«Быть может, он просто хотел показать тебе, как ничтожна твоя жизнь перед лицом непроницаемых Внешних земель. Показать, что природа всегда побеждает».
– Мать тоже радовалась, что у меня наконец появилась цель, – продолжила Калей. – Что я служу Иллинди самым почетным из способов. Только один человек был против.
– Мадира, – прошептал Амир.
Девушка кивнула:
– Впрочем, она ничего не сказала. Даже как блюстительница престола. Только тихо склонила голову в день моего посвящения. Тетя благословила меня и заметила, что это к лучшему. Я ненавидела ее тогда. Ненавидела, но по-прежнему хранила ее секреты.
Амир тактично вскинул брови.
– Тетя… она делилась со мной всем, даже в самые хлопотливые дни правления. Рассказывала, что ела, что собирается надеть, что ей по нраву и что нет, передавала слухи при дворе, открывала тайны специй, поведала обо всем, касающемся духов и масел. Она раскрывала передо мной все свои секреты и не просила ничего взамен – только чтобы я держала ум открытым. Я знала о ее презрении к Вратам пряностей. Поначалу мне казалось, причина в том, что они не дают ей, нам, исследовать дебри. Стремление к странствиям заложено в природе человека, говорила она. Я чувствовала, что внимаю соблазнительным речам, пока мы заплетали друг другу волосы, играли в палланкужи и плясали, как дикие павлины, за закрытыми дверями наших палат. Она совершала вылазки за стены. В Ранагале. Я была ребенком. Я верила ей. Я впитывала ее рассказы о Внешних землях. Со временем эти разговоры становились все хуже. Она говорила опасные вещи, а я? Маранг и отец учили, что моя обязанность – заставить молчать тех, кто произносит подобные речи. Но я… Я не могла. Мне всегда казалось, что тетя просто поддалась пустым желаниям. Беспочвенным надеждам. Это были те вещи, которые она не могла изменить, даже будучи блюстительницей престола. Я же служила ей шлюзом, старым архивом, куда складывают дела о прошлых неудачах. И потому я молчала, даже после вступления в ряды юирсена. Ничто из сказанного тетей не дошло до моего отца. В этом была первая моя ошибка.
Калей испустила тяжелый вздох.
– Второй моей ошибкой было промолчать даже после того, как она повстречалась с тем злополучным человеком из Ранагалы.
– Что? – Амир сел на кровати.
– С варваром, который изображал торговца и доставлял ей виноград, миндаль, белый перец, кардамон, арахис и яблоки, а попутно украл ее сердце. Она вздумала выйти за него замуж. Вот только Кресла никогда не дали бы разрешения на подобный союз, даже если речь идет о блюстительнице престола.
У Амира голова пошла кругом. Человек из Внешних земель. Поставщик специй.
– И тогда она сбежала, – предположил он, стараясь унять пульсацию в голове.
Не казалось разумным перебивать Калей вопросами в такой момент.
– Не сразу. Только после того, как Маранг все узнал и убил того мужчину. Он принес ей его голову, еще теплую и окровавленную, и напомнил о ее обязанностях блюстительницы престола. Что они заключаются в охране Уст. Мой отец был начеку. Он подозревал, что тетя не в себе, озлоблена и потому способна на опрометчивые поступки. «Она ищет мести», – говорил мне он. И наказывал зорко следить за ней, пока они с Марангом укрепляют охрану Уст еще большим числом юирсена. На исходе каждого дня он неизменно расспрашивал меня, о чем говорила сегодня тетя, какое у нее настроение, не встречалась ли она еще с кем-нибудь из незнакомцев.
Но ничего не происходило. Мадира была невозмутима, как тьма, и исполняла возложенные на нее обязанности с покорностью машины, разливающей вино. В какой-то момент я решила, будто она совсем позабыла о случившемся. Так я и сказала отцу. Что тетя и не помышляла покинуть трон. Что долг перед Иллинди превыше всего в ее сердце. Но однажды вечером тетя подошла и сказала, что прощает меня за то, что я выдала тайну ее любви Марангу. Я… мне нечего было сказать. Потому что я не делала этого. Я поверить не могла, будто тетя думает, что это я рассказала все Марангу. Я отправилась к отцу и сообщила, что Мадира больше не доверяет мне. Ко времени, когда мы пришли в королевские палаты, она… ушла. Сбежала. Получилось так, что я была последней, кто говорил с ней.
Это было… Я и представить не могла, что она покинет Иллинди. Что во имя любви или мести она отречется от всего – от родины, от меня, от веры – и выдаст наш секрет восьми королевствам. Маранг был уверен, что она давно замышляла это. Кресла согласились. Мой отец согласился. Эти события предвещали катастрофу для торговли пряностями, но не означали конца света. Мы все еще могли остановить ее. В прошлом юирсена удавалось помешать иллиндианцам обрушить торговлю пряностями. Но чтобы… вовсе уничтожить Врата пряностей… Я поверить не могу, чтобы моя тетя…
Калей утерла слезы и смутилась, как если бы предстать перед Амиром заплаканной было ниже ее чести и достоинства. На лице ее проступила маска суровости, под которой она спрятала остатки обнаженной чувствительности.
Не в первый раз с того бурного утра на корабле Амир попытался представить, каково это будет – вовсе не иметь Врат пряностей. Его ум не мог вместить такую возможность. Он испытывал странное ощущение, позволяя воображению играть с этой мыслью.
Она кажется почти такой же невероятной, какой казалось существование Иллинди несколько дней тому назад. Невероятной, как наличие специи, способной совпадать по вкусу и запаху с любой другой специей. Не проходит и дня, Амир из Ралухи, как ты ниспровергаешь одну невероятность за другой.
Отныне никакого носительства! Свобода от Чаши. Завтра, которое он не в силах вообразить во всех деталях, лишь в ярких фрагментах струй источника, забившего из ниоткуда. Чувства переполняли его, не давая придать им форму и вписать в реальность. Врата, он, должно быть, грезит. Осуществив свое намерение, Мадира… избавит всех до единого чашников от их мук.
Но если у нее не получится… если она потерпит неудачу…
Разумеется, ее ждет неудача. Как можно уничтожить Врата пряностей?
И что еще важнее: с чего ей вообще захотелось это сделать?
– Юирсена, – устало промолвил Амир, сжав руками голову и откидываясь назад на подушку. Ему казалось, что череп вот-вот разлетится на тысячу осколков и его нужно скорее уложить на что-то мягкое. – Сколько еще времени до их отправки?
– Двенадцать дней.
Дав этот ответ, Калей задышала чаще. Ее готовили к этому. Ее ум затачивали под подобный сценарий. Амир видел, как в ней борются противоречивые стремления. Сложно сказать, где кончается послушница юирсена и начинается племянница Мадиры, танцующая в тиши королевских покоев в Иллинди. Но сейчас, пока она стояла у окна, истерзанная рассказанной ею самой историей, Амир понимал, что ей хочется покончить с этой двусмысленностью, найти предлог порвать с привязанностью к тете, если эта привязанность еще сохранялась. С былыми заблуждениями покончено. В ней не осталось места ни для чего, кроме стремления выказать себя достойной воительницей юирсена.
По совести признать, для Амира это ничего не меняло. Мадира все еще не поймана, и если юирсена придут, то убьют всех и вся, кто знает про Уста и Иллинди.
И этот список имен стремительно разрастается, не так ли?
При этом, если все, во что он верит, имеет хоть какой-то смысл, Врата пряностей будут стоять как стояли.
В голове звучал голос Маранга, перечисляющий варианты, которые есть у Амира. Какое на самом деле имеет значение, что делает Мадира? По сути, она просто женщина, обезумевшая от несчастной любви, лишенная семьи. Она ведет нелепую вендетту – Амир слишком долго лелеял подобные чаяния, чтобы научиться отличать реальность от вымысла, – продиктованную страданиями израненной души.
Помешать Калей убить Мадиру на корабле было поступком опрометчивым. То был наивный и отчаянный порыв, продиктованный надеждой и любовью.
Но тогда…
Почему Калей поколебалась? Только потому, что Мадира ей родня?
Он посмотрел на Калей. Она пристально вглядывалась в морскую даль, и Амир был уверен, что девушка утаила от него часть истории. Почему ее вовсе не так удивило признание Мадиры в стремлении уничтожить Врата пряностей, как это произошло с Амиром? Потому что прежде та наверняка говорила Калей о своей нелюбви к Вратам. Но Амир знал кучу народа, кому не нравились Врата. Чаша кишела такими людьми, а если присмотреться, то и среди высокожителей найдутся такие, кому не слишком по нраву тесные отношения с другими королевствами.
И что означает ее фраза, что Маранг и Файлан укрепляли охрану Уст еще большим числом юирсена?
Нет, эти вопросы нельзя задавать все сразу. Только не когда Калей переживает конфликт противоборствующих эмоций, странствует по бескрайним пространствам уязвимости и предписанного долгом гнева. Хрупкую связь, установившуюся между ним и девушкой можно разорвать в мгновение ока, и стоит Амиру выказать неохоту к дальнейшему исполнению возложенной на них священной миссии, дело может закончиться тем, что предназначенный для Мадиры ятаган погрузится в его собственную грудь. Он уже испытал один раз судьбу, помешав Калей убить Мадиру. Второго раза ему не пережить.
Он осознал вдруг, что Калей в свою очередь смотрит на него, как если бы не желает упускать из поля зрения. Не раз и не два он давал ей доказательства, что способен исчезнуть, а теперь деятельно помешал ей исполнить ее – нет, их – миссию. Вероятно, девушка считает его неустойчивым и опасным типом, а быть может, даже сомневается в мотивах, коими он руководствуется.
Врата, но и без него она совершенно беспомощна. Наверняка это так – иначе почему она до сих пор здесь?
Амир еще раз подумал об остающемся у них сроке, с тревогой, унять которую не помогали все эти приступы неуверенности. Двенадцать дней. У них двенадцать дней, чтобы остановить Мадиру.
Дверь в комнату открылась, и ввалился Карим-бхай. Амир порадовался, что ему не придется больше находиться с Калей наедине. Старый носитель выглядел изможденным и беспокойным, но был жив. Амир улыбнулся в душе, хотя на лице изобразил обиду.