У читающего письмо човкидара округлились глаза, тут же весь отряд принялся оживленно обсуждать что-то.
Пару минут спустя предводитель стражников повернулся:
– Печать Ювелира не тронута. Для нас честь приветствовать вас… снова.
– Спасибо. – Калей деловито кивнула и выхватила письмо из пальцев човкидара. – Ювелир передает свои лучшие пожелания.
От серебра в ее голосе не осталось и следа. Он звучал теперь низко и монотонно, пугающе холодно.
Возбужденно перешептываясь, човкидары расступились, образовав узкий проход, чтобы пропустить Калей и Амира. Амир на первый план не лез, изображая скромного, непритязательного слугу при караване.
Плотно замотав шею шарфом-дупаттой, он следовал по пятам за Калей. Когда они вступили на ведущую к складам тропу пряностей и увидели спины човкидаров-джанакари, Амир облегченно выдохнул:
– Еле проскочили!
Калей казалась какой-то неуверенной, ее взгляд никак не мог остановиться на одном предмете.
– Стражников было слишком много.
– Чего ты ожидала? Это же афсал-дина. Соберутся королевские особы из семи остальных государств, весь город перепьется, будут гулянья на всю ночь. Нужно хорошенько позаботиться о безопасности, если хочешь, чтобы как можно меньше людей угодило в Завиток.
– В Завиток? – переспросила Калей, придержав шаг.
В ее тоне звучало не столько любопытство, сколько удивление.
Амир подошел к краю ведущей с гребня дороги и указал на море:
– Там, в воде, есть барьер. Отсюда его не видно, он довольно далеко от берега. Корабли, попадающие в Завиток… Никогда больше не возвращаются. Считается, что Завиток нельзя миновать: это самая коварная часть океана.
– Тем более глупо соваться туда, – заметила Калей.
Она теперь явно излучала любопытство, и Амиру подумалось, что перед ним не просто слуга Уст, но еще и женщина.
– Туда попадают не преднамеренно, конечно. Завиток – удел Забытых Моряков, осужденных. Это воры, мошенники, убийцы и другие преступники, которых снабжают только веслом и парусом. Суд Джанака отправляет их в море. Если они хотят оправдаться в глазах Уст, то должны в наказание пересечь Завиток. И если повезет, их помилуют. Месяц спустя после отплытия преступников поминают, а их пожитки сжигают как жертву Устам и Вратам. Вот почему джанакские Врата увешаны этими кусками материи. В этот день по всему городу поднимают знамена Забытых Моряков.
– Послушать тебя, так они прям мученики, – проговорила Калей тоном осуждения.
– Кто такие мученики?
– Забудь. – Калей закатила глаза. – Кому-нибудь удалось пересечь Завиток?
– Никому. Они погибают. Всегда. Как те, кто пытается пересечь другие части Внешних земель за пределами восьми королевств.
– Ты имеешь в виду Ранагалу. – Поняв, о чем речь, Калей вздохнула. – Но насколько я понимаю, разные государства – это разные миры. Древний язык, похоже, забыт в этих краях. Это должно означать, что Завиток – тоже часть Ранагалы.
– Так вам известно про… Внешние земли, или как там они у вас называются?
– Это все уделы Уст.
У Амира сердце замерло в груди.
– Так может кто-нибудь… выжить во Внешних землях?
Тут Калей рассмеялась:
– Ты только что сказал, что никому не удалось пересечь Завиток. Вот и ответ на твой вопрос.
Распирающий грудь Амира пузырь лопнул. Он вопреки всему надеялся, что эти чужестранцы, знающие многое о вещах, неизвестных ему, могут ведать какими-то тайнами Внешних земель. И что безумная попытка отца бежать за пределы Ралухи могла-таки увенчаться успехом.
Но если бы он выжил… Десять лет – срок вполне достаточный, чтобы найти дорогу домой.
– К тому же, – продолжила Калей, – Ранагала – священная территория. Запретная для людей. И во избежание святотатства Уста позаботились, чтобы выжить на ней было нельзя. Земли вокруг Иллинди необитаемы.
– Жаль. – Амир прикусил губу, стараясь не думать об отце.
При мысли о нем его всегда обуревала необузданная ярость, из-за которой он старался сбежать куда-нибудь, где тихо и темно. Сейчас он такой роскоши позволить себе не мог, поэтому сжал кулаки, зажмурил веки и сделал резкий вдох.
– Очень жаль, – повторил он сдавленным голосом. – В восьми королевствах есть много прекрасного, что запрещено.
В глазах Калей появился блеск. На миг. Амир не сомневался, что ей хотелось задать вопрос, попросить его рассказать больше. Но она не поддалась любопытству. На лицо ее мгновенно вернулось непроницаемое, безжалостное выражение, подобное тому, какое было у нее в пещере Мюниварея.
Они шагали молча до тех пор, пока не вошли в город. Ветер покусывал кожу. Их поглотил гомон рынков и улиц, и Амир ощутил вдруг необъяснимую уверенность, что их прерванный разговор обязательно продолжится в свое время.
– Куда мы теперь? – спросил он. – Во дворец? Если Мадира здесь, то и Харини тоже. Она наверняка должна была найти способ провести Мадиру во дворец.
– Кто такая Харини?
– Раджкумари Халморы, – ответил Амир, стараясь сохранять невозмутимое выражение, хотя сердце бешено колотилось в груди.
Одуванчики у него в голове кружились в такт с ветром его дыхания, а губы покрывались соленой коркой от желания ощутить вкус ее кожи.
– Ты уверен, что для тебя она только принцесса Халморы? – Калей прищурилась. – Глаза выдают тебя, носитель.
– В моих глазах нет ничего, кроме уходящей вперед дороги, – стоял на своем Амир, но понимал, что, посмотри сейчас на себя в зеркало, увидел бы алый румянец на щеках. – Еще… еще она была моей… подругой. Больше нет или, наверное, нет, – не знаю. Но довольно об этом. Хо! Ты весь день будешь меня допрашивать или скажешь, что нам нужно делать?
Он завидовал умению Калей сохранять строгое, невозмутимое выражение лица.
– Праздник состоится завтра ночью. Нам нужно найти способ проникнуть во дворец до того.
– Погоди! – Амир остановил ее. – Если праздник будет завтра, то ритуал сбора урожая начинается… – Он посмотрел на солнце у них над головами. – Сейчас!
От его прикосновения она подпрыгнула. Но тут же успокоилась, почти виновато.
– Дворец кажется огромным. Если есть шанс, что они уже там, нам следует попасть внутрь.
– О, их там нет. – Амир улыбнулся. – Ритуал требует, чтобы все блюстители престолов присутствовали в полях. Идем, ты же не захочешь пропустить танец Орбалуна.
– Танец?! – В голосе Калей прозвучал ужас.
Но было уже поздно – Амир потащил ее за собой по улице, и на этот раз она не пыталась избежать его прикосновения.
И верно, народ Джанака высыпал на улицы. Море белых голов: кто в тюрбанах, кто в банданах вроде тех, что у стражников. Больше половины городских обитателей вышли из домов, выползли из берлог в порту и двигались к просторным заливным полям на востоке. Гора, к которой прилепился дворец, спускалась к востоку в долину, уходящую прочь от моря, где посетителей словно волной захлестывало буйство ароматных трав. Здесь пахло землей и сыростью. И ничто не напоминало о царившей в других местах скученности.
Амир высматривал кого-нибудь из халдивиров, как если бы их присутствие должно было предвещать появление Харини. Мысли про Мадиру и ее вторжение специй отползли в заднюю часть его сознания, свернулись там в клубок и лежали тихо весь остаток пути до рисовых плантаций. Извиваясь, дорога пошла вверх по склону холма, чтобы потом спуститься к полям на террасах. Большинство зрителей расположились на насыпи перед обнесенным изгородью местом, где будет проводиться ритуал, – туда выстроившиеся цепью джанакские човкидары пропускали только избранных.
Амир протискивался через толпу, следуя за источаемым Калей ароматом сандала, пока они не оказались у самой ограды. Через щель в заборе он окинул взглядом вспаханную землю, посреди которой был замощен большой квадрат. На нем размещались блюстители престолов, члены их семей и личная охрана.
Семь блюстителей престолов стояли кружком в центре, хорошо отличимые по облачению. Амир разглядел среди них махараджу Орбалуна в ярком алом кафтане. На лице у него выделялись проницательные глаза: Карим-бхай клялся, что махараджа способен узнать, даже если что-то на волосок пошло не так в самый лучший из дней. С живостью глаз контрастировали щеки, мясистые и распухшие, как будто от горя или обиды. Амир догадывался, какова причина – неудавшаяся башара. Орбалун потерял ребенка.
Наверное, Амир ожидал, что королевские персоны должны обладать внешностью под стать своему статусу. И поэтому внешность блюстителя престола Ралухи разочаровала его. Махараджа Орбалун выглядел… таким несолидным на фоне остальных шести царственных особ.
Восьмого блюстителя престола не наблюдалось. Не пришли ни раджа Вирулар, ни рани Бхагиямма. И уж точно здесь не было Харини. Делегация Халморы отсутствовала в полном составе.
– Ее здесь нет, – вполголоса сообщил он Калей, которая стояла, притиснутая к нему, и бросала суровые взгляды на местных, норовивших оттереть ее и занять удобное для наблюдения место.
– Но это же афсал-дина, – буркнула Калей. – В Иллинди это день, когда вся мандала обязана присутствовать на молитве Устам.
– Не сомневаюсь. Но посмотри сама, ее здесь нет. И я не удивлюсь, если за это в ответе ваша блюстительница престола. Тоже одна из тех, кто не следует правилам, так ведь? – проворчал Амир.
И Калей сникла, понимая, что ее блюстительница престола пренебрегла собственными законами, чтобы давать право критиковать устои других.
Тихо усмехнувшись, Амир вернулся к наблюдению за высокожителями в центре площади. Он снова обвел взглядом блюстителей престолов, затем стоявших позади них в менее богатых одеждах министров, потом човкидаров и колесничих в ливреях с пятнами пота, выстроившихся кольцом вокруг правителей.
И застонал, заметив среди них Хасмина.
Что за напрасная растрата Яда!
Командир човкидаров Ралухи с серьезной физиономией глядел только на яму, вокруг которой стояли блюстители престолов семи королевств – кто с серпом, кто с плугом, кто с мотыгой или лопатой в руках, – готовые хоронить инструменты.