– Значит… Значит ли это, что высокожители лгут? Нам и всем прочим? Когда говорят, что жизнь во Внешних землях невозможна?
– Лгут? – Мадира хмыкнула. – Нет, Амир. Они не лгут. Жить в месте, которое ты называешь Внешними землями, нельзя. Мне с твоим отцом удалось повидать лишь толику этой жизни. Местность суровая, во многих местах совершенно непроходимая, и самое главное – созданные прихотью Уст Бессмертные Сыны вечно начеку. Именно этого хотят Уста – разделения. Хотят дальнейшей изоляции носителей от остальных. Поддерживают убеждение, что жизнь в Ранагале или за Завитком невозможна. Чтобы любую альтернативную реальность нельзя было реализовать, а реализовав, нельзя ею поделиться. Вот почему твой отец не смог найти дорогу обратно в Ралуху. Ведь если бы ему удалось, он дал бы носителям шанс бросить их обязанности – обязанности, возведенные на костях несправедливости и оттиснутые на страницах писаний.
Амир замотал головой, не в силах принять ее слова:
– Но ты-то прошла. Ты пересекла Внешние земли.
– Дорогой ценой. И не без помощи твоего отца. И не без помощи многих других, тех, кто десятилетиями, веками и поколениями сражался против порабощения. Мы оба помогали друг другу во имя надежды, давно горевшей в наших сердцах. Он погиб, сражаясь против Бессмертных Сынов. И одного из них убил – того, которого называли Змеиным Исчадьем.
Карим-бхай не лгал. Аппа неизменно мечтал о мире без Врат пряностей и сгинул в тернистой пропасти между воображением и реальностью, перебросить мост через которую всегда так трудно.
Амир упал на колени и сжал голову руками:
– Этого всего слишком много.
Мадира улыбнулась:
– Илангован повел себя точно так же, когда мы с Харини поведали ему правду в Черных Бухтах. Вот почему он и согласился пойти с нами на свой корабль. Не потому, что мы похитили его, но потому, что он согласился сдаться, если я покажу ему путь через Завиток и то, что лежит по другую его сторону.
Амир живо представил корабль Илангована, исчезающий в шторме Завитка. Секаран отказывался поверить в то, что они пересекли барьер.
– Я намерена пройти этим путем, – продолжила Мадира. – Если хочешь проверить, следуй за мной, Амир. Или отойди прочь с моей дороги.
Мадира извлекла из деревянной шкатулки второй предмет – сложенный лист бумаги.
– Это карта Ранагалы, ее копию я оставила во владении блюстителя престола Ралухи.
Амир кивнул:
– Махараджа Орбалун показал ее мне.
– Если ты в самом деле хочешь увидеть, каково жить в этих Внешних землях, возьми у Орбалуна карту и следуй за мной. Если мой план увенчается успехом, юирсена никому уже не причинят вреда. Но чтобы так и произошло, Амир, власть Уст должна закончиться. И именно я положу ей предел.
Харини, молчавшая все это время, бросила искоса взгляд на блюстительницу престола Иллинди. За минувшие дни между двумя женщинами установилось, похоже, некое взаимопонимание, и присутствие Амира явно нарушило его.
– Илангован наверняка вернулся в Бухты, – пояснила Мадира спутнице. – Теперь Зариба едва ли отдаст нам корабли. Но меча должно быть достаточно. Это выгодная сделка.
– Меч более важен. – Харини печально вздохнула. – Но мне все-таки хотелось бы добиться исполнения сделки, которую мы заключили касательно духа торговли пряностями. Ради Халморы.
Без всякого предупреждения Мадира обняла Харини, застав ее врасплох. Лишь мгновения спустя та в свою очередь обвила руками спину Мадиры, прикрытую копной спутанных волос.
– Спасибо, – прошептала Мадира. – Без тебя я бы не справилась.
– Нам еще очень многое предстоит сделать, диди, – проговорила Харини, высвободившись из объятий и смахнув слезу. – А теперь идем. Время дорого.
– Постойте, – выпалил Амир. Он поднял как свой упавший шамшир, так и тальвар Калей и неловко наставил их на Мадиру. – А как насчет юирсена? Слушайте, у вас двоих могут быть благородные намерения, но это не помешает юирсена устроить резню в восьми королевствах. И убить всех, с кем я о чем-либо разговаривал в последние несколько дней, а то и еще многих. Я не могу… не могу позволить вам уйти, просто полагаясь на верность ваших расчетов. Что, если вы потерпите неудачу?
– У меня нет ответа на этот вопрос, – сказала Мадира. – Но теперь тебе не остановить меня, Амир. Я зашла слишком далеко. Я не позволю пойти прахом тем усилиям, которые уже предприняла, и тем жертвам, которые мне еще предстоят.
Не дав ему времени осознать ее слова, она опрокинула в рот возвращенный Амиром флакон с Ядом. Метнув на завесу горсть гвоздики, специи Амарохи, Мадира сделала шаг назад и упала во Врата.
Глава 19
В былые времена люди бальзамировали тела перцем и отправляли через Врата с гирляндами из имбиря и луковой шелухи – в надежде, что душа покойника встретится с ее создателем. Но единственное, с чем душа встречалась, был талашшукиец на другом конце. Он собирал с трупа все золото и специи, после чего возвращал безутешной семье голого сосунка, дабы родственники решили, что Уста приняли их подношение.
В окружении дюжины халдивиров Харини и Амир вывалились через Врата пряностей навстречу соленому ветру Джанака. Во время перехода Уста снова корили Амира за то, что он позволил Мадире уйти. Он отвечал извинениями и оправданиями. Покалывание в позвоночнике подсказало ему, что в следующий раз боль вернется с прежней силой. Он уповал, что Кабир благополучно добрался до дома.
На небе занималась заря, первые лучи солнца заигрывали с горизонтом. Окружающие Джанак острова, похожие издали на гороховые стручки, оживали в этом утреннем свете, и Амир задумался: посмотрит ли он на них когда-нибудь с тем воодушевлением, с каким смотрел несколько часов назад?
На гребне толпились човкидары. Часть переносила еще не пришедших в себя товарищей в форт на горе, другие наблюдали за Вратами. При виде Харини они напряглись, поклонились и позволили ей и халдивирам пройти. Амир семенил за ними со сложенными ладонями, покорной тенью следуя за Харини.
– Харини! – окликнул он ее, как только они отошли достаточно далеко от човкидаров.
Она остановилась и знаком велела халдивирам идти вперед. Они стояли на склоне, где гребень сходился с тропой пряностей, – в прошлом Амиру никогда не разрешали здесь задерживаться.
– Ты все еще сердишься на меня.
Это был не вопрос, но прозвучало в этом утверждении нечто жалобное, что Амир мог приписать только своей глупости.
В свете восходящего солнца лицо Харини приобрело строгие очертания, как у статуи, колечко в носу казалось реликвией, которую ему хотелось хранить. Волосы у нее были распущены, а сари, блиставшее изумрудом под яркими огнями тронного зала рани Зарибы, после пребывания на талашшукском парфюмерном рынке поблекло. Девушка стала вдруг гораздо сильнее походить на ту Харини, которую он знал, и ему захотелось побыть на этом склоне еще немного.
– Нет, Амир, я не сержусь. Я просто… просто устала. Последние несколько дней выдались очень напряженными. Но по правде сказать, иного я и не ожидала.
– Хо, хо. Я понимаю. Прости. Ну, за все, ты понимаешь.
Харини немного поднялась по склону и встала в паре шагов от Амира:
– Тебе не за что просить прощения. Ты делал то, что считал нужным ради блага своей семьи. Нечестно было с моей стороны требовать доверия от тебя, ничего при этом не объясняя.
Золотой луч упал искоса на ее лицо, морской ветер шевелил волосы. Врата, он готов был любоваться ею вечно.
Но время давило на него не меньше, чем на нее. Напряжение в нем росло, мысли закручивались по спирали, исходя из все более твердого осознания факта, что все события последних дней ему не померещились.
– Ты веришь ей? В самом деле веришь?
Он задал вопрос, на который знал ответ. Это был не более чем бесцельный гамбит, призванный развеять его собственные сомнения. Как сказала бы амма, иногда лук следует поджаривать на медленном огне.
Вопрос заставил Харини задуматься надолго. Как если бы простое «да» казалось ей недостаточным, и его требовалось подкрепить серьезными аргументами. Когда она заговорила, в ее тоне появилась твердость, подобающая блюстительнице престола.
– Ради всех, кто мне дорог, то есть тебя и народа Халморы, – да, я верю ей.
– Тебе никогда не хотелось стать блюстительницей престола, – заметил Амир, польщенный тем, что попал в список тех, кто дорог ей.
Харини хмыкнула.
– И это не та ноша, которую я с охотой на себя взвалила. Мне ненавистно носить это сари. Эти бриллианты. Ненавистно ступать по мрамору во дворце Зарибы и по обязанности соблюдать очаровательные ритуалы.
– Выглядишь ты ужасно, хо. – Амир ухитрился выдавить полуулыбку.
– В отличие от тебя, которому королевская курта очень идет.
На краткий миг Амир напрочь позабыл про Врата пряностей, про Уста, Яд, Черные Бухты, Иллинди и юирсена. Золотой отблеск заката играл на лице Харини, вовлекая его в ее ауру, и все казалось таким неземным, иллюзорным.
А потом реальность разом обрушилась на него.
– Как думаешь, это сработает? – спросил он. – Я имею в виду, что это ведь абсурдно, хо?
Улыбка растаяла на губах Харини.
– Абсурдно? Да. Невозможно? Нет. Амир, я не думаю, что ты способен понять, как много значишь ты в моей жизни. Когда мы впервые повстречались в киле, меня учили презирать таких, как ты. С шести лет меня натаскивали на роль блюстительницы престола. Наставляли на путь, определенный писаниями, где каждая каста исполняет свой долг, и мой долг заключается в том, чтобы править. Для этого я рождена на свет. И все-таки я никогда не ощущала себя той, кем мне полагалось быть. Все, что я видела, – это кила и бесконечные непроходимые джунгли вокруг нее, и все остальное в этом одном цвете – однообразное, но не обязательно… одинаковое, понимаешь? А потом появился ты, и у меня словно разом выветрилось из головы все, чему меня учили. Ты принес с собой слова из далеких королевств, свои бесконечные истории, ты уходил