Это Лерна. Ты лежишь на полу в его доме, свет исходит от стен кристалла, и он держит нож и смотрит на тебя. За ним в умоляющей позе стоит Хоа, наверняка обращаясь к Лерне. Его взгляд смещается к тебе, хотя позу он сменить не удосужился.
– Гребаная жгучая ржавь, – со стоном выдыхаешь ты. А потом, поскольку уже понимаешь, что должно было произойти, добавляешь, обращаясь к Хоа: – Спасибо. – Он втащил тебя в землю, прежде чем Страж успела убить тебя. Ты не думала, что когда-то будешь благодарить за нечто подобное.
Лерна бросил нож и уже ищет бинты. Кровь идет несильно; нож вошел вертикально, скорее параллельно связкам, чем рассекая их, и, видимо, не задел большой артерии. Трудно сказать, не трясутся ли у тебя еще руки – ты в шоке. Но Лерна не движется с этой размытой, почти нечеловеческой скоростью, как в том случае, когда чья-то жизнь на волоске, и это тебя подбадривает.
Лерна говорит, стоя к тебе спиной, собирая нужные материалы:
– Полагаю, твоя попытка переговоров прошла не очень хорошо.
В последнее время между вами возникла неловкость. Он откровенно выразил свой интерес к тебе, а ты не ответила подобным же образом. Но ты и не отвергла его, в этом и неловкость. В какой-то момент, всего несколько недель назад, Алебастр ворчливо заметил тебе, что ты должна бы уже принять парня, поскольку тебя всегда разносит, когда ты без секса. Ты назвала его козлом и сменила тему, но на самом деле именно Алебастр – причина того, что ты все больше думала об этом.
Ты, однако, продолжаешь думать и об Алебастре. Это скорбь? Ты ненавидела его, любила его, тосковала по нему долгие годы, заставила себя его забыть, снова нашла его, снова полюбила, убила его. Эта скорбь ощущается не так, как в случае с Уке, Корундом или Инноном, – это раны в твоей душе, которые до сих пор кровоточат. Потеря Алебастра просто… истончила то, чем ты являешься. И возможно, сейчас не время думать о своем жизненном любовном катаклизме.
– Да, – говоришь ты. Ты вылезаешь из куртки. Под ней на тебе рубашка без рукавов, пригодная для теплой Кастримы. Лерна поворачивается к тебе, садится на корточки и начинает промокать кровь мягкой тканью.
– Ты был прав. Мне не стоило идти наверх. У них был Страж.
Лерна смотрит тебе в глаза, затем на твою рану.
– Я слышал, они могут гасить орогению.
– Этой и не пришлось. Этот проклятый кинжал сделал все за нее. – Ты думаешь, что понимаешь как, вспоминая Иннона. Тот Страж тоже не нейтрализовал его. Может, прикосновение к коже работает только с роггами, чья орогения еще активна. Так она хотела убить тебя. Но желваки на скулах Лерны уже заиграли, и ты решаешь, что ему не следует этого знать.
– Я не знал о Стражах, – неожиданно говорит Хоа. – Мне жаль.
Ты смотришь на него.
– Я и не надеялась, что камнееды всезнающи.
– Я сказал, что защищу тебя. – Голос его более бесстрастен теперь, когда он уже не одет плотью. Или, может, тот же самый, и ты просто сочла это бесстрастностью потому, что у него больше нет телесного языка, чтобы украсить речь. Но кроме этого ты слышишь… гнев. Возможно, на себя.
– Ты и защитил. – Ты морщишься, когда Лерна туго забинтовывает твою руку. Но не зашивает, что хорошо. – Не то чтобы мне хотелось, чтобы меня втянули в землю, но ты появился как раз вовремя.
– Ты была ранена. – Определенно зол на себя. Впервые он говорит, как тот мальчик, которым он прикидывался так долго. Или он молод для своего племени? Молод душой? Может, он настолько открыт и честен, что может показаться юным.
– Выживу. Остальное не важно.
Он замолкает. Лерна работает молча. Из-за их общего неодобрения ты невольно чувствуешь себя виноватой.
После того как ты покидаешь дом Лерны, ты идешь к Плоской Вершине, где Юкка устроила собственный оперативный центр. Кто-то принес остальные диваны из ее жилища, и она установила их грубым полукругом, вынеся свои совещания на открытое обозрение. В знак этого Хьярка разлеглась на диване, как обычно, подперев голову кулаком, чтобы никто не смог больше на него сесть, Тонки расхаживает посередине. Вокруг есть и другие, усталые или встревоженные люди, которые принесли свои стулья или сидят на жестком кристаллическом полу, но не так много, как ты ожидала. По дороге к Плоской Вершине ты замечаешь повсюду оживленную деятельность: люди в одном помещении оперяют стрелы, в другом делают арбалеты. На уровне пола ты видишь нечто вроде учений по владению длинным кинжалом; хрупкий молодой человек обучает примерно тридцать человек наносить верхние и нижние удары. На Смотровой Площадке несколько Инноваторов прилаживают нечто вроде ловушки с падающими камнями.
Зрители оживляются, когда вы с Лерной поднимаетесь на Плоскую Вершину; это забавно. Все знают, что ты сама вызвалась пойти наверх и передать Реннанису ответ Кастримы. Ты сделала это отчасти, чтобы публично показать, что ты не отняла власти у Юкки – она по-прежнему главная. Все, похоже, сочли это свидетельством твоего сумасшествия, но хотя бы ты на их стороне. Какая надежда в их глазах! Но она быстро угасает. То, что ты вернулась с окровавленной рукой на перевязи, никого не обнадеживает.
Тонки вовсю о чем-то разглагольствует. Даже она готова к бою, сменила юбку на широкие штаны, затянула волосы на темени лохматым кудрявым пучком, на каждом бедре по стеклянному ножу. Она действительно выглядит сногсшибательно. Затем ты прислушиваешься к тому, что она говорит.
– С третьей волной потребуется особо тонкое обращение. Их активирует давление, понимаете? Разница температур должна создать достаточно сильную тягу, давление воздуха должно достаточно упасть. И никакого землетрясения. Мы и так потеряем лес, но землетрясение просто заставит их окопаться. Нам надо, чтобы они двигались.
– Я смогу с этим справиться, – говорит Юкка, хотя вид у нее тревожный. – Как минимум частично.
– Нет, это надо сделать всем сразу. – Юкка останавливается и сердито смотрит на нее. – Это не предмет переговоров. – Она видит тебя и замолкает, ее взгляд тут же притягивает повязка на твоей руке.
Юкка оборачивается, и ее глаза тоже расширяются.
– Блин.
Ты скучно качаешь головой.
– Я согласилась, что попробовать стоило. И теперь мы знаем, что их не вразумить.
Затем ты садишься, и люди на Плоской Вершине замолкают, когда ты делишься с ними сведениями, которые тебе удалось добыть за время твоей вылазки наверх. Армия лишних людей, занявшая дома, генерал по имени Данель, как минимум один Страж. Если добавить к этому то, что вам уже известно – камнееды на их стороне, целый город таких где-то в Экваториалях, – то картина рисуется мрачная. Но тревожнее всего неизвестность.
– Как ты узнала о нехватке мяса? – Кажется, никто не укоряет Юкку за слова серого камнееда или хотя бы не сейчас, хотя теперь все уже знают, что она скрыла от них эту информацию. Главам общин приходится делать подобный выбор. – Но как они нашли эти ржавые выходы?
– Когда у тебя много людей, нетрудно организовать поиски, – начинаешь было ты, но она перебивает тебя:
– Это так. Мы, так или иначе, использовали эту жеоду пятьдесят лет. Мы знаем местность – и у нас годы ушли на то, чтобы найти эти выходы. Одна дальше по реке в том проклятом торфянике, который невыносимо воняет и порой загорается. – Она наклоняется вперед, облокачивается на колени и вздыхает. – Как они вообще узнали, что мы здесь? Даже наши торговые партнеры видели только верхнюю Кастриму.
– Может, на них тоже работают орогены, – говорит Лерна. После стольких недель этого «рогга» от него вежливое «орогены» звучит натянуто и искусственно для твоего слуха. – Они могли бы…
– Нет, – говорит Юкка. Затем она смотрит на тебя. – Кастрима огромна. Когда ты попала сюда, разве ты не заметила этой огромной дыры в земле? – Ты удивленно моргаешь. Она кивает прежде, чем ты успеваешь ответить, поскольку на твоем лице написано все. – Да, ты должна была заметить, но что-то здесь как-то… не знаю. Отводит орогению. Как только ты оказываешься внутри, все наоборот, конечно же; жеода подпитывается ею. Но когда ты в другой раз окажешься наверху – то есть если тебя там не угробят, конечно, – попытайся сэссить это место. Увидишь, о чем я. – Она качает головой. – Даже если у них есть карманные рогги, они не должны были знать, что мы здесь.
Хьярка вздыхает и перекатывается на спину, бормоча что-то себе под нос. Тонки скалится, возможно, переняв эту привычку от Хьярки.
– Это не имеет значения, – рявкает она.
– Потому, что ты не хочешь этого слышать, малышка, – говорит Хьярка. – Это не значит, что это не так. Ты любишь, чтобы все было четко. А жизнь не такая.
– А ты любишь бардак.
– Юкка любит, чтобы все было понятно, – с нажимом говорит Юкка.
Тонки мнется, и Хьярка вздыхает и говорит:
– Не в первый раз я думаю, что в общине шпион.
О, ржавь. Среди слушателей шарканье ног и перешептывание. Лерна сверлит ее взглядом.
– Это бессмысленно, – говорит он. – Ни у кого из нас нет причины предавать Кастриму. Всем, кого приняла эта община, было некуда больше идти.
– Это не так. – Хьярка садится и сверкает заостренными зубами. – Я могла бы уйти в родную общину моей матери. Она была из тамошних Лидеров до того, как уехала в общину моего рождения, – слишком много конкуренции, а она хотела быть главой. Я покинула свою общину, потому что не хотела быть главой после нее. В общине полно сволочей. Но я определенно не планировала проводить свои бесполезные годы в дыре в земле. – Она смотрит на Юкку.
Юкка мучительно вздыхает.
– Поверить не могу, что ты до сих пор злишься на то, что я не испепелила тебя. Я же сказала тебе, что мне нужна помощь.
– Верно. Но запомни – я не осталась бы, если б ты не попросила меня тогда.
– Ты предпочла бы перенаселенную экваториальную общину, мнящую себя возрожденной Старой Санзе? – хмурится Лерна.
– Я – нет, – пожимает плечами Хьярка. – Теперь мне тут нравится. Но я хочу сказать, что кто-то мог бы и предпочесть Реннанис. И продать нас за место в этой общине.