– Мы созданы, чтобы охранять мир от опасности, которую представляют такие, как ты.
– Я понимаю, но… – Она качает головой. – Кто тебя создал?
– Конкретно меня? – Шаффа открывает один глаз, затем слегка хмурится. – Я… я не помню. Но в целом Стражей создают другие Стражи. Нас находят, или выводят, или передают в Уоррент для обучения и… изменения.
– А кто делал Стражей до вас и до них? Кто сделал это первым?
Некоторое время он молчит – пытается вспомнить, понимает она по его лицу. То, что с Шаффой что-то не так, эти глубокие дыры в его воспоминаниях, тяжелое давление линии разлома на его мысли, это Нэссун просто принимает. Он то, что он есть. Но ей надо знать, почему он такой… и, что еще важнее, она хочет знать, как сделать ему лучше.
– Я не знаю, – говорит он наконец, и она понимает, что разговор закончен, поскольку он выдыхает и снова закрывает глаза. – В конце концов, это «почему» не имеет значения, малышка. Почему ты ороген? Иногда просто нужно принимать свой удел.
Нэссун решает замолчать, и через несколько мгновений тело Шаффы расслабляется, и он засыпает в первый раз за несколько дней. Она послушно несет вахту, распространяя свое восстановившееся ощущение земли, чтобы улавливать вибрации маленьких животных и других передвижений в ближайшей округе. Она может сэссить и Умбру, который методически держится на грани ее чувствительности, устанавливая силки, и из-за него она вплетает серебряную нить в сеть своего сознания. Он может увильнуть от ее сэсуны, но не от этого. Она уловит и любого неприкаянного, если он подойдет на расстояние полета стрелы или броска гарпуна. Она не даст никому ранить Шаффу, как ее отца.
Кроме чего-то тяжелого и теплого, что идет на четырех лапах неподалеку от Умбры, вероятно, ища пищи, больше вблизи беспокоиться не о чем.
Не о чем…
…за исключением. Что-то очень странное. Что-то… громадное? Нет, границы этого невелики, не больше среднего валуна или человека. Но он прямо под белой некаменной плитой. Под ее ногами, практически едва ли глубже десяти футов.
Словно заметив ее внимание, оно движется. Ощущение как от движения мира. Нэссун невольно ахает и отшатывается, хотя вокруг нее ничто не меняется, только сила тяжести, да и то чуть-чуть. Громадность внезапно исчезает, словно чувствует ее внимание. Однако она уходит недалеко, и мгновением позже громадность движется снова: вверх. Нэссун моргает, открывает глаза и видит статую на краю плиты. Прежде ее там не было.
Нэссун не растеряна. В конце концов, однажды она хотела стать лористом; она многие часы проводила, слушая предания о камнеедах и тайнах, окружавших их существование. Этот выглядит не так, как ему следовало бы по ее представлениям. В сказках лористов камнееды имеют мраморную кожу и драгоценные волосы. Этот совершенно серый, вплоть до белков его глаз. Он обнажен по пояс и мускулист, и он улыбается, открывая прозрачные зубы с острыми гранями.
– Это ты превратила в камень Эпицентр несколько дней назад, – говорит он исходящим из груди голосом.
Нэссун сглатывает и смотрит на Шаффу. Он крепко спит, а камнеед говорит негромко. Если она завопит, Шаффа, вероятно, очнется, но что может сделать Страж против этой твари? Она даже не уверена, что сможет сделать что-то с серебром; камнеед просто сверкающая трясина серебра, нити свиваются и закручиваются внутри его. Однако предание уверено в одном насчет камнеедов – они не нападают без провокации.
Потому она тихо говорит:
– Д-да. Это проблема?
– Вовсе нет. Я просто хотел высказать свое восхищение твоей работой. – Губы его неподвижны. Почему он так много улыбается? Нэссун с каждым вздохом все больше убеждается в том, что это выражение не просто улыбка.
– Как тебя зовут, малышка?
Она тут же ощетинивается на малышку.
– Зачем тебе?
Камнеед медленно шагает вперед. Это звучит как скрежет жернова, но выглядит так же неправильно, как должна смотреться шагающая статуя. Нэссун вздрагивает от отвращения, и он останавливается.
– Зачем ты превратила их в камень?
– Они были неправильные.
Камнеед снова шагает вперед, на плиту. Нэссун почти ждет, что плита треснет или накренится под его чудовищным, как она знает, весом. Он – гора, втиснутая в объем и образ человека. Плита из материала мертвой цивилизации, однако не трескается, и теперь существо достаточно близко, чтобы она увидела тонкую проработку его прядей.
– Ты ошиблась, – говорит он странным гулким голосом. – Люди Эпицентра и Стражи не виноваты в том, что они делают. Ты хотела знать, почему твой Страж должен так страдать. Вот ответ: не должен.
Нэссун замирает. Прежде чем она успевает спросить больше, голова камнееда поворачивается к нему. Вспышка… чего-то. Регулировка настолько бесконечно тонкая, чтобы увидеть или сэссить, и… и внезапно живая, жестокая пульсация серебра в Шаффе замирает. Только черное, иглоподобное пятно в его сэссапинах активно, и тут же Нэссун сэссит его усилия восстановить контроль. Но пока Шаффа тихо вздыхает и еще больше расслабляется во сне. Боль, грызшая его долгие дни, исчезла. На время.
Нэссун ахает – тихо. Если у Шаффы наконец появился шанс по-настоящему отдохнуть, она не нарушит его сна. Вместо этого она говорит камнееду:
– Как ты это сделал?
– Могу научить. Я могу научить тебя противостоять его мучителю и его хозяину. Если хочешь.
Нэссун с трудом сглатывает.
– Д… да. Я хочу. – Но она не глупая. – В обмен на что?
– Ни на что. Если ты сражаешься с его хозяином, то ты сражаешься и с моим врагом. Это сделает нас… союзниками.
Она теперь знает, что этот камнеед болтался поблизости, подслушивал ее, но ей уже все равно. Ради спасения Шаффы… Она облизывает губы, на которых легкий привкус серы. За последние недели пепельная дымка стала плотнее.
– Хорошо, – говорит она.
– Как тебя зовут? – Если он подслушивал, то он знает, кто она. Это жест ради союза.
– Нэссун. А тебя?
– У меня нет имени, или много. Зови меня как пожелаешь.
Ему нужно имя. Союзы не работают без имен, разве не так?
– С… Сталь.
Это первое, что приходит ей на ум. Поскольку он такой серый.
– Сталь?
Ощущение, что ему все равно, остается.
– Я приду позже, – говорит Сталь. – Когда сможем поговорить без помех.
В мгновение ока он исчезает, уходит в землю, и гора тут же исчезает из ее сознания. Мгновением позже из леса вокруг плиты появляется Умбра и начинает подниматься по холму к ней. Она по-настоящему рада ему, пусть даже его взгляд становится острее, когда он подходит ближе и видит, что Шаффа спит. Он останавливается в трех шагах от нее, гораздо ближе, чем было бы достаточно для скорости Стража.
– Я убью тебя, если ты попытаешься что-нибудь сделать, – говорит Нэссун, мрачно кивая. – Ты ведь понимаешь? Или если разбудишь его.
Умбра улыбается.
– Я знаю, что ты попытаешься.
– Попытаюсь и сделаю.
Он вздыхает, и в его голосе звучит огромное сочувствие.
– Ты даже не понимаешь, насколько ты опасна. Намного больше, чем я.
Она не понимает, и это очень ее тревожит. Умбра действует не из жестокости. Если он видит в ней угрозу, тому должна быть причина. Но это не имеет значения.
– Шаффа хочет, чтобы я жила, – говорит она. – Потому я живу. Даже если придется тебя убить.
Умбра вроде раздумывает об этом. Она замечает быстрый всплеск серебра внутри его и понимает, внезапно и инстинктивно, что она уже разговаривает не совсем с Умброй.
С его хозяином.
– А если Шаффа решит, что ты должна умереть? – говорит Умбра.
– Тогда я умру. – Вот в чем была неправота Эпицентра, она в этом уверена. Они обращались со Стражами как с врагами, и, может быть, некогда они таковыми и были, как говорил Шаффа. Но союзники должны доверять друг другу, быть уязвимыми друг для друга. Шаффа единственный в мире человек, который любит Нэссун, и Нэссун умрет, убьет или переделает мир ради него.
Умбра медленно склоняет голову.
– Тогда я доверюсь твоей любви к нему, – говорит он. На миг слышно эхо в его голосе, его теле, оно уходит в землю, отдаваясь в страшной глубине. – Пока. – С этими словами он проходит мимо нее и садится рядом с ним, сам заступая на стражу.
Нэссун не понимает причины Стража, но за эти месяцы она узнала про них одну вещь – они не удосуживаются лгать. Если Умбра сказал, что он доверится Шаффе – нет, доверится любви Нэссун к Шаффе, поскольку тут есть разница. Но если Умбра говорит, что это имеет для него смысл, то она может на это положиться.
Потому она ложится на свой спальный мешок и расслабляется, несмотря ни на что. Однако она некоторое время не может заснуть. Наверное, нервы.
Наступает ночь. Все ясно, не считая слабой дымки пепла, идущего с севера, и нескольких рваных жемчужных облаков, периодически плывущих на юг с ветерком. Появляются звезды, подмигивая сквозь дымку, и Нэссун долго смотрит на них. Она начинает засыпать, ее разум в конце концов погружается в сон, когда она запоздало замечает, что один из крохотных белых огоньков наверху двигается в другом направлении, чем все звезды – вниз, что ли, в то время как прочие звезды идут через небо на восток. Медленно. Теперь, когда она это заметила, трудно этого не видеть. Она к тому же чуть больше и ярче остальных. Странно.
Нэссун поворачивается к Умбре спиной и засыпает.
Эти предметы пролежали здесь целую вечность. Глупо называть их костями. Они рассыпались в прах от нашего прикосновения.
Но еще более странными были настенные росписи. Растения, которых я никогда не видела, что-то вроде надписей на каком-то языке, но выглядят как фигурки и завитки. И еще: большой круглый белый предмет среди звезд над пейзажем. Жуть. Мне не понравилось. Я заставила черномундирников соскоблить роспись.