Как только Антилопа с Листом приблизились, кулак обернулся к ним навстречу.

– О, хорошо, что вы пришли. Ты должен стать свидетелем этого события, историк.

– Я что-то пропустил? Булт оскалился.

– Да нет. Только что мы решили чудовищную по сложности задачу – собрали вместе всех оставшихся саперов. Битвы с Камистом Рело были выиграны тактически. В любом случае, вот они все перед ними... Смотрят на нас так, будто готовятся в самому худшему.

– Неужели опасения этих людей оправдаются, дядя?

– Возможно, – ответил командир, и его улыбка расширилась.

В этот момент Колтайн подошел к этой горстке солдат.

– Символы мужества и отваги сами по себе ничего не значат – я это знаю по собственному опыту. Что же мне остается? Час назад ко мне подошли три предводителя боевых виканских кланов, которые молили о присоединении вашего отряда, состоящего из мужчин и женщин, к их войскам. Формальный повод – нынешняя несостоятельность вашего подразделения в силу крайне ограниченного количества личного состава. Судя по выражению ваших лиц, вы даже не догадываетесь, что подобная просьба может означать сама по себе. Я знаю о вас больше, чем все остальные виканы, включая предводителей кланов, поэтому в ваших интересах спокойно выслушать мои слова. Я сделал так, чтобы эти люди забрали свои заявления и спешно ретировались.

Надолго повисло полное молчание.

– Тем не менее, – продолжил, наконец, Колтайн, – я хочу, чтобы вы знали: виканы требовали вашего поощрения.

«О, Колтайн, даже ты не понимаешь полностью этих солдат. Хмурое выражение их лиц очень похоже на неодобрение или даже отвращение. Однако видел ли кто-либо хотя бы однажды, чтобы эти люди смеялись?»

– Я не собираюсь соблюдать традиции Малазанской империи, – продолжил Колтайн. – Здесь находится немало людей, которые были свидетелями ваших подвигов на переправе. Среди огромного войска саперов, включая ваших павших товарищей, мы смогли выделить одного реального предводителя. Он становится все более и более заметным. Без этого человека мы бы обязательно проиграли последнюю битву.

Саперы не двигались, а выражения их лиц стали еще более суровыми.

Колтайн сделал шаг вперед и остановился около одного мужчины. Антилопа хорошо помнил этого коренастого, лысого сапера невыразимо безобразной внешности. Глаза представляли собой две узкие щелки, а узкий плоский нос изгибался в сторону. Не боясь быть неправильно понятым, он носил на себе фрагменты доспехов предводителя Апокалипсиса, хотя шлем, привязанный к портупее, больше напоминал товар антикварной лавки в Даруджистане. С противоположной стороны ремня свешивался еще один предмет, однако его предназначение Антилопа определить затруднялся. Через несколько минут историк догадался – это были остатки древнего меча: за округлой бронзовой металлической поверхностью размерами с небольшую тарелку скрывалась пара прочных рукояток. С плеча свисал большой черный арбалет, он был настолько густо унизан зелеными ветвями, что создавалось впечатление, будто этот человек несет на руках огромный куст.

– Думаю, пришло время, – произнес Колтайн, – для повышения в звании. Солдат, теперь ты причислен к сержантам.

Мужчина промолчал, а глаза сомкнулись в едва различимые щелки.

– Думаю, здесь уместно отдать приветствие, – проревел Булт.

Один из стоящих рядом саперов прочистил горло и начал нервно покусывать усы.

Капитан Затишье набросился на предводителя саперов:

– Тебе нечего по этому поводу сказать, солдат?

– Нечего.

– Ладно, забудем. Солдат пожал плечами.

– Единственное... Этот человек был всего две минуты назад целым капитаном, сэр. Кулак только что его разжаловал, сэр. Это капитан Мясорубка, предводитель инженеров, сэр. Ну или бывший предводитель.

Наконец раздался голос Мясорубки:

– А поскольку я теперь сержант, то нашим начальником, думаю, станет этот солдат, – он протянул руку назад, схватил женщину, стоящую там, за ухо и вытащил ее перед собой. – Это Криворучка, мой бывший сержант.

Колтайн несколько минут наблюдал за этой картиной, затем развернулся и встретился с взглядом Антилопы. В глазах кулака сквозило такое веселье – он едва сдерживался от смеха, – что историк тотчас забыл о своей собственной усталости. Он прикусил губу, боясь расхохотаться во все горло. Скользнув глазами по капитану Затишье, он понял, что тот терзаем теми же самыми чувствами. Капитан подмигнул и беззвучно произнес два слова: «Ловкость рук».

Комичность ситуации заключалась также в том, как Колтайн намеревался выйти сухим из воды. Сделав суровое выражение лица, кулак развернулся вновь. Он оглядел Мясорубку, а затем женщину по имени Криворучка.

– Прекрасно, сержант, – произнес он. – Капитан Криворучка, приказываю вам во всем беспрекословно подчиняться сержанту. Понятно?

Женщина безоговорочно кивнула головой. Мясорубка поморщился и произнес:

– Боюсь, у этой женщины нет опыта. Скажу больше: боюсь, я ни разу не обращался к ней за советом.

– Ага, правильно ли я тебя понял: будучи капитаном, ты ни разу не спрашивал никакого совета.

– Вы абсолютно правы.

– Ты не разу не собирал совещательный совет?

– Никак нет, сэр.

– Но почему? Мясорубка пожал плечами.

В этот момент раздался голос капитана Криворучки:

– Все дело в прекрасном сне, сэр. Именно так он всегда и говорит.

– Худ знает: сон крайне важен для человека, – пробормотал Булт.

– Неужели он действительно спал, капитан? Во время всех событий?

– О да, сэр. Кроме того, он спит во время марша, сэр. Представляете: идет и спит – до него я ни разу не видела подобного нонсенса. Храпит, переставляя ноги. А в рюкзаке – огромное количество камней...

– Камней?

– На тот случай, если сломается меч, сэр. Мясорубка – прекрасный метатель, от него не укроется ни одно живое существо.

– Неправда, – проревел Мясорубка. – Эта болонка... Булт поперхнулся, но тут же сочувственно фыркнул. Колтайн поднял перед грудью руки – Антилопа заметил, что они стиснуты в кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Словно почувствовав его внимание, Колтайн, не разворачиваясь, позвал:

– Историк!

– Я здесь, кулак.

– Ты запишешь эти события?

– О да, несомненно. Каждое благословенное слово.

– Прекрасно. Инженеры, вы свободны!

Группа солдат, бормоча, начала расходиться. Один из воинов похлопал Мясорубку по плечу, за что взамен получил яростный взгляд.

Колтайн посмотрел им вслед, а затем широкими шагами подошел к Антилопе, Булту и Затишью.

– Всевышние духи! – прошипел Булт. Антилопа усмехнулся:

– Ваши солдаты, предводитель.

– Да, – произнес он, расцветя как весенняя роза. – Именно так.

– Я не знал, что делать, – признался Колтайн.

– Ты отыграл эту партию прекрасно, кулак, – проворчал Затишье. – Это событие, без всякого сомнения, обрастет скоро огромным количеством легенд. Если ранее эти люди были формально под вашей властью, то сейчас они просто обожают вас, сэр.

Викан все равно казался сбитым с толку.

– Но за что? Я просто-напросто понизил человека в звании за крайний героизм и мужество!

– Точнее сказать, вернул его на прежнее место. Но тем же самым ты поднял на голову всех остальных, разве не заметил?

– Но ведь Мясорубка...

– Клянусь, он ни разу в жизни не участвовал в такой шутке! Худ знает: я не могу объяснить это – только саперу известно направление мыслей и поведение своего коллеги. Впрочем, иногда даже он не в силах этого объяснить.

– Теперь у тебя в армии имеется капитан по имени Криворучка, племянник, – произнес Булт. – Думаешь, на следующем собрании она появится, сверкая как брошь?

– Навряд ли, – предположил Затишье. – По-моему, сейчас она пакует свой скарб.

Колтайн отрицательно покачал головой.

– Саперы победили, – произнес он с заметным удивлением. – А я – проиграл.

Командиры, все еще обсуждая происходящее, двинулись к себе. Антилопа долго смотрел им вслед. «В конце концов, никто из них не лжет. Слезы и улыбки – что-то столь малое, столь абсурдное... единственный возможный ответ...» Историк в задумчивости покачал головой и начал искать глазами Листа.

– Капрал, я помню, ты хотел что-то показать мне...

– Так точно, сэр. Думаю, здесь совсем недалеко.


Прежде чем как достигнуть передовых заградительных пикетов, они подошли к разрушенной башне. Эту позицию облюбовал один из отрядов виканов – они сложили здесь все свои пожитки, а для охраны оставили однорукого юношу.

Лист оперся о большой камень фундамента.

– Ягуты, – произнес он, – насколько ты знаешь, жили отдельно. Никаких деревень и городов – только похожие на это отдаленные уединенные жилища.

– Думаю, они просто наслаждались своим уединением.

– Да, они боялись друг друга так же сильно, как и Тлан Аи-масса, сэр.

Антилопа бросил взгляд на виканского юношу, который без зазрения совести спал на посту. «Его не стоит наказывать, – подумал историк. – Сейчас каждый из нас находится в таком положении».

– Интересно, сколько же лет этой башне? – спросил капрал.

– Не уверен: сотня, двести или триста...

– Неужели лет?

– Смеетесь? Тысячелетий, конечно.

– Ах, так вот когда на земле жили Ягуты.

– Это самая первая их башня. Отсюда их начали оттеснять назад, поэтому Ягутам приходилось возводить все новые и новые укрепления. Последнее такое сооружение находится в центре равнины, что за лесом,

– Оттеснять назад... – повторил историк. Лист кивнул.

– Каждая осада длилась в течение нескольких веков, причем потери Тлан Аймасса все росли и росли. А Ягуты... они же странники по своей природе. Когда они выбирают место... – капрал замолчал и пожал плечами.

– Скажи, капрал, это была типичная война? Молодой человек помедлил, а затем покачал головой.

– Среди Ягутов всегда наблюдались уникальные родственные связи. Когда мать начинала подвергаться опасности, ее дети возвращались и присоединялись к битве. Затем подключались отцы... И так далее.

Антилопа кивнул, осмотрелся и произнес:

– Эта женщина, вероятно, была наделена... особым даром? Крепко сжав губы, Лист сорвал с головы шлем, пробежал руками по взъерошенным волосам и прошептал:

– Вы правы.

– Скажи, неужели подобная женщина была твоим провожатым в вещих снах?

– Нет, это был ее муж.

Внезапно какое-то чувство заставило историка обернуться: в воздухе почувствовалась неясная слабая дрожь. Она пришла с севера, распространилась над деревьями, а затем достигла Антилопы. Он попытался осознать, что же означает данное видение: высокая колонна, отливающая золотым светом.

– Дыхание Худа! – пробормотал Лист. – Это что еще за штука?

В тот же самый момент одно-единственное слово заполнило разум Антилопы, бросив его в дрожь. Историк ни на секунду не усомнился, что изумление Листа имеет одно конкретное объяснение:

– Ша'ика.


Калам сидел в темной каюте, слушая шум волн, бьющихся за бортом, и завывание ветра, «Тряпичная Пробка» содрогалась так, будто яростное море пыталось разбить ее о рифы; комната вокруг убийцы, по его ощущению, качалась одновременно в дюжине направлений.

Где-то в их кильватере быстроходное торговое судно противостояло тому же самому шторму, и его присутствие, обнаруженное Каламом за минуту до того, как зеленая светящаяся мгла охватила их корабль, засело у убийцы в голове, не давая ему расслабиться. Несмотря на разгорающийся шторм, он еще долго стоял на палубе, размышляя над увиденным. «Это же тот самый быстроходный трейдер, который мы видели раньше. Неужели ответ, напрашивающийся сам собой, соответствовал действительности? Пока мы стояли в этой портовой дыре, парусник спокойно двигался в имперский порт Фалара, особенно не спеша пополнить запасы».

Однако подобные рассуждения не объясняли других деталей, терзающих убийцу, каждая из которых особо ничего не значила, однако в совокупности представляющих собой источник серьезной тревоги. Кроме того, Калама до сих пор сбивало с толку не поддающееся объяснению столь быстрое течение времени на корабле. «Возможно, – рассуждал убийца, – это объясняется моим страстным желанием поскорее закончить наше проклятое путешествие? К тому же каждый день и каждая ночь похожи друг на друга словно близнецы-братья.

Но нет, здесь скрывается не только конфликт ожидаемых событий. Песочные часы, сокращающиеся запасы пищи и свежей воды, непонятные намеки капитана – все составляющие этого проклятого корабля способны просто свести с ума.

Да еще этот торговый трейдер... Он должен был обогнать нас еще несколько дней назад...

Салк Елан. Это же маг – от него исходят флюиды, их невозможно спутать ни с чем. Кроме того, на борту, несомненно, имеется волшебник, способный затуманить разум всей корабельной команде... Скорее всего, верховный маг. Да, в этом нет ничего невозможного – просто маловероятно, если учесть тот факт, что Мебра избрал 'Тряпичную Пробку" в качестве убежища для своих шпионов..."

В последнее время стало абсолютно понятным, что Салк Елан плетет вокруг себя хитрую сеть обмана, Скорее всего, у этого человека был подходящий склад характера, заставляющий обманывать людей без особенной на то надобности. Однако где же найти ту ниточку, потянув за которую можно добраться до правды?

«Время. Как долго длится наше путешествие? Пассаты закончились, и сейчас мы находимся во власти дикого шторма. Самое интересное, что шквальный ветер пришел не с бескрайних океанских просторов, как того требуют законы природы, а со стороны островов Фалари. Там сейчас стоит сухой сезон – время абсолютного спокойствия.

Так кто же решил поиграть с нами в игры? И какую роль в этой истории играет Салк Елан?»

Ворча, Калам поднялся с кровати, сорвал с раскачивающегося крюка свою сумку и двинулся в сторону двери.

Шторм, сотрясающий их корабль, напоминал осаду хорошо укрепленной башни. Соленый плотный воздух был наполнен моросью, а на палубе виднелся большой слой воды, достигающий порой колен. Вся судовая команда занималась стратегической задачей – удержать посудину на плаву, поэтому, выйдя на воздух, убийца никого не встретил. Пошарив в мешке, он вытащил на свет маленький бесформенный каменный предмет и положил его на крышку большого грузового короба.

К большому удивлению Калама, несмотря на качку, вещица не двигалась с места.

Убийца вытащил из ножен кинжал, перехватил его лезвием к себе, а затем со всего размаха ударил рукоятью по предмету. Он раскололся на части, и в то же мгновение Калама окутал сухой горячий воздух. Убийца припал к дощатому настилу.

– Быстрее! Эй ты, ублюдок, Быстрый Бен, сейчас самое время!

Однако в ответ слышалось только бешеное завывание ветра и рев волн.

«Я начинаю ненавидеть магов».

– Проклятый Быстрый Бен!

В воздухе почудилось волнение – словно с абсолютно пустого пола начали подниматься вверх потоки тепла. Ушей убийцы достиг знакомый голос:

– Ты хотя бы представляешь, когда мне в последний раз представилась возможность прикоснуться щекой к подушке? Я близок к тому, чтобы послать всех в дыру Худа... Где ты находишься, Калам, и что тебе нужно? Да поспеши – более неподходящего момента невозможно было и придумать

– Я думал, что ты являешься крапленой картой в этой игре, черт бы тебя побрал!

– Ах, ты в Унте? Во дворце? Никогда бы не мог представить...

– Спасибо за доверие, – отрезал Калам. – Нет, я нахожусь вовсе не в проклятом Худом дворце, старый идиот! Я в море...

– Ты способен только на то, чтобы испортить настроение. Калам. Кому как не тебе должно быть известно, что мои возможности ограничены и подобный фокус я способен продемонстрировать лишь однажды.

– Известно, конечно известно. Слушай: напряги все свои органы чувств и попробуй конкретно определить, где я сейчас нахожусь. На корабле происходят странные недоразумения, и я хочу точно знать, кто же является их причиной.

– Это все? Ну ладно, ладно, дай мне минутку...

Калам принялся ждать. Внезапно волосы на шее стали дыбом: убийца физически ощутил рядом присутствие своего друга... Затем все успокоилось.

– Ну и ну!

– Что означают твои возгласы, Бен?

– Ты находишься в большой опасности, друг.

– Лейсин?

– Не уверен. На корабле я почувствовал запах Пути – одного из наиболее редко встречаемых среди смертных. Скорее всего, именно он и сбил тебя с толку, друг.

– Значит, я был прав! Так кто же нам мешает?

– Не знаю, находится ли этот человек на борту. Вполне возможно, что параллельно вам в этом Пути плывет еще один невидимый корабль. Скажи, на борту имеются ценные вещи?

– Имеешь в виду, помимо моей шкуры?

– Да-да, конечно.

– На борту имеются сокровища одного из страшных деспотов.

– Понятно. В таком случае, вот мои предположения. Какой-то маг пытается как можно скорее доставить их в первоначально условленное место. По свершению этого события маг попытается сделать так, чтобы любой из присутствующих на борту забыл об этом раз и навсегда. Хочу признаться: мои догадки могут не стоить и выеденного яйца.

– Какое утешение. Кажется, ты сказал, что и сам столкнулся с серьезными трудностями? Вискиджак? Дуджек?

– Да нет, ты слишком далеко зашел в своих предположениях. Как дела Скрипача?

– Не имею ни малейшего понятия. Мы решили пойти разными дорогами...

– Только не это. Калам.

– Да-да, ты верно догадался: Треморлор. Дыханье Худа, это же была твоя идея, Быстрый!

– При условии, что Гончие... окажутся в настроении. В принципе, этот план может сработать. Однако каждый Путь начал неистово светиться – это свидетельствует о том, что их дела пошли не совсем хорошо. Ты, случайно, не пытал счастья на Раскладе Дракона?

– Нет.

– Счастливец...

Внезапно Каламу пришло озарение, которое словно обухом ударило его по голове.

– Тропа Рук...

– Тропа... о нет! – голос мага чуть ли не закричал. – Калам! Ты знал...

– Мы даже не подозревали об этой проклятой затее, Быстрый!

Помолчав. Быстрый Бен пробормотал:

– Знаешь, возможно, у них и есть шанс с Горечью...

– Имеешь в виду, Апсала...

– Да какая разница. Дай подумать, черт бы тебя побрал.

– Как ужасно, – проворчал Калам. – Новые интриги...

– К сожалению, я теряю связь, друг... Слишком устал... Думаю, потерял вчера слишком много крови... Хотя Маллет сказал...

На этом голос оборвался. Холодный туман вновь сомкнулся вокруг убийцы. «Вот и все. Я узнал практически все, что хотел. Но вот Скрипач... Ах ты ублюдок, мы должны были догадаться, вывести тебя на чистую воду. Древние врата... Треморлор».

Калам замер и долго не двигался. Наконец он вздохнул, стряхнул каменную пыль с влажной поверхности крышки ящика и поднялся на ноги.


Капитан пребывал в ясном сознании, кроме того, подле него находился гость. Как только Калам вошел в тесную комнату, Салк Елан обернулся к нему с широкой улыбкой.

– Мы только что говорили о тебе, партнер, – произнес Салк. – Размышляли, как твое самочувствие, и пытались предугадать реакцию на свежие новости...

– Ну хорошо-хорошо, вы меня заинтриговали. Что за новости?

– Все дело в шторме – он порядочно сбил нас с курса.

– И что это значит?

– По всей видимости, наше конечное место назначение меняется.

– Ага, значит, в Унту мы не попадем.

– Попадем, но не сразу.

Убийца посмотрел на капитана. Он выглядел довольно несчастным, но старался бодриться. Калам восстановил в памяти карту Квон Тали, поразмыслил некоторое время, а затем, вздохнув, произнес:

– Нас ждет островной город Малаз.

– Никогда не приходилось ранее видеть эту выгребную яму, – произнес Елан. – Даже не терпится. Надеюсь, Калам, ты будешь настолько добр, что проведешь меня там по всем злачным местам.

Убийца опешил, однако затем тряхнул головой и улыбнулся.

– Можешь рассчитывать на меня, Салк Елан.


Они решили остановиться на отдых. Леденящие душу крики, доносящиеся с других троп лабиринта, практически перестали их тревожить. Маппо опустил на землю своего бессознательного друга, а затем сам присел рядом на колени. Треморлор – страстная цель Ягута – был уже осязаем. Трелл закрыл глаза. «Нас сопровождали Безымянные Герои... Они привели к Азасу Икариума словно овцу, мечтающую о встрече с богом холмов. Однако их руки не окропятся кровью: я приложу к тому максимум усилий».

Маппо попытался воссоздать в памяти изображение разрушенного города – своей родины, – но призраки не позволили это сделать. Сомнения сменились твердым убеждением: больше не стоит доверять своим собственным воспоминаниям. «Безрассудство! Икариум прервал бесчисленное количество жизней. И какая бы правда ни скрывалась за гибелью города...»

Руки Трелла сжались в кулаки.

«Родное племя никогда бы меня не предало. Интересно, насколько можно доверять снам Икариума? Ведь Ягут не помнит ничего, что произошло на самом деле. Его хладнокровие смягчает правду, сглаживает острые углы, растворяет цвета... до тех пор, пока в сознании не возникает совсем другая картина. Именно благодаря доброте Икариума я попал в такую западню...»

Кулаки Маппо начали пульсировать болью. Опустив глаза, он взглянул на безмятежное лицо своего друга, покрытое каплями крови.

«Треморлор не сможет тебя поработить. Я этого не позволю. Если Безымянные Герои захотят с тобой пообщаться, им придется приблизиться самим. А здесь появлюсь я».

Подняв взгляд, он посмотрел в самое сердце лабиринта. «Треморлор. Мы шли по его корням, и каждый из них ощущал ярость Треллского воина. Да, он мечтает о битве: древние духи повелевают его телом в танце смерти. Мои обещания остаются в силе навечно. Итак, я вас предупредил».

– Люди говорят, – пробормотал Скрипач, сидящий рядом, – что Азас поработил нескольких богов.

Маппо из-под полуприкрытых глаз уставился на солдата. Скрипач отвел взгляд и принялся рассматривать пышные стены.

– Интересно, что древние боги, чьи имена стерлись в памяти людей за несколько тысячелетий, здесь делают? Когда в последний раз они видели свет, могли пошевелить своими конечностями? Вечность просто не укладывается в моей голове, – подбросив в руках арбалет, он продолжил: – Если Треморлор погибнет... представьте, какой хаос охватит мир.

Трелл в течение некоторого времени молчал, а затем прошептал:

– К чему те стрелы, которые ты бросаешь в меня? Скрипач поднял бровь.

– Стрелы? У меня и в мыслях не было. Просто данное место напоминает мне змеиное гнездо – вот и все.

– Треморлор не причинит тебе зла, солдат. Губы сапера скривились.

– Иногда не стоит доверять чужим словам, особенно если речь идет о собственной жизни.

– Ты смеешь насмехаться над истиной. Улыбка Скрипача улетучилась.

– Да расширь ты свою фантазию и включи здравый смысл, Трелл. Треморлор – это не единственная наша угроза. Понимаешь, каждый заключенный здешних стен ощущает наше присутствие. Возможно, что они не осмелятся поднять руку на вас с Икариумом... Однако сомневаюсь, чтобы такое почтение распространялось на весь наш коллектив.

Маппо посмотрел вдаль.

– Прости меня. Ты правильно заметил: мое сознание явно заужено. Однако не бойся: я не собираюсь медлить ни секунды, если любой из вас окажется под угрозой. Твое присутствие рядом – это честь для меня, поэтому я совсем не хочу, чтобы в наших отношениях появилась хоть какая-то напряженность.

Скрипач коротко кивнул и поднялся на ноги.

– Ощущается солдатский прагматизм. Именно эти слова я и хотел от тебя услышать.

– Естественно.

– Прости, если расстроил.

– Этот укол кончиком ножа явно пошел на пользу – я вышел из забытья.

Искарал Пуст, сидящий в нескольких шагах от них, разразился гневным потоком слов:

– О да, это же грязная лужа! Проверить его преданность так и эдак – великолепно. Молчание – самая лучшая стратегия... А жертва пытается выпутаться, приводя в качестве доводов бесцельные рассуждения. О да, я очень многому научился у Треморлора, поэтому такое поведение мне явно по душе. Молчание и слабая лукавая усмешка, атмосфера тайны, ощущение знания... Я знаю, но молчу – прекрасно. В этом случае ни один человек не заподозрит меня в чем-то неприличном... Обманные иллюзии и иллюзорные обманы! Оболочка из мрамора скрывает внутренность из песчаника. Посмотри, как все уставились на меня... Они удивлены, что мои секреты оказались источником мудрости...

– Давайте убьем его, – как бы невзначай пробормотал Крокус. – Это закончит как его, так и наши страдания.

– А кто же будет нас развлекать? – проворчал Скрипач. – Пора двигаться дальше.

– Болтовня о секретах, – завизжал верховный священник Тени совсем другим голосом. – Неужели она кому-то не нравится?

Спутники, удивившись, как по команде обернулись к старичку.

Искарал Пуст был способен только лишь блаженно улыбаться.


Внезапно над хитросплетением корней, которые образовывали стены, поднялся рой ос. Прожужжав над головами спутников, они скрылись позади, не обратив никакого внимания на гостей. Скрипач почувствовал, как екнуло сердце, и тяжело перевел дыхание. Насколько Д'айверсы пугали его больше всего на свете. «Звери – это, конечно, хорошо, но вот насекомые...»

Сапер обернулся на остальных. Икариум, находясь без сознания, свешивался с рук Маппо. Голова Ягута до сих пор была в крови. Глаза Трелла скользнули по Скрипачу и уткнулись в сооружение, которое их ожидало. Внезапно на лице Маппо отразилась такая тоска, что в мыслях сапера невольно возник маленький ребенок. Казалось, еще чуть-чуть, и он сам упадет без сознания на землю. Скрипач почувствовал, что в горле шевельнулся огромный комок.

Скрипач встряхнулся, отведя взгляд от Маппо и его ноши. Апсала, ее отец и Крокус стояли плечом к плечу перед Треллом, отгораживая его от Искарала Пуста со своими Гончими. С противоположной стороны на них пристально смотрели пять пар звериных и одна – человеческих горящих глаз. «О да, наш арьергард – весьма сомнительные союзники... Не самое лучше время для раскола внутри команды». Кроме того, не следовало забывать, что в данный момент Икариум не мог противопоставить ничего.

«Ягут и сам хотел того же самого, что Искарал Пуст. Однако благородное сердце Трелла не уступило даже желанию друга. Цена уступки – то же самое, что и боль отказа. Боюсь, что моя совесть не выдержит и в случае чего я поступлю точно так же, как и Маппо. Уверен, что даже Апсала со своей холодной душой не будет стоять в стороне, если увидит, что Ягуту грозит беда. Дыхание Худа, какие же мы все дураки! А Маппо – самый большой дурак из нас всех...»

– О чем ты думаешь. Скрипка? – спросил Крокус таким заговорщицким тоном, будто у самого на уме была какая-то прекрасная идея.

– У саперов есть поговорка, – пробормотал Скрипач. – Люди с широко раскрытыми глазами крайне глупы.

Дару понимающе медленно кивнул головой.

Тем временем на других тропах лабиринта началось поглощение. Самые сильные из Изменяющих Форму, которые добрались практически до самого конца, начали свою атаку Дома Азаса. В воздухе повисла какофония воплей, она чуть ли не сводила людей с ума. Треморлор мог защищаться только одним способом – поглощать всех без разбора, отправлять тварей на вечное мучение в мрачные темницы. Однако подобная перспектива нападающих ничуть не пугала – они знали, что их слишком много. Да, Изменяющие Форму прибыли в огромном количестве, передвигаясь очень быстро. Послышался треск деревянных преград: ветвь за ветвью, древо за древом огромный лес начал подвергаться уничтожению. Все ближе и ближе орущее войско приближалось к самому Дому.

– У нас кончается время! – шипел Искарал Пуст, вокруг которого в крайнем возбуждении кружили Гончие. – К нам из-за спины приближаются невероятные события! События – неужели вам непонятен мой язык?

– Думаю, этот старичок нам еще понадобится, – произнес Скрипач.

– О да, да! – ответил верховный священник. – Когда-нибудь Трелл уронит свою ношу, словно мешок с зерном.

– Я способен обежать со своим другом на руках вокруг Треморлора несколько раз и даже не вспотеть, – гордо произнес Маппо. – Просто у меня до сих пор остались некоторые из тех денульских эликсиров, которые я взял в твоем храме, Искарал Пуст.

– Пора двигаться вперед, – произнес Скрипач. За их спинами в самом деле начинали происходить странные вещи. Кроме того, в воздухе распространился какой-то острый запах. Гончие отвлеклись от Маппо с Икариумом и посмотрели в противоположную сторону, начав проявлять явные признаки беспокойства. На расстоянии двадцати шагов от того места, где стояли огромные псы, дорога круто уходила за поворот.

Душераздирающий крик пронзил воздух, а вслед за ним из-за поворота донеслись звуки неистовой битвы. Однако через несколько секунд все оборвалось так же быстро, как и началось.

– Мы ждали слишком долго! – прошипел Искарал, съеживаясь за Гончими своего бога. – Оно приближается!

Скрипач развернулся и направил арбалет туда, откуда, по всеобщему согласию, должен был появиться их преследователь.

Вместо того из-за поворота показалось небольшое создание шоколадного цвета, оно подпрыгивало и обессилено пыталось махать кожистыми крыльями. От шерсти поднимался столб дыма.

– Аяяяй! – заверещал Пуст. – Они и здесь хотят меня достать.

Крокус бросился вперед, пробежав между Шаном и Клыком, будто они были не более чем два глупых мула.

– Моби?

Зверек бросился вперед к Дару и через несколько мгновений очутился в объятиях юноши. Вцепившись в своего прежнего хозяина лапами, он блаженно заурчал. Крокус немного отстранился и проворчал:

– Ну и воняет же от тебя! Прямо как от Абисса!

«Моби, этот чертов любимец семьи...» Взгляд Скрипача скользнул по Маппо. Трелл нахмурился.

– Бхок'арал! – это слово прозвучало из уст Искарала Пуста как проклятье. – Домашнее животное? Любимец? Сумасшедший дом!

– Именно так, – произнес, приблизившись, Крокус. – Это любимец моего дяди.

Гончие отпрянули с его пути.

«По всей видимости, парень, твои слова далеки от истины».

– Другими словами, перед нами друг, – произнес Маппо. Крокус кивнул, хотя уверенности в нем явно поубавилось.

– Только Худу известно, каким образом он нас нашел... Как он выжил...

– Лицемер! – выкрикнул Пуст, подкрадываясь к дару. – Любимец? А может быть, мы спросим мнение того мертвого Изменяющего Форму, который лежит за поворотом. Нет, наверное, не стоит, я прав? Это создание было разорвано на куски!

Крокус только промолчал.

– Неважно, – произнесла Апсала. – Мы теряем время. К Дому...

Верховный священник обернулся и в крайнем изумлении уставился на девушку.

– Неважно? Это притворное создание будет находиться среди нас? Да ведь оно приведет нас к измене. Ах ты, урод, прицепившийся к одежде Крокуса...

– Довольно! – крикнул Скрипач. – Боишься – оставайся здесь. Пуст. Желательно вместе со своими Гончими, – сапер вновь обернулся лицом к Дому. – Что ты думаешь, Маппо? Еще никому не было позволено приблизиться... Если мы разбежимся...

– Надо попробовать.

– Думаешь, дверь нам откроется?

– Не имею ни малейшего понятия.

– В таком случае, нам придется это выяснить. Трелл кивнул.

Теперь они могли ясно видеть Треморлор. Его окружала невысокая стена, сооруженная из острого, покрытого зазубринами вулканического камня. Единственным проходом в сплошном монолите служили узкие врата, покрытые сверху арочным сводом из переплетения виноградника. Сам дом имел рыжевато-коричневый цвет – вероятно, стены были выстроены из известняка. Темный вход виднелся между парой приземистых асимметричных двухэтажных башенок, в которых не было ни одного окна. Извилистая дорожка, покрытая плитняком, вела от врат к темному входу. Во дворе росли невысокие уродливые деревья.

«Сходный Дом Смерти находится в городе Малаз. Он практически не отличается от подобного сооружения в Даруджистане. Каждый из них принадлежит Азасу, но откуда появилось это имя и в каком веке – не знает никто».

Маппо, стоящий около сапера, негромко произнес:

– Люди говорят, что Азас является мостом, соединяющим миры – все известные миры. Говорят, что внутри этих стен прекращается течение времени.

– Ага, а двери открываются только избранным... И по какому принципу отбираются эти люди, не знает никто, – ответил Скрипач, нахмурившись от своих собственных слов.

Апсала сделала несколько шагов вперед и остановилась перед сапером.

– Куда-то спешишь, девушка? – проворчал удивленный Скрипач.

Девушка обернулась и ответила:

– Тот, кто владел мною в течение нескольких лет... однажды приходил сюда по приглашению Азаса.

«Похоже на правду. Но почему эти слова заставляют меня так нервничать сейчас?»

– Ну и как он это сделал? Секретная последовательность ударов в дверь? Или, может, под одной из плит спрятан ключ?

Девушка улыбнулась, и это его немного успокоило.

– Нет, все гораздо проще. Все дело в дерзости.

– Ну, этого добра у нас навалом. В конце концов, мы же прибыли сюда, не так ли?

– Да, именно так.

Девушка двинулась вперед, а все остальные последовали за ней.

– Эта морская раковина, – проворчал Маппо, – обладала огромной силой. За несколько минут она уничтожила несколько

Изменяющих Форму, да и сейчас, похоже, продолжает уничтожать. Я вот думаю: неужели для Азаса будет недостаточно представленных доказательств?

– Бьюсь об заклад, ты молишься об обратном.

– Да, именно так.

– Интересно, а почему смертельная песня не превратила в пепел и нас тоже?

– Ты спрашиваешь это у меня. Скрипач? Подарок был вручен тебе, так ведь?

– Да, я спас маленькую девочку из семьи Бродящей Души.

– Какой Бродящей Души?

– Кимлока.

В течение полудюжины шагов Трелл сохранял полное молчание, а затем внезапно разразился криком:

– Ты сказал, девочку? Неважно, что за родственные отношения связывали их, однако подарок Кимлока оказался чрезвычайно щедр. Более того, по всей видимости, он был предназначен именно для этой цели: песнь, звучащая в воздухе, имела целью погубить Изменяющих Форму. Ответь, Кимлок знал, что ты идешь искать Треморлор?

– Уверен, что не проронил об этом ни одного слова.

– А он дотрагивался до тебя, хотя бы одним-единственным пальцем?

– Помню, что он просил позволить себе совершить подобное, однако я отказался. В жизни все может быть, Маппо. Возможно, это произошло ненароком, случайно...

– Думаю, так и обстояли дела в действительности.

– В таком случае я прощаю его неосторожность.

– Думаю, он тоже надеется на подобное решение.

Тем временем дикая битва, разгорающаяся со всех сторон, начала постепенно приближаться. Звуки крошащегося дерева становились все громче и громче.

Одно из деревьев отлетело в сторону путешественников и чуть не ударило Крокуса по голове. Апсала ускорила шаг, направляясь точно к дугообразному своду врат. Через несколько секунд они решили перейти на бег.

– Где? – кричал Скрипач, бешено размахивая головой в поисках того, о чем не догадывался и сам. – Где же, во имя Худа, это находится?

Ответ появился в виде ледяного дождя, который хлынул у них над головами. Он вырывался из огромной бреши в Пути, висевшей в воздухе на высоте нескольких размахов рук. Подняв голову, Скрипач увидел страшное: в самом центре грозной тучи торчала зубастая голова дхенраби, окутанная вырванными с корнем бурыми морскими водорослями и странными скелетообразными ветвями.

Перед мордой возник рой ос, и в ту же секунду он был мгновенно поглощен зубастыми челюстями.

Минуту спустя из странного портала появились еще три головы дхенраби. Казалось, благодаря своей огромной тяжести они уже давно были должны упасть на пол, представленный хитросплетеньем корней, однако белая пена, окружающая морды, продолжала магическим образом поддерживать их в воздухе.

В памяти Скрипача мелькнула картина из прошлого. «Море Кансу... Огромное количество тварей – это не Сольтакен, это Д'айверс. А у меня нет боеприпасов...»

Минуту спустя стало понятно, сколь недостаточно они узнали Гончих Тени за небольшое время, проведенное вместе. Несмотря на то что дхенраби, словно огромный многоголовый дракон, испускали огромные потоки энергии, Гончие Тени не обратили на это никакого внимания. Посовещавшись, они решили атаковать.

Шан был первым, кто допрыгнул до дхенраби, нырнув в ее зияющий, покрытый огромным количеством зубов рот. Мгновение спустя зверь пропал в этой кромешной темноте. Рыба-чудовище со скоростью молнии бросилась назад; на ее страшной морде отразилось выражение, напоминающее удивление.

Следующим в атаку бросился Клык. Однако очередная дхенраби, напутанная опытом своей подруги, прикрыла пасть и попыталась нырнуть. Гончая опустилась ей на морду и в ту же секунду оказалась в капкане острых зубов. Вокруг отважного зверя засветился ободок магии, и только последнее средство позволило ей выжить, не позволив дхенраби разорвать Гончую в клочья. Протиснувшись сквозь частокол зубов, зверь пропал в брюхе рыбы.

Другие Гончие занялись оставшимися дхенраби, и только Слепая не двинулась с места, решив быть при людях.

Первая дхенраби, потрясая своим огромным телом, упала вниз. Раздался треск деревьев: вечные узники попали на свободу и начали простирать свои конечности к небу, к грязной воде – туда, где происходила борьба других чудовищ. Через некоторое время судьбу первой рыбы повторила ее спутница.

Скрипач почувствовал, как его плечо сжала чья-то рука. Развернувшись, он увидел Крокуса.

– Пойдем, – прошипел юноша, от которого до сих пор не мог отцепиться Моби. – У нас, похоже, вновь гости, Скрипка.

Только сейчас сапер обнаружил объект пристального внимания дару: по правую руку из-за Треморлора на расстоянии тысячи шагов показалась темное облако. Оно было не похоже ни на что, причем приближалось очень быстро. «Это же кровавые мухи», – подумал сапер. Через несколько минут стало понятно, что начинают оправдываться самые ужасные ожидания. Неистово гудящая черная стая была уже рядом.

Оставив дхенраби, бьющихся в смертельной агонии за спиной, команда бросилась со всех ног к Дому.

Пробежав под лишенным листьев виноградником, образующим свод врат, Скрипач заметил Апсалу, которая приближалась к двери. Схватившись рукой за тяжелую бронзовую щеколду, девушка попыталась ее повернуть. Сапер увидел, как напряглись все ее мышцы.

Затем девушка сделала шаг назад и презрительно толкнула дверь вперед. Скрипач, а за ним Крокус, Маппо со своей ношей, слуга и Пуст со Слепой увидели, как Апсала развернулась к двери спиной. На лице девушки было выражение шока и безнадежности.

– Дверь не открывается. Треморлор отверг нас. Сапер остановился и со страхом посмотрел за спину.

Все небо заволокло черным жужжащим покрывалом, которое быстро смещалось в их сторону.


Блестящий берег Ватара был базолитовым, и он постепенно скрывался под наносами известняка. Равнина, простирающаяся к югу, располагалась немного ниже той точки, на которой они сейчас стояли, поэтому весь обзор представлялся в очень удобном ракурсе. Равнина была покрыта иссушенной глиной с небольшими редкими валунами, представляющими собой первые могилы Ягутов.

Всего лишь несколько конников передового отряда колонны обратили на них свое внимание. Действительно, сооружение выглядело вполне обычно: огромная вытянутая каменная плита, расположенная на южной оконечности равнины. Складывалось такое впечатление, что она указывает направление пути поперек Неноз Одана в Арен или какой-то более древний город.

Капрал Лист вел Антилопу в полном молчании, в то время как все остальные солдаты занялись спуском повозок на низлежащую бескрайнюю степь.

– Самый младший сын, – произнес Лист, разглядывая примитивную могилу. На лице юноши была написана такая печаль, будто он стоял над могилой своего сына, умершего по крайней мере вчера. Это горе непостижимым образом пронеслось на расстояние двухсот тысяч лет и сейчас охватило стоящих рядом людей.

«Дух Ягутов до сих пор очень силен». Это объяснение казалось простым и понятным, тем не менее у историка перехватило дыхание. «Как же можно постичь все это...»

– Сколько было лет сыну? – голос Антилопы был столь же сухим, что и Одан, расстилающаяся впереди.

– Пять. Тлан Аймасс выбрали для него именно это место. Попытка убить этого мальчика стоила очень дорого – члены семьи ожидали своих обидчиков. Аймасс притащили тело сюда, переломали ему кости, а затем накрыли сверху этим камнем.

Выслушав сухие слова капрала Листа, Антилопа представил себя находящимся под таким камнем, где нет места даже отчаянью. Историк обладал очень живым воображением, поэтому мысленная сцена повергла его самого в крайнюю печаль. Усилием воли он отвел взгляд и начал смотреть за деятельностью солдат и виканов, стоящих от них на расстоянии тридцати шагов. Внезапно Антилопа ощутил, что все они разговаривали на странно пониженных тонах, да и то только по мере необходимости. Большая часть работы производилась в полной тишине.

– Да, – тихо произнес Лист. – Отцовские эмоции настолько сильны, что неподвластны времени. Они обладают такой огромной силой, что даже земные духи решили покинуть здесь свою обитель. В противном случае они просто сошли бы с ума. Необходимо срочно предупредить Колтайна – мы обязаны как можно скорее покинуть эти места.

– А что впереди, на равнине Неноз?

– Там дела обстоят еще хуже. Трудно себе представить, что Тлан Аймасс расправлялись только с детьми... Нет, под огромными каменными плитами скрываются все, все...

– Но почему? – вырвался из горла Антилопы вопрос.

– Погромы не требуют никаких причин, сэр. Им не нужно даже бросать вызов. Разница во взглядах на жизнь – это и есть корень вечной борьбы Тлан Аймасса с Ягутами. Земли, власть – это только лишь предлог, объясняющий всему остальному миру причину противостояния. Все дело в другом: мы не похожи на них, а они – на нас.

– Скажи, а Ягуты со своей стороны искали причины для борьбы?

– О да, много раз, особенно те, которые не были испорчены огромной властью. Однако у Ягутов имелся другой недостаток – высокомерие. Даже стоя с ними лицом к лицу, ты чувствуешь спиной эту надменность. На свете нет ни одного Ягута, который не был бы заинтересован своей собственной персоной. Тлан Аймасс для них был не более, чем муравьи под ногами, овцы на пастбищах или даже сами пастбища, засеянные травой... Просто часть ландшафта. Естественно, что такой властный и независимый народ, как Тлан Аймасс, не смог с этим смириться...

– Ага, и произнес вечную клятву, да?

– Да. Однако я не верю, что Тлан Аймасс с самого начала понимал невыполнимость своей клятвы... Ягуты были мудрее – они никогда не выставляли напоказ своей чудовищной силы, потому-то и не проявляли особенной заботы по поводу самозащиты. Ледники сжимались вокруг плотным кольцом, поглощая целые континенты, даже моря, лишая пищи... Те же проблемы испытывали Аймасс. Они поняли, что количества пищи, необходимого для смертного народа, им просто не достать.

– В этот момент они решили создать ритуал, который обеспечил бы им бессмертие...

– Да, парить в небесах подобно пыли... Даже во времена ледникового периода на земле было много пыли.

В этот момент взгляд Антилопы наткнулся на Колтайна, который стоял в самом хвосте каравана.

– Скажи, – обратился историк к капралу, – как далеко простирается эта зона скорби?

– Не более пары лиг. За ней начинаются заливные луга Неноза, холмы, племена... Последние, надо сказать, очень дорожат тем небольшим запасом воды, который имеют.

– Думаю, нам лучше поговорить об этом с Колтайном.

– Да, согласен.


Сухой Марш, как его назвали солдаты, был вполне способен стать самостоятельной причиной для скорби. Впереди их ожидали три больших воинственных племени, два из которых – трегины и бхиларды – уже выстроились в длинные атакующие колонны. Третье племя – кхундрилы – располагалось на западной оконечности равнины, поэтому непосредственной угрозы оно не представляло. Однако у Антилопы было смутное предчувствие, что и они не заставят себя долго ждать.

Жалкие остатки скота, сопровождающие Цепь Псов, погибли в этом Марше окончательно. Животные просто падали на землю, несмотря на яростные атаки со стороны виканских псов, призывающих их к дальнейшему движению. По правде говоря, за последний месяц животные потеряли свою первоначальную внешность. Более всего они напоминали скелет, обтянутый кожей.

К невыносимой жажде присоединился голод. Викане с присущим им фанатизмом отказывались пускать своих лошадей на мясо, и до поры до времени никто не осмеливался им перечить В самом деле, конники не жалели себя, оставляя все самое лучшее своим четвероногим друзьям. Совет Нетпары прислал петицию с просьбой о продаже сотни лошадей. Викане возвратили ее, предварительно перемазав человеческими фекалиями.

Пара племен продолжала свои нападки вновь и вновь. Их частота и ярость постепенно нарастали, пока не стало совершенно ясно – большой битвы не избежать. Где-то позади следовала армия Дона Корболо. С учетом сил Тарксиана и других прибрежных поселений ее количество превышало размер Седьмых и остатков виканов в пять раз. Предводитель изменников не спешил: он здраво рассудил, что столкновение Колтайна с равнинными племенами окажется ему только на руку.

Однако как только придет время большой битвы – вот тут-то он и появится.

Цепь Псов, в состав которой вошли также беженцы из Велана, растянулась по всей равнине, которую карты называли как Неноз Одан. На южном горизонте виднелась высокая горная стена. Торговая дорога была проложена по самому надежному маршруту – долине широкой реки, расположившейся между горами Белан'ш с востока и Санифирскими холмами с запада. По истечении семи лиг дорога поднималась из иссушенной долины Санимона, окружала Санит Одан, миновала Гелинскую равнину, затем Доджал Одан и выходила точно к Арену.

В долине Санимона армия Колтайна не получила никакой поддержки. На караван, словно широкое одеяло, опустилось страшное чувство обреченности, обусловленное изоляцией от внешнего мира. Солдаты не воспрянули духом, увидев даже несколько больших племенных поселений у подножия холмов, окружающих долину. Это были трегины и бхиларды.

Именно здесь, в устье древней долины... здесь все и произойдет.


– Мы умираем, – пробормотал Затишье, идя бок о бок с историком на традиционное вечернее собрание руководителей. – Причем это не просто слова, старик. За сегодняшний день я потерял одиннадцать солдат. У них настолько пересохло в горле, что невозможно было просто дышать, – отмахнув зудевшую около уха муху, он продолжил: – Дыхание Худа, я просто тону от пота в этом обмундировании... Думаю, в конце концов каждый из нас будет похожим на Тлан Аймасс.

– Не могу сказать, что мне по душе твое сравнение, капитан.

– А я и не собирался сделать тебе приятное.

– Моча лошадей... Это именно та жидкость, которую последние дни потребляют викане.

– Да, то же самое делают несколько членов моего подразделения. Однако во сне они начинают дико ржать, и несколько человек во время приступа скончались.

Позади показались три собаки – огромный пес, по имени Проныра, его сучка, а также болонка, которая явно едва поспевала за своими могучими собратьями.

– Эти твари явно переживут нас всех, – проворчал Затишье. – Что за проклятье!

Небо над головой начало темнеть, через синюю завесу показались первые звезды.

– Боги, как же я устал.

Антилопа кивнул. «Действительно, дружище, мы прошли такое расстояние, а теперь вынуждены стать лицом к лицу с Худом. Усталость жертв – для него почти такая же награда, что и смерть. Он приглашает к себе с той же самой радушной усмешкой».

– Этим вечером в воздухе чудится что-то необычное, ты не находишь, историк?

– Да.

– Может быть, просто приближается Путь Худа?

– Вполне возможно.

Подойдя к командной палатке кулака, они аккуратно зашли внутрь. Перед ними сидели привычные лица: Нил и Невеличка – последние оставшиеся в живых колдуны, Сульмар и Ченнед, Булт, а также сам Колтайн. На лицах каждого из них было написано крайнее истощение; каждый пытался крепиться по-своему.

– А где Криворучка? – спросил Затишье, присаживаясь на свой привычный походный стул, стоящий в углу.

– Думаю, выслушивает приказы своего сержанта, – произнес Булт со слабой усмешкой.

Однако у Колтайна не было времени для праздных разговоров.

– Этой ночью нас ожидает какое-то событие... Колдуны его четко ощущают, однако большего они сказать не в силах. Нам нужно приготовиться.

Антилопа окинул взглядом Невеличку.

– Какого рода эти ощущения? Пожав плечами, девочка вздохнула.

– Смутные трудности... Нет, даже насилие... Я не знаю, историк.

– Вы чувствовали что-либо подобное раньше? Может быть, давным-давно?

– Нет. «Насилие».

– Соберите беженцев как можно плотнее, – скомандовал Колтайн капитанам. – Удвойте пикеты...

– Кулак, – возразил Сульмар. – Но мы же находимся перед лицом завтрашней битвы...

– Да, отдых необходим – я прекрасно себе отдаю в этом отчет, – викан начал ходить из стороны в сторону, однако шаги были гораздо медленнее, чем обычно. Они потеряли свою легкость, напор и элегантность. – Кроме того, мы очень ослабели – бочки с водой пусты уже более двенадцати часов.

Антилопа поморщился. «Битва? Нет, завтра мы станем свидетелями резни. Солдаты не способны сражаться, они не способны даже защитить себя». Антилопа прочистил горло, приготовившись говорить, однако осекся. «Всего одно слово, однако оно повлечет за собой жесточайшую иллюзию. Одно-единственное слово».

Колтайн уставился на Антилопу и мягко произнес:

– Мы не можем.

«Я знаю. Для воинов-повстанцев, равно как и для нас, конец должен быть представлен большой кровью».

– Солдаты не способны рыть траншеи, – произнес Затишье в тяжелой напряженной тишине.

– В таком случае пускай роют ямы.

– так точно, сэр.

«Ямы... Для того, чтобы остановить напор конников... Лошади попадут туда и сломают ноги».

В этот момент на улице раздался громкий гул; собрание оборвалось, и люди, терзаемые недобрыми предчувствиями, выбежали из палатки. Воздух наполнился туманом, который на ощупь напоминал нечто маслянистое, похожее на человеческий пот.

Неба и звезд над головой практически не было видно. Лошади становились на дыбы, а пастушьи собаки дико выли.

Солдаты, словно привидения, стали с постелей. Послышался лязг готовящегося к бою оружия.

Из огромной расселины в воздухе появилась тройка белых, несущихся во весь опор лошадей, облаченных в невиданную сбрую. За ними последовала еще одна тройка, а затем еще... Каждый экипаж был запряжен огромной, немного обгорелой повозкой, на стенках которой, словно в цирке, были безвкусно нарисованы огромные великаны, несущиеся по дороге на колесе. Из-под копыт и колес экипажа продолжали подниматься небольшие струйки дыма. Увидев трех человек, сидевших на козлах. Антилопа понял, что путешественникам пришлось продираться сквозь сплошную завесу огня.

Белый, несущийся во весь опор караван издавал страшные звуки. «По всей видимости, – догадался историк, – лошади получили серьезные ожоги». Не обратив никакого внимания на пикет, экипажи неудержимо понеслись во весь опор дальше.

Солдаты были вынуждены броситься врассыпную, рискуя быть раздавленными под копытами словно сошедших с ума диких лошадей.

Онемев от удивления, виканы смотрели на подпрыгивающих в козлах седоков, те пытались успокоить и хоть как-то остановить обезумевших от скачки животных.

Почувствовав наконец под копытами мягкую почву и ощутив прохладу, жеребцы умерили свой пыл. Погасив инерцию, они плавно замедлили бег и неспешно развернулись, обдав наблюдавших запахом пыли и дыма. В то же мгновение Антилопа ощутил в воздухе нечто совсем другое... Этот запах ассоциировался у него с ... насилием. Наконец-то историк понял, что насилие на самом деле было совершено над Путем, а также богом, который ему покровительствовал.

Повторив маневр первого экипажа, вслед за ним развернулся еще один, затем еще... В конечном итоге через несколько минут перед недоумевающими наблюдателями они образовали стройную шеренгу.

Мгновение спустя из первого тарантаса показалась пара – мужчина и женщина, – облаченная в старинные защитные доспехи. Надрывая голос, они пытались выкрикивать команды, однако, судя по всему, к их усилиям практически никто не прислушивался. Тем не менее неутомимая парочка продолжала насиловать свое горло, угрожающе помахивая над головой древним металлическим оружием, покрытым хлопьями сажи.

Как только последняя лошадь поставила копыта на землю, послышался громкий звон колокольчика.

Бесцельная беготня приезжих людей резко прекратилась. Оружие опустилось, и в воздухе повисло гробовое молчание, оттеняемое звуком угасающего колокола. Лошади опустили головы; только лишь некоторые из них позволяли себе шумно дышать, не вполне оправившись от длительного бешеного галопа.

Ведущая повозка стояла от Антилопы на расстоянии менее пятнадцати шагов.

Из окна показалась морщинистая рука, которая схватилась за богато украшенный выступ на крыше. Через мгновение выступ упал на землю.

Послышались проклятия, а вслед за этим отворилась небольшая реечная дверь, и на пороге показался человек. Кряхтя и бормоча, он с трудом протиснул свое массивное тело через узкий проход и ступил на твердую почву. Прекрасная шелковая одежда была насквозь пропитана потом. Его круглое блестящее лицо еще несло на себе отпечаток тех событий, которые каравану только что пришлось пережить. В руке человек держал закупоренную бутылку.

Выйдя на ровную поверхность, он встал лицом к Колтайну и поднял бутылку вверх.

– К вам, сэр, – произнес он на малазанском языке со странным акцентом, – у нас есть много вопросов, – улыбнувшись, незнакомец обнажил ряд золотых зубов, среди которых блестели алмазы. – Ваши подвиги повергли в дрожь несколько Путей. Ваше путешествие – словно греческий огонь, что горит на каждой улице Даруджистана, а также других городов, как бы далеко те ни находились, – по этому поводу у меня нет ни малейшего сомнения. Вы даже не представляете, сколько людей молят своих богов о вашем благополучии! Наша казна переполнена! Столы пестрят всевозможными планами вашего спасения. Было создано огромное число объединений, чьи предводители пришли к нам в Тригальскую Торговую гильдию с просьбой об этом опасном визите. Надо сказать, они платили бешеные деньги! Хотя... – добавил он пониженным тоном, – все путешествия гильдии очень опасны... Именно за это нам и платят деньги, – раскупорив бутылку, незнакомец продолжил: – Великий Даруджистан, в котором живут замечательные граждане, и несколько других крупных городов, не обращая внимания на заявления империи, делают вам подарок! К слову сказать, генеральные акционеры Тригалла, – мужчина показал жестом за спину, где стояли препирающиеся женщина с мужчиной, – самые алчные и неприятные люди на свете. Однако большинство из них там... за исключением одной единственной парочки, а мы-то здесь! Какая нам разница? Я вам скажу больше: жители Даруджистана поговаривают, что акционерам нет никакого дела даже до чуда... А ведь вы, дорогой сэр, настоящее чудо!

Нелепый гонец сделал шаг вперед, на его лице внезапно появилось выражение торжественности. Возвысив голос, он произнес:

– Алхимики, маги, волшебники решили воссоединиться, пожертвовав для вашей армии необходимое довольствие. Колтайн из клана Ворона! Цепь Псов! Я привез вам пишу. Я привез вам воду.


Карполан Демесанд – один из отцов-основателей Тригальской торговой гильдии – являлся гражданином маленького укрепленного городка с аналогичным названием, расположенного к югу от равнины Ламатат на континенте Генабакис. Рожденная от подозрительного альянса горстки магов, среди которых затесался и Карполан, с благодетелями города – пестрой толпой простившихся со своим ремеслом пиратов и мародеров, гильдия начала специализироваться на таких перевозках, от которых обычные купцы только бледнели. Каждый караван сопровождала охрана в виде хорошо вооруженного отряда акционеров – людей, кровно заинтересованных в успехе своего предприятия. По этой причине лучших охранников было не сыскать по всему свету. Услуги гильдии пользовались невиданным спросом, и причина тому была только одна: они путешествовали по Путям.

– Мы постоянно бросаем вызов своим собственным способностям, – произнес с блаженной улыбкой Карполан Демесанд, блестя глазами. Они сидели в командной палатке в обществе Колтайна и Антилопы – все остальные занимались разгрузкой жизненно важного груза на улице. – Этот грязный Путь Худа цепляется за тебя крепче, чем саван мертвеца при погребении... простите мое сравнение. Главная хитрость – это мчаться как можно быстрее, не останавливаясь ни перед чем. Я всегда еду впереди, прикладывая максимум магических способностей, и задаю темп остальным. О да, дорога была крайне изнурительная, однако мы не продешевили!

– И все-таки я не до конца понимаю, – произнес Антилопа. – Каким образом жители Даруджистана, располагающегося на расстоянии пятнадцати тысяч лиг от данного места, знают о событиях, происходящих в армии Колтайна?

Глаза купца сузились в щелки.

– О, возможно, в пылу грандиозного момента я преувеличил некоторые подробности. Вы должны понимать – солдаты, покорившиеся завоевателям Даруджистана, сейчас вовлечены в войну с Паннионом. Эта тирания с улыбкой на лице способна поглотить Голубой город. Дуджек Однорукий – бывший кулак империи, объявленный сейчас вне закона, решил стать нашим союзником. А уж ему-то, исключительному в своем роде жителю Даруджистана, известно все...

– Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь, – спокойно произнес Колтайн.

– Разве вам не нравится моя сладкая вода? Вот, позвольте наполнить еще одну чашку.

Повисло молчание, в течение которого купец любовно разливал живительную жидкость по небольшим оловянным чашкам, стоящим в рядок на столике. Закончив, Карполан Демесанд откинулся на спинку плюшевого кресла, которое он вытащил из салона тарантаса.

– Дуджек Однорукий, – это имя было произнесено одновременно с благоговением и страхом. – Он шлет вам свои приветствия, кулак Колтайн. Наш офис в Даруджистане пока еще небольшой – мы же недавно открылись, вы понимаете... Однако компания не пользуется услугами рекламы, по крайней мере открыто. Дело в том, что гильдия пользуется приемами, которые порой противоречат законам природы. Кроме того, помимо материальных товаров мы торгуем информацией, занимаемся доставкой подарков, людей... других существ.

– Дуджек Однорукий стоял во главе этой миссии, – произнес Колтайн.

Карполан кивнул.

– Естественно, с привлечением финансовой помощи со стороны теневых структур Даруджистана. Перед моим отправлением он произнес следующие слова: «Империя не может себе позволить потери такого предводителя, как Колтайн из клана Корона», – торговец оскалился. – Весьма удивительно для человека, которого сама же империя приговорила к смертной казни, как вы думаете? – наклонившись вперед, купец протянул руку ладонью вверх. На ней блестел маленький амулет: вытянутая бутылочка из темного дымчатого стекла, прикрепленная к серебряной цепочке. – Кроме того, самый опасный маг среди всех Разрушителей Мостов просил передать это, – взглянув на предводителя Цепи Псов, купец добавил: – Носи его на шее и никогда не снимай, кулак.

Викан нахмурился, однако не сделал ни единого движения, чтобы принять подарок.

Улыбка Карполана стала печальнее.

– С помощью этой штуки Дуджек намеревается повысить себя в звании.

– Повысить себя в звании? Он же вне закона!

– Представляете, я задал ему тот же самый вопрос. В ответ услышал только одно: «Не стоит недооценивать императрицу».

Повисло длительное молчание, в течение которого каждый постигал смысл услышанных слов. «Заперт в войне против целого континента... стоящий перед лицом еще большей угрозы – Паннион... Неужели империя будет в одиночку сражаться за вражеские территории? И еще... Как разглядеть друзей в толпе врагов, как объединиться против общего врага, совершив минимум ошибок в выборе союзников? Можно объявить окруженную армию вне закона, тогда у них не останется выбора, кроме как выйти из-под благоволения Лейсин самостоятельно. Дуджек, вечно преданный Дуджек... Даже немыслимый план убийства последнего из старой гвардии – самая идиотская из идей Тайскренна – не заставит Дуджека предать свои принципы. Однако теперь у него имеется множество новых друзей, которые раньше считались врагами. Скорее всего, среди них и Каладан Бруд, и Аномандер Рейк...»

Обернувшись на Колтайна и увидев суровое усталое лицо, историк понял, что его тревожат те же самые мысли.

Викан протянул руку и принял подарок.

– Императрица не должна потерять тебя, кулак. Носи его, сэр. Всегда. А когда придет время – разбей его о свою собственную грудь. Поступи так даже в том случае, если это будет твоим последним движением. Хотя, слыша о твоих заслугах, думаю, что подобного не произойдет. На этом инструкции твоего безумного доброжелателя заканчиваются, – Карполан усмехнулся вновь. – Ну и перец же этот Дуджек... Мне известно по крайней мере о дюжине всевышних, которые хотят видеть у себя на столе его отрезанную голову с маринованными глазами, прожаренным языком, засахаренными ушками...

– Довольно, твоя мысль ясна, – отрезал Антилопа. Колтайн продел голову через цепочку и спрятал амулет под кожаным жилетом.

– На рассвете вас ждет ужасная битва, – произнес Карполан Демесанд через некоторое время. – Я не могу позволить себе остаться. Несмотря на силу мага, несмотря на безжалостное коварство купца, в моей душе живет целое море сентиментальности. Поэтому я не смогу стать свидетелем подобной трагедии, джентльмены. Кроме того, прежде чем повернуть назад, мы должны обеспечить доставку еще одного товара... Дорога потребует напряжения всех моих магических способностей, поэтому не обессудьте.

– Что-то я ни разу не слышал о вашей гильдии, Карполан. – произнес Антилопа. – Но, по всей вероятности, скоро вы обязательно расскажете о своих путешествиях всему свету.

– Да, наступят времена, когда наши возможности резко возрастут. А пока я слышу голоса своих акционеров – думаю, надо пойти и привести в чувство лошадей... Хотя, в принципе, они должны были соскучиться по дикому террору... Никакого отличия от нас, верно? – мужчина поднялся на ноги.

– Примите мою благодарность, – проревел Колтайн. – И передайте ее своим акционерам.

– Мне что-то передать от вас Дуджеку Однорукому, кулак? Ответ викана шокировал историка; в его мозгу зашевелились путающие подозрения.

– Нет.

Глаза Карполана мгновенно расширились, затем он кратко кивнул.

– Увы, нам пора отправляться в путь. Заставьте врага пожалеть о наступившем утре, кулак.

– Непременно.


Нежданный щедрый подарок не позволил армии в полной мере восстановиться за одну ночь, однако когда Антилопа с первыми лучами солнца увидел стройные ряды Цепи Псов, он понял, что подобной ночи у солдат не было с самого горного кряжа Гелор.

Беженцы собрались в плотные группы и остановились в ущелье к северу от устья долины реки. Кланы Горностая и Безрассудных Собак заняли оборонительные позиции на некоторой возвышенности прямо перед сборными отрядами Дона Корболо. Более тридцати повстанцев были в полной готовности бросить вызов одному викану: соотношение сил было так непропорционально, а исход столкновения настолько очевиден, что среди беженцев начала подниматься паника. Волнения вздымались то там, то здесь; вопли горя и отчаяния наполнили пыльный воздух над головами.

Колтайн намеревался как можно скорее пробиться через племенное войско и заблокировать устье долины, поэтому во главу ударного отряда он поставил клан Ворона и большую часть Седьмых. Арьергарду, да и самим беженцам оставалось надеяться только на то, что затея пройдет без сучка и задоринки.

Антилопа сидел на изнуренной кобыле к востоку от главной дороги, осматривая окружающее пространство с невысокого пригорка. Два виканских клана располагались с севера, а армия Дона Корболо до поры до времени скрывалась за горизонтом.

Караван Тригальской торговой гильдии отправился в путь, исчезнув за начинающим бледнеть восточным горизонтом.

В ту же минуту перед историком показался капрал Лист, который натянул поводья и произнес:

– Прекрасное утро, сэр! Начинается смена времени года – воздух пахнет совсем по-особенному, правда?

Антилопа осмотрел юношу.

– Молодой человек не должен проявлять сегодня столько радости, капрал.

– Однако ни один из преклонных старцев вашего возраста не выглядит столь удрученным, сэр.

– Проклятый Худом выскочка! По-моему, ты слишком вольно начинаешь себя вести.

Лист красноречиво оскалился. Антилопа сузил глаза.

– Так что же призрак Ягута нашептал тебе сегодня ночью, Лист?

– Нечто такое, историк, чем сам он никогда не обладал. Призрак вселил надежду.

– Надежду? Но с чего бы ей взяться? Неужели к нам приближается Пормквал?

– Об этом мне ничего не известно, сэр. Думаете, подобный исход возможен?

– Очень маловероятно.

– Действительно, и я так думаю.

– Тогда о чем же, волосатые шары Фенира, ты сейчас говоришь. Лист?

– Не уверен, сэр. Просто я проснулся, почувствовав... – юноша пожал плечами, – почувствовав, что нас наконец-то кто-то благословил. Будто бы бог дотронулся своим перстом...

– Прекрасное начало последнего рассвета в нашей жизни, – пробормотал, вздыхая, Антилопа.

Трегинские и бхилардские племена занимались подготовкой к бою, когда звук горна Седьмых возвестил их о том, что Колтайн вовсе не собирается проявлять учтивость. Копьеносцы клана Ворона и конные лучники бросились вперед по пологому склону к восточным холмам бхилардов.

– Историк!

Какая-то нотка в голосе капрала заставила его обернуться. Лист не обращал никакого внимания на продвижение клана Ворона – его внимание было устремлено на северо-запад, где появились огромное количество растянутых цепью конников другого племени.

– Кхундрилы, – произнес Антилопа. – По слухам, они представляют собой самое мощное племя к югу от Ватары. Сейчас пришло время убедиться в этом на собственной шкуре.

Со стороны послышалось цоканье копыт, и через несколько секунд на пригорке появился сам Колтайн. Выражение лица кулака было абсолютно невозмутимым; оно не изменилось даже после того, как он лениво посмотрел на северо-запад.

Арьергард также вступил в мелкие стычки. Пролилась первая кровь, и она преимущественно принадлежала виканам. Испуганные беженцы начали смещаться к югу в надежде на то, что если долина окажется полностью свободной, то их смогут и не заметить.

Десятки тысяч кхундрилов выделились в два огромных отряда, один из которых двинулся непосредственно к устью Санимона, а другой – на север по направлению к армии Дона Корболо. Между двумя отрядами Антилопа заметил горстку военачальников, неспешно приближающихся к тому пригорку, где стоял он вместе с Колтайном и Листом.

– Похоже на то, что они хотят личного состязания, кулак, – произнес Антилопа. – Нам лучше побыстрее убраться отсюда.

– Нет.

Историк обернулся в крайнем удивлении. Колтайн поднял копье и приготовил большой круглый меч, отороченный черными перьями.

– Проклятый кулак – это же сумасшествие!

– Присмотри за своим языком, историк, – рассеянно произнес Колтайн.

Взгляд Антилопы скользнул по серебряной цепочке, висевшей на шее Колтайна.

– Какой бы подарок тебе ни подарили, он сработает только однажды. Сейчас ты хочешь поступить как боевой предводитель виканов, но не кулак империи.

Колтайн резко обернулся, и Антилопа почувствовал под кадыком холодное прикосновение острой как бритва пики.

– Ага, я еще выберу для себя способ смерти... Думаешь, мне нужна эта проклятая безделушка? – сняв перчатку, викан залез под жилет и сорвал цепочку с шеи. – Можешь надеть ее сам, историк. Все, что мы пока сделали, никак не послужило миру.

Остались только басни да сплетни. Худ бы побрал Дуджека Однорукого! Худ бы побрал императрицу! – кулак бросил бутылочку и та упала на распростертую правую ладонь историка. Сжав кулак. Антилопа почувствовал приятную прохладу, однако острие, прижатое к горлу, уже начинало нервировать. Их взгляды встретились.

– Извините меня, сэры, – произнес Лист. – Мне кажется, это не причина развязывать единоборство. Если бы вы оба посмотрели...

Колтайн рванул оружие на себя и резко развернулся.

Боевые предводители кхундрилов стояли ровной шеренгой на расстоянии тридцати шагов. Под традиционными кожаными и меховыми накидками, украшенными фетишами, они носили странные серые доспехи. «Очень похоже на шкуру какой-то рептилии», – подумал Антилопа. Черные как смоль длинные усы, заплетенные в косички бороды и, всклокоченные волосы скрывали от наблюдающих практически все человеческие черты этих воинов. Однако руки большинства из них были очень худы и загорелы.

Один прошел на пони несколько шагов вперед и заговорил на ломаном малазанском языке:

– Черное Крыло! Что ты думаешь по поводу сегодняшних шансов этих армий?

Колтайн поерзал в седле, оценил пыльное облако, приближающееся с севера и с юга, а затем откинулся назад.

– Я не собираюсь держать пари.

– Мы долго ждали этого дня, – произнес главный предводитель. Поднявшись в стременах, он показал рукой на южные холмы. – Сегодня там собрались все трегинские и бхилардские войска, – махнув рукой на север, он продолжил: – А там кан'елды, семки, даже титанси – все, что от них осталось. На южных оданс живет много больших племен – кто же из них самый сильный? Ответ даст сегодняшний день.

– Тебе лучше поторопиться, – произнес Антилопа, «Нам придется бежать от солдат, чтобы продемонстрировать твою доблесть, надменный ублюдок!»

По всей видимости, Колтайна посетили те же самые мысли, однако его нрав был гораздо спокойнее.

– Этот вопрос принадлежит только вам, и я не смогу дать на него вразумительного ответа.

– Неужели данная проблема не интересует виканские кланы? Вы не считаете себя племенем?

Колтайн медленно опустил копье и вложил его в держатель на седле.

– Нет, мы относимся к солдатам Малазанской империи. «Дыхание Худа, наконец-то он родил!»

Боевой предводитель спокойно кивнул головой. Видимо, ответ викана его ничуть не потревожил.

– В таком случае, кулак Колтайн, будь сегодня внимательнее.

Конники развернулись и мгновенно разделились – каждый отправился к своему подразделению.

– Думаю, – произнес, оглядываясь, Колтайн, – что ты выбрал хороший наблюдательный пункт.

– Что вы имеете в виду, кулак?

Легкая усмешка тронула его тонкие черты.

– На какое-то время отсюда будет прекрасный обзор, – повторил он.


Клан Ворона и Седьмые сделали все, что смогли, однако силы, удерживающие устье долины со всех сторон, не сдавались. Цепь Псов попала между наковальней Дона Корболо и молотом трегинов с бхилардами. Остался только вопрос времени.

Однако действия кланов племени кхундрила изменили все. Они пришли не для того, чтобы присоединиться к резне Малазанской империи, а ради выяснения вопросов чести и гордости. Южный отряд ворвался в боевые порядки трегинов, словно коса мстительного бога, а северное представительство завязало борьбу с флангом Дона Корболо. К величайшему удивлению всех присутствующих, вдруг откуда ни возьмись появился третий отряд кхундрилов, который ринулся непосредственно к устью долины, ударив бхилардов в тыл. Через несколько минут малазанские войска обнаружили себя полностью свободными, в то время как вокруг творилось настоящее безумие.

Армия Дона Корболо быстро пришла в себя, перестроилась со свойственной ей быстротой и начала теснить кхундрилов по истечении четырех часов жаркого сражения. Однако семки, кан'елды и остатки титанси были разбиты в пух и прах. «Я получил половину ответа на свой вопрос», – пробормотал Колтайн в горьком замешательстве.

Южные войска расправились с трегинами и бхилардами часом позже, не удосужившись даже начать преследование жалких остатков.

За час до заката одинокий кхундрилский военачальник размеренно подъехал к пригорку наблюдателей. Антилопа заметил, что это был тот же самый человек, который общался с ними утром. Тело воина было покрыто порезами и кровью, однако он ровно и весело сидел в седле.

Приблизившись к Колтайну на десять шагов, он натянул поводья.

Первым заговорил кулак:

– Кажется, ты нашел ответ на свой главный вопрос.

– Именно так, Черное Крыло!

– Это племя – кхундрилы.

На усталом лице воина появилось выражение крайнего удивления.

– Ты делаешь нам честь, но эти слова не соответствуют действительности. Мы попытались разбить одного Дона Корболо, да и то потерпели неудачу. Ответ совсем не таков.

– Неужели такой чести заслужил сам Дон Корболо? Боевой предводитель сплюнул на землю, его лицо перекосилось.

– Подземные духи! Ты просто не можешь быть таким дураком! Ответ сегодня... – военачальник рванул из кожаных ножен кривую саблю, которая моментально треснула на расстоянии десяти дюймов от эфеса. Подняв обрубок над головой, он бешено проревел: – Викане! Викане! Викане!

Глава двадцатая

Тропа – кошмарное место.

Врата, ведущие к ней, Зловонному трупу подобны,

Что ужас приносит во тьме.

Тропа.

Траут Сен'ал' Бхок'арала

Чайки начали кружиться над кораблем несколько часов назад – это были первые живые существа, с которыми столкнулись мореплаватели за последние несколько недель. Горизонт по курсу юго-юго-востока, куда двигался корабль, до сих пор оставался неразличимым, хотя последний день путешествия, по заверению первого помощника, уже подходил к концу.

На небе не было ни облачка, а живой ветер, наполнявший паруса, вызывал какое-то безотчетное ликование.

Салк Елан присоединился к Каламу, стоящему у кормы. Оба они были закутаны в широкие мантии: довольно сильные порывы ветра раскачивали корпус «Тряпичной Пробки» из стороны в сторону. На носу и главной палубе остались только два наблюдающих моряка, все остальные по распоряжению первого помощника спустились в каюты на отдых. Каламу внезапно показалось, что эти наблюдатели очень похожи на черных воронов, несущих некое предзнаменование.

Однако вскоре взгляд убийцы вновь переместился на горизонт – именно там с минуты на минуту должен был показаться долгожданный берег острова.

– К полуночи, – произнес с глубоким вздохом Салк Елан, – мы окажемся на древней родине Малазанской империи...

Калам фыркнул.

– Древней? Дыхание Худа! Ну и сколько лет, по твоему мнению, прошло со дня основания империи?

– Хорошо-хорошо, мои слова не лишены избытка романтики... Все дело в некоем настроении...

– Что? – прыснул от смеха убийца.

Елан, не обращая внимания на смех Калама, задумчиво пожал плечами.

– Я не могу это объяснить. Наверное, все дело заключается в особой атмосфере предвкушения чуда... ожидания сверхъестественного.

– Какого еще чуда?

– Ты сам об этом осведомлен гораздо лучше меня, друг. Убийца поморщился, но промолчал.

– О чем же еще я могу говорить, кроме Малаза? – сдался наконец-то Салк Елан.

– Представь себе свинарник, расположенный прямо у моря – получится очень точная картина. Гниль, вонь, нечистоты, клопы...

– Достаточно, достаточно. Извини за мой вопрос!

– Как капитан?

– Увы, без изменений.

«Почему я не чувствую удивления? Волшебство – боги, как я ненавижу волшебство!»

Салк Елан оперся руками с длинными изящными пальцами о поручень и вновь принялся любоваться игрой света в больших зеленоватых камнях, украшающих его золотые кольца.

– Любое быстроходное судно доставит нас в Унту всего за полтора дня...

– Откуда тебе это известно?

– Спросил у моряков, Калам, – откуда же еще? Твой просоленный морем приятель намеревается верховодить. Как, говоришь, его имя?

– Я так и забыл об этом спросить.

– В самом деле, Калам, у тебя есть замечательный талант.

– Какой же?

– Зарывать в землю собственное любопытство. Это свойство очень практично в одних ситуациях, однако смертельно опасно в других. Ты достаточно рассудительный человек, чтобы самому понимать такие простые истины. Даже более того, ты обязан предвосхищать подобные...

– Понятно, Елан.

– И еще: я тебе нравлюсь.

– Правда?

– Истинно так. Я польщен – подобная признательность значит для меня очень многое...

– Захотелось мужского тепла? Иди, найди какого-нибудь моряка, Елан.

Собеседник улыбнулся.

– Да нет, ты меня неправильно понял, хотя настороженность превыше всего. Знаешь, когда мужчины начинают бросать многозначительные взгляды... Ну да ладно. В конце концов, я просто счастлив, что судьба свела меня с человеком, который настолько любвеобилен, что...

Калам не вытерпел и отвернулся.

– Я не вижу ничего восхитительного, Салк Елан. Все твои неясные намеки, скользкая речь... Неужели ты до сих пор не понял, что лесть на меня не производит никакого впечатления? Зачем ты так жаждешь нашего партнерства?

– Убить императрицу, конечно, нелегко, – ответил мужчина. – Но ты только представь себя, что произойдет в случае успеха? Мы добьемся того, что все считали невозможным! О да, я хочу стать не просто свидетелем, а одним из творцов подобного события, Калам Мекхар! Рука об руку вместе с тобой, мы пронзим сердце самой сильной империи в мире!

– Ты выжил из ума, – произнес Калам так тихо, что его едва не заглушил шум моря, – Убить императрицу? И чтобы я пошел на это безумие вместе с тобой? Забудь, Салк Елан.

– Может быть, попытаешься побороться с моим лицемерием? – усмехнулся собеседник.

– Какое волшебство на протяжении всего путешествия владеет нашим кораблем?

Глаза Салк Елана непроизвольно расширились. Затем он покачал головой.

– Я не способен ответить на этот вопрос, Калам... Моя личная догадка заключается в том, что чья-то сила затащила нас в Путь. По всей видимости, этот человек хочет заполучить груз.

Еще раз повторяю: мои слова – это только теория. Вот и все, друг, все мои секреты раскрыты.

Калам в течение длительного времени молчал, а затем покачал головой.

– В Малазе у меня есть несколько знакомых. Конечно, о встрече никто не договаривался, поскольку изначальное направление корабля было совсем иным... Однако стоит попытаться...

– Знакомые – это прекрасно, они нам нужны. Место?

– В Малазе есть один самый черный и глухой район, упоминание о котором бросает в дрожь любого приезжего. Именно там, если все пройдет гладко, мы будем ожидать наших союзников.

– Позволь мне догадаться: там есть одна таверна с дурной репутацией, которая называется «У Весельчака». Когда-то давным-давно ее владельцем был человек, который впоследствии стал императором. Моряки мне рассказывали, что там отвратительная еда.

Калам уставился на Елана в немом изумлении. «Только Худу известно... Что это – поразительный сарказм или ... Во имя Абисса!»

– Нет, это место называется Дом Смерти. Точнее, его врата. Только прошу тебя, Салк Елан, не пытайся проникнуть во двор!

Мужчина перегнулся через борт и рассмотрел в неясном сумраке желтые огни Малаза.

– Если твоего друга не будет очень долгое время, то я не могу ручаться за свои намерения.

К несчастью, Елан заметил дикую усмешку Калама.


Искарал Пуст схватил задвижку с бешеной энергией и принялся барабанить ногами в дверь. Старичка охватил невиданный страх; хлипкое тело сотрясали судороги, но дверь не поддавалась. Проревев проклятья, Маппо положил свою ношу на землю и оттолкнул Искарала от препятствия.

Скрипач увидел, как напряглись все мышцы Трелла, однако гораздо больше его сейчас волновала та черная туча, которая уже приблизилась к компании на расстояние менее тысячи шагов. Треморлор сопротивлялся им с неумолимой жестокостью. Слепая стояла рядом, подняв морду кверху. Шерсть зверя превратилась в сплошную щетину. Четверо оставшихся Гончих расправились с остатками Сольтакена и бросились по направлению к вратам, увитым сухим виноградником. Тем временем Д'айверс, словно черная вода, начал отбрасывать на землю смертельную тень

– Дверь либо открывается с одного прикосновения, – произнесла Апсала с удивительным спокойствием в голосе, – либо не поддается совсем. Отойди назад, Маппо, пускай попробуют все.

– Икариум начинает шевелиться! – закричал Крокус.

– Это плохо, – ответил Трелл. – Всевышние боги, только не здесь. Только не сейчас!

– Лучшего времени не найти! – выкрикнул Искарал Пуст. В разговор вновь вмешалась Апсала.

– Крокус, ты последний, кроме Скрипача, который не пытался открыть дверь. Иди сюда, быстрее.

Молчание, которое последовало за этими словами, было выразительнее слов. Сапер обернулся к тому месту, где лежал Ягут.

– Разбуди его, – приказал он Треллу. – У нас нет другого выбора.

Маппо поднял лицо, на котором отражалось мучительная нерешительность.

– Так близко к Треморлору – это же риск, Скрипач...

– Что...

Однако на этом слова сапера оборвались. Будто под действием вспышки молнии, тело Икариума затряслось и начало издавать ужасный вой. Окружающие в страхе попятились назад. Рана на лбу Ягута раскрылась, и из нее хлынул поток крови. Не обращая на это никакого внимания, Икариум вспрыгнул на ноги, подняв над головой длинный древний меч. Лезвие осветилось нежно-голубым светом.

Гончие и Д'айверс одновременно достигли двора. Земля и пожухлые деревья всколыхнулись; хитросплетенье корней и ветвей, подобно чьей-то хитрой темной сети, поднялось в воздух. Оставшиеся древесные стражи протянули свои щупальца по направлению к Гончим. Звери дико завыли. Слепая решила покинуть Скрипача и присоединиться к своему племени.

Стоя посреди ужасного необъяснимого хаоса, сапер в глубине души усмехнулся. «Никто не собирается предавать Повелителя Тени... Но как Азас может сопротивляться Гончим Тени?»

Внезапно Скрипач почувствовал на плече прикосновение руки.

– Щеколда! – прошептала Апсала. – Попробуй еще раз, Скрипач.

Д'айверс начал вновь атаковать, и Треморлор предпринял последнее отчаянное усилие для своей защиты. Послышался треск дерева.

Апсала подтолкнула сапера, и он всем телом обрушился на дверь. Обернувшись назад, Скрипач увидел Маппо, который до сих пор держал на руках бессознательного Икариума. От Ягута исходили в воздух потоки энергии, которые отдавались в ушах смертных диким безжалостным нарастающим криком. Прикоснувшись к темному, покрытому капельками влаги дереву двери, сапер вновь осознал свою абсолютную беспомощность. Почувствовав на спине горящий взгляд девушки, он все же решился совершить еще одну попытку и вновь схватился изо всех сил за металлическую щеколду.

Гончие завыли из самого темного угла сада, этот звук слился с нечеловеческими криками, доносившимися от Икариума. Скрипач почувствовал, что щеколда мелко вибрирует. По прошествии нескольких секунд дрожь распространилась на весь Дом.

Сапер прислонился к прохладной двери и, ощутив на мгновение веру в победу, сконцентрировал все свои оставшиеся силы. Вены вздулись, как корабельные тросы, однако... все напрасно.

Щеколда не поддалась.

Над головой послышался новый шум – это были кровяные мухи, пробивающие себе дорогу через древесную сеть. Они были все ближе и ближе... приближаясь к бешеной энергии Икариума. «Ягут скоро проснется – другого не дано. Единственная радость заключается в том, что нас он убьет последними. Ха-ха, погибнет Азас, лабиринт и все узники... Только прошу тебя, Икариум, не жалей никого... Так будет лучше для всего мира и остальных живущих в нем людей...»

Режущая боль пронзила спину Скрипача – кровяные мухи! Однако нет, что-то уж больно они тяжелы... Такое ощущение, будто в кожу вонзились мелкие клыки. Обернувшись, сапер встретился взглядом с яростным оскалом Моби. Зверек двинулся по руке Скрипача, непрестанно пронзая плоть на расстоянии нескольких дюймов. Сознание солдата помутилось, перед глазами пошли разноцветные круги. В ту же секунду он почувствовал, что рука стала чудовищно тяжела, и закричал.

Моби перебрался по руке сапера на саму дверь, протянул тонкую ручку и дотронулся до щеколды.

Скрипач повалился на теплый влажный плитняк. За спиной послышались крики и топот ног, а Дом продолжал неистово стонать. Перекатившись на спину, сапер ощутил, что лежит на каком-то предмете. В то же мгновение в воздухе повис резкий запах пыли.

Треморлор потряс сильнейший толчок.

Скрипача подбросило, и он, опершись на руки, принял сидячее положение.

Картина, открывшаяся впереди, поразила бы любого смертного. Коридор, чьи стены были выложены большими плитами, светился ярко-желтым трепещущим светом. Маппо продолжал держать Икариума в объятьях, хотя эта задача становилась все сложнее и сложнее. Все как один ринулись на свет. Через мгновение Ягут успокоился и вновь бессильно обмяк. Золотой свет перестал дрожать: ярость Икариума улетучилась.

Маппо в безмолвии склонился над неподвижно лежащим телом друга. Дверь захлопнулась, однако теперь они находились внутри.

Скрипач огляделся, пытаясь выяснить, не потеряли ли они кого из своей компании. Апсала склонилась над отцом; Крокус продолжал тащить съежившегося Искарала Пуста поближе к свету, в то время как верховный священник, недоумевая, тупо смотрел в потолок.

– А где Гончие, Искарал Пуст? – прозвучал сухой голос сапера.

– Убежали! Представляете, в средоточии предательства и измены они пошли до конца в борьбе с Д'айверсом, – помедлив, он понюхал сырой воздух. – Вы чувствуете это? Треморлор удовлетворен – Д'айверс попал на крючок.

– Любая измена в жизни может быть совершена инстинктивно, верховный священник, – произнесла Апсала. – Только представьте себе: пять всевышних во дворе Дома! Сам Повелитель Тени опасается их... Это же огромный риск для Треморлора!

– Ложь! Мы играли по честным правилам!

– Впервые за все время, – пробормотал Крокус. Взглянув на сапера, он добавил: – Рад, что ты открыл дверь, Скрипка.

Сапер осекся и вновь начал осматривать коридор.

– Это не я. К щеколде прикоснулся Моби, однако по ходу дела он располосовал мне всю руку. Ну и где этот проклятый коротышка? Зверек должен находиться где-то неподалеку.

– Ты сидишь на трупе, – произнес внезапно отец Апсала.

Крокус опустил голову; заметив под собой груду костей и разлагающейся плоти, он как ужаленный взвился в воздух, бормоча проклятия.

– Интересно, и как я его не заметил, – произнес задумчиво Крокус. – Скажи, Скрипка, ты думаешь, он умер внутри?

– Да, уверен.

– Однако он мог пройти гораздо дальше в глубь Дома...

– Да нет, этот человек искал врата, – заверещал Пуст. – Тропу Рук!

– Однако Моби – обычный семейный...

– Ложь! Наш отвратительный бхок'арал – Сольтакен, глупцы!

– Успокойся. Здесь нет тех врат, которые столь яростно ищут Изменяющие Форму, – произнесла Апсала, медленно поднимаясь на ноги и начиная внимательно рассматривать разложившееся тело. – По всей видимости, этот человек был Хранителем, поскольку каждый Азас имеет своего караульного. Я всегда полагала, что они относятся к бессмертным... – девушка сделала шаг вперед и склонилась над костями, – это не человек – посмотрите, его конечности слишком уж длинные, а количество суставов вообще превышает все мыслимые пределы. Представляете, какой мощью обладала его плоть...

Маппо поднял голову.

– Форкрул Эссейл.

– Последняя из Старших Рас. Во всех известных мне легендах Семи Городов нет ни одного упоминания об этих существах, – девушка повернулась лицом к коридору.

На расстоянии пяти шагов от двери располагался Т-образный перекресток, причем прямо напротив входа виднелась пара других дверей.

– Планировка практически идентична, – прошептала Апсал.

– Чему? – спросил Крокус.

– Дому Мертвых, располагающемуся в городе Малаз.

Со стороны перекрестка послышались мелкие шаги, и мгновение спустя из-за угла появился Моби. Махнув крыльями, он приземлился на руки дару.

– Он весь дрожит, – произнес Крокус, крепко обнимая зверька.

– О, великолепно, – пробормотал Скрипач.

– Ягут, – прошипел Пуст, сидя на коленях на расстоянии нескольких шагов от Маппо с Икариумом. – Я вижу, ты тискаешь его в своих руках. Скажи, он мертв?

Трелл отрицательно покачал головой.

– Нет, без сознания. Думаю, он будет пребывать в таком состоянии еще некоторое время...

– В таком случае позволь Азасу забрать его! Немедленно! Мы же внутри Треморлора, он нам больше не нужен!

– Неправда.

– Глупец!

Издалека послышался звон колокольчика. Недоумевая, путешественники с опаской посмотрели друг на друга.

– Вы слышали это? – поинтересовался Скрипач. – Колокольчик купца!

– Но почему сразу купца? – проворчал Пуст, чьи глаза злобно сузились до маленьких щелок.

Однако Крокус подтвердил слова сапера.

– Это действительно колокольчик купца из Даруджистана. Скрипач подошел ко входу, легко повернул щеколду, и дверь сама распахнулась наружу.

Обрывки изуродованных корней, которые усыпали сад, начали медленно подниматься в воздух и аккуратно образовывать в центре большую кучу. Взрытая почва под действием ветра развевалась во все стороны. Прямо за высокими арочными вратами стояли три огромные разукрашенные повозки, каждая из которых была запряжена девятью белыми лошадьми. Рядом стояла неповоротливая фигура, облаченная в шелковое одеяние. Человек поднял руку и обратился к Скрипачу на языке ару:

– Увы, я не могу идти дальше! Заверяю вас: вокруг все спокойно. Мне нужен человек по имени Скрипач.

– Зачем? – рявкнул сапер.

– Дело в том, что я доставил для него подарок. К слову сказать, дорога была крайне сложной, причем я терпел значительные неудобства... Ну да ладно, давайте как можно скорее оформим нашу сделку.

Крокус, стоящий подле сапера, нахмурился и вполголоса произнес:

– Мне известен изготовитель данных повозок – его зовут Бернук, который живет на берегу Большого Озера. Однако до сего момента я ни разу не видел столь огромных плодов его творчества... Боги, сколько же меня не было дома.

Скрипач вздохнул.

– Так он из Даруджистана.

– Однозначно, – подтвердил дару, кивнув головой.

Скрипач вышел на воздух и внимательно осмотрел окружающее пространство. По всей видимости, купец не соврал – вокруг действительно было все спокойно и неподвижно. Все еще терзаясь смутными сомнениями, Скрипач двинулся вперед. Остановившись на расстоянии двух шагов от врат, он придирчиво осмотрел купца.

– Карполан Демесанд, сэр, состоящий в Тригальской Торговой гвардии. Думаю, что эту поездку мои акционеры не забудут до конца жизни, и надеюсь, она больше не повторится, – на лице купца в самом деле читалось огромное утомление, а шелковые одежды были насквозь пропитаны потом. Легким жестом, он подозвал стоящую за спиной мертвенно-бледную женщину, которая принесла небольшую коробочку. В этот момент Карполан продолжил: – Примите поклон от любезного мага Разрушителей Мостов, тот узнал о вашем местоположении от некогда общавшегося с вами капрала. Скрипач принял коробочку и наконец-то улыбнулся:

– По всей видимости, вы перенесли не меньше испытаний, добравшись сюда, чем мы сами, сэр.

– Ничего страшного, уверяю вас. А теперь простите – нам нужно бежать... Ах, простите за невежество, я имел в виду, отправляться. Мы должны отправляться, – вздохнув, купец осмотрелся вокруг: – Простите меня, но я настолько устал, что даже не способен поддерживать формальную светскую беседу, что является признаком неучтивости.

– Нет-нет, не нужно никаких извинений, – ответил Скрипач. – Несмотря на то что я не имею ни малейшего представления, каким образом вы попали сюда и собираетесь вернуться обратно в Даруджистан, я желаю вам простой и легкой дороги. Остался последний вопрос. Скажите, а тот маг, который передавал вам посылку, ничего не сказал о происхождении ее содержимого?

– О да, действительно, сэр. Он просил передать, что этот презент добрался к вам с улиц Голубого города. Вижу, эта запутанная фраза очень многое для вас значит, сэр.

– Скажите, а не давал ли вам маг каких-либо предостережений по поводу обращения с этой вещицей в дороге, Карполан?

Купец поморщился.

– Он просил, чтобы мы сильно не тряслись... Однако последний участок нашей дороги был немного... грубоват. К сожалению, могу признать, что содержимое посылки может в самом деле быть немного подпорчено.

Скрипач улыбнулся.

– Счастлив вам сообщить, что груз прибыл в целости и сохранности.

Карполан Демесанд нахмурился.

– Вы даже не открыли коробку – откуда можно получить такую информацию?

– Доверьтесь мне, сударь, я говорю сущую правду.


Как только Скрипач занес посылку в Дом, Крокус моментально закрыл за ним дверь. Сапер осторожно поставил коробок на землю и открыл крышку.

– Ох. Быстрый Бен, – прошептал он, рассматривая предметы, заключенные внутри, – когда-нибудь я возведу храм в твое имя, – улыбаясь от удовольствия. Скрипач насчитал семь снарядов, тринадцать камнедробилок и четыре зажигательные гранаты.

– Не возьму в толк, как этот купец пробрался сюда? – спросил Крокус. – Из самого Даруджистана, Скрипка! Дыхание Худа!

– Не имею ни малейшего понятия, – солдат выпрямился, осматривая всех остальных. – Ну что же, товарищи, наконец-то я чувствую себя в своей тарелке. Могу заметить, очень приятное ощущение!

– Оптимизм! – взорвался Искарал Пуст, чей тон граничил с отвращением. Поднявшись на ноги, он начал прыгать, выдергивая из головы последние жидкие волосенки. – А в это время грязная обезьяна мочится на руках юноши, распространяя вокруг волны ужаса! Оптимизм!

Крокус спустил зверька с рук и в непонимании уставился на поток желтой жидкости, который потек по плитке.

– Моби?

Однако маленькое создание только лишь застенчиво улыбалось.

– Ты имеешь в виду, Сольтакен!

– Просто-напросто его испугали происходящие вокруг события, понимаешь? – произнесла Апсала, осматривая извивающееся животное. – Может быть, конечно, и другое объяснение: странное чувство юмора.

– Что это еще за лепет? – выкрикнул Пуст, сузив глаза.

– Он думал, что отыщет Тропу... Дело в том, что его привело сюда древнее обещание огромной власти... Именно поэтому в мозгу Моби постоянно присутствовала одна-единственная мысль. Крокус! Тот бхок'арал, которого ты держал на своих руках, является демоном. В действительности он способен схватить тебя на руки точно так же, как это сделал ты несколько минут назад.

Послышалось ворчанье Маппо:

– Ах, теперь мне все понятно.

– Но почему бы не поставить нас об этом в известность? – спросил Крокус.

Апсала толкнула ногой мертвое тело.

– Треморлор нуждается в новом охраннике. Кому-нибудь нужны другие разъяснения?

Крокус сощурился и с горечью посмотрел на дрожащее создание у своих ног.

– Неужели это и есть любимец моего дяди?

– Да. Полагаю, что этого демона порой очень сильно страшат ожидания предстоящих событий. Однако в скором времени он опять полностью сольется со своей ролью.

Пока шло разбирательство. Скрипач любовно запаковал снаряжение морантов в свой кожаный мешок. Поднявшись на ноги, он осторожно повесил его на плечо.

– Быстрый Бен полагает, что мы найдем портал где-то неподалеку... Это будут врата Пути...

– Связь Домов! – ликовал Пуст. – Возмутительная наглость Этот остроумный маг просто очаровал меня, солдат. Он просто обязан быть служителем Тени.

«Таково и было его предназначение раньше, однако теперь это совсем неважно. Если бог все еще следит за твоей судьбой, Пуст, то он как-нибудь нашепчет тебе на ушко... Я даже не могу ровно дышать...»

– Самое время найти портал...

– За Т-образным перекрестком вниз и налево, к парным дверям. Левая из них приведет нас к башне. Затем придется подняться на верхний этаж, – улыбнулась Апсала.

Скрипач некоторое время в удивлении смотрел на расплывшееся лицо девушки, а затем коротко кивнул. «Позаимствованные воспоминания...»

Впереди вышагивал Моби. Он позабыл о неприятном событии и сейчас страшно гордился своею важной миссией. Прямо за поворотом в каменной стене левого прохода путешественники заметили узкую нишу, в которой стоял высокий, около десяти футов, рыцарь, закованный в блистающие стальные латы. Около стен ниши стояли две огромные перекрещенные обоюдоострые секиры. Заметив это чудо самым первым, Моби подошел и ласково потрогал своей малюсенькой рукой ногу в железных доспехах. Затем он задумчиво отправился дальше. Вторым шел Крокус, тот также оказался крайне заинтересованным представшей перед ним картиной.

Открыв левую дверь, путники оказались на нижнем этаже большой башни. В самом центре узкой платформы витиевато поднималась вверх винтовая лестница. На самых нижних ее ступеньках лежало еще одно тело, которое принадлежало молодой женщине с темной кожей. Складывалось впечатление, что трагедия произошла всего час назад. На бедре женщины покоились огромные ножны, их содержимого нигде не было видно. Спину женщины украшали две огромные перекрещенные раны.

Апсала, завидев девушку, присела рядом и положила ей руку на плечо.

– Мне известна эта особа, – прошептала Апсала.

– Неужели? – отозвался Реллок.

– Это говорит память некогда обладавшего мною бога, отец, – ответила девушка. – Он помнит все...

– Танцор, – решил уточнить Скрипач. Апсала кивнула.

– Это дочь Дассема Ультора. Первый Меч обнаружил дочь уже после того, как Худ забрал ее в свои объятья, и решил поместить сюда...

– По всей видимости, это произошло раньше, чем Дассем Ультор предал клятву верности Худу...

– Именно так. Впоследствии этот человек проклял своего прошлого бога.

– Но ведь подобные события произошли много лет назад, Апсала. – возразил Скрипач.

– Я знаю.

В полном молчании путники рассматривали молодую девушку, лежащую на лестнице. Маппо поправил Икариума у себя на плечах. Этот шорох напомнил Треллуотом, что сделал со своей ношей Дассем Ультор. Нахмурившись, он еще сильнее вцепился в своего друга.

Апсала поднялась на ноги и посмотрела вверх.

– Если память Танцора все еще в силе, то портал нас ждет. Скрипач обернулся назад.

– Маппо! Уж не собираешься ли ты нас покинуть?

– Нет, пока нет. Хотя я не знаю, что будет дальше... Возможно, у меня появятся причины, по которым придется покинуть этот Путь.

– Это же просто предположение, – произнес сапер. Трелл просто пожал плечами.

– Искарал Пуст, что скажешь ты?

– Конечно, конечно я пойду с вами. Почему нет, почему нет? Идти обратно через этот ужасный лабиринт? Безумие! Искарала Пуста можно обвинить во всем, кроме безумия, вы все об этом очень хорошо знаете. Конечно, я составлю вам компанию... однако себе на ушко скажу: по всей видимости, нам еще не раз представится возможность измены... Измены кому? Чему? Какая, в сущности, разница? Сама дорога вовсе не похожа на приятную прогулку, однако ее конечная цель... О да, она принесет блаженство!

Скрипач встретился с острым взглядом Крокуса.

– Присматривай за ним.

– Конечно.

Затем сапер перевел взгляд на Моби. Зверек крутился около двери, пытаясь догнать свой собственный хвост.

– Интересно, как принято прощаться с бхок'арал?

– Пинком под зад, как же еще? – предложил идею Пуст.

– Неужели ты осмелишься поступить так с Моби самостоятельно? – спросил Скрипач.

Верховный священник нахмурился, однако не двинулся со своего места.

– Он был рядом, когда мы путешествовали в шторме, не так ли? – спросил Крокус, приближаясь к маленькой морщинистой фигурке. – Вспомните все невидимые битвы... Он же защищал нас на протяжении всей дороги.

– Точно, – подтвердил сапер.

– Скрытые мотивы! – прошипел Пуст.

– Тем не менее...

– Боги, он же будет таким одиноким! – закричал Крокус и поднял бхок'арала на руки. Юноша совсем не стеснялся тех слез, которые полились у него из глаз.

Поморщившись, Скрипач отвернулся и начал рассматривать лестницу.

– Знаешь ли, Крокус, если я позволю взять зверька с собой, то это может обернуться для нас бедой.

– Я что-нибудь придумаю, – прошептал юноша.

– Да посмотри же ты, наконец, – произнесла Апсала. – Этот зверек выглядит вполне самодостаточным. Он долгое время находился один, поэтому сейчас с ним ничего не случится.

Дару кивнул. Он медленно освободил бхок'арала и опустил его на землю.

– Желаю тебе удачи. Надеюсь, поблизости нет глиняной посуды.

– Что?

Крокус улыбнулся.

– Моби всегда подстерегают неудачи рядом с глиняной посудой. Хотя, возможно, это только совпадения...

Положив руку на грубую безволосую голову зверька, он в последний раз поласкал своего любимца, а затем поднялся на ноги.

– Пора в путь.

– Треморлор приветствует тебя всем сердцем... даже в том случае, если на полу появится неприятно пахнущая кучка.


Бхок'арал смотрел вслед поднимающимся по лестнице людям. Через несколько секунд вверху блеснула пара вспышек, и все стихло. Зверек прислушивался, наклонял голову, однако сверху больше не доносилось ни единого звука.

В течение нескольких минут он сидел в полной неподвижности, вяло грызя собственный хвост, затем вскочил на ноги, побежал обратно по коридору и остановился около рыцаря, закованного в латы.

Большое металлическое забрало со скрипом отворилось, и оттуда послышался грубый трескучий голос:

– Я рад, что мое одиночество наконец-то закончилось, маленький друг. Треморлор приветствует тебя всем сердцем... даже в том случае, если на полу появится неприятно пахнущая кучка.


Пыль и гравий заскрежетали по щиту Антилопы: виканский конник упал на землю и покатился, замерев в нескольких шагах от ног историка. «Не более шестнадцати лет», – подумал он, глядя на молодое, практически спокойное лицо воина из клана Ворона. Складывалось так, что он просто заснул и выпал из седла... Однако на самом деле для юноши все сны уже закончились.

Антилопа переступил через тело и несколько минут подождал, пока не осядет пыль. Рукоятка короткого меча была пропитана кровью, поэтому каждый раз, когда историк пытался поменять хватку, она с трудом отлипала от ладони с неприятным чавкающим звуком.

Конники двигались перед Антилопой по вытоптанной копытами земле, а из-за их спин летел огромный поток стрел. Дернув щитом, историк в последнюю секунду успел отразить смертоносное острие, которое насквозь пробило забрало и остановилось в нескольких сантиметрах от подбородка.

Кавалерия тарксианов пробилась через основные силы союзников и сейчас находилась в нескольких минутах пути от разрозненных сил виканов. Контратака клана Ворона была яростной и дикой, и она стоила огромного количества жертв. Медленно продвигаясь вперед, Антилопа абсолютно четко отдавал себе отчет в том, что виканы могут просто не выдержать.

Подразделения пехоты были разбиты; теперь их остатки, сгруппированные в четыре небольших отряда, искали возможность воссоединиться. В седле оставалось совсем небольшое количество конников клана Ворона, причем на каждого из них неслась целая группа тарксианов, потрясая над головой кривыми саблями с широкими лезвиями. По всей окрестности на земле лежали кони, которые ржали и корчились от боли.

Антилопа выпрыгнул из седла и приблизился к мертвой тарксианской лошади. Вытащив из ножен длинный меч, он уперся острием в круп, покрытый кожаной попоной, навалился всем телом и почувствовал, как лезвие начинает рассекать плоть. Упершись в кость, историк удовлетворенно кивнул головой и вытащил свое оружие.

Внезапно в воздухе блеснула кривая сабля, которая с треском ударилась о щит Антилопы. Историк покачнулся и упал на колени, не выдержав огромной инерции летящего оружия. Почувствовав внезапную злость, он вновь вытащил на свет свое оружие и принялся безумно рубить мертвое тело животного.

Наконец, историк почувствовал себя полностью обессиленным. Подняв забрало, он вытер с лица песок и пот, а затем двинулся вперед, где виднелась самая большая группа пехотинцев.

С момента битвы в долине Санимон прошло три дня. Именно это время было отмерено союзным племенем кхундрилов для того, чтобы обеспечить виканам короткую передышку. В тот день нежданные друзья преследовали остатки конкурирующих племен до самой темноты, а затем вернулись победителями на свои древние законные земли. С тех пор кхундрилов никто не видел.

Поражение повергло Дона Корболо в ярость – это было очевидно, поскольку на следующий день он предпринял такое количество атак, что они не прекращались уже в течение сорока часов.

Цепь Псов осаждали постоянно – спереди и сзади, с флангов, а иногда с трех сторон одновременно. То, чего не могли добиться пики, стрелы и мечи, обеспечивала усталость. Солдаты просто подали на землю: их доспехи превращались в лохмотья, а бесчисленные мелкие раны просто лишали сил. Складывалось впечатление, что по всему войску разнеслась ужасная эпидемия, отнимавшая у воинов последние силы.

Та сцена, которую Антилопа увидел перед своими глазами, была просто непостижима. Историк онемел от ужаса.

Он достиг пехоты вместе с остальными группами армии Кол-тайна. Все они попытались создать такую круговую цепь, через которую не мог бы пробиться ни один конный отряд.

Внутри кольца бойцы, искусно владеющие холодным оружием, начали бить мечами о щиты и дико кричать в ритм громких ударов. Обеспечив себе таким образом защиту, это сооружение из людей медленно двинулось к основным отрядам армии Седьмых, которые стояли в одну линию у западного фланга Цепи Псов.

Антилопа двинулся с ними пешком, заняв место во внешнем кольце. Каждый раз, когда на глаза им попадался раненый неприятель, историк приканчивал его резким ударом в голову. В ногу с Антилопой шли пятеро конников из клана Ворона – именно они остались в живых после злополучной контратаки, причем двое из них были уже абсолютно неспособными к бою.

Несколько мгновений спустя кольцо достигло первой линии союзников и растворилось внутри нее. Виканы воткнули шпоры своим лошадям и с сумасшедшей скоростью двинулись в южном направлении. Растолкав окружающих людей, Антилопа пробрался на чистое пространство. Опустив дрожащие руки, он сплюнул на землю кровью и поднял голову вверх.

Перед ним проходило несметное количество беженцев, которые мигрировали на задние оборонительные позиции. Тысячи перемазанных пылью изнуренных лиц смотрели на Антилопу и разделяющий их тонкий кордон солдат. Все понимали, что с каждой секундой их будет становиться все меньше и меньше. На лицах беженцев не отражалось никаких эмоций, они просто тупо брели вперед, надеясь на чудо и спасение. Некоторые из них уже полностью выбились из сил. Единственной причиной, по которой они все еще продолжали механически переставлять ноги, являлись маленькие дети, прижатые к груди, – их единственная ценность.

По направлению к Антилопе со стороны тыла беженцев двинулись две темные фигуры. Поморщившись, историк уставился на них: оба лица казались абсолютно чужими. Однако через несколько секунд в голове прояснилось, и он услышал:

– Историк!

Голос вырвал Антилопу из забытья. С трудом расцепив засохшие губы, он едва слышно пробормотал:

– Капитан Затишье.

В ту же секунду капитан передал ему кувшин с отбитым горлышком. Антилопа с трудом убрал в ножны свой боевой длинный меч и принял дрожащими руками живительную влагу. Прохладная вода отозвалась во рту неимоверной болью – историк не обращал на нее никакого внимания. Он просто пил, пил.

– Мы достигли равнины Гелин, – произнес Затишье.

Другим человеком, стоящим возле капитана, оказалась старая знакомая историка, безымянная морячка. Покачнувшись, женщина чуть не упала на землю, и в этот момент Антилопа заметил огромную колотую рану, что зияла у нее на левом плече. «Вероятно, наконечник копья пробил щит», – подумал историк. Расплющенные щитки доспехов блестели, словно огромная брешь.

Взгляды страдающих встретились. Антилопа отметил, что в некогда красивых жизнерадостных светло-карих глазах не осталось ничего живого. Однако историк опасался не этого. Внезапно он осознал свою полную моральную опустошенность. Не осталось ничего – ни страха, ни ужаса, ни желаний... Даже отчаяние покинуло его истерзанную душу.

– Колтайн хочет видеть тебя, – произнес Затишье.

– Неужели он до сих пор дышит? – Да.

– Думаю, ему нужна вот эта вещица, – Антилопа снял с шеи маленькую стеклянную бутылочку и протянул капитану. – Вот...

– Нет, – произнес Затишье, нахмурившись. – Он хочет поговорить именно с тобой. Мы наткнулись на племя санит одан, но они пока выбрали выжидательную стратегию.

– Похоже на то, что о восстании здесь никто и не знает, – пробормотал Антилопа.

Звуки битвы со стороны фланговой линии немного утихли. «Еще одна пауза, – пронеслось в голове историка, – чтобы унять кровотечение, залатать дыры в снаряжении и попытаться отдохнуть».

Капитан жестом показал направление, и троица медленно двинулась вдоль цепи беженцев.

– Что это за племя? – через некоторое время спросил историк. – И кроме того, при чем здесь я?

– Кулак принял решение, – ответил Затишье.

Что-то в словах капитана затронуло глубинные чувства Антилопы. Неудовлетворенного ответом, его начало глодать любопытство... Однако все детали решения принадлежали только Колтайну. «Человек ведет целую армию, которая до сих пор отказывается умирать. В течение тридцати часов атаки неприятеля мы не потеряли ни одного беженца. Зато пять тысяч солдат предстали перед своими богами...»

– Что тебе известно о племенах, которые располагаются в непосредственной близости от города? – спросил Затишье.

– Они не очень-то жалуют Арен, – ответил Антилопа.

– Поэтому племена ненавидят империю?

Историк задумался, мгновенно распознав направление мыслей капитана.

– Да нет, не сказал бы. Малазанская империя свято чтит свои границы, поэтому прекрасно понимает нужды тех, кто находится рядом, в округе... В конце концов, широкие территории остаются местом кочевого промысла этих племен, а налоги весьма посильны. Более того, каждый раз, когда представители империи пересекают эти обширные земли, они платят хорошую компенсацию. Колтайн должен знать об этих тонкостях, капитан.

– По всей видимости, именно так и обстоят дела. Эти объяснения были нужны только для меня.

Антилопа оглянулся на беженцев, что шли слева. Лица, ряд за рядом, молодые и старые, покрытые толстым слоем пыли... Тысячи людей в последнем усилии пытались не думать об усталости. Однако Антилопа понимал, что каждый из них находится на краю, за которым отчаянный риск Колтайна.

«Кулак принял решение.

А офицеры артачатся, их гложет страшная неопределенность. Неужели Колтайн поддался отчаянью? Или он просто просчитал ситуацию на несколько шагов вперед?

Пять тысяч солдат...»

– Что ты хочешь услышать от меня, Затишье? – спросил Антилопа.

– Что у нас не осталось выбора.

– Ты можешь и сам подтвердить подобное утверждение.

– Нет, я не осмелюсь, – мужчина поморщился, а на его изуродованном лице появилась гримаса боли. Вокруг одного-единственного глаза собралось множество морщин. – Все дело в детях. Это же последнее, что у них осталось, Антилопа...

Резкий кивок историка прервал рассуждение капитана. Других слов просто не требовалось. Он смотрел на детские лица и понимал, что они хотят мира и невинности... Однако жизнь расставляла совсем другие приоритеты. Затишье, наверное, сам пришел к тому же самому заключению. Непреложная неприкосновенность в наших условиях не действует.

«Пять тысяч солдат отдали свои жизни за то, чтобы сейчас мы могли вести подобные рассуждения. Неужели все эти жертвы – романтическая глупость, которой не придали значения все наши воины? Неужели каждый солдат в самом деле понимает, что его первоочередная задача – отдать свою жизнь, например, за маленького ребенка? Неужели подобные мысли живут в головах тех мужчин и женщин, что сейчас со стертыми ногами еле идут у нас за спиной?»

Антилопа перевел взгляд на безымянную морячку и встретился с ее карими глазами... Складывалось впечатление, что она ждала этого нарочно, что все его страхи, мысли и сомнения находят понимание в этой маленькой головке.

Женщина пожала уцелевшим плечом.

– Мы настолько слепы, что не можем заметить очевидных вещей, Антилопа. Наша цель – защищать их достоинство. Вот так, все очень просто. Более того, в этом и заключается наша сила. Именно эти слова ты и хотел услышать?

«Я приму к сведению это маленькое замечание. В самом деле, никогда не стоит недооценивать солдат».


Санимон представлял собой огромный холм с плоской вершиной, достигающий в ширину полумили, а в высоту – тридцати размахов рук. Бесплодная равнина, располагающаяся на поверхности, была доступна всем царящим здесь ветрам. В Санит Одане, который начинался здесь, к югу от плато, остались с древних времен две перекрещенные дороги. Когда-то давно на месте плато красовался прекрасный преуспевающий город. Обе дороги, проложенные на прочном каменном фундаменте, были прямыми, как пики. Одна из них, направляющаяся к западу, имела название Пайненсан'м. Она вела к противоположному краю длинной каменной гряды, а потому в настоящее время практически не использовалась. Другая, по имени Санийхе'м, вела к югу, к древнему материковому морю Клатар. На высоте пятнадцати размахов рук дороги превращались в дамбы.

Клан Ворона Колтайна приблизился к дороге Санийхе'м, приняв ее за невысокий вытянутый холм. Южная треть самого Санимона представляла собой сейчас опорный пункт остальных виканов – конников и лучников кланов Безрассудных Собак и Горностая. Как только беженцы приблизились к восточной оконечности Санимона, стало понятно, что они нуждаются в защите с флангов. Большая масса войск двинулась вперед для того, чтобы поддержать восточный фланг. Силы Дона Корболо, вовлеченные в битву с обоими флангами, вновь потерпели поражение и разбили в кровь свои носы. Несмотря на то, что Седьмые были в меньшинстве, они замечали, как их противники падали на землю без серьезных ранений на теле; другие неприятели начинали выть от боли, как только каждый из них убивал по одному врагу. Прибытие конных виканских лучников сделало очевидным исход этой небольшой стычки, и на землю вновь опустилась тишина – короткая передышка.

Кулак Колтайн недвижимо стоял в одиночестве на краю плато, рассматривая южные границы одан. Его плащ из черного вороного пера развевался на ветру, вздымаясь под порывами высоко в небо. На расстоянии двух тысяч шагов, у противоположной линии гор стояло еще одно конное племя, оно медленно поднимало в бледно-голубое небо свои первобытные штандарты.

Подходя к нему, Антилопа не спускал с Колтайна глаз. Историк пытался поставить себя на место кулака, определить его ход мыслей, и тут же вздрогнул от ужаса. «Все дело вовсе не в недостатке воображения. Просто в данной ситуации я ужасно не хочу быть кулаком. Я не смогу нести его ношу даже одно мгновение. Каждый их нас сейчас погрузился в самого себя, каждый одинок...»

Колтайн начал разговор, даже не удосужившись обернуться.

– Кхерахн дхобри. По крайней мере, так называются на карте эти племена.

– Упорные соседи Арена, – подтвердил Антилопа. Услышав эти слова, кулак развернулся и расширил глаза.

– Мы должны придерживаться международных договоров.

– Да, мы должны... Однако тем самым попираются права коренных жителей Арена.

Колтайн вновь взглянул на стоящее в отдалении племя и надолго задумался.

Антилопа тем временем обратил взгляд на безымянную морячку.

– Тебе нужно обязательно найти хирурга, – произнес он.

– Я полна сил и могу держать в руках меч.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, однако ты подвергаешь себя риску инфицирования.

Женщина широко раскрыла глаза, и историк замолчал. Его заполнил поток сожаленья. Отведя глаза, он про себя подумал: «Какой же ты дурак, старик!»

В этот момент послышался голос Колтайна:

– Капитан Затишье! – Да?

– Скажи мне, повозки готовы?

– Так точно, сэр. Они на подходе. Кулак кивнул.

– Историк!

– Кулак?

Викан медленно обернулся и взглянул в лицо Антилопе.

– Я даю тебе Нила и Невеличку, а также войско, состоящее из трех кланов. Капитан, предводитель Булт проинформировал раненых?

– Так точно, сэр, и они отклонили ваш приказ.

Кожа вокруг глаз Колтайна резко напряглась, затем он медленно кивнул.

– То же самое, – продолжил Затишье, взглянув на Антилопу, – можно сказать и о капрале Листе.

– Я подтверждаю, – вздохнул кулак, – что те, кого я выбрал из своих воинов, не являются слишком приятными людьми, но они никогда не предадут своего боевого предводителя. Историк, ты будешь командовать по своему усмотрению. Ответственность, ляжет целиком только на твои плечи. Приказ: доставить беженцев в Арен.

«Наконец-то он решился сказать».

– Но кулак...

– Ты малазанин, – отрезал Колтайн, – а потому должен следовать предписанным правилам...

– А если нас предадут? Викан улыбнулся.

– Тогда мы хором присоединимся к Худу – раз и навсегда. Если нам самим суждено закончить эпопею, то пусть это произойдет по всем правилам.

– Постарайтесь продержаться максимальное количество времени, – прошептал Антилопа. – Я влезу в кожу Пормквала и отдам приказ его губами...

– Оставь верховного кулака императрице и ее адъюнкту. Историк достал стеклянную бутылочку, висевшую у него на шее.

Колтайн отрицательно покачал головой.

– Началось твое время, историк – теперь среди нас нет ни одного человека важнее, чем ты. Увидев однажды Дуджека, передай ему эти слова: «Все дело вовсе не в имперских солдатах и не в императрице, которая не позволяет им сложить оружие. Все дело в человеческой памяти».

В этот момент к ним подошла группа виканских воинов, ведущих за собой запасных лошадей. Среди них красовалась старая знакомая историка – его видавшая виды кобыла. За лошадьми среди облака пыли показались повозки с беженцами. Сбоку стояли еще три повозки, причем две из них занимали Нил и Невеличка.

Историк глубоко вздохнул.

– А что же будет с капралом Листом?

– Успокойся, он будет подчиняться только мне, – отрезал капитан Затишье. – Парнишка просил передать тебе пожелания успеха, Антилопа. Он пробормотал что-то о привидении, которое сидит у него на плечах, хотя я не понял, что это значит. Затем он внятно добавил: «Скажи историку, что я нашел свою войну».

Колтайн выглядел так, будто все эти слова были обращены только к нему одному. Викан поморщился и крикнул:

– Капитан, отдай приказ всем подразделениям – мы начинаем атаку через час.

«Атаку! Дыхание Худа!» Антилопа почувствовал во всем своем теле неловкость; руки опустились, словно в вены залили свинец. Складывалось впечатление, что он совсем не знал, что ему делать со своей плотью и костями в следующую секунду.

Размышления прервал капитан Затишье.

– Твоя лошадь подана, историк.

Антилопа задрожал и с трудом выдохнул. Повернувшись лицом к капитану, он медленно кивнул головой.

– Ты сказал, историк? Нет, сейчас у меня совсем другая профессия. Вполне возможно, что я вернусь к своему старому занятию несколько недель спустя... – Антилопа кивнул головой повторно. – Я не имею ни малейшего представления, как следует меня называть, – улыбнувшись, он добавил: – Наверное, «старик» – это вполне достойно.

Капитан Затишье, по всей видимости, смутился от улыбки историка. Обернувшись к Колтайну, он произнес:

– Кулак, этот человек не знает своего боевого имени. Он выбрал кличку «старик».

– Неправильный выбор, – проревел викан. – Старики мудры – они никогда не были глупцами, – взглянув на Антилопу, он продолжил: – Среди твоих знакомых немало людей, которые не знают, кем ты являешься на самом деле. Мы привыкли к тебе, как к солдату. Надеюсь, подобные слова не оскорбляют тебя?

Глаза Антилопы сузились.

– Нет. По крайней мере, я сейчас так думаю.

– Отведи беженцев в безопасное место, солдат.

– Так точно, кулак.

Раздался голос безымянной морячки.

– У меня кое-что для тебя есть, Антилопа. Затишье оскалился.

– Неужели? Прямо здесь?

Женщина передала старику клочок одежды.

– Не читай, что написано на нем, прямо сейчас. Подожди немного, пожалуйста.

Антилопа мог только кивнуть и спрятать клочок под портупеей. Историк посмотрел на свое окружение и пожалел, что рядом нет Листа с Бултом. Вокруг царила такая неразбериха, что длительное прощание все равно было неуместно. Почувствовав горечь, Антилопа отвернулся.

– Взбирайся на своего тощего друга, вернее, подругу, и постарайся быть вне досягаемости проклятого Худа.

– Желаю того же самого тебе, каждому из вас. Колтайн что-то просвистел и повернул лицо к северу. Обнажив зубы, он решительно произнес:

– На это нет никакой надежды. Мы намереваемся прямо сейчас вырезать кровавый след... на глотках этих ублюдков.


Сопровождаемый по бокам Нилом и Невеличкой, Антилопа отправился во главе огромного каравана раненых, держа направление к равнинному племени. Виканские конники, выделенные в качестве охраны, были представлены одним молодняком – мальчиками и девочками, некоторые из них впервые держали в руках серьезное оружие. Насилие со стороны кланов по отношению к этим юнцам повергло историка в молчаливый транс.

«Итак, если Колтайн ошибся в своих расчетах, то им придется еще раз потренироваться в искусстве фехтования... Ага, прямо перед смертью».

– Два конника, – произнес Нил.

– Это хороший знак, – проворчал Антилопа, разглядывая пару кхерахнов, которые приближались к ним галопом. Оба – мужчина и женщина – принадлежали к старому поколению. Их кожа была иссохшая и морщинистая, походящая по цвету на старые оленьи накидки, одетые сверху. На головах красовались богато инкрустированные металлические шлемы, а под левой рукой висели длинные кривые мечи. Глаз было практически не видно: верхнюю часть лица закрывало мощное забрало.

– Оставайся здесь, Нил, – произнес Антилопа. – Невеличка, пойдем со мной, пожалуйста, – произнеся эти слова, историк шагом двинулся вперед.

Они натянули поводья и остановились на расстоянии нескольких шагов друг от друга.

Антилопа решил говорить первым.

– Согласно международному договору, эти земли принадлежат кхерахн дхобри. Малазанская империя чтит все международные договоры, а потому мы ищем возможности пройти...

Женщина, осматривая повозки, произнесла на чистом малазанском языке:

– Сколько?

– Это сбор со всех солдат армии Седьмых, – произнес Антилопа, – представленный имперскими монетами. В пересчете на международную валюту сумма равняется сорокам одной тысяче серебряных джакатов...

– Это ежегодная заработная плата полнокровной Малазанской армии, – произнесла, нахмурившись, женщина. – Очень не похоже на «сбор со всех солдат». Скажите, им известно, что годовое жалованье украдено ради того, чтобы заплатить дань за передвижение беженцев через чужие территории?

Антилопа сощурился и мягко сказал:

– Солдаты настояли на подобном решении. Мы не лжем: это в самом деле был добровольный взнос.

Затем в разговор вступила Невеличка:

– Со стороны трех кланов виканов я предоставляю драгоценности, кухонную посуду, шкуры, пряжу, подковы, гвозди, а также несколько мешков монет, награбленных в течение длинного пути из Хиссара... Общее количество колеблется в районе семидесяти трех тысяч серебряных джакатов. Все это мы готовы отдать без всякого сожаленья за возможность пройти через ваши земли.

Женщина надолго замолчала, затем ее компаньон обмолвился парой фраз на местном наречии. Она кивнула в знак ответа, а затем вновь посмотрела на историка своими серовато-коричневыми плоскими глазами.

– За эту плату вы хотите пройти вместе с беженцами, виканскими кланами и армией Седьмых?

– Нет, старейшина. Через ваши земли должны пройти только беженцы с маленьким отрядом охраны, который вы можете видеть вон там.

– Мы отклоняем ваше предложение.

«Затишье был прав, когда опасался этого мгновения. Проклятье...»

– Денег слишком много, – произнесла женщина. – А договор с императрицей был весьма специфичным.

Потерявшись, Антилопа мог только пожать плечами.

– Мы можем уменьшить плату...

– Ага, для того, чтобы с оставшимися деньгами войти в Арен. Там они будут лежать бесцельным грузом до тех пор, пока Дон Корболо не взломает ворота и не возьмет их себе за труды – ему же придется перебить каждого из вас.

– В таком случае за оставшиеся деньги мы наймем ваше войско в качестве эскорта.

Сердце Антилопы застучало, как паровой молот.

– Вы хотите, чтобы мы довели вас до самих городских ворот? Нет, это слишком далеко. Мы можем проводить вас до деревни Балахн, которая располагается в самом начали Аренского пути. Однако все ваши деньги превышают и эти услуги. Поэтому мы снабдим вас пищей, а также лекарями, которые попытаются оказать помощь тяжелораненым собратьям.

– Лекари? – спросила Невеличка, в удивлении подняв бровь.

Старейшина кивнула. Невеличка улыбнулась.

– Виканы рады познакомиться с кхерахн дхобри.

– В таком случае, идите вперед и зовите за собой всех, – с этими словами пара старейшин отправилась обратно.

Антилопа помедлил в какое-то время, затем развернул кобылу и привстал в стременах. Далеко на севере поверх Санимона висело огромное облако пыли.

– Невеличка, ты способна переслать Колтайну сообщение?

– Да, попытаюсь.

– В таком случае сообщи ему: «Ты был прав».


Ощущения начали медленно возвращаться к Антилопе. Складывалось впечатление того, что тело, которое все считали мертвым, внезапно начало проявлять признаки жизни. Люди отбросили пессимизм и разочарование, сейчас все было по-другому. Закат постепенно опускался на тридцатитысячный лагерь беженцев. Историк почувствовал, что в воздухе висит двойственная тишина: одна исходила от земли и ночного неба с яркими белыми звездами, а другая – от самих людей. Между беженцами медленно ходили представители кхерахн дхобри с суровыми лицами, подарки и услуги, оказываемые ими, совсем не сочетались с их внешностью. Палатки, которые посетили гостеприимные хозяева, постепенно затихали.

Сидя под блестящим ночным небом в окружении сочной травы, Антилопа прислушивался к крикам, что порой разрезали темный воздух. Сердце съеживалось после каждого подобного звука. Мучительная боль, бессловесные крики, печальные завывания. Непосвященный человек мог бы подумать, что лагерь охватил террор и ужас. Незнакомец не мог бы понять то чувство облегчения, которое охватило сердце Антилопы, несмотря на то, что на происходящие события душа также отдавалась внутренней горящей болью... Историку оставалось только щуриться на звезды, висевшие в черной тишине.

Облегчение, вызванное спасением, все равно приносило огромные муки, и Антилопа точно знал, в чем причина подобных ощущений. То, что сейчас происходило на севере, было трудно представить разумом. Сейчас где-то там темнота поглощает горы человеческих трупов, облаченных в разрушенные доспехи.

Эти люди не склонились перед Доном Корболо, именно они отдавали свои жизни. От этой мысли не было спасения.

Где-то сбоку зашелестела трава, и Антилопа почувствовал присутствие знакомой небольшой фигурки, которая немедленно присела рядом.

– Как дела у Колтайна? – спросил историк. Невеличка вздохнула.

– Связь оборвалась, – ответила она.

Антилопа напрягся. Через некоторое время он с трудом выдохнул воздух.

– Неужели... кулак погиб?

– Мы не знаем. Нил продолжает свои попытки, однако, боюсь, в теперешнем состоянии мы не способны на большее... Надо хорошенько отдохнуть... Хочу тебя успокоить: я не слышала ни одного смертельного крика.

– В таком случае можно предположить, что их взяли в плен?

– Возможно. Историк, если Дон Корболо появится на рассвете, то кхерахн дхобри дорого заплатят за свое великодушие. Тем более, они не смогут обеспечить достаточной....

– Невеличка? Девочка повесила голову.

– Извини, я не могу остановить свои уши... Кажется, они вводят меня в заблуждение. Даже если мы достигнем деревни Балахн, а за ней – Аренского пути, то до города все равно останется около трех лиг.

– Разделяю твои опасения. Мы и так добились очень больших привилегий от наших союзников, не находишь? Окажись они менее сговорчивыми, где бы мы сейчас находились?

– Избавление ждет нас очень скоро, Антилопа.

– Возможно, однако мы абсолютно неспособны повлиять на ход событий.

Издалека послышались голоса. Со стороны лагеря к ним приближалась группа темных фигур, пытавшаяся шепотом жарко спорить друг с другом. Приблизившись, они прекратили разговор.

Антилопа медленно поднялся на ноги, то же самое сделала Невеличка.

– Надеюсь, мы не помешали вашей беседе, – резко донесся голос Нетпары.

– А я думал, – отозвался Антилопа, – что ночью Совет прекращает свое существование. Завтра нас ожидает очень тяжелый переход, поэтому...

– Именно по этой причине, – опрометчиво застрекотал Пуллик Крыло, – мы и пришли сюда.

– Точнее сказать, – воскликнул Нетпара, – те немногие, кто способны ходить... Те, кому повезло в покупке свежих лошадей для своих повозок у кхерахн.

– А сейчас мы хотим своей маленькой группой покинуть этот лагерь, – добавил Пуллик. – Выжимая из животных все соки, мы помчимся в Арен...

– А там найдем верховного кулака и заставим его выйти из города для того, чтобы обеспечить защиту всем остальным, – закончил Нетпара.

Антилопа придирчиво посмотрел на пару представителей благородной крови, а также еще на дюжину фигур, стоящих в тени,

– А где Тумлит? – спросил старик.

– К величайшему сожалению, три дня назад он серьезно заболел... Сейчас его уже нет среди живых. Мы долго оплакивали такую большую потерю...

«Не сомневаюсь».

– Ваше предложение очень достойно, однако оно отклоняется.

– Но...

– Нетпара, если ты вновь начнешь свои обычные телодвижения, то это приведет к панике. Мы не можем позволить себе такой роскоши. Итак, я говорю вам – нет: вы поедете со всеми остальными беженцами в составе нашего войска. Единственное, что я могу вам обещать – ваши персоны пройдут через врата города в самую первую очередь, во главе всей колонны. Удовлетворены?

– Это же насилие над личностью!

– Убирайся с глаз, Нетпара, иначе я закончу то, что начал еще при переправе через Ватару.

– О, только не подумай, историк, что я забыл об этом случае.

– Вот и еще один повод к тому, чтобы отклонить ваше предложение. Возвращайтесь в повозки и немного поспите – завтра предстоят серьезные испытания.

– Несомненно, – прошипел Пуллик. – Дон Корболо расправится с каждым из нас раз и навсегда. Теперь, когда Колтайн со своей армией погиб, мы должны доверять свои жизни вонючим степным кочевникам? А что произойдет тогда, когда эскорт нас покинет? До Арена останется три лиги! Ты же каждого из нас отправляешь на смерть

– Да, – проревел Антилопа, – всех или никого. Хватит базарить. Проваливайте!

– О, ты возомнил себя возрожденным виканским псом? – потянувшись рукой к рапире, которая висела на бедре, он закричал: – В таком случае, я вызываю тебя на дуэль!

В ту же секунду в воздухе просвистел меч историка, который ударил забияку в висок. Пуллик Крыло упал на траву, мгновенно потеряв сознание.

– Говоришь, возрожденный Колтайн? – прошептал Антилопа. – Нет, просто солдат.

В разговор вступила Невеличка, она неотрывно смотрела на распростертое тело.

– Придется вашему Совету заплатить лекарю, чтобы тот привел его в чувство, Нетпара.

– Думаю, надо было приложить к удару немного больше старания – сэкономил бы вам массу денег, – пробормотал Антилопа. – Убирайтесь с глаз, сейчас же.

Совет ретировался, прихватив с собой незадачливого дуэлянта.

– Невеличка, передай виканам, чтобы присматривали за ними.

– Есть, сэр.


Деревня Балахн представляла собой несколько убогих глинобитных домов, где жило около сорока местных жителей. К счастью, они все же решились покинуть родные края. Единственным сооружением, построенным менее столетия назад, являлись арочные ворота, отмечавшие начало Аренского пути. Этот тракт выглядел как широкая каменная мостовая, построенная по приказу Дассема Ультора в самом начале его завоевательной карьеры.

С обеих сторон от обочины были вырыты глубокие канавы, а за ними красовалась высокая насыпь с плоской вершиной, усеянной высокими кедрами. Величавые деревья специально для этой цели были выписаны из Гелина, располагающегося около моря Клатар.

Старейшина кхерахн присоединилась к Антилопе, когда он с двумя колдунами остановился около арочных ворот.

– Вы заплатили сполна, – произнесла женщина, – и мы выполнили все свои обязательства.

– Спасибо тебе, старейшина, – отозвался историк. Женщина пожала плечами.

– Это очень простая сделка, солдат. Она не требует никаких слов благодарности.

– В самом деле... Ну и пусть, что не требует – нам просто приятно...

– В таком случае примите ответные поздравления.

– Поверьте: императрица услышит о вас, старейшина, самые лестные выражения.

Женщина отвела непреклонные глаза в сторону. Помедлив, она произнесла:

– С севера приближается большая сила, солдат – наш арьергард видел пыль. Эти люди очень спешат...

– Да, я знаю.

– Возможно, некоторым из ваших воинов придется с ними столкнуться.

– Надеюсь, что этого не произойдет.

– Солдат?

– Слушаю, старейшина.

– Ты уверен, что ворота Арена окажутся для вас открытыми?

Смех Антилопы превратился в приступ кашля.

– Думаю, об этом стоит начать беспокоиться, когда мы прибудем туда.

– Согласна, твои уста глаголют истину, – кивнув, она схватилась за поводья. – До свиданья, солдат.

– Всего хорошего.

В течение последующих пяти минут кхерахн дхобри простыл и след. Несколько повозок, окруженных тяжелым эскортом, пропали с глаз. Антилопа окинул взглядом своих подчиненных. Огромная масса беженцев просто не умещалась в деревне, и хвост тянулся далеко за ее пределами.

Они упорно шли днем и ночью, оставляя между марш-бросками совсем короткие промежутки. Каждый из беженцев четко знал: они способны почувствовать себя в безопасности только тогда, когда окажутся за каменными стенами славного града Арена.

«Осталось три лиги – их надо пройти до заката. Люди слабеют и падают, мне приходится прикладывать все больше и больше усилий, заставляя их удерживать прежний темп. Однако другого выбора у солдата не остается...»

– Нил, сообщи своим виканам: мы должны приблизиться к воротам города до того момента, когда последний луч солнца скроется за горизонтом. Твои воины должны приложить все усилия, чтобы добиться этого... Несколько убитых или искалеченных не принесут большого урона, однако окажут огромное психологическое воздействие. Беженцы потеряли весь страх перед виканами – думаю, пришла пора им напомнить.

– В нашем войске насчитывается всего около тридцати солдат, причем большая часть из них – совсем юнцы...

– Ты хотел сказать, раздраженные юнцы... Разрешаю – пускай выпустят пар.


В течение первой трети Аренского пути, которую местные жители называли Склон, небеса благоприятствовали нечеловеческим усилиям подразделения Антилопы: дорога действительно шла под гору, постепенно переходя на плоскую равнину, где и покоился город. С западной стороны вдоль дороги шли конусовидные холмы, они обрывались лишь на расстоянии тысячи шагов от северных ворот Арена. Эти холмы, по всей видимости, были созданы не природой: они представляли собой огромные захоронения. Во времена правления Келланведа здесь разгорались нешуточные бои между коренными жителями города и Тлан Аймассом. Ближайший к Арену холм был одним самых больших: он являлся местом захоронения городской правящей семьи, священного покровителя и Фалах'дана.

Антилопа приказал Нилу вести караван, а сам вместе с Невеличкой и остальными виканами отправился в тыл подгонять самых немощных и больных, которые замедляли продвиженье всех остальных. По всей видимости, это занятие не нравилось никому. В конечном итоге Антилопа перестал обращать внимание на падающих людей: у армии не хватало времени для погребения. У беженцев кончались последние силы, поэтому даже мысль о том, чтобы забрать с собой погибших товарищей, казалась абсурдной.

С северо-запада показалось облако пыли, оно начало постепенно приближаться.

– Они бегут не по дороге, – тяжело дыша, произнесла Невеличка, разворачивая лошадь и взирая на пыльное облако. – Армия пытается пробраться через холмы, а это занимает очень много времени...

– Однако, согласно карте, этот путь – самый короткий, – сказал Антилопа.

– Точно... Припомни-ка, историк, нанесены ли на карту эти холмы.

– Все карты, не принадлежащие империи, изображают эту местность как сплошную равнину. Дело в том, что огромные могилы появились здесь сравнительно недавно.

– Думаешь, Дон Корболо имеет перед глазами малазанскую версию?

– По всей видимости, нет. Только эта возможность, девочка, нас и сможет спасти...

Сам же историк совсем не верил в свои слова. Враг был слишком близко – на расстоянии менее трети лиги, а потому даже с учетом огромных холмистых могил конные войска будут способны покрыть это расстояние за считанные минуты.

Со стороны авангарда до ушей Антилопы донеслись слабые крики виканов.

– Они увидели Арен, – произнесла Невеличка. – Через глаза Нила я способна наблюдать за городом...

– Ворота? – с надеждой спросил историк. Девочка нахмурилась.

– Они закрыты.

Антилопа прошептал проклятья. Поднявшись в стременах над едва плетущимся людом, он громогласно крикнул:

– Наконец-то виден город! Осталось совсем немного! Приложите последние усилия!

В ответ на слова историка люди встрепенулись, словно на свет появились какие-то потайные резервы энергии. Антилопа увидел, а точнее, почувствовал волнение, охватившее ряды беженцев, предвкушение скорого избавления от страданий, а также дикий страх. Старику стало не по себе, и он невольно заерзал в седле.

А пыльное облако уже поглотило остроконечные вершины. Неприятель близко, осталось совсем немного времени.

– Невеличка! Видишь ли ты на стенах Арена солдат?

– Да, однако они так тщательно скрываются, что заметен только блеск металлических шлемов.

– Что по поводу ворот?

– Они, как и прежде, закрыты.

– Сколько осталось до города?

– Около тысячи шагов. О, Худ возьми, люди во главе колонны перешли на бег.

«Что же с ними, интересно, произошло?»

Антилопа вновь обернулся и уставился на пыльное облако.

– Копыто Фенира! Невеличка, возьми виканов и что есть мочи скачите к воротам.

– А как же ты?

– Черт бы тебя побрал, да забудь ты обо мне! Беги! Спасай детей!

Девочка секунду помедлила, затем повернула кобылу кругом.

– Эй вы, трое! – крикнула она виканским юношам. – За мной!

Воины пришпорили своих усталых лошадей и, обгоняя беженцев, бросились по обочине вперед.

Караван растянулся на немыслимое расстояние. Вокруг Антилопы сейчас остались одни старики, каждый шаг которым давался с неимоверным усилием. Многие из них просто останавливались и падали на землю в ожидании неминуемой смерти. Антилопа кричал, ругался и грозил, но эти средства не имели никакого эффекта. Внезапно он увидел ребенка – не более полутора лет от роду. Он медленно переставлял ножки по высушенной земле, поднимая голову кверху. Странное молчание, исходившее от него, поразило Антилопу.

Антилопа подъехал ближе, перегнулся через седло и обнял ребенка одной рукой. Малыш вцепился в старика недетской хваткой, уткнувшись головой в пропитанную кровью и потом кожаную жилетку историка.

Теперь арьергард каравана и первые ряды вражеской армии преследователей разделяла только одна цепь холмов.

Скорость движения беженцев не ослабевала, и только по этому признаку Антилопа, наконец, догадался, что горожане открыли город и начали впускать гостей. «Может быть, конечно, и другое объяснение: огромная масса людей просто распространяется вдоль стен, моля о пощаде... Но нет, подобный исход просто не укладывается у здравого человека в голове...»

В этот момент Антилопа и сам увидел на расстоянии тысячи шагов перед собой стены славного града Арена. Северные врата, окруженные мощными башнями, зияли тремя четвертями своей высоты на фоне темнеющего неба. Нижняя четверть была заполнена темной массой беженцев, которые толкались, метались, лезли друг другу на шею, пытаясь пробраться в блаженную безопасность. Да, напор задних рядов был слишком силен, чтобы соблюдать хоть какое-то подобие порядка. Подобно гигантским челюстям, Арен начал поглощать несметное число беженцев. С обеих сторон вышагивала цепь виканов, отчаянно пытаясь удержать огромную людскую реку. В последний момент среди солдат Антилопа увидел серую униформу Аренской городской гвардии, которая также решила внести свою скромную лепту в обеспечение порядка.

«Неужели я вижу саму армию? Самого верховного кулака?»

Солдаты стояли на городских стенах и наблюдали. Под ними проходило огромное количество людей, которые толкались, пытаясь себе выбрать вдоль северной стены самое лучшее место. Верхние платформы на боковых башнях заняли наблюдатели в роскошных одеждах, смотревшие вниз на обезумевшую от голода и усталости серую толпу, снующую около городских ворот.

Внезапно гвардия городского гарнизона оказалась в самых последних шеренгах каравана – там, где люди практически перестали шевелиться. Со всех сторон вокруг Антилопы солдаты с угрюмыми лицами брали беженцев за руки и бережно вели их в сторону ворот. Увидев воина, который имел на груди знак отличия капитана, Антилопа поспешил к нему.

– Эй ты, возьми ребенка!

Капитан протянул руки и бережно прижал к груди молчаливый теплый комочек.

– Вас зовут Антилопа? – спросил воин. – Да.

– Вам приказ, сэр – немедленно предстать перед верховным кулаком. Он находится в башне, что по левую руку...

– Этому ублюдку придется подождать, – проревел Антилопа. – Сначала я должен удостовериться, что каждый мой подчиненный пересек границы города! А теперь, капитан, ты можешь быть свободен, только сначала скажи, пожалуйста, мне свое имя... Мало ли, объявятся мать или отец этого младенца.

– Мое имя Кенеб, сэр, и я клянусь, что буду смотреть за малюткой до тех пор, пока того потребуют обстоятельства, – мужчина помедлил, высвободил одну руку и сжал историка за запястье. – Сэр...

– Что такое?

– Я... я прошу прощения, сэр,

– Вы преданы городу, который поклялись защищать, капитан...

– Это понятно, сэр, однако те солдаты на стенах... они приблизились настолько, насколько им это было позволено. Вы понимаете меня, да? Поверьте, мои люди не испытывают огромного счастья по этому поводу...

– Успокойся, капитан, твои люди не одиноки. А сейчас, Кенеб, тебе пора идти. Прощай!


Антилопа был самым последним. Когда просвет ворот наконец-то опустел, за высокими стенами города не осталось ни одной живой души, за исключением тех, кто до сих пор лежал в отдалении на мостовой, не способный подняться и спасти свою жизнь. Историку стало ясно, что аренские солдаты получили четкий приказ не удаляться дальше условленного места от города.

Стоя вместе с ротой охраны на расстоянии тридцати шагов от ворот, Антилопа развернул лошадь и в последний раз оглянулся. Сначала он увидел в северном направлении большое облако пыли, медленно перемещавшееся через последний могильный курган, затем историк перевел взгляд дальше, на блестящий водоворот Вихря. Мысль Антилопы перенесла его дальше на север, через реки, равнины и степи, к городу на противоположном побережье. Однако усилия оказались тщетны: слишком уж быстро и непостижимо закончилось это необычайное, ранящее душу путешествие.

«Целая цепь мертвых тел на протяжении сотен лиг. Нет, теперь это не касается моей персоны, не касается любого из нас...»

Развернув лошадь, Антилопа вновь взглянул на просвет ворот и городскую охрану, столпившуюся рядом с ней. Расступившись, они образовали коридор, и историк вонзил шпоры в бока своей кобылы.

Он решил не обращать внимания на солдат, стоящих на стенах. Так и произошло; Антилопа не обернулся даже в ответ на их триумфальный крик, напоминающий рев зверя, который обрел свободу.


Бесшумные тени сновали туда-сюда по голой бесплодной земле. Блестящий глаз апторианца придирчиво осмотрел горизонт; затем демон опустил удлиненную шею и взглянул себе под ноги. Рядом с ней на земле сидел маленький мальчик.

Он тоже осматривал жуткий ландшафт королевства Тени своим одним-единственным мультифасеточным глазом, блестевшим под густой щеткой бровей.

Спустя несколько минут мальчик поднял взор и встретился им с Аптом.

– Мама, – спросил он, – это наш дом?

Внезапно с расстояния в дюжину шагов донесся голос:

– Мои коллеги всегда недооценивают природных обитателей нашего королевства. О, здесь встречаются даже дети.

Мальчик развернулся и увидел высокого человека в черном одеянии, которым медленно двигался в их направлении.

– Апторианец, – продолжил незнакомец, – я, конечно, понимаю, что ты исходил из лучших побуждений, когда лепила форму этого мальчика, но по прошествии нескольких лет его внешность будет приносить своему обладателю только горе.

Апт защелкал и засвистел в ответ.

– О да, леди, однако ты добилась противоположного эффекта, – прервал ее мужчина. – Сейчас он не принадлежит никому.

Демон защелкал вновь.

Незнакомец кивнул головой, выслушивая его оправдания, а затем слабо улыбнулся.

– Звучит очень самонадеянно, – переведя взгляд на мальчика, он присел на корточки и добавил: – Очень хорошо. Привет тебе. Ребенок застенчиво ответил тем же.

Бросив последний раздраженный взгляд на апторианца, незнакомец подал мальчику свою руку.

– Меня зовут... Дядя Котильон...

– Не может быть, – ответил ребенок.

– Правда? И почему же?

– Все дело в твоих глазах. Они... слишком маленькие, слишком острые, чтобы практически ничего не видеть... А поначалу я сделал именно такое заключение – вы шли сквозь каменные стены и деревья, игнорируя все природные законы мира Теней...

Глаза Котильона расширились.

– Стены? Деревья? – взглянув на Апта, он добавил: – Неужели этот мальчик от долгого общения с тобой сошел с ума?

Демон ответил длительной трескучей тирадой. Котильон побледнел.

– Дыхание Худа, – в конце концов прошептал он, а затем обернулся к мальчику с выражением благоговейного трепета на лице. – Как тебя зовут, дитя мое?

– Панек.

– Хорошее имя... Скажи мне, что еще, помимо своего имени, ты помнишь из ... прошлой жизни и прошлого мира?

– Я помню, как меня наказывали... Как приказали мне находиться рядом с отцом...

– И как же выглядел этот человек?

– Я не помню... В моей памяти не осталось ни одного человеческого лица. Они стояли и решали, что же все-таки делать с нами. Затем всех детей отвели в сторону. Солдаты оттолкнули отца и потащили его в противоположном направлении. Я хотел остаться в одиночестве, но меня схватили и отправили вместе с остальными детьми. Они наказывали нас, наказывали за несовершенные преступления.

Глаза Котильона сузились.

– Не думаю, что у твоего отца был большой выбор, Панек.

– Враги ведь, наверняка, были сами отцами. А также матерями, бабушками... Боги, как же рассержены были эти люди... Они сняли с нас одежду, обувь, они были так злы... Затем эти люди начали наказание.

– В чем же оно заключалось?

– Люди распяли детей на крестах.

Котильон на долгое время задумался. Когда он заговорил в следующий раз, этот голос показался мальчику вялым и безжизненным.

– Итак, ты запомнил эти подробности.

– Да, и я обещаю выполнить свою клятву... Что бы ни сказала на это мать. Я обещаю.

– Панек, послушай внимательно своего дядю. Ты решил "неверно: вы не были наказаны просто так... Я, конечно, понимаю, что мои слова очень трудны для понимания, однако все же постарайся... Эти люди причинили вам боль, потому что их некому было остановить. Твой отец пытался помочь вам – я более чем уверен в этом. Подобно тебе, у него просто не хватило сил. Рядом с тобой сейчас твоя новая мать и я, дядя Котильон. Мы постараемся сделать так, чтобы ты никогда больше не чувствовал себя беспомощным. Понятно, малыш?

Панек поднял взор на свою мать. Та ласково что-то прощебетала.

– Понятно, – ответил мальчик.

– Мы будем обучать друг друга. Панек нахмурился.

– Но чему я, ребенок, могу научить вас – таких сильных и страшных...

Котильон поморщился.

– Научить меня видеть... здесь, в этом королевстве. Мир призраков, держава Тени – это единственное место, где я способен...

– Проходить через невидимые предметы.

– Точно. Я часто удивлялся – почему это Гончие не ходят по прямой линии.

– Гончие?

– Рано или поздно, ты встретишься с ними, Панек. Дряные собачонки – все до одной.

Панек улыбнулся, обнажив белые клыки.

– А мне нравятся собаки.

Едва заметно вздрогнув, Котильон произнес:

– Уверен, что они, в свою очередь, полюбят тебя. – Поднявшись на ноги, он повернулся лицом к Апту: – ТЫ прав, в одиночестве с подобной задачей не справиться. Я подумаю с Амманасом, что здесь можно предпринять, – повелитель Тени вновь повернулся к мальчику. – У твой матери сейчас есть другие задачи: она обязана заплатить по счетам. Так что решай – либо пойдешь с ней, либо останешься со мной.

– А куда собираешься ты, дядя?

– Рядом находится еще очень много детей Ты хочешь помочь мне в их усмирении?

Панек помедлил, а затем ответил:

– Я, конечно, очень хочу их снова увидеть, но не сейчас... Я пойду с мамой. Она объяснила мне, что тот человек, который пытался спасти нас, нуждается в присмотре и посильной помощи. Мне хотелось бы встретиться с ним Мама сказала, что этот человек видит меня в своих снах с самой первой минуты знакомства.

– Уверен, что так и есть на самом деле, – пробормотал Котильон. – Подобно мне, его постоянно преследует мысль об абсолютной беспомощности. Ну да ладно, мы еще встретимся, – бог в последний раз взглянул на апторианку. – Когда я вознесся, леди, меня не покидали кошмары прошлых переживаний... – он поморщился. – Представь же теперь удивление человека, который благодарит тебя за подобные узы.

Панек вмешался:

– Дядя, а у тебя нет детей?

Вздрогнув, Котильон посмотрел по сторонам.

– Дочь... Если ее можно так назвать, – вздохнув, он сухо улыбнулся. – Боюсь, мы поссорились и разошлись.

– Ты должен простить ее.

– Проклятый выскочка!

– Ты же сказал, что мы будем учить друг друга, дядя.

Котильона с удивлением посмотрел на маленького мальчика, говорившего столь здравые вещи, а затем мягко произнес:

– Увы, прощение означает совсем другое...

– В таком случае я обязан встретиться с ней.

– Что ж, в нашем мире возможно многое. В этот момент в разговор вмешался Апт. Котильон нахмурился.

– Эти слова совсем неуместны, – развернувшись, он запахнул широкий плащ.

Пройдя вперед полдюжины шагов, он остановился и обернулся назад.

– Передай Каламу мои поздравления, – через мгновение Котильона поглотила тьма.

Панек продолжал смотреть ему вслед, широко раскрыв один-единственный глаз.

– Неужели он думает, – произнес мальчик, обратившись к матери, – что сейчас его никто не видит?


Замасленная якорная цепь с грохотом опустилась в темные мутные воды гавани Малаза, и «Тряпичная Пробка», покачиваясь на волнах, остановилась в сотне ярдов от доков. Улицы ближайшего городского квартала, где ветхие товарные склады перемежались с грязными тавернами, трактирами и постоялыми дворами, которые выходили своими фасадами к морю, освещало несколько тусклых желтых огней. К северу от гавани высился приличный холм, где нашли достойное место для своих дворцов городские купцы и знать; к ним вплотную примыкало огромное сооружение с каменными стенами и витиеватыми лестницами – башня Насмешки. Этот старый бастион виднелся благодаря нескольким тусклым огням, но флаг, развевающийся на его вершине под порывами свежего ветра, был практически неразличим.

Увидев штандарт, Калам почувствовал, что его охватило неясное дурное предчувствие. «Где-то рядом находится важный человек. Но где?»

Экипаж, носившийся вокруг него по палубе, наконец-то успокоился. Только несколько голосов продолжало едва различимое ворчанье по поводу столь позднего прибытия в гавань. Дело в том, что местные власти запретили выход экипажей прибывающих кораблей в город до прохождения специальной санитарной комиссии, и по этой причине все матросы «Тряпичной Пробки» были вынуждены ждать утра.

Полуночный колокол огласил темный воздух несколько минут назад. «А ведь Салк Елан был прав, черт бы его побрал».

Остановка в городе Малаз не входила в планы Калама. На самом деле он намеревался дождаться Скрипача в Унте, где и предстояло обговорить все детали. Быстрый Бен настаивал на том, чтобы убийца следовал через Дом Мертвых, но о причинах подобного решения маг предпочитал не докладывать. Калам рассудил так, что этот Путь он оставит на самый последний момент. Дом Мертвых должен был стать запасным вариантом на тот случай, если произойдет что-то из ряда вон выходящее. Убийца никогда не испытывал особого доверия к Азасу: дело в том, что с младых лет он крепко усвоил важное правило – не все то золото, что блестит. Особенно если блеск чрезмерен и навязчив. Дружеские с виду Тропы несли с собой всегда гораздо большую опасность.

Наконец вокруг Калама водворилась полная тишина. Убийца даже удивился, насколько быстро усталые люди могли отходить ко сну. «Тряпичная Пробка» не издавала ни одного звука, кроме скрипа снастей и шума волн о неподвижный борт. Калам перегнулся через перила полубака и посмотрел на темный город, а также едва заметные корпуса остальных судов, стоящих в доках. Имперский пирс, находящийся по правую руку, был девственно чист и пуст.

Убийца вновь постарался распознать цвета флага, гордо реющего над вершиной башни, однако света в самом деле было недостаточно, и Каламу пришлось довольствоваться самыми мрачными вариантами, которые нарисовала ему фантазия.

Внезапно со стороны залива послышался новый звук. Это был еще один корабль, он тоже в столь поздний час заканчивал свой долгий путь в гавани Малаза.

Убийца опустил взгляд на свои руки, которые покоились поверх перил. Они выглядели все так же: бронзовый оттенок гладкой кожи, белесые шрамы, пересекающие окружность в привычных местах... Но ощущение чужой воли, охватившее Калама, не покидало.

Встряхнувшись, он в который раз отмахнул дурные предчувствия прочь.

В этот момент со стороны островного города пахнуло привычным запахом. Это была невообразимая смесь запаха тухлой рыбы, людских нечистот, а также едкого оттенка речной воды, примешивающегося к солоноватому аромату моря. Глаза убийцы вновь сфокусировались на щербатой ухмылке города, в которой темные дома представлялись отсутствующими зубами. Калам знал, что несколько городских улиц заняты приземистыми палатками и разделочными рыбными столами, а между ними возвышается Дом Мертвых. Это место обходили стороной даже городские старожилы. Сад давно зарос сорной травой, а врата были практически невидимыми под плотным покровом виноградника. Две приземистые башни, окружающие дом, имели несколько окон, люди же ни разу не видели в них хотя бы отблеска света.

«Если кто-то и справится с подобной задачей, то это может быть только Скрипач. Ублюдок всегда имел чарующую улыбку. Сапер остается сапером в течение всей жизни – профессиональное чутье живет с ним до конца жизни. Что бы он сказал, окажись сейчас рядом? "Не расслабляйся. Калам.

Здесь происходит что-то не то... Заставь свою руку шевелиться"».

Убийца нахмурился, посмотрел на руки и попытался отдать им приказ отцепиться от поручней.

Никакого эффекта.

Калам решил сделать шаг назад, мышцы отказались выполнять приказы головного мозга. Холодный пот, словно огромный поток, окатил убийцу с ног до головы. На тыльной поверхности кистей выступили большие капли.

Из-за спины раздался мягкий голос:

– Согласись, какова ирония сложившейся ситуации? Даже собственное тело – мышцы и кости – способно на предательство. Грозное, смертоносное тело Калама Мекхара, – Салк Елан перегнулся через поручень и посмотрел на темный город. – Я в течение длительного срока испытывал к тебе истинную привязанность – это чистая правда. Еще бы: самый выдающийся убийца Когтя, который все равно оказался потерянным для системы. В том-то и кроются причины мучений и терзаний. Стоило тебе, Калам, только захотеть, и ты оказался бы во главе огромной организации... Конечно, Весельчак начал бы сопротивляться, но в конце концов ты справился бы и с ним. Этот человек хотел убить и меня с самого начала, почувствовав исходящую угрозу... Именно так, – помедлив, Салк Елан продолжил: – Однако рука к руке, нож к ножу... ты всегда был лучшим, дружище.

В этом заключается еще один оттенок иронии, Калам. Я никогда не был в Семи Городах, поскольку не знал о твоем местонахождении. Абсолютно случайно мне удалось наткнуться на одного Красного Меча, он в порыве откровенности поведал на ушко эту информацию. Эта женщина следила за тобой с самого Эхрлитана, гораздо раньше, чем ты передал Священную книгу Ша'ике. Интересно, известно ли тебе, что ты привел Красного Меча в самое логово этой ведьмы? Неужели ты до сих пор не знаешь, что Ша'ика умерла через несколько минут после того, как вы расстались? Красный Меч был бы до сих пор рядом со мной, если бы не одно печальное недоразумение в Арене. Хотя, в принципе, я всегда предпочитал работать в одиночку.

Салк Елан – этим именем я действительно горжусь. Здесь и сейчас тщеславие заставляет меня открыть свое истинное имя – Жемчужина, – помедлив, он повернулся и вздохнул. – Ты привел меня в замешательство только однажды, когда вынул из рюкзака хитрую штуковину, связавшись таким образом с Быстрым Беном. Сначала я запаниковал, но затем понял: окажись Быстрый Бен в самом деле на палубе, моей жизни моментально пришел бы конец. Наверное, сейчас мое бедное тело, переброшенное за борт, обгладывали бы акулы.

Ты никогда не сможешь избавиться от Когтя, Калам. Нам не нравятся люди, которые по собственному желанию выходят из общих рядов. Императрица очень хочет поговорить с тобой, Калам, – это сущая правда. Но после разговора, по всей видимости, с твоего тела содрали бы шкуру... Увы, жизнь не такая простая штука. И вот, наконец, мы подошли к самому главному... – боковым зрением Калам увидел, как мужчина потянулся к кинжалу. – Ты же прекрасно знаешь сам, что в Когте имеются непререкаемые законы. Однако один из них – самый главный...

В следующее мгновение широкое лезвие вошло убийце справа под ребра. Калам ощутил тупую, далекую боль, а Жемчужина мгновенно извлек оружие.

– Да нет, не подумай, что я хочу убийства – просто ты потеряешь немного крови. Город Малаз этой ночью особенно тих, тебе так не кажется? В воздухе чувствуется особое напряжение, это ощущает каждый карманник, беспризорник и головорез, поэтому они сидят тише воды и ниже травы. Тебя, Калам, ожидают Три Руки, они жаждут начала охоты. Это и есть непреложный закон Когтя... с которым нам пришлось столкнуться.

Убийца почувствовал, что сзади его охватили крепкие руки.

– Как только ты коснешься воды, мышцы вновь придут в норму, дружище. Принимая во внимание твое железное облачение, далее последует весьма занимательное шоу. Кровь сослужит свою собственную службу – эти места печально известны огромным количеством акул. Я верю в тебя. Калам. Я знаю, что ты обязательно доплывешь до берега. А после этого... что ж...

Калам ощутил, как крепкие руки подняли его в воздух и перегнули через борт. Прямо под ногами на расстоянии пяти размахов рук темнела блестящая вода.

– Мне чертовски стыдно, – произнес, тяжело дыша. Жемчужина, наклонившись к уху Калама, – по поводу капитана и его судовой команды... В данной ситуации нет другого выбора – я уверен, что ты поймешь. Желаю удачи. Калам Мекхар.

Убийца ударился о воду с легким всплеском. Жемчужина посмотрел на круги, расходящиеся по поверхности, и его уверенность по поводу Калама поколебалась. В конце концов, жертва была в металлической кольчуге. Затем Коготь пожал плечами, убрал в ножны кинжал и, обернувшись, взглянул на темную человеческую фигуру, которая лежала, распластавшись, на главной палубе.

– Увы, для хорошего специалиста работа никогда не заканчивается, – произнес он, делая шаг вперед.

Создание, которое появилось из тени, было ужасно. Его огромное неправильное лицо светилось злорадством и бешенством. На удлиненной морде блестел один-единственный глаз, а сзади, на спине, будто бы сидел наездник. «Ну и рожа у этой твари – очень напоминает мою любимую кобылу», – пронеслась мысль в голове Жемчужины.

Он отступил назад и напряженно улыбнулся.

– Ах, вот и пришла возможность передать вам благодарность за помощь в битве с семком. Я не знаю, как ты туда попал и как вернулся обратно, однако прими мое горячее спасибо...

– Калам, – зашипел наездник. – Он был здесь всего мгновение назад.

Глаза Жемчужины сузились.

– О, я понял, о ком вы говорите. Оказывается, вы следили вовсе не за мной... Какое глупое предположение! Ну что же, мальчик, я тебе отвечу: Калам ушел в город...

Прыжок демона прервал рассуждения Когтя. У головы щелкнули челюсти, и Жемчужина едва успел уклониться. В ту же секунду его подбросило на двадцать футов вверх, и он со всего размаху обрушился на деревянное дно плоскодонки, привязанной сбоку от борта. Вывихнутое плечо дико заныло. Перекатившись по спине, он попытался принять сидячую позицию и увидел, как демон вновь двинулся в его сторону.

– О, наконец-то я встретил соперника себе по силам, – прошептал Жемчужина. – Очень хорошо, – засунув руку под рубашку, он прошептал: – Попробуй этого зелья, тварь.

Маленькая бутылочка вдребезги разбилась о палубу, из нее повалил густой дым, и через минуту на палубе было абсолютно ничего не видно.

– Кхендрилл'ах выглядит разгневанным, не так ли? Что ж... – мужчина с трудом поднялся на ноги, – думаю, пришло время оставить вас наедине друг с другом. Жаль, что я так и не побывал в своей любимой таверне Малаза...

Махнув рукой, Коготь открыл свой Путь. Проскользнув внутрь, Жемчужина просто исчез. Зияющая брешь через несколько минут также растворилась в тумане.

Но с противоположной стороны палубы показался имперский демон, который мгновенно принял обличье апторианки. Следовало только добавить, что размеры неприятеля вдвое превосходили хранителя Калама.

Мальчик спрыгнул вниз и затеребил одно-единственное плечо Апта.

– Расправься быстрее с этой тварью. Нам ведь нужно спешить, не так ли?


Шум, грохот и взрывы, царящие на палубе, вывели капитана из небытия. Поморщившись, он почувствовал, что вся «Тряпичная Пробка» ходит ходуном вокруг его сознания. Затем сверху послышались крики. Застонав, капитан заставил себя подняться с кровати и внезапно почувствовал такую ясность мысли, которой не было на протяжении нескольких месяцев. Движения были четкими и размеренными – наконец-то влияние Жемчужины пропало прочь.

Добравшись то двери каюты, он отвыкшими от работы ногами медленно поднялся по трапу.

Появившись на палубе, он обнаружил себя в толпе съежившихся от страха моряков. Две внушающих ужас фигуры схлестнулись в нешуточном бою. Один из них, огромная гора плоти, был весь изранен, не поспевая за мгновенной скоростью своего более мелкого соперника. Он без устали махал из стороны в сторону огромной обоюдоострой секирой, поэтому часть палубы и перил превратилась в одно сплошное крошево. Один из ударов пришелся по центральной мачте, которая покачнулась и под тяжестью такелажа потащила за собой весь корабль в сторону.

– Капитан!

– Палет, отдай приказ парням оттащить уцелевшие лодки в сторону, а также занять место на корме – мы можем перевернуться...

– Есть, сэр! – Исполняющий обязанности первого помощника бросился отдавать распоряжения, а затем мгновенно развернулся и одарил капитана лучезарной улыбкой. – Рад, что ты вернулся, Картер...

– Закрой рот, Палет, – для Малаза я утонул несколько лет назад, – неужели не помнишь? – покосившись на дерущихся демонов, он пробормотал: – Да, «Тряпичная Пробка» не выдержит такого испытания...

– А как же добыча?..

– Худ с ней! В конце концов, мы в любом случае сможем поднять сокровища потом – главное дожить до тех времен. А теперь бери лодки – мы хватаем запасы воды и скрываемся отсюда как можно скорее.

– Благословенный Беру! Море кишит акулами!


С расстояния пятидесяти ярдов капитан быстроходного парусника со своим первым помощником сверлил глазами ночную тьму, пытаясь определить источник движения прямо по курсу.

– Весла назад, – скомандовал капитан. – Стоп.

– Есть, сэр.

– Этот корабль идет ко дну. Готовность спасательных команд – две минуты, спустить шлюпки на воду...

За спиной капитана на главной палубе застучали лошадиные копыта. Первый Помощник развернулся и закричал:

– Эй, вы там! Что это, во имя Маела, вы собираетесь делать? Зачем вы затащили эту чертову животину на нашу палубу?

Женщина подтянула подпругу еще на одно деление, а затем запрыгнула в седло.

– Прошу прощения, – произнесла она, – но у меня абсолютно нет времени.

Всадив шпоры в бока, она бросилась вперед. Моряки в панике разбежались кто куда. Подпрыгнув в воздух, лошадь будто бы растаяла в темноте. Мгновение спустя раздался громкий всплеск.

Первый помощник обернулся к капитану с отвисшей челюстью.

– Пригласи корабельного мага и козу.

– Простите?

– Столь отважный и безрассудный поступок, которому мы только что стали свидетелями, заслуживает нашей поддержки. Попроси корабельного мага очистить дорогу этой женщины от акул и остальных препятствий. Да поспеши!

Глава двадцать первая

Каждый престол находится под прицелом острых стрел.

Келланвед

Под огромным блестящим грибом, который представлял из себя Вихрь, появилась еще одна пыльная лавина – это огромная армия снялась с лагеря. Рожденные под порывами капризного ветра, желтые облака распространялись из центра оазиса и постепенно оседали сусальным золотом на руины древнего города. Весь воздух в округе был пропитан ощущением блестящей радости. Складывалось впечатление, что пустыня в последний раз решила продемонстрировать свои былые богатые и славные времена. О да, Рараку действительно была таковой несколько веков назад.

Ша'ика стояла на плоской крыше деревянной сторожевой башни, у подножия которой на площади скопилось огромное множество народа. Девушка же не обращала на них своего взора: ее внимание было целиком приковано к плотной желтой завесе, поднимающейся на юге. Маленькая девочка, удочеренная Ша'икой, преклонила колени и смотрела на свою новую мать неотрывным взглядом.

За спиной заскрипела винтовая лестница, по ней медленно взбирался кто-то немолодой. Обернись Ша'ика сейчас назад, она обнаружила бы в дверном проеме лысую голову и плечи Геборийца. Бывший священник выбрался на платформу, опустил свои невидимые руки на голову маленькой девочки, а затем обернулся и взглянул украдкой на Ша'ику.

– Только Л'орик продолжает за тобой смотреть, – произнес старик. – Все остальные наивно полагают, что скрылись с глаз долой.

– Л'орик, – пробормотала девушка, продолжая рассматривать южный горизонт. – Что ты чувствуешь в этом человеке?

– Твои знания превышают мои в сотни раз, девушка...

– И все же.

– Мне кажется, что он догадался о сделке.

– Сделке?

Гебориец медленно подошел к Ша'ике и положил покрытые татуировками предплечья на тонкие деревянные перила.

– О том самом договоре, который возник между тобой и богиней. Только он может доказать, что возрождения на самом деле и не было...

– Как это так, Гебориец?

– Сейчас объясню. Дело в том, что ни один ребенок не родился для этой цели, ты согласна? Ша'ика не воскресла, она... перевоплотилась. Л'орик хорошо разбирается в подобных тонкостях, а это делает твою позицию весьма ненадежной.

– В таком случае он рискует навлечь на себя ярость богини.

– Конечно, я не думаю, что он совсем игнорирует этот факт, девушка... По этой причине за Л'ориком нужно присматривать, причем тщательно.

На протяжении нескольких минут они погрузились в молчание, разглядывая непроницаемую завесу, поднимающуюся с юга. Затем Гебориец прочистил горло.

– Зато теперь, благодаря своим новым возможностям, ты, возможно, ответишь на некоторые вопросы.

– Какие же это?

– Ну, например, когда Дриджхна положил на тебя глаз?

– Что ты имеешь в виду?

– Где начало того лицемерия, в которое мы оказались сейчас вовлечены? Здесь, в Рараку? В Черепной Чаше? Или на противоположном континенте? Когда богиня впервые решила, что ты заслуживаешь доверия, девушка?

– Никогда. Гебориец опешил.

– Это...

– Невероятно? Согласна, однако является чистой правдой. Это путешествие принадлежало только лишь мне самой. Ты должен понять: ни одна богиня не может предвидеть неожиданную смерть, упадок жизненных сил, принятие каждого решения, выбор направления пути... Старшей Ша'ике было преподнесено в дар пророчество, однако оно являлось не более чем маленьким зернышком. В свободной человеческой душе оно должно дать росток. Видения Ша'ики очень обеспокоили Дриджхну. Дело в том, что они не имели под собой никакого реального основания. Какой-то намек на опасность – ничего определенного... Кроме того, – добавила она, пожав плечами, – стратегия и тактика являются проклятием для Апокалипсиса.

Гебориец поморщился.

– Это не сулит ничего хорошего.

– Неправда. Мы свободны лепить свою собственную судьбу, понимаешь?

– Я понимаю так: даже если богиня не смогла направлять твои движения, то это сделал кто-то другой.

– Обсуди это со своими друзьями-исследователями, Гебориец. Поверь: не каждая тайна может быть разгадана, хотя ты и привык думать по-другому. Наверное, эти слова приносят тебе боль...

– Я не жалею. Тем не менее мне начинает казаться, что не только люди являются пешками в чей-то огромной игре... Знаешь, порой туда попадают и боги.

– «Элементарные силы находятся в противоборстве», – произнесла, улыбнувшись, девушка.

Гебориец поднял бровь, а затем нахмурился.

– Это цитата... до боли знакома.

– Конечно. Она же высечена на имперских вратах в Унте. Слова Келланведа имеют под собой в основе извечное противоборство созидания и распада... Это объясняет экспансию империи и ее жажду славы.

– Дыхание Худа! – выдохнул старик.

– А твои мысли двигались в ином направлении? – Да.

– Что ж, не стоит так переживать. Зато предметом твоего следующего трактата, без сомнения, станет горстка невразумительных старых глупцов, которые начинают плясать в припадке сильного возбуждения.

– Старых глупцов?

– Твоих бывших читателей и соратников-ученых.

– А!..

На некоторое время они вновь погрузились в молчание, пока бывший священник, наконец, мягко не спросил:

– Ну и что ты теперь собираешься делать?

– С тем, что произошло в округе?

– Нет, с тем, что происходит сейчас. Дон Корболо устроил бессмысленную резню во имя тебя...

– Во имя богини, – поправила девушка, услышав металлические нотки в своем голосе. Она уже обменялась несколькими словами со Львом по поводу этого предмета.

– Весть о «возрождении», по всей видимости, достигла его ушей...

– Нет, не успела. Я запечатала Рараку, Гебориец. Шторм, который поднялся вокруг нас, способен разорвать человека в клочья. Даже знаменитый Тлан Аймасс не способен преодолеть такое препятствие.

– Однако ты объявила о себе, – произнес старик, – с помощью Вихря.

– Ага, и он зародил в душе Дона Корболо смутные сомнения и страхи. Дело в том, что этот человек страстно желает закончить возложенную на него задачу. Он свободен в своей воле и может решать эту проблему по своему усмотрению...

– И все же, что ты собираешься делать? Мы, конечно, можем выступить маршем, но до того момента, когда мы достигнем равнин Арена, пройдет несколько месяцев. К тому времени Корболо предоставит Тавори все необходимые оправдания, и о бессмысленных жертвах будет забыто. Восстание утонуло в крови, однако твоя сестрица относится с произошедшему с таким вниманием, которого удостаивается маленькая царапина на спине.

– Думаешь, она превосходит меня, Гебориец, не так ли? В тактике и ...

– Ты сама прекрасно знаешь, насколько далеко ТЪвори может зайти в своей жестокости, девушка, – проворчал старик. – А увидев тебя на месте...

– В том-то и заключается мое самое большое преимущество, Гебориец. Тавори полагает, что она столкнется лицом к лицу с пустынной ведьмой, неизвестной ей доныне. Неведение позволит адъюнкту презирать Ша'ику до последней минуты. Но мне-то известно все о своем враге.

Отдаленный вой, доносивший от Вихря, постепенно изменил свой тембр. Ша'ика улыбнулась. Гебориец почувствовал какое-то движение мгновение спустя и спросил:

– Что происходит?

– Чтобы добраться до Арена, нам вовсе не потребуется несколько месяцев. Ты никогда не интересовался, чем же по сути является Вихрь?

Слепые глаза бывшего священника расширились, когда он предстал перед огромным столбом пыли и ветра. Ша'ике стало интересно, каким образом сверхъестественные способности старика позволяют ему увидеть это явление, однако следующие слова, которые донеслись от Геборийца, расставили все точки над и.

– Всевышние боги, столб сейчас опрокинется!

– Это Путь Дриджхны, Гебориец, – наша кружащая дорога на юг.

– Неужели мы окажемся там вовремя, Фел... Ша'ика? Неужели мы успеем остановить сумасшествие Дона Корболо?

Девушка не ответила, так как было уже слишком поздно.


Как только Антилопа прошел сквозь ворота, несколько рук взяли поводья его лошади и мгновенно ее остановили. В этот момент запястья историка коснулась чья-то маленькая ладошка.

Опустив взгляд, он заметил лицо Невелички, на котором застыл такой страх, от которого кровь останавливалась в жилах.

– К башне, – взмолилась она. – Быстрее!

Со стороны аренских стен доносилось странное бормотанье; темные звуки наполнили пыльный воздух. Соскользнув с седла, Антилопа почувствовал, что его сердце забилось, словно паровой молот. Рука Невелички тянула его через кордон гарнизонной гвардии и толпу беженцев. На своей спине историк прочувствовал прикосновение других рук, и те будто бы искали благословения или совета. Не обращая на них никакого внимания, Антилопа продолжал пробираться вперед.

Внезапно перед ними показался проем арочного прохода, ведущего в темные помещения башни. Изнутри ее круглые стены были обвиты довольно широкой непрерывной лестницей, которая тянулась до самого верха. Шум, который доносился с городских стен, превратился в рев – безумное свидетельство ярости, ужаса и страданий. Вой проник внутрь каменных стен башни и с каждым шагом становился все сильнее и сильнее. Проведя Антилопу мимо Т-образных бойниц, у которых сидела пара лучников, Невеличка начала подниматься по ступенькам. Ни один лучник так и не удосужился обратить внимание на гостей.

Как только они достигли света, что пробивался через решетку на крыше, до них донесся дрожащий оправдывающийся голос:

– Их слишком много... Я не могу ничего поделать – боги простят меня... Слишком много, слишком...

Невеличка поднялась на верхний этаж, за ней последовал Антилопа. Они оказались на широкой платформе, где у внешней стены уже стояло три человека. Фигуру, находящуюся слева, историк сразу узнал. Это был Маллик Рел – советник, которого он встретил в самом начале своего путешествия в Хиссаре. Шелковые одеяния покачивались на горячем ветру. Рядом с ним стоял верховный кулак Пормквал – высокий, жилистый, немного сутулый человек, одетый практически в одни лохмотья. Его бледные руки метались по зубцам башни, словно птицы, попавшие в капкан. Справа находился солдат с оружием, а диадема, прикрепленная к груди, свидетельствовала о его высоком командном ранге. Огромные руки были сложены на груди – складывалось впечатление, что он пытался просто раздавить свои собственные кости. Напряжение, царившее в воздухе, казалось, готово было вырваться наружу.

Рядом с решеткой сидел в крайнем возбуждении Нил – его руки просто тряслись. Молодой колдун повернул серое усталое лицо к Антилопе, в ту же секунду Невеличка бросилась к своему брату и схватила его в крепкие объятия.

Солдаты, стоящие у стен с противоположной стороны, резко закричали: этот возглас рассек воздух, словно коса самого Худа.

Антилопа подошел к стене и остановился около предводителя, дотронувшись рукой до выцветшего под действием непрестанных солнечных лучей каменного зубца. Проследив за взглядами всех остальных, он с трудом смог перевести дыхание. Сцена, которая открылась ему на склоне ближайшего к городу кургана, привела его в панику.


Колтайн.


Над плотной массой порядка четырехсот человек развевалось три флага: Седьмых, клана Безрассудных Собак с изображенным на нем сочлененным скелетом пса, и клана Ворона, штандарт которого представлял собой блестящий под лучами солнца бронзовый диск, окруженный черными перьями. Дерзкие и гордые воины продолжали тянуть свои символы высоко в небо.

Со всех сторон на них наседала многотысячная армия Дона Корболо. Эти пехотинцы были лишены всякой военной дисциплины, их интересовала только резня. За пехотинцами были видны приближающиеся отряды конников, которые пытались пробраться между городскими стенами и курганом. Аренские лучники не спали и твердо знали свое дело; по этой причине неприятельские конники до сих пор оставались позади. Гвардия Дона Корболо, а также, без сомнения, и сам предатель-кулак находились на плоской вершине противоположного холма, где специально для них на скорую руку был выстроен наблюдательный пост. Оттуда открывался прекрасный вид как на сам город, так и на те события, которые происходили у его стен.

Дистанция, разделяющая Антилопу и место действия, была насколько невелика, что историк был способен различить конкретных людей. Вот и Колтайн, который находится посреди саперов под предводительством Мясорубки, а также горстки моряков Затишья. В левой руке Колтайн держал рассыпающийся под ударами круглый щит, в правой – длинный нож, походящий по размерам на меч, за спиной развевался длинный плащ из черных перьев, который блестел так, будто был густо намазан смолой. В следующую секунду историк увидел командира Булта, тот руководил отступлением войска к вершине холма. Пастушьи собаки рвали и метались вокруг ветерана, словно безумные телохранители, не обращая никакого внимания на тучи окружающих их стрел. Среди псов выделялся один – огромный и неукротимый, он, несмотря на десяток усеивавших его стрел, продолжал битву не на жизнь, а на смерть.

Лошади были практически истреблены. Та же участь постигла весь клан Горностая. Среди воинов Безрассудных Собак осталось всего несколько человек, окруженных полудюжиной стариков и конюхов. Колтайн и Булт были последними представителями клана Ворона.

Несколько солдат Седьмых еще были способны держать оружие и окружили всех остальных плотным кольцом. Многие из них были уже не в силах поднять меч, но воины стояли насмерть, разрубаемые на куски огромным числом нападавших. Неприятель не жалел никого: любой солдат, падающий на землю из-за ран, мгновенно превращался в кровавое месиво. Вокруг виднелись осколки черепов, руки, ноги...

Камень, за который держался Антилопа, постепенно стал влажным и скользким. Внезапно правую руку историка пронзила кинжальная боль, но он практически ничего не заметил.

С перекосившимся лицом Антилопа оторвал взгляд от ужасающей сцены и протянул покрасневшие скрюченные пальцы к Пормквалу...

Командир гарнизона схватил его за запястье и отбросил назад.

Верховный кулак заметил Антилопу и шарахнулся в сторону.

– Ты не понимаешь! – закричал он. – Я не могу спасти их! Неприятель слишком силен, его слишком много!

– Все ты можешь, проклятый ублюдок! Кордон, высланный к склону, спасет их!

– Нет, люди будут уничтожены! Я не могу!

Внезапно около уха Антилопа раздался низкий рев предводителя:

– Ради Худа! Мы пытались – каждый из нас пытался...

В этот момент к ним приблизился Маллик Рел и мягко произнес:

– Мое сердце разрывается на части, историк. Однако на верховного кулака не может быть оказано давление...

– Но это же убийство!

– За которое Дон Корболо заплатит, причем очень жестоко. Антилопа развернулся и, пошатываясь, отправился к противоположной стене.

Армия погибала – здесь, практически в полной досягаемости... «Нет, в досягаемости солдат». Желудок историка мучительно скрутила черная боль. «Я не могу на это смотреть. Однако должен».

Он увидел, что на ногах оставалось чуть больше сотни солдат, битва постепенно превращалась в резню. Единственная борьба происходила между самими воинами Дона Корболо за право нанести фатальный удар и поднять в воздух отсеченную голову с бешеными победоносными криками. Седьмые все падали и падали, в буквальном смысле слова защищая своих боевых предводителей грудью. Командиры провели их под своим командованием на протяжении целого континента, а теперь их ждала смерть под сенью могущественных стен Арена.

А за стенами сидела армия в десять тысяч человек, которая безмолвно смотрела на величайшее преступление, совершаемое за всю историю Малазанской империи верховным кулаком.

Каким образом Колтайну удалось добраться чуть ли не до самого города, для историка навсегда осталось загадкой. Сейчас он был свидетелем окончания битвы, которая продолжалась на протяжении нескольких дней. Они спасали беженцев... «Так вот почему пыльное облако приближалось к ним так медленно».

Последние представители Седьмых пропали под ногами лютого врага. Булт стоял спиной к флагоносцу, держа в обеих руках по кривой сабле Дхобри. Толпа сомкнулась вокруг него, словно стая охотников, загнавших дикого кабана. Несколько десятков пик одновременно воткнулись в грудь ветерана. И даже в этой ситуации он попытался подняться вверх и из последних сил воткнул острие сабли в бедро ближайшего врага. Солдат взвыл и рухнул на землю. Однако в конце концов пики сделали свое дело, завалили викана на спину и пригвоздили к земле. Последовала серия смертельных ударов, и командир испустил дух.

Флагоносец оставил свою позицию, примостил штандарт между мертвыми телами и бросился в отчаянной попытке к Булту на помощь. В следующее мгновение широкое лезвие с одного удара обезглавило юношу. Голова, разбрызгивая фонтанчики крови, отлетела и приземлилась точно у основания флагштока. Так умер капрал Лист, ощутив теперь на практике то огромное количество смертей, что ему удалось перенести в тренировочных битвах Хиссара несколько месяцев назад.

Позиция Безрассудных Собак потонула под огромным количеством мертвых тел, через некоторое время упал и флаг. В воздух полетели кровавые скальпы, и на войско победителей посыпался красный дождь.

Окруженный остатками саперов и моряков, Колтайн продолжал отважно сражаться. Его полное пренебрежение к царящему вокруг кошмару продолжалось несколько дольше того момента, когда последний защитник пал под ударами воинов Дона Корболо. Затем волна поглотила самого Колтайна, погребя его тело под своим безумием.

Огромная собака, утыканная несметным множеством стрел, бросилась к тому месту, где только что находился Колтайн. В следующее мгновение, умело подставленное копье насадило животное и подняло его высоко в воздух. Корчась в предсмертной агонии, пес медленно проскользнул вниз, однако даже в этот момент он не упустил последней возможности и намертво вцепился ближайшему солдату в горло.

Затем под горами трупов пропал и пес.

Штандарт клана Ворона покачнулся, наклонился и обрушился вниз.

Антилопа недвижимо стоял у стены, боясь поверить в случившееся.

«Колтайн»

В тот же момент за спиной историка раздались громкие причитания. Он медленно обернулся и увидел, что Невеличка держит на руках Нила, словно собственного ребенка: голова девочки откинута вверх, а пустые расширенные глаза устремлены в небо.

Пару колдунов накрыла тень.

Вороны.

«К старейшему колдуну, душу которого затем принял Сор-мо, приблизилось одиннадцать воронов. Это было на стенах Унты... Каждая птица в отдельности была неспособна забрать с собой такую огромную душу. Одиннадцать воронов».

В этот момент небо над Ареном заполнилось темными крыльями – это было сплошное темное море, смыкающееся над головами со всех сторон.

Завывания Невелички становились все громче и громче. Складывалось впечатление, что ее собственная душа медленно проходит через глотку на свободу.

Антилопу охватил шок. «Еще не все, еще не конец». Развернувшись в сторону кровавого поля, он заметил, что солдаты подняли в воздух огромный крест, на котором висел какой-то распятый человек.

«Они не смогут освободить его!» – закричала Невеличка. Прильнув к историку, она посмотрела на могильный курган. В следующее мгновение девочка начала изо всех сил рвать на себе волосы, драть ногтями кожу до тех пор, пока по лицу не потекли струйки крови. Антилопа схватил ее за тонкие детские запястья и прижал у себе – только это спасло глаза девочки, которые должны были стать следующей жертвой безумия и отчаяния.

Дон Корболо продолжал стоять на широкой платформе, рядом находился Камист Рело. В воздухе взорвался сполох волшебства: дикая волна бросилась вперед и поглотила большую стаю воронов. С неба посыпалось вниз множество черных перьев...

– Нет! – закричала Невеличка, извиваясь в руках Антилопы, пытаясь разбить голову о стену.

Однако спустя несколько секунд еще большая туча воронов показалась над городом.

Камист Рело напрягся и уничтожил еще сотню птиц.

– Освободите его душу! Разнимите ее с телом! Освободите Колтайна!

Стоящий рядом гарнизонный командир развернулся и ледяным тоном подозвал к себе одного из помощников:

– Приведи ко мне Косоглазого, капрал! Живо! Помощник стремглав бросился вниз по лестнице. Командир спокойно подошел к дальней стене и, перегнувшись через перила, закричал:

– Косоглазый! Сюда, наверх, черт бы тебя побрал.

В этот момент еще один сполох волшебства осветил небо. На землю посыпались новые птичьи жертвы, однако, подобно прошлому разу, это не повлияло на их массовое продвижение вперед.

Шум, доносящийся со стороны стен Арена, начал стихать. Наконец в воздухе повисла полная тишина. Невеличка ослабла и повисла на руках Антилопы, словно младенец. Антилопа видел и Нила – мальчик лежал, скорчившись, на каменному полу платформы. Он находился либо без сознания, либо уже на том свете. Вокруг мальчика растекалась большая прозрачная лужа.

По лестнице забарабанили шаги.

Помощник произнес в сторону командира:

– Этот парень был на улице, помогая беженцам. По всей видимости, он ничего не знает...

Антилопа вновь развернулся и посмотрел на одинокую фигуру, прибитую гвоздями к кресту. Он до сих пор продолжал жить, и вороны не могли освободить его душу от страданий. Камист Рело был абсолютно точно об этом осведомлен. Весь кошмар этого преступления заключался в том, что викан продолжал мучиться, а душа медленно распадалась на части. Толпа кричащих воинов со всех сторон окружила распятье; они усыпали курган, словно надоедливые насекомые.

Каждый из солдат пытался достать Колтайна своим оружием; на теле появилось множество красных следов.

«Куски плоти, боги, куски плоти – это все, что осталось от армии...» Антилопа съеживался даже от мысли о подобном кошмаре.

– Сюда, Косоглазый! – услышал он рев командира. Мимо историка пронесся коренастый широкоплечий человек с серыми волосами. Его глаза на впалом, покрытом морщинами лице остановились на далекой фигуре, висевшей на кресте.

– Пощада, – прошептал он.

– Ну? – торопил его командир.

– Распятье находится на расстоянии полутысячи шагов, Блистиг...

– Я знаю.

– Возможно, потребуется не один выстрел, сэр.

– Тогда начинай целиться, черт бы тебя побрал! Старый солдат, одетый в униформу, которая не стиралась и не чинилась, по всей видимости, в течение десятилетий, снял с плеча длинный лук. Натянув тетиву, он отступил на один шаг назад и припал на колено в проекции плоскости стрелы. Примостившись около бойницы, лучник хорошенько прицелился. Затем Косоглазый поднялся на ноги и принялся изучать металлический наконечник смертоносной стрелы.

В этот момент еще одна волна волшебства расколола небо на две части.

Наконец Косоглазый решился.

– Я постараюсь попасть в грудь. Понимаете ли, сэр, это самая большая мишень, кроме того, там покоится душа этого несчастного.

– Еще одно слово, Косоглазый, – прошептал Блистиг, – и я отрежу тебе язык.

Лучник вновь зарядил стрелу.

– В таком случае предоставьте мне больше места для размаха.

Антилопа поднял Невеличку и оттащил ее на несколько шагов назад.

Размер лука даже в натянутом состоянии равнялся росту лучника. Историк заметил, как напряглись мышцы Косоглазого – они, словно морские канаты, вздулись под кожей. Тетива под огромным натяжением легко коснулась его давно не бритой щеки.

Внезапно Антилопа заметил, как рука лучника задрожала, а щелочки глаз широко раскрылись, обнажив маленькие испуганные зрачки.

В голосе Блистига послышался животный страх.

– Косоглазый...

– Да это же Колтайн, сэр! – с трудом выдохнул старик. – Вы хотите, чтобы я убил Колтайна...

– Косоглазый!

Невеличка подняла голову и воздела окровавленные руки в отчаянной мольбе.

– Освободи его. Пожалуйста.

Старик в течение некоторого времени рассматривал девочку, а затем по его лицу внезапно потекли потоки слез. Внезапно дрожь пропала – лучник взял себя в руки. Лук замер.

– Дыхание Худа! – прошипел Антилопа. – Он рыдает. Этот человек не сможет прицелиться, не сможет...

Струна лука огласила воздух своими пением. Длинное древко со свистом понеслось вперед.

– О, боги! – застонал Косоглазый. – Слишком высоко – слишком высоко!

Пролетев через стаю воронов, причем не задев ни одной птицы, стрела начала постепенно снижаться.

Антилопа был готов поклясться, что Колтайн поднял взгляд и с благодарностью принял острый наконечник, который с хрустом проломил ему череп, оставив во лбу маленькую отметину, и моментально разрушил мозг. Голова по инерции отклонилась назад, а затем бессильно повисла.

Воины на склоне кургана бросились врассыпную.

Воздух огласился жуткими криками воронов, они, словно огромная темная туча, бросились в сторону тела Колтайна. Дон Корболо попытался вновь применить волшебство, однако огненный шар внезапно круто изменил траекторию и рассыпался в прах. «Неужели душа Колтайна пришла на помощь воронам?»

Темная туча опустилась на Колтайна и поглотила его целиком, вместе с распятьем. С позиции Антилопы казалось, что чье-то огромное тело покрыто ползающими черными насекомыми.

Внезапно, сорвавшись, они поднялись в воздух... предводителя клана Ворона на кресте уже не было.

Антилопа покачнулся и прислонился к каменной стене. Невеличка скользнула на землю, освободившись от хватки историка, и беззвучно легла на пол, закрыв лицо окровавленными волосами.

– Я убил его, – простонал Косоглазый. – Я убил Колтайна. Кто же забрал жизнь этого величайшего человека? Развалюха-солдат из армии верховного кулака, именно он убил Колтайна... О Веру, пощади же мою душу...

Антилопа обхватил старика своими руками и яростно сжал. Лук, покачнувшись, упал с грохотом на каменный пол. Историк почувствовал, что человек начал съеживаться под ним, будто все его кости мгновенно превратились в пыль. Складывалось впечатление, что каждый вздох лучника отнимал у него по веку от жизни.

Командир Блистиг схватил Косоглазого за воротник и поднял вверх.

– Слушай меня, ублюдок, – прошипел он, – к исходу дня десять тысяч солдат только и будут делать, что вспоминать твое имя, – слова командира потрясли историка. – Это будет молитва, Косоглазый, твое имя превратится в проклятую Худом молитву.

Антилопа изо всей силы зажмурил глаза. Наконец настал тот день, когда приходилось брать в свои руки потерявших жизненные ориентиры людей.

«Но кто сделает то же самое для меня?»

Антилопа открыл глаза и поднял голову. Рот верховного кулака Пормквала двигался, будто бы прося всех присутствующих о пощаде. Тонкое, потное лицо этого человека исказилось в шоке. Встретившись со взглядом историка, он побелел как мел.

Тем временем на склоне кургана армия Дона Корболо пришла в движение. Суматоха, охватившая огромное количество людей, напоминала бурю в зарослях тростника. Наконец-то до солдат дошло, какие последствия ожидают их. В воздухе повисла тишина, ее не могли нарушить крики нескольких наиболее слабых солдат. Последние не выдержали морального напряжения и впали в сумасшествие.

Вороны исчезли, оставив распятье девственно чистым. Оно возвышалось над грудой мертвых тел, утыканных окровавленными пиками.

А небо над головой продолжало гаснуть.

Антилопа вновь повернулся к Пормквалу. Верховный кулак пытался спрятаться под тенью Маллика Рела. Он бешено мотал головой, будто бы проклиная прошедший день.

«Этот день будет трижды проклят, верховный кулак.

Колтайн погиб. Они все погибли».

Глава двадцать вторая

Я видел, как, яростным светом сверкая,

Пронзила забрало стрела немая.

И тотчас, подобно ночи без края,

Его поглотила воронов стая.

Цепь Псов.

Сеглора

Небольшая рябь подернула поверхность грязной мути, поднятой со дна моря у подножия доков. В нескольких дюймах над водой танцевали ночные насекомые, да и вся отмель неистово кишела мальками некой разновидности угрей. Они блестели своей чешуей, весело играя друг с другом и мелкими воздушными насекомыми. Единственной причиной, по которой люди позволяли рыбе столь вольготно плескаться у самого берега, являлся тот факт, что данная разновидность угрей была практически несъедобна.

Из далекой темноты донесся странный звук. Рябь, достигавшая берега в направлении этого шума, была крупнее и мощнее. Это стало единственным свидетельством того, что к берегу медленно подбирается незнакомец. Только он нарушал ночную идиллию.

Калам из последних сил добрался до берега и упал лицом на теплую грязь. Кровь все еще продолжала бежать между пальцев правой руки, которой он зажимал ранение в боку. На убийце не было ни рубашки, ни кольчуги – все это опустилось на грязное дно Малазского залива, наконец-то оставшегося позади. Единственное, что осталось одетым на его теле, были штаны из оленьей кожи и мокасины.

Оказавшись в воде, Калам принялся стаскивать тяжелое снаряжение, которое тянуло его тело ко дну. В тот момент он не думал ни о чем, по этой причине портупея с любимым холодным оружием убийцы также исчезла в никуда. Почувствовав чудовищный недостаток воздуха, Калам со всей силы начал грести к поверхности – отправляться вниз за ножами в данной ситуации было бы чистым безумием.

Зато теперь он остался безоружным.

Где-то далеко позади послышались дикие крики – это еще один корабль тонул в мутных водах Малазского залива. Калам немного удивился, однако вскоре течение его мыслей приняло совсем другое направление.

Слабые укусы по всему телу свидетельствовали о том, что утри были совсем не рады непрошеному вторжению Калама. Немного отдышавшись, убийца вполз по пологому берегу и оказался на сухой земле. В ту же самую секунду в его тело вонзилось несколько сот иголок – это были осколки глиняной посуды, о наличии которой на этом берегу Калам совсем забыл. Перекатившись на спину, он уставился на нижнюю поверхность пирса, густо поросшую водорослями. Мгновение спустя он закрыл глаза и попытался сконцентрироваться.

Кровотечение из ножевой раны сначала ослабло, а затем и вовсе прекратилось.

Несколько минут спустя он принял сидячее положение, а затем начал вытаскивать из воды угрей, которые приклеивались к рукам, словно пиявки, и бросать их на берег. За спиной послышалось шуршанье городских крыс. В течение своей долгой жизни убийца слышал немало рассказов о полчищах этих бесстрашный тварей, поэтому он заранее решил заручиться их доверием.

Однако ожидать дальше не было никакой возможности. Калам поднялся на корточки и принялся рассматривать старые сваи, возвышавшиеся за пределами мола. В момент прилива вода затапливала их на три четверти, и корабль мог спокойно пришвартоваться к этим деревянным столбам. Сваи были покрыты со всех сторон черной смолой, за исключением тех из них, которые были излюбленным местом стоянки одних и тех же баркасов.

«У меня есть единственный способ подняться наверх».

Убийца двигался вдоль основания мола до тех пор, пока не остановился перед небольшим торговым судном. Этот корабль с довольно большой грузовместимостью лежал сейчас на боку в грязи. Тонкие канаты скрепляли между собой носовой отдел корпуса и латунные тяжелые кольца, вмонтированные в сваи.

При обычных обстоятельствах убийце не составило бы никакого труда забраться на борт: в конце концов, внутренняя самодисциплина всегда была одним из разделов боевой подготовки Когтя. Однако сейчас, взбираясь вверх по веревке, он не мог гарантировать безопасность своей раны; в любой момент могло начаться вновь обильное кровотечение. Подбираясь к кольцу. Калам начал ощущать, что становится все слабее и слабее. Перевалившись через борт, он несколько минут в изнеможении лежал на палубе – сказывалась весьма значительная кровопотеря.

С тех пор как убийца оказался в воде, у него не было времени поразмыслить о Салк Елане. Говоря по правде, в данный момент ситуация никак не изменилась. Лежать на палубе и проклинать свою глупость было бы непростительной тратой времени. На каждой улочке и аллее темного Малаза его мог сейчас поджидать коллега с ножом за пазухой. В таком случае до встречи с Вратами Худа оставалось всего несколько часов.

Однако Калам вовсе не собирался становиться столь простой добычей.

Напрягшись, он вновь попытался остановить кровотечение из раны, а также из множества мелких отметин, оставленных угрями.

«Стоит только магу с помощью силы посмотреть сейчас на этот корабль, как он тут же обнаружит мое местоположение по чрезмерному жару, исходящему от тела. А у меня нет даже рубашки, чтобы хоть как-то прикрыться. Кроме того, неприятели знают, что я ранен. Сомневаюсь, что даже Сумрак в молодые годы была способна усилием воли заставить свое тело охладиться на несколько градусов, тем более учитывая сложившееся сложное положение... А что, если попробовать?»

Калам вновь закрыл глаза. «Попытаться заставить уйти кровь внутрь тела – к мышцам, костям – и покинуть кожу. Каждое дыхание должно быть столь же холодным, что и лед. Каждое прикосновение обязано совпадать по температуре с камнем. Никаких следов, никаких лишних движений. Интересно, чего же еще они ожидают от раненого человека?»

Всего, но только не этого.

Открыв глаза, он освободил одну руку от кольца и прислонился предплечьем к изрытому ямками металлу. Он оказался на ощупь теплым.

«Ну, наконец-то. Пора двигаться».

Верхняя часть сваи была в непосредственной близости от ноги. Калам выпрямился и медленно наступил на скользкую деревянную поверхность, покрытую толстым слоем птичьего помета. Через несколько минут перед ним простиралась Набережная улица. Здесь было множество торговых складов, те по большей части являлись заполненными грузовыми телегами. Ближайшая из них стояла на расстоянии ближе двадцати шагов.

Попытка броситься вперед бегом привела бы к неминуемой смерти – тело Калама не было способно мгновенно компенсировать большое количество тепловой энергии, выделяющейся при мышечной работе.

«Смотри-ка, а один из этих угрей выполз довольно далеко на берег. Я не верю своим глазам: он продолжает двигаться дальше! А что, если и мне воспользоваться его немым примером?» Калам опустился на живот и медленно двинулся вперед, обтирая телом влажную мостовую. Каждый выдох убийца старался совершать в сторону либо в песок.

«Колдовство превращает охоту в весьма ленивое занятие. Они начинают ожидать только тех проявлений, которые обеспечивают чрезмерно усиленные органы чувств. Эти люди забывают об игре теней, об игре тьмы... По крайней мере, я надеюсь на это».

Калам не мог видеть себя со стороны, однако он абсолютно четко понимал, что его практически разоблачили. Убийца чувствовал себя червем, пересекающим тротуар. Какая-то часть его разума начала не выдерживать и захотела кричать во всю силу, однако Калам мгновенно спрятал ее глубоко внутри. Непременным правилом Когтя была внутренняя дисциплина – это относилось к разуму, телу да и всей душе.

Самой большой опасностью могло сейчас стать улучшение погоды. Облака, затянувшие небо еще с вечера, скрывали за собой луну – в сложившихся обстоятельствах злейшего врага Калама. Стоило ей только подняться над горизонтом, как сразу самый ленивый наблюдатель не смог бы не заметить длинную тень, скользящую по мостовой.

С тех пор как убийца начал пересекать улицу, прошло уже около десятка минут. Город за спиной был подозрительно молчалив. «Наверное, это очередная шутка моих охотников, которые не хотят пропустить ни единого шороха. Меня практически раскусили, но зачем портить игру? Эта охота обещала своим организаторам длительное наслаждение... Они хотели удовлетворить братское чувство мести. В конце концов, зачем готовить сложный лабиринт, если ты собираешься убить жертву в самом начале его пути?»

Горькая логика этих мыслей была подобно раскаленному ножу, который вонзили в грудь. Именно она могла раньше всех остальных обнаружить присутствие Калама под самым носом у врагов. Медленно поднявшись и затаив дыхание, убийца осмотрелся.

Наконец-то он оказался прямо под деревянной повозкой, упираясь головой в грязное днище.

Калам замер. Охотники несомненно ожидали от него искусного разрешения ситуации, однако ловкость рук являлась далеко не единственным талантом убийцы. «Всегда держи за собой преимущество за счет неожиданности...» Калам скользнул вперед, оставил позади первую повозку, затем вторую и наконец добрался до дверей большого склада.

Грузовой вход представлял собой, естественно, огромный проем, состоящий из двух сопоставляющихся друг с другом половин двери. В данный момент они были соединены друг с другом огромным висячим замком. С боковой стороны в больших воротах была проделана еще одна маленькая дверца для людей, но и она была закрыта.

Грубая физическая сила, которой обладал Калам, сейчас никак не могла ему помочь. Мало того что она наделала бы много шума, так не стоило еще забывать и о кровопотере. Убийца обладал умениями и профессионального домушника, и по этим навыкам он мог дать фору кому угодно. Не прошло и пары минут, как Калам поднажал на дверь, и та медленно со скрипом отворилась. Опустив мягко замок на землю, убийца проник через узкую щель в сплошную тьму.

Пошарив руками в воздухе, он через несколько секунд наткнулся на большую полку с инструментами. Он взял пару щипцов, топорик, небольшой мешок из пеньковой ткани, а также сломанный длинный нож – его кончик отсутствовал, а само лезвие оказалось сильно искривлено. Кроме того, под руки попалась кожаная рабочая рубаха кузнеца, и Калам сразу надел ее на себя. Проникнув в заднюю комнату, он обнаружил дверь, которая вела на аллею за домом.

Дом Мертвых, по его подсчетам, должен был находиться в шести кварталах от гавани. «Однако Салк Елан об этом предупрежден, поэтому засада обязательно появится на пути. Я должен быть идиотом, чтобы направиться туда по прямой... Плохо только, что и охотники об этом знают тоже».

Рассовав инструменты по множеству карманов рубашки, Калам открыл дверь, оставил ее открытой и огляделся. Убедившись, что вокруг все тихо, он отворил ее несколькими дюймами шире и принялся придирчиво осматривать крыши близлежащих домов, а также небо.

Никого, да и облака закрывают луну сплошным ковром. Слабый свет проникал только лишь из нескольких зашторенных окон, но он не был способен рассеять густую ночную мглу на расстоянии нескольких футов от себя. Где-то в отдалении залаяла собака.

Убийца ступил на улицу и пошел вдоль аллеи, усеянной разбросанными упаковочными ящиками.

Небольшая ниша, расположенная прямо у перекрестка аллеи с противоположной улицы, была окутана абсолютной темнотой. Калам прикинул размеры убежища и медленно приблизился. Вытащив из карманов нож и топорик, он без промедления рванул вперед и принялся наугад рубить темный воздух.

Как только убийца оказался в нише, его моментально окутала пелена магии. Тем не менее атака Калама была столь внезапна и неожиданна, что пара человек, скрывавшихся внутри, даже не успели вытащить оружие. Безжалостное лезвие рабочего ножа перерезало горло одной женщины, а топорик, ударивший сверху, пересек ключицу и несколько ребер его спутника. Освободив оружие, убийца прижал ладонь левой руки к губам своей второй жертвы и, рванув на себя голову, со всей силы ударил лицо о каменную стену. Женщина-Коготь в подобной подстраховке не нуждалась: она и так медленно оседала не землю, издавая булькающие хрипы.

Мгновение спустя Калам принялся обыскивать своих жертв. Он обнаружил метательные звездочки, ножи, два набора коротких дротиков с широким лезвием на конце, удавку, а также самый ценный подарок – складной лук Когтя, скрепленный на болтах. В ближнем бою это незаменимое оружие было поистине смертельным. В комплект к луку прилагался набор стрел с железными наконечниками, каждый из которых блестел особым ядом, называемым Белый паральт.

Убийца решил также присвоить себе тонкий черный плащ с широким капюшоном, снабженным марлевыми прорезями для ушей. Передняя часть капюшона также состояла из сетчатого материала, что позволяло не ограничивать периферическое поле зрения.

Закончив приготовления, он почувствовал, как окружающее его волшебство начало постепенно угасать. «Худ возьми, один из них был магом, – подумал Калам. – Проклятые слабаки! Весельчак слишком вас расслабил».

Выглянув из ниши, он поднял голову и начал нюхать воздух. Связь Рук была нарушена – оставшиеся члены шайки поняли, что дело пошло не так, и начали медленно, осторожно к нему приближаться.

Убийца улыбнулся. «Вы хотели, чтобы жертва была в бегах, – простите, что разочаровал вас».

С этими мыслями он и пропал в ночи, начав охоту за Когтем.


Предводитель Руки дернул вверх головой и вышел на поляну. Мгновение спустя две темные фигуры показались из аллеи и приблизились к нему для совещания.

– Была пролита наша кровь, – пробормотал предводитель. – Весельчак будет...

Мягкий щелчок заставил его обернуться.

– А теперь мы обсудим детали, – произнес мужчина, глядя на приближающуюся фигуру, облаченную в длинный плащ.

– Бандит прибыл, – проревел вновь прибывший человек.

– Я чуть не оборвал связь с Весельчаком...

– Ну и хорошо, настало время ему догадаться.

– О чем...

В этот момент оба окружающих предводителя Когтя упали на мостовую. В следующее мгновение внушительный кулак вмазал ничего не понимающему организатору по лицу. Донесся хруст костей и хрящей. Предводитель сощурился невидящими глазами, которые мгновенно начали наполняться кровью. Как только перегородка носа достигла мозга, неудачник мгновенно обрушился на землю.

Калам присел на землю, наклонился к уху умирающего и прошептал:

– Я знаю, что ты меня слышишь, Весельчак. Врешь, связь еще не успела разорваться. Осталось всего две Руки. Беги и прячься – я все равно тебя достану.

Убийца выпрямился, забрав оружие своих жертв. Тело у его ног внезапно зашлось в булькающем смехе, и из губ мертвеца донеслись слова:

– Добро пожалось обратно, Калам. Ты сказал, Две Руки? Их больше нет, старый друг...

– Испугал тебя, не так ли?

– Видимо, Салк Елан тебя слишком легко отпустил. Боюсь, мне придется действовать совсем не так...

– Я знаю, где ты находишься, Весельчак, и я иду за тобой. Последовало длительное молчание, затем синие губы издали последние слова:

– Не стесняйся в средствах, старина. Это будет весьма интересно.


Посредством Имперского Пути, порталы которого зияли, словно огненные кратеры, члены Когтя, Рука за Рукой, появлялись в городе. Одни из подобных врат повстречались прямо на пути одинокого ночного прохожего. Мгновение спустя из бреши начали друг за другом появляться пять темных фигур, однако первыми звуками, которые они издали, ступив на скользкую мостовую Малаза, явились предсмертные хрипы. В воздух брызнул фонтан крови. Скоро все стихло: ни один из пришельцев, чья плоть остывала на улице, не успел проронить ни слова.

Через несколько минут по аллеям города начали разноситься дикие крики – это жители города, которые не могли унять любопытства, расплачивались за безрассудство своими жизнями. У Когтя, однако, было не больше шансов.

Игра, которую затеял Калам, захватила весь Малаз.


Мозаика, простирающаяся у них под ногами, не имела конца и края. Разноцветные камни, создающие сложный рисунок, простирались во всех направлениях до самого горизонта. Эхо шагов казалось затаенным и приглушенным.

Скрипач забросил арбалет на плечо и, пожав, плечами, произнес:

– Думаю, мы столкнемся с проблемами уже по прошествии одной лиги.

– Вы все – предатели Азаса, – прошипел Искарал Пуст, начав нарезать круги вокруг путешественников. – Ягут должен находиться под охраной корней деревьев. Понимаете, это была наша сделка, наше соглашение, четко продуманная схема... – голос старика резко оборвался, а затем зазвучал вновь, однако совсем в другом тембре. – Вас интересует, что за соглашение? Скажите, а Повелитель Тени получил какие-либо ответы на свои вопросы? А открыл ли Азас свою древнюю каменную личину? Нет. Ответом на все вопросы явилось полное молчание. Мой повелитель мог бы объявить о своем намерении испражниться у портала Дома, и даже в этом случае ответ был бы тем же. Тишина. Эти факты явно свидетельствуют о том, что существовала некая договоренность. Ведь мы не слышали ни одного возражения... Действительно, ни одного. Я вам скажу: мы оказались великими притворщиками. А в самом конце была победа, не правда ли? Да... Все наши проблемы из-за одного единственного Ягута, который висит сейчас на руках Трелла, – старик остановился, тяжело дыша, а затем закончил: – Боги, наш путь превратится в вечность

– Я думаю, что в любом случае всем нам пора отправляться в путь, – произнесла Апсала.

– Согласен, – подтвердил Скрипач. – Но только как же выбрать направление?

Реллок припал на одно колено и начал тщательно рассматривать мозаичный пол. Над головой мерцала темная пустота, а у команды был только один источник света. Каждая черепица по размерам не превышала ширины руки, светильник медленно пульсировал. Внезапно старый рыбак даже присвистнул.

– Отец?

– Этот рисунок... – он указал пальцем на одну из черепиц. – Эта прерывистая линия...

Скрипач склонился рядом со слугой и, поморщившись, произнес:

– Если ты думаешь, что это чей-то след, то он весьма стар.

– След? – рыбак осмотрелся вокруг. – Нет, не похоже... Посмотрите, это же Канисский берег.

– Что?

Старик поднял свой тупой, словно обрубок, палец и вновь указал на зубчатую линию.

– Она начинается на побережье Квон, спускается к Кану, затем идет по Кавн Вор и достигает острова Картул... А к югу от него, в самом центре черепицы, располагается остров Малаз.

– Ты пытаешься доказать мне, что прямо под нашими ногами на одной-единственной черепице изображена карта большей части континента Квон Тали? – при этих словах у Скрипача словно спала с глаз пелена, и он в самом деле увидел знакомые с детства места. – Тогда что же получается? – произнес он совсем другим тоном. – На всем остальном пространстве вокруг...

– Да нет, – успокоил его Реллок. – Эти черепицы не совпадают друг с другом. По всей видимости, карты отдельных мест разбросаны в произвольном порядке. Они, конечно, перемешаны, но, судя по огромным масштабам...

Скрипач медленно поднялся на ноги и в крайнем изумлении произнес:

– Но ведь данный факт означает... – голос сапера умолк, и он вновь посмотрел на бесконечный пол, простирающийся на несколько лиг во всех направлениях. «Святые боги Абисса! Неужели здесь изображены все королевства, все миры, где находятся Дома Азаса? Королева Снов, что же это за сила?»

– Находясь внутри Пути Азаса, – произнес Маппо с благоговейным страхом, – ты можешь попасть... куда угодно.

– Ты уверен в этом? – спросил Крокус. – Я, конечно, понимаю, что здесь изображена карта, – продолжил он, указывая на континент Квон Тали. – Но где же врата, вход?

В воздухе повисло молчание, затем Скрипач прочистил горло и глухо сказал:

– У тебя есть соображения, парень? Дару пожал плечами.

– Карты – они везде карты... Понимаете, эта черепица могла с тем же успехом лежать у меня на столе.

– Так что же ты предлагаешь?

– Не обращать на них никакого внимания. Единственная мысль, которую можно осознать, глядя на эти плиты, заключается в том, что каждый Дом является маленьким звеном одного огромного замысла. Осознание даже этого факта не позволит нам приблизиться к истине. Азас находится вне пределов досягаемости любого бога. По-моему, пора перестать все глубже запутываться в собственных размышлениях, они не способны нас никуда привести.

– Согласен с тобой, – проворчал сапер. – К тому же мы ни на дюйм не приблизились к пониманию того, в каком же направлении стоит продолжить дорогу.

– Может быть, у Искарала Пуста имеется здравая мысль, – предположила Апсала и, скрипнув, развернулась на каблуках. – Увы... Кажется, он исчез.

Крокус начал подозрительно осматриваться.

– Черт бы побрал этого ублюдка!

Верховного священника Тени, который еще несколько минут назад нарезал вокруг путешественников круги, действительно нигде не было видно. Скрипач поморщился.

– Он даже не побеспокоился о том, чтобы объяснить причину своего ухода...

– Подождите! – вскрикнул Трелл. Положив своего друга на землю, он прошел несколько шагов вперед. – Это здесь, – добавил он. – Сначала было очень трудно в этом удостовериться, сейчас же я уверен на сто процентов.

Произнеся эти слова, Маппо уставился себе под ноги. f – Что ты там нашел? – поинтересовался Скрипач. I – Подойдите ближе... Не будь я самоличным свидетелем ^произошедшего, в это практически невозможно поверить...

Заинтригованные спутники приблизились к Треллу и увидели на полу зияющую дыру с неровными зазубренными краями. Складывалось впечатление, что Искарал Пуст просто провалился вниз. Скрипач припал на одно колено и внимательно посмотрел внутрь.

– Дыхание Худа! – простонал он. Толщина черепицы не превышала и пары дюймов. А ниже... не было никакой земли – сплошная пустота.

– Ты думаешь, это и есть путь наружу? – раздался за спиной голос Трелла.

Сапер со страхом отпрянул назад; люди внезапно почувствовали себя рыбаками, стоящими на тонком осеннем льду.

– Будь я проклят, если мне известен ответ на этот вопрос. И ни один человек не заставит меня прыгнуть внутрь и проверить, как обстоят дела в действительности.

– Разделяю твои опасения, – проревел Трелл. Развернувшись, он подошел к своему компаньону и вновь взвалил его на плечи.

– Думаю, эта дыра может распространяться, – произнес Крокус. – Нам нужно побыстрее двигаться – куда угодно, но только подальше отсюда.

– А как же Искарал Пуст? – упрямо спросила девушка. – Может быть, он лежит без сознания на дне?

– Никакого шанса, – ответил сапер. – Заглянув внутрь, я понял, что этот бедняга до сих пор находится в полете. Все внутренние чувства начали неистово кричать: забудь об этом, Скрипач. Думаю, было бы очень разумно воспользоваться советом собственного подсознания, Апсала.

– Грустная кончина, – произнесла она. – В последнее время я очень привязалась к нему.

– Ага, – кивнул Скрипач, – прямо как к домашнему скорпиону.

Крокус возглавил колонну людей, медленно отправившуюся восвояси. Останься путешественники здесь несколькими минутами дольше, они стали бы свидетелями невиданного явления. Внезапно над брешью начал подниматься тусклый желтый туман, который постепенно сгустился до смога. Спустя пару минут он начал постепенно рассеиваться, но дыра, которая зияла в полу, бесследно исчезла. Мозаика восстановила вновь свой прежний рисунок.


«Дом Смерти. Город Малаз, который находится в самом центре Малазанской империи. Здесь нас никто не ждет. Более того, объяснения, которые могут иметь смысл, просто не укладываются в моей голове. Боюсь, пришла пора принять решение о возвращении назад.

Но только как?

Однако этот Путь меня сейчас очень мало волнует. Становится гораздо хуже, когда я вспоминаю о своих преступлениях, которые похожи на длительно незаживающие раны. Я не могу побороть собственное малодушие. Об этом догадываются все присутствующие здесь люди, но они просто молчат. Эгоистичные желания посмеиваются над честностью и клятвами. У меня был шанс положить конец пожизненным угрозам.

Каким образом дружба способна победить сложившиеся обстоятельства? Неужели то утешение, которое подразумевает дружеское отношение между людьми, начинает менять нашу суть, ввергая душу во власть демонов? Я трус; именно этот факт лишил нас свободы, вверг в кошмар, заставив предать жизненно важные клятвы.

Оказывается, истина проста... Пути, по котором мы так долго шли, превратились в нашу собственную жизнь, добровольную тюрьму...»


Апсала бросилась вперед: сначала ее пальцы дотронулись до плеча, затем – косичек... Наконец они ощутили пустоту. Движение по инерции пронесло ее немного вперед – к тому месту, где только что стояли Маппо с Икариумом. Следующим ощущением явилась легкость свободного падения.

Издав отчаянный вопль, Крокус схватил ее за лодыжку. В следующее мгновение он плашмя растянулся на черепице. Почувствовав за спиной помощь старого рыбака, они начали изо всех сил тянуть девушку обратно.

Напрягая все силы, двум путешественникам наконец-то удалось вытянуть Апсала на поверхность. В дюжине шагов от дыры стоял Скрипач, для которого крик дару явился первым предупреждением об опасности.

– Они пропали! – взревел Крокус. – Без всякого предупрежденья просто провалились вниз, Скрипач.

Сапер тихо выругался и в крайней тревоге присел на корточки. «Мы же являемся здесь самозванцами...» К нему доходили слухи о Путях, которые не содержали воздуха, – каждый смертный, осмелившийся проникнуть внутрь, мгновенно лишался жизни. «Действительно, а с какой стати каждый Путь должен подстраиваться под нужды человека? Мы самозванцы, и этому месту до нас нет никакого дела... У него есть свои собственные законы, они по вполне понятным причинам могут для нас не подходить.

Однако, следуя этой мысли, можно сделать вывод, что мы не созданы ни для одного мира».

Прошипев проклятья, Скрипач медленно поднялся на ноги. Он старался побороть внезапное чувство безысходности, охватившее его при потере двух друзей. «Кто же из нас станет следующим?»

– Ко мне, – проревел он. – Все трое, но только очень осторожно, – развязав походный мешок, он начал рыться там до тех пор, пока не достал свитое кольцо тонкого каната. – Нам нужно обязательно держаться вместе. Если один оступится и полетит вниз, то остальные либо спасут его, либо отправятся следом. Согласны?

Ответом стали молчаливые кивки.

«Я тоже думаю, что путешествие по этому Пути в одиночку не очень-то приятно».

Четыре пары рук закончили дело через пару минут.

Пройдя около тысячи шагов, четыре путешественника почувствовали, что в воздухе появилось какое-то движение. Слабый ветерок охватил их измученные тела впервые с момента вступления в этот Путь. Прямо по курсу далеко в вышине появился какой-то огромный объект.

Схватившись за арбалет, Скрипач с ужасом посмотрел на небо.

– Дыхание Худа!

Однако три дракона – а это были действительно они – пронеслись мимо, не обратив никакого внимания на мелких людишек внизу. Они летели клином, подобно стае гусей. Размах темно-желтых крыльев достигал размеров пяти повозок, составленных конец в конец. Длинные витые хвосты еще долго виднелись на горизонте.

– Глупо верить в то, – пробормотала Апсал, – что мы единственные существа, которые нуждаются в этом королевстве.

– А нам приходилось видеть и больших тварей, – пробормотал Крокус, преследуемый, видимо, собственными мыслями.

Черты Скрипача тронула слабая ухмылка.

– Не сомневаюсь в этом, парень.

Оказавшись на границе видимости, драконы резко спикировали вниз, пробили тонкую черепицу и пропали с глаз.

В течение длительного времени в воздухе висело молчание, затем Апсала прочистила горло и произнесла:

– Думаю, на это следует обратить пристальное внимание. Сапер кивнул.

– Согласен.

«Существо падает вниз только тогда, когда приближается к конечной цели своего путешествия, причем, в принципе, оно может и не отдавать себе в этом отчета». Мысли Скрипача вернулись к Маппо и Икариуму. У Трелла не было никаких мотивов сопровождать их до самого Малаза. В конце концов, ему нужно было подлечить своего друга, привести его в сознание. Поэтому Маппо искал для этого тихое, укромное местечко. Что же касается Искарала Пуста... «Возможно, он сидит сейчас у подножья своей скалы и кричит бхок'арала сбросить веревку...»

– Все в порядке, – произнес, наконец, Скрипач, поднимаясь на ноги. – По всей видимости, нам следует просто идти своей дорогой до тех пор, пока не наступит нужное время... и место.

– Значит, Маппо с Икариумом вовсе не потерялись и не умерли, – произнес Крокус с видимым облегчением, отправившись дальше.

– То же самое касается верховного священника, – добавила Апсала.

– Хорошо, – пробормотал дару. – Оказывается, мы приняли добро за зло.

Скрипач немного поразмыслил о трех драконах – куда они летели, к чему стремились, затем пожал плечами. Возникновение этих тварей в небе, странное исчезновение и, что самое главное, их полное безразличие к четырем смертным напоминало лишний раз о том, насколько велико мироздание. На самом деле оно вовсе не определяется людскими жизнями, их желаниями и целями. Безудержный поток событий, которым представлялось это путешествие, был по сути совокупностью нескольких мельчайших шажков, и они по эффективности не превышали нескольких минут муравьиного труда.

«Мироздание живет вне нас, за пределами наших стремлений, в виде бессчетного количества дорог и возможностей».

Горизонт окружающего пространства, возникший в воображении Скрипача, начал постепенно расширяться. Одновременно с тем его собственная персона превратилась в мельчайшую черную точку.

«Каждый из нас является одинокой покинутой душой, вынужденной платить смирением... Иначе она впадает в заблуждение по поводу истинных владельцев и правителей этого мира. А люди – это такие существа, которые способны поддаться своим иллюзиям, и те поглотят их навсегда».


Воины Дона Корболо начали праздновать свой триумф с наступлением темноты, через час после разгрома Колтайна. Звуки шумного веселья проникали через стены Арена и заставляли людей ежиться, несмотря на душный знойный воздух.

Внутри города недалеко от северных ворот располагалась широкая площадь, служившая раньше местом ночевки торговых караванов. Однако сейчас она была запружена беженцами. Большинство из них и не помышляло об основательном размещении: люди нуждались в пище, воде и медицинском обеспечении.

Командир Блистиг для этих целей выделил целый гарнизон, и солдаты без устали, с огромным состраданием старались хоть чем-то помочь смертельно усталым и изможденным беженцам. Звуки пирушки, доносящиеся из-за стен, только прибавляли им сил. Колтайн, его виканы и все Седьмые отдали свои жизни ради тех, о ком сейчас приходилось заботиться городской гвардии. Забота и участие переполняли души солдат, которые по какой-то причине продолжали себя чувствовать виноватыми.

Однако в воздухе повисло новое напряжение.

«Эта история не может закончиться без финального жертвоприношения. Мы должны попытаться спасти людей, если на это не способны командующие нами трусы». Между собой скрестились интересы двух благородных миссий: одна из них заключалась в сохранении жизней вверенных под командование солдат, а другая – в дисциплине малазанских командных структур. В результате этого столкновения погибло десять тысяч первоклассных солдат, которые несколько минут назад жили, дышали, любили...»

Спустившись к площади, Антилопа бесцельно бродил в толпе. Перед ним периодически возникали незнакомые лица, бормотавшие бессмысленные слова, – все было как в тумане. Беженцы делились с ним своими собственными размышлениями, пытаясь хоть как-то ободрить историка. Виканские юноши забрали к себе Нила и Невеличку и начали столь яростно оберегать их покой, что ни один из смельчаков не мог отважиться его нарушить. Бесчисленное количество беженцев находилось на грани Ворот Худа, и чуть только они приходили в себя, как сразу начинали проявлять признаки дикого неповиновения. В их блестящих глазах и оскаленных клыках виднелось дикое удовольствие, а души продолжали борьбу с желанием изуродованной плоти поскорее перейти в мир иной. Худ не мог осмелиться наброситься силой на подобных людей, а городские лекари, прилагая все свои усилия, пытались поставить несчастных на ноги. Антилопа обнаружил, что на его мозг плотной пеленой опустилось забвение. Это ощущение оказалось таким комфортным, что историку совсем не хотелось возвращаться обратно в тот мир, который был наполнен насилием и злобой. Острая боль находилась где-то далеко, а разум прилагал все усилия, чтобы не допустить ее ближе.

Внезапно до его сознания донеслось несколько голосов – солдаты и несколько офицеров обсуждали сложившееся положение дел. Рассудив, что историку уже все равно известно об этих фактах, они не стеснялись в выражениях. Однако Антилопа до сих пор находился в прострации; именно это спасло его душу от полного морального разложения.

«Силанда», загруженная под завязку ранеными, так и не пришла в порт. Об этом сообщил молодой виканский солдат по имени Темул. Флот адъюнкта Тавори находился на расстоянии недели пути. Дон Корболо намеревался начинать осаду города, а Ша'ика вышла из Рараку в составе такого войска, которое по размерам вдвое превышало собственные силы изменника-кулака. Маллик Рел отвел верховного кулака Пормквала обратно во дворец. Наконец настало время пожинать плоды мести, и начало этого события было не за горами...

Сощурившись, Антилопа попытался сфокусировать лицо, которое с жаром пыталось донести до него какую-то важную информацию. Мгновенное прояснение рассудка вновь сменилось забвением, и историк отступил назад. За последнее время разум накопил столько боли и человеческих страданий, что историк был просто неспособен на обычное человеческое общение. Фигура протянула вперед сильную руку, схватила Антилопу за воротник, несколько раз хорошенько тряхнула, а затем вновь притянула к себе. Рот, окруженный густой бородой, громко кричал злые, наполненные яростью слова:

– ...к тебе, историк! Это же притворство, неужели ты не видишь? Единственный доклад пришел от представителей знати в лице Нетпары. Однако нам нужна поддержка солдат – неужели ты не понимаешь? Проклятый старик, ведь уже наступил закат!

– Что? О чем ты говоришь? Лицо Блистига переменилось.

– Маллику Релу удалось достучаться до сознания Пормквала. Только Худу известно, каким образом это произошло! Решено выходить с боем на армию Дона Корболо. Осталось менее часа времени – они до сих пор пьяны и находятся в дикой усталости. Мы выходим в атаку, Антилопа. Ты меня понимаешь?

«Жестокость... какая жестокость».

– Сколько людей сейчас находится за пределами города? Нам нужно точное число...

– Тысячи. Десятки тысяч, сотни...

– Да подумай же, черт бы тебя побрал! Мы смогли бы перебить этих ублюдков... до прихода Ша'ики.

– Я не знаю, Блистиг! Число этой проклятой армии растет с каждой лигой.

– Нетпара рассудил, что их около десяти тысяч...

– Этот человек – глупец.

– Он также сообщил о том, что под рукой Колтайна умерло около десяти тысяч невинных беженцев...

– Ч... что? – историк покачнулся, и если бы не помощь Блистига, он бы рухнул на землю.

– Неужели ты не понял, Антилопа? Без твоего слова история о событиях, произошедших за последнее время в армии Кол-тайна, приобрела совсем другое лицо. Эта весть уже успела распространиться по всем подразделениям. Солдаты ввергнуты в полное недоумение, а желание мести постепенно ослабевает...

Этих слов было достаточно. Историк почувствовал, будто его сотряс страшный удар. Мгновенно выйдя из оцепенения, он подпрыгнул на месте, расширил глаза и мертвенно-бледными губами с ужасающим спокойствием произнес:

– Где он? Где Нетпара? Где...

– В течение двух последних ударов колокола он находился вместе с Пормквалом и Малликом Релом.

– Отведи меня туда.

За спиной послышались звуки горна, оповещающие о команде «сбор». Взгляд Антилопы скользнул по солдатам, которые начали мгновенно строиться в строгие ряды. Подняв голову, историк увидел на небе первые звезды.

– Бивень Фенира, – проревел Блистиг. – Может оказаться слишком поздно...

– Отведи меня к Пормквалу, к Маллику Релу...

– Следуй за мной.

Как только солдаты гарнизона начали пробираться через беженцев, в толпе последних почувствовалось шевеление. Огромная масса людей, несмотря на усталость, бросилась в сторону, чтобы освободить площадь для прохода армии верховного кулака.

Блистиг изо всех сил работал локтями, и Антилопа старался от него не отставать.

– Пормквал приказал моему гарнизону выступить вместе с его армией, – бросил командир через плечо, – в качестве арьергарда. Это противоречит моим непосредственным обязанностям, которые заключаются в охране города... Я занимаюсь своим ремеслом долгое время; когда-то сам верховный кулак служил у меня солдатом. Сейчас численность гарнизона сократилась до трехсот человек, и этого едва хватает, чтобы удерживать стены. А если учесть, что Красные Мечи находятся под арестом...

– Под арестом?! Но почему?

– В них течет кровь Семи Городов; это и явилось той причиной, по которой Пормквал потерял к ним свое доверие.

– Глупец! Я не знал других солдат, более преданных империи, чем они...

– Согласен с тобой, историк, однако мое мнение здесь не ставится ни во грош...

– Судя по всему, то же самое можно сказать и о моей персоне, – ответил Антилопа.

Блистиг помедлил, затем обернулся и произнес:

– Ты поддерживаешь решение верховного кулака о начале атаки?

– Худ возьми, нет, конечно!

– Почему?

– Потому что мы не можем знать, какое количество солдат скопилось сейчас за стенами Арена. Более мудрым решением стало бы ожидание прибытия Тавори... До того момента Корболо не смог бы причинить нам никакого вреда... Блистиг кивнул.

– Мы бы разорвали их на куски. Теперь единственный вопрос заключается в том, сможешь ли ты убедить Пормквала в своих собственных доводах?

– ТЫ прекрасно знаешь этого человека, – резко ответил Антилопа. – У меня ничего не выйдет.

Командир поморщился и зло произнес:

– Пошли.

Штандарты армии верховного кулака окружили несколько конников, стоящих недалеко от выхода с площади, которая превращалась в широкую аллею. Антилопа понял, что они направляются именно туда.

Пормквал восседал на величественном жеребце. Богатые доспехи верховного кулака блестели драгоценными огнями, однако историк сразу заключил, что по большей части они выполняли только декоративную функцию. Над бедром виднелась покрытая алмазами рукоятка древнего гризианского широкого меча, а на голове красовался островерхий шлем, покрытый позолотой. Лицо кулака выглядело больным и бескровным.

Рядом с Пормквалом на белой лошади восседал безоружный Маллик Рел, облаченный в шелковые одеяния. На голове была повязана небесно-голубая чалма. Вокруг этих центральных фигур стояло несколько пеших и конных офицеров, среди которых Антилопа рассмотрел Нетпару и Пуллика Крыло.

Последние привели историка в бешенство: его глаза мгновенно налились кровью. Ускорив шаг, он попытался броситься на них, однако в тот же самый момент почувствовал на спине руку Блистига.

– Оставь их на потом, старик. Сперва тебе следует решить гораздо более важные дела.

Задрожав, историк был вынужден успокоиться. Мгновение спустя он собранно кивнул.

– Пойдем, верховный кулак уже заметил наше присутствие.

Выражение лица Пормквала при виде Антилопы было образцом бесстрастия. С небольшой дрожью в голосе кулак произнес:

– Историк, твое прибытие весьма своевременно. Сегодняшний день ставит перед нами две важные задачи, и в обеих из них ты будешь принимать непосредственное участие...

– Но верховный кулак...

– Молчать Посмеешь еще раз прервать меня – я прикажу отрезать твой поганый язык! – мужчина выдержал паузу, успокоился, а затем продолжил свою официальную, заранее приготовленную речь. – Во-первых, тебе предстоит сопровождать нас в самой гуще событий: в конце концов, должен же быть хотя бы один объективный свидетель тех событий, которые произойдут буквально через несколько минут. Я не могу позволить себе продать жизни несчастных беженцев ради спасения своей шкуры, ты понимаешь это? Трагедия, произошедшая на прошлой неделе, просто не может повториться. Она граничила с государственной изменой! Эти глупцы за стенами только что провалились в сон, и они заплатят за беспечность кровью, кровью! Затем, когда изменники будут уничтожены, придет время взяться за тебя. Историк, ты будешь арестован вместе со своими колдунами, известными под кличками Нил и Невеличка. Вы являетесь последними представителями «офицеров» ужасающей команды Колтайна. Позволь мне заверить тебя: наказание будет вполне соответствовать тяжести вашего ужасного преступления, – Пормквал махнул рукой, и к историку подвели его доброго знакомого – старого коня. – Увы, твое животное находится не в лучшей форме, однако думаю, что этого вполне будет достаточно. Командир Блистиг, приготовьте своих солдат для марша. Думаю, арьергард будет двигаться за спиной основного войска на расстоянии трехсот шагов. Надеюсь, этот приказ находится в пределах твоей компетенции. Если дела обстоят по-иному, только дай мне знать, и я мгновенно заменю командира гарнизона.

– Никак нет, верховный кулак, эта задача лежит всецело в пределах моей компетенции, – ответил Блистиг

Взгляд Антилопы скользнул по Маллику Релу, и на мгновение историк заметил на лице священника довольную улыбку. Однако спустя пару секунд видение пропало. «Ну конечно, твоя последняя победа... Этого человека все же удалось убедить, не так ли, Рел?»

В полном молчании историк подошел к своей лошади и забрался в седло. Положив руки на тощие ребристые бока своего животного, он взялся за поводья.

Тем временем у ворот собирались ведущие роты среднетяжелой кавалерии. Выйдя из города, эти люди должны будут мгновенно рассредоточиться ради того, чтобы попытаться окружить лагерь Дона Корболо. Тем временем пехота успеет организовать плотные фаланги и начнет полноценное наступление на порядки противника.

Блистиг покинул место совета, даже не обернувшись назад. Антилопа уставился на видневшиеся в отдалении ворота и углубился в размышления.

– Историк! – раздался голос из-за спины. Обернувшись, он заметил стоящего неподалеку Нетпару. Представитель знати широко улыбался.

– Теперь ты обязан относиться ко мне с гораздо большим уважением. Думаю, это войдет в привычку – жаль, что осталось совсем немного времени.

Нетпара так увлекся смакованием данной ситуации, что даже не заметил, как Антилопа потихоньку высвободил ногу из стремени.

– За все оскорбления, которые ты принес моей персоне, – продолжал ликовать Нетпара, – за то, что ты чуть не убил меня... Наказание будет очень суровым...

– Без сомнения, – отрезал Антилопа. – А вот и мое последнее оскорбление, – рванув ногой, он со всего размаху ударил носком ботинка прямо в дряблую шею представителя благородных кровей. Трахея хрустнула, и голова медленно отпрянула назад. Издав булькающий звук, Нетпара тяжело осел на грязную мостовую. Невидящие глаза уставились на бледное ночное небо.

Пуллик Крыло в ужасе закричал.

К историку мгновенно бросились солдаты, обнажив свое оружие.

– Ради всех святых, – произнес Антилопа, – я с радостью закончу сейчас свои страдания...

– Нет, ты недостоин такой удачи! – прошипел Пормквал, побелев от ярости.

Историк криво усмехнулся.

– Ты же уже осудил меня как палача, трусливая куча дерьма! Одним преступлением больше, одним меньше... – переведя взгляд на джисталского священника, он продолжил: – Что же касается тебя, Маллик Рел, то я попрошу подойти тебя поближе – знаешь ли, Антилопа еще жив.

Произнося эти речи, историк не заметил, как к ним присоединился один капитан из гарнизона Блистига. Этот человек намеревался сообщить Антилопе, что ребенок, отданный ему на поруки, наконец-то нашел своего дедушку. Однако при слове «Джистал» капитан напрягся; его глаза расширились, и он отступил назад.

Через несколько минут раскрылись городские ворота, и стройные ряды кавалерии отправились вперед. Среди легионов пехоты почувствовалось оживление, солдаты обнажили оружие.

Кенеб, в чьих мыслях звучало одно-единственное слово, сделал еще один шаг назад. Он знал, что где-то в прошлой жизни это слово несло с собой большую опасность, однако сейчас, хоть убей, ничего конкретного на ум не приходило. Внутренний голос кричал о том, что необходимо срочно найти Блистига... Кенеб не знал, в чем, собственно, дело, однако это неосознанное стремление было столь сильным...

Тем не менее времени практически не оставалось.

Армия пехоты двинулась в сторону городских врат. Приказ был отдан, и движение огромного количества людей оказалось просто неотвратимым.

Капитан отошел еще на несколько шагов назад, забыв о причине своего прихода. Переступив через бездыханное тело Нетпары, он обернулся и изо всех сил бросился бежать в сторону.

Спустя шестьдесят шагов Кенеба осенило. Он наконец-то вспомнил, где и когда судьба свела его со словом «Джистал».


Антилопа двигался бок о бок с офицерами по огромной равнине.

Армия Дона Корболо выглядела так, будто находилась в огромной панике, но историк заметил, что их руки сжимали оружие даже в процессе поспешного отступления вверх по склону. Кавалерия верховного кулака разделилась на две части и благодаря своей скорости обогнала пехоту на значительное расстояние. Через некоторое время оба отряда авангарда скрылись из зоны видимости за огромным курганом.

Легионы верховного кулака двигались ускоренным маршем, молчаливые и собранные. Они даже не надеялись настигнуть убегающую армию до тех пор, пока кавалерия не завершит тотальное окружение, отрезав все возможные пути к отступлению.

– Ты так и предсказывал, верховный кулак! – закричал Маллик Рел в сторону Пормквала, несясь во весь опор вперед. – Они бегут!

– Не ведь они не смогут улизнуть, не так ли? – засмеялся Пормквал, нетвердо заерзав в седле.

«Всевышние небеса, этот верховный кулак не способен даже держаться в седле».

Преследование привело их на поверхность первого холма, где до сих пор лежало множество тел виканов и Седьмых. Цепочка изуродованных трупов простиралась в направлении севера, отмечая печальную траекторию движения армии Колтайна, и скрывалась за следующим курганом. Антилопа заставил себя перестать разглядывать эти трупы в надежде заметить знакомые лица. Однако все они были искажены маской смерти. Обратившись вперед, историк начал рассматривать порядки убегающих изменников.

Пормквал периодически осаживал свою лошадь ради того, чтобы находиться в самом центре авангардной группы. Два отряда конников до сих пор находились где-то впереди; они никак не могли показаться вновь в зоне видимости. В то же самое время тысячи бегущих солдат, преследуемые плотными фалангами Пормквала, начали бросать награбленное добро.

Верховный кулак и его армия упрямо преследовали Дона Корболо до большого котлована, который оказался битком забитым бегущими изменниками. В воздухе повисло огромное пыльное облако, затруднявшее обзор как на востоке, так и прямо перед собой.

– Окружение завершено! – закричал Пормквал. – Посмотрите на пыль!

Антилопа нахмурился: издалека доносились отчетливые звуки битвы. Мгновение спустя эти звуки начали стихать, несмотря на то, что пыльное облако только сгущалось.

Пехота отправилась вниз, в котлован.

«Что-то не так...» – подумал Антилопа.

Бегущие солдаты к этому времени достигли гребня со всех сторон, за исключением южной. Однако вместо того, чтобы продолжить отступление и дальше, они развернулись и обнажили оружие.

Пылевая завеса окутала всех. Через несколько минут из нее начали появляться конники – но нет, это была не кавалерия Пормквала. Это были дикие племена. Мгновение спустя кольцо пеших врагов начало уплотняться – отряд за отрядом к ним присоединялись дикари.

Антилопа обернулся в седле и увидел, что на южном горизонте показалась кавалерия Семи Городов, полностью отрезав им путь к отступлению.

«Мы попались в самую простую ловушку и оставили Арен без всякой защиты...»

– Маллик! – закричал Пормквал, натянув поводья. – Что происходит?! Что произошло?!

Голова священника поворачивалась из стороны в сторону, а на лице застыло изумленное выражение.

– Предательство! – прошипел он. Развернув свою белую лошадь, он остановился взглядом на Антилопе. – Это твоих рук дело, историк! Часть той сделки, о которой намекал Нетпара! Кроме того, вокруг тебя расходятся волны магии... Да ты в сговоре с самим Доном Корболо! Боги, какими же мы были глупцами!

Антилопа не обратил внимания на скулящего священника и обратил свой взор на юг, где последние ряды армии Колтайна встретились лицом к лицу со своими новыми преследователями. По всей видимости, ударные отряды кавалерии, имеющей целью окружить Корболо, были, по сути, уничтожены.

– Мы в западне! Их несколько десятков тысяч! Мы же очутимся в огромной резне, – верховный кулак ткнул пальцем на историка. – Убить его! Убить немедленно!

– Подожди! – закричал Маллик Рел. Обернувшись к Пормквалу, он продолжил: – Пожалуйста, верховный кулак, оставь его для меня. Заклинаю тебя – он получит по всем своим заслугам!

– Как скажешь, конечно. Однако... – Пормквал осмотрелся вокруг. – Что же нам делать, Маллик?

Священник указал на север.

– Посмотри, конники приближаются под белым флагом! Это четко говорит о намерениях Дона Корболо. В конце концов, что же мы теряем?

– Я не могу говорить с ними! – затараторил Пормквал. – Я не могу даже думать Маллик Рел, пожалуйста!

– Очень хорошо, – согласился джистальский священник. Развернувшись, он вонзил шпоры в бока своей лошади и ринулся через толкущиеся ряды армии верховного кулака, попавшего в ловушку.

На середине северного склона холма сближающие конники встретились. Переговоры велись менее минуты, и спустя это время Маллик развернулся и отправился восвояси.

– Если мы бросимся назад, то, по всей видимости, сможем прорвать южные части оцепления и попытаться добраться до городских ворот, – тихо произнес историк, стоя около верховного кулака. – Это будет серьезная борьба, однако...

– Я не хочу слышать ни слова от тебя, предатель!

В этот момент прибыл Маллик Рел, на лице которого читалась надежда.

– Дон Корболо сказал, что ему надоело кровопролитие, верховный кулак. Вчерашняя бойня очень сильно беспокоит его совесть.

– Что же он в таком случае предлагает? – спросил Пормквал, наклонившись вперед.

– Наш единственный выход, верховный кулак. Ты должен отдать приказ своей армии сложить оружие, а затем сосредоточиться плотной массой в самом центре котлована. Дон Корболо назвал себя заложником войны, поэтому сейчас он готов проявить милосердие. Что же касается нас, то мы останемся рядом с Корболо до прихода Тавори. Затем нас ждет возвращение домой со всеми почестями. Верховный кулак, у нас просто нет другого выбора...

При этих словах историка охватила странная апатия. Он знал, что его слово не играет никакой роли для верховного кулака. Поэтому Антилопа медленно слез с седла, забрался под лошадь и начал снимать подпругу.

– Что ты делаешь, изменник? – грозно спросил его Маллик Рел.

– Освобождаю свою лошадь, – с пафосом ответил историк. – Враг не заинтересован в ней – слишком уж она стара, чтобы пригодиться в сильной армии. Лошадь возвратится в Арен – это последнее, что я способен для нее сделать, – Антилопа снял седло, бросил его на пыльную землю, а затем аккуратно принялся за уздечку.

Священник с угрюмым выражением лица несколько секунд смотрел за действиями Антилопы, а затем обернулся к верховному кулаку.

– Они ждут нашего ответа.

Антилопа приблизился к лошадиной голове и мягко положил руку на нос.

– Позаботься о себе, – прошептал он. Затем историк сделал шаг назад и слегка шлепнул кобылу по крупу. Она громко заржала, развернулась и бросилась в сторону юга – именно так, как и рассуждал Антилопа.

– Что же тут думать? – прошептал Пормквал. – Я не похож на Колтайна, а потому жизнь солдата для меня – величайшая ценность. Рано или поздно на эти земли опустится мир...

– Тысячи мужей, жен, отцов и матерей будут благословлять твое имя, верховный кулак. Но стоит сейчас вступить в битву – и мы найдем очевидный горький конец.

– Я не могу допустить подобного, – согласился Пормквал. Обернувшись к офицерам, он произнес: – Передайте мой приказ – всем сложить оружие. Местом всеобщего сбора будет центральная часть котлована.

Антилопа видел лица четырех капитанов, которые безмолвно выслушали слова Пормквала. Мгновение спустя офицеры отсалютовали и разошлись.

Антилопа, проклиная всех и вся, также отправился восвояси.


Разоружение заняло по времени не более часа. Малазанские солдаты сдавали оружие в полном молчании. Образовав по бокам котлована огромные груды мечей, ножей, секир, томагавков и прочих приспособлений для убийств, солдаты отправились в центр, сгруппировавшись в плотные шеренги.

Мгновение спустя с холма спустилось дикое племя и захватило с собой все оружие. Двадцать минут спустя армия из десяти тысяч беспомощных малазанских солдат столпилась в самом центре необъятной равнины.

Авангард Дона Корболо отделился от основной массы воинов, стоящих на северном склоне, и начал приближаться к позиции верховного кулака.

Антилопа уставился на приближающихся воинов. Среди них был Камист Рело, горстка старших офицеров, две безоружные женщины – по всей видимости, маги, а также Дон Корболо. Этот человек оказался приземистым полукровкой-напаном, абсолютно лысым и покрытым огромным количеством шрамов. Остановившись около Маллика Рела и Пормквала, он широко улыбнулся и пробасил:

– Хорошая работа, священник.

Джистал спешился, сделал шаг вперед и поклонился.

– Я передаю тебе верховного кулака Пормквала и его десятитысячную армию. Более того, во имя Ша'ики, я преподношу тебе город Арен...

– Врешь, – усмехнулся Антилопа. Маллик Рел опасливо обернулся. – Ты не можешь преподнести город, Джистал, – продолжил историк.

– Что заставляет тебя говорить такую чушь, старик?

– Удивлен, что ты ничего не заметил, – ответил историк. – Наверное, был слишком поглощен своим злорадством. Посмотри на роты солдат, окружающих тебя, а еще лучше, обрати внимание на юг...

Узкие глаза Маллика мгновенно пробежались по сгрудившимся в центре ротам. Сильно побледнев, он пробормотал:

– Блистиг!

– По всей видимости, командир со своим гарнизоном решили держаться немного позади. К сожалению, из трех сотен осталось только две, однако каждый из нас знает, что этого будет достаточно, чтобы продержаться до прибытия Тавори. Стены Арена весьма высоки, кроме того, в их состав входит достаточное количество отатарала, а это оградит их от магии. Но самое неприятное для вас заключается в том, что на стенах сидят Красные Мечи. Твое предательство, Джистал, не сыграло роли. Ты проиграл, проиграл.

Священник дернулся вперед и со всей силы ударил историка по лицу. От ужасного удара Антилопу развернуло; раны на щеке и подбородке, оставленные большими перстнями Маллика Рела, начали наполняться кровью. Упав на пыльную землю, он почувствовал, как грудина подозрительно хрустнула.

Антилопа мгновенно поднялся на ноги. Лицо было полностью залито кровью. Посмотрев под ноги, он надеялся отыскать на земле остатки разбитого стекла, однако там ничего не было.

Чьи-то грубые руки схватили его за воротник и подтащили к Маллику Релу вновь.

Священника до сих пор трясло от злобы.

– Твоя смерть будет...

– Молчать – закричал Корболо. Взглянув на Антилопу, он произнес: – Так ты и есть тот историк, который путешествовал вместе с Колтайном?

Антилопа поднял разбитое лицо.

– Да, именно я и есть.

– Ты солдат.

– И эти слова соответствуют действительности.

– В таком случае, ты умрешь как простой солдат своей армии...

– Ты имеешь в виду резню десяти тысяч безоружных мужчин и женщин, Дон Корболо?

– Я просто хочу запугать Тавори еще до того момента, когда она впервые ступит на этот континент. Я хочу, чтобы от одной мысли о произошедших здесь событиях она начинала в ужасе дрожать. Я хочу, чтобы мысль о мести отравляла каждое мгновение ее жизни, не давая спокойно ни есть, ни спать.

– Ты всегда был самым суровым кулаком империи, не так ли, Дон Корболо? И если жестокость окажется обманом...

Кулак, чья кожа отливала бледно-голубым оттенком, просто пожал плечами.

– Тебе лучше сейчас присоединиться к остальным воинам – по крайней мере, солдат Колтайна этого заслуживает, – затем Корболо обернулся к Маллику Релу. – Тем не менее мое милосердие не распространяется на того солдата, чья стрела освободила душу Колтайна и лишила нас такого наслаждения... Где он, священник?

– Увы, он пропал. Последний раз его видели через час после его подвига... Блистиг отправил солдат на поиски, однако они не увенчались успехом. Боюсь, что, скорее всего, он находится сейчас в составе гарнизона за городскими стенами.

Кулак-предатель нахмурился.

– Этот день принес нам и разочарования, Маллик Рел.

– Сэр Корболо! – произнес Пормквал с выражением крайнего удивления. – Я не понимаю...

– Конечно, не понимаешь, – согласился командир, чье лицо скорчилось от отвращения.

– Джистал, у тебя есть какие-нибудь мысли по поводу судьбы этого глупца?

– Нет, он всецело принадлежит тебе.

– Я не могу доставить его солдатам такого большого наслаждения. Боюсь, после этого у меня слишком долго будет горчить во рту, – Дон Корболо помедлил, затем вздохнул и легко махнул правой рукой.

В ту же минуту за спиной верховного священника блеснула кривая сабля, и голова верховного кулака слетела с плеч, принявшись крутиться на пыльной земле. Его лошадь громко заржала и бросилась через кольцо окружающих солдат. Неся на спине всадника без головы, величавое животное врезалось в самый центр безоружных людей. Антилопа отметил, что после смерти тело верховного кулака держалось в седле гораздо лучше и элегантнее. Наконец солдатам Пормквала удалось остановить испуганное и разгоряченное животное; они протянули руки к седлу и аккуратно спустили труп своего бывшего командира на землю.

Скорее всего, это было игрой воображения, однако Антилопа мог поклясться, что в небесах послышался грубый хохот богов.


В армии Корболо никогда не было недостатка гвоздей, однако для того, чтобы прибить всех кричащих пленных к огромному количеству высоких кедров, окружающих Аренский путь, потребовалось полтора дня.

Десять тысяч мертвых и умирающих малазан смотрели на широкое, мощное сооружение древних архитекторов империи. Большинство глаз ничего не видело и не понимало – однако какая, в сущности, в этом была разница?

Антилопа был последним: ржавые металлические гвозди пробили его запястья и предплечья. Он оказался распростертым на огромном кедровом стволе, по которому спускались вниз ручейки крови. Еще несколько гвоздей прикрепляли тело в области лодыжек и наружной мускулатуры бедер.

Боль была не похожа на то, что испытывал историк на протяжении всей своей жизни. Однако хуже всего было ощущение того, что боль будет сопровождать тело до самого конца, до беспамятства. На память приходили картины тех распятых людей, которых он видел по пути к своему последнему приюту. Десять тысяч скрепленных цепями мужчин и женщин на протяжении трех лиг... И нет ни одного дерева, лишенного седока, сходящего с ума от страданий.

Подойдя к своему месту, Антилопа практически бессознательно понял, что подошел его черед. Привязав цепь, его подтащили к дереву и взвели на деревянные мостки, напоминающие эшафот. В следующее мгновение историк почувствовал холод гвоздей, которые начали раздирать его плоть. Не выдержав боли, его сфинктеры расслабились... Однако на запах никто не обращал внимания – в сложившейся ситуации это было совсем неважно. Но самые сильные страдания пришли тогда, когда из-под ног Антилопы убрали эшафот и вся тяжесть тела опустилась на несколько металлических стержней. Историк и не подозревал, насколько мучительны могут быть человеческие ощущения.

После того как из глубины души на протяжении нескольких часов изливался ужас в виде нечеловеческого дикого крика, наступило тихое, прохладное спокойствие. Блуждающие мысли приобрели строгую направленность.

«Призрак Ягута... Почему я сейчас думаю о нем? Почему я думаю о вечных мучениях? Какое мне дело до этого призрака? Какое дело мне сейчас до любого смертного, живущего на земле? Я жду Врат Худа – настало время для собственных воспоминаний. Сожаление и понимание ушли в небытие. Это же очевидно, старик. Тебя ожидают безымянная морячка, Булт, капрал Лист, Затишье, Сульмар и Мясорубка... Кроме того, по всей видимости, Кульп и Гебориец. Старина, ты прощаешься с миром незнакомцев и присоединяешься к миру друзей.

Так говорят священники Худа.

Это последний подарок. Я остался один в этом мире, один-одинешенек, поэтому настала пора с ним прощаться».

Призрачное лицо с огромными клыками вновь появилось перед его взором, и, несмотря на то что Антилопа ни разу его не видел, он моментально догадался, что оно принадлежало Ягуту. Нечеловеческие глаза твари наполнились диким сочувствием, а историк никак не мог понять природу этого чувства.

«При чем же тут твое горе, Ягут? Я не унаследовал вечной жизни, подобно тебе, однако в этом нет ничего плохого. Я больше никогда не вернусь обратно, никогда не испытаю страданий живых людей. Худ готов благословить меня, Ягут, поэтому не надо печалиться...»

Эти мысли отдавались в сознании историка еще несколько секунд. По прошествии их суровое лицо Ягута посерело, а затем растворилось. Вокруг Антилопы начала сгущаться темнота...

Она подкрадывалась все ближе, ближе, а затем поглотила историка целиком.

А с темнотой пришло избавление.

Глава двадцать третья

Лейсин издала свой приказ:

Спеши, Тавори, через моря,

Чтоб протянуть Колтайну дружескую руку.

Прибыв в назначенное место, опешила адъюнкт:

Там не осталось ничего...

Лишь несколько обглоданных воронами костей.

Восстание Ша'ики.

Ви


Калам набросился на несколько темных теней, которые ожидали его у основания невысокой покосившейся стены. Когда дело было сделано, он упал на землю и просто сгрудил еще теплые тела поверх себя. Затем убийца, тяжело дыша, несколько минут пытался прийти в себя.

Мгновение спустя на уличной мостовой послышались легкие шаги. Раздался раздраженный шепот.

– Они преследовали его, сидели в засаде, – раздался приглушенный голос оппонента. – И посмотри только, во что они превратились... Боги! Что же за убийца работает против нас?

Раздался женский голос третьего Когтя:

– Тем не менее он не мог далеко уйти...

– Конечно, не мог, – фыркнул командир, чей голос Калам услышал первым. – У него же нет крыльев, правда? Он не бессмертен, и его тело не способно противостоять металлу наших мечей. Мне надоело бормотанье о потусторонних силах, вы слышите меня? А сейчас – мигом рассредоточиться: ты направо, ты налево, – Калам почувствовал магию, которая исходила от лидера. – Я останусь в центре, – закончил он.

«Ага, и это значит, что ты окажешься первым в списке жертв, ублюдок!»

Калам услышал, как сопровождение предводителя разошлось по сторонам. Шаги затихли. Убийца точно знал методику слежки Когтя: два передовых разведчика медленно двигаются по флангам, а лидер, скрываясь посредством магии позади, сканирует пространство между своими помощниками – аллеи.

Крыши, держа в каждой руке по складному арбалету. Калам подождал еще несколько секунд, а затем медленно, молчаливо выскользнул из-под трупов и поднялся на корточки.

Ступив на улицу, его голые ноги не издавали ни одного звука. Для человека, который точно знал свою цель, большая тень на расстоянии двадцати шагов впереди была вполне четким объектом. Видимо, лидеру требовалось довольно больших усилий поддерживать вокруг себя магическое облако, поскольку со спины он был практически не защищен. Внутри облака явственно различалась человеческая фигура.

Убийца пересек разделяющее их пространство, как атакующий леопард. Локоть Калама со всей силы ударил лидера в основание черепа: противник умер мгновенно. Прежде чем жертва упала на землю, убийца успел подхватить один из арбалетов, который тот держал в руке. Другой же выскользнул на мостовую и с грохотом покатился вниз. Бормоча беззвучные проклятья, убийца продолжил свою охоту: он бросился вправо, по направлению к аллее, вход в которую темнел на расстоянии двадцати шагов впереди.

Внезапно оттуда послышался легкий щелчок, и стрела, со свистом рассекая воздух, пронзила его плащ. Калам перекатился через спину и, ступив на узкую обочину аллеи, заваленную гнилыми овощами, просто покатился по этой зловонной жиже вниз. Перед носом разбегались огромные крысы. Затем убийца вспрыгнул на ноги и нырнул в темноту.

Слева темнела еще более непроницаемая ниша. Забравшись туда, он достал свой собственный арбалет и, держа в обеих руках по грозному оружию, принялся ждать.

Минуту спустя прямо перед ним появилась женская фигура, которая остановилась на расстоянии шести футов.

Как только Калам выстрелил, женщина пригнулась и бросилась в сторону; убийца уже точно знал, что он промахнулся. Кинжал Когтя, тем не менее, попал в цель. Лезвие, выпущенное ее меткой рукой, вонзилось в грудь убийцы прямо под правую ключицу. Второе грозное оружие – металлическая звездочка – вонзилось в ствол дерева на расстоянии пары дюймов от лица Калама.

В этот момент убийца разрядил свой второй арбалет. Второй раза он не промахивался, и стрела, со свистом рассекая воздух, погрузилась ей в живот. Женщина сделала шаг назад. Прежде чем опуститься на землю, Коготь была уже мертва – Белый Паралт, которым был смазан наконечник стрелы, убивал мгновенно.

Калам же чувствовал себя вполне сносно – по всей видимости, лезвие, которое торчало из-под ключицы, было чистым. Он положил пару арбалетов на землю, затем схватился за рукоятку кинжала и с трудом вытащил его наружу. К этому моменту убийца израсходовал практически все свое оружие: у него оставались щипцы и маленький мешочек с иглами.

Третий охотник находился неподалеку. Он ждал от Калама начала атаки, точно зная – местонахождение убийцы – в конце концов, на это указывало мертвое тело, лежащее посреди улицы.

«Что же теперь делать?»

Правый рукав его рубашки был мокрым и липким от крови; Калам чувствовал, как жаркая кровь постепенно покидает его тело, оставляя на земле крупные капли. Убийца почувствовал третью рану – метательная звездочка оставила на спине довольно серьезный след. К счастью, подобное оружие никогда не смазывалось ядом – дело в том, что это составляло огромную опасность для его обладателя, даже если он работал в перчатках. Тяжелый фартук погасил основную силу удара, и Каламу удалось отодрать звезду от ствола дерева.

Мысленная дисциплина, позволявшая унять кровотечение из любой раны, практически не действовала: убийца слабел, причем очень быстро.

Калам посмотрел в небо. Прямо над головой на высоте семи с половиной футов висел деревянный балкон – несколько выкрашенных деревянных досок, скрепленных скобами. Сконцентрировавшись, он мог легко допрыгнуть до нижней перекладины, однако это привлекло бы столько внимания, что спустя несколько секунд Калам оказался бы абсолютно беспомощным.

Он вытащил из кармана щипцы. Зажав в зубах окровавленный кинжал, он поднялся на цыпочки и, вытянув щипцы вверх, ухватился ими за скобу.

«Неужели это проклятое сооружение выдержит мой вес?»

Крепко сжав рукоятку, он напряг свои плечи и начал медленно подниматься вверх. Дюйм, затем еще один дюйм. Со стороны дерева не доносилось ни одного звука, и Калам рассудил, что перекладины, скорее всего, вмонтированы в каменную стену. Тем временем убийца продолжал подтягиваться наверх.

Самой трудной задачей являлось поддержание полной тишины, поскольку каждый скрип или шорох обязательно привлечет внимание его охотников. Руки и плечи начали сильно дрожать. Калам подтянул ноги к животу, развернулся, а затем зацепился правым носком за поперечную балку. Приложив максимум усилий, он протянул ногу вперед и зацепился уже коленом.

Наконец-то он мог немного расслабиться и вздохнуть: еще немного, и израненные плечи просто не выдержали бы такой нагрузки,

В течение нескольких минут Калам, словно огромная летучая мышь, висел вниз головой.

А Когти очень любили те игры, в которых приходилось ждать. В вопросах терпения они превзошли любых солдат на свете. Охотники, по всей видимости, рассудили, что сейчас они вовлечены в одну из подобных игр, и потому решили во что бы то ни стало добиться реванша.

«Что ж, незнакомцы, я вовсе не собираюсь играть по вашим правилам».

Освободив щипцы, он медленно протянул руки и опустил их на дощатый пол балкона. Это был очень большой риск, поскольку Калам абсолютно не знал, что же находится над его головой. Потыкав щипцами вперед в течение минуты, он наконец-то нащупал стену и с облегчением расслабился.

Нож до сих пор находился между зубами, а на языке почувствовалась соль своей же собственной крови. Освободив обе руки, он перехватился за выступ балкона, медленно освободил ноги и вновь перевел весь свой вес на плечи. Пальцы медленно дотянулись до ограды. Затем, совершив максимальное усилие, он перебросил ноги через перила и мгновение спустя очутился на полу. Рядом лежали щипцы.

Калам быстро осмотрелся. Глиняные горшки, заполненные различными травами, наполняли один угол, а с противоположной стороны стояла большая печь для выпечки хлеба, которая окатила лицо убийцы сильным жаром.

Чтобы проникнуть в комнату, оставался совсем маленький проход. Человеку с ростом Калама нужно было согнуться в три погибели.

Осмотрев пространство за спиной. Калам с удивлением обнаружил, что за ним наблюдают черные безмолвные глазки маленькой собачки. Мускулистое тело, покрытое черной шерстью, скрючилось в дальнем углу от печи и жевало половину большой жирной крысы. Мордочка и ушки собаки очень напоминали лису, а живые глазки весело блестели.

Калам с трудом перевел дыхание. «Еще одна печально известная слава города Малаза: ловлей крыс, из-за их огромного количества, занимаются все кому не лень». Убийца не имел ни малейшего понятия, что придет собачке на ум, после того как она закончит свою трапезу. Она могла начать лизать руки, а могла отхватить половину носа.

Тяжело сопя, животное помяло мясо в лапах, а затем приступило к еде. Оно начало с хвоста, который с хрустом исчез в пасти в течение нескольких секунд, а затем принялось за туловище. Спустя несколько минут от крысы не осталось и следа.

Собачка тщательно облизала все свои лапки, а затем подошла и пристально посмотрела на Калама, который обливался кровью.

Внезапно ночной воздух пронзил громкий лай; собачка развернулась и в страхе ринулась в противоположном направлении.

Калам бросился к перилам. Прямо под ними показалась огромная злобная тень, которая рванула вверх к убийце.

Каким-то неимоверным образом он перемахнул через поручни и бросился с ножом на охотника.

Очутившись в воздухе. Калам решил, что с ним уже все кончено. Одинокий охотник имел четверых союзников – целую Руку.

В следующее мгновение взрыв волшебства, словно огромный кулак, накрыл убийцу с ног до головы. Нож выпал из дрожащих рук. Благодаря магии полет его тела изменился и Калам обрушился на мостовую в нескольких футах от мага.

А бешеный лай над головой ничуть не ослабевал.

Охотник бросился на Калама с огромным блестящим лезвием в руках. Убийца поднял ноги и отбросил его в сторону, однако маг оказался чрезвычайно проворным. Наконечник ножа уткнулся в ребра Калама с противоположной стороны, а лоб неприятеля больно ударил по носу. Перед глазами убийцы посыпались искры.

Мгновение спустя охотник несколько отступил назад. Подняв над головой пару ножей, он приготовился вновь атаковать убийцу, но в этот момент черный визжащий клубок опустился охотнику на голову. Длинные клыки впились в лицо.

Воспользовавшись ситуацией, Калам схватил неприятеля за запястье и применил болевой прием. Нож выпал на землю.

Охотник отчаянно пытался достать собаку тем кинжалом, который остался в другой руке, однако это действие не возымело никакого успеха. Взревев от боли и ярости, человек отшвырнул лезвие в сторону и вцепился в клубок шерсти голыми руками.

Большего подарка Каламу было не нужно. Схватив лезвие, он мгновенно погрузил его в сердце неприятеля. Отбросив мертвое тело в сторону, убийца поднялся на ноги. В ту же секунду он обнаружил, что вокруг него стоят новые гости.

– Ты можешь отозвать свою собаку, Калам, – произнесла женщина.

Он обернулся на животное, однако оно и не думало останавливаться. Вокруг головы и шеи человека на мостовой расплывалась большая лужа крови.

– Увы, – отозвался Калам, – она не моя... Хотя сейчас я бы не отказался от сотни таких помощников, – сломанный нос начал пульсировать волнами боли. По щекам, губам и подбородку потекли слезы, которые смешивались с кровью и капали на землю.

– О, Худ возьми! – произнесла женщина и обернулась к своим охотникам. – Да убейте вы эту ненасытную тварь.

– Не надо, – прервал ее убийца, отступив назад. Он подошел к трупу, бережно поднял собачку и перебросил ее через поручни балкона. Крысолов пару раз тявкнул и скрылся из виду. В следующее мгновение его довольная мордочка появилась на вершине перил.

Из дверного проема послышался колеблющийся голос:

– Цветочек, детка, успокойся. Зачем так волноваться, ты же хороший мальчик!

Калам взглянул на лидера и, поразмыслив, произнес:

– Ну что же, в таком случае ваше предложение было вполне оправданным. Убейте собаку.

– С удовольствием...

Стрела арбалета, со свистом разрезая воздух, вонзилась в грудь животного. Собака покачнулась и, словно мясо на огромном вертеле, упала прямо в руки Калама. Четыре оставшихся охотника нырнули в тень, так как за спиной застучали копыта лошади.

Калам взглянул в сторону приближающихся шагов и обомлел: к нему двигался его собственный жеребец, на спине которого, прижавшись к седлу и помахивая арбалетом морского образца, сидела Минала.

Приноровившись, убийца дождался подходящего момента, зацепился за седло и в мгновение ока оказался за женской спиной. Всучив ему огромный арбалет, Минала прокричала:

– Прикрой наше отступление!

Развернувшись, Калам увидел, что их пытаются преследовать четыре фигуры. В то же мгновение убийца выстрелил. Охотники, все как один, припали к земле, а стрела, отразившись от стены, пропала в темноте.

Аллея вышла на узкую улицу. Минала повернула жеребца налево: послышался стук копыт, а из-под подков посыпались яркие искры. Выровняв движение, лошадь из всех сил рванула вперед.

Район гавани города Малаза представлял собой скопление узких, извилистых улиц и аллей, поэтому любому здравомыслящему человеку казалось, что посреди глубокой темноты здесь было просто невозможно скакать полным галопом. Следующие несколько минут Калам испытал на себе такую гонку, подобной которой ему еще ни разу не приходилось даже видеть. Искусство Миналы в верховой езде просто поражало воображение.

Немного придя в себя, убийца наклонился к уху женщины и прокричал:

– Куда, во имя Худа, ты везешь нас? Между прочим, весь город заполнен Когтем...

– Мне известно это, черт бы тебя побрал!

Минала направила жеребца по узкому деревянному мосту. Взглянув вперед, Калам увидел верхний район, на отдалении от которого, выше всех, располагалась скала – башня Насмешки.

– Минала!

– Ты же хотел повстречаться с императрицей, не так ли? Что же, ублюдок, она ближе, чем ты думаешь... Она в башне Насмешки!

«О, тень Худа, вот это да!»


Черепица обрушилась вниз без всякого звука. Четырех путешественников поглотила полная темнота.

Приземление было неожиданным и очень резким; почувствовался резкий толчок, и путники обнаружили себя лежащими на гладких плитах.

Застонав, Скрипач приподнялся; мешок со снаряжением до сих пор висел у него за плечами. Во время падения сапер повредил свою едва залеченную лодыжку, которая теперь начала ныть нестерпимой болью. Сжав зубы, он осмотрелся вокруг. Члены команды, по всей видимости, были на месте – они медленно поднимались на ноги.

Скрипач обнаружил себя в округлой комнате – точном подобии того, что они совсем недавно покинули в Треморлоре. На какой-то момент сапер испугался, что они в самом деле вернулись обратно, однако в следующее мгновение ощутил солоноватый запах воздуха.

– Мы на месте, – произнес он. – Это Дом Мертвых.

– Что заставляет тебя быть столь уверенным? – резко спросил Крокус.

Скрипач дополз до стены и с помощью рук поднялся на ноги. Попробовав наступить на больную ступню, он поморщился.

– Я чувствую запах залива Малаза – воздух сырой и соленый. Это вовсе не Треморлор, юноша.

– Однако мы можем сейчас находиться в любом Доме, неподалеку от которого имеется залив.

– Можем, – заключил сапер.

– Этот спор очень легко разрешить, – веско произнесла Апсала. – Но вот твоя лодыжка, Скрипач...

– Да, хотел бы я, чтобы рядом оказался Маппо со своими эликсирами...

– Ты способен ходить? – спросил Крокус.

– Не особенно.

Отец Апсалы приблизился к лестнице и посмотрел вниз.

– Дома кто-то есть: внутри горит свет.

– О, это просто прекрасно, – пробормотал Крокус, обнажая свои ножи.

– Убери эти игрушки, – произнес Скрипач. – Здесь мы либо гости, либо мертвецы. Думаю, пришло время представить себя, не так ли?

Спустившись на первый этаж, они обнаружили открытую дверь и проникли в коридор. Скрипач в течение всего пути опирался на дару. По стенам коридора имелись углубления, в которых располагались светильники. С противоположной стороны также доносился свет из пары приоткрытых дверей.

Как и в случае Треморлора, на самой середине коридора имелась глубокая ниша, в которой располагались мужские боевые доспехи. По всей видимости, они были серьезно повреждены в каком-то бою.

Группа решила не останавливаться рядом с ними и, ускорив шаг, приблизилась к приоткрытым дверям.

Первой вошла Апсала. В углу комнаты горел камин, однако никакого дерева либо угля в нем не наблюдалось. Складывалось впечатление, что камин представлял собой портал в особый Путь, полностью заполненный пламенем.

В центре комнаты спиной к ним стояла человеческая фигура, молчаливо смотревшая на огонь. Широкоплечий человек, одетый в желтоватую робу, был плотного телосложения и достигал в высоту не менее семи футов. На спину спускалась длинная коса, цвет которой отливал серебром. У основания она была Переплетена тонкой металлической цепочкой.

Не оборачиваясь, охранник произнес низким, раскатистым голосом:

– Ваш отказ отдать Икариума был замечен.

– В конце концов, – возразил Скрипач, – все зависело не от нас. Маппо...

– О да, Маппо, – отрезал охранник. – Этот Трелл... По всей видимости, он слишком долго путешествовал вместе с Ягутом. Однако в жизни существуют такие задачи, которые нельзя смешивать с дружбой. Старейшины очень сильно ранили Маппо, начисто разрушив его поселение, а всю вину возложив на Икариума. Они думали, что эта шутка произведет действенный эффект. Однако нужен был наблюдатель, не правда ли? Тот, кто возьмет на себя ответственность, а затем отдаст во имя этого собственную жизнь. Несколько месяцев Икариум ходил по земле в одиночестве, а это грозило очень большой бедой.

Эти слова достигли души Скрипача и начали разрывать ее в клочья. «Маппо полагает, что именно Икариум разрушил его родной город, убил семью, всех знакомых... Как же вы осмелились на подобное?»

– Азас работал над тем, чтобы захватить Икариума в свои руки, очень много времени, смертные, – человек обернулся, и путешественники увидели большие клыки, выпирающие из-под нижней губы. Зеленоватый оттенок морщинистой кожи делал его похожим на привидение, несмотря на теплый огонь камина. Глаза цвета грязного льда уставились на Скрипача.

Сапер не мог поверить своим собственным глазам – сходство было колоссальным. Каждую черту этого старика он уже видел раньше.

– Мой сын должен быть остановлен: его ярость является ядом, – произнес Ягут. – Ответственность, которая лежит на человеке, не может быть предана дружбой... На нее не может повлиять даже кровное родство.

– Мы приносим свои извинения, – тихо произнесла Апсала после значительной паузы, – однако среди тех людей, которые находятся сейчас здесь, нет ни одного, который бы имел подобное задание.

Холодные нечеловеческие глаза пристально уставились на девушку.

– Возможно, ты и права. Настало мое время просить прощения... Надеюсь на это.

– Но почему? – зашептал Скрипач. – Почему на Икариуме лежит такое проклятье?

Старик тряхнул головой, а затем вновь резко обернулся к огню.

– Разрушенные пути – это очень опасная штука. Разрушая один из них, ты делаешь нечто большее. Мой сын искал возможность освободить меня из-под влияния Азаса и потерпел неудачу... Он повредил Путь, а сам того не понял. Теперь Икариум никогда не узнает, что я нахожусь здесь. Среди всего множества королевств существуют только четыре места, где Ягуты способны жить в мире – ну, или в некотором подобии мира. В отличие от вашего населения, мы стремимся к одиночеству, и только это нас и спасает.

Старик вновь обернулся к путешественникам.

– В отношении личности Икариума имеет место совсем другая ирония. У него нет памяти, а это означает, что у него нет и мотивации к деятельности своих соплеменников. Икариуму ровным счетом ничего не известно о разрушенном Пути или о секретах Азаса, – внезапная усмешка охранника была похожа на приступ боли. – Иными словами, он не знает о моем существовании.

Апсал внезапно дернула головой.

– Ты Готос, не правда ли? Старик не ответил.

Взгляд Скрипача скользнул по скамейке, которая стояла неподалеку от стены. Медленно приковыляв к ней, он тяжело опустился. Прислонившись головой к теплой каменной стене, сапер закрыл глаза. 'Боги, наши усилия практически ничего не значат, а внутренние шрамы – не более чем царапины. Благословляю тебя. Худ, за твой подарок: нашу смертность. Я не смогу жить, как эти всевышние, я не смогу так уродовать свою душу...»

– Вам пришло время вновь отправляться в путь, – пробасил Ягут. – Если вас беспокоят раны, то рядом с входной дверью вы найдете ведерко воды, которая обладает лечебными свойствами. Эта ночь полна неожиданностей, поэтому путешествуйте по улицам очень осторожно.

Апсала обернулась и встретилась с глазами Скрипача, которые были наполнены слезами. Сапер смутился, вытер лицо: руками. «О, Маппо, Икариум... Какие сплетни...»

– Нам пора идти, – произнесла девушка.

Скрипач кивнул и рывком поднял себя на ноги.

– Мне нужно обязательно попить воды, – пробормотал он. Крокус в последний раз оглянулся назад и посмотрел на гобелены, инкрустированную скамью, а также множество древних свитков, лежащих на маленьком столике у противоположной стены. Вздохнув, дару отправился восвояси; за ним последовал отец Апсалы.

Пройдя по коридору, они подошли к входной двери. У подножья стояло ведерко с водой, а рядом на крюке висел деревянный черпак.

Апсала взяла эту емкость, наполнила живительной водой и передала саперу.

Сделав несколько глубоких глотков, он внезапно почувствовал, как боль, скручивающая лодыжку, внезапно ослабла. Спустя несколько мгновений она вообще исчезла. Скрипач осел, внезапно покрывшись липким потом. Спутники окружили в его полном недоумении, широко раскрыв глаза.

– Во имя Худа, – хрипел сапер, – не стоит пить эту воду без необходимости.

Апсал повесила черпак на место.

Входная дверь отворилась с одного толчка, обнажив ночное небо и разрушенные постройки двора. Тропа из широкого плитняка вела к арочным воротам, которые входили в состав невысокой каменной стены. Соседние дома стояли в полном молчании с плотно задраенными окнами.

– Ну и?.. – спросил Крокус, обернувшись к Скрипачу.

– Теперь я уверен на сто процентов – это Малаз.

– Выглядит чертовски негостеприимно.

– Да уж, ничего не скажешь.

С опаской наступив на ногу и не почувствовав даже отдаленных признаков боли, Скрипач отправился к арочным воротам. Погрузившись в их тень, он осторожно выглянул на улицу.

Вокруг не было ни души и ни звука.

– Не нравится мне здешняя атмосфера.

– Город накрыло волшебство, – медленно проговорила Апсала. – Мне это знакомо...

Глаза Скрипача сузились и посмотрели на девушку.

– Коготь? Она кивнула.

Сапер спустил с плеч походный мешок и расслабил шнуровку.

– Это сулит нам массу неприятностей – нужно быть постоянно начеку.

– Надеюсь, что нам повезет.

Скрипач вынул из мешка пару островертов.

– Я тоже.

– Куда же нам идти? – прошептал Крокус. «Будь я проклят, если действительно знаю это».

– Давай попытаем счастье в таверне «У Весельчака» – это местечко хорошо известно как мне, так и Каламу...

С этими словами они вышли из ворот.

Внезапно их путь перегородила огромная бесформенная страшная тень.

Рука Апсалы схватила за плечо Скрипача, который уже приготовил оружие к бою.

– Нет, подожди...

Демон покачивал своей удлиненной головой, рассматривая гостей одним-единственным глазом. Внезапно за его плечами показалась еще она безобразная фигура. Это был юноша, однако на его морде со звериным выражением застыла старая кровь.

– Апторианец, – произнесла Апсала в качестве приветствия.

В этот момент открылась пасть юноши, окруженная большими клыками, и раздался сухой трескучий голос:

– Вы ищете Калама Мекхара.

– Именно так, – ответила Апсала.

– Он приближается к башне на скале... Скрипач опешил.

– К башне Насмешки? Но зачем? Наездник тряхнул головой.

– Он же желал видеть императрицу, не так ли?

Сапер обернулся и нащупал взглядом возвышающийся бастион. На месте флюгера висело огромное темное полотно.

– Худ бы побрал нас, она же здесь...

– Мы будем охранять вас, – произнес наездник, одарив путешественников дикой усмешкой, – посредством Тени от Когтя...

Апсала решила проявить ответную любезность. Мило улыбнувшись, она произнесла:

– В таком случае показывайте дорогу.


Приблизившись к подножью широкой каменной лестницы, ведущей вверх по скале, жеребец ничуть не сбавил темпа скачки. Калам сжал руку Миналы.

– Лучше было бы остепениться...

– Ничего страшного, просто крепче держись, – проревела она. – Подъем вовсе не такой крутой, как кажется с первого раза.

«Не такой крутой? О, Фенир!»

Убийца почувствовал, как под седлом напряглись мышцы жеребца. Словно играючи, он бросился вверх. Под копытами сверкали искры, а все окружающее пространство превратилось в сплошную серую массу. Внезапно жеребец дико закричал и попытался осадить назад. Однако скорость оказалась слишком велика, и горячая троица мгновенно провалилась в какой-то Путь.

Копыта лошади скользили. Калам сполз с седла набок, столкнулся с каменной стеной и серьезно ободрал большую часть плеча. В следующее мгновение он со всего размаху рухнул на гладкий пол. Арбалет выпал из рук и отлетел на значительное расстояние в сторону. Из глаз посыпались искры, и убийца, тяжело дыша, медленно перекатился на спину.

Смельчаки прибыли в заплесневелый коридор, и, судя по всему, жеребцу это место крайне не нравилось. Над головой виднелся высокий арочный потолок. Жеребец продолжал неистово тормозить, однако Минала, приложив максимум усилий, все же не выпала из седла. В следующее мгновение она ласково погладила животное по морде и вздымающимся ноздрям, и оно моментально успокоилось.

Застонав, Калам поднялся на ноги.

– Где мы находимся? – прошептала Минала, уставившись на длинную, пустую каменную стену.

– Если я правильно понял, то в башне Насмешки, – пробормотал убийца, поднимая с земли арбалет. – Императрице известно, что мы идем, – вот она и приняла меры... Судя по всему, ее нетерпение нарастает.

– В таком случае, Калам, можно считать себя мертвецами.

Убийца не был расположен к спору, поэтому он просто замолчал и посмотрел на пару дверей, расположенных в дальнем конце коридора.

– Думаю, мы сейчас находимся в Старой башне.

– Это объясняет огромное количество скопившейся здесь пыли. Однако даже с учетом старости, здесь все равно воняет конюшней.

– Ничего удивительного – некогда половина этого здания была превращена в стойбище для лошадей. Тем не менее Главный зал все еще служит для приема посетителей, – Калам кивнул в направлении двери. – Нам туда.

– Других проходов нет?

Убийца отрицательно покачал головой.

– Ни одного из них сейчас не осталось. Задняя дверь, по всем признакам, является порталом Пути.

Проворчав, Минала медленно вылезла из седла.

– Полагаешь, она сейчас смотрит на нас?

– С помощью магии? Весьма возможно, поэтому не удивляйся, если она тебя узнает, – Калам помедлил, а затем передал женщине арбалет. – Давай представим, что наши предположения лишены всякого смысла. Прикрывай фланг, а я постараюсь провести жеребца.

Минала кивнула и подняла грозное оружие.

Внезапно Калам взглянул ей в глаза и произнес:

– Каким образом, во имя Худа, ты попала сюда?

– Имперский торговый бот отправился из гавани на день позже «Тряпичной Пробки». А этот жеребец вовсе не выглядел чужаком среди элитных племенных лошадей Пормквала. Естественно, мы точно так же попали в проклятый шторм, однако с единственной реальной проблемой я столкнулась тогда, когда нужно было покинуть бот в гавани. Подобное купание я больше никогда не желаю повторить.

Глаза убийцы расширились.

– Дыханье Худа, женщина! – произнес он, озираясь по сторонам. – Но зачем было подвергать себя такому риску?

Минала широко улыбнулась.

– Неужели ты действительно такой недалекий, Калам? В любом случае, неужели я поступила неправильно?

В сознании Калама существовали такие барьеры, о преодолении которых он никогда и не задумывался. Осознав эту мысль, убийца почувствовал сердцебиение.

– Ну хорошо-хорошо, – в конце концов произнес он. – Однако я хочу, чтобы ты знала: Калам вовсе не похож на хитреца.

Брови женщины удивленно поползли вверх.

– Даже сейчас я не верю, что ты полностью откровенен.

Калам вновь обратил свое внимание на двери. Он был вооружен одним-единственным ножом, а благодаря большой потере крови силы оказались на пределе. «Да, судя по моему виду, трудно сказать, что я собрался убить императрицу... Подготовка никуда не годится. Но что же остается делать ...»Не проронив ни слова в сторону Миналы, Калам легко заскользил вперед, прихватив поводья жеребца. Копыта животного гулко отдавались в длинном коридоре. Наконец убийца приблизился к паре древних дверей.

Положив руку на темное дерево, он почувствовал, что оно покрыто мельчайшими капельками влаги. «С противоположной стороны находится источник волшебства. Очень мощный источник». Отступив назад, Калам встретился со взглядом Миналы, стоявшей на расстоянии десяти шагов, и коротко кивнул.

Женщина пожала плечами и медленно подняла арбалет, приготовив его к бою.

Обернувшись вновь лицом к двери, убийца тронул задвижку и беззвучно поднял ее вверх.

В следующее мгновение Калам толкнул дверь вперед.

С противоположной стороны оказалась чернильная темнота и резкий холод.

– Заходи внутрь, Калам Мекхар, – произнес властный женский голос.

У убийцы не было выбора. В течение длительного времени он шел ради этой минуты, хотя вовсе не ожидал, что обстоятельства сложатся подобным образом. Помедлив, он решительно ступил вперед, потянув за собой жеребца.

– Вот-вот, в самый раз, – послышался тот же самый голос. – В отличие от Весельчака и остального Когтя, я не привыкла недооценивать людей.

Калам до сих пор абсолютно ничего не видел, однако складывалось такое впечатление, что голос исходит буквально отовсюду. Из-за узкого дверного проема, оставшегося позади, доносился слабый луч света, но его было явно недостаточно, чтобы рассеять мглу хотя бы на расстоянии пары шагов от места убийцы.

– Ты пришел для того, чтобы убить меня, Разрушитель Мостов, – произнесла императрица Лейсин сухим, ледяным тоном. – Ты испытал ради этого столько страданий. Но зачем?

Вопрос застал убийцу врасплох.

В голосе Лейсин послышалась сухая усмешка, и она продолжила:

– Не думала, что тебе составит трудность ответить на этот вопрос, Калам.

– Умышленное истребление Разрушителей Мостов, – пробасил убийца. – Разжалованье Дуджека Однорукого. Попытка убийства Вискиджака, меня самого, а также оставшихся членов девятого взвода. Исчезновение огромного количества людей. Возможная причастность к смерти Дассема Ультора. Убийство Танцора и императора. Некомпетентность, невежество, измена... – гневная тирада иссякла.

Императрица Лейсин надолго замолчала, а затем, понизив голос, произнесла:

– И ты решил стать моим судьей, а вместе с тем и палачом.

– Именно так.

– А мне позволено защищаться?

Убийца оскалил зубы. Голос исходил практически отовсюду – немым оставалось только лишь одно-единственное место: потайной угол слева. По подсчетам Калама, он находился на расстоянии не более четырех широких шагов.

– Можешь попытаться, императрица. «Дыхание Худа, я едва стою на ногах, а у нее, по всей видимости, здесь куча охраны. Как говорил Быстрый Бен, если в резерве ничего не остается, начинай блефовать...»

Тон Лейсин стал более жестким.

– Усилия верховного мага Тайскренна в Генабакисе были направлены в ложное русло. Уничтожение Разрушителей Мостов вовсе не входило в мои планы. В составе твоего взвода была молодая девушка, которую захватил поклявшийся убить меня бог. Для того чтобы решить эту проблему, был послан адъюнкт Лорн...

– Мне известны подробности этой истории, императрица. Не стоит терять времени.

– Я не считаю этот разговор пустой тратой времени. Может так случиться, что это станет моим единственным развлечением в королевстве смертных. А сейчас я продолжу отвечать на все твои обвинения. Разжалование Дуджека Однорукого – это временная мера, которая по сути является уловкой, хитростью. Со стороны Панионской тирании нам грозила большая опасность. Дуджек, однако, придерживался мнения, что в одиночку ему было с этой проблемой не справиться. Нам было нужно отличить союзников от врагов, Калам. Мы нуждались в ресурсах Даруджистана, в Каладане Бруде с войсками рхиви и баргастами, а также в Аномандере Рейке вместе с Тисте Анди. Кроме того, за спинами стояла Малиновая гвардия, а это было ох как опасно... Сейчас все эти ужасные усилия кажутся огромным прагматизмом, однако они были обусловлены реальной угрозой со стороны пророка Паннион и его восставшей империи. Но вопрос доверия все равно оставался спорным. Я согласилась с планом Дуджека освободить его вместе с войском. Будучи разжалованными, они, по сути, отдалились от Малазанской империи и ее претензий... Это и стало решением проблемы доверия.

Глаза Калама сузились.

– Кому известно об этой уловке?

– Только Дуджеку и Тайскренну.

Через некоторый момент убийца проворчал:

– А что по поводу верховного мага? Какова его роль в данном деле?

Калам почувствовал, как женщина усмехнулась. Затем она произнесла:

– Суть этого вопроса осталась далеко позади... Тайскренн принадлежит Дуджеку – как говорят ваши солдаты... Это крапленая карта в колоде, вот так-то.

Теперь пришло время Каламу погрузиться в раздумья. Единственными звуками, раздающимися в комнате, являлись его дыхание да редкие капли крови, падающие на каменный пол. Наконец он сказал:

– Остались еще самые древние преступления... – убийца насторожился. «Единственные звуки...»

– Убийство Келланведа и Танцора? О да, я в самом деле приняла на себя их принципы правления. Я узурпировала власть. По сути, это было грязным предательством. Однако одна единственная империя гораздо больше, чем одинокий смертный...

– Включая тебя.

– Да, включая меня. Управление империей ставит перед людьми серьезные задачи, которые не требуют компромиссов. Ты, как солдат, должен понимать этот принцип гораздо лучше остальных. Я знала этих двоих людей очень хорошо, Калам... В какой-то момент наступила такая необходимость, которой было просто невозможно противиться. Несмотря на отвращение и боль, мне все-таки пришлось реализовать в жизнь эти планы. Именно в тот момент я совершила вопиющую ошибку, и теперь вынуждена с этим жить...

– А как же Дассем Ультор?

– Это был соперник, очень амбициозный конкурент, клянусь Худом. Я не стала рисковать гражданской войной, поэтому ударила первой. Предотвратив войну, я ничуть не жалею о содеянном.

– Кажется, – сухо пробормотал Калам, – ты подготовилась к моему приходу. «Хотя это тебе все равно не поможет».

Через мгновение женщина продолжила.

– Итак, представь что на моем месте сидит сейчас Дассем Ультор. Скажи, Калам, он позволил бы тебе приблизиться настолько близко? Неужели ты думаешь, что он начал бы пускаться в объяснения? – Женщина помолчала в течение нескольких дыхательных движений, а затем продолжила: – По всей видимости, все мои попытки изменить направление своего голоса окончились неудачей, поскольку прямо сейчас ты смотришь мне в лицо. Нас разделяет около четырех шагов. Калам. Ты можешь подойти и закончить властвование императрицы Лейсин. Что же ты выберешь?

Улыбнувшись, Калам покрепче перехватил в правой руке рукоятку ножа. «Очень хорошо, я подыграю твоей игре».

– Семь Городов...

– С удовольствием за все ответят, – хрипло ответила она. Он не ожидал от себя подобной реакции: глаза убийцы расширились от невообразимой ярости, которая послышалась в голосе женщины. «Итак, что же тебе известно? Императрица, теперь ты не нуждаешься в своих иллюзиях. Здесь и сейчас моя охота вынуждена прекратиться». Убийца спрятал нож.

Лейсин облегченно вздохнула, а Калам не смог сдержать улыбки.

– Императрица, – пробасил убийца.

– Признаться... я чувствую себя несколько смущенной... «Совсем не собирался играть на чувствах», – подумал Калам.

– Ты могла бы молить о жизни... Ты могла бы привести в сотню раз большее количество причин и оправданий. Однако вместо того ты заговорила от имени империи... – Убийца развернулся к двери. – Твое скрытое местечко будет в безопасности. Я оставляю тебя...

– Подожди!

Калам помедлил; его брови медленно поднялись по причине крайней неуверенности в голосе императрицы. – Да?

– Коготь... Это не в моей компетенции – я не могу отозвать их.

– Понятно, они живут по своим собственным законам.

– Куда же ты пойдешь? Убийца улыбнулся в темноту.

– Твое доверие мне очень льстит, императрица, – развернув жеребца, он направился широкими шагами к выходу, затем обернулся в последний раз и произнес: – Если ты хочешь спросить, вернусь ли я назад, то я отвечу: нет.

Минала скрывалась в нескольких шагах от выхода. Как только Калам ступил в коридор, она медленно поднялась на ноги и подняла арбалет. Убийца вывел жеребца и спокойно закрыл за собой дверь.

– Ну и?.. – шепотом спросила она.

– Что: ну и?

– Я слышала голоса – какое-то неясное бормотанье... Она мертва? Ты убил императрицу?

«Скорее всего, я убил призрак. Нет, это было чучело, одетое в личину Лейсин. Убийца никогда не должен видеть истинное лицо, скрывающееся за маской жертвы».

– Нет, я не нашел в комнате ничего, кроме ложных отголосков. Пора, Минала, возвращаться.

Глаза женщины блеснули.

– После всего пережитого... ты называешь это ложными отголосками? Да ведь ты ради этой минуты пересек три континента!

Калам пожал плечами.

– Это же наша природа, не так ли? Вновь и вновь мы цепляемся за ту мысль, что в жизни существуют простые решения. Да, я ожидал драматического противостояния – сполохи волшебства, брызги крови. Я хотел поклясться, что враг умрет у меня на руках. А вместо того... – Калам закатился смехом, – я получил аудиенцию смертной женщины... Более или менее, – убийца покачал головой. – В любом случае, перед нами еще стоят латные рукавицы Когтя.

– Ужас. Что же теперь остается делать? Убийца усмехнулся.

– Все очень просто – взять и перерезать им глотки.

– Более глупого заявления я не слышала в течение всей жизни...

– Точно. Пойдем.

И взяв под уздцы жеребца, парочка медленно двинулась по коридору.


Неестественная темнота, висевшая в Главном зале, постепенно рассеялась. В одном из углов комнаты стояло кресло, в котором сидел иссохший труп. Пряди седых волос на сквозняке едва подрагивали, губы давно истлели и вместо глаз темнели два бездонных колодца.

Внезапно около дальней стены образовалась брешь, и сквозь нее прошел высокий сухопарый человек в темно-зеленом плаще. Остановившись в центре комнаты, он посмотрел в сторону пары закрытых дверей, а затем обернулся к мертвому телу в кресле.

– Итак?

Из безжизненных губ донесся голос императрицы Лейсин.

– Угроза отпала.

– ТЫ уверена в этом, императрица?

– В какой-то момент нашего разговора Калам догадался, что на самом деле меня в комнате нет и что ему вновь придется возобновить свою охоту. Однако, по всей видимости, мои слова произвели должный эффект – в конце концов, он же не безумец. А если ты по доброте душевной еще и отзовешь своих охотников...

– Ты же знаешь, что это невозможно – обстоятельства превыше меня...

– Я бы не хотела его потерять, Весельчак. Мужчина громыхнул хохотом.

– Я сказал, что не могу отозвать своих охотников, а ты, наверное, решила, что я верю в их победу? Дыханье Худа, да сам Танцор не помедлил бы ни секунды, если бы ему предложили положиться на Калама. Нет, пускай уж лучше эта ночь станет запоздалым отборочным поединком, в котором самые слабые члены ордена просто отсеиваются...

– Очень великодушно с твоей стороны.

На лице мужчины появилась сухая усмешка.

– Из сегодняшней ночи мы вынесли огромное количество уроков. Размышлений – на целые годы... Кроме того, Калам – моя единственная жертва, перед которым мне стыдно за своих подчиненных.

– А как же Жемчужина, твой приближенный лейтенант?

– Он более таковым не является.

В голосе Лейсин послышалась настороженность.

– Думаю, скоро он вновь вернет твое расположение, Весельчак.

Мужчина вздохнул.

– Да, однако на какое-то время я оставлю его, пускай понервничает. Капам – самый большой урок его жизни. В каждом убийце должна быть определенная мера человечности, я всегда так говорил. ТЫ не согласна, императрица?

– Императрица?

«Я говорил с трупом... Эх, Лейсин, это я и люблю в тебе больше всего – экстраординарную способность заставить человека терзаться его же собственными изречениями».

Капитан гвардии в буквальном смысле онемел, когда увидел парочку незнакомцев, выходящих из башни. В то же мгновение Минала подняла арбалет, и человеку ничего не оставалось, кроме как предусмотрительно поднять руки в стороны. Калам, в свою очередь, толкнул капитана в тень и мгновенно обезоружил его.

– Все в порядке, дружище, – прошипел убийца. – А теперь скажи мне, где скрываются непрошеные гости башни.

– Думаю, в своем вопросе ты имел в виду вовсе не себя, – произнес мужчина, вздохнув. – Я слышал какое-то бормотание от своего коллеги, который видел неясные очертания теней на ступенях. Надо признать, что этот ублюдок наполовину слеп... Однако на земле ... не видно никаких следов.

– Ты можешь сделать для нас кое-что еще, капитан... Мужчина нахмурился.

– Араган. Я нахожусь на своем новом посту всего несколько дней...

– Ну, думаю небольшое пособничество нам никак не скажется на твоей карьере.

– Мы только что обошли башню вокруг: как я и сказал, везде спокойно. Однако прислушавшись к вашим словам, можно решить, что подобное впечатление обманчиво, не так ли?

Минала многозначительно посмотрела на темное полотно, развевающееся над башней.

– А что по поводу ваших официальных гостей? Неужели у них нет никаких телохранителей?

Капитан Араган усмехнулся.

– О, ты имеешь в виду императрицу... – внезапно в его голосе скользнули нотки удивления. – Она же достаточно молода, не так ли?

Внезапно чернильная темнота поглотила двор. Минала выкрикнула слова предостережения, и в то же мгновение раздался выстрел ее арбалета. Чей-то голос взревел от боли.

Калам оттолкнул капитана в сторону, тем самым, возможно, спас ему жизнь, а сам перевернулся и встал в оборонительную позицию. В обеих руках блестело по ножу.

В следующую секунду в поле зрения показались четыре Руки Когтя – двенадцать убийц, которые медленно приближались по направлению к отважной парочке. В темноте засвистели пролетающие мимо метательные звезды. Внезапно Минала вскрикнула: арбалет выпал, а женщина, покачнувшись, медленно осела на землю. Сполох волшебства прокатился по мостовой и пропал в темноте.

В тот же момент среди толпы Рук появились неясные тени, которые добавили ситуации еще больше сумятицы. Когда огромная темная фигура вышла на свет, глаза Калама расширились: это же Апт! Демон набросился на воинов Когтя – по сторонам полетели окровавленные тела. Пара Рук, находящая на некотором отдалении, с ужасом посмотрела на новую угрозу. В следующее мгновение они заметили в воздухе небольшой предмет размером с камень, который летел в их сторону. Когти бросились врассыпную, однако было слишком поздно: островерт упал на землю.

Раздался мощный взрыв, и огромное множество металлических лезвий, которыми был начинен снаряд, буквально усеяло тела беглецов.

Около Калама остался один-единственный охотник, и тот, воспользовавшись мгновенным замешательством после взрыва, в отчаянном броске послал вперед два коротких ножа. Один из них пронзил правое плечо убийцы, а другой просвистел в нескольких дюймах от лица. Правая рука, которая мгновенно потеряла всякое чутье, безвольно разжалась, и Калам выронил кинжал на землю.

Однако это не сломило боевого духа убийцы: сорвав левой рукой с плеча походный мешок, наполненный боеприпасами, он что есть силы обрушил его на череп обидчика. Кости хрустнули, и охотник упал на землю, начав крючиться в предсмертной агонии.

Где-то недалеко раздался взрыв еще одного островерта. Пространство двора пронзило еще несколько криков.

Внезапно Калам почувствовал, как его пришедший в негодность фартук схватили сразу несколько человек, скрывающихся в тени.

– Минала! – обессилено позвал на помощь убийца.

– -– Она с нами, – раздался шепотом знакомый голос из-за спины. – Крокус сел на жеребца... Калам поморщился.

– Горечь?

– Сейчас меня зовут Апсала, капрал.

С противоположной стороны приблизилось еще несколько теней. Ночные крики постепенно утихли.

– Да ты же весь продырявлен, как дуршлаг, – пробормотала Апсала. – Ничего себе ночка...

Медленно вытащив нож из плеча, убийца едва слышно застонал. Из раны потекла густая кровь. В ту же минуту перед лицом появилась рыжая борода, через которую проглядывала проседь, а затем и лукавая улыбка.

– Дыхание Худа, – пробормотал Калам. – Что за чертовски страшную рожу я вижу перед собой, Скрипка?

Улыбка расплылась еще больше.

– Смешно, – произнес вместо приветствия Скрипач. – То же самое я готовился сказать и тебе, но только до того момента, как увидел прелестную спутницу...

– Она ранена?

– Совсем незначительно, – произнесла Апсала у самого уха.

– Ты достиг своей цели? – спросил Скрипач. – Ты убил императрицу?

– Нет, я изменил свое мнение.

– Черт возьми, мы же... Что? Что ты сделал?

– В конце концов, она похожа на несчастный мешок костей, Скрипка... Напомни мне при случае – я обязательно расскажу целиком всю эту историю, при условии, что ты ответишь взаимностью. Знаешь, мне кажется, что вы прошли через врата Азаса.

– Да, именно так мы и сделали.

– Столкнулись с проблемами?

– Да нет, практически нет.

– Рад услышать, что хоть кому-то это путешествие далось легко, – Калам попытался подняться и сесть. – Где мы находимся?

С неба раздался новый голос – свистящий и сухой:

– Королевство Тени... Мое королевство! Застонав, Скрипач посмотрел вверх.

– Повелитель Тени, это ты, что ли? Хотя мне больше нравится имя Келланвед. Нас невозможно надурить – разве непонятно? Ты можешь скрываться сколь угодно долго в своих вычурных тенях, однако для нас Повелитель Тени остался все тем же императором!

– Ну ладно, я действительно струсил, – бесплотная фигура вышла из тени и тихонько захихикала. – А ты, Скрипач, разве до сих пор не являешься солдатом Малазанской империи? Разве ты не давал клятвы? Разве ты не присягал на верность... мне?

– Имеешь в виду, империи.

– К чему эта игра словами. По-моему, здесь нет практически никакой разницы. Истина заключается в том, что апторианец передал тебе ... мне, мне, мне!

Внезапные щелкающие и жужжащие звуки заставили бога развернуться лицом к демону. Когда странный шум, доносящийся от Апта, затих, Повелитель Тени вновь обернулся к путешественникам.

– Умная сучка! Однако мы догадывались об этом, не так ли? Сучка и угодливый ребенок на спине, о да! А что касается тебя, капрал Калам – Разрушитель Мостов, то ты, кажется, нашел себе женщину. О, только посмотрите в ее глаза – сколько ярости! Я сражен наповал. А теперь вы хотите угомониться, не так ли? Я хочу наградить каждого из вас! – бесплотный дух махнул руками, будто решил благословить всех и каждого. – Каждый из вас был преданным и ответственным!

В этот момент в разговор вступила Апсала. Ее холодные упрямые губы произнесли:

– Я не ищу никаких наград, то же самое касается моего отца. Мы хотим закончить общение с тобой. Котильоном, остальными всевышними... Вы принесли нам только неприятности. Мы хотим покинуть этот Путь, Амманас, и вернуться на Канисское побережье...

– И я вместе с ними, – произнес Крокус.

– О, прекрасно! – тихо пропел бог. – Одновременное изящество – это самый полный из всех кругов. Действительно, Канисское побережье! Та самая дорога, на которой мы впервые встретились, о да! В таком случае, идите! Я отсылаю вас самым спокойным жестом. Идите! – бог поднял руку и начал ласкать воздух своими длинными призрачными пальцами.

Тени поглотили три фигуры, а когда они рассеялись, Апсала, ее отца и Крокуса больше не было. Бог захихикал вновь.

– Котильон будет так рад, просто невероятно. Теперь по поводу тебя, солдат. Я редко проявляю великодушие, так как наделен им крайне недостаточно. Говори быстрее, пока мне не надоело это развлечение.

– Капрал? – спросил Скрипач, присев на корточки. – Ты знаешь, мне кажется, не стоит сильно волноваться по поводу бога, который дарит щедрые подарки. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду...

– Просто нам не часто приходилось с этим сталкиваться, не так ли? Келл... Повелителю Тени можно доверять – если, конечно, ты имел в виду именно это, – подняв взор, он встретился со взглядом Миналы. Женщина кивнула. – Мы хотим, – произнес он громко, – попасть в любое безопасное место.

– Безопасное! Да это будет самый спокойный утолок на свете! Кроме того, за тобой постоянно будет присматривать неусыпный Аггт. А комфорт – о нем даже не стоит говорить, все будет сделано по высшему классу!

– Эх, – произнес Скрипач, – звучит, словно заунывная песнь о смерти. Я не хочу разделить с вами эту участь.

Бог легко кивнул головой.

– По правде говоря, сапер, я не обязан тебе ничем. Только Апт по какой-то причине решил замолвить за тебя словечко. Увы, но в последнее время он нашел мои... тонкие струны, на которых можно играть. Кроме того, я не сомневаюсь, что ты всегда был очень преданным солдатом. Желаешь вернуться в ряды Разрушителей Мостов?

– Нет.

Калам в величайшем удивлении развернулся и увидел на челе друга глубокую печаль.

– По пути к башне Насмешки, – пустился в объяснения сапер, – мы слышали разговор группы часовых, которые сменились с караула. По всей видимости, они относятся к последнему подразделению новобранцев, которые прячутся в гавани Малаза ради того, чтобы через некоторое время присоединиться к Тавори, – он встретился с глазами Калама. – Извини, капрал, но я хочу быть в самой гуще событий, нацеленных на подавление восстания на родине. Иными словами, я... вновь поступаю на военную службу.

Калам протянул покрытую засохшей кровью руку.

– Только останься в живых – это единственное, что я прошу. Сапер кивнул.

Повелитель Тени вздохнул.

– Имея таких солдат, вовсе неудивительно, что мы завоевали половину мира. Именно так, Скрипач, я не шучу. Один-единственный раз мне не до смеха, хотя Лейсин и не заслуживает таких подчиненных, как ты. Тем не менее, когда мгла рассеется, ты обнаружишь себя на задней аллее, в таверне «У Весельчака».

– Именно это мне и нужно. Благодарю тебя, Келланвед. Мгновение спустя Скрипач испарился.

Калам обернулся к изнуренному Повелителю Тени.

– Ты понимаешь, не так ли, что я больше не буду пытаться убить Лейсин: моя охота закончена. По сути, я пытался предупредить тебя и Котильона: избегайте ее. В самом деле, оставьте империю во власти императрицы. Ты должен прямо сейчас произнести клятву...

– Пытался предупредить нас? – бог приблизился. – Возьми эти слова назад, Калам, иначе можешь очень сильно пожалеть, – тень вновь отошла на безопасное расстояние. – Мы делаем только так, как считаем нужным. Никогда не забывай об этом, смертный.

Минала подошла к Каламу и положила дрожащую руку на его здоровое плечо.

– Подарки от богов заставляют меня нервничать, – прошептала она. – Особенно этот.

Убийца кивнул, всецело согласившись со словами своей избранницы.

– О. – произнес Повелитель Тени, – только не стоит обижаться. Мои обещания остаются в силе. Постоянное прибежище – вот единственный способ для вас утихомириться. Муж и жена, хи-хи... Нет, отец и мать Но больше всего вашей семейной паре повезло в том, что вам не придется ждать своих собственных детей, – Апт кое-что для вас приготовил.

Тьма, окружающая их, внезапно расступилась, и за спиной Апта с его ношей пара увидела большое пестрое поселение, раскинувшееся на вершине невысокого холма. Между рядами палаток блуждали детские фигурки. От бесчисленных костров в воздух поднимались столбы дыма.

– Ты желал, чтобы они все выжили, – прошептал, ликуя. Повелитель Тени. – По крайней мере, так сказал Апт. Теперь они принадлежат вам. Калам Мекхар и Минала Элтроеб, – все тринадцать тысяч!

Глава двадцать четвертая

Священник древнейшего Маела мечтает о восставших морях...

Закат.

Сетанд

Мощный Вихрь, окружавший Рараку, внезапно расступился и образовал длинный тоннель, который открывал выход на равнину. Перед Ша'икой, возглавляющей огромный караван, предстала иссушенная, почерневшая трава. Взглянув вдаль, она придержала коня: то, что сначала казалось ей множеством каменистых пригорков, на самом деле являлось огромным количеством трупов, разлагающихся на солнце. Такие кошмарные свидетельства оставила после себя финальная битва Дона Корболо и Колтайна.

Темный цвет травы оказался обусловлен запекшейся кровью. Там и здесь виднелись большие стаи мотыльков. По распухшим от жары телам ползали мухи, откладывая личинки: вонь, ударившая в нос, не давала свободно дышать.

– Их души превратились в лохмотья, – произнес Гебориец, стоя рядом с девушкой.

Она взглянула на старика и, высоко махнув рукой, подозвала к себе Льва.

– Возьми с собой разведывательный отряд, – произнесла она в сторону пустынного воина, – и посмотри, что находится впереди.

– Впереди – только смерть, – сказал, поежившись, несмотря на жару, Гебориец.

– По-моему, мы уже находимся в центре власти Худа, – пробормотал Лев.

– Нет, это ничего не значит, – бывший священник обернулся невидящим взором к Ша'ике. – Дон Корболо – что же он наделал?

– Ответ на этот вопрос не заставит себя долго ждать, – фыркнула девушка, отправляя Льва со своей командой жестом вперед.

Армия Апокалипсиса вышла из Пути Вихря. Ша'ика ввела своих трех магов в состав батальона – они находились несколько на расстоянии, и армии это было только на руку. Вполне понятно, что подобное распоряжение не очень-то обрадовало магов. В данный момент Ша'ика ощутила, что вся тройка с помощью магических приемов пытается распознать грядущие события: первым шел Л'орик, за ним Бридизал, а замыкал их Фебрил. Передовой фронт магии дрожал, то продвигаясь вперед, то отступая назад, и девушка поняла, что тройка крайне напугана.

«Если бы я была на их месте, то, по всей видимости, занималась бы тем же самым: пыталась пробраться вперед с помощью невидимых пальцев ради того, чтобы ощупать будущее». Однако Ша'ика находилась на своем месте.

– Ты вся дрожишь, девушка, – пробормотал Гебориец. – Неужели решила раскаяться по поводу того выбора, который совершила?

«Раскаяться? О да. Сожаления начинаются с самого начала – ужасное противостояние с собственной сестрой в Унте, которое зашло слишком далеко. Я была похожа на обиженного ребенка, который обвинял сестру в убийстве родителей. Матери, отца... Обиженный ребенок, который потерял способность улыбаться».

– Теперь у меня есть дочь.

Ша'ика почувствовала, как мгновенно все внимание окружающих переключилось на нее. Старик резко обернулся, подняв брови вверх, а затем мучительно медленно начал оседать на землю, терзаясь догадками.

Девушка продолжила:

– И теперь мне нужно ее назвать.

– Мне еще предстоит об этом услышать, – произнес бывший священник так, будто каждое слово катилось по тонкой корочке льда.

Девушка кивнула. К этому моменту Лев со своим отрядом скрылся за ближайшим возвышением. Внезапно оттуда начала подниматься слабая струйка дыма. Ша'ика удивилась этому предзнаменованию.

– Богиня редко говорит. Однако когда подобное происходит... это же целый праздник, Гебориец. Просто поэзия. Когда-нибудь мне удастся дать свободу...

– Ты сказала, целый праздник... То, что для Ша'ики является подарком, для нее может стать проклятьем. Здесь не поможет никакая свобода. Некоторые люди, нравится им это или нет, начинают внушать страх. Впоследствии они становятся очень одинокими, даже внутри себя, Ша'ика.

В этот момент в поле зрения появился Лев, остановившись на вершине пригорка. Он не давал войску никаких знаков ускориться, а просто наблюдал за продвижением огромной армии вперед.

Мгновение спустя рядом с пустынным воином появилась еще одна группа конников. Над головой они держали племенные знамена, природа которых девушке оказалась неясна. Двое из незнакомцев привлекли особое внимание Ша'ики. Эти люди находились слишком далеко, чтобы четко различить характерные внешние черты, но девушка практически не сомневалась – это были Камист Рело и Дон Корболо.

– Она не будет одинока, – произнесла Ша'ика в сторону Геборийца.

– В таком случае, никакого страха не существует. В самом деле, она же наблюдатель, а не участник событий. Подобная отстраненность убивает весь интерес к происходящим событиям.

– А вот я не ощущаю никакого страха, – произнесла Ша'ика, улыбнувшись собственным словам.

Караван приблизился к ожидающим конникам. Начав быстрый подъем по склону, Гебориец не мог отвести от девушки взгляд.

– Наконец-то я прекрасно осознала весь смысл подобного отстраненного поведения, – продолжила Ша'ика.

– Ты назовешь дочку Фелисин, не так ли?

– Именно, – обернувшись назад, она уставилась в невидящие глаза. – Прекрасное имя, не правда ли? Оно внушает такую... надежду. Искренняя невинность, которую родители ищут в своих чадах; яркие, блестящие глаза...

– Не могу об этом знать, – заявил старик.

В следующее мгновение девушка заметила, как по иссохшим, морщинистым, покрытым татуировками щекам Геборийца покатились слезы. Однако старик чувствовал, что Ша'ика вовсе не смотрит на него с осуждением. Только с сочувствием.

– О, Гебориец, – произнесла она. – В печали нет никакой ценности.

Поразмысли Ша'ика еще несколько секунд над этой ситуацией, она бы непременно поняла, что подобные слова приносят старику еще большие страдания.

Гебориец скрючился, его тело сотрясали рыдания. Девушка протянула руку, которую, естественно, не мог видеть Гебориец, попыталась до него дотронуться, а затем резко дернулась обратно. Ша'ика поняла, что теперь старику не могло помочь ничего – момент для утешительного слова был потерян.

«Сожаления? О да, бесконечные!»

– Ша'ика! Я вижу богиню в твоих глазах! – этот триумфальный крик издал Камист Рело, чье лицо сверкало даже тогда, когда он мучился сомнениями. Проигнорировав мага, девушка обратила все свое внимание на Дона Корболо. «Полукровка напан, который напоминает мне старого домашнего учителя, даже несмотря на глубокое пренебрежение, сквозящее в его взгляде. Что ж, этому человеку не придется меня учить». Вокруг стоящей на возвышении парочки толпились боевые предводители нескольких племен, преданных идее. Ша'ике нравилось шокированное выражение их лиц, свидетельствовавшее об огромном страхе в душе. Внезапно девушка заметила еще одного седока, который невозмутимо сидел на муле. Его спокойствие заставило Ша'ику испытать слабое неудобство.

Лев остановил своего скакуна несколько поодаль от общей группы. Ша'ика уже почувствовала некоторое напряжение, которое возникло между пустынным воином и Доном Корболо – кулаком-изменником.

Они ехали на лошадях бок о бок, Ша'ика и Гебориец; девушка поднялась на вершину и увидела картину, что скрывалась за ней. В непосредственной близости располагались руины разрушенной деревни – россыпь обугленных домов, мертвых лошадей и убитых солдат. Каменная арка, отмечавшая вход на Аренский путь, почернела от дыма.

Прямая дорога шла в южном направлении, а деревья, растущие на всем ее протяжении на обочине...

Ша'ика вонзила шпоры в бока и бросилась вперед. Гебориец, дрожащий, несмотря на жару, последовал за ней. С противоположной стороны присоединился Лев, и они, все трое, двинулись в сторону врат Арена.

Боевые предводители, погрузившись в полное молчание, развернули лошадей и отправились следом.

В этот момент раздался льстивый голос Камиста Рело.

– Посмотри, во что превратились эти хваленые врата. Аренские врата Малазанской империи превратились во Врата Худа, провидица! Ты понимаешь, что это значит? Ты...

– Молчать – взревел Дон Корболо.

«Да, пусть будет тишина. Именно она может поведать нам свою историю».

Пройдя через прохладу каменных врат, они приблизились к дереву, на котором было распято первое разлагающееся тело. Ша'ика натянула поводья и остановилась.

В этот момент они увидели разведывательный отряд Льва, который галопом приближался. Через мгновение они осадили лошадей прямо перед своим предводителем.

– Доклад, – сухо потребовал Лев.

Четыре бледных лица обернулось в его сторону, и затем один из них произнес:

– Картина нисколько не меняется, сэр. Мы объехали около трех лиг, и на всем этом расстоянии одни только трупы... Тысячи трупов.

Гебориец тронул поводья, подъехал к ближайшему дереву и склонился над распятым телом.

Ша'ика помолчала в течение нескольких минут; затем, решив не оборачиваться, она произнесла:

– А где же твоя армия, Дон Корболо?

– Остановилась лагерем в непосредственной близости от города.

– Значит, вам не удалось взять Арен.

– Да, провидица, не удалось.

– А что же адъюнкт Тавори?

– Флот достиг залива, провидица.

«Что же заставило тебя, сестрица, совершить такой подвиг?»

– Войска верховного кулака Пормквала, – произнес Дон Корболо, чей голос выдавал лживость его слов, – капитулировали по причине наличия в них всего нескольких дураков. И то, что раньше было главной силой Малазанской империи, превратилось в ее слабость: беспрекословное подчинение солдат своему командованию. Кроме того, империя потеряла величайшего лидера...

– Неужели Колтайн мертв? – спросила девушка, наконец-то обернувшись к лицу своего собеседника.

– Да, он был последним, провидица, – заявил изменник-кулак. – Новый адъюнкт до сих пор этого не знает, но ее можно понять – в конце концов, она же произошла из знати... Кто будет ждать ее в Арене? Кто поможет дельным советом? Седьмые и армия Пормквала ушли в небытие. Тавори, конечно, имеет армию новобранцев, однако наши мастера своего дела в три раза превосходят их по численности. Императрица сошла с ума, провидица, если решила, что развязывание нового Дня Чистой Крови поможет ей вновь завоевать Семь Городов.

Ша'ика отвернулась и посмотрела вдаль по Аренскому пути.

– Отзывай свою армию, Дон Корболо. Соединяйся с моими войсками здесь.

– Провидица?

– Апокалипсис должен иметь только одного командира. Делай, как я сказала.

«Тишина вновь начала рассказывать свою историю».

– Конечно, провидица, – в конце концов выдавил из себя кулак-изменник.

– Лев! – позвала она.

– Провидица?

– Отдай приказ своим людям встать лагерем вокруг нас и приступить к погребению всех этих людей.

Дон Корболо прочистил горло.

– И что ты намереваешься делать, когда мы перегруппируемся?

«Делать?»

– Мы встретимся с Тавори – место и время я назначу ей сама, – помедлив, девушка произнесла: – А затем мы отправимся в Рараку.

Ша'ика проигнорировала крики удивления и испуга, она не обратила внимания на них даже тогда, когда вопросы перешли в требования. «Рараку – сердце моей вновь обретенной силы. Мне нужны ее объятья... если мне суждено победить страх в отношении своей сестры. О, богиня, веди меня сейчас...»

Протесты, на которые не последовало ни одного ответа, медленно утихли. Поднялся ветер, начав завывать сквозь врата за спиной.

Внезапно до них донесся голос Геборийца:

– Кто это? Я ничего не вижу и не чувствую: кто этот человек?

Тучный священник, облаченный в шелковые одеяния, произнес:

– Это старик, у которого нет руки. Солдат – не более того. Один из десяти тысяч.

– Вы... Неужели вы... – Гебориец медленно обернулся, его глаза молочного цвета ярко блестели. – Вы слышите смех бога? Хоть кто-нибудь слышит смех бога?

Джистальский священник тряхнул головой.

– Увы, здесь только лишь вой ветра.

Ша'ика нахмурилась, взглянув на Геборийца. Внезапно он показался... таким маленьким.

Через мгновение она развернула лошадь.

– Время двигаться. Каждый из вас получил свой приказ.


Гебориец остался последним. Он беспомощно сидел на своей лошади, уставившись на труп... И ничего не чувствовал. В голове старика бешеный смех никак не мог прекратиться, он постепенно улетал вместе с ветром через Аренские врата за спиной.

«Что означает моя слепота? Неужели это ты, Фенир, решил меня сделать совсем беспомощным? Или это ты, незнакомец с зеленоватой кожей, который погрузил меня в тишину? Неужели это жестокая шутка рассматривается вами как некоторая разновидность милосердия?

Посмотри, во что превратился твой своенравный сын, Фенир. Знай, что больше всего на свете я хочу сейчас домой.

Хочу попасть домой».


Командир Блистиг стоял на парапете и смотрел, как адъюнкт со своей свитой медленно поднимается по известняковым ступеням дворцовых врат, располагающихся прямо перед ними. Женщина не была столь старой, как он привык себе ее представлять, однако даже на таком большом расстоянии от нее веяло непоколебимой волей и энергией. Бок о бок с ней шла совсем молодая привлекательная девушка – по слухам, помощница и любовница Тавори, однако Блистиг никак не мог вспомнить ее имя. С противоположного фланга от адъюнкта шествовал капитан из ее домашней семейной гвардии по имени Гимлет. Он не был похож на ветерана, и хоть это немного утешало Блистига.

Прибыл капитан Кенеб.

– Оправдались наши самые худшие ожидания, командир. Блистиг нахмурился, а затем вздохнул. Судовая команда обугленного корабля пропала через несколько минут после причаливания и полной разгрузки Седьмых, бывших под руководством Колтайна. Командир гарнизона хотел, чтобы они присутствовали на прибытии адъюнкта, поскольку предполагал, что у

Тавори будет к ним несколько вопросов. «Только Худу известно, что эти непочтительные ублюдки могут вытворить...»

– Выжившие воины Седьмых были сгруппированы для осмотра адъюнктом, сэр, – добавил Кенеб.

– Включая виканов?

– Да, оба колдуна находятся среди них.

Несмотря на нестерпимую жару, Блистиг поежился. Это была пугающая парочка – такая холодная и молчаливая. «Два ребенка, которые таковыми не являлись».

Косоглазый пропал тоже, и командир начал догадываться, что, по всей видимости, он его уже больше не увидит. Героизм и убийство в едином жесте... С этим очень трудно жить любому человеку. Единственное, на что Блистиг надеялся, что они не найдут старого лучника лежащим вниз лицом на поверхности воды в гавани.

Кенеб прочистил горло.

– Те, кто выжили, сэр...

– Я знаю, Кенеб, я знаю. «Они сломлены. Благословенная королева, они полностью сломлены. Здесь даже не поможет искусство лекарей. Представляешь, я ни разу не видел свое войско таким... хрупким. Может быть, я слишком переживаю по этому поводу?»

– Нам пора начать спуск вниз, сэр – женщина уже у самых ворот.

Блистиг вздохнул.

– Да, пойдем встречать адъюнкта Тавори.


Маппо нежно положил Икариума на мягкий песок около колодца. Натянув полотно, достаточное для тени над бессознательным другом, Трелл понял, что это не может помочь уберечься от ужасного запаха разложения, висящего в неподвижном воздухе. Да, обстановка была не лучшей для пробуждения Ягута...

За спиной находилась разрушенная деревня, а рядом – непроглядная тень черных врат и длинная дорога, окруженная ввергающими в ужас часовыми. Путь Азаса по прошествии нескольких дней доставил их на расстояние десяти лиг к северу. Все это время Трелл нес Икариума на руках в поисках места, лишенного смерти. Но ужас только усиливался.

Маппо настороженно поднялся на ноги: на дороге послышались звуки колес. Посмотрев в сторону шума, он увидел одного-единственного вола, что тащил открытую телегу по Аренскому пути. На козлах сидел съежившийся человек, а за его спиной – еще двое, которые занимались каким-то непонятным делом.

Движение телеги было крайне медленным, так как возница останавливал ее у каждого дерева, а пассажиры несколько минут рассматривали каждую распятую жертву. Затем процесс повторялся.

Подняв с земли походный мешок, Маппо двинулся к ним.

Увидев приближающегося Трелла, возница остановил животное и поставил телегу на стояночный тормоз. Покопавшись за спинкой сиденья, он достал массивный меч и грозно поставил его между ног.

– Если тебе нужны проблемы, Трелл, – проревел кучер, – то ты пришел по верному адресу. Проваливай побыстрее, иначе пожалеешь!

Оба пассажира поднялись на ноги; каждый был вооружен арбалетом.

Маппо опустил мешок на землю и протянул руки в стороны. Все трое мужчин имели странный оттенок кожи, а скрытая внутри их сила заставила ощутить Трелла некоторое беспокойство.

– Никаких проблем, я уверяю вас, – произнес Маппо. – Четыре дня я путешествовал среди мертвецов, и вот я вновь увидел живых людей. Это было огромным облегчением, поскольку я уже начал бояться, что заблудился в одном из кошмаров Худа...

Возница почесал свою рыжую бороду.

– Я бы сказал, что ты не слишком ошибся в своих предположениях, – опустив меч, он обернулся и произнес: – Думаю, капрал, что все в порядке. Кроме того, может быть, у этого незнакомца обнаружится несколько бинтов, которые мы сможем обменять.

Старший из пассажиров немедленно спрыгнул с телеги на землю и двинулся в сторону Маппо.

– У вас имеются раненые солдаты? – спросил Трелл. – У меня есть некоторые навыки врачевания.

Капрал напряженно, болезненно улыбнулся.

– Не думаю, что ты захочешь тратить свои умения на это... В телеге у нас вовсе не люди, а пара собак.

– Собак?

– Да, мы нашли их около Упадка. По всей видимости. Худ не захотел их брать в свои объятья... По крайней мере, сейчас. Честно говоря, я не знаю и сам, по какой причине они до сих пор живы. С таким огромным количеством ран по всему телу... – мужчина покачал головой.

Возница также спрыгнул с козлов и отправился вперед по дороге, осматривая каждую жертву. Маппо кивнул в его сторону.

– Вы ищете кого-то? Капрал кивнул.

– Да, однако тела так изменили свою внешность, что трудно сказать нечто определенное. Тем не менее, Непоседа поклялся, что при обнаружении он обязательно его узнает.

Взгляд Маппо оторвался от капрала и скользнул по Арене-кому пути.

– Как далеко располагаются распятые?

– На протяжении всего пути, Трелл. Здесь около десяти тысяч человек.

– И вы собираетесь...

– Да, мы проверили почти всех, – глаза капрала сузились. – Непоседа уже заканчивает свое нелегкое дело. Ты знаешь, даже если мы и не найдем чего-то особенного... на крайний случай... – он пожал плечами.

Маппо осмотрелся вокруг, и его лицо помрачнело.

– Твой друг упоминал о чем-то под названием Упадок.

– Да, это является тем местом, где Колтайн вместе с Седьмыми потерпели свое поражение. Пара псов – единственные существа, которые выжили в этой резне. Колтайн вел тридцать тысяч беженцев из Хиссара в Арен. Это было просто невозможно, но он справился с поставленной задачей. Он спас жизни неблагодарным ублюдкам, а наградой тому стала мучительная смерть на расстоянии пяти тысяч шагов от городских врат. И никто не помог ему, Трелл, – глаза капрала рыскали по лицу Маппо. – Ты можешь представить подобное?

– Боюсь, мне ничего не известно о тех событиях, что ты сейчас повествуешь.

– Я так и думал. Только Худу известно, где ты скрывался все последнее время.

Маппо кивнул. Через мгновение он вздохнул и произнес:

– Если хотите, я могу взглянуть на ваших псов.

– Конечно, однако у нас уже не осталось никакой надежды. Скоро хозяин придет и заберет их, если ты понимаешь, о чем идет речь.

Трелл подошел к телеге и забрался на борт. Там он обнаружил юношу, склонившегося над массой разорванной плоти и костей. В полном отчаянии он отгонял круживший вокруг рой мух.

– Милостивый Худ, – прошептал Маппо, рассматривая тело едва дышащей пастушьей собаки. – А где другая?

Юноша откинул в сторону лохмотья, оставшиеся от одежды, обнажив маленькую болонку, которая находилась в таком же состоянии. Все четыре ноги были сломаны в нескольких местах; раны покрылись гноем, а само животное сильно дрожало.

– Эта малышка и этот великан лежали вместе, – голос юноши наполнился болью и недоумением.

– Ни один смертный не способен вернуть их к жизни, – пробормотал Маппо. – Великан должен был умереть еще несколько часов назад – возможно, так и обстоят дела сейчас...

– Нет, нет, она жива. Я слышу биение ее сердца, однако оно постепенно замедляется, а мы ничего не способны предпринять. Геслер говорит, что мы должны прекратить эти мучения, но все же... все же...

Маппо увидел, как юноша засуетился вокруг животных; его длинные утонченные пальцы взяли мягкую ткань и начали отмывать из ран гной. Через мгновение Трелл выпрямился и вновь посмотрел на пустынную дорогу. За спиной, практически у ворот, послышался крик, а затем капрал по имени Геслер бросился в сторону Непоседы.

«Эх, Икариум. Скоро ты очнешься, а я буду находиться в глубокой печали. Это тебя, конечно, несказанно удивит. Моя печаль имеет начало в тебе самом – в твоей потере памяти... Ты же лишен дара, который дает такую свободу... Сколько трупов вокруг! Как я смогу ответить на все вопросы? Как ты будешь отвечать на них?»

Маппо долго смотрел на Аренский путь. За спиной молодой человек продолжал ухаживать за собаками. Наконец по мостовой послышался шум шагов, и через несколько минут Непоседа забрался на козлы. Телега пошатнулась. Геслер с непроницаемым выражением лица прыгнул на дно.

Юноша поднял взгляд.

– Ты нашел его, Геслер? А Непоседа?

– Нет. Хотя на минуту мне показалось... нет. Его здесь нет, юноша. Настало время возвращаться в Арен.

– Благословенная Королева, – пробормотал Истина, – всегда оставляет надежду.

– О да, точные обстоятельства никому не известны. Истина вновь обратился к своим страждущим больным. Маппо медленно обернулся, встретился с глазами капрала и явственно понял, что тот лгал, пытаясь уберечь нежную душу юноши. Трелл в знак понимания кивнул.

– В любом случае благодарю тебя, что ты посмотрел собак, – произнес Геслер. – Я знаю, что они все равно погибнут. Однако мы надеялись... мы хотели... – голос утих. Капрал пожал плечами, а затем бодро произнес: – Хочешь вернуться с нами в Арен?

Маппо отрицательно покачал головой и спрыгнул вниз на дорогу.

– Спасибо за твое предложение, капрал, однако моих родственников не очень-то жалуют в этом городе. Думаю, мне придется пройти мимо.

– Как считаешь нужным.

Телега развернулась и медленно покатила обратно.

«Как я отвечу на все вопросы...»

Вол прошел около тридцати шагов, когда за спиной раздался крик Трелла. Остановившись, Геслер и Истина посмотрели назад. Маппо, судорожно роясь в мешке, шел им навстречу.


Искарал Пуст шел по усыпанной камнями пыльной тропе. Остановившись, он просунул руку под робу и принялся чесать сначала одно место, затем второе, третье. Мгновение спустя он выкрикнул проклятье и начал рвать свою одежду на части.

Пауки. Сотни черных тварей расползались по его телу, падали на землю, разбегаясь по щелям и закоулкам. А верховный священник продолжал прыгать по земле.

– Я так и знал! – кричал Искарал. – Я так и знал! Покажи себя, я умоляю тебя!

Пауки, бегущие по выжженной солнцем траве, появились вновь.

Тяжело дыша, верховный священник покачнулся назад и увидел Д'айверса, медленно принимавшую человеческую форму. Через некоторое время перед ним предстала усталая женщина с черными волосами. Несмотря на то что она была на дюйм ниже верховного священника, ее фигура и походка очень напоминали самого Искарала. Пуст нахмурился.

– Думаешь, ты меня надурила? Думаешь, я не знаю, что ты все это время ходила вокруг?

Женщина усмехнулась.

– Я в самом деле надурила тебя! О, как ты пытался охотиться – просто тупоголовый идиот! Ты очень похож на любого далхонесского мужчину, которого я встречала! Они все тупоголовые идиоты!

– Только далхонесская женщина может сказать подобные слова...

– Да, потому что она знает об этом гораздо лучше!

– Как тебя зовут, Д'айверс?

– Могора, и я находилась вместе с тобой в течение месяцев. Я видела, как ты пошел по ложному пути – рисовал отметины рук и лап на костях! Я видела, как ты сдвигал камни на окраине леса! Мое племя, конечно, может быть сборищем идиотов, но только не я!

– Ты никогда не попадешь к настоящим вратам! – закричал Пуст. – Никогда!

– А – я – этого – и – не – хочу!!!

Глаза старика сузились, и он посмотрел на острые женские черты. Не удержавшись на месте, Искарал начал нарезать круги.

– В самом деле, – пропел он. – Но почему? Развернувшись, чтобы видеть его лицо, Могора скрестила руки и схватила старика за плечи.

– Я покинула Дал Хон, – начала она, – только ради того, чтобы убежать от идиотов! Зачем мне становиться всевышней – только ради того, чтобы командовать такими же идиотами?

– Ты в самом деле далхонесская колдунья, не так ли? Злорадная, высокомерная, глумящаяся сучка!

– А ты – далхонесский болван: притворный, ненадежный, переменчивый...

– Эти слова означают одно и то же!

– А у меня есть в запасе кое-что другое.

– Неужели?

Парочка продолжила свой путь, а Могора вновь продолжила обвинения:

– Лживый, хитрый, вороватый, переменчивый...

– Ты это уже говорила один раз!

– Ну и что? Переменчивый, подобострастный, беспринципный...


Огромный бессмертный дракон внезапно поднялся со своего шеста на вершине нагорья, расправив огромные крылья так, что заслонил половину неба. Свет немного изменился. Черные неподвижные глаза взглянули вниз на две фигуры, которые карабкались вверх по скале.

Однако через мгновение он о них забыл: перед парящим чудовищем разверзся древний Путь, который поглотил его целиком. Видение пропало.


Искарал Пуст и Могора смотрели на темную точку в небе еще несколько минут. Внезапно черты верховного священника тронула усмешка.

– А ты не был одурачен, не так ли? – обратился верховный священник к пропавшему дракону. – Ты пришел сюда, чтобы охранять настоящие врата. Осознав это, можно заключить, что ты относишься к Тлан Аймасс. Ты гадаешь на костях своими секретами, и это сводит меня с ума!

– Ты был рожден сошедшим с ума, – пробормотала Могора. Не обратив на женщину никакого внимания, он продолжил свои воззвания к исчезнувшему дракону.

– Но кризис прошел, не так ли? Ты выдержал напор всех своих детей? О да, однако Искарал Пуст здесь ни при чем. Я не принимал ни малейшего участия в событиях.

Могора фыркнула презрительным смешком. Бросив на нее острый взгляд, священник ринулся вперед. Остановившись около одинокого темного окна в высокой башне, он закричал:

– Я дома! Я дома! – отголосок этих слов медленно затих.

Верховный священник Тени начал танцевать на одном месте, слишком возбужденный, чтобы стоять смирно, а минуты шли – одна за другой. Могора смотрела на старика, в удивлении подняв одну бровь.

В конце концов одна маленькая голова появилась из бреши и уставилась вниз.

Обнаженные клыки животного демонстрировали нечто вроде улыбки, однако Искарал Пуст был не уверен. Он никогда не был уверен в подобных вещах.

– Ой, посмотрите, – пробормотала Могора. – Один из твоих бурых домашних работников.

– Ничего смешного.

– А я и не смеюсь. Мне просто интересно: кто же будет теперь готовить еду, когда слуги больше нет?

– Ты, конечно.

Женщина впала в неистовую ярость. Искарал Пуст смотрел на ее фиглярство с кроткой улыбкой на лице. «О, я рад отметить, что до сих пор не потерял свой шарм...»


Огромная разукрашенная повозка остановилась на обочине дороги. Лошади медленно приходили в себя после скачки, переминаясь с ноги на ногу и мотая мордами.

Два низкорослых создания, высотой по колено взрослому человеку, подогнув свои кривые ноги, спрыгнули на землю и широко расставили руки. Внешне они напоминали бхок'арала; очутившись на ярком свете, они еще сильнее сморщили свои лица.

Человечки заговорили на языке дару.

– Ты уверен? – спросил самый низкорослый из них. Второй разочарованно разразился тирадой:

– Я единственный, кто был связан с этим, понимаешь? Не ты, Ирп, нет, не ты! Барук никогда бы не поручил такое ответственное дело подобному болвану. По-моему, ты способен только брюзжать.

– Кое в чем ты, конечно, прав, Красноперка. Брюзжанье... Я же очень хорош в этом, правда? Брюзжанье, брюзжанье, брюзжанье – ты уверен в этом? Действительно уверен?

Они прошли по обочине и приблизились к последнему дереву, растущему вдоль дороги. Внезапно оба создания упали на колени и безмолвно подняли взгляд на полуразложившееся тело, прибитое к стволу.

– Я ничего не вижу, – пробормотал Ирп. – Думаю, ты ошибаешься. Думаю, ты потерялся, Красноперка, но только не понимаешь этого. Думаю...

– Мне страшно хочется убить тебя, Ирп. Еще одно слово, и я клянусь...

– Прекрасно. Смерть – это прекрасно, ты же знаешь. Брюзжанье, фырканье, брюзжанье, вздох... брюзжанье...

Красноперка легко подошел к стволу дерева. На шее поднялось всего лишь несколько волосков – это было единственным свидетельством закипающего внутри гнева. Он забрался наверх, замер на груди трупа, а затем просунул свою маленькую ручку под полуистлевшую одежду. Оторвав небольшой запачканный клочок, он развернул его и нахмурился.

С земли раздался голос Ирпа.

– Что случилось?

– Здесь написано имя.

– Чье?

Красноперка пожал плечами.

– Безголосая Лортал.

– Так могут называть только женщину Но ведь труп принадлежит мужчине, не так ли?

– Конечно! – фыркнул Красноперка. Мгновение спустя он засунул ткань обратно под одежду. – Смертные – такие странные, – пробормотал он, начав рыться там вновь. Нащупав необходимую вещицу, он облегченно вздохнул и вытащил на свет небольшую бутылочку дымчатого стекла.

– Что теперь? – спросил Ирп.

– Она в порядке, – ответил Красноперка. – Видны только маленькие трещины, – наклонившись вперед, он надел на шею нитку и полез вниз. Опустившись на землю, он поднял бутылочку к солнцу и посмотрел сквозь нее.

Ирп только лишь проворчал.

Затем Красноперка поднес сосуд к уху и потряс его.

– О да, действительно, содержимое не повреждено.

– Ну и хорошо. Нам пора идти...

– Еще рано. Это тело пойдет с нами. Для смертных этот момент очень важен, помяни мои слова. Так что давай, снимай его. Ирп.

– Да ведь от этого человека практически ничего не осталось, – начал протестовать Ирп.

– Правильно, поэтому он практически ничего не весит, ведь так?

Проворчав в ответ, Ирп нехотя полез на дерево и начал медленно вытаскивать ржавые гвозди.

Красноперка слушал его ворчание с удовлетворением. Однако затем он вздрогнул и закричал:

– Да поспеши ты, черт бы тебя побрал! Вокруг слишком страшно.


Глаза Ягута широко раскрылись, а взор медленно нащупал широкое грубое лицо, которое сверху смотрело на него. Внезапно Икариума осенило:

– Это же Маппо Трелл. Мой друг.

– Как ты чувствуешь себя, Икариум? Еле-еле пошевелившись, он поморщился.

– Кажется, я немного ранен.

– Да. Однако, боюсь, я отдал два оставшихся эликсира, поэтому у меня нет достаточных средств, чтобы быстро привести тебя в порядок.

Икариум выдавил улыбку.

– По обыкновению я уверен, что необходимость в этих эликсирах была огромная.

– Боюсь, ты можешь счесть меня глупцом... Однако я спас жизни двух собак.

Улыбка Икариума еще больше расширилась.

– Наверняка, они были очень ценными тварями. Я предвкушаю захватывающий рассказ... А сейчас, друг, помоги мне, пожалуйста, подняться.

– Ты уверен? – Да.

Маппо поддержал Икариума, и тот, покачиваясь, медленно поднялся на ноги. Обретя некоторую опору, он поднял голову и посмотрел вокруг.

– Где... Где мы находимся?

– В твоей памяти остались какие-либо события?

– Я... Я практически ничего не помню. Нет, подожди. Мы увидели демона... Насколько свидетельствуют дальнейшие события, он оказался апторианкой. Именно это я и помню

– Сейчас, Икариум, мы находимся далеко к югу от тех мест Сюда нас вверг Путь. А ты ударился головой о скалу и потерял сознание. Воспоминания, которые следуют за появлением апторианца, явились, по сути, бредом.

– Очевидно. Но сколько времени я провел в забытьи?

– Один день, Икариум. Всего день.

Ягут успокоился; по всей видимости, сила к нему постепенно возвращалась. Однако Маппо старался не покидать своего друга и постоянно держал свою руку на его плече.

– К западу отсюда располагается Яг Одан, – произнес Трелл.

– Да, это правильное направление. Могу тебя заверить, Маппо: я ощущаю непосредственную близость конца своего путешествия.

Трелл кивнул.

– Сейчас рассвет? Ты уже собрал наш лагерь?

– Да, однако я думаю, что нам придется пройти сегодня совсем небольшое расстояние – ты еще недостаточно окреп.

– Да, это мудрое решение.

Прошел еще час, прежде чем парочка была готова отправиться в путь. В течение этого времени Икариум смазал маслом лук и заточил об оселок длинный меч. Маппо, сидя на огромном валуне, терпеливо ждал до тех пор, пока Ягут не обернулся к нему и не кивнул.

Затем они отправились в путь на запад.

Как только они вышли на равнину, Икариум взглянул на Маппо.

– И что бы я делал без тебя, мой друг?

Сеточка морщин, обрамляющая глаза Трелла, вздрогнула, затем он уныло улыбнулся, подыскивая ответ.

– Наверное бы, погиб.

Как только парочка достигла края пустоши, называемой Яг Одан, перед ними появилась огромная, девственно чистая степь.

Эпилог

Дух Худа явился на грешную землю,

И войско бегущее он показал.

И музыка смерти играла в знаменах,

И эхом лишь ветер ее повторял.

Была по-своему красива

Свирепая поэма тех руин...

Погребальная песнь виканов.

Рыбак:

Молодая вдова, крепко сжимающая в руках небольшую глиняную фляжку, вышла из юрты ведуньи и двинулась в сторону заливного луга, простирающегося вокруг поселения. Небо над головой было пустым и, как казалось женщине, безжизненным. Ее обнаженные ступни передвигались очень медленно, поскольку большие пальцы постоянно цеплялись за высокую траву.

Пройдя тридцать шагов, она остановилась и опустилась на колени. Взглянув на широкую виканскую равнину, женщина опустила руки на большой живот, ощутив ими теплую гладкую поверхность кожи.

Поиски были завершены, а выводы – неизбежны. Ребенок, находящийся внутри, был... пуст. Будто вещь, лишенная души. Перед мысленным взором женщины появилось бледное, покрытое потом лицо ведуньи, чьи слова шелестели, словно ветер. «Даже колдун должен иметь душу. Дети, на которых они предъявляют права, абсолютно ничем не отличаются от всех остальных детей. Ты понимаешь? То, что растет внутри тебя... не имеет ничего. Ребенок был проклят, и причины тому известны только духам.

Ребенок, находящийся внутри тебя, должен быть предан земле».

Она откупорила фляжку. Сначала будет боль, а затем – прохладное онемение. Ни один человек в лагере не будет свидетелем этого события, все глаза закрыты от стыда.

На северном горизонте повисла завеса шторма. Женщина не видела его раньше: вздымающийся столб приближался и рос. Вдова поднесла флягу к губам.

Внезапно через плечо протянулась чья-то рука и схватила ее за запястье. Молодая женщина закричала и в ужасе обернулась назад. Это была ведунья. Она тяжело дышала, а широко раскрытые глаза смотрели в сторону штормовых облаков. Фляжка упала на землю. Со стороны лагеря появились фигуры, бегущие в сторону двух женщин.

Вдова посмотрела на морщинистое лицо старухи и заметила на нем страх, а также... надежду. – Что? Что случилось?

Ведунья, по всей видимости, просто не была способна говорить. Она продолжала пялиться в сторону севера.

Штормовые облака уже поглотили ближайшие холмы. Вдова развернулась и тяжело вздохнула. Это облако при ближайшем рассмотрении вовсе им не являлось... Грозное природное явление оказалось на самом деле скоплением огромного количества черных насекомых, которые приняли форму человеческой фигуры. Судя по всему, она медленно двигалась в их направлении.

Вдову охватил ужас. Несмотря на боль, она выдернула запястья из крепкой хватки ведуньи, чуть не сломав себе кости. «Мухи! О, подземные духи, это же мухи!» А рой все приближался, превращаясь в колышущий ночной кошмар.

Ведунья издала мучительный вопль, будто дав возможность излить страх тысячам страждущих душ. Через несколько секунд старуха упала на колени.

Сердце молодой женщины заколотилось, словно молот, когда разум мелькнул внезапной догадкой.

«Нет, это не мухи. Вороны. Вороны, так много воронов...» А глубоко внутри ее чрева зашевелился ребенок.

Глоссарий