– Неделю. Но перебралась я только три дня назад. Мне кажется. Я потеряла счет времени. – Она трет глаза. – Я мало спала.
Юкка качает головой и встает.
– Ну хотя бы ты не разнесла в ржавь эту общину. Ну, расскажи мне, что узнала.
Тонки настороженно смотрит на нее.
– Эти панели вдоль стен активируют и регулируют водяные насосы и системы циркуляции воздуха и охлаждения. Но ты и так это знала.
– Да. Раз мы живы. – Юкка отряхивает руки, которыми прикасалась к полу, бочком продвигаясь к Тонки одновременно с задумчивостью и потаенной угрозой. Она не такая крупная, как большинство женщин санзе – на добрый фут ниже Хьярки. Ее опасность не так очевидна, как у остальных, но ты ощущаешь, как медленно подготавливается ее орогения. Она полностью готова проложить или проморозить себе дорогу в это место. Опоры тоже пододвигаются чуть ближе, усиливая ее невысказанную угрозу.
– Я хочу знать, – продолжает она, – о том, как ты это узнала. – Она останавливается лицом к Тонки. – Мы узнали это в самом начале методом проб и ошибок. Тронь одно, и станет прохладнее, тронь другое – и общинная вода станет горячее. Но за последнюю неделю ничего не менялось.
Тонки слегка вздыхает.
– Я за долгие годы научилась расшифровывать символы. Проведи достаточно много времени в подобных развалинах и увидишь, как одно и то же повторяется раз за разом.
Юкка раздумывает над этим и кивает на текст предостережения, идущий по краю цоколя:
– Что там говорится?
– Понятия не имею. Я сказала – расшифровывать, не читать. Символы, не язык. – Тонки идет к одной из настенных панелей и показывает на рельефную схему в ее верхнем правом углу. Тут не догадаешься: какие-то зеленые и стрелоподобные, но волнистые рисунки, как-то так. Указывают вниз. – Я видела такие там, где были гидропонные сады. Мне кажется, это касается качества и интенсивности освещения садов. – Она смотрит на Юкку. – Вообще я знаю, что это касается света, который получают сады.
Юкка слегка поднимает подбородок, достаточно, чтобы ты поняла, что догадка Тонки верна.
– Значит, это место не отличается от других руин, которые ты видела? В других тоже были кристаллы, как здесь?
– Нет. Я никогда прежде не видела ничего, подобного Кастриме. Разве что… – Она бросает на тебя взгляд и тут же отводит глаза. – Да. Не совсем как Кастрима.
– Та штука в Эпицентре вовсе не была на все это похожа, – выдаешь ты. Прошло больше двадцати лет, но ты помнишь все детали того места. Там была яма, а Кастрима – камень с полостью внутри. Если они обе были сделаны одним и тем же народом ради одной и той же цели, то ничто об этом не говорит.
– На самом деле была. – Тонки возвращается к цоколю и взмахом вызывает к жизни предостерегающие символы. На сей раз она показывает на символ внутри пылающего текста: черный круг в белом восьмиугольнике. Ты не понимаешь, как пропустила его прежде; он выделяется среди красного.
– Я видела этот знак в Эпицентре на одной из световых панелей. Ты слишком увлеченно рассматривала яму; вряд ли ты заметила. Но я побывала, наверное, в полудесятке развалин строителей обелисков, и этот знак всегда находится рядом с чем-то опасным. – Она пристально смотрит на тебя. – Иногда рядом я находила трупы.
Ты невольно думаешь о Страже Тимай. Не найдена мертвой, но все же мертва, и ты чуть было не отправилась вместе с ней в тот день. Затем ты вспоминаешь момент в комнате без дверей, на краю зияющей ямы. Ты вспоминаешь маленькие иглообразные объекты, торчащие из стен ямы… в точности как эти осколки железа.
– Гнездо, – бормочешь ты. Так называли это Стражи. – Яд. – Волосы у тебя на затылке шевелятся. Тонки внимательно смотрит на тебя.
– Да любая ржавь может быть «чем-то опасным», – раздраженно говорит Хьярка, пока ты смотришь на ржавые осколки.
– Нет, на сей раз это особая ржавь, – мерит Хьярку злым взглядом Тонки, что само по себе впечатляет. – Это был знак их врага.
Блин, осознаешь ты. Блин, блин, блин.
– Был? – спрашивает Юкка. – Ты о чем, Злой Земля тебя пожри?
– Об их враге. – Тонки приваливается к краю цоколя – осторожно, как ты замечаешь, но выразительно. – Они воевали, неужели не понимаешь? До самого конца, когда их цивилизация превратилась в пыль. Все их руины, все, что осталось с тех времен, – оборонительные сооружения, предназначенные для выживания. Как нынешние общины – разве что у них было куда больше, чем просто каменные стены для защиты. Вроде гигантских ржавых подземных жеод. Они прятались там и изучали врага и, может быть, создавали оружие, чтобы отбиваться. – Она поворачивается на месте и показывает наверх, на верхнюю часть кристалла. Он при этом вспыхивает, как обелиск.
– Нет, – машинально говоришь ты. Все оборачиваются к тебе, и ты вздрагиваешь. – То есть… – Дерьмо. Но ты уже сказала. – Обелиски не…
Ты не знаешь, как это сказать, не рассказав всей той проклятой истории, а ты этого не хочешь. Ты не уверена почему. Может, по той же причине, что и Сурьма не хотела, когда Алебастр начал рассказывать тебе, – они не готовы. Теперь тебе надо закончить, чтобы не вызвать дальнейших вопросов.
– Я не думаю, чтобы они служили для обороны или были каким-то… оружием.
Тонки долгое мгновение ничего не говорит.
– Так что же они такое тогда?
– Не знаю. – Это не ложь. Ты ведь не знаешь точно. – Может, инструмент. Опасный, если его использовать неправильно, но не предназначенный для убийства.
Тонки собирается с духом.
– Я знаю, что случилось с Аллией, Иссун.
Это неожиданный удар, и он эмоционально выбивает тебя из колеи. К счастью, ты всю жизнь училась реагировать на неожиданные удары безопасным образом. Ты говоришь:
– Обелиски не предназначены для этого. Это был несчастный случай.
– Откуда тебе…
– Потому, что я была связана с этой ржавью, когда она начала все выжигать! – Ты говоришь это так резко, что твой голос эхом раздается в комнате, и ты с испугом осознаешь, насколько ты разозлена. Женщина-Опора втягивает воздух, и что-то в ее взгляде меняется и сразу же напоминает тебе Опор Тиримо, которые так же смотрели на тебя, когда Раск попросила выпустить тебя из ворот. Даже взгляд Юкки безмолвно говорит тебе – ты пугаешь местных, успокойся, ржавь тебя побери. Ты делаешь глубокий вдох и замолкаешь.
(Только потом ты вспомнишь слово, сказанное тобой в разговоре. Выжигание. Ты будешь удивляться, с чего ты его произнесла, что оно значит, и ответа у тебя не будет.)
Тонки осторожно выдыхает, и, похоже, все остальные в зале тоже.
– Возможно, я сделала неверные предположения, – говорит она.
Юкка проводит рукой по волосам. На миг ее голова становится неприлично маленькой, затем снова распушается.
– Ладно. Мы и так знаем, что Кастрима использовалась как община. Возможно, несколько раз. Если бы ты спросила меня, вместо того чтобы лезть сюда как ржавый ребенок, я бы тебе рассказала. Я рассказала бы все, что знаю, поскольку хочу понять это место не меньше тебя…
Тонки издает неприятный смешок.
– Никому из вас на это мозгов не хватит.
– …но после того, как ты устроила все это дерьмо, я перестала тебе доверять. Я не позволяю людям, которым я не доверяю, делать то, что может причинить вред тем, кого я люблю. Так что иди-ка отсюда куда хочешь.
Хьярка хмурится.
– Юкк, это как-то жестковато?
Тонки сразу напрягается, глаза ее расширяются от ужаса и страдания.
– Ты не можешь меня выгнать. Никто в этой ржавой общине понятия не имеет, что…
– Больше никто в этой ржавой общине, – говорит Юкка, и на сей раз Опоры с беспокойством смотрят уже на нее, поскольку она почти кричит, – не поставит нас под угрозу ради шанса изучить народ, который вымер, еще когда мир был молод. Почему-то мне кажется, что ты это сделаешь.
– Посещения под надзором! – выкрикивает Тонки. Она в отчаянии. Юкка шагает к ней, смотрит прямо ей в лицо, и Тонки немедленно затыкается.
– Я лучше ничего не буду знать об этом месте, – говорит Юкка спокойно, жестко и холодно, – чем буду рисковать его уничтожением. Ты можешь сказать то же самое?
Тонки смотрит на нее, откровенно дрожит, но не говорит ни слова. Но ответ очевиден, не так ли? Тонки – как Хьярка. Обе родились Лидерами, воспитывались ради того, чтобы в первую голову ставить нужды других, и обе выбрали более эгоистичную стезю. Это даже не вопрос.
Именно потому позже, глядя назад, ты не удивляешься тому, что происходит потом.
Тонки оборачивается и делает выпад, и красные буквы вспыхивают, и один из железных осколков впивается в ее кулак. Она уже отворачивается, когда ты видишь, что именно она схватила. Она бросается к дверям на лестницу. Хьярка ахает; Юкка просто стоит, слегка испуганная и по большей части смирившаяся; двое Опор в смятении запоздало бросаются следом за Тонки. Но в следующий момент Тонки вскрикивает и останавливается. Один из Опор хватает ее за руку, но тут же выпускает, когда Тонки начинает кричать.
Ты действуешь прежде, чем успеваешь подумать. Тонки в чем-то твоя – как Хоа, как Лерна, как Алебастр, словно в отсутствии детей ты пытаешься усыновить всех, кто затронул тебя эмоционально хотя бы на миг. Ты даже не любишь Тонки. И все же у тебя сводит нутро, когда ты хватаешь ее за запястье и видишь, как по ее руке струится кровь.
– Что за…
Тонки бросает на тебя короткий, полный звериной паники взгляд. Затем она дергается и кричит снова, и ты тоже чуть ли не вскрикиваешь, когда что-то шевелится под твоим большим пальцем.
– Та ржавь? – выдает Юкка. Хьярка вцепляется в руку Тонки, помогая ее держать, поскольку в панике Тонки бешено бьется. Ты справляешься со своим необъяснимым жестоким отвращением достаточно, чтобы не убирать пальцы и повернуть кисть Тонки так, чтобы как следует на нее посмотреть. Да. Что-то движется у нее под кожей. Оно прыгает и дрожит, но неумолимо продвигается наверх, по большой вене. Оно достаточно крупное, чтобы быть осколком железа.