– Ты столкнул меня с корабля! – с укором заявил он.
Карим-бхай улыбнулся, наблюдая вполглаза за Калей, в одинаковой степени опасаясь ее клинка и выражения лица.
– Я тебе жизнь спас, пулла. Орбалуну удалось вызволить лишь немногих из нас. Остальным из вратокасты повезло меньше. Секарану и прочим предстоит отправиться в Завиток. Они теперь Обреченные.
У Амира сжалось сердце из сострадания к людям, которых он знал буквально считаные минуты и которые заковали его в цепи. Он боялся, что этим закончится. Но верх взяло самое серьезное из опасений.
– Что с Илангованом?
Карим-бхай покачал головой:
– В темнице. Сегодня на пиру его поставят перед блюстителями престолов. По крайней мере, так говорит Орбалун.
Поставят… Чтобы публично казнить.
Амир всегда стремился раздобыть Яд: один маленький флакон дал бы возможность его матери пройти через Врата пряностей и попасть в другую землю. Но за Илангована он переживал мало. До встречи с Харини в тот судьбоносный вечер в киле Халморы Илангован казался ему неуязвимым, легендарным; фигурой, вышедшей из былого и обретшей в Чаше бессмертие, человеком, которого нельзя удалить с берегов Джанака, революционером, выступившим за дело вратокасты, способным дать носителям безопасный приют и право вести жизнь вольную, пусть и не лишенную трудностей.
Сложившееся в нем убеждение не поколебалось: без Илангована Черные Бухты не выживут. Перед его мысленным взором проходили вереницы людей из вратокасты, которых сажают на Корабль Обреченных, связанных по рукам и ногам, с обритой головой, и под конвоем джанакских галер отправляют в Завиток. Им предстоит выплыть с другой его стороны… где у них не будет больше направляющей воли Илангована.
Он чувствовал себя несчастным и заслуживающим презрения – в мягкой и теплой постели, с прекрасным видом на море. Это не жизнь для носителя, даже если в глубине души он грезит о таких удобствах. Нет, жизнь, по представлениям носителя, должна быть простой, ее украшают уважение и достоинство. И еда. Всегда много еды. При этой мысли на губах выступила улыбка, но он согнал ее, сознавая, что далек от понимания реальности. И ускользает от нее все дальше.
Возникло неприятное ощущение затягивающейся на шее петли. В голове эхом раздавался топот ног юирсена и их жутких зверей в пещерах под горой Илом. Амир сглотнул, испытывая страх при мысли, как быстро был лишен способности действовать. И не кем-то поблизости, но самим миром.
Амир принял эту мысль, и она тут же пришла в столкновение со странной подавленностью его эмоций. Он не ощущал ни гнева, ни боли. Где-то в сырых подземельях у тюремщиков-джанакари томятся люди, с которыми он связывает свое будущее, их ждет публичная казнь или отправка в Завиток. Но почему руки у Амира не дрожат? Почему он не хватает Карим-бхая за шкирку и не требует сделать что-то, чтобы спасти Илангована и Черные Бухты?
Он позволил Мадире влезть к нему в голову.
Стоит ли этому удивляться, если принять во внимание, как много других – Маранг, Уста, Харини, Хасмин, мать, Кабир… отец – тоже избрали ее местом своего обитания.
Карим-бхай уловил, похоже, терзания Амира.
– Ты снова о нем думаешь.
Амир вынырнул из своих мыслей. Опять накатил гнев, и он почти обрадовался этому.
– Коне… конечно думаю. Как же иначе? Илангован был моей надеждой. Зачем иначе мне все это? Зачем стал бы я бегать за чужестранкой из девятого королевства, пытаясь убить ее, – и это я, никогда не подносивший ножа к горлу, – при этом поставив все на кон?
– Ты все еще способен получить все, что хочешь, пулла. Охота за этой женщиной не твоя забота.
– Еще как моя. – Амир бросил взгляд на Калей. – Опрометчиво отправившись в Иллинди на поиски Яда, я возложил эту ношу себе на плечи. А в результате моего решения это отныне ноша всей моей семьи. Теперь я понял это. Изменить мне ничего не по силам. Я вынужден следовать по этому пути, даже если не способен остановить Мадиру.
– У тебя был шанс, – буркнула Калей. – И как ты им распорядился?
– Верно, пулла, – согласился Карим-бхай, лишь усилив страдания Амира. – Почему ты помешал ей убить Мадиру?
Амиру хотелось еще глубже провалиться в кровать. Карим-бхай не слышал заявления Мадиры о ее намерении уничтожить Врата пряностей.
«И это гложет тебя теперь, – сказал он себе. – Разрастается, крепнет. Боишься ли ты, что такое возможно? Идиот, идиот».
В присутствии Калей более разумным казалось воздержаться от прямого ответа.
– Я… Мне показалось, что убить ее будет неправильно, – солгал Амир. Затем, решив придерживаться придуманного курса, накинулся на Калей: – Как вообще ты могла поднять на нее руку? Она ведь твоя тетя. Она растила тебя. Для меня она никто, но при всем том это человек, и я не желаю пачкать кровью свои руки. Я… я не из таких. Мы можем просто остановить ее, схватить. Доставить обратно в пещеры. Упросить ее…
Калей рассмеялась, утирая с глаз слезы:
– Ну ты и шутник. Нет иного способа остановить мою тетю, кроме как убить ее. Если не в честном бою, так хитростью. Но и это непросто. Она воительница, не знающая равных. Она владеет мечом даже лучше, чем мой отец. Или даже Маранг. Никто не может одолеть ее в поединке. Даже у самых отважных из юирсена нет шансов против ее мастерства.
– Но тебе, похоже, удалось выстоять в бою с ней.
– Только потому, что у меня имелся свой расчет. – Калей хмыкнула. – Я – ее слабость. Она не поднимет на меня руку. Вот почему Маранг и выбрал мою кандидатуру.
– Я думал, он послал тебя с целью испытать твою преданность юирсена.
У Калей задрожала губа. Она с такой силой вцепилась в оконную раму, что едва не сломала ее.
– Я не обязана никому и ничего доказывать. Маранг полностью доверяет мне. Как и Уста.
Амира это заявление не убедило, хоть он и сглотнул нервно при упоминании об Устах, этой живой, дышащей сущности, способной судить своих адептов. Это неожиданно разозлило его.
– Как скажешь, – отрезал молодой человек. – Но позволь задать вопрос. Что, если ты ошибаешься? Она ведь убила твоего отца, а он был для нее таким же членом семьи, как ты. С какой стати ей щадить тебя?
Калей заскрежетала зубами и взглядом попросила Карим-бхая вмешаться. Но Амир знал – его друг предпочтет провалиться сквозь землю, нежели встревать в такие скользкие дела.
– Можешь поверить мне на слово, я знаю разницу, – заявила девушка. – Тетя не убьет меня.
Но семя сомнения было посеяно, и Амир счел это за благо. Поверила Калей, что Мадира не убивала Файлана? Что это был несчастный случай? Амир видел только кровь на груди Файлана, но не знал причины ее появления. Может, рану нанес кто-то из халдивиров. Возможно, это была Мадира. И не исключено, что не тот и не другая. В силу трагического стечения обстоятельств Калей оказалась вырвана из древнего государства и брошена в круговерть восьми королевств. Так или иначе, проявленное ею колебание на корабле не вызывало сомнений, и теперь постоянное допущение иной возможности подтачивало ее сердце, – так трепещет фитилек свечи, прежде чем заняться ярким пламенем.
Девушка повернулась и направилась к двери. На пороге Калей остановилась, и Амир испугался, что она готова нарушить их необъявленное перемирие, их молчаливую зависимость друг от друга. Ее взгляд опустился на мгновение к висящему на поясе тальвару.
– Только не вставай у меня на пути сегодня ночью, – вот и все, что она сказала.
Калей ушла, захлопнув за собой дверь, и Амир облегченно выдохнул.
– Хо, пулла. – Карим-бай тоже вздохнул, привалился к стене и снял тюрбан. – Зря ты ее так дразнишь. Она дерется как рыба, танцующая в воде.
– Я хотел, чтобы она оставила нас одних. Это был единственный способ.
– А если она решит, что с нее хватит?
Амир сжал колено и осторожно почесал рану.
– Не решит. Я ей нужен. Без меня она до Мадиры не доберется.
Карим-бхай не выглядел убежденным.
– Это все громкие слова, пулла. Тебе стоит напомнить, кто мы и где мы. Мой ум и без того в смятении – в свете всех тех вещей, что выплыли наружу. Девятое королевство и этот… олум, или как там его называют. Я ежеминутно обращаюсь к Устам с мольбой пощадить твою жизнь и мою собственную. И впервые, сидя в тени не кого-то, а самого махараджи Ралухи, я… я не испытал никакого благоговения. Страшные назревают события, и ни к чему нам лезть в дела высокожителей, пулла. Так что старайся не ляпнуть чего-нибудь опрометчивого, вдруг не тот человек услышит твои слова и увидит губы, с которых они слетели. Эта быстроногая понну[52] из Иллинди опасна во многих смыслах, и бьюсь об заклад, что, даже наполнив ей до отказа брюхо бирьяни, ты не заставишь ее отказаться от того, чего она хочет.
– Сердце ее не лежит к этому делу, – возразил Амир твердо. Он пришел к этому убеждению во время спора с Калей. – Маранг послал ее в расчете, что жажда мести пробудит в ней ненависть. Но он не учел, что, увидев восемь королевств, Калей может избавиться от иллюзий. Она больше не слепая прислуга. И к тому же она племянница Мадиры, и та по капельке отравляла ей ум.
Карим-бхай покачал головой:
– Хо, если этот Маранг так умен, как ты говоришь, едва ли он поручил бы мятущейся душе дело, от которого зависит весь мир, пулла.
– До тех пор, пока они верят, что цель Мадиры – открыть тайну Иллинди восьми королевствам, поручил бы. Хо, я сам так считал. К тому же Маранг изначально был против, помнишь? Он сразу послал бы юирсена, если бы я не уговорил его. Но…
– Что – но?
Амир сделал глубокий вдох. Боль в затылке вернулась. Наступил момент, ради которого он изгнал Калей из комнаты. Нужно рассказать Карим-бхаю. Он должен рассказать хоть кому-нибудь. Знание разъедало его, саднило, как царапина на коже, которую расчесываешь снова и снова.
– Как думаешь, Врата пряностей можно уничтожить?
Карим-бхай посидел с минуту в полном молчании, а в следующую – разразился таким хохотом, что слезы брызнули из глаз.