Что еще сильнее удивляло Амира, так это бездействие Харини и Мадиры. В зале собрались блюстители престолов всех королевств, но женщины не спешат раскрыть перед ними тайну олума и Иллинди. Мадира вроде бы как предпочитает оставаться в тени, держаться позади Илангована, организуя представление, но не принимая участия в нем.
У них имелась возможность похитить листья кориандра, но вместо этого они захватили Илангована и намерены обменять его на меч и несколько кораблей. Это не имело смысла. Впрочем, Амир никогда не был сведущ в премудростях торговли пряностями. Блюстители престолов разговаривали на непонятном ему языке. Огорчала молодого человека не неспособность понять их речь, а то, что на этом языке заговорила Харини. И ему захотелось вдруг – сильнее, чем когда-либо прежде, – овладеть тайной наречия высокожителей, хотя бы только чтобы общаться с возлюбленной.
Если будущее Амира станет товаром в этом торге, ему хотелось знать почему.
Ропот в толпе усилился. Сильмеи осклабился. Но прежде, чем он успел возразить, рани Зариба, угадавшая возникшее напряжение, вскинула руку, призывая к тишине.
– Ты свершила то, что не удалось никому из нас. Посему требования твои разумны. Я исполню твои желания. Меч и корабли твои, пусть я и не понимаю, чем может оказаться полезен тебе клинок моих предков. Он висит здесь на стене уже тысячу лет.
– Он шикарно выглядит. – Харини улыбнулась.
Зариба помедлила, как если бы ответ не устроил ее. Но быстро подавила сомнения и вернулась на трон. Обогнув Коричный престол, она сняла меч с вбитых в стену крюков. Рани обращалась с ним бережно, как и следует, когда имеешь дело с древней реликвией, но ни единым намеком не выдала своих чувств. Не задав больше ни одного вопроса, она поднесла клинок Харини. Но Амир ощущал беспокойство, гложущее Зарибу. Ей, видимо, тоже очень хотелось раскрыть загадку, стоящую за столь неожиданными требованиями Харини.
– Спасибо, махарани Зариба. – Харини снова улыбнулась. – Ты очень любезна.
Она передала меч Мадире, а та подвесила его к поясу и осталась с видом скромной служанки стоять позади Илангована.
Не тронутая лестью Зариба обогнула Харини и встала рядом с Мадирой, внимательно разглядывая блюстительницу престола Иллинди. Амир силился понять, известно ли ей, кто такая Мадира на самом деле. Спустя миг его сомнения развеялись.
– У тебя отважная кузина, Харини. Почему нам никогда не доводилось встречать ее прежде?
Мадира выглядела заметно старше Харини, и это указывало на слабое звено в лживой истории принцессы. Но когда Харини заговорила, в голосе ее звучала безмятежная уверенность.
– Она была… Э-э… Давайте просто скажем, что она была не на хорошем счету у моих родителей. Они были слишком близорукими, чтобы разглядеть достоинства Суасини, и никогда не приглашали ее на праздники. Но теперь, когда в мантию облачилась я, мне хватает ума включать в ближний круг любого, кто стремится к возрождению славы Халморы и способен подать ценный совет. На деле, если бы не она, Илангован не стоял бы здесь сейчас вот так – на коленях перед вами.
Амир понимал, что ее слова – и их посыл – дошли до ушей каждого. Врата свидетели, это терзало его. Все кости в его теле сокрушались. Даже будущее в Черных Бухтах включало в себя Харини. Пусть Карим-бхай тысячу раз призывал его не доверять привыкшим к своему привилегированному положению высокожителям, Амир упрямо возражал, что Харини не такая, как прочие. Что она на самом деле переживает за Амира и других носителей. А теперь? Харини больше не казалась той юной девушкой, с которой они гуляли в темноте по садам Халморы. Любование дождевыми червями и нарциссами стало прошлым, воспоминанием, которое сложно связать с реальностью. Она теперь блюстительница престола во всех отношениях, кроме официального титула. И чем более царственной становится, тем меньше напоминает ту особу, в которую некогда влюбился Амир. Она как плод, с которого сползла тонкая кожица, открыв семя в твердой оболочке.
На один краткий миг Амиру показалось, что Харини посмотрела на него. И медленно повела головой, как бы на самый потаенный лад умоляя возлюбленного не терять веры в нее. Слова, сказанные ею в дарбаре Халморы, должны чего-то стоить, разве не так?
Он моргнул, а когда открыл глаза, то не увидел лица Харини. Ее заслонила Зариба. Она подняла руки Харини и сжала их:
– Добро пожаловать в Совет торговли пряностями, махарани.
Орбалун присвистнул и расплылся в широкой улыбке:
– Все прошло довольно гладко. А теперь вопрос, Зари: ты так и намерена морить меня и гостей голодом? Не отправить ли нам Илангована в его камеру? Мой взгляд так и тянется к каруваду, которое приготовили твои повара. Это все же пир как-никак.
Напряжение в дворцовом зале несколько рассеялось. Крышки на сосудах с пищей были подняты, соблазнительные ароматы поплыли по воздуху, подаваемые вполголоса реплики зазвучали более оживленно.
Зариба хлопнула в ладоши, и на середину зала вышли около дюжины солдат-джанакари.
– Отведите его в темницу. Выставить караул из полудюжины човкидаров, но пусть главными его тюремщиками станут холод и темнота. Раздеть его донага и не давать ничего, кроме чашки воды.
Никто, даже Орбалун, пусть и явно опечаленный, не стал оспаривать жестокость Зарибы. То было ее королевство, а Илангован в их глазах был самым настоящим преступником. Амиру оставалось лишь стиснуть зубы и опустить пониже голову, так как, подняв взгляд, он не смог бы уже сдерживать рвавшиеся с языка гневные слова.
Мадира безупречно играла роль молчаливой кузины. Амир почти не мог найти признаков, выдававших таившуюся в глубине мрачную правду. Их разделяло меньше десяти футов. Все, что нужно, – это броситься и схватить ее.
А что потом?
Что может сделать он в кольце блюстителей престолов, внезапно заплясавших под дудку Харини и Мадиры? Ее мелодия оказалась посильнее, чем сочиненная самой великой устад. Он и так уже исчерпал запас милостей, которые пожаловал ему и Карим-бхаю Орбалун, пригласив их на этот праздник. Оставалось только стоять и смотреть, понимая, что малейший проступок закончится арестом и он разделит судьбу собратьев по вратокасте, ожидающих казни в Завитке. Ирония судьбы, которая наконец соединит его с Илангованом.
Даже Орбалун ничего не предпринимает. Не хочет рисковать перед лицом других блюстителей престолов? Недовольство собственных министров в Ралухе, неудачная башара и ожидающее впереди пресечение прямой линии наследования наверняка лишили его всякой смелости, которую он еще мог собрать.
Гости потянулись к столам, подливали себе вина или возобновляли прерванные беседы, а Амир потихоньку двинулся к Харини. Это был его шанс. Лишь Вратам ведомо, что они затевают с Мадирой сегодня ночью. Калей нигде не видно, а Карим-бхай как зачарованный восседал в обществе великой устад. Время действовать.
Как будто уловив, что Амир замышляет что-то, Хасмин тучей навис над ним. В грудь Амира уперся конец жезла.
– И куда это мы направляемся?
Амир оттолкнул жезл. На поясе у Хасмина блеснуло что-то – странный инструмент, по виду похожий на подвешенные на цепочке часы. Жезл снова уперся в него. Амир отмахнулся, глядя только на удаляющуюся Харини. Но Хасмин решил, что с него довольно. Он ударил Амира жезлом, схватил за руку и потащил за собой.
– Постой, – прошептал Амир, стараясь не потерять достоинство. Джанакские човкидары, кольцом выстроенные по дворцовому залу, довольствовались тем, что наблюдали за драмой, разворачивающейся у них перед глазами в минувший час. – Ты не понял. Отпусти меня! Га! Ты…
Амир оглянулся, ища глазами Орбалуна, но тот удалялся с толпой королевских особ, не замечая постигшей Амира беды. Сердце заколотилось. Он пытался высвободиться из хватки Хасмина, но начальник човкидаров держал крепко.
Они были почти уже на пороге, когда Хасмин остановился.
– Махарани, – прохрипел он.
Путь им преграждала Харини.
– Мне нужно переговорить с этим носителем, – обратилась она к Хасмину. – Отпусти его.
Хасмин тут же выпустил руку Амира. Он видел, как Харини вела себя перед лицом других блюстителей престолов, и, хотя Хасмин был раза в три старше девушки, воспоминание о ее участии в захвате Илангована заставило его замолчать.
Амир поморщился, потирая руку в том месте, где ее сдавил Хасмин. Опуская ее, он коснулся пальцами сферы, болтающейся у сенапати на поясе, и без помех сдернул, пока внимание Хасмина было сосредоточено на Харини. Сунув инструмент в карман, Амир как ни в чем не бывало улыбнулся начальнику човкидаров:
– Два блюстителя престолов из восьми. У тебя внутри все переворачивается, наверное.
Хасмин ожег Амира полным ненависти взглядом, потом, уже скромнее, посмотрел на Харини и отступил туда, где стояли солдаты-джанакари. Харини взяла Амира за руку и увлекла в тень колонны, где их не могли слышать човкидары.
У Амира сердце готово было выскочить из груди. От Харини пахло розмарином и сандалом, и впервые за вечер ему удалось забыть о пропитавшем весь дворец аромате корицы.
Но не успел он открыть рот, как Харини обвела взглядом королевских особ и министров, собравшихся возле слуг с подносами и столов с яствами, а потом впилась глазами в Амира:
– Откуда ты узнал про Мадиру?
– Могла бы начать с комплимента получше, – сухо ответил Амир.
– Амир, я серьезно. – Харини смотрела сердито. – Ты должен мне сказать, откуда ты узнал про нее и про Иллинди. Это тайна, известная очень немногим. И чрезвычайно опасная притом. Быть может, во всем этом дворцовом зале Орбалун единственный, кто…
– Харини, я по горло сыт допросами, – прошипел Амир, высвободив руку. – И чувствую, что пришло время самому спросить кое о чем. Почему вы похитили Илангована и передали его джанакари? Что делали вы в Завитке? Что вы с Мадирой затеваете? Правду ли сказала она тогда на корабле – что она собирается уничтожить Врата пряностей? Но это… это ведь невозможно!
Харини закусила губу, бегло огляделась, проверяя, не подслушивают ли их.