В то время как меньшие острова выглядели покинутыми – на них не было ничего, кроме немногочисленных разрозненных лодок и разломанных пристаней, – большой остров раскинулся впереди, на подпорках встающих из моря гигантских каменных столбов. Каменные столбы образовывали вход в бухту, их подпирали высокие утесы, а за ними тянулась полоса белых дюн, испещренных точками бревенчатых строений.
У входа пришельцев встречали ряды галер с небольшими патамарами и пирогами по флангам. В песчаное дно бухты были вбиты причальные сваи, и ранние пташки на кораклах и катамаранах уже отдавали швартовы. Где-то на острове щебетали птицы, повсюду царил дух безмятежного покоя, которого втайне так жаждал Амир.
– Где все? – задался вопросом Карим-бхай. – Уже рассвет. Негоже для чашника долго спать.
Калей провела ногтем по лезвию ятагана:
– Я знаю Мадиру. Если она здесь, то наверняка собрала где-то народ.
– Нам нужно пристать, – предложил Амир. – Двое из нас носители. У них нет права не пускать нас. Нам нечего скрывать.
После долгих колебаний Амир и Карим-бхай обогнули бухту с запада, затем повернули на север, чтобы подойти к острову с самой лесистой стороны. Туман начал сгущаться. Он опускался, подобно упавшему облаку, с горы в середине острова, неся с собой холод, с которым Амир не имел намерения бороться.
Туман был в Ралухе зловещим явлением. Распространяясь из Внешних земель через границы, он считался дыханием Бессмертных Сынов, исполненным проклятий и чар. Амир был не из тех, кто склонен к суевериям, но сегодня они роились где-то в глубине его души, образуя с возбуждением странную смесь, циркулирующую по венам.
Наполненный ветром парус понес их к берегу. И снова навстречу не попадалось ничего, кроме разрозненных пирог и катамаранов. В беспорядке были расставлены рыболовные сети. Разорванный чаппал плавал на отмели, в обществе пустых бутылок из-под арака. На берегу, подобно неровным отпечаткам ног, виднелись лепешки коровьего навоза. Сохли забытые кокосовые орехи.
Наверное, остатки вчерашних гуляний. Видимо, даже в Черных Бухтах отмечают афсал-дина.
Когда стало мелко, Карим-бхай спрыгнул и начал подтягивать уру к песчаному берегу. Амир и Калей присоединились к нему, а Хасмин смотрел на них так, как если бы считал ниже своего достоинства заниматься столь презренной работой, и не смущался тем, что своим весом утяжеляет лодку, которую остальным троим приходится тянуть к берегу.
Голосу птиц в джунглях аккомпанировал тихий свист морского ветра. На востоке через пелену тумана с трудом пробивались первые солнечные лучи. Пляж представлял собой отличное укрытие для пришельцев.
Прихватив свои пожитки, они миновали границу леса и вошли в джунгли. Хасмин обнажил клинок и шел впереди, сухие ветки потрескивали у него под ногами. Считаные мгновения спустя заросли сомкнулись у них за спиной, снова погрузив их в темноту.
– Кориандр растет здесь, – пробормотал Карим-бхай, когда море скрылось из виду. – В этом лесу. Вот только люди Илангована понятия не имеют, как его собирать.
– Не помню его вкуса, – признался Амир. – Хотя уверен, что пробовал в Чаше.
– Вкус очень большой диковины, пулла, – сказал Карим-бхай. – Аромат редкой специи. Не много ты найдешь в восьми королевствах пиров, где подают блюдо из баклажана, цветной капусты и риса, где – о, в самой-самой гуще – угадывается запах кориандра. Есть мастера пряностей, которые верят, что, когда ешь листья кориандра, возникают воспоминания об иных специях, иных временах. У тех, кто ест пищу с листом кориандра, возникает ощущение, что их как по волшебству перенесли в опиумную курильню.
– Кориандр не числится в составе восьми пряностей Уст, – мрачно заметила Калей. – Тем не менее он признан в писаниях как обладающий большим могуществом и дивной силой. Кощунственно сравнивать его действие с визитом в курильню.
– Ты вообще не способна веселиться? – спросил Амир.
– Кто сказал, что я не веселюсь сейчас? – парировала девушка с кислой миной.
Амир воззрился на нее, она же тем временем отвела нависшую ветку и перешагнула через выступающий корень.
– Пряности Уст – не собственность королевств, – добавила Калей. – Они не предназначены для торговли.
Амир в сердцах срубил ветку шамширом.
– Это не имеет никакого отношения к Устам, тем более что вы нам мало что рассказывали. К тому же Илангован и его пираты поставляют листья кориандра в Джанак и Ванаси в обмен на черный перец и корицу, потому что у них нет другого выбора. Если бы восемь королевств лучше обращались с вратокастой, Илангован этим бы не занимался.
– Он – вне закона, – отрезала она решительно, как бы отсекая любые другие мнения и озвучивая неопровержимый факт.
– Он – это новый закон, – возразил Амир, и Карим-бхай кивнул.
– Он всего лишь бандит и мятежник, – заявил Хасмин, остановившись и поглядев на Амира с чем-то бо́льшим, чем отвращение. – Дайте вашему сброду глоток свободы – и обязательно найдется тот, кто убедит остальных пренебречь своим долгом и восстать против королевств. Убедит забыть, что вы, носители, служите высшей цели, забыть, ради чего вы появились на свет, за что должны быть благодарны. Он ведь тебе кажется чем-то вроде героя, да? – Хасмин ухмыльнулся. Когда они углубились в джунгли, по лицу его потекли капли пота. – Ты думаешь, ему по силам изменить уклад, просуществовавший тысячи лет, и все благодаря тому, что он строит форты в далеких морях, мухлюет с кориандром и воображает, будто заслужил благодарность Уст. Но я тебе вот что скажу: он ничем не лучше твоего отца.
Словно пламя вспыхнуло у Амира под кожей. Ему хотелось идти не разбирая дороги. Карим-бхай положил ему руку на плечо, сдерживая порыв.
– Но я оговорился, – продолжил Хасмин, прорубая себе путь через низкие ветки. – Твой отец был лучше. Лежащее на нем клеймо трусости хотя бы говорит о том, что он не бросил вызов торговле пряностями. Он был верен Устам и предпочел, чтобы его поглотили Внешние земли, а не заклеймил себя позором.
– Ты ничего не знаешь о моем отце, – буркнул Амир.
– Мне известно о нем больше, чем ты думаешь. Исходящая от вас вонь поднимается по склонам Ралухи и доходит до наших ноздрей. И всякий раз это один и тот же смрадный запах. Ты, твой отец, Илангован. Все вы одинаковые. Потомки бессовестных ублюдков! Единственное различие между вами – это способ выказать свою неблагодарность. – Човкидар перевел дух. – Но это не важно. Сегодня восемь королевств соберутся на Совет и найдут способ покончить с Илангованом. Его время на этих жутких островах подошло к концу. Эх! Я уже представляю день, когда этого мерзавца схватят и отправят в Завиток с привязанными к ногам камнями.
– Может, ты его лично туда отправишь?
Неожиданно заросли раздвинулись и из темноты вырвались несколько фигур, вооруженных арувалами[48]. Хотя Хасмин и Калей проворно вскинули оружие, силы были неравными. Из леса донесся топот, и пришельцы как один затаили дух.
В следующий миг они оказались в кольце из двух с лишним десятков противников. Карим-бхай первым поднял руки и упал на землю. Калей и Хасмину приставили к горлу по клинку, и они тоже нехотя опустились на колени. Амир остался стоять, как будто окаменев.
Двое из нападавших расступились, освобождая путь третьему, а тот подошел и остановился в паре футов от Амира. Нижняя часть его лица была скрыта повязкой, голубые, причудливо прозрачные глаза смотрели как будто не перед собой, но куда-то вдаль, в облака. Густые волосы ниспадали на плечи нечесаными кудрями. Через щеку тянулся уродливый рубец. Стараясь не глядеть на самого мощного незнакомца, Амир сосредоточил взгляд на рукояти шипастой палицы в его руке.
– Носитель, – процедил мужчина.
Голос у него был сиплый, как если бы во время чересчур обильного ужина он проглотил куриную кость.
– Мы не замышляем зла. – Амир бросил шамшир и поднял руки. – Я носитель из Ралухи. Этот человек, Карим-бхай, тоже носитель.
Мужчина, казалось, провел языком по нижней губе, как бы пробуя слова Амира на вкус. Его взгляд лег на Хасмина:
– Этот вот в мундире, и метки на нем нет.
– Он из тех, кто желал бы отправить Благословенного в Завиток, Секаран, – заявил один из тех, кто держал меч у горла Хасмина.
– И что, если так? – огрызнулся Хасмин и сплюнул на лезвие.
По знаку Секарана державший меч перевернул его и впечатал рукоять Хасмину под дых. Сенапати рухнул, хватаясь за живот и заходясь в кашле. Человек вытер испачканный слюной клинок о волосы Хасмина.
Амир сложил руки, скрывая злорадство при виде постигшего Хасмина несчастья:
– Этот човкидар с нами, и мы не замышляем зла, клянемся. Мы пришли, чтобы найти одну женщину… Или двух женщин. Они должны были приехать в Черные Бухты. В погоне за листьями кориандра.
Это заявление привлекло внимание Секарана.
– Откуда ты про них знаешь? Они – гостьи Благословенного.
Амир сглотнул:
– Они пришли украсть листья кориандра. Пожалуйста, остановите их.
Секаран поднял палицу и пощупал венчающую ее шипастую сферу. Потом сердито посмотрел на Амира.
– Они гостьи, – повторил он. – Не воображай, будто что-то помешает мне проломить череп носителю, и в следующий раз подумай, прежде чем обвинять Благословенного в близорукости. А теперь назови истинную причину, приведшую сюда тебя и твою маленькую шайку.
Его взгляд скользнул по Калей, потом по испачканному слюной Хасмину и наконец остановился на Карим-бхае. Пульс у Амира забился как бешеный. Он знал, что не может рассказать никому из своих спутников об истинных намерениях Мадиры. В голове до сих пор ощущалось присутствие Уст – ощущение, которое ему не хотелось передавать кому-либо другому. Как если бы он был носителем смертельно опасной заразы. Ему страшно было лгать людям с мечами, но к его горлу, а также к горлу дорогих ему людей уже был приставлен меч.
Амир медленно покачал головой:
– Пожалуйста, поверь, я сказал тебе правду. Мы пришли помочь и предупредить Илангована. Найдите его и скажите, чтобы он не доверял Мадире и Харини. Они здесь ради кориандровых…