Звуки и виды не завораживали Калей настолько сильно, как Амира, но вот запахи подействовали на нее не меньше. Они остановили пару слуг, набрали сладостей сколько хватило рук, потом нашли темный уголок и принялись угощаться. Калей ела мало. У нее явно было что-то на уме, иначе зачем ей было уклоняться от большинства его вопросов? Вызванное переходом в Джанак любопытство улеглось, и она снова сделалась в большей степени воительницей, чем путешественницей.
«Не забывай о том, кто ее послал», – напомнил себе Амир.
Сегодня был малый праздник, устроенный в честь погребения лопат. На следующий день, после поста, состоится настоящий пир. В прошлом году, во время проведения афсал-дина в Ралухе, Амир по настоянию Карим-бхая служил при кухне. В дарбар он не входил, но вдохнул достаточно запахов и слышал достаточно музыки, чтобы представить, что происходит за большими железными дверьми.
Как поведут себя блюстители престолов, если узнают о существовании девятого королевства? Кто из них готов, как пророчил Мюниварей, нарушить равновесие торговли пряностями и броситься в погоню за олумом?
А может, кто-то уже начал?
Амир не знал, какой оборот приняли события в Халморе, но не могла ли Харини, которая, к слову, никогда не гордилась своим положением, поддаться на происки Мадиры? Во время разговоров между влюбленными Харини часто признавалась в своем желании постранствовать по восьми королевствам, мечтала о Яде, который родители не разрешали ей принимать. Амир стал теперь задаваться вопросом, не это ли стремление подтолкнуло ее к нему.
Это неблагородная мысль, понял он и тряхнул головой, отгоняя ее. Он тоже отправился в Халмору с целью использовать ее, – не стоило забывать об этом. Это чувство… оно не к добру. Эти вечные преграды. Из полуобдуманных гипотез. Из тревожных странных идей и возможностей. Из людей, не являющихся теми, кем кажутся.
Теперь, по здравом рассуждении, Амир понял, что Харини была счастлива видеть его тогда в дарбаре. Удивлена – да, но еще он читал искреннюю радость у нее на лице; совсем не с таким выражением разговаривала она с Мадирой минутой ранее. Эта радость выдавала, к чему склонно ее сердце, пусть даже с тех пор Амир сильно в этом сомневался.
Не был он уверен и в том, что она обрадуется, увидев его сейчас.
Не стоит думать о Харини в том же ключе, как о других блюстителях престолов и их избалованных детях. Даже если в конечном счете ее волнуют интересы народа Халморы, в сердце она остается такой, какой видел ее Амир.
Они с Калей дошли до увенчанной куполом прихожей, отделяющей коридоры от Большого зала. Группа човкидаров-джанакари вела оживленную беседу с человеком в тюрбане, ралуханцем по наружности. При взгляде на него Амира захлестнула волна паники.
Это был Хасмин.
Амир резко развернулся и, прикрыв лицо одной рукой, другой схватил Калей.
– Что? – рявкнула та.
Амир потащил ее в обратную сторону.
– Не оглядывайся, просто иди, – прошептал он. – Тот човкидар, Хасмин, знает меня.
Когда они почти дошли до поворота, Хасмин, окинувший Амира беглым взглядом, воскликнул:
– Хо! Эй ты, постой-ка!
Но у Амира не было желания останавливаться, особенно с учетом того, что Хасмин беседовал с човкидарами-джанакари, которых он тоже узнал. Эти стражники помнили его по кратким вылазкам с целью поближе посмотреть на порт или промочить горло кружечкой эля. Карим-бхая, всегда умевшего находить подход к обитателям других королевств, они уважали, а вот Амиру неизменно доставались тумаки и плети. Снова испытать их ему не улыбалось, и он ускорил шаг, чуть не волоком таща за собой Калей.
– Ты что творишь? – прорычала она.
– Просто иди, не разговаривай.
Оглянувшись, Амир заметил, что Хасмин и трое стражников-джанакари отделились от остальных и направились за ними. Молодой человек перешел на бег.
– Эй ты! Стой!
Слуги с тарелками и бокалами вина раздавались в стороны, уступая дорогу мчащимся Амиру и Калей. Он представления не имел, куда бежит, лишь бы подальше от Хасмина. Перед его мысленным взором стояло лицо начальника стражи, каким он его видел в кабинете в Пирамиде. На этот раз не будет ни пощады, ни спасения. Амир нарушил самый важный, пусть и неписаный, закон Лиги пряностей – обманул одного из поставленных над ним высокожителей.
Разумнее будет сбежать и попытать счастья завтра. Сегодня определенно ничего не получится – даже попытка выдать себя за члена загадочного каравана Ювелира с Хасмином не пройдет. Обнаружить Харини и Мадиру так и не удалось, да и как во дворце таких размеров, огромном, как гора, найти двух женщин, не желающих быть найденными? И тем более когда за тобой по пятам гонится отряд джанакских човкидаров. От этой мысли ноги наливались свинцом, но она же гнала его дальше.
Хасмин настигал. Амир и Калей обогнули еще одну сводчатую переднюю, шмыгнули в полуоткрытую дверь, промчались по освещенному яркими свечами коридору и поспешили вниз по лестнице, где в воздухе витал аромат корицы.
Амир бросил через плечо взгляд на преследующих их човкидаров.
– Бежим! Бежим! – закричал он.
На бегу шарф Калей, которым была обмотана его шея, свалился.
На площадке они с девушкой разделились. Он ринулся налево, она – направо. Когда Амир осознал, что они потерялись, човкидары за спиной тоже разделились, и двое из них, включая Хасмина, гнались за Амиром. Он сломя голову бросился дальше, не заботясь о тех, кто попадался ему на пути.
Впереди замаячил новый изогнутый коридор, стены его были украшены картинами и фресками, напротив висел полинявший гобелен с изображением Завитка. Могучий вихрь кружился над океаном, образуя бездонную по виду воронку, преодолеть которую было не под силу ни одному кораблю. Одинокая галера двигалась на рисунке по линии между водой и пропастью, и Амир, проносясь мимо, легко представил, что ее ждет. Впрочем, любоваться чудесами Внешних земель ему было некогда.
Впереди показалась массивная бронзовая дверь, отполированная и блестящая. «Врата! – подумал он. – Такие двери делают как раз для того, чтобы такие, как я, не могли через них пройти».
Но не в этот раз. Амира осенило, что нарушить один закон или дюжину уже не составит разницы, и он устремился вперед как раз в тот миг, когда дверь со стоном открылась.
Амир врезался в первого из тех, кто появился на пороге. Для него падение оказалось мягким, чего нельзя было сказать о том, с кем он столкнулся. По обилию и богатству шелка, коснувшегося его кожи, молодой человек догадался, что произвел только что физическое нападение на королевскую особу. Он отчаянно пытался встать, когда сзади его обхватили руки Хасмина. Вопреки попыткам вырваться, его с силой поставили на ноги. Неужели Хасмин просто взял… и прикоснулся к нему? Но это означает, что…
Пока ногти Хасмина царапали ему кожу, внутри Амира разливалось чувство неверия в происходящее. Он только что столкнулся не с кем-нибудь, а с махараджей Орбалуном.
Блюститель престола Ралухи лежал на полу, придавленный весом своего облачения из серебра и шелка, и, можно сказать, похохатывал. Он отклонил помощь со стороны блюстительницы престола Джанака, рани Зарибы – высокой худощавой женщины с ожерельем из ляпис-лазури и золотым нетхи-чути[41], яркость которого затмевала все огни во дворце. Позади Зарибы топтались остальные блюстители, которых Амир видел прежде на церемонии – по-прежнему без Харини! – их семьи, министры и човкидары из личной охраны. Все находились в смятении от такого оборота событий.
– Так-то у тебя обстоит дело с безопасностью, Зариба? – бушевал один из блюстителей престолов, худой жилистый мужчина в национальном одеянии ванасари. – У нас тут убийца прямо у дверей королевских палат. И что проку отбирать на входе оружие.
Амир перестал вырываться. Он безропотно ждал, когда жезл Хасмина врежется ему концом в живот. Желудок сжался, дыхание перехватило, а свет померк в глазах.
– Это лишнее, – сказал Орбалун, поднимаясь. – Это был просто несчастный случай.
– Ты бы так не говорил, если бы он воткнул чаку тебе в брюхо, Орба, – возразила рани Асфалекха из Каланади, с которой Орбалун танцевал на церемонии.
Хасмин сложил ладони и отвесил низкий поклон:
– Прошу прощения, хузур[42], но этот человек – носитель. Ему не дозволено находиться во дворце. Я заберу его и выведу отсюда.
Внезапно Амир почувствовал, что полсотни глаз разом уставились ему на горло, а потом пришло неуютное ощущение, что в данных обстоятельствах было бы лучше, окажись он убийцей.
Орбалун отряхнул одежду и улыбнулся:
– Я склонен полагать, что не сотворил своим подданным такого зла, чтобы стать целью для убийцы, Асфалекха. Что до тебя, сенапати[43] Хасмин, то я был бы дураком, если бы не мог узнать носителя по его клейму. Мне вполне понятно социальное положение этого юноши. Это никак не меняет случайную природу нашего столкновения.
– Но, хузур…
– Ты его не слышал? – прикрикнула на Хасмина рани Зариба. – Прочь отсюда. И этого с собой забери. Оставь его снаружи.
Вытянувшись от полученной выволочки, Хасмин закрутил головой, глядя то на Орбалуна, то на Зарибу, точно не мог понять, кого именно следует слушаться. Впрочем, на лице Зарибы было выражение такое властное, что даже у Амира не возникло бы поползновения пренебречь ее приказом.
Но прежде, чем Хасмин успел повиноваться, за спинами у блюстителей престолов началось какое-то движение. С возгласами едва сдерживаемой брезгливости солдаты и министры расступились, давая пройти вперед низенькой согбенной фигуре.
Карим-бхай выглядел точь-в-точь как если бы находился на службе, борода его была всклокочена еще сильнее. Его вид разительно контрастировал с блеском драгоценностей и шелка.
Единственным отличием было, что сегодня он не щеголял с голым торсом. На нем поверх белого дхоти