Охнув, Карим-бхай потянулся к пергаменту и воззрился на него:
– Это невозможно!
– Хузур, – промолвил Хасмин. – Министры…
– Осудят меня? – огрызнулся Орбалун. – Заклеймят как богохульника? Пригрозят низложить? Думаешь, они не чают этого уже сейчас? Поэтому я и предпочел уничтожить книгу, а не прятать ее во дворце. Не принимай меня за старого наивного болвана. Я по-прежнему не верю, что Внешние земли обитаемы. Да будут благословенны Бессмертные Сыны, ограждающие наши границы и сохраняющие мир между королевствами. Но в момент, когда происходят такие события, я не склонен отрицать то, чего не способен полностью понять. Сейчас главная моя задача, сенапати, – остановить Мадиру. Нельзя позволить ей рассказать про Иллинди остальным блюстителям престолов. Опасность, о которой говорит Амир, реальна. На кону жизни тысяч, десятков тысяч людей по всем восьми королевствам. Наши менее важные заботы могут подождать.
Амир заметил, как сжались кулаки Хасмина, но начальник човкидаров коротко кивнул:
– Жду ваших приказов, хузур.
Орбалун тяжело вздохнул:
– Остальные блюстители престолов ожидают, что на завтрашнем пире я сообщу им результаты этого так называемого допроса. Ты определенно никакой не купец из каравана Ювелира и не доставлял никакого Яда.
– Если Харини и Мадира – на островах, я должен идти туда, – проговорил Амир и испугался решимости, прозвучавшей в его словах. – Я уверен, что Харини с ней не вполне по собственной воле. Я могу с ней поговорить. Она мне доверяет.
– Ты, крысеныш, станешь делать то, что велит тебе махараджа, – прошипел Хасмин. – А покуда придержи язык.
Не обратив внимания на предупреждение Хасмина, Карим-бхай встал и сложил ладони:
– Мои извинения, хузур, но я должен идти с ним. Мне знакомы рыбаки в порту. Найдутся такие, кто согласится перевезти нас на своих лодках.
Орбалун снова подошел к окну. Снаружи было темно, бледный серебристый диск появился в небе, и лунный свет пролился на море. В окно ворвался поток холодного воздуха, отчего по спине у Амира побежали мурашки. Они с Карим-бхаем продолжали стоять, просительно сложив руки, и дрожали. Хасмин смотрел на Орбалуна ревностно и, возможно, с толикой подозрения.
– Сенапати, – сказал блюститель престола. – Сегодня ночью ты поедешь в Черные Бухты, чтобы помешать Мадире заполучить листья кориандра. И тебя будут сопровождать Амир и Карим.
– Но, хузур, как можете вы доверять этим…
– Это не обсуждается, – отрезал махараджа. – Действуйте, не привлекая внимания. Я не хочу, чтобы стражники-джанакари бегали в палаты к Зарибе и докладывали про наш замысел. Это ясно?
Амир даже не расслышал ответа Хасмина. В груди у него все бурлило от возбуждения, в ушах шумело. Он перехватит Мадиру и получит свой Яд. Он увидится с Харини.
А еще он отправляется в Черные Бухты. В свой будущий дом.
Глава 12
Миф о Бессмертных Сынах обязан поддерживаться на огражденных территориях в течение всего времени, чтобы приносить большие выгоды. Это имперский заговор, нет никаких сомнений.
Порт Джанака не был местом притягательным и шумным, вроде базара в Ванаси, или благопристойным, как рынок в Халморе. Здесь каждую секунду вспыхивали перебранки. Повинуясь строгому расписанию, здесь все сновали, разгружая и загружая ящики на патамары и урусы, что доставляют товары с островов или на острова близ Джанака. В воздухе висел густой аромат специй и готовящихся блюд. Моряки собирались на ужин у сложенных из поленьев костров, отблески огня мерцали на их белых волосах.
У Амира заурчало в животе.
– Патири[47], – проговорил Карим-бхай мечтательно, глядя на едоков. – И мясо с гхи, приготовленное на кокосовом масле. Обязательно попробуй когда-нибудь арикадукку.
– А что это? – спросил Амир, тихо завидуя морякам, способным позволить себе гхи на ужин.
– Это мидии. Начиняешь их кокосовой пастой и рисом, сваренным на пару со специями. Повар маринует их в остром соусе мааву с красным чили, потом обжаривает, пока язычки не дойдут до готовности. Одни Врата знают, какое это лакомство! По крайней мере, те, которые я пробовал. Завтра большой пир афсал-дина, и тебе, может, даже повезет отведать бананы, фаршированные кокосом и орехом, которые готовят в чане с гхи. Врата, сколько гхи используют эти люди! Удивительно, как у них животы не лопаются.
– Не будет пира, – рявкнул Хасмин, и Амиру стоило немало труда удержаться от того, чтобы не столкнуть его в воду, пока они дожидаются обещанной лодки.
Карим-бхай тем временем вступил в разговор с одним моряком. В глубине души Амир тосковал по тем вечерам в порту, среди торговцев, моряков и рабочих, когда Карим-бхай пил в таверне, а Амир тем временем разносил привезенные письма, бегая по верфям и складам, и открывал сердца тех, кому эти письма предназначались. Он говорил на их языке, узнавал их семьи и их тайны, а превыше всего узнавал цену вещей. Карим-бхай позаботился об этом. Торговля пряностями благоволила тем, кто мог увидеть предмет на базаре – не важно, большой он или маленький, – и сказать, чего он стоит. Джанак был примитивным напоминанием об этом секрете носителей специй.
Амир обвел взглядом моряков, некоторые из них узнавали его и махали рукой. Они расположились у пристаней, с трубками и кружками, с косматыми бородами и цветастыми саронгами, собранными в косицу или ниспадающими на плечи белыми волосами. Это были те самые моряки, которые вели торговлю с Черными Бухтами и другими островами по эту сторону Завитка, обменивая листья кориандра.
«В будущем ты станешь для них торговцем, – сказал себе Амир. – Не просто разносчиком писем. Будешь заключать сделки с пряностями. Будешь считывать их жесты, их запахи. Помнить их истории».
Мерный плеск волн вносил успокоение в его мысли, а вот Хасмин посматривал на море с опаской. Естественно, ведь ему никогда не доводилось видеть значительного водоема, не говоря уж про океан. Вопреки своему начальственному положению по отношению к Амиру и Карим-бхаю, Хасмин, ничего не зная о море, казался ничтожным на фоне этого безбрежного черного пространства.
Карим-бхай вернулся из разведки обнадеженным.
– Черные Бухты – последний остров перед Завитком. Нам предстоит миновать восемьдесят островов, поэтому маленькой лодкой тут не обойдешься. Я нанял оснащенный, как дхоу, уру.
– И во что нам это встало? – У Амира брови поползли на лоб.
– Кисет зиры. – Карим-бхай виновато потупился. – Шафраном и корицей здешним теперь не угодишь, у них их полно. Зато мешти калла, то есть кумин, тут в большой цене.
– Это не твои специи, чтобы ими сорить, – буркнул Хасмин.
– В таком случае, сенапати, тебе следовало решить этот вопрос с махараджей, – огрызнулся Карим-бхай. – Не забывай, здесь тебе не Ралуха.
Хасмин двинулся на него, наставив пику. Амир втиснулся между ссорящимися, расставив руки:
– Ну же, ну. – Он приблизился к Хасмину и понизил голос до шепота. – Не стоит устраивать драку в джанакском порту, кака. Одно лишнее слово – и моряки пригвоздят тебя к причалу и отрежут руки прежде, чем ты успеешь произнести первое оскорбление в адрес касты, что пачкают тебе язык.
Ох, как приятно было это говорить.
Хасмин не сразу опустил пику. Но взгляд его пробежал по морякам, из которых любой был мощным, как слон. Ему не составило труда сообразить, что в случае драки они не задумываясь встанут на сторону Амира и Карим-бхая. Офицер медленно повернулся, сплюнул на землю и зашагал к приготовленному для них уру.
– Надо бы скормить его акулам, – предложил Амир, когда Хасмин удалился на достаточно большое расстояние.
– Акулы отрыгнут его обратно, пулла. Пойдем, пора.
Амир шел по причалу за Карим-бхаем, переводя взгляд с одного отдыхающего судна на другое. Их мачты обрисовывались в лунном свете, на палубах громоздились бочки и бухты троса. Рядом с грузом виднелись силуэты завернувшихся в парусину людей, старающихся урвать пару часов сна. На полпути через пристань путешественники оказались у большого корабля. Его бурые в свете луны паруса были подняты и трепетали на морском ветру. Никогда Амир не видел вблизи такого большого судна.
Неужели такое возможно?
Корабль Обреченных. Судно, на котором заключенным предстояло пересечь Завиток, чтобы никогда не вернуться. Оно нависало над ним, и создавалось ощущение, что для его постройки намеренно выбирали самые темные деревья в лесу. Борта были выкрашены черной краской с вкраплениями рыжины. Амир вспомнил рассказы о толстых железных цепях, которыми приковывали пленников, и поежился.
– Не смотри на него, – процедил Карим-бхай. – Он проклят. Не пожелал бы такого испытания худшему из своих недругов. Даже ему. – Старик мотнул головой в сторону Хасмина.
Они достигли конца пирса, где обнаружили скрытую в густой тени рыбачью шаланду. Лодка с узкой кормой и маленькой надстройкой для припасов у борта, под оснасткой для парусов, могла вместить четыре, от силы пять человек. На банках по обоим бортам лежали два весла, еще тут были мотки сети, якорь, бочонок с шестами и мотками троса. Амир не без трепета последовал за Карим-бхаем и Хасмином. Лодка качалась на воде. Ему представилось, каково свалиться через край в соленую пучину.
С близкого расстояния море выглядело более пугающим. Бескрайним. Темным. Реки Мешта, ближайшее из приходивших на ум сопоставлений, не могли сравниться с ним ни глубиной, ни шириной. Там всегда было видно землю. К тому же по рекам Мешта Амир всегда путешествовал в обществе двух десятков других носителей, часть из которых принадлежала к местным. У себя в Чаше аппа учил Амира плавать в узком коламе. Это был бак с водой не больше двадцати футов в длину и пяти в ширину. Вода в нем воняла после стирки, а к бортикам прибивался мусор.
Но тут был не колам и не узкие реки Мешта. Перед ним лежал бескрайний океан, неизмеримая бездна. И хотя Амиру доводилось несколько раз бывать в этой части побережья, его страх перед морем не убавился.