Прашант ШриватсаВрата пряностей
Prashanth Srivatsa
THE SPICE GATE
Copyright © 2024 by Prashanth Srivatsa Published by arrangement with Harper Voyager, an imprint of HarperCollins Publishers
All rights reserved
Перевод с английского Александра Яковлева
Карта выполнена Юлией Каташинской
Посвящается моим дедушке и бабушке и тем бесконечным мирам, что вмещались в их хрупких телах
Действующие лица
В Ралухе
Амир – носитель
Карим-бхай – носитель, также слуга Сумана-Коти, министра шелка
Кабир – брат Амира
Нури – мать Амира
Хасмин – начальник човкидаров
Орбалун – блюститель престола Ралухи
В Халморе
Харини – раджкумари Халморы
В Иллинди
Файлан – командир юирсена
Макун-кундж – хранитель Врат пряностей, брат-близнец Сибил-кунджа
Сибил-кундж – хранитель Врат пряностей, брат-близнец Макун-кунджа
Калей – адепт юирсена
Кашини – правительница Иллинди, одна из Пяти Кресел
Маранг – один из Пяти Кресел, верховный жрец юирсена
Мюниварей – один из Пяти Кресел, ученый
Шашульян – один из Пяти Кресел
Алинджийя – один из Пяти Кресел
Мадира – блюстительница престола Иллинди
На празднике афсал-дина и в Джанаке
рани Зариба – блюстительница престола Джанака
Илангован – пират и беглый носитель
Секаран – пират, правая рука Илангована
раджа Сильмеи – блюститель престола Талашшука
рани Асфалекха – блюстительница престола Каланади
В Ванаси
Бинду – торговка
В Амарохи
рани Каивалья – блюстительница престола Амарохи
Глава 1
Человек, предлагающий тебе чай без имбиря, – более презренный, чем тот, кто не предлагает чая вовсе.
Амир стоял посреди шафрановых полей внутри кольца камней. Они окружали Врата пряностей. Клеймо специй жгло ему шею, давая знать о приближении к арке. Рядом переминался с ноги на ногу Карим-бхай: как всегда невозмутимый, нечесаные волосы, всклокоченная борода, на лбу глубокие морщины. Он держал в руке щепотку куркумы.
Амир пересчитал остальных: общим числом сорок носителей. По двадцать – в Ванаси и в Халмору. Они сидели на корточках близ наклонившихся мешков или примостились на коробках, заполненных до краев шафраном, кардамоном и ревенем, а также баночками с медом и шкатулками из палисандра. Дженгара, счетовод, располагался в голове очереди. Он насвистывал старинную мелодию, держа под мышкой кипу бумаг, и даже с двадцати футов было заметно, что его трясет от волнения.
Амир поежился. Никакой опыт не помогает унять нервы, когда стоишь на пороге Врат пряностей. Всегда одно и то же – что в первый раз, что в тысячный.
Врата виднелись впереди – громадная арка на пьедестале, одетая в серый мрамор и древний камень. Фундамент тонул среди лиан, извивавшихся между колоннами и оплетавших их цепкими искривленными ветвями. Но что всегда приковывало внимание Амира, так это закручивающийся вихрем ураган за аркой, как будто в пелене за жидким зеркалом, удерживающим бурю в своей темнице.
Душа восьми королевств сочилась через трещины в камне.
Душа, с которой он не хочет иметь ничего общего.
– Салам, – поприветствовал Карим-бхай одного из човкидаров.
Стражник махнул копьем в их сторону, наконечник оцарапал Амиру локоть. Карим-бхай покорно вскинул руки и продолжил:
– Ты не окажешь любезность сказать, чего мы ждем?
Човкидар пожал плечами и отошел. Амир сжал кулаки, но приставать к нему с дальнейшими расспросами поостерегся. У Врат стояла сегодня дополнительная стража, и даже сам Хасмин, начальник човкидаров, находился близ арки, окидывая исподлобья презрительным взглядом вереницу ждущих прохода носителей.
– Только не говори мне, что именно сейчас пришла весть о набеге Илангована на Ванаси, – шепнул Амир на ухо Карим-бхаю.
Он постарался не выдать напряжение, когда произносил имя самого разыскиваемого в восьми королевствах человека.
– Пусть гоняются за ним сколько влезет. – Карим-бхай явно волновался куда меньше. – Да только в этих проклятых Устами башнях легче найти оброненный стручок кардамона, чем поймать Илангована.
Это должно было несколько поумерить опасения Амира. Но как чашник из Ралухи, как член вратокасты восьми королевств он понимал, что его удача, подобно удаче Карим-бхая, трепещет, словно готовая погаснуть свеча.
Свеча, в которой, если уж начистоту, и так мало воска.
Илангован всегда был источником света для Амира и всей вратокасты. Амиру требовалось, чтобы свет этот теплился и дальше. А еще лучше, чтобы он горел где-нибудь подальше от Ванаси. Разумеется, Амир не был уверен, что Илангован вообще находится в Ванаси: никто не мог поручиться, что знает, где тот бывает, когда его нет в Черных Бухтах. Отступник из носителей был пиратом и почти в той же мере призраком. Зато Амир знал, что одна вещь точно находится в Ванаси – это Яд Ювелира.
И как бы ни хотелось ему повстречаться с Илангованом, время еще не пришло. И придет оно, только если ему, Амиру, удастся заполучить Яд. Такова уж ирония судьбы, преследующая вратокасту, – одно желание перечеркивается другим.
Нет, не если – когда он его заполучит. Яд должен быть в Ванаси. Ради этой уверенности Амир принес в жертву полуторамесячный паек пряностей. Он вдоволь налазился по лианам, доставил достаточно контрабанды и исползал коньки крыш, чтобы удостовериться, что Ювелир и его неуловимый Карнелианский караван поставляют Яд обитателям верхних этажей увитых ежевикой башен Ванаси. Амиру требовалось немного – одна-единственная склянка.
Карим-бхай уловил, должно быть, тревогу в голосе собеседника, обратил внимание, как опустели его глаза, когда голову затуманили черные мысли.
– Эй, пулла![1] Ты уверен, что готов для этого?
– Что? – Амир заморгал. – Ах, ну да. Конечно готов. Ты о чем вообще говоришь, бхай?[2] Я просто обязан.
Он сразу пожалел о вырвавшихся словах. Придавая своим намерениям характер неотвратимости, он причинял боль Карим-бхаю и другим чашникам, не питавшим надежд изменить судьбу или, по меньшей мере, рискнуть ради этого своей жизнью.
Но Илангован этого достиг. Он вырвался на свободу.
Карим-бхай хмыкнул:
– Ты же вроде не хотел быть как отец? Ты во многих смыслах напоминаешь мне Арсалана.
– Вот, значит, каким я выгляжу в твоих глазах – склонным к иллюзиям?
– Это не так далеко от безрассудства, пулла. По мере того как нарастает отчаяние, граница между тем и другим размывается.
Амир усилием воли заставил себя не думать об отце. Он упрямо вскинул голову, посмотрел на проступающие за Вратами пряностей горы и густую лесную поросль на их склонах. В воздухе витали манящий и предательский аромат смерти и обещание темноты. Нет, он совсем не похож на отца. В отличие от аппы[3], он разработал план.
– Ювелир в Ванаси, – сказал Амир. – Я уверен в этом. Яд будет в моих руках еще до наступления ночи, бхай.
– Клянусь Вратами, я очень на это надеюсь.
– Не беспокойся за меня. Просто передай мое письмо Харини.
Карим-бхай, принявшийся чистить шершавым листком зубы, поцокал языком:
– Она станет волноваться, не обнаружив сегодня твоего имени в реестре для Халморы.
– В письме я все объяснил. Ты только устрой так, чтобы она его прочитала.
– Я сделаю то, что делал всегда, – доставлю. Но не забывай, пулла, – предостерег Карим-бхай, – если блюститель престола Халморы проведает, что его дочь читает письма от чашника из Ралухи, дела очень скоро примут скверный оборот и все твои мечты – примкнуть к Иланговану, увезти мать и Кабира в Черные Бухты – пойдут прахом.
Амир слишком часто задумывался о такой возможности, чтобы всерьез озаботиться предупреждением Карим-бхая.
– Она не похожа на других блюстителей престолов.
Карим-бхай рассмеялся в ответ:
– Если бы мне давали по горошинке перца всякий раз, когда высокожителей посещает подобная мысль о себе…
– Нет, она на самом деле не такая. Это не ее слова, а мои. Я ей доверяю. Десять лет – носителем, двадцать лет – в Чаше. Неужто ты считаешь, что мне неведомы тысячи способов, какими высокожители угнетают нас? Думаешь, что после плетей, после вони, после отторжения всеми я раскрыл бы сердце одной из высокожителей, да не кому-нибудь, а принцессе Халморы, если бы не был уверен?
– Ты сегодня много в чем уверен, пулла. – Карим-бхай продолжал жевать листок, массируя при этом челюсти. – Боюсь, как бы эта уверенность не вскружила тебе голову. Для уверенности нужна способность управлять жизнью. А мы? Пулла, мы не из тех, кто способен чем-либо управлять. В нашей жизни только одно постоянно – боль при проходе через Врата.
Амир готов был еще поспорить, – Врата свидетели, он устал день и ночь год за годом слышать от Карим-бхая одни и те же доводы. Но как раз в этот миг цепочка носителей двинулась вперед. Счетовод Дженгара стал насвистывать громче, подавая сигнал к началу акта торговли пряностями. Взгляд Хасмина ощупывал каждого носителя по мере того, как они взваливали на плечи тюки или поднимали коробки, ставя их на голову. Амир закинул за спину свой мешок и побрел, угнувшись, сосредоточив взгляд на пятках Карим-бхая, на иссохшей потрескавшейся коже, покрытой грязью, и перед его мысленным взором мерцала лишь размытая картина уходящего дня.
В какой-то момент Карим-бхай споткнулся, и Амир застонал. Плеть опустилась на старого носителя, и он скорчился, уронив тюк. Тяжело дыша, Карим-бхай опустился на землю. Одной рукой он массировал спину, другой – подтягивал упавший мешок. Над старым носителем выросла фигура Хасмина, и глаза у Амира расширились. На лице начальника човкидаров была ухмылка, от которой у Амира все перевернулось в душе.